Седов Борис. Пленница

   — А где все мои вещи? Почему я должна ходить в чем-то чужом?
   — Надевай, что дают. И не привередничай.
    «Идиотизм в квадрате!!! Театр абсурда!!!Только бы не расхохотаться!»
   Облачившись в пожалованное тряпье, Тамара под надзором Светланы Петровны дошла до туалета, с удовлетворением отметила, что дверь запереть за собой не запретили, привычно уже напилась из бачка и при этом, кажется, уложилась в отведенные три минуты. Во всяком случае, дежурившая в коридоре домоправительница о превышении срока не сказала ни слова. Отконвоировала Тамару обратно в комнату, без особой настойчивости попыталась скормить ей полгорсти каких-то разноцветных пилюль, но после категорического отказа подозрительно легко отступилась. И, пожелав на прощание спокойной ночи, свалила из комнаты. А девочка без промедления принялась за гречневую кашу с тушенкой, стараясь скорее освободить миску, чтобы с ее помощью приступить к прослушиванию разговоров за стенкой.
    Распроклятье! И в самом деле, все это напоминает вполне реальный дурдом!
   Тамара разделась, выключила свет и, прихватив со стола бесценную миску, забралась в постель.
    Ну, и что вы сегодня расскажете мне интересного, Толстая Задница и дядька Игнат?
 
   Жизнь уперлась в тупик.
   Разделилась на четыре четкие части, в которые, словно изюминки в пасхальный кулич, были вкраплены такие незначительные добавки, как прием незатейливой пищи три раза в день, походы в сортир (два раза в день), банные процедуры в тазике по воскресеньям и несколько слов, которыми Тамара иногда перебрасывалась со Светланой Петровной в те моменты, когда та приносила еду или конвоировала пленницу в туалет. Хотя обычно обходилось без этого — толстухе и девочке совершенно нечего было обсуждать. Что же касается дяди Игната, то за два месяца — октябрь и ноябрь — Тамара только слышала его голос через стену — при помощи своей незаменимой алюминиевой миски.
   Четыре неравные части, на которые было разделено Тамарино существование:
   Часть первая. Ночь. Самое счастливое время. Потому, что когда Тамара спала, ей снились сны, порой очень яркие, абсолютно неотличимые от реальности, и в этих снах удавалось на время вырваться из заключения.
   Утреннее пробуждение всегда было самым кошмарным временем суток. Девочка, не зажигая свет, еще долго лежала в постели, складывая в памяти по осколочкам сны о нормальной человеческой жизни. Потом в замке поворачивался ключ, ярко вспыхивал свет, и в комнату тяжело вступала толстуха, чтобы забрать мисочку и через пять минут доставить в ней завтрак.
   Часть вторая. Тамара уже давно пришла к осознанию того, что в настоящее время любая попытка подать о себе весть на волю обречена на провал и только усугубит вроде бы стабилизировавшееся положение. Из подслушанных разговоров девочка знала, что в ближайшие месяцы ей ничего не угрожает, а потому впереди большой запас времени, чтобы усыпить бдительность тюремщиков и вынудить их допустить ошибку. Вот этой ошибки и следовало дожидаться.
   Часть третья. Где-то Тамара читала, что более или менее человеческий облик, который за три десятилетия на необитаемом острове сумел сохранить герой Даниеля Дефо, — это сказка. В отсутствие общения человек начинает стремительно разучиваться говорить приблизительно через два года. Кто-то раньше, кто-то позже, но подобная деградация неизбежна, если не позаботиться о том, чтобы предотвратить ее. Тамаре было, конечно, в миллион раз проще, чем матросу Секирку. Ежедневно она с помощью миски слушала телевизор и разговоры между толстухой и дядюшкой, иногда перебрасывалась парой фраз со Светланой Петровной. Но, все равно, каждый день подолгу тренировалась — разговаривала сама с собой, даже припомнила несколько скороговорок и быстро отточила произношение их до зеркального блеска. При этом лингвистические упражнения делались и на русском, и на английском.
   Второе, с чем она активно боролась в своем заточении, — это гиподинамия. Пусть ее тюремщики думают, что пленница целыми сутками валяется на кровати. Тем хуже для них, тем выгоднее для нее. Тамара занималась гимнастикой. Она восстановила все навыки, полученные когда-то в секции по у-шу, добавила к ним несколько упражнений по силовой подготовке и, когда толстухи не было дома, изнуряла ими себя до седьмого пота. Отжималась от пола и от кровати, качала пресс, подолгу просиживала в шпагате или простаивала в сложнейших стойках, развивающих координацию движения и чувство равновесия. За день по кругу она, бывало, накручивала по несколько километров. И постоянно, как могла, трудилась над силой и резкостью ударов ногами и ребром ладони. Раз нет под рукой ни ножа, ни дубины, так пусть это умение когда-нибудь послужит ей надежным оружием.
   Часть четвертая.
   Самая важная. Отнимающая больше всего времени.
   Постоянное прослушивание стана врага. Когда домоправительница и дядя Игнат были дома, Тамара не отлипала от стенки. Миску, чтобы помыть и вновь наполнить едой, Светлана Петровна всякий раз забирала из комнаты не более чем на пять минут.
   Не прошло и месяца, как Тамара была полностью в курсе всех планов толстухи и дядюшки. А планы, по правде сказать, были незамысловаты. Как можно надежнее изолировать Тамару и наложить лапу на причитавшееся ей наследство — вот, в общем, и все. Это было понятно и ранее. Зато девочка точно уяснила для себя, что в ближайшее время ее жизни абсолютно ничто не угрожает. Ее смерти Светлана Петровна и дядя Игнат опасаются больше всего. Вернее, не смерти, а ее последствий, когда при расследовании им начнут задавать весьма непростые вопросы. Если бы, скажем, девочка подавилась хлебной коркой или умерла от перитонита, если бы с ней при бесстрастных свидетелях произошел несчастный случай или она сама покончила с собой — тогда другое дело. Тогда просто отлично! Никакого следствия в принципе не было бы, ни на какие вопросы отвечать не пришлось бы. Но о подобном приходилось только мечтать. Самим же инсценировать несчастный случай или самоубийство у опекунов не хватало ни смелости, ни умишка. Потому-то и был выбран другой путь — Тамара должна была необратимо сойти с ума. И почва для этого уже была подготовлена. Слухи о ее невменяемости еще с сентября активно распространялись и Игнатом, и Светланой Петровной, все это очень удачно подтверждали две больничные справки — из клиники, где Тамара провела неделю в июне, и из Неблочей, где она якобы пыталась совершить суицид, бросившись из окна. К этим справкам весомым довеском являлись обширные связи толстухи и солидная сумма на взятки. Все бумаги были в порядке, Светлана Петровна держала ситуацию под контролем.
   Оставалось довести девочку до того состояния, когда она, действительно, превратилась бы в идиотку. Для достижения этой цели был избран комплексный метод — медикаментозно-психологический. Полностью изолированную от мира, лишенную даже книг и привычной одежды Тамару атаковали психотропными препаратами, на которые домоправительница угробила кучу денег и которые растворяла в девочкином питье. Если бы только знала Светлана Петровна, что это питье с дорогостоящим наполнителем проклятая девка с ехидной ухмылочкой исправно выплескивает каждую ночь на пол под кроватью, для утоления жажды пользуется туалетным бачком и с удовольствием слушает при помощи мисочки удивленные разглагольствования своей тюремщицы о том, что лекарства пока что не дают желаемого результата.
   — Крысеныш валяется целыми сутками на кровати, пялится в потолок. Налицо полнейшая апатия, отсутствие интереса к чему-либо вообще, —докладывала толстуха дяде Игнату. — Вроде бы все нормально. Но стоит посмотреть ей в глаза, как встречаешься с абсолютно осмысленным, ясным взором вполне здорового человека.
   «Больше не позволю тебе смотреть мне в глаза, толстая тварь!» — в это время за стенкой думала Тамара.
   — Ясный взор — это еще не самое главное. Ты пыталась втянуть ее в какой-нибудь разговор?
   — Сколько раз! Отвечает, как всегда, односложно. Если изредка и произносит какую-нибудь фразу, то говорит медленно, растягивает слова. С этим все вроде в порядке. Но ты же знаешь, как эта актриса умеет прикидываться.
   — А ты уверена, что она действительно выпивает весь этот чай, а, скажем, не выплескивает его на пол?
   — Если б выплескивала, то давно бы загнулась от жажды, — уверенно заявляла толстуха, а Тамара за стенкой замирала при мысли, что ее тюремщики могут сообразить, какой источник воды на самом деле использует их пленница. —Может, таблетки не столь эффективны, как меня уверяли? Дерьмо, я вгрохала в них полтыщи «зеленых»! Завтра же заеду к Руневичу, пусть делает, что хочет, но отрабатывает все, что ему заплатила!
 
   Из частых воспоминаний дядюшки Тамара давно узнала в мельчайших подробностях, как в конце мая произошло убийство родителей.
   Отец не давал Игнату денег на какое-то выгодное дело, и тому наконец надоела «скупость» старшего брата. Он решил показать себя настоящим крутым мужиком и взять деньги сам. Андрей был приговорен к смерти! А уж завладеть и коттеджем, и имуществом, и делом покойного брата как его единственный наследник (если при этом погибнут еще и его дочь и жена) Игнат сумел бы вообще без проблем — все казалось настолько простым!
   И действительно, вначале все складывалось как нельзя лучше. Приобрести пистолет и глушитель не составило труда. Куда сложнее оказалось не передумать и не сдохнуть со страха за те несколько дней, что разделили момент покупки оружия и субботу — редкий день, когда можно было рассчитывать застать дома семью старшего брата в полном составе.
   В тот погожий денек дядя Игнат, сожрав для храбрости полгорсти транквилизаторов, на своем красном «Опеле» отправился в Павловск, откуда из автомата позвонил брату, выяснив, что он с семьей дома и никого в гости не ждут. Предупредил, что сейчас заедет, и через десять минут появился.
   Его впустила в дом Ольга. Сообщила, что муж копается в зимнем саду и, ни о чем не подозревая, поднялась туда вместе с гостем. Дальше все случилось стремительно, как в американском боевике. С момента, когда Андрей приветливо улыбнулся брату до того, когда, уже мертвый, он упал на краю пустой раковины под искусственный водоем, прошло меньше минуты.
   Рядом с мужем легла с простреленной головой Ольга Астафьева. А Игнат, воодушевленный четко совершенным двойным убийством, ощутил небывалый прилив прямо-таки маниакальной кровожадности и, трясясь уже не от страха, а от возбуждения, поспешил в Тамарину комнату. Там девочки не оказалось. Ее вообще не было в коттедже. Игнат специально передал племяннице по телефону привет, чтобы убедиться в том, что она уже вернулась из школы, но вмешалась случайность: девочка ушла из дому и разминулась с убийцей буквально на пять минут.
   Самодельный глушитель после нескольких выстрелов почти развалился. Пришлось его снять и сунуть в карман. Чтобы соседи не услышали выстрелов, когда будет убивать Тамару, Игнат включил телевизор на полную громкость. И заметался по дому. Потом обежал вокруг него. Девочки нигде не было. Ее куртка на вешалке, портфель в холле возле стены. Наверное, ушла ненадолго. Но тут снова вернулся страх, его начала бить крупная дрожь, и дожидаться племянницу Игнат уже был не в состоянии. Сдали нервы. И он стремительно сбежал из коттеджа, так и не доведя до конца уничтожение всех своих родственников.
   Единственным дивидендом из всей этой затеи было то, что удалось удачно сдать коттедж семье чехов. Да распродать за бесценок кое-что из имущества, вынесенного из дома. От фирмы брата, на которую Игнат возлагал основные надежды и с которой связывал все свои дальнейшие планы, его без особого напряжения оттерли бандиты. Неофициально загнать слишком заметный «Мерседес» Андрея не удавалось даже за четверть цены. Отследить личные банковские счета покойного брата, чтобы попробовать наложить на них лапу, тоже не получалось. В общем, как был Игнат нищим придурком, так им и остался. Одна надежда на удачную продажу коттеджа. А для этого надо, оформив опеку над Тамарой, дожидаться конца ноября, когда минет полгода после смерти ее родителей и девочка официально вступит в права наследования. И лишь тогда начинать доказывать в многочисленных комиссиях и кабинетах необходимость для бедной сиротки продажи ее бывшего дома.
   В начале декабря Тамара узнала, что на эту непростую дистанцию бюрократического стипль-чеза самоотверженно вышла Светлана Петровна и, надо отдать ей должное, прямо со старта поперла вперед семимильными шагами, с помощью взяток и связей успешно преодолевая одно препятствие за другим. И — немыслимое дело! — сумела успешно добраться до финиша.
   20 декабря, как раз в день рождения Тамары, домоправительница торжественно объявила дяде Игнату, что договор о продаже коттеджа заверен в последней инстанции и вступил в юридическую силу. Иными словами, дом в Тярлеве продан!
   Тамара за стенкой грустно вздохнула, и у нее по щеке сбежала слезинка.
   А дядя на следующий день опять начал пить.

Глава 9
Я СЛИШКОМ МНОГО ЗНАЮ. МЕНЯ ПОРА УБИТЬ

Герда. 17 июля 1999 г. 23-45 — 23-50

   — Алло.
   — Юрий Иванович? — удивленно гундосит миниатюрная рация, хотя и дауну ясно, что никакому боссу это внештатное бытовое «алло», произнесенное совсем пьяным голосом, принадлежать не может. И все-таки ничего, кроме дежурного «Юрий Иванович?», охранник, какого-то черта решивший пообщаться с хозяином, изобрести не успевает, а поэтому еще раз тупо мямлит: — Юрий Иванович? Вы?
   — Нет, это я, — хладнокровно представляется Олег. — А, извините, с кем… м-м-м… имею честь? — Буквально с листа он настолько вживается в роль пьяного, что его даже слегка начинает штормить.
   Несмотря на всю беспонтовостъ неожиданного натяга, Диана при виде этого не может сдержаться от смеха и оглушительно хрюкает прямо в рацию. Весьма кстати. «Чего еще ожидать от этих бухих обкайфованных шлюшек, обнаруживших свеженькую игрушечку — „Моторолу?“ — наверное, сразу решает охранник и объявляет:
   — Это Володя. — В голосе пока никакой настороженности. — У вас все в порядке? Где Юрий Иванович?
   — Это Олег… У нас все в порядке… Юрий Иванович пытается трахнуть Татьяну… — очень правдоподобно икает Олег. — Как вам мой продуктовый набор? Приняли на грудь за наше здоровье?
   — Да, выпили, — с благодарностью в голосе квакает начальник охраны. — Спасибо. Вы не могли бы передать рацию боссу?
   К моему удивлению, Диана продолжает вовсю потухать, как на концерте Жванецкого. Она отошла немного в сторонку и глупо хихикает. В топике и шортиках, на пояс которых нацеплена граната-лимонка с паралитическим газом, с «Ингремом» в левой руке и с натовским противогазным щитком в правой она выглядит клево!
   Ее смех столь заразителен, что меня тоже начинает пробивать на «хи-хи». Теперь мы прибалдеваем на пару. Может быть, у нас легкая истерика?
   — Дуры! — бросает нам Олег и продолжает изображать из себя кривого в умат колдыря, заправляя арапа Владимиру: — Передать рацию боссу? Не-е-е, безнадега! Юрка в парилке. На Таньке. И ему сейчас все до лампочки… У него нестояк! — по большому секрету громко шепчет Олег, и Диана при этом, зажав рот ладошкой, аж приседает на корточки. — Непруха у Юрыча! Так что он посылает всех на хрен!
   — Нет, ты все же попробуй, пожалуйста! — уперто мастырит Олега Володя. — Отнеси ему рацию.
   — Лады. Попытаюсь… — Олег отводит сплетницу в сторону и выражением лица недвусмысленно демонстрирует нам свое отношение к этой глупой, готовой нарушить все наши планы невзначайке. — …Нет, Вовка, гроб! Безнадега! Я ж говорю, посылает всех на хрен! А чего там у вас за срочняк?
   Со скрипом и скрежетом дешевая сплетница минут пять гнусаво завинчивает о том, что некий Арсений Филатыч пробивается к боссу уже на протяжении трех часов, уверяет, что у него неотложное дело и всех достал своими звонками. Через десять минут, ровно в двенадцать ноль-ноль, этот настырный Арсений будет дозваниваться опять.
   — Я сейчас всё-таки поднимусь и попробую передать Юрию Ивановичу сотовый, — не сдается стояк.
   — Ну и пошлет он тебя на хрен! — В голос Олега кроме привычных уже бухих интонаций добавляются нотки легкого раздражения. И тревоги. — Как зайдешь к нему, так и выйдешь. И отправишься искать себе другую работу.
   — Олег, а может быть, вы?
   «Нум настырный! — покачиваю я головой. — Что, чересчур педантично относится к своим служебным обязанностям? Или чугун-чугуном просто по жизни? Сдался ему этот Арсений Филатыч!
   А если все это подстава?!! — вдруг пробивает меня пренеприятнейшая догадка.
   — А что я?!! — в этот момент пьяно орет в «Моторолу» Олег. — Сниму сейчас Юрика с бабы, возьму нежно за яйца и выведу из парилки: «Поболтай, дорогой, по телефону, отвлекись, и у тебя все сразу поднимется»? Слышь, Вовка, мой добрый совет: не заморачивайся порожняком, забей на этого Фомича…
   — Филатыча.
   — Нехай будет Филатыч! Один хрен, забей! Вырубай трубу и ложись спать.
   — Нет, — упирается рогом стояк. — Я все-таки сейчас подойду.
   — Как хочешь, — безразлично бубнит Олег.
   — Вы где? В предбаннике?
   — Да. Давай, ждем. — Олег отключает рацию, с яростью швыряет ее на кровать. — Кранты стояку! — цедит он и снимает с предохранителя «Ингрем». — Либо чрезмерно исполнительный, либо у них закончилось пойло, и они решили нахалявитъ еще. Как бы там ни было, он заработает пулю.
   — Что, обязательно убивать? — спрашиваю я, и Олег тут же пронзает меня презрительным взглядом.
   — Ты готова предложить другой вариант?
   — Нет. — Всем своим видом я приношу извинения за то, что не подумав, ляпнула глупость.
   — Тогда придется его мочкануть. И не дать мочканутъ себя, — неожиданно улыбается мне Олег. — А потому зашхеръся здесь, пока мы с Дианой подсуетимся насчет этого Вовика… Дина-Ди? — переводит он взгляд на Диану, задавая немой вопрос: «Ты готова?»
   «А как же?» — отвечает взглядом Диана.
   И первой решительно выходит из комнаты. Следом за ней отправляется Олег. Прежде чем прикрыть за собой дверь, он оборачивается ко мне:
   — Слышишь, Герда? Как бы там все ни обернулось, чтобы отсюда ни ногой. Не скучай.
   И он спешит присоединиться к Диане.
   А я только в этот момент вспоминаю, что так и не предупредила его о своих подозрениях, что вся эта история с Арсением Филатычем и сотовым телефоном вполне может оказаться голимой подставой.

Тамара 1992 г. Ровно год после смерти родителей

   Минуло несколько месяцев.
   Однажды Игнат завел с толстухой разговор о том, что у него есть компаньон, который мечтает обзавестись рабыней-наложницей и готов заплатить за это хорошие деньги — десять тысяч «зеленых».
   — Он, конечно, мог бы легко купить себе какую-нибудь дикарку — скажем, афганку или таджичку, — излагал дядя Игнат свою очередную идею. — Этого добра в России сейчас предостаточно. Выбирай на вкус. Но парню не нужна грязная азиатка. Он хочет именно русскую. Молодую. Красивую… Чем не Тамара?
   — Что за компаньон? Я его знаю? — недоверчиво спросила Светлана Петровна.
   — Нет. Но я обязательно вас познакомлю, — заворковал вдохновленный снисходительной реакцией жены дядя Игнат. — Это очень серьезный человек. Мафиози, к тому же грузин, так что ему можно доверять как себе. Девку вставит в такие тиски, что она не посмеет даже пикнуть. И расплатится за нее по понятиям: без кидалова, до последнего цента.
   — Что-то я сомневаюсь. Мафиози. Грузин. Да он сам себя сочтет дураком, если из этих обещанных десяти тысяч «зеленых» даст тебе хоть один ржавый цент. Как ты был недоумком, так им и остался. Даже за миллион, даже за миллиард как можно думать о том, чтобы крысеныша оставить в живых! Ведь это единственный свидетель, которому стоит вякнуть лишь слово, чтобы отправить нас за решетку. Так что ей лишь один путь — вмогилу. Готовься!
   — Да я-то готов, — промямлил дядя Игнат.
   —  И я готова,—  прошептала за стенкой Тамара.—  Давно!
   Через два дня после обсуждения ее возможной продажи в наложницы девочка услышала окончательный приговор — завтра вечером дядя повезет ее убивать.
    При этом она совсем не испытала страха. Скорее, облегчение. Потому, что уже измучилась ожиданием.
   На следующий день Тамара не съела ни крошки. Хлеб засунула под матрац, воду, как обычно, выплеснула на пол под кровать. Но сперва аккуратно попробовала ее на язычок. Вроде бы, никакого постороннего привкуса — с утренней порцией все обстояло нормально. А вот с вечерней… девочка явственно ощутила легкую горечь и была уверена в том, что это ей не мерещится.
   Водичка с сюрпризом! Под кровать ее! А самой лечь в постель и прикинуться спящей. Пусть толстуха и дядюшка пребывают в уверенности, что их немудреная хитрость с клофелином (или что там они намешали в питье?)увенчалась успехом. Пусть хоть на какое-то время утратят бдительность. И тогда сбежать по дороге к месту убийства будет лишь делом техники. Ведь Тамара по-прежнему в неплохой физической форме.
 
    Сбежать не удалось.
   Бдительность толстухи и дяди Тамара усыпила. Сумела не выдать себя, когда ее уже ночью, как пьяную, под мышки волокли вниз по безлюдной лестнице; не сделала ни одного подозрительного движения, не издала ни единого лишнего вздоха, пока ее «непослушное» тело заталкивали на заднее сиденье подогнанной вплотную к подъезду машины. Одним словом, все складывалось как нельзя лучше. Ко всему прочему, Светлана Петровна наотрез отказалась сопровождать мужа в этой криминальной поездке, и Игнат, к радостному удивлению девочки, на этом особо и не настаивал.
   «Не иначе как решил напоследок все же меня изнасиловать, — решила Тамара. — Вот только в эту сказку ты, маньяк, не попал! Я преподнесу тебе неприятный сюрприз — неожиданно „приду в себя“. В лучшем случае просто сбегу, в худшем — ты будешь покойником. Хотя неизвестно, что для тебя сейчас лучше, что хуже».
   Пока дядюшка, на всю громкость включив магнитолу, гнал куда-то свой «Опель», пролежала на заднем сиденье, как неживая. Подвернутая под спину рука затекла, в нее будто вонзились миллионы иголок, но девочка, опасаясь раньше времени выдать себя, не рисковала сменить неудобную позу. И лишь мечтала о том, чтобы эта поездка закончилась как можно скорее.
   Дядя приехал не в темный лес, как ожидала Тамара, а в обычный бетонный гараж, затесавшийся в один длинный ряд со своими близнецами-уродцами в центре большого захламленного пустыря. То, что Игнат привез ее не на лоно природы, а на самую что ни на есть урбанистическую помойку, Тамара обнаружила лишь в последний момент, когда «Опель» неожиданно остановился и дядюшка выскользнул из машины. Девочка, опасаясь какой-нибудь провокации, продолжала какое-то время неподвижно лежать на заднем сиденье, пока наконец не набралась смелости осторожно приподнять голову и выглянуть в окно.
   Она долго потом пыталась ответить себе на вопрос, почему в тот момент, когда увидела, как дядя Игнат в метре от капота машины увлеченно возится с гаражным замком, не попыталась осторожно открыть дверцу и бежать что есть духу. Вперед, к долгожданной свободе! Хрена дядюшка сумел бы догнать ее, как когда-то в конце сентября! Ведь на этот раз на ней не было неудобных ботинок на каблуке и узенькой школьной юбки. Да и не могли пройти даром ежедневные тренировки в течение последнего года. Все шансы на победу были! Но на какие-то клятые десять секунд ее словно сковал паралич. Она не могла заставить себя сдвинуться с места.
    «Надо!!!»— отчаянно звенело в мозгу, но этот набат, настойчиво призывающий к действию («Вперед же, смелее!!!»),тут же покрывало звуконепроницаемым пологом трусливое: «А вдруг не получится?!!»
    «Нет, надо сейчас!!!»— «Не надо!!! Все может сорваться, я только выдам себя этой неудачной попыткой, а другой у меня просто не будет!!!»
   Дядя со скрежетом тяжело отодвинул одну из створок ворот.
    «Вперед!!! Еще остается шанс убежать!!!»
   Со второй створкой Игнат справился без особых проблем. Подпер ее кирпичом.
    «Поздно! Вот теперь уже не успеть!!!»
   Когда «Опель», скрипнув щебнем, въехал в гараж, и дядюшка отправился затворять ворота, Тамара наконец набралась решимости действовать. Она откинула спинку переднего кресла вперед и аккуратно приоткрыла пассажирскую дверцу, с ужасом ожидая, что та скрипнет или упрется в гаражную стенку. Нет, все о'кей! В образовавшийся проем проскользнуть худенькой девочке не составило бы никакого труда.
    Ну почему она так не сделала минуту назад, когда машина стояча на улице?!!
   Дядя Игнат уже задвинул одну из створок.
   Тамара ступила правой ногой за порог и осторожно перенесла на нее вес своего тела, замирая при мысли, что щебень может сейчас предательски зашуршать.
   Но пока все в порядке. Дядюшка продолжает возиться с воротами.
   Вторая створка на месте. Дядя Игнат пытается совладать с задвижкой. Если бы не включенные фары, в гараже наступила бы кромешная темнота.
    А что, если вырубить свет? Для этого достаточно только выдернуть ключ зажигания.
    Нет, в темноте преимущество будет иметь дядя Игнат. Надо поискать какое-нибудь оружие. Черт, должен же быть здесь хотя бы лом!
   Но ничего подходящего под рукой не было. Ни лома, ни большого гаечного ключа, ни даже обычной отвертки.