Седов Борис. Пленница

    Распроклятье!!!
   Дядюшка наконец отлип от ворот и, шумно высморкавшись, шагнул к оставленной нараспашку водительской дверце.
   Растерянная Тамара только и смогла, что присесть на корточки, чтобы укрыться за задним крылом «Асконы». Она понимала, что это убежище лишь на считанные секунды, потом ее без труда обнаружат. Но что еще оставалось делать?
   — Дерьмо!!! — Дядя Игнат обнаружил отсутствие пленницы на заднем сиденье. Сначала выругался, потом испуганно прошептал: — Тамара, девочка… Ты где? Иди-ка сюда. — И вновь добавив в голос металла, рявкнул: — Немедленно!!!
   Сидеть, забившись в уголок за машиной, и безвольно ждать своей участи — глупее не придумаешь…
   Тамара распрямилась и поверх красной крыши «Асконы» пересеклась с дядюшкой взглядами. Потные пальчики левой руки нервно теребят край джинсовой куртки. В правом кулачке зажат внушительный кусок щебня.
   Эх, если бы еще суметь метнуть его сильно и метко, как это умеют делать мальчишки! Нет, не получится!
   Тамара постаралась придать лицу идиотское выражение, удивленно похлопала ресницами и, растягивая слова, сонно пробормотала:
   — Я только за-хотела по-пи-исать. При-села здесь за ма-ашиной. Ниче-го страш-ного?
   — Ничего. — Дебильный вид пленницы придал дяде Игнату уверенности. Поначалу не на шутку встревоженный, он сразу же успокоился. — Подойди ко мне.
   Девочка сделала несколько неуверенных шагов вдоль машины. Покачнулась, оперлась, чтобы не упасть, рукой о капот.
   — А что, мы-ы в какой-то пеще-ере?
   — Нет, Тамара, мы в гараже. Сейчас поедем домой.
   Продолжая вскользь изучать взглядом гараж в надежде наткнуться на какое-нибудь оружие и в то же время не упуская из виду застывшего за распахнутой водительской дверцей дядю Игната, Тамара, еле передвигая ногами, обогнула капот. Вот ее уже отделяют от противника всего лишь полтора метра. И настежь распахнутая водительская дверца.
   Дядюшка отступил на шаг назад и, совершенно ничего не опасаясь, захлопнул дверцу.
    Так-то лучше. Теперь можно сделать резкий выпад и попробовать закатать пяткой в челюсть ублюдку.
   Проблема только в том, что ублюдок держит в правой руке короткую, но увесистую монтировку. Просто раньше Тамара не видела ее из-за распахнутой дверцы. И тогда она еще на что-то надеялась. Теперь поняла, что проиграла.
   — Вот так-то, сучонка! — Дядя Игнат похлопал по левой ладони железкой. — Опять надеялась меня провести, прикинувшись дурочкой? Раздевайся! Встань вон там, где больше света, и снимай с себя все. Тогда, возможно, буду бить тебя не так сильно.
   «А что если, и правда, попробовать продемонстрировать ублюдку стриптиз? — мелькнула мысль. — Возбудится, подонок. Расслабится. И вот тогда-то я и перехвачу инициативу…
   — Отступи к свету, сказал! И раздевайся!
   …Нет, пустое! Рассчитывать на то, что маньяк утратит бдительность, не приходится. Прежде чем изнасиловать, эта сволочь для подстраховки сначала как следует огреет меня своей железякой, чтобы мне было уже ни до чего. А уж потом… Вот уж нет! Безропотно я ему не отдамся! Пусть сначала потрудится. А мне все равно подыхать! Так лучше с музыкой!»
   Тамара высоко задрала над головой руку и, приподнявшись на цыпочки, изо всех сил метнула в голову дяди Игната увесистый кусок щебня. То, что промахнулась, она заметила, уже когда пошла в стремительную атаку — резко скакнула вперед и в высоком прыжке попыталась достать ногой дядюшкин подбородок. Мимо! Дяде Игнату оказалось достаточным лишь чуть-чуть отклониться назад. А в следующий момент на левый бок Тамары обрушился удар монтировки! И еще один! И еще!!!
    Боль взрывом распылила на атомы все ее тело. Непередаваемая словами, жуткая боль!
    Потом удалось втянуть в легкие чуть-чуть воздуха и закричать. Вернее, не закричать, а выдавить из себя чуть слышный стон. И совершенно не к месту подумать о том, что при падении взята вот и ободрала о жесткий, плотно спрессованный щебень лицо.
   — Доигрался, крысеныш? — Дядя Игнат перевернул племянницу на спину. — Слышишь меня? Знаешь, что с тобой сейчас буду делать? Отвечай!
    Она слышала. Она знала. Но ответить она ничего не могла.
   — Чувствуешь, мелкая тварь? — Влажными от возбуждения пальцами дядюшка зацепил за резинку линялые тренировочные штаны, выданные девочке домоправительницей еще в сентябре. — Ах, какие у нас нарядные трусики! Беленькие! С васильками! Сейчас учиню тебе проверку на девственность!
   …Тамара потеряла сознание в тот момент, когда дядя Игнат отбросил в темноту гаража ее старые тренировочные штаны и белые трусики с выцветшими от многократных стирок цветочками и начал расстегивать ремень на своих бесформенных брюках.
   — Вот так-то, стервоза, — удовлетворенно пробормотал он и, отложив в сторону монтировку, со спущенными до колен штанами взгромоздился на распластанную на щебне бесчувственную племянницу. — Считай, что это тебе памятка от меня на всю жизнь.

Часть вторая
«ВООРУЖЕНА И ОЧЕНЬ ОПАСНА»

Глава 10
НАЛОЖНИЦА ГРУЗИНСКОГО ПАШИ

Герда. 18 июля. 00-00 — 00-15

   Два трупа охранников валяются поперек коридора напротив двери, ведущей в предбанник. Один из них — в дорогом сером костюмчике — Володя, который не носил при себе пистолета. Володя, который чересчур педантично относился к своим служебным обязанностям. Володя, который не ждал от сегодняшнего дежурства никаких геморроев.
   Второй стояк, который поперся сюда следом за шефом, наряжен не в цивильный костюмчик, а в камуфляж, и с первого взгляда мне кажется, что это один из тех топтунов, что притащились вместе с нами из зоны.
   «Нет, на наших волков совсем не похож. Красавчиком был, — автоматически отмечаю я. — Голубоглазым. Наверное, нравился девочкам. — И с трудом удерживаюсь от искушения наклониться и, как это положено, закрыть мертвяку широко распахнутые шнифты. — Стоп! Никаких сантиментов!»
   И серый пиджак, и его спутник прикончены выстрелами в лобешник. Только в лобешник! Я отмечаю, что в грудины им шмалять никто и не думал — костюмчики чистые. И, хотя я и полная дилетантка в подобных вопросах, делаю вывод, что оба жмура заделаны более чем профессионально. Каждому по сдвоенному выстрелу в голову. Именно в голову, — а вдруг на них броники?
   — Лариса! — выводит меня из задумчивости Олег. — Не тормози! В любой момент этих могут хватиться.
   Я перешагиваю через покойников, удивляясь, что не испытываю при этом ни отвращения, ни жалости. Лишь любопытство и легкое возбуждение. Вот уж никогда б не подумала, что я настолько невосприимчива к смерти. Хотя нет, враки! Как же меня колбасило еще полчаса назад, когда только вытряхнулась из парилки, зная, что за спиной оставляю пятерых мертвецов!
   Стремительным аллюром я нагоняю чуть оторвавшихся от меня Олега с Дианой.
   Олег оборачивается, убеждается в том, что я не отстала, и, отточенным движением натянув на лицо пластиковую маску, начинает спускаться по лестнице. На первый этаж. Туда, где расположена дежурка секьюрити.
   Ему через фильтры намордника буквально дышит в затылок Диана.
   Я представляю собой арьергард.
   Второй этаж:… Первый.
   Дверь в дежурку распахнута настежь. Оттуда доносится негромкая музыка и звон посуды. Кто-то что-то рассказывает, кто-то хихикает.
   Не снижая темпа, Олег на ходу срывает нацепленную на брючный ремень гитару, выдергивает чеку.
   Словно тень, эти же действия повторяет Диана. Я ежедневно бок о бок с ней вот уже больше двух лет, я знаю ее, казалось бы, так, как не знаю себя. Но сейчас передо мной абсолютно незнакомая Дина. За программированная на одно — на достижение конечного результата любыми возможными и невозможными средствами. Я ни разу раньше всерьез не задумывалась над тем, какой Дина-Ди бывала на воле, но сейчас словно бы получила возможность прокрутить архивную запись с грифом «Сов. секретно!» и заглянуть в Дианино прошлое. Подсмотреть за тем, как она три года назад шла на скок в каком-нибудь пункте обмена валюты или офисе барыги, имеющего дело с наличкой.
   Моя единственная подруга, без которой я давно не представляю своего существования…
   Когда Олегу до дежурки остается четыре шага, оттуда, позевывая и почесывая брюхо, неожиданно выползает один из охранников.
   «Наш, красноперый, — сразу же узнаю его я. — Который три часа назад выпускал нас из „мелодии“. Слава Богу, на этот раз без вольты. И все-таки, в отличие от местных лохов, это профессионал…»
   Удивиться при виде нас этот профессионал не успевает. Сомневаюсь, успевает ли он вообще поднять на нас заспанный взор.
   — На место пшел! — Олег с ходу жестко впечатывает ему в грудину ступню.
   Спиной вперед топтун отправляется обратно в дежурку, а следом за ним летят сразу две гранаты. Диана хлестким ударом ноги захлопывает дверь, подпирает ее течом. Слышатся два негромких хлопка.
   — Есть! — произносит Олег. — Пять… четыре… на счет ноль там будет сонное царство… — Из-под маски его голос заучит глухо и неестественно. — …три… два… девчонки, следите за входной дверью, чтобы нас не подстрелили те, кто на улице… один… пошли! — Он распахивает дверь и уверенно шагает внутрь. Следом за ним, словно привязанная, Диана. Следом за Диной-Ди — я.
   Дежурка представляет собой комнатушку без окон, скупо обставленную старой офисной мебелью. Шкаф-купе предназначен, наверное, и для одежды, и для оружия. На узком потертом диванчике, если при этом принять позу зародыша, можно часок-другой покемарить. Несколько стульев. Два узких письменных столика сдвинуты вместе и заставлены грязной посудой. На стене напротив входа подвешен громоздкий пульт со множеством кнопок и встроенным домофоном. Рядом с ним на специальных кронштейнах три работающих монитора. На двух из них — вид с улицы на ограду из красного кирпича, окрашенные суриком металлические ворота и калитку. На третьем — крыльцо и входная дверь в дом.
   «Итак, здесь только три камеры внешнего наблюдения, — первым делом прикидываю я и сразу же задаюсь весьма актуальным вопросом: — Интересно, ведется ли с этих камер видеозапись? И какого дьявола здесь нет никаких признаков газа?!!»
   Я ожидала, что, войдя, окунусь в густые клубы паралитического газа. Желтый, фиолетовый, серо-буро-малиновый, пусть просто белый, но этот газ, как я считала, должен быть зримым. Но… ничего. На его присутствие в комнате указывают лишь несколько безжизненных тел, валяющихся на полу.
   «Хлопнет такая рядом с тобой, — полчаса назад рассказывал мне Олег, показывая гранату, — и уже через секунду ты не сможешь промямлить „мама“».
   Вот эти парни теперь и не могут. Никогда ничего они больше не смогут.
   «Один… два… три… четыре», — пересчитываю я находящихся в отключке охранников.
   «Один… два… три… четыре», — вторят мне одиночные выстрелы из «Ингремов» — выстрелы, больше похожие даже не на негромкие хлопки, а на мирные «поцелуйчики», которые люди порой издают губами. Олег и Диана деловито зачищают отключившихся от газа секъюрити, хладнокровно производя контрольные выстрелы им в головы.
   — Всего было трое ваших из зоны и шестеро наших, — произносит Олег. — Двое местных валяются около бани. Один здесь. Плюс трое ваших контрактников. Значит, еще трое болтаются где-то на улице.
   — И собаки, — напоминает Диана, кивая на сбитую в комок подстилку в углу. Рядом с подстилкой пластмассовая миска-кормушка с водой. — Вернее, собака. Здесь лежанка лишь для одной.
   Олег разглядывает монитор, по-прежнему демонстрирующие мирные картинки: калитка, ворота, входная дверь в дом.
   — Не знаешь, ведется с этих камер видеозапись? — озвучиваю я вопрос, который задала себе, как только оказалась в дежурке.
   — Нет, не ведется, — убежденно отвечает Олег. Пластиковый щиток изнутри у него чуть-чуть запотел.
   «Наверное, перед тем, как натягивать на физиономию, — думаю я, — эти намордники надо сперва обработать каким-нибудь специальным составом. Ненадежные штуки порой изготавливают проклятые милитаристы».
   — Пошли отсюда, девчонки. — Олег наконец отрывается от мониторов. — Где-то болтаются еще трое, и с ними надо кончать. И поскорее.
   Дина-Ди кивает.
   «Надо скорее добить троих стояков и их собаку и валить отсюда ко всем чертям. На волю!»
   Но для этого предстоит выйти на улицу и еще чуть-чуть поиграть в партизан. Удивительно: я совершенно не против. Весь этот блуденъ начинает мне нравиться. К тому же я ни разу еще не шмальнула из своего красивенького «Сикемпа». Надо же когда-нибудь начинать.
   Чего там мне говорила Диана о том, что к убийствам со временем привыкаешь? Что-то не так уж много времени мне на это потребовалось!
   Короче, черт меня разберет, чего я хочу и кто я такая!
   — Пошли на улицу, крошки, — говорит Олег и выходит из комнаты — Повнимательнее! — произносит он уже своим естественным голосом, стянув намордник в безвредной атмосфере прихожей.

Тамара. 1992 г. Июнь

   На этот раз Тамара пришла в себя в комнатушке без окон, которая очень напоминала тюремную камеру.
   Шагов пягь в длину, шага три в ширину. Из меблировки только узкая панцирная кровать — правда, застеленная чистым бельем, — «больничная» тумбочка и обычный кухонным табурет. Узкая дверь обитаа железом, зато в ней нет ни глаза, ни окошечка. В углу около двери эмалированное ведро, накрытое крышкой. «Параша», — догадалась Тамара. На тумбочке алюминиевая кружка. Освещает камеру единственная тусклая лампочка, надежно прикрытая полукруглым плафоном из металлической сетки. Странно, но стены оклеены симпатичными новенькими обоями, пол покрыт довольно приличным линолеумом, а потолок аккуратно побелен.
   Тамара стиснула зубы, приготовилась к тому, что в левый бок опять вонзится острый клинок мучительной боли, и попробовала сесть.
   Сесть, подоткнув повыше подушку, удалось только с третьей попытки. Теперь оставалось лишь протянуть к тумбочке руку и постараться не расплескать из алюминиевой кружки то, что в ней налито. Хотя расплескать в данном случае, возможно, и было бы самым разумным. Пес его знает, что могли намешать в этой кружке. Наркотики? Какие-нибудь психотропные препараты?
   А не все ли равно? В отличие от дядюшкиной квартиры здесь не было альтернативного источника воды (унитаза),и хочешь не хочешь, а приходилось пить то, что дают. Как-никак свихнуться от психотропных пилюль не в пример веселее, чем загнуться от обезвоживания организма.
   К тому же Тамару мучила нестерпимая жажда. Нёбо, язык, всю полость рта будто бы тщательно высушили специальными салфетками, а потом для полноты ощущений еще и брызнули в рот из баллончика с перечным газом. Высохшие голосовые связки слиплись в комок, горло горело, как при ангине.
   И все-таки у Тамары хватило выдержки, чтобы с ходу не выхлебать все до дна, а сделав один (только один!)осторожный глоток, подержать влагу во рту, пытаясь почувствовать подозрительный привкус.
   Привкус, действительно, был. Вернее, даже не привкус, а вкус, потому что, к своему удивлению, девочка обнаружила, что кружка наполнена апельсиновым соком. И это почему-то сразу же убедило Тамару в том, что никаких нежелательных примесей в этом соке нет и быть не может. Всё о'кей. Можно пить. А потом лечь поудобнее, чтобы не так болел бок, и пораскинуть мозгами над тем, в какую тюрьму она угодила на этот раз, кто теперь ее тюремщики и каких сюрпризов стоит ждать в будущем.
   «Вариантов с тюремщиками может быть только два, — размышляла Тамара. — Вариант первый: хитрожопый дядька Игнат решил не убивать меня, а приберечь на какое-то время для удовлетворения своих низменных похотей. Загодя снял помещение, в котором оборудовал эту темницу. И вот теперь скрывает здесь от жирной супруги наложницу. И будет скрывать до тех пор, пока та ему не наскучит, или пока не запахнет жареным и не придется в срочном порядке от нее избавляться.
   Впрочем, существует еще и вариант номер два. И, пожалуй, он более вероятен.
   Жадный дядюшка рискнул ослушаться домоправительницу и поддался соблазну отхватить почти на халяву десять тысяч баксов. И вот теперь я уже передана новому владельцу и нахожусь на его территории. Что там плел дядя Игнат про этого педофила? Мафиози. Грузин… Если доведется в ближайшее время пообщаться с этим грузином, надо будет спросить у него, сколько центов из обещанных за меня десяти тонн «зеленых» он дал дядюшке. Или ограничился банальным пинком под тощую задницу — наиболее распространенным способом внесения платежей в современной России?»
 
   Ждать пришлось не так уж и долго.
   Появившийся на пороге высокий мужчина с густой седой шевелюрой держал в руке пластиковую бутыль с лимонадом, а на его смуглом лице играла приветливая улыбка.
   «Симпатяга, — уголками губ улыбнулась в ответ Тамара. — Но опасный симпатяга».
   — Здравствуй, Тамара. — Посетитель, прикрыв за собой дверь, подошел вплотную к кровати. Перехватил жадный взор, который девочка не отрывала от бутыли, и, поспешно, даже чуть суетливо свернув пластиковую пробку, протянул пленнице лимонад. — Извини, я не подумал о том, что тебя будет мучить жажда, оставил лишь одну кружку. Думал, этого будет достаточно, — оправдывался мужчина, пока Тамара жадно хлебала прямо из горлышка, несмотря на то, что рядом с кроватью на тумбочке стоит удобная кружка.
   — Спасибо. — Тамара наконец, оторвалась от бутылки и, откидываясь на подушку, непроизвольно поморщилась от боли в боку. Эта гримаса не ускользнула от взгляда посетителя.
   — Болит? — с участием поинтересовался он. Тамара в ответ лишь молча кивнула.
   — Где болит? Ты не считаешь, что тебе нужен врач? — Мужчина говорил с чуть заметным кавказским акцентом.
   «Значит, не натрепал дядька Игнат, что хочет продать меня какому-то грузину, — подумала девочка. — Мафиози. За десять тонн баксов. Это он тоже не натрепал? Что же, проверим. Интересно, и как же зовут этого аксакала?»
   Тот словно прочел в глазах Тамары этот вопрос.
   — Я Монучар, — представился он. — Друзья зовут меня Моча, с ударением на первом слоге. Ты тоже можешь звать меня так.
   «Только с одной прправочкой, генацвале. Ударение будет на втором слоге — Моча, сладострастный любитель малолетних рабынь. Впрочем, со временем, я это мнение о тебе, возможно, пересмотрю. Все зависит от твоего поведения и от условий, которые ты мне здесь создашь…»
   — Ты точно уверена что не нуждаешься в докторе? — Монучар вперился в девочку пронзительным взглядом удивительно голубых глаз.
   «А ведь настоящий грузин и должен быть голубоглазым, — вспомнила Тамара. — И, кажется, рыжим, а вовсе не черным, как принято считать».
   — Нет, обойдусь без доктора, — как можно беспечнее сказала она. — Полежу несколько дней, и все пройдет. Такое уже не впервой.
   — Тебя что, частенько так избивали?
   — Последнее время, — грустно улыбнулась Тамара. — Когда мне все обрыдло, и я начала потихонечку бунтовать. А до этого толстуха и дядюшка изобретали издевательства и помимо битья.
   — Толстуха и дядюшка… — задумчиво пробормотал Моча. — Если у тебя будет желание, потом можешь мне рассказать, как они над тобой издевались. О том, как пытались продать тебя за пятнадцать тысяч «зеленых», я уже знаю.
    Оп-па!!! Сюрпризец! Ах, дядюшка! Ах, хитрован!
   — Так значит, за пятнадцать, а не за десять? — От удивления Тамара даже приподнялась. И тут же снова скривилась от боли. — Дядя трепал жене, что за десять. И сколько же он получил на самом деле?
   — Он был счастлив, что я его отпустил просто так. — Улыбка сошла с лица Монучара. Черные, в противоположность совершенно седым волосам, брови сдвинулись. Над переносицей пролегли две глубокие вертикальные морщинки. — Но я еще окончательно не решил, что делать с этим подонком. Надеюсь, ты мне подскажешь. Но не сегодня. Сейчас ты должна отдыхать. И выздоравливать. А вот через недельку, когда ты немного поправишься, мы и поговорим. А теперь больше не буду тебя утомлять. Ответь мне только на пару вопросов. Первый: тебе принести что-нибудь поесть?
   О еде было тошно и думать.
   — Нет. Если можно, то лучше еще бутылку воды. Так сказать, про запас.
   — Хорошо, — кивнул Монучар. — Теперь вопрос номер два. — Он вынул из кармана халата маленький медицинский флакончик. — Здесь две таблетки снотворного. Оно абсолютно безвредно, никаких побочных эффектов не вызывает. Выпьешь обе таблетки, сразу забудешь о боли и проспишь, как младенец, двенадцать часов. — Перехватив настороженный взгляд Тамары, аксакал покачал головой: — Можешь мне доверять. Это, и правда, снотворное. Хочешь — ешь, не хочешь — не ешь. Никто тебя не заставляет. Спокойной ночи, Тамара. Завтра обсудим с тобой, что из вещей тебе сюда надо доставить в первую очередь.
   «Компьютер. И телевизор. И видик. И магнитолу. И книги, — моментально выстроился у девочки в голове список вещей первой необходимости. — А еще халатик. — Только сейчас она задумалась над тем, что на ней лишь футболка и трусики. Старые тренировочные штаны и тесная джинсовая курточка, наверное, до сих пор валяются в дядюшкином гараже. — А еще тапочки. И конечно, кое-какое бельишко на смену».
   Моча вышел. В замке скрипнул ключ, и Тамара с сомнением уставилась на стеклянный флакончик, оставленный на тумбочке рядом с бутылкой лимонада. Потом нерешительно взяла его в руку и вытряхнула на ладошку две маленькие белые таблетки.
    Будь что будет! Плевать! Может, и правда, отпустит эта проклятая боль? Может, действительно, удастся быстро уснуть?
   Слизнула с ладони таблетки и снова прямо из горлышка запила их лимонадом. Потом откинулась на подушку и принялась ждать, когда наступят предсмертные судороги. Или когда начнет сносить крышу.
   Но вместо этого сперва отпустила боль в боку и спине. Потом послушно разбрелись по своим тесным кельям в мозгу возбужденные мысли. И Тамара, как и обещал Монучар, погрузилась в сладкую дрему.
   Проснувшись наутро, девочка первым делом подумала о том, что впервые за восемь месяцев нашелся человек, который о ней искренне позаботился. Который был с ней добр.
    Так на каком же все-таки слоге ставить ударение в его укороченном имени?
 
   На следующий день в камеру (шагов пять в длину, шага три в ширину)с трудом была втиснута еще одна тумбочка, и на нее Монучар водрузил маленький телевизор и видеоплейер.
   — С антенной придется повременить, крути кассеты, — сказал аксакал, примериваясь, куда воткнуть «колокольчики» низкочастотного шнура. — Составь мне список, что тебе нравится, а на первое время я принес то, что люблю смотреть сам. Надеюсь, наши вкусы хоть в чем-нибудь совпадут. Магнитолу куплю тебе завтра. Теперь с компьютером. Сможешь с этим чуть-чуть подождать?
   — Конечно, смогу. — Тамара перебирала внушительную стопку видеокассет: «Нечто» Джона Карпентера, «Шугарлэндский экспресс» Стивена Спилберга, «Основной инстинкт» Пола Верховена, «Птицы» Альфреда Хичкока… — Хм, неплохо. Монучар, у меня впечатление, что наши вкусы даже очень совпадают.
   — Я рад, Тамара. Теперь насчет литературы. Тоже составишь список? Или положишься на мой вкус?
   — Положусь, — улыбнулась Тамара, не сомневаясь, что вкусы Мочи дальше Чейза и Утгера не распространяются. И была поражена, когда на следующий день седовласый грузин принес ей Ивана Бунина и Николая Лескова, Чарльза Диккенса и Джека Лондона, Виктора Астафьева и Василия Шукшина.
   — У меня была мысль купить тебе Драйзера, но я побоялся, что до «Финансиста» и «Американской трагедии» ты еще не доросла, — сообщил Монучар, раскладывая скромную библиотеку в маленькой тумбочке. — Ты просто не осилишь их до конца.
   — Вот еще! — надменно фыркнула лежавшая на кровати Тамара. — Ты просто еще не успел осознать, что я суперребенок. Эрудированный и интеллигентный, — припомнила она, как когда-то ее характеризовала толстуха. — Коварный и артистичный. Свободно владеющий разговорным английским и опережающий в развитии своих сверстников, как минимум, года на три. Возможно, поэтому мне так не везет в этой жизни.
   С первого же дня Тамара решила обращаться к седовласому аксакалу, годящемуся ей не то что в отцы, а и в деды, на «ты» и, не встретив с его стороны возражений, осталась довольна — так проще найти с хозяином общий язык, так проще вырваться на свободу.
   — …Так как ты считаешь?
   — Я считаю, что ты испорченная самовлюбленная девушка, — рассмеялся Моча, — которой весьма повезло, что она оказалась в глубоком дерьме, не позволившем ей еще больше влюбиться в себя и испортиться окончательно. Но ты через несколько лет оформишься в красивую умную женщину. Читай Диккенса, Тома. А я сегодня подвешу тебе над кроватью бра, чтобы ты не портила зрение в этом мраке.
 
   День за днем Тамара проводила на своей узкой кроватке. Телевизор и видик сменяли книги, на смену книгам заступала недорогая китайская магнитола. И опять телевизор… после телевизора книги… после книг магнитола…
   «Тоска зеленая», — решила бы Тамара, если бы до этого не провела восемь месяцев один на один лишь с алюминиевой мисочкой-стетоскопом.
   Боль в спине и боку постепенно ослабла, и девочка на нее уже просто не обращала внимания. Но все равно, не долечив до конца побои, возобновлять занятия физкультурой было еще рано. Да и потом, возможно ли всерьез развернуться в такой теснотище, не рискуя при этом смести ногой с тумбочки телевизор, опрокинуть парашу или врезаться лбом в стену? Бег только на месте. О ходьбе по кругу можно только мечтать.