— Интересно, , как ты представляешь себе дальнейшие наши отношения?
   — Жениться хочу на тебе. Я об этом уже говорил.
   — Ты ненормальный? На меня итак уже все смотрят как на волчицу, будто я задавила корову или лошадь. Представляю что будет, если поженимся.
   — А мы уедем в Троицк — подальше от всех этих сплетен. Начальник милиции предложил мне работу и трёхкомнатную квартиру в новом доме. Поедем, Тонечка, в Троицк! Давай рискнём! Чего нам терять? Лесопилку да амбулаторию (Антонина Леонтьевна работала медсестрой в амбулатории). Решай, и я сразу звоню начальнику милиции, чтобы готовил квартиру.
   — Начальник милиции — Замковский?
   — Он самый. Иннокентий Архипович. Откуда знаешь его?
   — Он приезжал арестовывать моего мужа. И допрашивал меня долго-долго.
   Олег притих. Призадумался. Молвил нерешительно:
   — Он многих допрашивает. Может тебя уже и забыл теперь.
   — Как же! Забыл. Всё время смотрел на меня как кот. Все так и норовил заглянуть под подол юбки.
   — Что это был за допрос? — возмутился Олег.
   — А меня и следователь прокуратуры точно так же допрашивал.
   — Представляю, какие были у них протоколы.
   — В протоколах все нормально. Ничего лишнего.
   — Как же нам быть насчёт милиции?
   — Никак. На кой она тебе сдалась — милиция? Перед тобой теперь все двери открыты. Учиться надо. Карьеру делать.
   — Нет, Тонечка. Никакая учёба, никакая карьера мне тебя не заменят. Где будешь ты, там буду всегда и я. Это для меня ясно как божий день. Поскольку милицейский вариант отпадает, будем жить здесь. Завтра я перееду к тебе насовсем. Не возражаешь? В конце-то концов, сколько мы будем прятаться? Все равно все знают.
   — Ладно. Спи. Утро вечера мудрёнее. — Антонина Леонтьевна погасила светильник.
   Утром как только Ленка ушла в школу, Олег отправился домой. Переоделся в новый костюм с наградами, привинтил гвардейский значок, набросал в чемодан все свои пожитки и сказал деду:
   — Я, наверное, перееду, от тебя, дедка.
   — Куда?
   — На новое место жительства.
   — Далёко?
   — Недалечко. Всего два дома отсюда.
   — А, вон оно что. К Тоньке. Ну, езжай, коли так приспичило. Прямо сейчас?
   — Сейчас пока пойду окончательно договариваться. Олег надел новые туфли, новое пальто и шапку и пошёл свататься. Антонина Леонтьевна не проявила никаких восторгов ни по поводу обнов, ни по поводу наград. Лишь на золотую звезду Героя посмотрела пристально и как-то странно, как хищница, скрадывающая добычу. Состоялся короткий, но важный разговор.
   — Чемодан я уже собрал, — сказал Олег. — Как говорится, голому собраться — только подпоясаться.
   —  — Господи. — Антонина Леонтьевна тяжко вздохнула и стала собирать на стол, чем богата.
   — Мужик я крепкий, здоровый. Силёнка есть. В хозяйстве пригожусь. — Олег, перечислял свои достоинства, улыбался как дитё малое.
   — Мужик, — хмыкнула Антонина Леонтьевна. — Был бы мужик, тогда бы и разговор совсем другой.
   — Ничего, через год-другой возмужаю. — Ну так я иду за чемоданом.
   — Садись чай пить.
   — Сначала принесу чемодан. Я быстро.
   — Неси, чёрт с тобой.
   Олег взметнул кверху сжатые кулаки, тяжёлые как кувалды:
   — Ура! — ликовал он. — Победа! Бросился бежать.
   — Пальто одень! — крикнула Антонина Леонтьевна. — Дуралей.
   Вечером, вернувшись с работы, Олег стал настаивать, чтобы Антонина Леонтьевна скорее оформила развод и зарегистрировала брак с ним.
   — С этим подождём, — сказала она. — Спешить некуда.
   Олегу такой ответ не понравился. Он во что бы то ни стало хотел полной победы и как можно скорее. Попробовал склонить её к браку ласковыми уговорами. Но Антонина Леонтьевна была непреклонна.
   Через месяц она занервничала. Стала раздражительной.
   — Что с тобой? — удивился Олег.
   — Кажется, я подзалетела.
   — Кажется или точно? — Олег воспрянул духом. Он очень хотел ребёнка.
   — Месячные у меня никогда не задерживались. Вчера должны быть. Никаких признаков.
   — Ну и чудесно. Я хочу сына.
   — Какого сына? Ты что с ума сошёл?
   — Нисколько.
   — Даже и не думай об этом.
   — Почему?
   — Да потому что лет через пять бросишь меня, и останусь с двумя на старости лет.
   — Ну что ты, Тоня! Ну что ты говоришь такое?
   — То, что слышишь. Я поопытней тебя, и знаю, что такое совместная жизнь. Сама в своё время бросила старика. — Антонина Леонтьевна — усмехнулась. — Ты думаешь, что ты у меня второй? Нет, голубчик! Ты у меня третий по счету. Сначала я влюбилась как дурочка и вышла замуж за старого музыканта. Музыкант представительный, очень красивый. Моталась с ним по белу свету. Детей у нас не было. Он был уже не в состоянии их сделать, а ревностью изводил каждый день как пылкий Отелло. Мучилась я с ним мучилась, да и бросила в конце концов. Вскоре опять вышла замуж и приехала сюда. Жила пока гром не грянул.
   Олег выслушал Антонину Леонтьевну, рухнул перед ней на колени и стал целовать ей руки.
   — Нет, нет! Не подлизывайся. Все равно аборт сделаю.
   — Попробуй только. Ты меня не знаешь.
   — Ах, ах! Напугал. Езжай в свой Афганистан и бандитов пугай. А меня не испугаешь. Понял?
   Олег продолжал стоять на коленях и целовать ей руки. Антонина Леонтьевна высвободила одну, положила ему на голову и стала ерошить волосы. Жёсткие и густые, слегка волнистые, они были как куделя из шерсти.
   — Ты думаешь, мне хочется делать аборт? — сказала Антонина Леонтьевна. — Знал бы ты, какая это мучительная процедура.
   — Вот и не делай.
   — Но ведь ты сына хочешь. А если будет девочка?
   — Очень хорошо. Пусть будет девочка. Родишь ещё.
   — А потом ещё?
   — Потом ещё.
   — И будет у нас семеро по лавкам? Болтунишка ты. Было уже поздно, и Антонина Леонтьевна стала разбирать постель.
   На другой день она радостно сообщила Олегу, что тревога была напрасной. Всё обошлось. Но задержка с месячными на два дня заставила её впредь тщательно предохраняться. Олегу это не нравилось, так как невольно вызывало нехорошие подозрения.
   Однажды в Зорино прикатил досаафовский «газик». Человек в военно-морской форме капитана второго ранга разыскивал Осинцева. Нашёл на лесопилке. Представился:
   — Инструктор областного комитета ДОСААФ Костенко. Меня направил к вам председатель областного комитета Баев с просьбой прибыть в Иркутск.
   — С какой целью? — спросил Олег.
   — Мы проводим соревнование парашютистов, — сказал Костенко: — Большинство из них молодёжь, допризывники. Будущие десантники. Хотелось бы организовать встречу с ними. Ну и попутно — с призывниками. Сейчас идёт очередной призыв. Людей на сборных пунктах собралось много. Им будет интересно и полезно вас послушать. Командировочные, суточные — всё будет оплачено.
   — Сколько дней продлится командировка?
   — Видите ли, — замялся Костенко. — Рабочие клубы, Дома культуры давно сделали заявку на встречу с вами. Рабочий класс обижать, сами понимаете, нельзя. Поэтому придётся задержаться на неделю, а то и дней на десять.
   — Ну что ж, — вздохнул Олег, снимая брезентовые рукавицы. — Надо так надо. Моё начальство в курсе?
   — Директор комбината в курсе. Можно прямо сейчас собираться и ехать.
   Когда ехали через Троицк, Олег просил шофёра завернуть в райотдел милиции. Выложил на стол перед Замковским свой «браунинг» и удостоверение мастера спорта по стрельбе из пистолета.
   — За письменным разрешением прибыл? — спросил Замковский. — А где заявление о приёме на работу?
   — Моя половина раздумывает, — уклончиво ответил Олег. — Привыкла к своему месту, а к мысли, что надо переезжать, привыкнуть не может.
   — Ничего, — сказал Замковский. — Через два месяца сдаётся новый дом. Я вручу тебе ключи от трёхкомнатной квартиры. Ты привези её, эту свою половину, покажи квартиру. Посмотрим что будет. Я баб знаю!
   Олег улыбнулся.
   — Ладно. — Начальник милиции стукнул кулаком по столу. — Отложим этот разговор до сдачи дома.
   — Отложим, — поддакнул Олег.
   — А игрушка хорошая, — Замковский взял в руки «браунинг». — Честное слово, хороша. Себе забрал бы, если бы не звал тебя на работу.
   — Можете забрать, если нравится.
   — Не жалко? Всё-таки, подарок командира полка. И, главное, — память.
   — Да, — согласился Олег. — Это верно. Память. Как взгляну на него, так не по себе делается.
   — Афганистан? — сочувственно спросил Замковский.
   — Да всякое, — ответил Олег. — Иркутск — тоже… Замковский не понял: при чём тут Иркутск? Допытываться не стал.
   — Ладно, — сказал он. — Выдам я тебе разрешение. Оснований достаточно: Герой Советского Союза, мастер спорта по. стрельбе из пистолета. Так и быть, выдам! — решительно заявил он и достал из сейфа стандартный бланк, на котором пишется разрешение на ношение личного оружия.
   … Олег вернулся из командировки через десять дней. Сразу — к Антонине Леонтьевне. А там другие жильцы.
   — В чём дело? — удивился Олег.
   Антонина Леонтьевна продала дом, ответила новая хозяйка. Говорила она с украинским акцентом: — Продала и уехала.
   — Куда? — спросил Олег.
   — Мы не знаем.
   — А кто знает?
   — Может кто и знает, а мы не знаем.
   Олег снял перчатку и вытер дрожащей рукой капельки пота, выступившие на лбу.
   — Ваши вещи у вас дома, — сказала хозяйка. Олег молча кивнул и хотел идти. Но остановился.
   С мольбой взглянул на хозяйку: не скажет ли хоть что-нибудь ещё. Она лишь покачала головой и развела руками.
   Дома Августа Петровна поведала грустную историю. Оказывается, Антонина Леонтьевна после ареста мужа решила уехать из Зорино. Стала подыскивать покупателя на свой дом. Колхоз сразу хотел приобрести усадьбу. Однако цена Антонину Леонтьевну не устраивала. Она искала более выгодного покупателя. Но покупателя не было, и когда Олег уехал в Иркутск, пошла к председателю колхоза и согласилась на его первоначальное условие. Теперь в её доме переселенцы с Украины.
   — Значит, у неё уже давно чемоданное настроение?
   — Ну конечно. И плевать ей было на общественное мнение… — Августа Петровна осеклась.
   Олег понял: Антонине Леонтьевне было всё равно что скажут люди по поводу её связи с Олегом. Но ведь к Олегу она относилась искренне. Он всегда это чувствовал. И теперь был ошеломлён.
   — Она оставила записку. — Августа Петровна пошла в свою комнату и принесла конверт.
   В записке было всего несколько слов: «Искать меня не пытайся. Всё равно не найдёшь. Прощай. Тоня».
   Олег скомкал записку и сунул в карман. И оцепенел, сильно изменившись в лице. Августа Петровна, взглянув на него, испугалась даже.
   — Понимаю, Алик, как тебе сейчас тяжело, — сказала она сочувственно. — Но что же делать? Надо жить. Если уж совсем невмоготу, свет клином сошёлся, то её можно найти в конце концов. Знаешь где? В Трускавце. Люди говорят, что у неё больные почки, и она каждый год ездит на курорт в Трускавец.
   Олег выпрямился. Расправил плечи.
   — Спасибо, — сказал твёрдым волевым голосом.
   — Не за что, — сказала Августа Петровна. И улыбнулась. Она обрадовалась, что сумрачное состояние так быстро прошло. Приготовила вкусный обед — плов из баранины.
   Олег пообедал и в тот же день вышел на работу во вторую смену. Отшучивался или делал вид, что не обращает внимания на комментарии по поводу отъезда Антонины Леонтьевны. Словом, работал как прежде. Виду не подавал. Но через неделю у него появился какой-то необычный сухой кашель — как будто першит и першит в горле. Он никогда не обращал внимания на болячки.
   Никогда не ходил к докторам. И теперь думал, что дело к весне, к теплу, и само всё пройдёт. Но кашель не проходил. Мало того, к нему прибавилась ещё и боль в горле. Вроде бы как ангина, но без температуры. Боль в горле и кашель становились всё сильнее и сильнее. Наступил такой момент, когда Олег не мог уже глотать пишу. Пришлось идти в амбулаторию. Врач-терапевт посмотрела его горло и сразу побежала звонить по телефону. Вызвала из Троицка скорую помощь. А через три часа на самолёте санитарной авиации Олег был доставлен в Иркутский военный госпиталь. Собрали консилиум врачей во главе с профессором. Врачи единодушно пришли к выводу: тревога ложная, опухоль не злокачественная.
   — Через месяц будешь у нас как огурчик, — сказал главный врач госпиталя.
   Однако лечение было весьма интенсивным. Переливание крови с пенициллином, хлористый, частое смазывание горла какой-то тёмно-коричневой жидкостью и прочие процедуры.
   Как и обещал главный врач, через месяц Олега выписали из госпиталя совершенно здоровым. Однако он ехал домой с невесёлыми мыслями: два удара судьбы, и две таких реакции. Что будет дальше?

VI

   Весна в том году в Иркутск пришла рано. Дни стояли тёплые, ясные, но по ночам подмораживало. На асфальтированных улицах снег за неделю почти весь растаял, оставшись лишь в затенённых местах возле домов, образуя там гололедицу.
   Как-то вечером молодая чета Пономарёвых гуляла по городу. Марина была восьмой месяц беременна и в обществе появлялась теперь редко, позволяя себе лишь небольшие прогулки по вечерам. Они шли по людной центральной улице. Вадим держал под руку свою жену, изредка косясь на её живот. Беременность была почти не заметна, так как Марина носила цигейковую шубу, которая хорошо скрадывала фигуру. Они завернули за угол большого дома. И здесь один эпизод невольно привлёк их внимание.
   На тротуаре, вблизи автобусной остановки, работала семья дворника. Невысокий худощавый мужик и его сынишка лет пяти или шести рубили сечками застывшую ледяную корку. Жена дворника, маленькая толстая бабёнка, работала пехлом, сталкивая в кучи насечённые куски льда. Прохожие в ожидании автобуса от нечего делать наблюдали за ними и дивились неутомимости и сноровке этих людей. Малыш не отставал в деле от отца, стукая сечкой об асфальт. Старался помочь им, насколько мог, младший сын дворника, карапуз годиков трёх, круглый как тыква, ростом в три вершка. К удивлению всех он поднял метлу, которая раз в пять длиннее его, и, тужась и сопя, водил ею вокруг себя, где касаясь, а где и не касаясь земли.
   — Мишка, брось метлу! — сказал ему дворник, когда он задел метлой по ногам Марины.
   Но Мишка, не обращая внимания на крик отца, продолжал пыхтеть и сопеть, размахивая метлою вокруг себя.
   Марина остановилась и с улыбкой стала наблюдать за их работой.
   — Смотри, какой забавный малыш, — сказала она мужу.
   — Забавный, — равнодушно ответил супруг и прибавил: — Пойдём, что тут интересного.
   Они пошли и до самого дома разговаривали о своём будущем ребёнке.
   Екатерина Львовна, открывая дверь, встретила Вадима упрёком:
   — Тебе без конца звонят и звонят. Надоело подходить к телефону.
   — Это, наверное, Стасик, — сказал Вадим, взглянув на часы. — Мы договорились съездить с ним в одно место.
   — В какое место? — спросила Марина строго.
   — Я ненадолго, скоро вернусь, — ответил Вадим. — Мы только съездим к одному типу…
   — Ни к какому типу ты не поедешь, — прервала Марина. — Раздевайся! — Она сняла с себя шубу и бросила на вешалку.
   Вадим побагровел. Склонив голову, он как бы мгновение раздумывал. Решившись и не говоря ни слова, он снял ключи с гвоздя и пошёл в гараж. Марина, подойдя к окну в своей комнате и приподняв штору, видела, как он выехал на «Мерседесе» из гаража, дав задний ход.
   Он остановился, вылез из машины и замкнул гараж. Это значило, что он может уехать надолго. По обыкновению, уезжая куда-нибудь близко и рассчитывая скоро возвратиться, он не замыкал гараж, а только прикрывал дверь. Он сел за руль, развернулся и поехал быстро со двора.
   Марина, взволнованная неожиданным поступком Вадима, опустила штору, отошла от окна и легла на диван. С некоторых пор она стала особенно раздражительна и капризна. Вадим впервые почувствовал её власть над собой. Он рад был разбиться в лепёшку, лишь бы она, как он выражался в кругу близких друзей, не шипела на него. Среди зимы он доставал ей свежие яблоки и виноград, ездил по деревням в поисках брусники. Он боялся теперь задерживаться у друзей по вечерам и приходил домой всегда трезвый. Самолюбивая и своенравная от природы, она стала невыносима в обращении с ним. Однажды на свою беду он заметил ей, что она не так разглаживает воротник сорочки. Она швырнула сорочку ему в лицо. Другой раз он пробовал вместе с нею суп из кастрюли и сказал, не имея злого умысла, что суп чуточку пересоленный. Марина стукнула его ложкой по лбу и ушла из кухни. В таких случаях Вадим терялся и ничего не мог ей ни сказать, ни сделать в ответ.
   Очевидно его терпению пришёл конец. И он решил, показать перед ней свой характер. Марина подумала, что он сегодня обязательно напьётся. Подумав об этом, вспомнила, каким он раньше приходил домой пьяным. Тогда она подозревала его в связях с другими женщинами, зная, что тот, кто пьёт где-то на стороне, тот, как правило, изменяет. Тогда ей казалось, что вместе с ним и его отвратительным запахом пьянчуги в комнате появился запах другой женщины — смесь каких-то незнакомых духов и пота. Она вставала с постели, открывала форточку и стелила себе отдельно на диван, повторяя про себя: «Поторопилась. Сама виновата». После этого она по несколько дней с ним не разговаривала. Она даже решилась ещё раз встретиться с Василием Ивановичем Промтовым и поговорить с ним серьёзно, посоветоваться, как быть ей дальше, но Вадим вдруг, раз провинившись, становился мягкий, обходительный, послушный, — как говорится, шёлковый, и все постепенно вставало на своё место. Когда же с течением беременности в ней произошли сильные перемены, Вадим совсем попал под её каблук. И вот сегодня вдруг взбунтовался.
   А Вадим тем временем гнал по городу с недозволенной скоростью. В одном месте чуть не натолкнулся на трамвай. Благо, не было близко милиции. Он приехал к Станиславу Зоммеру, своему ближайшему приятелю, разведённому холостяку.
   — Эхе, да ты, брат, не в духе, — сказал Зоммер, пожимая Вадиму руку, которую тот молча сунул ему в дверях при встрече. — Что с тобой? А я тебе звонил.
   — Еле вырвался, — ответил мрачно Вадим. — Не жизнь, а каторга.
   — Все супруга? Да, хлопец, жена — не гусли, поиграл — не повесишь, — сказал Зоммер. — Сейчас, у тебя пока тюрьма. Каторга будет, когда пискля появится. Раздевайся.
   Вадим снял пальто, шарф, шапку и, по привычке провёл ладонями по своим длинным черным волосам, прилизанным назад. Зоммер пригласил приятеля в комнату. Он вынул из шкафа бутылку коньяку и две рюмки.
   — Хотя тебе и нельзя, так как ты за рулём, — сказал Станислав, разливая коньяк, — но сегодня позволю чарочку. Выпей. Эта штука успокаивает.
   Вадим взял рюмку и опрокинул её одним духом.
   — Налей ещё!
   Зоммер посмотрел на приятеля удивлённо — проницательным, испытующим взглядом и молча налил полную рюмку. В этот раз выпил вместе с Вадимом.
   — Ещё? — спросил он.
   — Хватит.
   Станислав улыбнулся и посмотрел на Вадима все тем же испытующим взглядом.
   — Проферанс у Павла Ивановича не состоится, — сказал он, убирая коньяк и рюмки обратно в шкаф. — К нему приехал какой-то не то старый друг, не то родственник. Но есть другой вариант (тут Станислав подошёл к столу и встал напротив Вадима). Мне звонила Кошка. Намечает мероприятие, приглашает нас.
   — Что за повод?
   — Говорит, зимнюю сессию сдала на повышенную. Получила стипендию.
   — Понятно. Что это она вдруг в науку ударилась?
   — Она умная дивчина. Вполне естественно.
   — Умная? Сутками сидит за учебниками, не отрываясь.
   — На такой, как у неё заднице, можно годами сидеть, не отрываясь, — сказал Зоммер. — В сказках Шахерезады о таких, как она великолепно сказано: «женщина с тяжёлым задом…» Ты верен своему вкусу. У Марины тоже — будь здоров.
   — Да, я верен своему вкусу, — ответил Вадим.
   — А я предпочитаю тоненьких, изящных. Сухое полено жарче греет.
   Вадим молчал, ссутулившись и уставив задумчивый взгляд в одну точку.
   — Так что давай решай, и немедленно надо ехать, — прибавил Станислав. — Предки её исчезли куда-то на двое суток.
   — Исчезли говоришь? — сказал Вадим, и глаза его вдруг повеселели. — С её матерью я не хотел бы встречаться. Кошку давно не видел. С тех пор как женился. Как она?
   — Всё та же.
   — Мне было не плохо с ней, — сказал Вадим, со сладострастием вспоминая свою бывшую любовницу. Он вздохнул опять и спросил:
   — А у неё сейчас никого из этих…
   — Кажется, никого. Вообще-то у неё всегда полно, а в сущности — никого.
   — Значит, меня тоже приглашает?
   — Говорит, что давно не видела. Намекнула, одним словом.
   Вадим подумал и сказал решительно: «Едем!».
   Они заехали в гастроном, купили вина и через несколько минут были на месте.
   Кошка, точнее Инна Борзенко, рослая девушка, с мощными формами и бледно-восковым, как у старухи, лицом, встретила их в прихожей и упрекнула Вадима: «Друзей забываешь? Нехорошо!»
   Она улыбнулась, и он понял, что не будет здесь лишним. Гости разделись.
   — Всем нравятся твои волосы, — сказал Вадим, дотронувшись до её скромной причёски. — Я знаю, почему. Они у тебя неопределённого цвета.
   Коротко подстриженные, прямые, густые волосы её действительно трудно обозначить каким-нибудь цветом, разве что — пепельно-жёлтые, как засохшая трава поздней осенью. Она никогда не красила ни волос, ни бровей — рыжих и редких, ни ресниц — прозрачных, как капроновая бахрома, ни губ — всегда бледных и влажных. Лицом она не производила впечатления, хотя все черты были правильные. Вадиму нравился её стан, и он, как только она поступила на первый курс, познакомился с ней и, как всегда, имел успех.
   Он учился на два курса старше её и по другой специальности. Его увлекла цветная металлургия, её — обогащение полезных ископаемых. Специальности смежные, и они находили в беседах много общего. Она была очень развита, много читала, много знала, была остроумна, весела, и одно время Вадим стал подумывать о том, не решить ли вопрос браком. Его и её родители познакомились. Именно о ней сожалели Екатерина Львовна и Георгий Антонович, когда узнали, что Вадим собрался жениться на Марине. Они и не подозревали, разумеется, что Инна рано стала любовницей Вадима, задолго до того, как он встретил Марину.
   Инна провела Вадима и Станислава в гостиную. Там уже все были в сборе. Несколько девушек, подруг Инны по институту, накрывали стол. В углу под декоративной пальмой двое парней возились с магнитофоном. Вадим был знаком со всеми, и его встретили в компании как родного. Когда всё было готово, Инна пригласила гостей к столу. Включили магнитофон. Зазвенели бокалы с вином. Под звуки джазовой музыки был выпит первый тост за хозяйку и её успехи в учёбе, второй — за её предков, которые очень кстати уехали и не мешают, третий — за жареного гуся, поданного на стол вместе в томатным соусом. Пили, ели и танцевали много. Вадим опомнился, когда компания собралась делать пятый или шестой заход за стол. Он стал отказываться. Инна схватила его за руку и потащила.
   — Инночка, я не могу. У меня…
   — Что значит — не могу! — прервала она. — Быстро-быстро за стол!
   — Что значит — не могу! — сказал Зоммер, еле ворочая языком, но удобно рассевшись между двух девушек.
   — Стас, ты мне нужен на минутку. Иди сюда, — сказал Вадим, стараясь делать как можно строже пьяное лицо.
   Тот молча уставился на него.
   — Я серьёзно говорю. Иди сюда, — повторил Вадим. Зоммер вылез из-за стола и подошёл к Вадиму.
   — Пойдём в комнату.
   — Секрет? От меня секрет! Я обижусь, — сказала Инна.
   — Пойдём и ты.
   Все трое вышли в соседнюю комнату.
   — Я остался бы, — сказал Вадим, пошатнувшись и глядя на часы, на которых было половина двенадцатого, — но у меня машина. Бросить на улице не могу.
   — Да, — ответил Зоммер, — я совсем забыл. Но ничего. Мы сейчас съездим к тебе, поставим машину в гараж и вернёмся. И твоя супруга… пардон! (тут Зоммер покосился на Инну). Словом, никто тебя не увидит и не услышит. Главное, чтоб ты не заходил домой. Ключ от гаража у тебя?
   — У меня.
   — Ну тогда едем?
   — Едем.
   — И я, — сказала Инна.
   — Возьмём? — спросил Зоммер.
   — Возьмём, — ответил Вадим. — Только больше никого. — Вадим поднял указательный палец.
   — А я больше никого и не хочу, — сказала Инна. — Только трое. Счастливое число!
   — Постой, — остановил её Зоммер. — А гостей нехорошо бросать.
   — Это не ваша забота.
   Она выскочила в гостиную и объявила:
   — Девочки, мальчики! Мы вас оставим ненадолго. А чтоб было не скучно, пейте, ешьте, веселитесь. Но не очень! — прибавила она игриво, погрозив пальцем.
   Гости запротестовали, потребовали объяснений. Инна быстро нашлась.
   — А мы вам готовим сюрприз. Немножечко терпения.
   Гости успокоились, подумав, что они собрались чем-то дополнить стол. Инна уловила их мысли и в прихожей, одеваясь, шепнула Вадиму и Станиславу:
   — На обратном пути надо забежать в ресторан и взять пару бутылок шампанского.
   Они согласились. Все трое вышли на улицу. Машина стояла у подъезда. Вадим отомкнул дверцу и сел за руль. Нагнувшись через сиденье, он нажал кнопку задней дверцы. Зоммер открыл её и пригласил Инну садиться.
   — Она может со мной сесть, — сказал Вадим.
   — Тебе будет мешать, — ответил Зоммер. — Садись Киса, со мной.
   Инна немного поколебалась и, наконец, шмыгнула в открытую Зоммером дверцу. Они удобно развалились на заднем сиденьи, плотно прижавшись друг к другу. В машине было мягко, тепло и уютно. Инна и Зоммер испытывали блаженство. Вадим завёл мотор, развернулся и плавно вывел машину на центральную улицу…