Седов Б.. Отступник

   От чего он не защищает – так это от глупости.
   Говорят, что был даже судебный процесс, где какого-то ротного засудили за то, что он провинившихся бойцов не сажал на губу, а наказывал по-своему – приказывал напялить противогазы на морду и бежать на время три километра. Посчитали за издевательство над людьми.
   А тут…
   Финиш устроили на плацу перед трибуной.
   Те, кто наконец добредали сюда, еле переставляя ноги, разоблачались с большим трудом – резина прихватывала мокрую от пота кожу и противогаз норовил сняться вместе с лицом. Обмундирование под общевойсковым презервативом можно было выжимать. Обессиленные офицеры, сняв прорезиненную робу, садились прямо на вымытый накануне с мылом бетон плаца и старались прийти в себя.
   Недовольства не выказывали.
   Только тихо матерились.
   К идиотизму они не то чтобы привыкли – просто воспринимали его как неизбежность, как издержки профессии. И только самые молодые вполголоса обменивались репликами.
   – Как ты? Жив?
   – Ага. Только чуть не усрался, блин. Хуже, чем в душегубке.
   – А что это за нормативы, ты не знаешь? – Фима по наивности забеспокоился, уложился ли.
   Петренко, привлеченный к бегам после ночного дежурства на командном пункте, объяснил ему:
   – Временные нормативы существуют только на надевание ОЗК. Никаких норм на трехкилометровый кросс в этом гандоне не бывает. Никто и подумать не мог, когда нормативы писал, что этому пидару взбредет такое в башку.
   Пидар – полковник Гармаш, начальник разведки округа – демонстративно щелкал секундомером.
   – Плохо! Совсем плохо! Отвратительно!
   Еще бы ему быть довольным – буквально перед выездом в эту глушь ему сообщили, что произведение его в генералы снова отложено. Не могут никак простить полковнику грехи молодости, когда он, заправляя разведкой на Дальнем Востоке, контрабандно вывез из Японии подержанную «тойоту». Если бы он еще и командиру части машину организовал – тогда ему все сошло бы с рук.
   Но он позаботился только о себе, и теперь оставалось лишь горько сожалеть об этом.
   А сегодня еще и башка трещала с утра…
   Опохмелиться бы, ан нет – проверку эту долбаную проводить надо. Совсем некстати! Тем более что часть не готова. На двойку бегут пока. Впрочем, командир, надо полагать, захочет повысить оценку…
   Свита за его спиной тоже перешептывалась.
   Не мешало бы, мол, сначала все же голову полечить после вчерашнего. А потом уже за дела браться. И они переминались с ноги на ногу, ожидая окончания мероприятия и начала настоящей работы – обеда, охоты в тайге, баньки…
   И только тип в цивильном платье, скромно стоявший за спинами окружных «полканов», был всем доволен. Бегут – и бегут. Молодцы, хорошо бегут.
   А лично он не затем сюда ехал, чтобы бега смотреть. Он ночью посмотрит, что тут эти быстроногие молодцы наработали.
   Никто не знал, почему игры для «перевернутых» проводятся по ночам.
   Одни говорили, что ночью они лучше воспринимают миражи. Другие считали, будто это для того, чтобы американцы со спутников не разглядели, что на полигонах происходит. А скорее всего, так просто исторически сложилось, и менять отработанный порядок вещей просто никому не приходило в голову.
   Редкие светильники были разбросаны по полигонам без видимой системы, но их слабого рассеянного света хватало, чтобы следить за действиями контингента со стороны, а «перевернутым» было без разницы – день или ночь.
   Внутри миража могло быть все, что угодно.
   На показательные выступления привезли всех свободных от дежурства виртуализаторов – и Фима впервые оказался на полигоне, предназначенном для отработки боевых действий под огнем противника. Как там все было устроено, он пока не знал. Не исключено, что ему придется когда-нибудь работать и на этом полигоне и тогда он, надев шлем, увидит изнутри, какие же крепости и преграды на самом деле штурмуют эти нечеловеческие войска.
   Но и со стороны зрелище было впечатляющим.
   Огромная поляна была утыкана бетонными препятствиями, как ежик иголками. Эти многоярусные конструкции напомнили Фиме доисторическую компьютерную игрушку, где персидский принц носился с мечом по этажам, перепрыгивая ловушки и снося головы неуклюжим охранникам.
   Тут тоже ловушек хватало. Казавшиеся надежными плиты уходили из-под ног, из стен выскакивали сверкающие лезвия, обрушивались на головы перекрывающие путь решетки с заостренными зубьями.
   И по этим конструкциям, будто муравьи, карабкались зомби. Падали, уворачиваясь от невидимых пуль, перепрыгивали через виртуальные мины, махали руками, отбивая воображаемые ножи и арбалетные стрелы. И неуклонно продвигались к выходу из бетонного лабиринта на оперативный простор.
   На смотровом пункте собрался весь офицерский состав спецотдела, присутствовало командование части и проверяющий из столицы. Некоторые стояли у окна во всю стену и видели всю панораму «атаки», многие внимательно вглядывались в мониторы, показывающие отдельные, наиболее сложные участки.
   Тихий инспектор шепнул что-то на ухо командиру.
   Кириленко, не моргнув глазом, приказал:
   – Включить реальность!
   Зловещая тишина, в которой биороботы шли на приступ, разлетелась вдребезги. И, разлетевшись, перестала быть тишиной, превратилась в оглушительную музыку боя, засвистела пулями, загрохотала взрывами.
   На мониторах стали отчетливо видны фонтанчики пыли, взметаемые очередями из замаскированных пулеметов. Пулеметы били периодически в одних и тех же направлениях. Периоды были разными. Но даже самого короткого промежутка в обстреле хватало, чтобы один человек мог преодолеть опасный участок. И они преодолевали. По одному, по двое, по трое. Между очередями, под пулями и, казалось, даже между пулями. Летела бетонная крошка, визжали срикошетившие кусочки свинца, грохотали взрывающиеся противопехотные мины, управляемые дистанционно.
   Контингент шел вперед, не потеряв ни единого человека. Первые бойцы вырвались из бетонного лабиринта и на секунду притормозили перед открытой частью поляны. Потом, внимательно вглядываясь под ноги, двинулись вперед.
   – Мины активированы? – вполголоса обратился проверяющий к командиру.
   – Так точно.
   По поляне, где замаскированных мин было больше, чем коровьих лепешек за прошедшим стадом, пробиралось уже около сотни человек. «Перевернутые» двигались очень аккуратно, осторожно и быстро. Достаточно было взорваться хоть одной мине, и осколками посекло бы половину нападавших. Но взрывов не было. И только когда последний зомби преодолел минное поле, один из игроков поднял с земли увесистый булыжник и зашвырнул его к началу опасного пути. Раздался грохот, засвистели осколки.
   Проверяющий удовлетворенно кивнул…
   Испытания продолжались всю ночь.
   Уже светало, когда закончился встречный бой двух групп спецконтингента. Вооруженные пейнтбольным оружием, зомби метили друг друга краской, валясь замертво, если шарик попадал в жизненно важный орган. Так была составлена игровая программа – меченый терял сознание. А к жизни его должен был возвратить сигнал к окончанию игры. В «живых» остались полтора десятка из полутора сотен нападавших. Все пять десятков обороняющихся валялись «убитые», кроме одного.
   Его взяли в плен.
   И теперь все присутствовавшие на наблюдательном пункте, затаив дыхание, наблюдали сцену допроса, который проводили «победители» в занятом неприятельском бункере.
   По просьбе москвича, не переносившего крика, операторы отключили звук, и о чем спрашивали у несчастного – было неясно.
   Понятно было лишь одно – отвечал он не то, чего добивались он него допрашивавшие. На глазах у шокированных офицеров у бедолаги срывали ногти на руках, подводили к гениталиям ток из розетки, а потом отрезали правое ухо и скормили его хозяину. Кровь случайно брызнула на одну из камер, и половину левого верхнего монитора закрывали потеки бурой вязкой жидкости.
   Ухо было пережевано и проглочено. Кровь из уголка рта заморившего червячка пленника струилась на подбородок.
   Московский гость был доволен.
   Фиме было по-настоящему страшно. Его тошнило. Он держался из последних сил.
   Проверяющий наконец благожелательно махнул рукой:
   – Отбой!
   Взвыла сирена, и страшная игра окончилась.
   А уже ночью, под водочку да под балычок, в кабинете командира части, где он сидел вдвоем со штатским хмырем, было решено, что две сотни «перевернутых» спецов будут целую неделю усиленно тренироваться на полигоне номер один. И не просто на полигоне, а на специальной секретной площадке, куда доступ обычно осуществляется лишь по персональному разрешению командира части с докладом фамилий допущенных непосредственно в Москву. Правда, на этот раз дело обойдется одним лишь приказом командира части, и волею судьбы в число восьми отобранных для дела офицеров попал лейтенант Ефимов, о чем он, понятное дело, пока не знал.
   После очередной рюмочки хозяин расслабленно поинтересовался:
   – Ну как, оценил моих камикадзе?…
   – Нормальные ребята, – одобрительно кивнул гость. – Сгодятся для нашего дела.
   Хотя офицеры выпили уже изрядно, что помимо пустой тары под столом косвенно подтверждал переход разговора к теме работы, Кириленко мыслил вполне трезво. И услышав это заявление старого знакомого, вмиг посерьезнел.
   – Решились все же?
   – А куда деваться? Надо этот бардак прекращать. Я уж заколебался на все это смотреть. На то, как мы жопу штатникам лижем, на жизнь нашу поганую. Ты вот в глуши сидишь – не надоело? Я квартиру получил на двадцать втором году службы. Так и не пожил в ней толком еще. Да и не поживу теперь – хули мне там одному делать?…
   Кириленко молча кивал.
   – Накопилось. Правда, накопилось. Не знаю, как там и где «народу» стало жить лучше, а вояки, как с хлеба на воду перебивались, так и голодуют. А ведь радовались – свой пришел!…
   Кириленко молча налил.
   – В общем, не знаю. Мне идти некуда, терять нечего. А так – хоть какая-то надежда на то, что нам станет лучше.
   Кириленко выпил, и заговорил:
   – Очередное светлое будущее? Ну-ну. А ведь это настоящий дворцовый переворот. Путч, бля, ГКЧП!
   – А ненастоящими делами пусть детвора в песочнице занимается.
   – Знаешь, я не то чтобы боюсь. Отбоялся я уже за всю свою жизнь. Вроде бы и терять нечего, как пролетарию, но ужасно обидно будет потом, когда власть сменится, увидеть, что «они» делали это все для себя любимых. А верных сподвижников и конкретных исполнителей – первыми в расход.
   – Да так и так – подыхать.
   – В общем-то да, – грустно улыбнулся командир. – А так, значит, войдем, бля, в историю!
   – Вот именно, – согласился москвич.
   Налили еще по одной, выпили за успех безнадежного предприятия и стали обсуждать детали предстоящей операции.

Глава вторая
ПРОГУЛКА В БАГАЖНИКЕ

   Вован, Букаха и Пендаль ехали в старом черном «БМВ-525» по Северному шоссе в сторону Березовой горы. Они были довольны собой и с удовольствием перебрасывались лихими фразами на языке, который и феней-то назвать нельзя было. Другого они не знали. Этот язык был уродливой смесью блатного жаргона, профессионального милицейского сленга и дискотечного чириканья пятнадцатилетних недоумков, прочитавших в своей жизни лишь триллер «Курочка Ряба» и мелодраму «Муму».
   В багажнике их машины лежал живой человек. Он был связан, и его рот был заклеен пластырем.
   В ста метрах позади следовала еще одна машина, в которой сидел Огурец. Ему было нечего делать, и Пендаль, развлекаясь, с серьезным лицом сказал ему, что им нужна машина сопровождения.
   Дистанция – сто метров. Задание – сечь поляну.
   Огурец, чувствуя себя агентом прикрытия, точно держал дистанцию и смотрел по сторонам злобно и подозрительно.
   Человек, упакованный в багажнике «БМВ», был жертвой примитивного жульничества, закономерно перешедшего в вымогательство с применением угроз и силы. Говоря проще – его развели по полной.
   Михаил Борисович Иванов на рубеже тридцати восьми лет пришел к выводу, что настало время позаботиться о старости и создать надежный источник постоянного дохода.
   Наведя справки, он достал из-под матраса несколько тысяч долларов, накопленных им за недолгие, но скорбные годы его жизни, и купил хороший ларек. На то, чтобы набить этот ларек товаром, денег не хватало. Кроме того, нужно было раздать необходимые взятки и заплатить немедленно объявившейся «крыше».
   «Крышей», ясное дело, были орлы господина Кислого.
   Когда Михаилу Борисовичу была в развернутой форме изложена доктрина безопасности и проистекающего из нее грядущего благополучия, он загрустил. Денег не было. Занять – негде.
   Для бандюков все было ясно.
   Дальше они действовали по накатанной схеме. Заверив господина Иванова, что это – не беда и что частный бизнес – вещь безусловно полезная и заслуживающая всесторонней поддержки, они предложили ему деньги, благородно не требуя никаких гарантий и процентов. Ведь работать они будут вместе, так что недоверие между партнерами неуместно.
   Михаил Борисович, чей взор всю жизнь был направлен лишь к себе за пазуху, не почувствовал ничего подозрительного и с радостью согласился принять помощь.
   Далее, когда четыре тысячи долларов были уважительно вручены ему, он заплатил чиновникам, наполнил лавку товаром и приготовился богатеть. Он так верил в это, что даже купил небольшой сейф размером с коробку из-под ботинок и вмонтировал его в стенку между сервантом и трехстворчатым шкафом. И, как положено, прикрыл его картиной.
   Первые дни торговли были удачны и вселили радость в его темноватую душу. В конце длинного ряда прочих мечтаний ему виделось приличное место на кладбище и дорогой обелиск из черного полированного камня, на котором крупными золотыми буквами было начертано его настоящее имя – Моисей Борухович Залман.
   Но, как и следовало ожидать, сыр оказался прикреплен к мышеловке. Однажды его малопьющий продавец вдруг оказался настолько пьян, что не заметил, как из ларька вынесли буквально все.
   Прибывшие на место происшествия представители «крыши», а именно – Вован, Букаха и Пендаль провели короткое следствие и вынесли вердикт, из которого вытекало, что виноват сам Михаил Борисович. В первую очередь, он должен был быть внимателен при подборе кадров, во-вторых – больше времени проводить на своем кровном рабочем месте. Если бы он был рядом, то, безусловно, успел бы вызвать их на место происшествия. И они, конечно же, остановили бы наглых похитителей частной собственности и воздали бы им по первое число, заодно заставив возместить хозяину моральный ущерб.
   А так – сам виноват!
   Кончился горестный разговор тем, что Михаилу Борисовичу было рекомендовано в кратчайший срок решить, что делать дальше, и не забывать о том, что врученные ему деньги были выдернуты из важного дела, которое должно было принести баснословные барыши.
   Кратчайший срок, соответствовавший трем оборотам планеты Земля вокруг своей оси, быстро прошел, и ничего не придумавший Михаил Борисович услышал в речах компаньонов новые для него и весьма неприятные интонации.
   Первый разговор в новом ключе закончился тем, что пустой ларек, оцененный едва в четверть своей первоначальной цены, перешел в собственность компаньонов в качестве погашения весьма незначительной части долга. Долг, надо заметить, рос удивительно быстро.
   В его сумму, кроме основных четырех тысяч, входили космические проценты, стоимость розыскных мероприятий, касающихся персоны провалившегося сквозь землю продавца, и прочие непредвиденные расходы вроде оплаты нелегкого труда якобы подключенных к делу знакомых следователей из районного отдела милиции.
   Когда сумма повешенных на Михаила Борисовича денег дошла до двенадцати тысяч долларов, для него стало очевидным, что маленький сейф, купленный им, годится разве что в качестве урны для его праха. И надгробием, если оно будет иметь место вообще, окажется цементная раковина за восемьдесят четыре рубля.
   Наконец в неприятных разговорах с представителями «крыши» прозвучало слово «квартира». Михаил Борисович подозревал, что дело идет к этому, но не хотел даже думать о таком ужасном финале. И поэтому, когда разговор коснулся отчуждения его двухкомнатной квартиры в пользу кредиторов, он встал на дыбы. Это была ярость кролика, которую трое бандитов тут же укротили демонстрацией откровенной угрозы.
   Разговор происходил на территории кооперативных гаражей, и в соответствии с намеченным планом, который предусматривал произвести в этот день окончательное устрашение клиента, Михаил Борисович был связан, рот его был заклеен пластырем, и его оцепеневшее от ужаса тело было уложено в просторный багажник весьма не нового, но все же «БМВ».
   Михаил Борисович и без того был полностью деморализован, так что в таких суровых мерах не было никакой нужды, но практика показывала, что во избежание ненужных эксцессов клиента следовало смертельно напугать и размягчить до состояния подтаявшего студня.
   Предполагалось отвезти Михаила Борисовича в лес, где перед ним будет разыгран наработанный спектакль.
   Грубый и страшный Вован будет рваться угробить козла, подставившего их, просравшего их деньги и вынудившего вместо настоящих важных дел заниматься его ничтожными проблемами.
   Добрый Букаха будет удерживать его, позволив, однако, несколько раз ударить клиента, а рассудительный Пендаль выдвинет разумные доводы и подкинет конструктивные предложения, касающиеся, однако, того, что с квартирой все-таки придется расстаться.
   Но зато после этого наступят спокойствие и мир.
   И Михаил Борисович, получив от судьбы такой суровый урок, впредь будет умен и осмотрителен и сделает все дела правильно. И наверняка, поступая осторожно и мудро, вернет потерянное, преумножит его и заживет счастливой и безоблачной жизнью.
   А пока что он находился в багажнике и с ужасом прислушивался к доносившимся до него из салона неразборчивым разговорам и взрывам грубого смеха.
   В это время Тимур ехал по тому же Северному шоссе в ту же самую сторону, что и «БМВ», в котором везли полумертвого от страха Михаила Борисовича.
   Но в его багажнике находилось не полуживое тело человека, а совершенно мертвые тела рыб и птиц. Еще там находилось несколько фрагментов трупа молодого теленка. Все это было должным образом запаковано и уложено в хозяйственные сумки. Кроме того, в багажнике были овощи, фрукты и прочая сельская провизия.
   Оставив Знахаря на «Ништяке», он поехал в деревню, расположенную в тридцати километрах от Томска, и затарился там как следует, а теперь возвращался обратно, рассчитывая побаловать шефа свежатинкой.
   Машина, в которой он ехал, была обыкновенной «пятеркой», во всяком случае – внешне. Внутренне же она была в безукоризненном техническом состоянии, и ее двигатель был форсирован в мастерских сборной Томска по ралли.
   Захотев пить, Тимур остановился у одиноко стоявшего у дороги ларька и вышел из машины.
   Купив «пепси» и уже возвращаясь к машине, он увидел, как из остановившегося впритык к «пятерке» потертого «БМВ» вылез здоровенный амбал с совершенно уголовной мордой и направился к тому же ларьку.
   Его жилистые грабли, торчавшие из коротких рукавов футболки, были украшены лагерной татуировкой и шрамами. Еще двое таких же типов оставались сидеть в машине.
   Проходя мимо идущего навстречу Тимура, он намеренно задел его плечом и, не задерживаясь, поканал дальше.
   Тимур ощутил в области солнечного сплетения легкое дуновение пустоты, но усилием воли тут же погасил его. Уголовник привычно искал приключений. Ну и пусть себе ищет в другом месте. Глубоко выдохнув, Тимур открыл дверцу и уселся за руль.
   Включив поворотник, он отъехал от поребрика и, быстро набрав скорость, влился в поток машин.
   Посмотрев на датчик бензина, он сказал сам себе:
   – Надо бы заправиться.
   И перестроился в правый ряд.
   А в это время Огурец, который должен был обеспечивать поддержку, следуя в ста метрах позади «БМВ» с бандитами и их жертвой, объяснялся с гаишником.
   Огурец, боясь потерять лидера, стал обгонять какого-то медлительного дядьку на «Москвиче» и пересек сплошную линию. Этим он весьма обрадовал гаишника, спрятавшегося за кустами, и теперь тот неторопливо изучал сомнительные бумаги Огурца. Он видел, как Огурец нетерпеливо посматривает в ту сторону, куда ехал. Это тоже радовало гаишника, и чем более начинал нервничать нарушитель, тем медленнее он перебирал бумаги. Ситуация усугублялась тем, что у Огурца, который был распоследней шестеркой среди братвы Кислого, не было ни копейки.
   Не дождавшись заветного предложения разобраться на месте, инспектор вздохнул и предложил нарушителю сесть с ним в машину ДПС для составления протокола.
   Расстроенный Огурец был вынужден принять это предложение.
   Впрочем, он знал, куда они ехали, и надеялся догнать братков вовремя.
   Когда Тимур свернул к заправке «Шелл» и, снизив скорость, уже направился к колонке с девяносто восьмым бензином, его машину вдруг опасно подрезал все тот же «БМВ» и влез на заправку первым. Тимур едва успел затормозить, чтобы не попасть «БМВ» в правую заднюю дверь.
   Из «БМВ» вылез давешний громила, оценивающе посмотрел на ничтожное расстояние, оставшееся между двумя машинами и произнес:
   – Ну чо, у тебя денег много, што ли? Щас заплатишь!
   И, угрожающе харкнув на асфальт рядом с «пятеркой», удалился платить.
   Вернувшись, он встал рядом с колонкой, картинно оперся на «БМВ» и, пока бензин тек в бак, принялся демонстративно разглядывать скромную «пятерку». Его дружки, сидевшие в салоне, тоже обернулись, глядя на сидящего без движения Тимура, и о чем-то разговаривали, усмехаясь при этом.
   – Чо ты сюда вперся? – продолжил свои речи громила. – Ты свое ведро керосином заправляй, понял?
   Закончив заправку, он обошел «БМВ», еще раз бросил на «пятерку» презрительно-угрожающий взгляд и, сев за руль, с визгом резины уехал, оставив на асфальте две черные полосы.
   Тимур включил передачу и медленно проехал мимо колонки.
   – Заправимся позже, – задумчиво произнес он и выехал с заправки.
   Оказавшись на проезжей части, он сразу же увидел впереди черный «БМВ», который, нарушая элементарные правила безопасности движения, рискованно вилял между рядами, пугая других водителей и резко ныряя в промежутки между машинами.
   Достав из замаскированной в двери ниши «беретту» и передернув затвор, Тимур положил ее на правое сиденье, прикрыв тряпкой.
   Теперь он был готов.
   Не приближаясь к «БМВ», Тимур держался на таком расстоянии, чтобы не потерять его из виду.
   Когда они выехали за город, машин стало поменьше, и Тимур отстал метров на двести, чтобы не мозолить глаза сидевшим в «БМВ» бандюкам. Он знал, что догнать их не составит для него ни малейшего труда, и спокойно закурил.
   Через некоторое время у «БМВ» загорелись тормозные огни и замигал левый поворотник. Тимур выбросил окурок в окно и снизил скорость.
   «БМВ» свернул на примыкавшую к трассе бетонку, прямую, как палка от швабры, и прибавил ходу. Он шел под сотню, и Тимур, свернув следом за ним, чуть наддал, выдерживая дистанцию. Ни впереди, ни позади никого не было, потому что эта дорога никуда не вела. Когда-то в ее конце находился то ли какой-то почтовый ящик, то ли воинская часть, а теперь, после перестройки, там были заброшенные руины. Так они проехали около километра.
   – Ну все, – сказал Тимур и вдавил педаль в пол.
   «Пятерка» прыгнула вперед и в считанные секунды нагнала «БМВ».
   Тимур с ходу объехал бандитов слева и тут же стал технично прижимать их к обочине. Те не ожидали такой наглости, и сидевший за рулем татуированный «бык» был вынужден вдарить по тормозам, чтобы не столкнуться с подрезавшей его «пятеркой». Тимур не ослаблял нажима, и водителю «БМВ» не оставалось ничего другого, как в туче пыли затормозить на обочине юзом.
   Как только машины остановились, Тимур открыл дверь и быстро вышел. У него не было ни малейшего желания пугать этих ублюдков стволом и наслаждаться их позором. Пистолет он держал в опущенной правой руке, которую прятал за бедром.
   Подойдя вплотную к левой передней двери «БМВ», он поднял пистолет и тут же выстрелил открывшему пасть бандиту прямо в нос. Из простреленного носа хлынула кровь, а из развороченного затылка – мозги. Второй выстрел пришелся на долю его соседа и пуля попала тому в шею. Схватившись за рану, он захрипел и забулькал кровью. Видя, что настает кирдык, сидевший на заднем сиденье третий неудачник протянул было руку к двери, но тут же получил пулю в левое ухо.
   Тимур, не торопясь, произвел еще три выстрела и поставил оружие на предохранитель. Потом он вынул мобильник и нажал несколько кнопок. При этом, стоя слева от «БМВ», он не сводил взгляда с трупов, желая быть твердо уверенным, что они именно трупами и являются. Бывало, правда чрезвычайно редко, что даже после контрольных выстрелов человек через несколько месяцев пил пиво в «Казанове».
   На том конце сняли трубку, и Тимур заговорил:
   – Майкл, это я – Тимур. Тут я попал в небольшую историю, но теперь об этом никто не помнит. Да. Да. Кислого братва. Трое. Хорошо. На обратном пути. Будь здоров, не кашляй. Всего хорошего.