Страница:
- С радостью принимаю ваше предложение, профессор.
- Ну вот и славно, - произнес Вульф, встав из-за стола, чтобы проводить Самошина до дверей своего кабинета.
* * *
Оказавшись в пятикомнатной квартире Вульфа, Самошин не мог скрыть своего восторга, который вызвала у него шикарная обстановка, сплошь составленная из предметов антиквариата. В домашнем кабинете профессора, в который его проводил Вульф и ненадолго там оставил, Владимира настолько поразила библиотека хозяина квартиры, что Самошин сидел, открыв рот, с завистью разглядывая золоченые корешки редчайших изданий.
- Здравствуйте.
Самошин обернулся и увидел красивую сексапильную блондинку, которая настолько тихо и внезапно вошла в кабинет, что гость от неожиданности даже не успел закрыть рта.
- Вы и есть Владимир Витальевич Самошин, - то ли спросила, то ли констатировала блондинка. - А меня зовут Леля. Папа приглашает вас к столу отобедать с нами.
Кинув взгляд на стройные ножки Лели и несколько смутившись, Самошин произнес:
- Да-да, конечно, с удовольствием.
Войдя в гостиную, Владимир вновь был поражен. На этот раз гастрономической изысканностью обеденного стола. Ему, живущему на зарплату преподавателя и врача скорой помощи, никогда в жизни еще не приходилось не то что пробовать, но даже видеть многое из тех деликатесов, которыми был заставлен стол.
Да и сам обед в кругу профессора Вульфа, его жены и дочери прошел очень мило и весело. Глава семьи остроумно шутил, как это умеют делать, пожалуй, только врачи. Его жена Виолетта Борисовна интересно рассказывала о разных странах, где ей посчастливилось побывать благодаря своему любимому мужу, чем совершенно не мог похвастаться Самошин, не выезжавший за пределы Ленобласти. Леля завораживающе улыбалась и заразительно, но не пошло, смеялась, когда отец отпускал очередную остроумную шутку.
Гость, впрочем, тоже не ударил в грязь лицом, поведав семейству суть своих открытий в интереснейшей науке - генетике.
В завершение этого поистине званого обеда Аркадий Генрихович заявил:
- Не могу не заметить, уважаемый Владимир Витальевич, что вы очень понравились моим домочадцам. Смею надеяться, что теперь вы будете у нас частым гостем. А может, и больше…
* * *
После занятий Владимир Витальевич сам подошел ко мне и, облокотившись на парту, произнес:
- Куда пойдем?
- Не знаю, - ответила я, скромно пожав плечами, и опустила светившиеся от счастья глаза.
Мы вышли из здания училища и пошли так близко друг к другу, что мне было не по себе. Иногда наши руки случайно соприкасались, и мне с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы не взять его за руку.
Он рассказывал мне о медицинской практике, о забавных случаях, происходивших с ним во время дежурства. Вдоволь смеялся над лысым профессором Вульфом, завалившим меня на экзамене. Даже похвастался тесным знакомством с ним, продемонстрировав его дорогую визитку с домашним адресом. И говорил, что обязательно сделает все, чтобы я на следующий год поступила учиться в мединститут. Мне так хотелось верить этому веселому добродушному человеку! Сознавая, что без оглядки влюбилась в него, я вдруг выпалила:
- Владимир Витальевич, простите мне мою смелость, но я не могу больше скрывать свои чувства. Я люблю вас.
- Называйте меня Володя. И давай на ты, - ответил он и крепко сжал меня в объятиях.
Я почувствовала, как его сильные руки ласкают мое тело. Даже сквозь пальто. Почувствовала его горячие настойчивые губы на своих губах и, задрожав от обжигающей волны нежности, ответила на его страстный поцелуй.
Мы шли дальше, уже не таясь, и я держала Володю под руку, каждую минуту прижимаясь к нему всем телом. Самошин крепко держал мою руку в своей, и я, к своему удовольствию, заметила, как вспыхивают искорки нежности в его темных глазах. «Это любовь», - подумала я. - «Он тоже любит, просто не говорит, может быть, стесняется. А если нет?» Стараясь гнать от себя дурные мысли, я шла рядом с ним, вернее, не шла, а летела на крыльях любви, едва касаясь ногами земли. Мы собирали красивые желтые листья и любовались ярким убранством отходящей ко сну природы. Огненно-рыжая листва тихо опадала с деревьев, и они оставались с неприкрытыми черными ветвями. Возле пруда мы раскрошили бутерброды и кормили забавных уток и селезней, которые, подплывая к самому берегу, не боялись брать кусочки белого хлеба прямо из рук.
- Здесь недалеко общага Первого меда. Там я живу. Может, зайдешь? Попьем чаю с печеньем.
- Не знаю. Мешать не хочется никому, - робко протянула я.
- Сейчас в комнате никого нет, - возразил Володя. - Пойдем?!
И, подумав, я согласилась.
Мы прошмыгнули мимо старой ворчливой вахтерши и поднялись на второй этаж. Открыв ключом дверь, Володя галантно пропустил меня вперед. Комната была, судя по количеству кроватей, рассчитана на двух человек.
- Проходи, располагайся, - сказал Володя, помогая мне снять пальто. - Будь как дома.
Пока он возился с электрическим чайником, я успела оглядеться - кругом все было завалено книгами по медицине. Такого количества медицинской литературы даже в нашей чудовской библиотеке я не видела.
- Все эти книги - твои? - спросила я.
- Да. Вот в библиотеке набрал. Готовлюсь к защите диссертации по генетике. Это про наследственность. - И добавил, в попытке разъяснить подробней: - То есть, как передаются гены от родителей к их детям и о перспективах выявления закономерностей этого.
- Я знаю.
- Ну и молодец, - улыбнулся он. - Ты не переживай, я помогу тебе подготовиться к экзаменам на следующий год.
Самошин смотрел на эту симпатичную, добрую и ласковую девушку, почти девочку, прихлебывающую горячий чай из маленькой синей чашки, и умилялся ее наивности, и чувствовал, что тоже любит ее. «Люблю? - пронеслось у него в голове - Нет, не может быть, это заблуждение. Просто нравится она мне, и все тут».
Володя встал, пересек комнату и сел рядом со мной, так близко, что я почувствовала щекой его дыхание. Повернув голову, я встретилась с его взглядом, и мое сердце бешено забилось. Он наклонился и поцеловал меня. Сначала нежно. Потом с нарастающей страстью. Его язык проник мне в рот и жадно играл там с моим осторожным язычком. Затем горячие губы скользнули ниже и обожгли шею нежным поцелуем. Его нетерпеливые пальцы уже теребили верхнюю пуговицу на моей блузке. «Что я делаю? Мы едва знакомы. Надо оттолкнуть его. Сказать НЕТ! Но я не могу. А если быть откровенной, то просто не хочу». Блузка соскользнула с обнаженных плеч, открыв взорам восхищенного Самошина девственные грудки, затянутые в кружево нижнего белья. Затем и юбка, как ненужный предмет, была отброшена на стул. Я стояла перед ним почти нагая, стыдливо прикрывая себя руками, и смотрела, как красиво играли мышцы загорелого тела Володи, когда он наспех скидывал с себя одежду.
Он легко поднял меня на руки и отнес на кровать. Наши губы опять слились в страстном поцелуе, но я была очень скована. Я стеснялась. Мне еще никогда не приходилось быть в таком виде перед мужчиной, и тем более так близко.
Я вспомнила, что опытные в амурных делах подруги говорили мне о первой ночи. По их словам, это было больно, стыдно и противно. Но у них же было все по-другому - не так, как со мной. Что могли дать им в любви деревенские увальни? Я, поморщившись, вспомнила Игоря. А Володя - самый лучший, и я безумно его люблю.
Тем временем губы Володи жадно припали к моей груди. А руки ласкали бедра, медленно поднимаясь вверх, к самому сокровенному местечку. Раздвинув мои ноги, он оказался сверху, и что-то горячее и твердое уперлось в меня. Володя ощутил преграду и, сделав резкое движение, проник внутрь, заставив меня громко вскрикнуть от резкой боли. Но боль вскоре сменилась безумным желанием, и я, прижавшись к нему, только тихо стонала в такт его движениям, которые становились все быстрее. Я едва не потеряла сознание от нахлынувшей волны дикого звериного наслаждения, заставившего меня на несколько секунд оторваться от земли и упасть в глубокую пропасть блаженства. Мой стон слился с его стоном, и мы, обессиленные, расслабились.
Так, молча, мы пролежали около часа. Мне было хорошо и спокойно. Казалось, так будет всегда. Но я ошиблась. Володя поднялся и, увидев пятна крови на белой простыне, нахмурился.
- Почему ты не сказала мне, что у тебя не было мужчин до меня? - сердито спросил он.
Ему было неприятно, что девочка, влюбившаяся в него, оказалась девственницей. Ответственность, которая теперь легла на его плечи, пугала.
«Вот глупец», - думал он. - «Как я сразу не догадался? Но что поделать. Все же она хорошая девчонка, и к тому же очень нравится мне. Может, все еще обойдется».
Посмотрев на часы, я ужаснулась: половина десятого. Наше общежитие закрывалось на вход и выход в десять вечера. Быстро одевшись, мы выбежали на троллейбусную остановку. К счастью, это медлительное транспортное средство вскоре подошло, и через пятнадцать минут я уже стояла в вестибюле своего общежития и прощалась с Володей.
* * *
Карета скорой помощи мчалась к ДК Ленсовета, оглашая улицы и проспекты Петербурга тревожно-заунывным воем сирены. На очередное дежурство Самошина выпала массовая драка, вспыхнувшая между «реперами» и «алисоманами» во время концерта «Алисы» - культовой рок-группы, которой позволено выступать в Питере не больше двух раз в год из-за постоянных беспорядков, учиняемых ее фанатами.
В этот раз драка на концерте была настолько серьезной, что девятерым подросткам, получившим тяжелейшие ранения, срочно требовалась госпитализация.
Приняв одного из пострадавших, Самошин уже было садился в машину, как услышал за спиной знакомый голос:
- Здравствуйте, Владимир Витальевич! Не знала, что вы еще и на скорой помощи работаете.
Владимир обернулся. Перед ним стояла Леля Вульф и улыбалась, искренне радуясь неожиданной встрече со своим недавним знакомым.
- А можно мне с вами? - заговорщически спросила она.
- Хорошо. Только быстрее залезайте в машину, - не смея отказать дочке профессора, ответил он.
- Вау! - воскликнула Леля и забралась на переднее сиденье.
Сдав раненого алисомана дежурным врачам больницы, Самошин произнес:
- Ну вот и все. Сейчас беднягу будут штопать, а мой рабочий день, слава Богу, закончился.
- На самом деле я перед вами в долгу, - проникновенно и в тоже время кокетливо глядя Самошину в глаза, произнесла Леля. - Вы - мой спаситель. Ко мне на этом концерте привязались какие-то гопники, а вы так вовремя оказались рядом.
И она, бесцеремонно обвив своими нежными ручками его шею, поцеловала аспиранта в губы.
- А может, в кафе какое-нибудь зайдем? Что-то прохладно, - взяв инициативу в свои руки, предложила Леля.
И вновь Самошин не смог ей отказать.
После посещения какого-то попавшегося им на пути кафеюшника Владимир вызвался проводить профессорскую дочку домой.
Догадываясь о скромных заработках аспиранта, Леля поймала машину и, сразу же расплатившись, назвала адрес.
Весь путь до дома они целовались, а когда оказались в подъезде лелиного дома, Самошин, опомнившись, начал спешно прощаться. Но Леля так и не дала Владимиру полностью прийти в себя.
- Вы что, не доведете меня до квартиры?
И тут же потащила Самошина наверх.
Между вторым и третьим этажом она заставила его остановиться, снова обвив шею руками и кружа ему голову умопомрачительными поцелуями. Потом слегка подтолкнула к подоконнику. Присела на корточки и, расстегнув молнию на самошинских брюках, извлекла наружу затвердевший член.
Он и опомниться не успел, как его напряженный орган оказался у нее во рту. Ее голова ритмично задвигалась вперед-назад. Через пару минут все закончилось. Леля быстро встала, сплюнула сперму и со словами «звоните в любое время» скрылась за поворотом лестничного пролета.
Звук захлопнувшейся двумя этажами выше двери сумел вывести Самошина из оцепенения.
- Что же я делаю? - произнес он вслух и после минутной паузы добавил: - Вот вам и профессорская дочка.
* * *
На следующий день Самошина вызвали в кабинет ректора Первого медицинского. Признаться, он не на шутку испугался: что, если Леля рассказала о вчерашнем отцу? «Да нет, все это глупости, право», - успокаивал он себя и оказался прав.
- О, проходите, голубчик! - тут же развеял все его тревожные мысли улыбающийся Вульф. - Спешу поздравить, у вас прекрасная диссертация вырисовывается. Пишите, будет ваша докторская.
- Спасибо, Аркадий Генрихович, - не скрывая радости, поспешил поблагодарить Самошин.
- Но это еще не все, уважаемый Владимир Витальевич. Кстати, как насчет чашечки кофе? Или чего покрепче?! Да, да. Именно коньячку-с. И не вздумайте возражать. Уверяю вас, есть прекрасный повод. Присаживайтесь, голубчик, поудобнее, чтобы случайно не упасть.
С этими словами Вульф достал из шкафа бутылочку «Рэми Мартин» и две хрустальные рюмочки.
- Что ж, через месяц у вас предзащита, - вытирая капельки пота со своей лысины, начал профессор.
- Но… - попытался было что-то возразить Само-шин.
- И никаких «но». У вас все получится. Не сомневайтесь. И добро пожаловать ко мне в институт. Место на кафедре вам обеспечено.
- Я даже не знаю, как… - снова попытался что-то сказать доцент.
- Отблагодарите потом, коллега. А теперь… - Вульф наполнил рюмки, - теперь держитесь крепче за стул. После вашей защиты добро пожаловать ко мне в заместители.
Ректор опустошил свою рюмочку, а Самошин так и застыл с коньяком в руках, словно кто-то невидимый нажал на кнопку стоп-кадра. Мог ли он когда-то, приехав из Выборга поступать в медицинский, мечтать о таком карьерном росте? Он сидел, в недоумении уставившись на профессора, и не верил своей удаче.
- А вы, голубчик, выпейте. Полегчает.
Самошин залпом выпил рюмку, даже не успев толком прочувствовать вкус дорогого французского коньяка.
- Да, кстати, чуть было не забыл. В субботу жду вас на своей даче в Репино. И не вздумайте не приехать.
* * *
Дача профессора Вульфа, точнее, роскошная трехэтажная вилла, располагалась на берегу Финского залива. Вековые репинские сосны защищали ее от холодных ветров, налетающих с Балтики.
- Аркадий Генрихович, это Самошин. - произнес Владимир в микрофон переговорного устройства, встроенного в двухметровый кирпичный забор возле входной двери, аккуратно врезанной в массивные стальные ворота.
В двери что-то пикнуло, и она подалась вперед. Самошин вошел и буквально остолбенел от красоты и изысканности профессорского особняка.
- Расслабьтесь, Самошин. Чувствуйте себя как дома и так далее и тому подобное. В общем, проходите, - загрузила его прямо с порога вышедшая навстречу Леля Вульф.
- Здравствуйте, Леля, - несколько смущенно поздоровался Самошин, памятуя подробности их последней встречи, и спросил: - А папа дома?
- А как бы вам хотелось? - своим, как всегда, игривым тоном окончательно ввела в краску доцента Леля.
Затем она втолкнула Владимира в гостиную, интерьер которой поражал не меньше, чем вид особняка снаружи, и, усадив на шикарный кожаный диван, приказала закрыть глаза. Он безропотно, словно провинившийся школьник в кабинете директора, повиновался.
Быстро скинув с себя шелковый халатик с вышитыми драконами и оставшись совершенно голой, Леля повернулась к Владимиру своей соблазнительной попкой и, облокотившись на стол, произнесла:
- Мама с папой будут здесь часа через три. А теперь откройте глаза и вперед. Действуйте. И можете делать со мной чего пожелаете.
Через мгновение дачу профессора Вульфа огласили ее страстные стоны…
* * *
После урока я оставалась в аудитории и дожидалась Самошина, который, как всегда, закончив свои дела, провожал меня до общежития.
Но сегодня он задерживался. Волнуясь, я уже целый час смотрела на стрелки больших белых часов на стене, которые предательски накручивали минуту за минутой.
Наконец Володя вошел. Было видно, что он чем-то взволнован. Я улыбнулась в предвкушении признания в любви, но каким-то тайным женским чутьем почувствовала - что-то с ним не так.
Почему-то не поцеловав меня и даже отстранившись, он произнес:
- Мне надо серьезно поговорить с тобой, Лика. Ты очень нравишься мне. Но нам необходимо расставить все точки в наших отношениях.
После недолгой паузы, за время которой Самошин тщательно старался подобрать слова, он продолжил:
- Лика, нам нужно расстаться. Я люблю другую женщину. И к тому же мы не пара друг другу.
Мое сердце невольно сжалось, а потом забилось быстрее. Спина стала мокрой от холодного липкого пота. В голове пролетали со скоростью света мысли. «Почему? За что?» Тяжелый комок подкатил к горлу, мешая дышать. Я смотрела на него полными слез глазами и не могла вымолвить ни слова.
- Лика, ты обалденная девушка, ты красива и умна. Ты еще встретишь свою настоящую любовь. А я… Ты забудешь обо мне. Сейчас у тебя просто первое увлечение. Это не любовь.
- Подонок!!! - крик отчаяния сорвался с моих уст, и слезы потекли по щекам. - Убирайся отсюда!
Он попытался обнять меня за вздрагивающие от рыданий плечи. Но я грубо оттолкнула его и выбежала из аудитории.
Как добралась до общежития, не помню. Долго лежала на кровати и смотрела в пожелтевший потолок. Слезы душили меня и словно бы изнутри выжигали глаза. Не хотелось больше жить.
Прошло несколько дней. Я ходила на занятия с безучастным видом, совершенно не реагируя на окружающих меня людей. Самошина временно заменял другой преподаватель. С каждым днем мне становилось все хуже. Я почти перестала есть и спать, целый день лежала, уткнувшись лицом в подушку. Как-то, поднимаясь по лестнице общежития, почувствовала тошноту и головокружение. «Наверное, от недоедания», - подумала я. Но мне было все равно. Хотелось умереть.
* * *
- Королева, - протараторила медсестра училища, протягивая медкарту, - вам нужно пройти врачебный осмотр: лора, окулиста, стоматолога, гинеколога, и вот здесь получить подпись терапевта.
Я потащилась в поликлинику и, простояв в очереди часа полтора, наконец-то прошла через кабинет лора и окулиста. Затем, миновав стоматолога, очутилась в кабинете гинеколога.
Женщина в чистом белом халате долго ощупывала низ живота, потом произнесла:
- Беременность семь-восемь недель. В остальном - все в норме.
Я вздрогнула. Ее слова прозвучали, как приговор. По моим щекам потекли слезы. Но это были не слезы радости: страх, боль и отчаяние смешались в моей душе за несколько секунд.
- Я… я не хочу… не хочу…
Врач подняла на меня строгие глаза.
- Думать надо было, - произнесла она холодно. - Вот направление на аборт и список того, что нужно взять с собой.
И она протянула мне маленький белый листочек…
* * *
Приближался назначенный день. Я пыталась вызвать в себе хоть какие-нибудь чувства к маленькому существу, которое жило у меня внутри. Но в душе были лишь пустота и ненависть к человеку, который обрек меня на такие страдания. В тот ужасный день я лежала на столе под ярким светом медицинских ламп и думала - хоть бы умереть. Потом провалилась в наркотический сон и очнулась уже в палате. С трудом встала, оделась и побрела в общагу, погрузившись в тягостные мысли.
«Зачем жить?» - думала я, воскресив в памяти образ Самошина. - «Жизнь потеряла смысл. Мечта - как близко она была, но ей так и не удалось сбыться».
Я вернулась в общежитие и, оказавшись в своей комнате, тупо уставилась на стол. Взгляд остановился на кухонном ноже. И тут мне в голову пришло решение всех моих проблем. Я дотянулась до ножа, провела кончиками пальцев по его холодному острому лезвию.
- Прости меня, Господи, - прошептала я.
И что есть сил рубанула вдоль запястья левой руки. Кровь брызнула пульсирующим фонтаном: на меня, на стол, на пол… В глазах потемнело. Должно быть, я потеряла сознание.
Очнувшись, я увидела склонившуюся надо мной медсестру.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
Не ответив, я отвернула голову и только крепче сжала губы.
В моей душе начала подниматься волна новых чувств. Былую любовь сменила безграничная ненависть. Единственный мужчина, которого я по-настоящему любила, предал мою любовь. Нет больше прежней доброй и наивной Лики. Она повзрослела.
Глава четвертая
Наступила зима. Снег то выпадал, то таял - обычное явление для Петербурга. Жизнь Анжелики Королевой текла однообразно: занятия в медучилище - общежитие. Иногда поход в библиотеку за новыми книгами по медицине.
Самошина она больше не видела. С момента тех печальных событий он перестал читать лекции в училище и больше не давал о себе знать. Да и Лика не искала с ним встреч.
За это время в жизни Владимира Витальевича произошли большие изменения. Он готовился защищать докторскую диссертацию, получил обещанное место на кафедре и готовился вступить в новую должность - проректора Первого медицинского института. Его личная жизнь протекала также со знаком плюс. Интимные встречи с Лелей Вульф, которым всячески способствовали ее родители, переросли в бурный роман. В результате Самошин сделал ей предложение. Это произошло в один из воскресных обедов у Вульфов, прямо за столом. То ли антикварная обстановка профессорской квартиры так подействовала на Владимира, то ли еще что-то, но он, словно на дворе был не конец двадцатого века, а середина девятнадцатого, прежде всего попросил лелиной руки у ее достопочтенных родителей.
- Считаю великой для себя честью просить у вас, уважаемые Виолетта Борисовна и Аркадий Генрихович, руки вашей славной дочери. Надеюсь, что и Леля не откажет мне в счастье стать моей законной супругой, - торжественно произнес новоиспеченный жених.
Леля бросилась Владимиру в объятия, а растроганные родители дали свое благословение.
Началась подготовка к свадьбе, которая по своим размахам обещала быть грандиозной и громкой: шутка ли - сам ректор Первого медицинского, член-корреспондент Аркадий Вульф выдает свою единственную дочь замуж.
Сочетаться браком решили во дворце на Английской набережной. А свадебный обед устроить не где-нибудь, а в одном из ресторанов пятизвездочного отеля «Европа». Отеля, который по своей помпезности и фешенебельности по праву считается лучшим на европейском континенте. Гостей же, по предварительным расчетам Вульфа, набиралось не менее пятисот человек.
Все были поглощены предсвадебными заботами: кольца, платья, кортеж, музыка, фото- и видеосъемка, телевидение и пресса, меню и развлечения. Времени до свадьбы оставалось всего ничего - каких-то две недели, а успеть нужно было так много.
* * *
Серым слякотным утром, какими в особенности отличается зимняя пора в Санкт-Петербурге, по улице шла болезненного вида девушка с бледным лицом. Она куталась в простенькое демисезонное пальто, не спасавшее от пронизывающего ветра и больших хлопьев мокрого снега. Жалкая одинокая фигурка брела по тротуару, обходя лужи и грязное месиво снега, стараясь не наступить в него легкими ботинками. Глубоко запавшими, ничего не видящими глазами девушка поймала свое отражение в витрине магазина. «Неужели это я?» - ужаснулась Лика. - «А впрочем, не все ли равно?»
Пережив то, что случилось осенью, я думала: ничего страшнее уже не будет. Жизнь представлялась прожитой, и прожитой совершенно бесполезно. За какой-то месяц рухнули все мои надежды. Я ненавидела людей и, сторонясь, обходила их. Мир, казавшийся поначалу таким дружественным, повернулся ко мне спиной. Единственным желанием, оставшимся после того, как мне даже не позволили умереть, было увидеть ту, что перешла мне дорогу. Я шла медленно, вся промокшая и замерзшая от пронизывающего до костей ветра. И вдруг возле одного из многочисленных ресторанов остановилась машина. Из нее выскочил красивый молодой человек и приготовился подать руку даме, выходившей следом за ним. Это был ОН! Все мои мышцы напряглись, и по телу пробежала дрожь. Еще секунда, и толпа скрыла от меня этих двух молодых людей. «ОНА!» - подумала я, с ненавистью глядя в ту сторону, куда только что удалились Володя и его девушка. Совершенно не контролируя себя, я пошла следом за ними. Пока парочка сидела в ресторане, наслаждаясь изысканной кухней и дорогим вином, я успела разглядеть разлучницу. Симпатичная девушка примерно моих лет с серыми глазами и шикарными пепельно-русыми волосами ниже пояса. Модная стильная одежда свидетельствовала о том, что она - дочь обеспеченных родителей. И тут я вспомнила, что на вступительных экзаменах в медицинский институт уже видела эту девушку. Еще тогда какой-то парень, раздосадованный провалом на экзамене, съязвил, что дочка профессора точно поступит, а куда уж нам - простым смертным. Дочка профессора - того самого, что так жестоко и незаслуженно отсеял меня на экзамене по биологии. Того самого, который был научным руководителем у Самошина. Ненависть сконцентрировалась в кончиках пальцев, заставив кулаки сжаться так, что ногти впились в ладони. С трудом мне удалось сдержать себя, чтобы не кинуться на эту влюбленно воркующую парочку. Я повернулась и исчезла в толпе спешащих по своим делам людей.
- Ну вот и славно, - произнес Вульф, встав из-за стола, чтобы проводить Самошина до дверей своего кабинета.
* * *
Оказавшись в пятикомнатной квартире Вульфа, Самошин не мог скрыть своего восторга, который вызвала у него шикарная обстановка, сплошь составленная из предметов антиквариата. В домашнем кабинете профессора, в который его проводил Вульф и ненадолго там оставил, Владимира настолько поразила библиотека хозяина квартиры, что Самошин сидел, открыв рот, с завистью разглядывая золоченые корешки редчайших изданий.
- Здравствуйте.
Самошин обернулся и увидел красивую сексапильную блондинку, которая настолько тихо и внезапно вошла в кабинет, что гость от неожиданности даже не успел закрыть рта.
- Вы и есть Владимир Витальевич Самошин, - то ли спросила, то ли констатировала блондинка. - А меня зовут Леля. Папа приглашает вас к столу отобедать с нами.
Кинув взгляд на стройные ножки Лели и несколько смутившись, Самошин произнес:
- Да-да, конечно, с удовольствием.
Войдя в гостиную, Владимир вновь был поражен. На этот раз гастрономической изысканностью обеденного стола. Ему, живущему на зарплату преподавателя и врача скорой помощи, никогда в жизни еще не приходилось не то что пробовать, но даже видеть многое из тех деликатесов, которыми был заставлен стол.
Да и сам обед в кругу профессора Вульфа, его жены и дочери прошел очень мило и весело. Глава семьи остроумно шутил, как это умеют делать, пожалуй, только врачи. Его жена Виолетта Борисовна интересно рассказывала о разных странах, где ей посчастливилось побывать благодаря своему любимому мужу, чем совершенно не мог похвастаться Самошин, не выезжавший за пределы Ленобласти. Леля завораживающе улыбалась и заразительно, но не пошло, смеялась, когда отец отпускал очередную остроумную шутку.
Гость, впрочем, тоже не ударил в грязь лицом, поведав семейству суть своих открытий в интереснейшей науке - генетике.
В завершение этого поистине званого обеда Аркадий Генрихович заявил:
- Не могу не заметить, уважаемый Владимир Витальевич, что вы очень понравились моим домочадцам. Смею надеяться, что теперь вы будете у нас частым гостем. А может, и больше…
* * *
После занятий Владимир Витальевич сам подошел ко мне и, облокотившись на парту, произнес:
- Куда пойдем?
- Не знаю, - ответила я, скромно пожав плечами, и опустила светившиеся от счастья глаза.
Мы вышли из здания училища и пошли так близко друг к другу, что мне было не по себе. Иногда наши руки случайно соприкасались, и мне с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы не взять его за руку.
Он рассказывал мне о медицинской практике, о забавных случаях, происходивших с ним во время дежурства. Вдоволь смеялся над лысым профессором Вульфом, завалившим меня на экзамене. Даже похвастался тесным знакомством с ним, продемонстрировав его дорогую визитку с домашним адресом. И говорил, что обязательно сделает все, чтобы я на следующий год поступила учиться в мединститут. Мне так хотелось верить этому веселому добродушному человеку! Сознавая, что без оглядки влюбилась в него, я вдруг выпалила:
- Владимир Витальевич, простите мне мою смелость, но я не могу больше скрывать свои чувства. Я люблю вас.
- Называйте меня Володя. И давай на ты, - ответил он и крепко сжал меня в объятиях.
Я почувствовала, как его сильные руки ласкают мое тело. Даже сквозь пальто. Почувствовала его горячие настойчивые губы на своих губах и, задрожав от обжигающей волны нежности, ответила на его страстный поцелуй.
Мы шли дальше, уже не таясь, и я держала Володю под руку, каждую минуту прижимаясь к нему всем телом. Самошин крепко держал мою руку в своей, и я, к своему удовольствию, заметила, как вспыхивают искорки нежности в его темных глазах. «Это любовь», - подумала я. - «Он тоже любит, просто не говорит, может быть, стесняется. А если нет?» Стараясь гнать от себя дурные мысли, я шла рядом с ним, вернее, не шла, а летела на крыльях любви, едва касаясь ногами земли. Мы собирали красивые желтые листья и любовались ярким убранством отходящей ко сну природы. Огненно-рыжая листва тихо опадала с деревьев, и они оставались с неприкрытыми черными ветвями. Возле пруда мы раскрошили бутерброды и кормили забавных уток и селезней, которые, подплывая к самому берегу, не боялись брать кусочки белого хлеба прямо из рук.
- Здесь недалеко общага Первого меда. Там я живу. Может, зайдешь? Попьем чаю с печеньем.
- Не знаю. Мешать не хочется никому, - робко протянула я.
- Сейчас в комнате никого нет, - возразил Володя. - Пойдем?!
И, подумав, я согласилась.
Мы прошмыгнули мимо старой ворчливой вахтерши и поднялись на второй этаж. Открыв ключом дверь, Володя галантно пропустил меня вперед. Комната была, судя по количеству кроватей, рассчитана на двух человек.
- Проходи, располагайся, - сказал Володя, помогая мне снять пальто. - Будь как дома.
Пока он возился с электрическим чайником, я успела оглядеться - кругом все было завалено книгами по медицине. Такого количества медицинской литературы даже в нашей чудовской библиотеке я не видела.
- Все эти книги - твои? - спросила я.
- Да. Вот в библиотеке набрал. Готовлюсь к защите диссертации по генетике. Это про наследственность. - И добавил, в попытке разъяснить подробней: - То есть, как передаются гены от родителей к их детям и о перспективах выявления закономерностей этого.
- Я знаю.
- Ну и молодец, - улыбнулся он. - Ты не переживай, я помогу тебе подготовиться к экзаменам на следующий год.
Самошин смотрел на эту симпатичную, добрую и ласковую девушку, почти девочку, прихлебывающую горячий чай из маленькой синей чашки, и умилялся ее наивности, и чувствовал, что тоже любит ее. «Люблю? - пронеслось у него в голове - Нет, не может быть, это заблуждение. Просто нравится она мне, и все тут».
Володя встал, пересек комнату и сел рядом со мной, так близко, что я почувствовала щекой его дыхание. Повернув голову, я встретилась с его взглядом, и мое сердце бешено забилось. Он наклонился и поцеловал меня. Сначала нежно. Потом с нарастающей страстью. Его язык проник мне в рот и жадно играл там с моим осторожным язычком. Затем горячие губы скользнули ниже и обожгли шею нежным поцелуем. Его нетерпеливые пальцы уже теребили верхнюю пуговицу на моей блузке. «Что я делаю? Мы едва знакомы. Надо оттолкнуть его. Сказать НЕТ! Но я не могу. А если быть откровенной, то просто не хочу». Блузка соскользнула с обнаженных плеч, открыв взорам восхищенного Самошина девственные грудки, затянутые в кружево нижнего белья. Затем и юбка, как ненужный предмет, была отброшена на стул. Я стояла перед ним почти нагая, стыдливо прикрывая себя руками, и смотрела, как красиво играли мышцы загорелого тела Володи, когда он наспех скидывал с себя одежду.
Он легко поднял меня на руки и отнес на кровать. Наши губы опять слились в страстном поцелуе, но я была очень скована. Я стеснялась. Мне еще никогда не приходилось быть в таком виде перед мужчиной, и тем более так близко.
Я вспомнила, что опытные в амурных делах подруги говорили мне о первой ночи. По их словам, это было больно, стыдно и противно. Но у них же было все по-другому - не так, как со мной. Что могли дать им в любви деревенские увальни? Я, поморщившись, вспомнила Игоря. А Володя - самый лучший, и я безумно его люблю.
Тем временем губы Володи жадно припали к моей груди. А руки ласкали бедра, медленно поднимаясь вверх, к самому сокровенному местечку. Раздвинув мои ноги, он оказался сверху, и что-то горячее и твердое уперлось в меня. Володя ощутил преграду и, сделав резкое движение, проник внутрь, заставив меня громко вскрикнуть от резкой боли. Но боль вскоре сменилась безумным желанием, и я, прижавшись к нему, только тихо стонала в такт его движениям, которые становились все быстрее. Я едва не потеряла сознание от нахлынувшей волны дикого звериного наслаждения, заставившего меня на несколько секунд оторваться от земли и упасть в глубокую пропасть блаженства. Мой стон слился с его стоном, и мы, обессиленные, расслабились.
Так, молча, мы пролежали около часа. Мне было хорошо и спокойно. Казалось, так будет всегда. Но я ошиблась. Володя поднялся и, увидев пятна крови на белой простыне, нахмурился.
- Почему ты не сказала мне, что у тебя не было мужчин до меня? - сердито спросил он.
Ему было неприятно, что девочка, влюбившаяся в него, оказалась девственницей. Ответственность, которая теперь легла на его плечи, пугала.
«Вот глупец», - думал он. - «Как я сразу не догадался? Но что поделать. Все же она хорошая девчонка, и к тому же очень нравится мне. Может, все еще обойдется».
Посмотрев на часы, я ужаснулась: половина десятого. Наше общежитие закрывалось на вход и выход в десять вечера. Быстро одевшись, мы выбежали на троллейбусную остановку. К счастью, это медлительное транспортное средство вскоре подошло, и через пятнадцать минут я уже стояла в вестибюле своего общежития и прощалась с Володей.
* * *
Карета скорой помощи мчалась к ДК Ленсовета, оглашая улицы и проспекты Петербурга тревожно-заунывным воем сирены. На очередное дежурство Самошина выпала массовая драка, вспыхнувшая между «реперами» и «алисоманами» во время концерта «Алисы» - культовой рок-группы, которой позволено выступать в Питере не больше двух раз в год из-за постоянных беспорядков, учиняемых ее фанатами.
В этот раз драка на концерте была настолько серьезной, что девятерым подросткам, получившим тяжелейшие ранения, срочно требовалась госпитализация.
Приняв одного из пострадавших, Самошин уже было садился в машину, как услышал за спиной знакомый голос:
- Здравствуйте, Владимир Витальевич! Не знала, что вы еще и на скорой помощи работаете.
Владимир обернулся. Перед ним стояла Леля Вульф и улыбалась, искренне радуясь неожиданной встрече со своим недавним знакомым.
- А можно мне с вами? - заговорщически спросила она.
- Хорошо. Только быстрее залезайте в машину, - не смея отказать дочке профессора, ответил он.
- Вау! - воскликнула Леля и забралась на переднее сиденье.
Сдав раненого алисомана дежурным врачам больницы, Самошин произнес:
- Ну вот и все. Сейчас беднягу будут штопать, а мой рабочий день, слава Богу, закончился.
- На самом деле я перед вами в долгу, - проникновенно и в тоже время кокетливо глядя Самошину в глаза, произнесла Леля. - Вы - мой спаситель. Ко мне на этом концерте привязались какие-то гопники, а вы так вовремя оказались рядом.
И она, бесцеремонно обвив своими нежными ручками его шею, поцеловала аспиранта в губы.
- А может, в кафе какое-нибудь зайдем? Что-то прохладно, - взяв инициативу в свои руки, предложила Леля.
И вновь Самошин не смог ей отказать.
После посещения какого-то попавшегося им на пути кафеюшника Владимир вызвался проводить профессорскую дочку домой.
Догадываясь о скромных заработках аспиранта, Леля поймала машину и, сразу же расплатившись, назвала адрес.
Весь путь до дома они целовались, а когда оказались в подъезде лелиного дома, Самошин, опомнившись, начал спешно прощаться. Но Леля так и не дала Владимиру полностью прийти в себя.
- Вы что, не доведете меня до квартиры?
И тут же потащила Самошина наверх.
Между вторым и третьим этажом она заставила его остановиться, снова обвив шею руками и кружа ему голову умопомрачительными поцелуями. Потом слегка подтолкнула к подоконнику. Присела на корточки и, расстегнув молнию на самошинских брюках, извлекла наружу затвердевший член.
Он и опомниться не успел, как его напряженный орган оказался у нее во рту. Ее голова ритмично задвигалась вперед-назад. Через пару минут все закончилось. Леля быстро встала, сплюнула сперму и со словами «звоните в любое время» скрылась за поворотом лестничного пролета.
Звук захлопнувшейся двумя этажами выше двери сумел вывести Самошина из оцепенения.
- Что же я делаю? - произнес он вслух и после минутной паузы добавил: - Вот вам и профессорская дочка.
* * *
На следующий день Самошина вызвали в кабинет ректора Первого медицинского. Признаться, он не на шутку испугался: что, если Леля рассказала о вчерашнем отцу? «Да нет, все это глупости, право», - успокаивал он себя и оказался прав.
- О, проходите, голубчик! - тут же развеял все его тревожные мысли улыбающийся Вульф. - Спешу поздравить, у вас прекрасная диссертация вырисовывается. Пишите, будет ваша докторская.
- Спасибо, Аркадий Генрихович, - не скрывая радости, поспешил поблагодарить Самошин.
- Но это еще не все, уважаемый Владимир Витальевич. Кстати, как насчет чашечки кофе? Или чего покрепче?! Да, да. Именно коньячку-с. И не вздумайте возражать. Уверяю вас, есть прекрасный повод. Присаживайтесь, голубчик, поудобнее, чтобы случайно не упасть.
С этими словами Вульф достал из шкафа бутылочку «Рэми Мартин» и две хрустальные рюмочки.
- Что ж, через месяц у вас предзащита, - вытирая капельки пота со своей лысины, начал профессор.
- Но… - попытался было что-то возразить Само-шин.
- И никаких «но». У вас все получится. Не сомневайтесь. И добро пожаловать ко мне в институт. Место на кафедре вам обеспечено.
- Я даже не знаю, как… - снова попытался что-то сказать доцент.
- Отблагодарите потом, коллега. А теперь… - Вульф наполнил рюмки, - теперь держитесь крепче за стул. После вашей защиты добро пожаловать ко мне в заместители.
Ректор опустошил свою рюмочку, а Самошин так и застыл с коньяком в руках, словно кто-то невидимый нажал на кнопку стоп-кадра. Мог ли он когда-то, приехав из Выборга поступать в медицинский, мечтать о таком карьерном росте? Он сидел, в недоумении уставившись на профессора, и не верил своей удаче.
- А вы, голубчик, выпейте. Полегчает.
Самошин залпом выпил рюмку, даже не успев толком прочувствовать вкус дорогого французского коньяка.
- Да, кстати, чуть было не забыл. В субботу жду вас на своей даче в Репино. И не вздумайте не приехать.
* * *
Дача профессора Вульфа, точнее, роскошная трехэтажная вилла, располагалась на берегу Финского залива. Вековые репинские сосны защищали ее от холодных ветров, налетающих с Балтики.
- Аркадий Генрихович, это Самошин. - произнес Владимир в микрофон переговорного устройства, встроенного в двухметровый кирпичный забор возле входной двери, аккуратно врезанной в массивные стальные ворота.
В двери что-то пикнуло, и она подалась вперед. Самошин вошел и буквально остолбенел от красоты и изысканности профессорского особняка.
- Расслабьтесь, Самошин. Чувствуйте себя как дома и так далее и тому подобное. В общем, проходите, - загрузила его прямо с порога вышедшая навстречу Леля Вульф.
- Здравствуйте, Леля, - несколько смущенно поздоровался Самошин, памятуя подробности их последней встречи, и спросил: - А папа дома?
- А как бы вам хотелось? - своим, как всегда, игривым тоном окончательно ввела в краску доцента Леля.
Затем она втолкнула Владимира в гостиную, интерьер которой поражал не меньше, чем вид особняка снаружи, и, усадив на шикарный кожаный диван, приказала закрыть глаза. Он безропотно, словно провинившийся школьник в кабинете директора, повиновался.
Быстро скинув с себя шелковый халатик с вышитыми драконами и оставшись совершенно голой, Леля повернулась к Владимиру своей соблазнительной попкой и, облокотившись на стол, произнесла:
- Мама с папой будут здесь часа через три. А теперь откройте глаза и вперед. Действуйте. И можете делать со мной чего пожелаете.
Через мгновение дачу профессора Вульфа огласили ее страстные стоны…
* * *
После урока я оставалась в аудитории и дожидалась Самошина, который, как всегда, закончив свои дела, провожал меня до общежития.
Но сегодня он задерживался. Волнуясь, я уже целый час смотрела на стрелки больших белых часов на стене, которые предательски накручивали минуту за минутой.
Наконец Володя вошел. Было видно, что он чем-то взволнован. Я улыбнулась в предвкушении признания в любви, но каким-то тайным женским чутьем почувствовала - что-то с ним не так.
Почему-то не поцеловав меня и даже отстранившись, он произнес:
- Мне надо серьезно поговорить с тобой, Лика. Ты очень нравишься мне. Но нам необходимо расставить все точки в наших отношениях.
После недолгой паузы, за время которой Самошин тщательно старался подобрать слова, он продолжил:
- Лика, нам нужно расстаться. Я люблю другую женщину. И к тому же мы не пара друг другу.
Мое сердце невольно сжалось, а потом забилось быстрее. Спина стала мокрой от холодного липкого пота. В голове пролетали со скоростью света мысли. «Почему? За что?» Тяжелый комок подкатил к горлу, мешая дышать. Я смотрела на него полными слез глазами и не могла вымолвить ни слова.
- Лика, ты обалденная девушка, ты красива и умна. Ты еще встретишь свою настоящую любовь. А я… Ты забудешь обо мне. Сейчас у тебя просто первое увлечение. Это не любовь.
- Подонок!!! - крик отчаяния сорвался с моих уст, и слезы потекли по щекам. - Убирайся отсюда!
Он попытался обнять меня за вздрагивающие от рыданий плечи. Но я грубо оттолкнула его и выбежала из аудитории.
Как добралась до общежития, не помню. Долго лежала на кровати и смотрела в пожелтевший потолок. Слезы душили меня и словно бы изнутри выжигали глаза. Не хотелось больше жить.
Прошло несколько дней. Я ходила на занятия с безучастным видом, совершенно не реагируя на окружающих меня людей. Самошина временно заменял другой преподаватель. С каждым днем мне становилось все хуже. Я почти перестала есть и спать, целый день лежала, уткнувшись лицом в подушку. Как-то, поднимаясь по лестнице общежития, почувствовала тошноту и головокружение. «Наверное, от недоедания», - подумала я. Но мне было все равно. Хотелось умереть.
* * *
- Королева, - протараторила медсестра училища, протягивая медкарту, - вам нужно пройти врачебный осмотр: лора, окулиста, стоматолога, гинеколога, и вот здесь получить подпись терапевта.
Я потащилась в поликлинику и, простояв в очереди часа полтора, наконец-то прошла через кабинет лора и окулиста. Затем, миновав стоматолога, очутилась в кабинете гинеколога.
Женщина в чистом белом халате долго ощупывала низ живота, потом произнесла:
- Беременность семь-восемь недель. В остальном - все в норме.
Я вздрогнула. Ее слова прозвучали, как приговор. По моим щекам потекли слезы. Но это были не слезы радости: страх, боль и отчаяние смешались в моей душе за несколько секунд.
- Я… я не хочу… не хочу…
Врач подняла на меня строгие глаза.
- Думать надо было, - произнесла она холодно. - Вот направление на аборт и список того, что нужно взять с собой.
И она протянула мне маленький белый листочек…
* * *
Приближался назначенный день. Я пыталась вызвать в себе хоть какие-нибудь чувства к маленькому существу, которое жило у меня внутри. Но в душе были лишь пустота и ненависть к человеку, который обрек меня на такие страдания. В тот ужасный день я лежала на столе под ярким светом медицинских ламп и думала - хоть бы умереть. Потом провалилась в наркотический сон и очнулась уже в палате. С трудом встала, оделась и побрела в общагу, погрузившись в тягостные мысли.
«Зачем жить?» - думала я, воскресив в памяти образ Самошина. - «Жизнь потеряла смысл. Мечта - как близко она была, но ей так и не удалось сбыться».
Я вернулась в общежитие и, оказавшись в своей комнате, тупо уставилась на стол. Взгляд остановился на кухонном ноже. И тут мне в голову пришло решение всех моих проблем. Я дотянулась до ножа, провела кончиками пальцев по его холодному острому лезвию.
- Прости меня, Господи, - прошептала я.
И что есть сил рубанула вдоль запястья левой руки. Кровь брызнула пульсирующим фонтаном: на меня, на стол, на пол… В глазах потемнело. Должно быть, я потеряла сознание.
Очнувшись, я увидела склонившуюся надо мной медсестру.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
Не ответив, я отвернула голову и только крепче сжала губы.
В моей душе начала подниматься волна новых чувств. Былую любовь сменила безграничная ненависть. Единственный мужчина, которого я по-настоящему любила, предал мою любовь. Нет больше прежней доброй и наивной Лики. Она повзрослела.
Глава четвертая
ПУЛЯ ДЛЯ РАЗЛУЧНИЦЫ
Наступила зима. Снег то выпадал, то таял - обычное явление для Петербурга. Жизнь Анжелики Королевой текла однообразно: занятия в медучилище - общежитие. Иногда поход в библиотеку за новыми книгами по медицине.
Самошина она больше не видела. С момента тех печальных событий он перестал читать лекции в училище и больше не давал о себе знать. Да и Лика не искала с ним встреч.
За это время в жизни Владимира Витальевича произошли большие изменения. Он готовился защищать докторскую диссертацию, получил обещанное место на кафедре и готовился вступить в новую должность - проректора Первого медицинского института. Его личная жизнь протекала также со знаком плюс. Интимные встречи с Лелей Вульф, которым всячески способствовали ее родители, переросли в бурный роман. В результате Самошин сделал ей предложение. Это произошло в один из воскресных обедов у Вульфов, прямо за столом. То ли антикварная обстановка профессорской квартиры так подействовала на Владимира, то ли еще что-то, но он, словно на дворе был не конец двадцатого века, а середина девятнадцатого, прежде всего попросил лелиной руки у ее достопочтенных родителей.
- Считаю великой для себя честью просить у вас, уважаемые Виолетта Борисовна и Аркадий Генрихович, руки вашей славной дочери. Надеюсь, что и Леля не откажет мне в счастье стать моей законной супругой, - торжественно произнес новоиспеченный жених.
Леля бросилась Владимиру в объятия, а растроганные родители дали свое благословение.
Началась подготовка к свадьбе, которая по своим размахам обещала быть грандиозной и громкой: шутка ли - сам ректор Первого медицинского, член-корреспондент Аркадий Вульф выдает свою единственную дочь замуж.
Сочетаться браком решили во дворце на Английской набережной. А свадебный обед устроить не где-нибудь, а в одном из ресторанов пятизвездочного отеля «Европа». Отеля, который по своей помпезности и фешенебельности по праву считается лучшим на европейском континенте. Гостей же, по предварительным расчетам Вульфа, набиралось не менее пятисот человек.
Все были поглощены предсвадебными заботами: кольца, платья, кортеж, музыка, фото- и видеосъемка, телевидение и пресса, меню и развлечения. Времени до свадьбы оставалось всего ничего - каких-то две недели, а успеть нужно было так много.
* * *
Серым слякотным утром, какими в особенности отличается зимняя пора в Санкт-Петербурге, по улице шла болезненного вида девушка с бледным лицом. Она куталась в простенькое демисезонное пальто, не спасавшее от пронизывающего ветра и больших хлопьев мокрого снега. Жалкая одинокая фигурка брела по тротуару, обходя лужи и грязное месиво снега, стараясь не наступить в него легкими ботинками. Глубоко запавшими, ничего не видящими глазами девушка поймала свое отражение в витрине магазина. «Неужели это я?» - ужаснулась Лика. - «А впрочем, не все ли равно?»
Пережив то, что случилось осенью, я думала: ничего страшнее уже не будет. Жизнь представлялась прожитой, и прожитой совершенно бесполезно. За какой-то месяц рухнули все мои надежды. Я ненавидела людей и, сторонясь, обходила их. Мир, казавшийся поначалу таким дружественным, повернулся ко мне спиной. Единственным желанием, оставшимся после того, как мне даже не позволили умереть, было увидеть ту, что перешла мне дорогу. Я шла медленно, вся промокшая и замерзшая от пронизывающего до костей ветра. И вдруг возле одного из многочисленных ресторанов остановилась машина. Из нее выскочил красивый молодой человек и приготовился подать руку даме, выходившей следом за ним. Это был ОН! Все мои мышцы напряглись, и по телу пробежала дрожь. Еще секунда, и толпа скрыла от меня этих двух молодых людей. «ОНА!» - подумала я, с ненавистью глядя в ту сторону, куда только что удалились Володя и его девушка. Совершенно не контролируя себя, я пошла следом за ними. Пока парочка сидела в ресторане, наслаждаясь изысканной кухней и дорогим вином, я успела разглядеть разлучницу. Симпатичная девушка примерно моих лет с серыми глазами и шикарными пепельно-русыми волосами ниже пояса. Модная стильная одежда свидетельствовала о том, что она - дочь обеспеченных родителей. И тут я вспомнила, что на вступительных экзаменах в медицинский институт уже видела эту девушку. Еще тогда какой-то парень, раздосадованный провалом на экзамене, съязвил, что дочка профессора точно поступит, а куда уж нам - простым смертным. Дочка профессора - того самого, что так жестоко и незаслуженно отсеял меня на экзамене по биологии. Того самого, который был научным руководителем у Самошина. Ненависть сконцентрировалась в кончиках пальцев, заставив кулаки сжаться так, что ногти впились в ладони. С трудом мне удалось сдержать себя, чтобы не кинуться на эту влюбленно воркующую парочку. Я повернулась и исчезла в толпе спешащих по своим делам людей.