Седов Борис. Пленница

   А потом снова миску к стене, ухо к миске…
   Опять громко включен телевизор, и под его аккомпанемент толстуха и дядюшка на диване занимаются сексом. Светлана Петровна ухает филином, дядя громко кряхтит… Фильм про какую-то стройку… Концерт классической музыки… Фрекен Бок недовольно выговаривает Игнату за то, что он прокурил всю квартиру.
   Ухо, плотно прижатое к миске, начало уставать. Шея затекла. Тамара закрыла глаза и уже собралась чуть-чуть подремать, когда за стеной началось самое интересное.
   — …Если б не я, ты бы вляпался в дерьмо по самые уши и уже давно бы сидел за решеткой! Не забывай, что это я сделала все для того, чтобы оформить опеку. И я сама, как работник РОНО, обеспечиваю надзор, не подпускаю к девчонке посторонних. И пока ухитряюсь держать ситуацию под контролем. Но не знаю, сколько это еще продлится. Месяц? Два? Нам крупно повезет, если сумеем дотянуть до декабря и утвердить завещание! Господи, как бы все было просто, если бы эта отрава погибла вместе с родителями! А как ее убрать теперь, я даже не представляю! Я даже не могу ничего придумать, чтобы девчонка не посещала школу! А она тем временем все больше и больше выходит из-под контроля. И, подозреваю, начала потихонечку совать нос в это дело.
   — Да ну, Света, брось. Куда ей, малолетке…
   — Эта малолетка опережает в развитии своих сверстников года на три, если не больше. К тому же у нее железный характер. Неуступчива настолько, что даже я, как ни стараюсь, не сумела ее сломить. А это, поверь, впервые в моей педагогической практике. Ты посмотри, как она со мной спорит. Шутя бьет все мои аргументы, как козырями шестерки. А вспомни, как легко эта бестия разобралась с тобой, когда ты решил поприставать к ней в бане. Решительна, хитра, артистична… Одним словом, суперребенок.
   — А если освидетельствовать ее у психиатра? Ты же собиралась звонить какому-то старичку.
   — Нет, Игнат, старичок нам не подходит. Если, действительно, ставить крысеныша на учет в ПНД, то надо все делать заочно, так, чтобы ее никому не показывать. Нужен эксперт, который согласится принять от нас вознаграждение. Я посмотрю, что здесь можно сделать… Эх, если бы ты тогда, в мае, не напортачил и довел все до конца! Но ладно, чего вспоминать! А пока какое-то время девчонка пусть посидит дома. Обойдется без школы. Справку я сделаю…
   «В мае, дядюшка? О чем она говорит? Что такое, касающееся меня, ты напортачил еще в мае! Не позже,в июне или июле, когда, по-быстрому оформив опеку, вы с толстухой принялись прибирать к рукам коттедж и имущество, которые остались после смерти моих родителей, а ИМЕННО В МАЕ!!!КОГДА ИХ УБИЛИ!!! НЕУЖЕЛИ?!!» — ослепительной вспышкой взорвалась в мозгу у Тамары ужасающая догадка.
   Девочка поставила миску на стол, автоматически побросала в нее куски черствого хлеба. Потом поднялась с кровати, медленно, словно во сне, подошла к окну.
   «НЕУЖЕЛИ ДЯДЯ ИГНАТ И ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА ПРИЧАСТНЫ НЕ ТОЛЬКО К МАХИНАЦИЯМ С МОИМ НАСЛЕДСТВОМ?!! ВСЕ ГОРАЗДО СЛОЖНЕЕ!!! ВСЕ ГОРАЗДО УЖАСНЕЕ!!!»
   Она вспомнила, как орала в деревне толстуха, когда учиняла дяде Игнату разнос за то, что приставал к племяннице в бане:
    «Уменя такое чувство, что ты напортачил не случайно. Ты просто решил оставить девчонку себе как наложницу».
   Она сопоставила:
    «Напортачил… В мае… Решил оставить девчонку себе… Как бы все было просто, если бы эта отрава погибла вместе с родителями!»
   Она все поняла:
    «Решил оставить девчонку себе…И только поэтому не прикончил ее вместе с родителями», — вот так! Первая из этих двух фраз была произнесена Светланой Петровной вслух, вторую Тамара, будь чуть прозорливее, смогла бы расслышать между толстухиных слов еще месяц назад. Даже больше, чем месяц назад…
   Она осознала, что в мае выжила лишь по счастливой случайности и вот уже на протяжении четырех месяцев ходит по лезвию бритвы…
    «А как ее убрать теперь, когда мы все так запустили, я даже не представляю!»
   …Если бы дядюшка и толстуха не были дилетантами, если бы сразу разглядели в девчонке угрозу своим планам, они ничего бы не запустили.И проблема того, как ее убрать теперь,перед ними сейчас не стояла бы. А тело пропавшей без вести Тамары до сих пор искали бы по лесам и болотам неблочские менты.
   «Но ведь рано или поздно они все равно должны от меня избавиться! Для них уже нет иного выхода. Им остается или довести до конца то, что затеяли, или потерять все. Я приговорена!»
   Она немного расслабилась, сообразив: «Но приговор отсрочивается на неопределенное время. Они упустили удобный момент, и теперь им не убрать меня так, чтобы тут же не оказаться главными подозреваемыми. Теперь они должны пытаться выставить меня перед всеми сумасшедшей и изолировать от внешнего мира. Вот только эти придурки уже наворотили целую гору ошибок — засветили меня в деревне, потом позволили пойти в школу. Не так-то просто будет убедить окружающих в том, что я идиотка.
   Итак, убить меня сейчас нельзя; выставить как сумасшедшую почти невозможно. Что остается?
   Остается организовать несчастный случай. Или инсценировать самоубийство, благо есть под боком свидетели, которые подтвердят, что такую попытку я уже предпринимала. Но на подготовку несчастного случая или самоубийства потребуется время. Возможно, много времени, которое у меня будет, чтобы с помощью мисочки спокойно узнавать о всех планах этой преступной парочки. И быть готовой к любым неприятным сюрпризам.
   Впрочем, скоро мне удастся вырваться из этого заточения. И раструбить по всему свету о том, что…
   Нет, никому трубить о том, что мне известно, я не буду, — после некоторого раздумья решила Тамара. — Если и на этот раз удастся усыпить бдительность домоправительницы и вырваться в школу, я не расскажу ни о чем даже там. Не хочу, чтобы это приняли за бред сумасшедшей. Лучше всего бежать прямо в милицию и искать того следователя с густыми усами, который допрашивал меня об убийстве родителей. Вот ему и поведаю обо всем, что услышала через стенку. Расскажу о своей поездке в Тярлево и о тех выводах, что сделала. Только ему. И никому больше.
   А сейчас главное — взять себя в руки и прикинуться овечкой, которая искренне раскаивается в том, что накануне ослушалась мудрую Светлану Петровну, и мечтает примерным поведением искупить вину.
 
   — Светла-а-ана Петро-о-овна! — тут же расхныкалась девка, стоило толстухе после программы «Время» выпустить ее в туалет. — Можно мне хотя бы попить чайку? Я не могу есть этот черствый хлеб, у меня от него изжога! И вверните обратно лампочку! И дайте что-нибудь почитать! Я не могу больше та-а-ак!
   «Прикидывается, паршивка? Или, и правда, раскисла? Сутки под замком оказались действенной мерой против ее несносного норова? — задумалась домоправительница, провожая взглядом Тамару, юркнувшую в сортир. — Кто разберет эту актрису? Хотя, рожа зареванная. И даже распухшая. Похоже, действительно, ныла весь вечер».
   — Иди в ванную, умойся и причешись, — распорядилась Светлана Петровна. — И отправляйся на кухню. Выпьешь чаю и садись делать уроки. Сейчас дядя ввернет лампочку. Надеюсь, завтра после школы не отправишься ни в какие больницы?
   К счастью, толстуха в этот момент не видела торжествующего выражения на Тамарином лице — действительно, заплаканном и немного припухшем после сорокаминутного растирания.
   «Завтра в школу! Завтра на волю! Надеюсь, окончательно и бесповоротно!» — Девочка даже не ожидала столь стремительной и легкой победы.
   — Светлана Петровна, — трогательно всхлипнула она, выйдя из туалета. — Извините за вчерашнее. Но поймите, пожалуйста, и меня. Мне просто нельзя было поступить иначе, я должна была пойти к Насте в больницу. Что бы подумали в школе, если бы я не пошла? Но, честное слово, я никогда так больше не буду!
   И в школу и обратно Тамару поведут под конвоем!
   Но кто же мог ожидать, что Светлана Петровна не поленится проводить ее до школы лично и даже минут пять будет топтаться в вестибюле, пока Тамара не уйдет на третий этаж, где у нее был первый урок.
   А ведь куда как проще было удрать по дороге — одышливая толстуха не сумела бы сделать следом и пары быстрых шагов. Почему бы было не выскочить из автобуса на любой из пяти остановок, — Тамара всю дорогу стояла возле дверей, а ее конвоирша беспечно отсиживала задницу в глубине салона? Почему не предприняла ничего по дороге от автобуса к школе, когда шли наискосок через дворы и оставалось лишь юркнуть за угол любого из домов? Возможностей миллион! Так нет же…
    Откладывала… и откладывала…
   Из школы сбежать вроде бы было сложнее: гардероб, где хранились курточка и ботинки, на запоре; у дверей постоянно дежурит нянечка. И все же было бы желание… На улице не мороз, можно обойтись школьной формой и кроссовками. Так нет же…
    …откладывала… и откладывала…
   Тамара беспечно дожидалась окончания уроков, предвкушая, как после школы сразу же повернет не в сторону Красноселки, а к центру, где расположено РУВД.
    Дооткладывалась…
   Стоило ей после пятого урока, застегивая на ходу курточку, выскочить на улицу, как первым, с кем нос к носу она столкнулась прямо на школьном крыльце, оказался не кто иной, как дядя Игнат.
   — Привет. Ты домой? — Он подошел к ней вплотную, и не успела Тамара опомниться, как ее полиэтиленовый пакет с тетрадками и учебниками, перекочевал к нему в руку. — Я как раз проезжал мимо, случайно бросил взгляд на часы и думаю: «А ведь у Тамары сейчас конец занятий. Трудно, что ли, подбросить до дому, чтобы девчонка не мыкалась по автобусам?»
   Тамара коротко огляделась: «Куда сбежать?» Некуда!
   — Идем в машину, Тамара. — Дядюшка положил ладонь ей на плечо и повел вниз по ступенькам.
   «Чего ему надо? — Тамару удивило, какая у него тяжелая рука. — Чего это он передо мной так расстилается? Почему именно сегодня?»
   Она словно произнесла это вслух. И незамедлительно услышала логичный ответ. Настолько простой! И как, дура, сама не доперла до этого?
   — Доставлю тебя домой, — пробурчал дядюшка, открывая правую дверцу красного «Опеля» и предупредительно откидывая переднее кресло, — и этим, глядишь, уберегу от походов во всякие там больницы. И, соответственно, от вечерних скандалов со Светой и сидения под арестом. Поверь, ничего подобного мне в моей квартире не надо.
   «Не верю! Зато верю, что Толстая Задница послала тебя забрать меня из школы и доставить домой. Боится, сволочь, что я привыкну к свободе передвижений и поеду в Тярлево к своему бывшему дому.
   Вот только съездила! — улыбнулась Тамара, забираясь на заднее сиденье тесной машины. — Вот только знаю теперь уже столько, что и тебе, дядюшка, и тебе, толстуха, гулять на свободе осталось всего ничего!
   Правда, увы, придется отложить начало расправы с вами на пару часов. Спокойно доеду до дому, пообедаю, отмечусь по телефону перед толстухой (мол, уже вернулась, из школы и никуда уходить не намерена),дождусь, когда дядя куда-нибудь свалит или уляжется спать, и вперед к следователю с густыми уса… Блин! Вот тут-то и могут возникнуть проблемы! Скажем, дядя-то свалит, но при этом, как и вчера, запрет меня в комнате.
   Итак, предположим самое худшее: я опять под запором. Что остается? Опять шпионить при помощи миски, изображать идеал послушания и ждать, когда пойду завтра в школу? А если туда меня больше не пустят? Кто их знает, придурков, что им взбредет в головы? Вдруг Толстая Задница сейчас как раз тем и занимается, что добывает какую-нибудь медицинскую справку о том, что я заболела всерьез и надолго?
   Тамара сжала зубы и напряглась, а дядюшка в этот момент мастерски обрызгал с головы до ног двух старушенций, при этом цинично заметив, что тем давно пора на покой вместо того, чтобы разгуливать по тротуарам. — О, черт!!! В квартиру соваться нельзя! Ни в коем случае!
   И остается единственное — бежать, как только вылезу из машины! Не самый удачный момент. Вернее — наиболее неудачный из всех, что имела. Идиотка!»
   «Аскона», аккуратно взобравшись на невысокий поребрик и метров пятнадцать проехав по тротуару, уже вкатилась во двор. До вытоптанного газона напротив их окон, на котором дядя обычно ставил машину, оставалось всего ничего — какие-то десять-пятнадцать секунд черепашьей езды.
   Опершись руками о спинку переднего сиденья, Тамара вся подалась вперед, изготовилась к…
   А к чему? Она и сама не представляла, что было бы эффективнее, как лучше действовать уже через считанные секунды.
   Первый вариант: как только дядя запаркует машину, выскочить наружу. И бежать! Но если дядя Игнат почует неладное и попытается задержать пленницу внутри салона, она ничего не сможет поделать.
   Второй: никуда не спеша, всячески успокаивая бдительность дядюшки, выбраться из «Асконы», аккуратненько отступить в сторонку, создавая для себя как можно большую фору… и неожиданно стартовать! И бежать, бежать, бежать что есть духу!
   Ну, а дальше?
    А черт его знает!
   Кто лучший стайер? Бывший алкаш с круглым брюшком, к тому же курящий, но зато обутый в кроссовки и одетый в удобные широкие слаксы? Или тринадцатилетняя девочка, последнее время не имевшая никаких физических нагрузок, лишь месяц назад залечившая перелом лодыжки, в не приспособленных к бегу сапожках на хоть и невысоких, но все-таки каблучках и в узенькой длинной юбке?
   Так кто же сильнее в беге насредней дистанции?
   «Это выяснится прямо сейчас», — вздохнула Тамара, когда дядя Игнат заглушил мотор.
   — Мешок не забудь.
   — Не забуду, — как можно любезнее постаралась ответить она.
   Прихватив свой полиэтиленовый пакет, девочка вылезла из машины…
    Откладываю… откладывала…
    Довольно откладывать!!!
   …и, больше не медля ни мгновения, изо всех сил бросилась через детскую площадку и футбольное поле в сторону отстоящих метров на двести кирпичных девятиэтажек.
    Как можно быстрее!
    Как можно дальше от этого безумного убийцы!
    Так, чтобы ни он, ни его толстая жаба не смогли догнать никогда-никогда!!!
   На то, чтобы оглянуться, посмотреть, погнался ли за ней дядька Игнат или ошарашенно застыл возле машины, не было ни секунды. Да об этом Тамара сейчас и не думала. Единственная мысль в голове — быстрее, быстрее и еще раз быстрее!!! И еще: какая же тяжелая, размякшая после затяжных осенних дождей почва газона, в которую так глубоко вдавливаются каблучки! Так замедляют движение! Хоть останавливайся и разувайся! Скорей бы достигнуть асфальта!
   И не споткнуться бы, не упасть! Тогда все, капец!
   И не подвернуть бы ногу! В ней и так уже стреляет болью то место, где недавно был перелом! Скорей бы асфальт!!!
   «А куда дальше? Куда-нибудь. И вообще, какого такого я все еще тащу с собой этот дурацкий пакет?!»
   Пакет в сторону. Еще бы сбросить сволочную школьную юбку, которая так сковывает движения.
    Наконец-то асфальт!!!
   «Теперь скорее к торговому центру! Там люди, они не могут мне не помочь! Они хотя бы будут свидетелями, если меня убьют! И надо бы все-таки оглянуться: гонится ли за мной дядя Игнат? Или стоит возле своего красного „Опеля“ и удивленно взирает на то, как я ни с того ни с сего вдруг решила устроить кросс по двору? Что-то не слышала, чтобы сзади хоть раз крикнули что-нибудь типа „Стоять!“».
   Только успела об этом подумать, как сразу же сзади, почти над ухом, раздалось злобное и сбивчивое, с громким придыхом: «Стой!!! Сволочь!!! Все равно… ведь… достану! Никуда… не уйдешь!» И услышала топот ног за спиной. Она пронзительно взвизгнула. И от животного страха, который обуял ее в этот момент, у нее вдруг открылось второе дыхание, которого как раз и хватило на то, чтобы не дать догнать себя и почти достичь группы из нескольких мужиков весьма забулдыжного вида, топтавшихся около входа в маленькое дешевое кафе.
   «Только бы добежать до них, только бы привлечь их внимание! Впрочем, похоже, уже привлекла!» И в этот момент дядя схватил ее за плечо! Но не так-то просто зацепить скользкую болонью куртку. Из последних сил девочка рванулась вбок, действительно, чуть было не подвернула ногу, но от дядюшки увернуться смогла! Чтобы опять не попасться, тут же бросила тело в противоположную сторону! Сил почти не осталось!!!
   — Эй?!! — крикнул один из мужиков, до которого оставалось не больше десятка шагов. Тамара бросила на него молящий беспомощный взор.
   — Помогите…
   — Стоять… сука!!! — над самым ухом просипел дядя Игнат.
   — Эй! Что происходит?
   Дядька опять сумел ухватить Тамару своими клешнями. На этот раз уже не за плечо, а поперек талии.
   Крепко!
   И тут наконец Тамару прорвало! Ей удалось завизжать во весь голос!
   — На помощь!!! Маньяк!!!
   — Эй! Отпусти девчонку!
   — Помогите!!! — В глазах потемнело. От ужаса она не видела ничего вокруг. Лишь верещала тоненько: — Дяденьки… помогите!!! Пожа-а-алуйста!!!
   — Ты че, не врубился?! Отпустил быром девчонку, сказали!!!
   — Дяденьки! Он… забежал за мной… в подъезд!.. Ох… — Тамара почувствовала, как разгоряченного погоней Игната не без труда отодрали от нее. — …Ох… В подъезд…
   — Говори, девочка. Не волнуйся. Он тебя больше не тронет. Это его сейчас тронут!
   — …В тот подъезд… где красная машина…
   — Это мой «Опель»! — донесся визгливый дядюшкин голос.
   — Да хоть президента, — ответили ему.
   — Это моя племянница.
   — Да хоть мать Тереза.
   — …Я шла из школы! — разрыдалась Тамара. — Он зашел… следом за мной… в подъезд… схватил зажал рот… сказал… если пикнешь, убью… и… потащил… — Рыдания выходили на удивление правдоподобными. Вранье — тоже. — …Я не знаю… как вырвалась…
   — Да врет она все! — опять попытался подать голос дядя Игнат. — Тамара!
   — Я не Тамара. Я Настя.
   — Да врет!!! У-п-п-ф… — Тамара не видела, но по последнему звуку отчетливо поняла, что дядюшку сейчас основательно двинули под микитки.
   — Нишкни, падла! Потом еще дадим тебе слово… Настя, — к ней наклонился высокий небритый мужик, от которого основательно несло перегаром, — все позади. Ничего больше не бойся. Никто тебя больше не тронет. Тебя проводить домой?
   — Нет, — испуганно помотала головой Тамара. — Там нет никого. Я лучше поеду к отцу на работу. Вы подержите этого, пока я сяду в автобус?
   — Мы его теперь еще долго подержим, — зловеще расхохотались мужики.
   — Тогда я пойду. Еще раз спасибо. — И Тамара, резонно посчитав, что дольше задерживаться с этой компанией чревато разоблачением и неизвестно какими последствиями, поспешила на остановку, которая отстояла от места событий буквально в сотне шагов. Алкаши пожелали ей удачи, после чего все внимание переключили на дядю Игната.
   Уже собираясь садиться в быстро подошедший автобус, Тамара обернулась и увидела, что ее спасители увлеченно валяют ногами по грязи злосчастного дядюшку.
   «Бедный-несчастный! — злорадно ухмыльнулась она. — Сперва кипяток. Теперь грязь и пинки. Появись у тебя такая возможность, дядька Игнат, как бы ты со мной расквитался! Вот только такой возможности, думаю, у тебя больше не будет. А если где и пересекутся наши дорожки, так только в кабинете у следователя!»
   Тамара поднялась в салон старенького «Лиаза», дисциплинированно продемонстрировала пассажирам свой проездной и взяла курс на РУВД.
 
   Первые сорок минут в Пушкинском РУВД Тамара провела на узенькой лавочке в уголке дежурной части, никак не решаясь подойти к окошечку в плексигласовой перегородке, за которым священнодействовал строгий дежурный: разговаривал по телефону, колдовал над селектором, перекладывал с места на место бумажки, шутил с заглянувшими к нему сослуживцами и громогласно орал на всех остальных. За несколькими обшарпанными столами, беспорядочно расставленными по всему помещению перед окошком, сотрудники в форме и в партикулярном общались с дяденьками и тетеньками, старыми и молодыми, расстроенными и веселыми, трезвыми и не очень. Помогали им составлять какие-то документы, просто беседовали, куда-то уходили и вновь возвращались, и все как один при этом непрестанно курили. К кому из них обратиться со своей просьбой, Тамара не представляла. Да и как, собственно, изложить эту просьбу, она не знала.
   Что она могла сказать о том следователе, с которым хотела поговорить? Что у него густые усы? — так здесь у каждого третьего усы. Что он курит? — все курят. Что он сидит в небольшом кабинете, куда надо сначала подниматься по лестнице, а потом идти по узкому коридору? — Ха! Да здесь лестниц и коридоров побольше, чем в Кремлевском дворце! Что этот следователь с усами вел дело об убийстве мужчины и женщины в Тярлеве? — типа, помнит здесь кто-то, кто вел это убийство!
   Только переступив порог РУВД, Тамара сообразила, что не знает ни имени-отчества, ни фамилии, ни звания этого следователя. Она даже не помнит дверь, в которую в июне вместе со Светланой Петровной они входили с улицы, когда шли на допрос. Вот только то, что тогда не проходили через эту дежурку, — это точно.
   Если бы ей сейчас было куда возвращаться, она бы просто встала и ушла. Но идти было некуда, и оставалось сидеть на узенькой лавочке, вдыхать клубы табачного дыма и отчаиваться все больше и больше.
   И вдруг, казалось бы, сама судьба пришла ей на помощь. В дежурке объявилась высокая женщина в форме офицера милиции — хоть в званиях Тамара и не разбиралась, но то, что эта женщина именно офицер, она поняла по нескольким звездочкам у нее на погонах. Женщина покрутилась в дежурке, заглянула за перегородку к дежурному, перекинулась парой фраз сначала с одним, потом с другим из коллег, выкурила сигарету, а потом ее внимание привлекла Тамара.
   — Ты здесь кого-нибудь ждешь, девочка? — Тамара поспешила почтительно встать.
   — Я просто не знаю, к кому обратиться, — обрадовалась она, что уж эта-то вроде бы сейчас ничем неотложным не обремененная женщина обязательно выслушает ее сбивчивый рассказ и подскажет, где отыскать того следователя с густыми усами.
   — В первую очередь здесь принято обращаться к дежурному.
   — Уж больно он занятой. И сердитый, — пожаловалась Тамара, и ее собеседница улыбнулась:
   — И занятой, и сердитый. Что ж, тогда обращайся ко мне. Глядишь, и я смогу тебе помочь. Меня зовут Ольга Геннадьевна. Только давай сначала выйдем на улицу. А то здесь накурено так, что можно вешать не то что топор, а целую пилораму.
   Эта Ольга Геннадьевна с первого взгляда, с первого слова вызывала симпатию, и уже через десять минут Тамара довольно связно сумела ей объяснить, что за человек позарез нужен ей в этих стенах. И милиционерша без труда поняла, о ком идет речь.
   — Ты немного ошиблась адресом, Тамара, — положила она руку девочке на плечо. — Убийством твоих родителей занимается не милиция, а прокуратура. А это два разных ведомства, хотя и очень тесно сотрудничающие. Прокуратура находится отсюда поблизости, надо только перейти через дорогу, но сейчас тебе туда отправляться нет смысла. Тот следователь, о котором ты говоришь, а зовут его Комолов Альберт Поликарпович, если там и появится, то не раньше, чем к вечеру. Я с этим Комоловым лично знакома очень неплохо. Поэтому идем-ка сейчас ко мне в кабинет, подождешь там. А может, и мне поведаешь о проблемах, что тебя к нему привели. Глядишь, с ними легко справлюсь и я, и не надо будет отвлекать от важных дел занятого человека.
   «Вряд ли у него сейчас есть что-то важнее того, что я собираюсь ему рассказать, — подумала Тамара, — но раз для этого придется его подождать, ничего не поделаешь, придется принять приглашение Ольги Геннадьевны. Хотя бы напоит чайком».
   — Ладно, пойдемте к вам, — согласилась она. И оказалась в кабинете инспектора по делам несовершеннолетних. Которая, действительно, угостила чаем с печеньем. И, как оказалось, была очень близко знакома со Светланой Петровной. И, очень дотошно выспрашивала Тамару о ее житье-бытье после смерти родителей. И, была готова костьми лечь, чтобы выведать у Тамары, о чем же она хотела побеседовать с Комоловым из прокуратуры.
   А ведь Тамара уже собиралась рассказать все-все-все этой обаятельной тетеньке. И о поездке в Тярлево и знакомстве с пани Холупковой; и о тех разговорах между Толстой Задницей и дядей Игнатом, что подслушала с помощью миски; и о страшных выводах, к которым в результате пришла; и о постоянных издевательствах дома, направленных на то, чтобы не просто подавить, а довести до самоубийства или хотя бы лишить рассудка. Обо всем, обо всем!
    Если бы только Ольга Геннадьевна в начале беседы не призналась неосторожно в близком знакомстве с толстухой!
   Но теперь уж рот на замок? И за полтора часа, что провела в кабинете Ольги Геннадьевны, Тамара ограничилась лишь жалобами на чрезмерно строгое отношение к ней со стороны опекунов — мол, сплошные ограничения: никаких друзей и подруг, никакой улицы после школы, читать можно только программную литературу, а к телевизору нельзя подходить даже близко.
   — А ты, Тамара, постарайся взглянуть на все это с другой стороны, — разглагольствовала Ольга Геннадьевна, устроившись за столом напротив девочки. — Например, ты же сама говорила, что в августе у тебя было сотрясение мозга. Так стоит ли, пока не окрепнешь, лишний раз смотреть телевизор и насиловать голову дурацкими передачами, которыми сейчас заполнен эфир? То же и о книгах. Я уверена, что тебе сейчас не хватает времени, чтобы разобраться с уроками и той литературой, что рекомендуют учителя. Теперь насчет улицы. Мой тебе добрый совет: положись в этом вопросе на опыт Светланы Петровны. Уж кто как не она в курсе, во что сейчас превращается улица. Повсюду разврат и наркотики. Ты же не хочешь превратиться в неизлечимую наркоманку или проститутку? А это, увы, сейчас очень легко. Один неосмотрительный шаг, и ты попалась! То же с друзьями-подругами. К их выбору следует относиться с большой осмотрительностью. Лет пятнадцать-двадцать назад во времена моего детства считалось: мы гуляем в одном дворе, учимся в одном классе — значит мы друзья. Сейчас же в любом человеке, которому ты доверяешь, вполне может таиться враг. Времена, Томочка, к сожалению, изменились. И это произошло слишком резко. Очень многие оказались к этому не готовы. И поэтому порой попадают в ужасные ситуации. Поверь, по роду службы это все у меня на виду. И у Светланы Петровны — тоже. Потому она так о тебе и печется. И, возможно, в некоторых вопросах даже перестраховывается. Не суди ее строго. И слушайся. Когда подрастешь, будешь ее за это благодарить.