Страница:
Но солдатики вдруг расступились, давая дорогу начальству.
Величественный прапор подошел вплотную к капоту и застыл, выпучив оловянные глаза и покачиваясь с носка на пятку.
Генерал Митрохин казался по сравнению с ним жалким щенком.
Сообразив, что Знахарь не собирается оказывать сопротивление и не намерен драпать скачками в лес, «Кутузов» соизволил внимательно его рассмотреть. Щурясь, он пристально вгляделся сквозь тонированное стекло.
Потом прапор сделал два шага назад и, наклонившись настолько, насколько ему позволяло огромное брюхо, внимательно прочитал номер автомобиля, беззвучно шевеля пухлыми губами.
Наконец он выпрямился и важно кивнул головой.
Эрекция у автоматных стволов разом пропала. Вместо грозных бойцов на Знахаря с любопытством и завистью смотрели простые деревенские парни. Некоторые из них впервые видели такой важный автомобиль.
Обошли кругом, цокая языками и пуская слюни…
– А ну, бля!…
Начальство профессионально произнесло матерную тираду высотой в пять этажей и длиной в полкилометра. Суть ее свелась к тому, что не хер глазеть, а надо грузить.
– Так точно, товарищ прапорщик! Будет сделано, товарищ прапорщик!… – загомонили бойцы и мгновенно исчезли за кустами.
Их было шестеро, поэтому появлялись они попарно, вынося из-за кустов очередной ящик. Пять небольших прямоугольных поместились в багажник, а один узкий, но длинный – в салон по диагонали. На переднем сиденье разместился небольшой «дипломат», в котором были блоки питания и инструкции. Закончив погрузку, бойцы выстроились в ряд вдоль дороги, переминаясь с ноги на ногу, готовые исполнить любое указание дорогого босса.
Прапор, выставив на них брюхо, рявкнул так, что с ближайших елей посыпалась хвоя. Потом небрежно взял под козырек и испарился. Исчез, растворился, слился с сумраком, сгущавшимся между стволами деревьев…
Выбравшись из чащобы, Знахарь снова оказался на томской трассе.
Километров через пять он въехал в небольшой поселок городского типа, увидел стоявший рядом с шоссе, рассекавшим поселок на две половины, стеклянный павильон, украшенный яркими разноцветными надписями, и почувствовал, что хочет пить.
Остановившись возле павильона, он вышел из машины и, поставив ее на сигнализацию, вошел в павильон. Внутри было жарко, поэтому, купив бутылку ледяного «Нарзана», Знахарь вышел из павильона и, вытерев лоб, откупорил «Нарзан». Сделав несколько сладострастных глотков, он открыл машину и сел за руль. Теперь оставалось только добраться до пристани, а там – на «Аврору» и домой.
Вставив бутылку в специальный держатель, Знахарь завел двигатель и поехал в Томск.
То есть он хотел поехать, уже тронулся, но через секунду услышал, как правое заднее колесо с жующим звуком катится по асфальту на спущенной резине. Этот звук был знаком Знахарю, и он опознавал его сразу.
Только этого еще и не хватало.
Выключив двигатель, он в сердцах ударил ладонями по рулю, затем вынул ключи из замка и, выйдя из машины, пошел открывать багажник, чтобы поменять колесо.
Достав запаску и бросив ее на асфальт, Знахарь вытащил домкрат, присел на корточки у колеса и уже воткнул шток домкрата в соответствующее ухо под днищем, как вдруг иголочка сомнения кольнула его память.
Заднее правое – спущено…
Водитель, матерясь, сидит на корточках и отвинчивает болты, а седой стареющий вор, осторожно подойдя к водительской двери, вытаскивает барсетку и, спокойно отойдя на несколько шагов, убыстряет ход, а затем откровенно убегает. Эту картину Знахарь видел однажды из окна трамвая, сворачивавшего с Тучкова моста к стадиону Ленина.
Знахарь улыбнулся и, демонстративно звякая железками, нагнулся к самой земле. Глядя под машину, он через несколько секунд увидел ноги в кроссовках, которые на цыпочках подошли к водительской двери. Тогда он быстро встал и, сунув руку за пистолетом, но не вынимая его, увидел, как парень в спортивной одежде, просунувшись в салон, тянет за ручку драгоценный дипломат.
Знахарь сделал шаг в сторону похитителя, но в это время почувствовал сильный толчок в плечо и, машинально обернувшись, увидел перед собой крепкого молодого мужчину, который тоже был одет в спортивный костюм. Тот, улыбаясь, схватил Знахаря за плечи и, как бы невзначай отвернув его от машины, стал извиняться и спрашивать, не больно ли он, дурак невнимательный, толкнул уважаемого автомобилиста.
Знахарю стало все ясно, и он, не рассуждая более, вынул «беретту» из подмышечной кобуры и воткнул ее длинный из-за глушителя ствол в мускулистый живот рассеянного пешехода. Улыбка тут же слетела с лица спортсмена, и вместо нее появилось выражение сильнейшей озабоченности.
Развернув его так, чтобы видеть машину, Знахарь увидел то, что и ожидалось. Напарник стоящего перед ним автомобильного вора, спортивный парень невысокого роста, очень быстрым шагом удалялся с дипломатом в руке.
– Позови его, – спокойно сказал Знахарь и для убедительности взвел курок.
Раздался зловещий щелчок. Патрона в стволе не было, но вор не знал этого, да и какая, в конце концов, разница.
Пушка и сама по себе очень убедительный аргумент.
Агент прикрытия тут же отпустил плечо Знахаря, а тот, в свою очередь, сразу схватил его за рукав, не давая отодвинуть живот от опасного сверкающего ствола.
– Ну что, мне до трех считать? – поинтересовался Знахарь и чувствительно пихнул его пистолетом в живот.
– Максуд! – позвал наконец спортсмен.
Максуд замедлил шаг, но не обернулся.
– Если он не вернется, ты уедешь отсюда в багажнике, – спокойно пообещал Знахарь.
Он устал нервничать и злиться и теперь был готов хладнокровно застрелить этого человека, несмотря на общепринятое мнение о несоразмерности кары. Знахарь плевать хотел на общепринятые нормы, потому что… В общем, плевать хотел.
– Максуд, – повторил вор, теперь уже громче, – иди сюда, дело есть.
Максуд остановился, медленно обернулся и посмотрел на Знахаря и своего невезучего товарища, стоявших рядышком, как два приятеля, радующихся встрече. Знахарь зловеще улыбался.
– Иди сюда, Максуд, – сказал он, и Максуд неторопливо побрел обратно.
Когда он подошел, Знахарь, не отпуская спортсмена, повернулся так, чтобы Максуд увидел «беретту».
Глаза Максуда расширились, и он, нервно сглотнув, покосился на дипломат, который продолжал держать в руке…
Знахарю стало весело, он убрал пистолет от живота стоявшего перед ним человека и, спрятав его под куртку, но не убирая в кобуру, сказал:
– Ну что, угорели, козлы?
На лицах воров читались сразу несколько противоречивых чувств.
Одним из них было желание тут же, не сходя с места, искалечить этого автомобилиста и тем самым превратить кражу в грабеж с применением насилия, другим чувством был понятный страх перед пистолетом, третьим – полное непонимание ситуации, а точнее – того, на кого же это они нарвались.
Видя это, Знахарь решил развлечься.
– Вы хоть понимаете, во что вы, удоды шелудивые, влезли? – спросил он Максуда, который до сих пор держал дипломат в руке.
Удоды молчали, но что они сделали бы со Знахарем, не будь он вооружен, было ясно.
– Ты, недомерок, – сказал Знахарь приземистому Максуду, – положи дипломат на капот, набери шифр и открой его.
И Знахарь назвал шифр замков.
Удивленный Максуд выполнил требование, и через несколько секунд невезучие похитители увидели в открытом дипломате непонятные электронные блоки совершенно голливудского дизайна.
Поглазев на них некоторое время, они перевели глаза на Знахаря, и он произнес совершенно дурацкую, но абсолютно подходящую к случаю речь.
– Закрой дипломат и слушай. Я могу убить вас прямо сейчас. Прямо здесь, на улице, при свидетелях. У меня имеются такие полномочия. И никто никогда о вас не вспомнит, а ваши трупы сгорят в служебном крематории, и даже могил ваших не будет нигде. Понятно?
По лицам слушателей было видно, что каждое из произнесенных Знахарем слов дошло до самой глубины их ливера. И теперь на их лицах можно было прочесть только одно страстное желание – унести ноги подобру-поздорову.
Видя это, Знахарь воодушевился и продолжил:
– В дипломате находится передатчик, за которым следит спутник наведения.
Какого такого наведения, он сам не знал, но прозвучало классно.
– В моих часах вмонтирован датчик, – продолжил он, – и если бы ты, баран, отошел от меня дальше, чем на сто метров, со спутника была бы послана команда на самоликвидацию прибора. И от тебя бы осталось мокрое место. Понял?
– Понял… – ответил внимательно выслушавший эту ахинею Максуд, и Знахарь увидел испарину на его лбу. Приятель Максуда не потел, но тоже принял сказанное близко к сердцу.
На этот раз оскорбительный эпитет «баран» не произвел на воров никакого впечатления. Видимо, они поняли, что их статус в этой ситуации определяется именно этим словом.
– Не надо шутить со спецслужбами, – назидательно произнес Знахарь и, видя, что злодеи полностью деморализованы, убрал «Беретту» в кобуру.
Оба неудачника стояли перед ним, как провинившиеся школьники, но Знахарь знал, что они по-прежнему остаются хищными и опасными тварями и при других обстоятельствах ему бы сильно не поздоровилось.
– Быстро поменяли колесо, – приказал Знахарь, и они бросились выполнять приказ, как два пит-стопщика из команды «Макларен».
Знахарь смотрел, как они меняют колесо, и курил.
Через две минуты болты были затянуты, инструменты и спущенное колесо убраны в багажник. Дипломат продолжал лежать на капоте.
– Положи дипломат на место, – сказал Знахарь, и Максуд бережно положил чемоданчик на правое сиденье.
Трое мужчин стояли около машины и смотрели друг на друга.
– Если бы вы попали на моего начальника, он заставил бы вас сделать друг другу минет, – сказал Знахарь.
Никакой реакции.
– Свободны, – объявил он, и вот тут реакция была мгновенной и правильной.
Воры дружно развернулись и, не оборачиваясь, быстро и в ногу пошли прочь.
Когда они скрылись за углом, Знахарь уселся за руль и наконец поехал в проклятый Томск.
Тимур замотал головой в знак того, что он такого ужаса даже представить себе не может.
Тут к столу подошел Афанасий.
Промурыжив голодных друзей часа полтора, он наконец снял ведро с очага и выложил на огромный поднос дымящиеся пахучие «позы» в один слой, смазав каждый паровой пельмень кусочком сливочного масла.
Водрузив эту икебану на середину стола, он заявил:
– Кушать подано, однако. Садитесь жрать, пожалуйста.
Произошло некоторое оживление, сильно смахивавшее на суету.
– Вилку дай, Тимур!
– Не надо, хозяин, однако. Руками это едят.
– Ага. По-местному, по-аборигенски предлагаешь? Ладно. Может быть, так вкуснее. Тогда подай-ка нам пивка, официант. Холодненького. И беленькой…
Официант, он же повар, он же бурятский Следопыт, а короче, Афанасий, завершил сервировку стола алкогольсодержащими напитками.
Знахарь вскрыл два «Грольша» и плеснул из запотевшей бутылки в две стопки:
– На, дырявая голова, держи, – он протянул Тимуру самый лучший из придуманных природой и человеком транквилизаторов. – Только слюну не урони. Вон, уж скоро на штаны капнет…
– То-то сам загодя салфетку на колени положил. Предусмотрителен! – не остался в долгу Тимур.
А Афанасий, по обыкновению, молчал.
Они выпили, взяли в руку по горячему жирному манту и погрузили зубы в его сочную глубину. Мерный писк налетевших комариков перекрыло довольное чавканье и сопение…
Афанасий… Ему, наверное, было хорошо. Он и без водки был почти пьян – сбылась его давняя мечта о мести. Первое, что он сделал, вернувшись домой с чулымского побоища, – навестил могилу сына.
И теперь Афанасий сидел вполне умиротворенно и слушал умные разговоры, улыбаясь чему-то своему и не вмешиваясь.
– А что бы вы хотели? – разглагольствовал веселенький, уже по-русски полирнувший финскую водочку немецким пивом американец Майкл Боткин. – Человек совершил преступление, едва появившись на свет. Первопреступниками стали прародители наши, организовавшие первую на земле преступную группировку, на что указывает предварительный сговор о краже яблока в райском саду. Организатором и наводчиком похищения выступал Змий, а райскую организованную преступную группу составляло все тогдашнее человечество. Адам родил Каина… И каждое новое поколение обязательно преступало закон. Каин убил Авеля, Хам оскорбил Ноя, сыновья Иакова попросту продали в рабство братца Иосифа. Народонаселение со временем плодилось и размножалось, прогрессируя в разделении на преступников и потерпевших. И за многотысячелетнюю долбаную историю человечество никак не становилось гуманнее. Убийство Авеля ныне что? Классифицируется лишь как обычная бытовуха. А примитивный разврат Содома и Гоморры – легкая эротика в сравнении с картинками на любом из порносайтов. Кому знать, как не тебе, Тимур – не вылезаешь из Интернета сутками!
– Я что – порнуху, что ли, смотрю? – возмутился незаслуженно обиженный Тимур. – Я ведь исключительно для дела.
– Да я так, к слову, – бегло оправдался Знахарь и, дожевав очередной истекающий соком «поз», продолжил:
– К сожалению, преступность и преступные сообщества неискоренимы до тех пор, пока не исчезнут человеческие пороки – алчность, зависть, злоба… а исчезнут ли они? Дай-то бог. Жаль только – жить в это время прекрасное… А однажды перед высоким судом предстал бродяга, пророчествующий странные вещи, обвиняемый в самых тяжких нарушениях закона. Но следствие не смогло доказать ни одного преступного эпизода с его участием – состав преступления отсутствовал. Тем не менее его приговорили к исключительной мере наказания. Народ ликовал, услышав такое решение. И когда свидетелям суда предложили выбрать, кого помиловать – заведомо невиновного или уголовника, запятнавшего себя человеческой кровью, – люди просили помиловать уголовника. Убийства и грабежи оказались понятными и близкими каждому, а поэтому заслуживающими прощения. И невинный философ отправился в камеру смертников… Этот суд стал одним их первых документально подтвержденных фактов вынесения несправедливого приговора. Осужденного распяли на кресте вместе с двумя блатными…
– А через несколько дней казненный, как и говорил, воскрес, сильно обескуражив и палачей, и судей, и народ, кричавший перед судилищем: «Распни его!», – подхватил Тимур. – Что ты сказать-то этим хочешь?
– Я? – удивился Знахарь. – Да я и забыл уже, с чего начал. Ничего особенного и не хочу, собственно. Просто ты удивляешься, какого хера они все к нам так упорно лезут, а я утверждаю, что так было от сотворения мира.
– Нет, погоди. – Тимур упорно не хотел соглашаться. – Это, наверное, лишь нам, России нищей, присуще. Зависть к богатому соседу. Петуха красного подпустить, ежели что…
– Ага, щас тебе! А в Европе или Америке, несомненно, рай земной? Видал я эту Америку хваленую. В гробу видал! Мы весь мир пугаем русской мафией, а там настоящая мафия – американская – дела ведет. Да и вообще каждый норовит у другого кусок послаще урвать. Отличие знаешь в чем? У нас кто бы делов ни натворил – все равно «русская мафия», а в Штатах, как однажды объяснял мне академик от спецслужб Наринский Владилен Михайлович, организованная преступность носит явную национальную окраску. Итальянская мафия в США контролирует азартные игры и профсоюзы. Китайцы – торговлю живым товаром. Черная и латиноамериканская мафия – менее организованы, но контролируют почти всю уличную торговлю наркотиками…
– А наши что?
– Нашим браткам в Америке не хватает итальянской семейственности и китайского чувства национального единства… Но русские сразу же проявили себя в том, что готовы без разбора взяться за любое криминальное дело, а еще в том, что они более умны и решительны, более жестоки. Беспредельщики, короче.
– А за фигом нам тогда смотреть на натуру отдельно взятого человека, – пожал плечами Тимур, – когда народы точно так же себя ведут? Ведь любой народ во все времена себя возвышал, а к соседям относился с презрением и пренебрежением. И не зазорным делом почитал, а геройским – напасть и ограбить. Но даже если руки коротки оказывались, все равно дикими, варварскими и недостойными хорошей жизни считались окружающие народы. Вот если о той же Америке вспоминать, то в одной старинной русской рукописи написано…
И Тимур, прикрыв глаза, начал цитировать:
– «… Земля новая, остров Америка на западе, велик в долготу и широту, что такового острова не есть пространнее. Человецы ж дики, питаются и одеваются от зверей и рыб. Ныне ж покорны шпанскому королю…»
Открыв глаза, Тимур посмотрел на Знахаря и сказал:
– Дики человецы, понял? Немцы неразумные, одним словом…
Знахарь был изумлен. От этого задиристого, спортивного парня он никак не ожидал ничего подобного.
– Слушай, Тимур, а ты вообще-то кто?
– Конь в пальто! Историк я недоучившийся. Как же ты, хозяин, на работу меня принимал? Ни резюме, ни рекомендательных писем…
– Вот же зануда! Завтра чтобы все представил!
– А поважнее дел у нас нет?
– Да есть, конечно. Как не быть? – Знахарь ткнул вилкой еще не успевший остыть «поз» и поднял его к глазам, пристально разглядывая. – Вот, к примеру. Куда важнее. Так что ты ешь, историк, восстанавливай силенки. Они нам пригодятся еще. Ну а после обеда я найду нам общественно-полезное занятие. Америка… А хрен с ней, с Америкой!
Когда с «позами» было покончено, друзья вздремнули часа два – все-таки сказались бессонная ночь и напряжение от утренней схватки. Но сто двадцать минут сна с открытыми окнами в комнатах, наполненных целебным таежным воздухом, сняли напряжение и усталость, и они поднялись готовыми к дальнейшим подвигам.
Глава пятая
Величественный прапор подошел вплотную к капоту и застыл, выпучив оловянные глаза и покачиваясь с носка на пятку.
Генерал Митрохин казался по сравнению с ним жалким щенком.
Сообразив, что Знахарь не собирается оказывать сопротивление и не намерен драпать скачками в лес, «Кутузов» соизволил внимательно его рассмотреть. Щурясь, он пристально вгляделся сквозь тонированное стекло.
Потом прапор сделал два шага назад и, наклонившись настолько, насколько ему позволяло огромное брюхо, внимательно прочитал номер автомобиля, беззвучно шевеля пухлыми губами.
Наконец он выпрямился и важно кивнул головой.
Эрекция у автоматных стволов разом пропала. Вместо грозных бойцов на Знахаря с любопытством и завистью смотрели простые деревенские парни. Некоторые из них впервые видели такой важный автомобиль.
Обошли кругом, цокая языками и пуская слюни…
– А ну, бля!…
Начальство профессионально произнесло матерную тираду высотой в пять этажей и длиной в полкилометра. Суть ее свелась к тому, что не хер глазеть, а надо грузить.
– Так точно, товарищ прапорщик! Будет сделано, товарищ прапорщик!… – загомонили бойцы и мгновенно исчезли за кустами.
Их было шестеро, поэтому появлялись они попарно, вынося из-за кустов очередной ящик. Пять небольших прямоугольных поместились в багажник, а один узкий, но длинный – в салон по диагонали. На переднем сиденье разместился небольшой «дипломат», в котором были блоки питания и инструкции. Закончив погрузку, бойцы выстроились в ряд вдоль дороги, переминаясь с ноги на ногу, готовые исполнить любое указание дорогого босса.
Прапор, выставив на них брюхо, рявкнул так, что с ближайших елей посыпалась хвоя. Потом небрежно взял под козырек и испарился. Исчез, растворился, слился с сумраком, сгущавшимся между стволами деревьев…
Выбравшись из чащобы, Знахарь снова оказался на томской трассе.
Километров через пять он въехал в небольшой поселок городского типа, увидел стоявший рядом с шоссе, рассекавшим поселок на две половины, стеклянный павильон, украшенный яркими разноцветными надписями, и почувствовал, что хочет пить.
Остановившись возле павильона, он вышел из машины и, поставив ее на сигнализацию, вошел в павильон. Внутри было жарко, поэтому, купив бутылку ледяного «Нарзана», Знахарь вышел из павильона и, вытерев лоб, откупорил «Нарзан». Сделав несколько сладострастных глотков, он открыл машину и сел за руль. Теперь оставалось только добраться до пристани, а там – на «Аврору» и домой.
Вставив бутылку в специальный держатель, Знахарь завел двигатель и поехал в Томск.
То есть он хотел поехать, уже тронулся, но через секунду услышал, как правое заднее колесо с жующим звуком катится по асфальту на спущенной резине. Этот звук был знаком Знахарю, и он опознавал его сразу.
Только этого еще и не хватало.
Выключив двигатель, он в сердцах ударил ладонями по рулю, затем вынул ключи из замка и, выйдя из машины, пошел открывать багажник, чтобы поменять колесо.
Достав запаску и бросив ее на асфальт, Знахарь вытащил домкрат, присел на корточки у колеса и уже воткнул шток домкрата в соответствующее ухо под днищем, как вдруг иголочка сомнения кольнула его память.
Заднее правое – спущено…
Водитель, матерясь, сидит на корточках и отвинчивает болты, а седой стареющий вор, осторожно подойдя к водительской двери, вытаскивает барсетку и, спокойно отойдя на несколько шагов, убыстряет ход, а затем откровенно убегает. Эту картину Знахарь видел однажды из окна трамвая, сворачивавшего с Тучкова моста к стадиону Ленина.
Знахарь улыбнулся и, демонстративно звякая железками, нагнулся к самой земле. Глядя под машину, он через несколько секунд увидел ноги в кроссовках, которые на цыпочках подошли к водительской двери. Тогда он быстро встал и, сунув руку за пистолетом, но не вынимая его, увидел, как парень в спортивной одежде, просунувшись в салон, тянет за ручку драгоценный дипломат.
Знахарь сделал шаг в сторону похитителя, но в это время почувствовал сильный толчок в плечо и, машинально обернувшись, увидел перед собой крепкого молодого мужчину, который тоже был одет в спортивный костюм. Тот, улыбаясь, схватил Знахаря за плечи и, как бы невзначай отвернув его от машины, стал извиняться и спрашивать, не больно ли он, дурак невнимательный, толкнул уважаемого автомобилиста.
Знахарю стало все ясно, и он, не рассуждая более, вынул «беретту» из подмышечной кобуры и воткнул ее длинный из-за глушителя ствол в мускулистый живот рассеянного пешехода. Улыбка тут же слетела с лица спортсмена, и вместо нее появилось выражение сильнейшей озабоченности.
Развернув его так, чтобы видеть машину, Знахарь увидел то, что и ожидалось. Напарник стоящего перед ним автомобильного вора, спортивный парень невысокого роста, очень быстрым шагом удалялся с дипломатом в руке.
– Позови его, – спокойно сказал Знахарь и для убедительности взвел курок.
Раздался зловещий щелчок. Патрона в стволе не было, но вор не знал этого, да и какая, в конце концов, разница.
Пушка и сама по себе очень убедительный аргумент.
Агент прикрытия тут же отпустил плечо Знахаря, а тот, в свою очередь, сразу схватил его за рукав, не давая отодвинуть живот от опасного сверкающего ствола.
– Ну что, мне до трех считать? – поинтересовался Знахарь и чувствительно пихнул его пистолетом в живот.
– Максуд! – позвал наконец спортсмен.
Максуд замедлил шаг, но не обернулся.
– Если он не вернется, ты уедешь отсюда в багажнике, – спокойно пообещал Знахарь.
Он устал нервничать и злиться и теперь был готов хладнокровно застрелить этого человека, несмотря на общепринятое мнение о несоразмерности кары. Знахарь плевать хотел на общепринятые нормы, потому что… В общем, плевать хотел.
– Максуд, – повторил вор, теперь уже громче, – иди сюда, дело есть.
Максуд остановился, медленно обернулся и посмотрел на Знахаря и своего невезучего товарища, стоявших рядышком, как два приятеля, радующихся встрече. Знахарь зловеще улыбался.
– Иди сюда, Максуд, – сказал он, и Максуд неторопливо побрел обратно.
Когда он подошел, Знахарь, не отпуская спортсмена, повернулся так, чтобы Максуд увидел «беретту».
Глаза Максуда расширились, и он, нервно сглотнув, покосился на дипломат, который продолжал держать в руке…
Знахарю стало весело, он убрал пистолет от живота стоявшего перед ним человека и, спрятав его под куртку, но не убирая в кобуру, сказал:
– Ну что, угорели, козлы?
На лицах воров читались сразу несколько противоречивых чувств.
Одним из них было желание тут же, не сходя с места, искалечить этого автомобилиста и тем самым превратить кражу в грабеж с применением насилия, другим чувством был понятный страх перед пистолетом, третьим – полное непонимание ситуации, а точнее – того, на кого же это они нарвались.
Видя это, Знахарь решил развлечься.
– Вы хоть понимаете, во что вы, удоды шелудивые, влезли? – спросил он Максуда, который до сих пор держал дипломат в руке.
Удоды молчали, но что они сделали бы со Знахарем, не будь он вооружен, было ясно.
– Ты, недомерок, – сказал Знахарь приземистому Максуду, – положи дипломат на капот, набери шифр и открой его.
И Знахарь назвал шифр замков.
Удивленный Максуд выполнил требование, и через несколько секунд невезучие похитители увидели в открытом дипломате непонятные электронные блоки совершенно голливудского дизайна.
Поглазев на них некоторое время, они перевели глаза на Знахаря, и он произнес совершенно дурацкую, но абсолютно подходящую к случаю речь.
– Закрой дипломат и слушай. Я могу убить вас прямо сейчас. Прямо здесь, на улице, при свидетелях. У меня имеются такие полномочия. И никто никогда о вас не вспомнит, а ваши трупы сгорят в служебном крематории, и даже могил ваших не будет нигде. Понятно?
По лицам слушателей было видно, что каждое из произнесенных Знахарем слов дошло до самой глубины их ливера. И теперь на их лицах можно было прочесть только одно страстное желание – унести ноги подобру-поздорову.
Видя это, Знахарь воодушевился и продолжил:
– В дипломате находится передатчик, за которым следит спутник наведения.
Какого такого наведения, он сам не знал, но прозвучало классно.
– В моих часах вмонтирован датчик, – продолжил он, – и если бы ты, баран, отошел от меня дальше, чем на сто метров, со спутника была бы послана команда на самоликвидацию прибора. И от тебя бы осталось мокрое место. Понял?
– Понял… – ответил внимательно выслушавший эту ахинею Максуд, и Знахарь увидел испарину на его лбу. Приятель Максуда не потел, но тоже принял сказанное близко к сердцу.
На этот раз оскорбительный эпитет «баран» не произвел на воров никакого впечатления. Видимо, они поняли, что их статус в этой ситуации определяется именно этим словом.
– Не надо шутить со спецслужбами, – назидательно произнес Знахарь и, видя, что злодеи полностью деморализованы, убрал «Беретту» в кобуру.
Оба неудачника стояли перед ним, как провинившиеся школьники, но Знахарь знал, что они по-прежнему остаются хищными и опасными тварями и при других обстоятельствах ему бы сильно не поздоровилось.
– Быстро поменяли колесо, – приказал Знахарь, и они бросились выполнять приказ, как два пит-стопщика из команды «Макларен».
Знахарь смотрел, как они меняют колесо, и курил.
Через две минуты болты были затянуты, инструменты и спущенное колесо убраны в багажник. Дипломат продолжал лежать на капоте.
– Положи дипломат на место, – сказал Знахарь, и Максуд бережно положил чемоданчик на правое сиденье.
Трое мужчин стояли около машины и смотрели друг на друга.
– Если бы вы попали на моего начальника, он заставил бы вас сделать друг другу минет, – сказал Знахарь.
Никакой реакции.
– Свободны, – объявил он, и вот тут реакция была мгновенной и правильной.
Воры дружно развернулись и, не оборачиваясь, быстро и в ногу пошли прочь.
Когда они скрылись за углом, Знахарь уселся за руль и наконец поехал в проклятый Томск.
* * *
– Вот так-то, Тимур, – Знахарь закончил свой рассказ, – в стране чудес живем. Генералы разворовывают и продают Родину, которую должны защищать, доблестные войска посреди тайги торгуют новейшим вооружением, а нам это, как ни странно, на руку. Где бы мы еще так жили? Да еще и воришки мелкие шастают, для полного кайфа… Представляешь, если бы они успешно двинули дипломат с блоками питания и с инструкциями? А если бы они ракету потащили?Тимур замотал головой в знак того, что он такого ужаса даже представить себе не может.
Тут к столу подошел Афанасий.
Промурыжив голодных друзей часа полтора, он наконец снял ведро с очага и выложил на огромный поднос дымящиеся пахучие «позы» в один слой, смазав каждый паровой пельмень кусочком сливочного масла.
Водрузив эту икебану на середину стола, он заявил:
– Кушать подано, однако. Садитесь жрать, пожалуйста.
Произошло некоторое оживление, сильно смахивавшее на суету.
– Вилку дай, Тимур!
– Не надо, хозяин, однако. Руками это едят.
– Ага. По-местному, по-аборигенски предлагаешь? Ладно. Может быть, так вкуснее. Тогда подай-ка нам пивка, официант. Холодненького. И беленькой…
Официант, он же повар, он же бурятский Следопыт, а короче, Афанасий, завершил сервировку стола алкогольсодержащими напитками.
Знахарь вскрыл два «Грольша» и плеснул из запотевшей бутылки в две стопки:
– На, дырявая голова, держи, – он протянул Тимуру самый лучший из придуманных природой и человеком транквилизаторов. – Только слюну не урони. Вон, уж скоро на штаны капнет…
– То-то сам загодя салфетку на колени положил. Предусмотрителен! – не остался в долгу Тимур.
А Афанасий, по обыкновению, молчал.
Они выпили, взяли в руку по горячему жирному манту и погрузили зубы в его сочную глубину. Мерный писк налетевших комариков перекрыло довольное чавканье и сопение…
Афанасий… Ему, наверное, было хорошо. Он и без водки был почти пьян – сбылась его давняя мечта о мести. Первое, что он сделал, вернувшись домой с чулымского побоища, – навестил могилу сына.
И теперь Афанасий сидел вполне умиротворенно и слушал умные разговоры, улыбаясь чему-то своему и не вмешиваясь.
– А что бы вы хотели? – разглагольствовал веселенький, уже по-русски полирнувший финскую водочку немецким пивом американец Майкл Боткин. – Человек совершил преступление, едва появившись на свет. Первопреступниками стали прародители наши, организовавшие первую на земле преступную группировку, на что указывает предварительный сговор о краже яблока в райском саду. Организатором и наводчиком похищения выступал Змий, а райскую организованную преступную группу составляло все тогдашнее человечество. Адам родил Каина… И каждое новое поколение обязательно преступало закон. Каин убил Авеля, Хам оскорбил Ноя, сыновья Иакова попросту продали в рабство братца Иосифа. Народонаселение со временем плодилось и размножалось, прогрессируя в разделении на преступников и потерпевших. И за многотысячелетнюю долбаную историю человечество никак не становилось гуманнее. Убийство Авеля ныне что? Классифицируется лишь как обычная бытовуха. А примитивный разврат Содома и Гоморры – легкая эротика в сравнении с картинками на любом из порносайтов. Кому знать, как не тебе, Тимур – не вылезаешь из Интернета сутками!
– Я что – порнуху, что ли, смотрю? – возмутился незаслуженно обиженный Тимур. – Я ведь исключительно для дела.
– Да я так, к слову, – бегло оправдался Знахарь и, дожевав очередной истекающий соком «поз», продолжил:
– К сожалению, преступность и преступные сообщества неискоренимы до тех пор, пока не исчезнут человеческие пороки – алчность, зависть, злоба… а исчезнут ли они? Дай-то бог. Жаль только – жить в это время прекрасное… А однажды перед высоким судом предстал бродяга, пророчествующий странные вещи, обвиняемый в самых тяжких нарушениях закона. Но следствие не смогло доказать ни одного преступного эпизода с его участием – состав преступления отсутствовал. Тем не менее его приговорили к исключительной мере наказания. Народ ликовал, услышав такое решение. И когда свидетелям суда предложили выбрать, кого помиловать – заведомо невиновного или уголовника, запятнавшего себя человеческой кровью, – люди просили помиловать уголовника. Убийства и грабежи оказались понятными и близкими каждому, а поэтому заслуживающими прощения. И невинный философ отправился в камеру смертников… Этот суд стал одним их первых документально подтвержденных фактов вынесения несправедливого приговора. Осужденного распяли на кресте вместе с двумя блатными…
– А через несколько дней казненный, как и говорил, воскрес, сильно обескуражив и палачей, и судей, и народ, кричавший перед судилищем: «Распни его!», – подхватил Тимур. – Что ты сказать-то этим хочешь?
– Я? – удивился Знахарь. – Да я и забыл уже, с чего начал. Ничего особенного и не хочу, собственно. Просто ты удивляешься, какого хера они все к нам так упорно лезут, а я утверждаю, что так было от сотворения мира.
– Нет, погоди. – Тимур упорно не хотел соглашаться. – Это, наверное, лишь нам, России нищей, присуще. Зависть к богатому соседу. Петуха красного подпустить, ежели что…
– Ага, щас тебе! А в Европе или Америке, несомненно, рай земной? Видал я эту Америку хваленую. В гробу видал! Мы весь мир пугаем русской мафией, а там настоящая мафия – американская – дела ведет. Да и вообще каждый норовит у другого кусок послаще урвать. Отличие знаешь в чем? У нас кто бы делов ни натворил – все равно «русская мафия», а в Штатах, как однажды объяснял мне академик от спецслужб Наринский Владилен Михайлович, организованная преступность носит явную национальную окраску. Итальянская мафия в США контролирует азартные игры и профсоюзы. Китайцы – торговлю живым товаром. Черная и латиноамериканская мафия – менее организованы, но контролируют почти всю уличную торговлю наркотиками…
– А наши что?
– Нашим браткам в Америке не хватает итальянской семейственности и китайского чувства национального единства… Но русские сразу же проявили себя в том, что готовы без разбора взяться за любое криминальное дело, а еще в том, что они более умны и решительны, более жестоки. Беспредельщики, короче.
– А за фигом нам тогда смотреть на натуру отдельно взятого человека, – пожал плечами Тимур, – когда народы точно так же себя ведут? Ведь любой народ во все времена себя возвышал, а к соседям относился с презрением и пренебрежением. И не зазорным делом почитал, а геройским – напасть и ограбить. Но даже если руки коротки оказывались, все равно дикими, варварскими и недостойными хорошей жизни считались окружающие народы. Вот если о той же Америке вспоминать, то в одной старинной русской рукописи написано…
И Тимур, прикрыв глаза, начал цитировать:
– «… Земля новая, остров Америка на западе, велик в долготу и широту, что такового острова не есть пространнее. Человецы ж дики, питаются и одеваются от зверей и рыб. Ныне ж покорны шпанскому королю…»
Открыв глаза, Тимур посмотрел на Знахаря и сказал:
– Дики человецы, понял? Немцы неразумные, одним словом…
Знахарь был изумлен. От этого задиристого, спортивного парня он никак не ожидал ничего подобного.
– Слушай, Тимур, а ты вообще-то кто?
– Конь в пальто! Историк я недоучившийся. Как же ты, хозяин, на работу меня принимал? Ни резюме, ни рекомендательных писем…
– Вот же зануда! Завтра чтобы все представил!
– А поважнее дел у нас нет?
– Да есть, конечно. Как не быть? – Знахарь ткнул вилкой еще не успевший остыть «поз» и поднял его к глазам, пристально разглядывая. – Вот, к примеру. Куда важнее. Так что ты ешь, историк, восстанавливай силенки. Они нам пригодятся еще. Ну а после обеда я найду нам общественно-полезное занятие. Америка… А хрен с ней, с Америкой!
Когда с «позами» было покончено, друзья вздремнули часа два – все-таки сказались бессонная ночь и напряжение от утренней схватки. Но сто двадцать минут сна с открытыми окнами в комнатах, наполненных целебным таежным воздухом, сняли напряжение и усталость, и они поднялись готовыми к дальнейшим подвигам.
Глава пятая
ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ
– Бомбардировщик ему подавай, – хмыкнул про себя вспомнивший Тимура Знахарь, выбираясь из автомобиля. – Кое-что поменьше нам, пожалуй, тоже сгодиться может…
Знахарь остановил свою темно-синюю пятую «бэшку» напротив ничем не примечательного жилого двухэтажного дома на углу улицы Усова – там, где она, вместо того чтобы поворачивать к автовокзалу, как все нормальные улицы в этом районе, вдруг резко уходит влево, устремляясь к проспекту Кирова. Фирма «Согласие» помещалась в полуподвале с небольшими окошками над самым асфальтом, которые никто не мыл с тех пор, наверное, как на томских улицах поставили первые калильные фонари.
Знахарь спустился вниз по выщербленным ступеням, удивляясь неприглядности местечка.
Но когда он подошел к слегка покосившейся полуоткрытой деревянной двери, ему, как человеку, кое-что смыслящему в обороне жилища, бросились в глаза окованные металлом косяки. Такие же металлические полоски по периметру дверного проема он наблюдал всякий раз, проходя по тайному переходу между квартирами на своей конспиративной хазе. Эта была не обивка, а торец. Это означало, что в любой момент контору, куда он входил, могла отгородить он внешнего мира бронированная плита, упавшая в дверной проем.
Надо полагать, что и немытые окна таят в себе какой-нибудь сюрприз, понял Знахарь. И ему захотелось слегка похулиганить. Он поднялся обратно по ступеням, прошел три шага до ближайшей подворотни, за мусорным бачком нашарил половину кирпича и, не задумываясь, метнул ее в ближайшее плюгавое окошко. Глухой стук, половина кирпича распалась на две четвертинки, а на грязном окне – только полоски, прочерченные на вековой пыли скользнувшим кирпичом.
Солидно, решил Знахарь и вновь направился внутрь.
Притолока двери, ведущей из небольшого коридора в приемную, была низкой – любой входящий должен был нагнуть голову, невольно кланяясь тем, кто был внутри. Это визитеру не понравилось – и он, развернувшись, ступил в комнату задом. Потом повернулся и огляделся.
Помещение конторы было скромным.
Офисный стол с компьютером – для клерка, журнальный столик и кресла вокруг него для ожидающих посетителей, которых, впрочем, кроме Знахаря, в «Согласии» не наблюдалось. Поэтому Знахарь решительно подошел к столу и уселся в ближайшее к нему кресло. Единственный служащий в засаленном пиджаке, с непроницаемой физиономией наблюдавший за торжественным входом посетителя, склонился вперед, облокотившись на локти:
– Здравствуйте, рад, что вы обратились в нашу фирму. Чем могу служить?
– Служить вряд ли, а вот помочь мне кое-что купить – пожалуй.
– Вам что-нибудь для вашего красавца?
Знахарь пожал плечами, не понимая.
– Ну, для автомобиля, что вы на той стороны улицы припарковали. Таких у нас в городе – раз-два и обчелся. Классная машина. Коробка-автомат?
– К сожалению, – буркнул Знахарь, раздумывая о том, что система наружного наблюдения у фирмы тоже на высоте. И о том, что его демарш с кирпичом тоже не мог остаться незамеченным. Ну и ладно…
– Почему «к сожалению»?
– Потому что она все время пытается за меня думать. А я этого не люблю.
– Намек понял, не дурак, – клерк, улыбаясь, согнулся еще ниже, почти ложась грудью на стол. – Думать перестаю. Вы тогда уж сами объясните, пожалуйста, что вам нужно.
– Ну, мне нужно что-нибудь, чтобы… – тут уже Знахарь замялся.
Митрохин предупредил его, что контора серьезная и секретная. И что лучше лишнего не говорить даже там.
– В общем, мне надо бы с высоты понаблюдать за землей.
– Аэрофотосъемка?
– Видеорепортаж. И не так высоко. И желательно – бесшумно.
– Могу предложить прекрасный компактный аэростат.
– А поменьше? И вообще мне самому летать вовсе не хочется. Камера должна быть на… – Он выставил опущенные руки чуть вперед и приподнял ладони, развернув их в стороны, как самолетные крылья.
Представил, как это выглядит со стороны. Идиот идиотом.
В те давние годы, когда он еще был не Знахарем, а врачом, один из известных артистов, которого он вытащил с того света после очередного перепоя, смешил палату актерскими байками. Одна из них сейчас пришла на ум.
Как-то раз в Мадриде с одной из звезд нашего кинематографа, кажется, с Николаем Караченцовым, во время гастролей случилась жуткая неприятность, на красивом медицинском языке именуемая констипацией, что по-русски можно объяснить как некое, известное всем, особо упрямое состояние живота.
Коля мучился-мучился, не выдержал и отправился в путь по гостиничным коридорам – искать спасения. К несчастью, никто из наших не догадался захватить с собой в Испанию нехитрое медицинское приспособление, способное облегчить муки такого рода. Тогда Караченцову посоветовали сходить в аптеку и все-таки потратить на спасительный аппарат энное количество «суточных» песет.
Но тут возникла другая проблема: никто не знал, как нужный предмет называется по-испански.
– Да актер ты или нет? – возмутился наконец самый смелый из всех сочувствовавших. – Не знаешь, как сказать, – покажи!
Караченцов отправился в ближайшую аптеку, подозвал к прилавку провизора и стал изображать свою проблему по всем правилам актерского мастерства – Коля хватался за живот, высовывал язык, закатывал глаза, стонал, тяжело дышал. Потом выбрасывал руку в сторону складских аптечных полок – и снова хватался за живот.
Пыхтел, отдувался, удовлетворенно рычал, издавал прочие невероятно реалистичные звуки и в конце концов обессиленно расплывался в блаженной улыбке, демонстрируя таким образом чувство облегчения, каковое должно было воспоследовать в результате применения того самого предмета с заветной аптечной полки.
Аптекарь не понимал.
Изображая на лице готовность помочь заезжему сеньору, он развел руками – дескать, не понял.
Коля начал сначала.
Он показал весь процесс еще более реалистично, но аптекарь опять ничего не понял… Так продолжалось 20 минут. Реализм не помогал. Пришлось прибегнуть к другому художественному методу. Взмокший и совершенно разъяренный Караченцов повернулся к провизору спиной и показал, как именно пользуются вожделенным предметом.
Аптекарь просиял – наконец все стало понятно!
Он повернулся к своим помощникам и громко, торжественно прокричал – разумеется, по-испански:
– Клизма пур сеньор!
Не знаешь, как красиво соврать, говори правду – этого принципа Знахарь придерживался всю свою жизнь. И поэтому, решив, что довольно строить из себя заслуженного идиота страны и мучить продавца и себя, открыл было рот, чтобы назвать предмет сделки.
Но неприметный клерк оказался догадливей мадридского провизора.
– Так вам нужен миниатюрный самолет-разведчик?
Знахарь только кивнул.
– Так бы сразу и сказали.
– И вы бы тут же мне его дали, – недоверчиво ввернул Знахарь.
– А почему нет? Видите ли, уж если вы сюда вошли с известной целью – значит, вы уже наш человек. Чужие здесь не ходят.
Знахарь остановил свою темно-синюю пятую «бэшку» напротив ничем не примечательного жилого двухэтажного дома на углу улицы Усова – там, где она, вместо того чтобы поворачивать к автовокзалу, как все нормальные улицы в этом районе, вдруг резко уходит влево, устремляясь к проспекту Кирова. Фирма «Согласие» помещалась в полуподвале с небольшими окошками над самым асфальтом, которые никто не мыл с тех пор, наверное, как на томских улицах поставили первые калильные фонари.
Знахарь спустился вниз по выщербленным ступеням, удивляясь неприглядности местечка.
Но когда он подошел к слегка покосившейся полуоткрытой деревянной двери, ему, как человеку, кое-что смыслящему в обороне жилища, бросились в глаза окованные металлом косяки. Такие же металлические полоски по периметру дверного проема он наблюдал всякий раз, проходя по тайному переходу между квартирами на своей конспиративной хазе. Эта была не обивка, а торец. Это означало, что в любой момент контору, куда он входил, могла отгородить он внешнего мира бронированная плита, упавшая в дверной проем.
Надо полагать, что и немытые окна таят в себе какой-нибудь сюрприз, понял Знахарь. И ему захотелось слегка похулиганить. Он поднялся обратно по ступеням, прошел три шага до ближайшей подворотни, за мусорным бачком нашарил половину кирпича и, не задумываясь, метнул ее в ближайшее плюгавое окошко. Глухой стук, половина кирпича распалась на две четвертинки, а на грязном окне – только полоски, прочерченные на вековой пыли скользнувшим кирпичом.
Солидно, решил Знахарь и вновь направился внутрь.
Притолока двери, ведущей из небольшого коридора в приемную, была низкой – любой входящий должен был нагнуть голову, невольно кланяясь тем, кто был внутри. Это визитеру не понравилось – и он, развернувшись, ступил в комнату задом. Потом повернулся и огляделся.
Помещение конторы было скромным.
Офисный стол с компьютером – для клерка, журнальный столик и кресла вокруг него для ожидающих посетителей, которых, впрочем, кроме Знахаря, в «Согласии» не наблюдалось. Поэтому Знахарь решительно подошел к столу и уселся в ближайшее к нему кресло. Единственный служащий в засаленном пиджаке, с непроницаемой физиономией наблюдавший за торжественным входом посетителя, склонился вперед, облокотившись на локти:
– Здравствуйте, рад, что вы обратились в нашу фирму. Чем могу служить?
– Служить вряд ли, а вот помочь мне кое-что купить – пожалуй.
– Вам что-нибудь для вашего красавца?
Знахарь пожал плечами, не понимая.
– Ну, для автомобиля, что вы на той стороны улицы припарковали. Таких у нас в городе – раз-два и обчелся. Классная машина. Коробка-автомат?
– К сожалению, – буркнул Знахарь, раздумывая о том, что система наружного наблюдения у фирмы тоже на высоте. И о том, что его демарш с кирпичом тоже не мог остаться незамеченным. Ну и ладно…
– Почему «к сожалению»?
– Потому что она все время пытается за меня думать. А я этого не люблю.
– Намек понял, не дурак, – клерк, улыбаясь, согнулся еще ниже, почти ложась грудью на стол. – Думать перестаю. Вы тогда уж сами объясните, пожалуйста, что вам нужно.
– Ну, мне нужно что-нибудь, чтобы… – тут уже Знахарь замялся.
Митрохин предупредил его, что контора серьезная и секретная. И что лучше лишнего не говорить даже там.
– В общем, мне надо бы с высоты понаблюдать за землей.
– Аэрофотосъемка?
– Видеорепортаж. И не так высоко. И желательно – бесшумно.
– Могу предложить прекрасный компактный аэростат.
– А поменьше? И вообще мне самому летать вовсе не хочется. Камера должна быть на… – Он выставил опущенные руки чуть вперед и приподнял ладони, развернув их в стороны, как самолетные крылья.
Представил, как это выглядит со стороны. Идиот идиотом.
В те давние годы, когда он еще был не Знахарем, а врачом, один из известных артистов, которого он вытащил с того света после очередного перепоя, смешил палату актерскими байками. Одна из них сейчас пришла на ум.
Как-то раз в Мадриде с одной из звезд нашего кинематографа, кажется, с Николаем Караченцовым, во время гастролей случилась жуткая неприятность, на красивом медицинском языке именуемая констипацией, что по-русски можно объяснить как некое, известное всем, особо упрямое состояние живота.
Коля мучился-мучился, не выдержал и отправился в путь по гостиничным коридорам – искать спасения. К несчастью, никто из наших не догадался захватить с собой в Испанию нехитрое медицинское приспособление, способное облегчить муки такого рода. Тогда Караченцову посоветовали сходить в аптеку и все-таки потратить на спасительный аппарат энное количество «суточных» песет.
Но тут возникла другая проблема: никто не знал, как нужный предмет называется по-испански.
– Да актер ты или нет? – возмутился наконец самый смелый из всех сочувствовавших. – Не знаешь, как сказать, – покажи!
Караченцов отправился в ближайшую аптеку, подозвал к прилавку провизора и стал изображать свою проблему по всем правилам актерского мастерства – Коля хватался за живот, высовывал язык, закатывал глаза, стонал, тяжело дышал. Потом выбрасывал руку в сторону складских аптечных полок – и снова хватался за живот.
Пыхтел, отдувался, удовлетворенно рычал, издавал прочие невероятно реалистичные звуки и в конце концов обессиленно расплывался в блаженной улыбке, демонстрируя таким образом чувство облегчения, каковое должно было воспоследовать в результате применения того самого предмета с заветной аптечной полки.
Аптекарь не понимал.
Изображая на лице готовность помочь заезжему сеньору, он развел руками – дескать, не понял.
Коля начал сначала.
Он показал весь процесс еще более реалистично, но аптекарь опять ничего не понял… Так продолжалось 20 минут. Реализм не помогал. Пришлось прибегнуть к другому художественному методу. Взмокший и совершенно разъяренный Караченцов повернулся к провизору спиной и показал, как именно пользуются вожделенным предметом.
Аптекарь просиял – наконец все стало понятно!
Он повернулся к своим помощникам и громко, торжественно прокричал – разумеется, по-испански:
– Клизма пур сеньор!
Не знаешь, как красиво соврать, говори правду – этого принципа Знахарь придерживался всю свою жизнь. И поэтому, решив, что довольно строить из себя заслуженного идиота страны и мучить продавца и себя, открыл было рот, чтобы назвать предмет сделки.
Но неприметный клерк оказался догадливей мадридского провизора.
– Так вам нужен миниатюрный самолет-разведчик?
Знахарь только кивнул.
– Так бы сразу и сказали.
– И вы бы тут же мне его дали, – недоверчиво ввернул Знахарь.
– А почему нет? Видите ли, уж если вы сюда вошли с известной целью – значит, вы уже наш человек. Чужие здесь не ходят.