Страница:
– Эй, братан, а может, все-таки передумаешь? Убийца тоже услышал крик и ускорил шаг. У перекрестка они столкнулись: высокий плечистый парень в темном пальто и пробуксовывающий на каждой колдобине велосипедист.
– Стоять! – скомандовал плечистый. «Спортсмен» моментально остановился. Спроси его сейчас, почему, он не смог бы ответить. Но категоричность тона мгновенно навела его на мысль о том, что с этим амбалом лучше не шутить. Можно и по морде схлопотать.
– Да запросто. Чего такое, братан? – озадаченно поинтересовался велосипедист. – Чего случилось? Пожар, что ли?
– Я ищу человека в старом пальто и старых брюках. Высокий, вот такой. – Убийца поднял руку, показывая примерный рост Алексея.
– А на руке часы классные такие, да? – осклабился велосипедист. – Командирские?
– Возможно, – коротко ответил убийца. – Ты видел его? Куда он пошел? Велосипедист смерил амбала взглядом, решая, говорить тому правду или нет. Уж больно собеседник на мента похож. А с ментами дел у его брата быть не может. Заметив сомнение в глазах велосипедиста, убийца вдруг протянул руку и неожиданно цепко впился крепкими пальцами в худое жилистое горло. Наклонился к пахнущему перегаром и луком лицу «спортсмена» и выдохнул тихо и жутко:
– Куда он пошел?
– Ну так знамо куда, – прохрипел забулдыга, чувствуя, как вылезают из орбит глаза. – На станцию. – Хватка немного ослабла, и «спортсмен» задышал жадно, широко открывая рот, но все же не преминул спросить: – А чего такое-то, начальник?
– Где станция? – не ответив на вопрос, тем же тоном поинтересовался плечистый. Велосипедист ощутил, как вдоль хребта у него побежал холодок. «Глаза у мента – не дай божок», – решил он.
– Где станция? – повторил убийца, вновь усиливая хватку.
– Так вон, прямо, – ответил велосипедист, чувствуя, как стальные пальцы все сильнее сжимают его шею. – На следующем повороте направо. Через мостик. Четыре двора – и там.
– Если соврал – убью, – буркнул плечистый, но пальцы разжал, вытащил из-под пальто рацию и сообщил: – Тройка – для всех. На станции.
– Понял, Тройка, – прозвучало из динамика. Убийца спрятал рацию и побежал следом за Алексеем. Велосипедист с шумом втянул воздух, помассировал шею и покрутил головой.
– Во сучара! – прошептал он, глядя в спину удаляющемуся здоровяку. Не раздумывая больше ни секунды, забулдыга развернул велосипед и торопливо покатил обратно к своему двору. «Ну на хрен, – думал он. – Лучше сегодня дома посидеть. На крайняк можно и к соседу сходить. Жмот он, конечно, но до завтра пузырьком небось ссудит». Помятый остановился у калитки и принялся заталкивать велосипед обратно во двор. Педаль снова застряла, и мужик, матерясь, принялся налегать на седло, стараясь компенсировать ущербность мыслей избытком силы. В эту секунду ему на плечо легла чья-то рука. Забулдыга обернулся и похолодел. Перед ним стоял здоровый парень, почти точная копия первого, если не считать румянца на щеках. Строго говоря, боевики Сулимо внешне мало чем походили друг на друга. Можно даже сказать, они вообще не были похожи. За исключением фотографично одинакового телосложения и глаз. Но именно глаза и заметил помятый в первую очередь. Одинаковые: бездумно-холодные, бездонные.
– Во бля, – прошептал он и безвольно опустился на багажник «минскача». «Ну все, едрена-матрена. Сейчас убивать будет, волчара. Не догнали они, что ли, этого, с часами-то?»
– Я ищу человека, – начал румяный знакомо и добавил: – Опасного преступника.
– Знаю, – кивнул помятый, с трудом переводя дух и унимая дрожь в коленях. – На станцию он пошел. Я уже первому милиционеру сказал.
– Где станция? «Даже тон у них одинаковый, – подумал велосипедист. – Ну совсем, блин, как в инкубаторе».
– Так прямо. Ваш… этот… товарищ не предупредил по рации, что ль? Перейдешь через перекресток, дойдешь до следующего, дом с красными ставнями, свернешь направо и через мостик, а там четыре дома – и станция. «Сейчас скажет: «Если соврал – убью», – подумал велосипедист, но румяный произнес вовсе не это. Он подумал долю секунды и буркнул:
– Спасибо, – затем повернулся и побежал к перекрестку.
– Шел бы ты в ж…у со своим спасибом, – беззвучно прошептал велосипедист и что было сил пнул своего железного коня ногой. Тот задребезжал жалобно, но в калитку все-таки проскочил. Закатив велосипед в сарай, помятый решил, что больше, пожалуй, сегодня он никуда не пойдет. И к соседу не пойдет. Потерпит до завтра. Достаточно с него. Хватит.
Глава 14
Максим вышел из здания РУВД еще более удивленным и разочарованным. Только что Парфенов полчаса вталдыкивал ему, что он, Олег Вячеславович Парфенов, к похищению тела не имеет ни малейшего отношения. Подавалось сие «блюдо» в течение тридцати минут раз двадцать, хорошо хоть под разным соусом. Олег Вячеславович подробно рассказал Максиму о том, как позвонил ему Тим, как он проверял документы у незнакомцев из области. И что-де с этими документами все было в порядке. И расписку они оставили, и требование. И все забрали: и вещи, и тело. Но Максима сейчас интересовала не личная вина Парфенова.
– Олег Вячеславович, дорогой, – устав от долгого разговора, оборвал страстную речь эксперта Максим. – Вы поймите, что я вам верю. И документы у них были отменные, и выдача тела проведена строго по правилам. К тому же первое января, праздник. Я все понимаю. Но, может быть, вы вспомните что-нибудь? Что-то такое, чего не заметили ребята из опергруппы. Может быть, что-то у этого парня было в карманах?
– Да нет, голубчик, что вы! Мы все проверили, в карманах пусто, – потрясая перед лицом Максима свернутыми в трубочку протоколом осмотра тела и прочими бумагами, бормотал Парфенов. – Вот и в протоколе записано.
– Ну, может быть, у него были какие-то характерные личные вещи? Медальон или браслет какой-нибудь. Что-то, что забыли занести в протокол. Олег Вячеславович, вспомните.
– Как вам не совестно, любезнейший, даже думать такое! – От необоснованного подозрения Максима, что он, Олег Вячеславович Парфенов, мог что-то не заметить, эксперт выпрямился и стал как будто выше ростом. Даже поджал обиженно губы. – Вы же знаете, мы столько лет работали рука об руку. И нам случалось помогать вашему брату, и вам доводилось. Уж вы-то, Максим Леонидович, должны были заметить: при осмотре я прежде всего руководствуюсь принципом «внимание, внимание и еще раз внимание». Я еще ни разу не упустил ни одной мелочи. Как можно! Люди старой закалки отдают себе отчет в том, насколько много зависит от их точности и скрупулезности. Это утверждение не проверялось, и посему Максим не стал вступать в пререкания.
– Ну, тогда, Олег Вячеславович, вы видели вещи убитого, вы осматривали его на месте происшествия. Скажите мне, зачем кому-то тратить кучу денег, изготавливать фальшивые документы высочайшего класса, чтобы похитить тело?
– Задав вопрос, вы сами же на него и ответили, любезнейший. Эти люди хотели похитить тело, – тряхнул головой Парфенов.
– Я понимаю. Но почему? Что было на теле или в одежде такого, что никак не должно было попасть к нам в руки? Парфенов задумался, поскреб пухлую щеку, затем пробормотал:
– Любопытно, любопытно. Мне как-то это не приходило в голову. А действительно, зачем этим людям понадобилось похищать труп? Скорее всего вы правы. Что-то имелось либо в самом трупе, либо на одежде, – пробормотал он. – Второе похитили только для того, чтобы не возбуждать вопросов. Почему, мол, берут одежду, а не берут тело? Или наоборот.
– И что же, по-вашему, является первым? – нетерпеливо спросил Максим.
– Затрудняюсь ответить, Максим Леонидович. Ничего более или менее здравого в голову мне не приходит.
– Понятно. К этому моменту Максим уже успел посмотреть фотографии, сделанные оперативной группой, но и в них не обнаружил ничего значительного. Он все еще пытался отыскать начало ниточки в клубке. Ребята из лаборатории пообещали ему сделать пару копий и несколько четких оттисков с лицом убитого крупным планом. Максим собирался разослать эти фотографии в воинские части, хотя в общем-то и не надеялся на положительный результат. В этом была определенная закономерность. В тридцати процентах случаев труп никто не опознавал. Никто, кроме родных. Да и те, случалось, ошибались.
– Одно могу вам сказать точно, Максим Леонидович, – заявил, перебив его мысли, Парфенов. – Эта таинственная мелочь, если, конечно, принять за аксиому, что таковая имела место быть, есть и в протоколе осмотра трупа.
– Мне бы вашу уверенность, Олег Вячеславович.
– А моя уверенность, любезнейший, – Парфенов запальчиво поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем, – строится на железной логике и незыблемом знании. Эта мелочь не может не быть в протоколе, потому что в протоколе есть все. Полюбопытствуйте. Максим взял протокол, пролистал. Заметил что-то любопытное, прочел повнимательнее: «…На убитом техническая форма военного образца… – Ну, с этим ясно. Для эмвэдэшников если форма не серая, значит – военного образца. -…На внутреннем кармане куртки имеется надпись: «Шалимов Юрий Герасимович, РС 6252017, 24580… – Любопытно. РС 6252017 – это, конечно, номер военного билета, а следующая группа цифр – номер воинской части. Странно. Ни разу Максим не видел, чтобы на форме надписывали номер части. Фамилию и имя – всегда. Точнее, в девяносто девяти и девяти десятых процента случаев. Номер билета – реже, но попадается. Номер части… -…Надпись вытравлена сильноконцентрированным раствором хлорки… – Так, на века, значит. Но уже легче. Часть есть, номер билета есть, фамилия, имя, отчество тоже есть. -
…На шевронах значок частей связи – две скрещенные молнии… – Ясно, связист, значит».
– Скажите, Олег Вячеславович, – поинтересовался Максим, переворачивая последний лист, – а на форме – я имею в виду китель и галифе – номер части тоже был написан? Я что-то не нашел этой записи в протоколе.
– Нет, любезный. На кителе, галифе, бутсах, шапке и портянках вообще не было никаких надписей.
– Как? – изумился Максим. – Не может быть.
– Может, Максим Леонидович, как видите.
– Странно. На куртке едва ли не вся биография, включая номер воинской части, а эти данные кое-где относятся к разряду секретных, на форме же – ни слова.
– Даже фамилии нет, – поддакнул Парфенов.
– Да, даже фамилии, – согласился Максим.
– Так, может быть, это и есть та самая пресловутая мелочь, Максим Леонидович? – Эксперт едва заметно усмехнулся. – Вот вам и повод для раздумий. Это верно, повод был. Максим позвонил в прокуратуру и продиктовал дежурному текст запроса. Тот долго переспрашивал:
– Как-как? Товарищ полковник, слышно плохо. По буквам. А-а-а, хорошо. Как-как? Шура-Александр-Леонид… Шалимов? Понял. Все, есть. Кому отдать? Лемехову?
– Лемехову, Лемехову! – кричал в трубку Максим. – И скажи, пусть «молнией» отправит! С пометкой «срочно»! «Мол-ни-ей», говорю! Понял? Ну, слава богу! – Он брякнул трубку на рычаг и вздохнул в сердцах. – Черт глухой!
– Связь такая, – резонно возразил Парфенов. – Проще так докричаться. Ладони рупором.
Максим вышел из здания райотдела и забрался на переднее сиденье «Волги».
– Куда, товарищ полковник? – покосился на него солдат-водитель. – Домой?
– Домой. «Волга» начала разворачиваться, и вдруг Максим выдохнул:
– Ну-ка стой. Он закрыл глаза. Что за машина стояла тогда у морга? «Уазик», зеленый «уазик». Был ли у нее красный крест на борту? Нет, вроде не было. Или был? Прикрыв глаза ладонью, Максим попытался восстановить в памяти образ машины. «Ты видишь ее, – проговорил он мысленно. – Зеленая, с гладкими блестящими фарами. На борту… нет, креста не было, точно. Просто зеленый борт. Солнечные блики на стеклах. Бампер, а под ним номер. Белый номер в черной рамочке. Черные цифры. Ну-ка, вспомни. Первая «Д». Точно, «Д». Дальше… Вроде бы один-четыре… Один-четыре, затем семь… или единица… нет, все-таки семь… Один-четыре-семь…» Последнюю цифру Максим не видел, как ни старался. И тут же отчетливо, словно он только что прочитал их, всплыли и буквы, следующие за цифрами: «РН». «Ростовский номер, – подумал Максим. – Ростовский номер».
– Ну-ка, Паш, подожди здесь, – приказал он водителю. Тот послушно кивнул. Максим выскочил из кабины и чуть ли не бегом взлетел на крыльцо РУВД, дернул тяжелую дубовую дверь. Подойдя к конторке дежурного, побарабанил костяшками пальцев по стеклу. Сидящий за консолью лейтенант поднял глаза.
– Что, товарищ полковник, забыли что-нибудь?
– Нет, лейтенант. Слушай, как бы выяснить, какой организации принадлежит машина «УАЗ» Д 147… – последнюю цифру не помню – РН.
– РН? – озадаченно хмыкнул лейтенант. – Ростовский номерок.
– Да я знаю, лейтенант, знаю. «А номер-то не милицейский, – пронеслось в голове Максима, – и не военный. Значит, лжеэксперты Тим и Глазов машинку-то поймали. Или номер подменили. А может быть, и краденая она, эта машина. Посмотрим».
– Лейтенант, – обратился к дежурному Максим, – не в службу, а в дружбу, отдай этот номер в оперативный отдел. Пусть дадут список машин с похожими номерами.
– Модель-то не помните? – озадаченно, но вполне дружелюбно спросил лейтенант. – Какой «уазик»?
– Автобус. Микроавтобус, зеленый такой.
– Ну, уже легче. – Лейтенант записал модель и номер на клочке бумаги. – Хорошо, товарищ полковник, передам.
– И вот еще что. Запиши мой домашний телефон. Пусть, как узнают, мне перезвонят. Только поскорее, лейтенант, если можно. Дело срочное. Горит.
– Хорошо, товарищ полковник. – Дежурный записал на клочке домашний номер Максима. – Как только что-нибудь обозначится, я вам перезвоню.
– Отлично, лейтенант. Спасибо. – Максим с облегчением вздохнул и второй раз за последние десять минут вышел из РУВД на улицу. В нем вдруг проснулся странный жесткий азарт. Максим почувствовал, что след прямо под носом и, чтобы взять его, надо всего ничего – только принюхаться хорошенько. Первая вспышка потянула за собой вторую. Мысль, которая почти сутки бултыхалась в «мертвой зоне», вдруг выплыла на свет. И была она, как и ожидалось, элементарной до предела. Максим подумал о том, что почти все люди отличаются определенной рассеянностью, точнее сказать, ненаблюдательностью и невнимательностью. Они смотрят и не видят половину из того, что попадает им на глаза, не подмечают мелочей. Слышат и пропускают мимо ушей. Вот так и он. Вчера услышал очень важное слово и дал ему ускользнуть в темноту. Теперь же оно замаячило впереди лучом света. Максим торопливо скатился по ступенькам, подошел к «Волге» и, забираясь в салон, сказал водителю:
– Вот что, Паша, давай-ка во вторую горбольницу, в морг.
– В морг? – не понял тот.
– Ну да, где вчера были. Рабочий день кончался, и машин на дорогах было много. До морга они добирались минут тридцать, хотя вчера днем путь едва потянул на пятнадцать минут хорошей езды. Стараясь успокоить дыхание, Максим нажал кнопку звонка справа от мощной, обитой железом двери, подождал немного и позвонил снова. Наконец засов лязгнул. Дверь медленно, со скрипом приоткрылась, и из темной щели на Максима взглянуло перепуганное бледное лицо. Парнишка лет девятнадцати-двадцати, не больше. «Прямо как похищенный покойник», – ни к селу ни к городу подумал Максим и бормотнул себе: «Сплюнь». Он украдкой сплюнул три раза через плечо. Вытащив из кармана служебное удостоверение, Максим продемонстрировал его санитару, и тот кивнул, словно говоря: «Не нужно формальностей, и так доверяю».
– Я из военной прокуратуры, – пояснил Максим. – Мне нужен санитар, дежуривший вчера утром, в одиннадцать.
– Сергей Епифанов, – неожиданно густым оперным басом сообщил обладатель бледной физиономии. Максим ошарашенно замолчал на мгновение, а затем сознался:
– Ну, возможно, и Епифанов. Фамилии не знаю. Он когда сменился-то?
– Вчера. Вчера вечером.
– А где этот Епифанов сейчас может быть, ты не подскажешь?
– Да где ему быть? Дома, – понижая голос, ответил парень.
– Ты чего такой напуганный? – полюбопытствовал Максим.
– Ну дак… эти ж вокруг… – Парень мотнул головой себе за плечо, туда, где помещались двери холодильников.
– Ты мертвых, что ли, боишься?
– Да нет, но не по себе как-то. Я же тут недавно. Второй месяц всего.
– Зачем пошел тогда? Смотри, нервы совсем себе испортишь.
– А что делать-то? – пробасил, вздохнув, парнишка. – Работа не пыльная, сутки через трое. И платят прилично. А мне приработок нужен.
– Понятно, – кивнул Максим. – Так что с адресом у нас?
– Сейчас посмотрю. – Парнишка исчез в служебной комнатке. Через пару минут санитар вновь возник в дверном проеме и протянул аккуратный тетрадный листок, на котором корявым почерком было нацарапано: «Переулок Красных Студентов, 8, кв. 16».
– Где это – Красных Студентов? – спросил Максим. – Я что-то никогда о таком переулке не слышал.
– Да в центре. У кинотеатра «Рассвет», знаете? Так вот за кинотеатром сразу налево. Там дом такой пятиэтажный, кирпичный. Увидите. Третий этаж, второй подъезд.
– Ну, спасибо.
– Да не за что, – снова вздохнул санитар. По его лицу Максим догадался, что парню совсем не хочется оставаться здесь в одиночестве. Он собрался сказать что-нибудь ободряющее, но лишь протянул руку для пожатия. Парнишка потряс холодными пальцами ладонь Максима и вздохнул в третий раз. Тяжело и мрачно.
– Еще раз спасибо тебе большое. Ты мне очень помог.
– Пожалуйста, – ответил тот, прикрыл дверь и громыхнул засовом. Через пятнадцать минут «Волга» остановилась рядом с кирпичным домом, на углу которого красовалась пластиковая восьмерка, а чуть ниже табличка гордо гласила: «Переулок Красных студентов». «Надо же, – хмыкнул Максим, – Красных Студентов. А что, бывают белые студенты? Или зеленые? Или синие? Хотя зеленые, синие и белые как раз встречаются. Но это от голода. А вот красные… – От подобных выходок местных сочинителей его порой оторопь брала. – Сродни тому, что читал Задорнов, – «Коммунистический тупик». С ума сойти». Подъезд номер два оказался на редкость хорошо освещенным, хотя и весьма загаженным. Максим поднялся на третий этаж и остановился. На площадке вкусно пахло котлетами. Из квартиры номер шестнадцать доносился звук работающего на всю катушку телевизора. Максим нажал на белую кнопку звонка и услышал, как в ор телевизора вплелась приятная музыкальная трель. За дверью раздались уверенные шаги, залязгали замки, дверь распахнулась, и Максим имел честь лицезреть Серегу Епифанова собственной персоной, жующего бутерброд с одной из тех самых котлет, запах которых распространялся по всей лестничной площадке. Увидев незнакомого мужчину, Серега на секунду прекратил жевать, прищурился, а затем утвердительно кивнул головой.
– Все, вспомнил, – прошамкал он с набитым ртом. – Заходите, товарищ майор.
– Полковник, – поправил Максим.
– Пардон, ошибся. В быту Серега Епифанов оказался весьма энергичным парнем, этаким живчиком и совсем не походил на того сонного увальня, который эскортировал Максима в морге.
– Кто там? – донесся из недр квартиры женский голос. «Лет шестьдесят пять», – определил на слух Максим. Это произошло помимо его воли, как-то само собой.
– Ма, это ко мне! – гаркнул Серега Епифанов, быстро глотая кусок бутерброда. – Вы надолго или как? – спросил он. – Если разговор длинный, так пошли в комнату. А если так, на пару минут заскочили, то можно, конечно, и тут постоять.
– Ненадолго, – заверил его Максим.
– Ну, смотрите, как знаете, – без всякого сожаления отреагировал Серега. – Бутерброд хотите?
– Нет, спасибо. Дома поем.
– Как хотите, – так же легко согласился Епифанов. – Вообще у меня матушка классные котлеты готовит.
– Слушай, Сергей, – перешел к делу Максим, – ты вот вчера назвал этого парня… ну, с раздавленной ногой… странным таким словом. Танкач, кажется.
– Танкач? – моментально откликнулся тот. – Не помню, может, и назвал.
– Почему?
– А хрен его знает, говорю же: забыл, – равнодушно сообщил Епифанов. – Невыспавшийся был и с бодуна. Девочки-санитарочки всю ночь скучать не давали. Так что не помню. Мне бы на жмурика взглянуть, сразу бы сообразил. Да теперь уже все… Тело-то забрали. Как только вы уехали, через полчасика и забрали. А, да вы их встретили. Трое приезжали из райотдела.
– И расписку оставили.
– Да нет, какая расписка? – махнул рукой Епифанов. – Но в журнале расписались, чин чинарем.
– А кто расписывался? – затаив дыхание, быстро спросил Максим.
– Расписывался? Кажется, худой. Точно. Тот старикан, с которым вы базл… пардон, разговаривали. «Парфенов, – догадался Максим. – И тут эти ребята оказались на высоте. Все предусмотрели».
– И все-таки припомни, почему ты назвал убитого «танкачом»?
– Сейчас попробую, – пообещал Серега, куснул бутерброд и, уставившись в потолок, принялся тщательно и быстро работать челюстями. – Танкач, танкач… – прошамкал он. – И правда, к чему же я это сказал? А-а! – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Ну да, точно! Танкач он и есть. То есть, пардон, был. Вы форму-то его видели? – Епифанов закашлялся, пару раз гулко хлопнул себя по груди. – Чуть не подавился, – сообщил мимоходом.
– А что у него с формой? – не понял Максим. Серега поискал, куда бы положить остатки бутерброда, кивнул, буркнул:
– Сейчас, – ушел в кухню и вернулся обратно уже с пустыми руками, объясняя на ходу: – Технота у него танкаческая. Это я вам точно говорю. Я такие видал. Даже купить хотел, сварить и летом вместо джинсов таскать.
– Техничку? – удивился Максим.
– Ну и чего? Не куртку, понятное дело, а штанцы. Штанцы у танкачей знатные, навороченные. Это вам не камуфляж какой-нибудь задрипанный. Такие порты на каждом втором не увидишь.
– А с чего ты взял, что это именно танкистская техничка? – поинтересовался Максим с откровенным любопытством.
– А в других войсках, товарищ полковник, и технота другая. Попроще. Обычные широкие штаны. Вы уж мне поверьте, я знаю. У меня почти все друзья сапоги топтали.
– А сам?
– А самому не пришлось, – усмехнулся Епифанов.
– Здоровье не позволяет?
– Похож на больного? – Серега хлопнул ладонями по своему объемистому пузцу. – Но, в общем, верно. Было бы желание, а причина сама отыщется.
– Понятно. – Максим уже пожалел о том, что перевел разговор на скользкую тему. Немного смахивало на нравоучение. – Значит, говоришь, парнишка танкистом был?
– Танкист, танкист, можете мне поверить, – ухмыльнулся Епифанов. – Гарантию даю, стопроцентную. Из комнаты появилась пожилая женщина. Седые волосы ее были собраны в пучок на затылке. Она близоруко посмотрела на Максима, затем перевела взгляд на Сергея и сказала укоризненно:
– Сережа, ну что же ты гостя на пороге держишь? Вы проходите в комнату, – обратилась она к Максиму.
– Да нет, спасибо, – улыбнулся тот. – Я уже ухожу.
– Мамуль, успокойся. Товарищ полковник сейчас уходит, – громко и отчетливо произнес Сергей, затем повернулся к Максиму и пояснил: – Старенькая она уже, слышит плохо. Иди, ма, смотри телевизор.
– Пригласил бы человека пройти, чаем бы угостил, – продолжала женщина.
– Да не хочет он чаю! – гаркнул Сергей. – Иди, ма. Женщина скрылась в комнате.
– Вот так. – Сергей развел руками. – Как говорится, чем богаты…
– Понятно. Спасибо, Сергей.
– Да не за что. Заходите, если что. Лучше домой, – хмыкнул тот. – На работу ко мне заходить без особой нужды удовольствия нет. Максим засмеялся:
– Это верно.
– Так что добро пожаловать. Чем смогу, тем помогу. Но не больше, – хмыкнул довольный собой Епифанов. Максим откланялся. Выйдя из подъезда, он несколько минут постоял, вдыхая полной грудью свежий морозный воздух. Сумерки уже сгустились, на улице зажглись фонари, словно многочисленные гирлянды светились окна. Максим забрался в «Волгу» и на вопросительный взгляд шофера сказал:
– Домой, Паша. Теперь домой. Глядя на проносящиеся за стеклом машины, он задумался: «Итак, что у меня имеется на данный момент? Убитый был одет в техническое обмундирование танкистов, а на шевронах – знаки различия частей связи. Судя по мозоли на ноге, парнишка молодой совсем. Наверное, только призвался. Может быть, пару месяцев. В таких случаях мозоли на ногах – обычное дело. Пока толком научишься портянки мотать, столько раз ноги собьешь – не сосчитать. Пойдем дальше. Техничка подписана, а форма – нет. Ни сапоги, ни ремень, ни шапка, ни ПШ. Конечно, можно было бы предположить, что в той части, где проходил службу убитый солдат, подобная практика не распространена. Хотя это и нарушение инструкций. Ну да бог с ним, не все инструкции соблюдаются, это и ежу понятно. Но ведь техничка-то подписана. Почему же на других личных вещах не проставлена фамилия? – Максим нахмурился и закусил верхнюю губу. – Тем более солдат совсем молодой. Ведь ни для кого не секрет, что дедовщина в той или иной мере продолжает процветать. Ну, срочников сейчас не так много. Но от этого дедовщина меньше не становится. У так называемых «дедушек» есть дурная манера: забирать у молодых бутсы – наращивать скошенный каблук и тому подобные вещи. Причем особо ценятся бутсы новенькие, блестящие. А ведь на парне как раз такие и были – каблуки не сбитые совсем. Так почему же Шалимов Юрий Герасимович не удосужился проставить на них хотя бы инициалы? Ну-ка, ну-ка, ну-ка…» – Он наклонился вперед и прикрыл ладонью глаза.
– Стоять! – скомандовал плечистый. «Спортсмен» моментально остановился. Спроси его сейчас, почему, он не смог бы ответить. Но категоричность тона мгновенно навела его на мысль о том, что с этим амбалом лучше не шутить. Можно и по морде схлопотать.
– Да запросто. Чего такое, братан? – озадаченно поинтересовался велосипедист. – Чего случилось? Пожар, что ли?
– Я ищу человека в старом пальто и старых брюках. Высокий, вот такой. – Убийца поднял руку, показывая примерный рост Алексея.
– А на руке часы классные такие, да? – осклабился велосипедист. – Командирские?
– Возможно, – коротко ответил убийца. – Ты видел его? Куда он пошел? Велосипедист смерил амбала взглядом, решая, говорить тому правду или нет. Уж больно собеседник на мента похож. А с ментами дел у его брата быть не может. Заметив сомнение в глазах велосипедиста, убийца вдруг протянул руку и неожиданно цепко впился крепкими пальцами в худое жилистое горло. Наклонился к пахнущему перегаром и луком лицу «спортсмена» и выдохнул тихо и жутко:
– Куда он пошел?
– Ну так знамо куда, – прохрипел забулдыга, чувствуя, как вылезают из орбит глаза. – На станцию. – Хватка немного ослабла, и «спортсмен» задышал жадно, широко открывая рот, но все же не преминул спросить: – А чего такое-то, начальник?
– Где станция? – не ответив на вопрос, тем же тоном поинтересовался плечистый. Велосипедист ощутил, как вдоль хребта у него побежал холодок. «Глаза у мента – не дай божок», – решил он.
– Где станция? – повторил убийца, вновь усиливая хватку.
– Так вон, прямо, – ответил велосипедист, чувствуя, как стальные пальцы все сильнее сжимают его шею. – На следующем повороте направо. Через мостик. Четыре двора – и там.
– Если соврал – убью, – буркнул плечистый, но пальцы разжал, вытащил из-под пальто рацию и сообщил: – Тройка – для всех. На станции.
– Понял, Тройка, – прозвучало из динамика. Убийца спрятал рацию и побежал следом за Алексеем. Велосипедист с шумом втянул воздух, помассировал шею и покрутил головой.
– Во сучара! – прошептал он, глядя в спину удаляющемуся здоровяку. Не раздумывая больше ни секунды, забулдыга развернул велосипед и торопливо покатил обратно к своему двору. «Ну на хрен, – думал он. – Лучше сегодня дома посидеть. На крайняк можно и к соседу сходить. Жмот он, конечно, но до завтра пузырьком небось ссудит». Помятый остановился у калитки и принялся заталкивать велосипед обратно во двор. Педаль снова застряла, и мужик, матерясь, принялся налегать на седло, стараясь компенсировать ущербность мыслей избытком силы. В эту секунду ему на плечо легла чья-то рука. Забулдыга обернулся и похолодел. Перед ним стоял здоровый парень, почти точная копия первого, если не считать румянца на щеках. Строго говоря, боевики Сулимо внешне мало чем походили друг на друга. Можно даже сказать, они вообще не были похожи. За исключением фотографично одинакового телосложения и глаз. Но именно глаза и заметил помятый в первую очередь. Одинаковые: бездумно-холодные, бездонные.
– Во бля, – прошептал он и безвольно опустился на багажник «минскача». «Ну все, едрена-матрена. Сейчас убивать будет, волчара. Не догнали они, что ли, этого, с часами-то?»
– Я ищу человека, – начал румяный знакомо и добавил: – Опасного преступника.
– Знаю, – кивнул помятый, с трудом переводя дух и унимая дрожь в коленях. – На станцию он пошел. Я уже первому милиционеру сказал.
– Где станция? «Даже тон у них одинаковый, – подумал велосипедист. – Ну совсем, блин, как в инкубаторе».
– Так прямо. Ваш… этот… товарищ не предупредил по рации, что ль? Перейдешь через перекресток, дойдешь до следующего, дом с красными ставнями, свернешь направо и через мостик, а там четыре дома – и станция. «Сейчас скажет: «Если соврал – убью», – подумал велосипедист, но румяный произнес вовсе не это. Он подумал долю секунды и буркнул:
– Спасибо, – затем повернулся и побежал к перекрестку.
– Шел бы ты в ж…у со своим спасибом, – беззвучно прошептал велосипедист и что было сил пнул своего железного коня ногой. Тот задребезжал жалобно, но в калитку все-таки проскочил. Закатив велосипед в сарай, помятый решил, что больше, пожалуй, сегодня он никуда не пойдет. И к соседу не пойдет. Потерпит до завтра. Достаточно с него. Хватит.
Глава 14
Максим вышел из здания РУВД еще более удивленным и разочарованным. Только что Парфенов полчаса вталдыкивал ему, что он, Олег Вячеславович Парфенов, к похищению тела не имеет ни малейшего отношения. Подавалось сие «блюдо» в течение тридцати минут раз двадцать, хорошо хоть под разным соусом. Олег Вячеславович подробно рассказал Максиму о том, как позвонил ему Тим, как он проверял документы у незнакомцев из области. И что-де с этими документами все было в порядке. И расписку они оставили, и требование. И все забрали: и вещи, и тело. Но Максима сейчас интересовала не личная вина Парфенова.
– Олег Вячеславович, дорогой, – устав от долгого разговора, оборвал страстную речь эксперта Максим. – Вы поймите, что я вам верю. И документы у них были отменные, и выдача тела проведена строго по правилам. К тому же первое января, праздник. Я все понимаю. Но, может быть, вы вспомните что-нибудь? Что-то такое, чего не заметили ребята из опергруппы. Может быть, что-то у этого парня было в карманах?
– Да нет, голубчик, что вы! Мы все проверили, в карманах пусто, – потрясая перед лицом Максима свернутыми в трубочку протоколом осмотра тела и прочими бумагами, бормотал Парфенов. – Вот и в протоколе записано.
– Ну, может быть, у него были какие-то характерные личные вещи? Медальон или браслет какой-нибудь. Что-то, что забыли занести в протокол. Олег Вячеславович, вспомните.
– Как вам не совестно, любезнейший, даже думать такое! – От необоснованного подозрения Максима, что он, Олег Вячеславович Парфенов, мог что-то не заметить, эксперт выпрямился и стал как будто выше ростом. Даже поджал обиженно губы. – Вы же знаете, мы столько лет работали рука об руку. И нам случалось помогать вашему брату, и вам доводилось. Уж вы-то, Максим Леонидович, должны были заметить: при осмотре я прежде всего руководствуюсь принципом «внимание, внимание и еще раз внимание». Я еще ни разу не упустил ни одной мелочи. Как можно! Люди старой закалки отдают себе отчет в том, насколько много зависит от их точности и скрупулезности. Это утверждение не проверялось, и посему Максим не стал вступать в пререкания.
– Ну, тогда, Олег Вячеславович, вы видели вещи убитого, вы осматривали его на месте происшествия. Скажите мне, зачем кому-то тратить кучу денег, изготавливать фальшивые документы высочайшего класса, чтобы похитить тело?
– Задав вопрос, вы сами же на него и ответили, любезнейший. Эти люди хотели похитить тело, – тряхнул головой Парфенов.
– Я понимаю. Но почему? Что было на теле или в одежде такого, что никак не должно было попасть к нам в руки? Парфенов задумался, поскреб пухлую щеку, затем пробормотал:
– Любопытно, любопытно. Мне как-то это не приходило в голову. А действительно, зачем этим людям понадобилось похищать труп? Скорее всего вы правы. Что-то имелось либо в самом трупе, либо на одежде, – пробормотал он. – Второе похитили только для того, чтобы не возбуждать вопросов. Почему, мол, берут одежду, а не берут тело? Или наоборот.
– И что же, по-вашему, является первым? – нетерпеливо спросил Максим.
– Затрудняюсь ответить, Максим Леонидович. Ничего более или менее здравого в голову мне не приходит.
– Понятно. К этому моменту Максим уже успел посмотреть фотографии, сделанные оперативной группой, но и в них не обнаружил ничего значительного. Он все еще пытался отыскать начало ниточки в клубке. Ребята из лаборатории пообещали ему сделать пару копий и несколько четких оттисков с лицом убитого крупным планом. Максим собирался разослать эти фотографии в воинские части, хотя в общем-то и не надеялся на положительный результат. В этом была определенная закономерность. В тридцати процентах случаев труп никто не опознавал. Никто, кроме родных. Да и те, случалось, ошибались.
– Одно могу вам сказать точно, Максим Леонидович, – заявил, перебив его мысли, Парфенов. – Эта таинственная мелочь, если, конечно, принять за аксиому, что таковая имела место быть, есть и в протоколе осмотра трупа.
– Мне бы вашу уверенность, Олег Вячеславович.
– А моя уверенность, любезнейший, – Парфенов запальчиво поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем, – строится на железной логике и незыблемом знании. Эта мелочь не может не быть в протоколе, потому что в протоколе есть все. Полюбопытствуйте. Максим взял протокол, пролистал. Заметил что-то любопытное, прочел повнимательнее: «…На убитом техническая форма военного образца… – Ну, с этим ясно. Для эмвэдэшников если форма не серая, значит – военного образца. -…На внутреннем кармане куртки имеется надпись: «Шалимов Юрий Герасимович, РС 6252017, 24580… – Любопытно. РС 6252017 – это, конечно, номер военного билета, а следующая группа цифр – номер воинской части. Странно. Ни разу Максим не видел, чтобы на форме надписывали номер части. Фамилию и имя – всегда. Точнее, в девяносто девяти и девяти десятых процента случаев. Номер билета – реже, но попадается. Номер части… -…Надпись вытравлена сильноконцентрированным раствором хлорки… – Так, на века, значит. Но уже легче. Часть есть, номер билета есть, фамилия, имя, отчество тоже есть. -
…На шевронах значок частей связи – две скрещенные молнии… – Ясно, связист, значит».
– Скажите, Олег Вячеславович, – поинтересовался Максим, переворачивая последний лист, – а на форме – я имею в виду китель и галифе – номер части тоже был написан? Я что-то не нашел этой записи в протоколе.
– Нет, любезный. На кителе, галифе, бутсах, шапке и портянках вообще не было никаких надписей.
– Как? – изумился Максим. – Не может быть.
– Может, Максим Леонидович, как видите.
– Странно. На куртке едва ли не вся биография, включая номер воинской части, а эти данные кое-где относятся к разряду секретных, на форме же – ни слова.
– Даже фамилии нет, – поддакнул Парфенов.
– Да, даже фамилии, – согласился Максим.
– Так, может быть, это и есть та самая пресловутая мелочь, Максим Леонидович? – Эксперт едва заметно усмехнулся. – Вот вам и повод для раздумий. Это верно, повод был. Максим позвонил в прокуратуру и продиктовал дежурному текст запроса. Тот долго переспрашивал:
– Как-как? Товарищ полковник, слышно плохо. По буквам. А-а-а, хорошо. Как-как? Шура-Александр-Леонид… Шалимов? Понял. Все, есть. Кому отдать? Лемехову?
– Лемехову, Лемехову! – кричал в трубку Максим. – И скажи, пусть «молнией» отправит! С пометкой «срочно»! «Мол-ни-ей», говорю! Понял? Ну, слава богу! – Он брякнул трубку на рычаг и вздохнул в сердцах. – Черт глухой!
– Связь такая, – резонно возразил Парфенов. – Проще так докричаться. Ладони рупором.
Максим вышел из здания райотдела и забрался на переднее сиденье «Волги».
– Куда, товарищ полковник? – покосился на него солдат-водитель. – Домой?
– Домой. «Волга» начала разворачиваться, и вдруг Максим выдохнул:
– Ну-ка стой. Он закрыл глаза. Что за машина стояла тогда у морга? «Уазик», зеленый «уазик». Был ли у нее красный крест на борту? Нет, вроде не было. Или был? Прикрыв глаза ладонью, Максим попытался восстановить в памяти образ машины. «Ты видишь ее, – проговорил он мысленно. – Зеленая, с гладкими блестящими фарами. На борту… нет, креста не было, точно. Просто зеленый борт. Солнечные блики на стеклах. Бампер, а под ним номер. Белый номер в черной рамочке. Черные цифры. Ну-ка, вспомни. Первая «Д». Точно, «Д». Дальше… Вроде бы один-четыре… Один-четыре, затем семь… или единица… нет, все-таки семь… Один-четыре-семь…» Последнюю цифру Максим не видел, как ни старался. И тут же отчетливо, словно он только что прочитал их, всплыли и буквы, следующие за цифрами: «РН». «Ростовский номер, – подумал Максим. – Ростовский номер».
– Ну-ка, Паш, подожди здесь, – приказал он водителю. Тот послушно кивнул. Максим выскочил из кабины и чуть ли не бегом взлетел на крыльцо РУВД, дернул тяжелую дубовую дверь. Подойдя к конторке дежурного, побарабанил костяшками пальцев по стеклу. Сидящий за консолью лейтенант поднял глаза.
– Что, товарищ полковник, забыли что-нибудь?
– Нет, лейтенант. Слушай, как бы выяснить, какой организации принадлежит машина «УАЗ» Д 147… – последнюю цифру не помню – РН.
– РН? – озадаченно хмыкнул лейтенант. – Ростовский номерок.
– Да я знаю, лейтенант, знаю. «А номер-то не милицейский, – пронеслось в голове Максима, – и не военный. Значит, лжеэксперты Тим и Глазов машинку-то поймали. Или номер подменили. А может быть, и краденая она, эта машина. Посмотрим».
– Лейтенант, – обратился к дежурному Максим, – не в службу, а в дружбу, отдай этот номер в оперативный отдел. Пусть дадут список машин с похожими номерами.
– Модель-то не помните? – озадаченно, но вполне дружелюбно спросил лейтенант. – Какой «уазик»?
– Автобус. Микроавтобус, зеленый такой.
– Ну, уже легче. – Лейтенант записал модель и номер на клочке бумаги. – Хорошо, товарищ полковник, передам.
– И вот еще что. Запиши мой домашний телефон. Пусть, как узнают, мне перезвонят. Только поскорее, лейтенант, если можно. Дело срочное. Горит.
– Хорошо, товарищ полковник. – Дежурный записал на клочке домашний номер Максима. – Как только что-нибудь обозначится, я вам перезвоню.
– Отлично, лейтенант. Спасибо. – Максим с облегчением вздохнул и второй раз за последние десять минут вышел из РУВД на улицу. В нем вдруг проснулся странный жесткий азарт. Максим почувствовал, что след прямо под носом и, чтобы взять его, надо всего ничего – только принюхаться хорошенько. Первая вспышка потянула за собой вторую. Мысль, которая почти сутки бултыхалась в «мертвой зоне», вдруг выплыла на свет. И была она, как и ожидалось, элементарной до предела. Максим подумал о том, что почти все люди отличаются определенной рассеянностью, точнее сказать, ненаблюдательностью и невнимательностью. Они смотрят и не видят половину из того, что попадает им на глаза, не подмечают мелочей. Слышат и пропускают мимо ушей. Вот так и он. Вчера услышал очень важное слово и дал ему ускользнуть в темноту. Теперь же оно замаячило впереди лучом света. Максим торопливо скатился по ступенькам, подошел к «Волге» и, забираясь в салон, сказал водителю:
– Вот что, Паша, давай-ка во вторую горбольницу, в морг.
– В морг? – не понял тот.
– Ну да, где вчера были. Рабочий день кончался, и машин на дорогах было много. До морга они добирались минут тридцать, хотя вчера днем путь едва потянул на пятнадцать минут хорошей езды. Стараясь успокоить дыхание, Максим нажал кнопку звонка справа от мощной, обитой железом двери, подождал немного и позвонил снова. Наконец засов лязгнул. Дверь медленно, со скрипом приоткрылась, и из темной щели на Максима взглянуло перепуганное бледное лицо. Парнишка лет девятнадцати-двадцати, не больше. «Прямо как похищенный покойник», – ни к селу ни к городу подумал Максим и бормотнул себе: «Сплюнь». Он украдкой сплюнул три раза через плечо. Вытащив из кармана служебное удостоверение, Максим продемонстрировал его санитару, и тот кивнул, словно говоря: «Не нужно формальностей, и так доверяю».
– Я из военной прокуратуры, – пояснил Максим. – Мне нужен санитар, дежуривший вчера утром, в одиннадцать.
– Сергей Епифанов, – неожиданно густым оперным басом сообщил обладатель бледной физиономии. Максим ошарашенно замолчал на мгновение, а затем сознался:
– Ну, возможно, и Епифанов. Фамилии не знаю. Он когда сменился-то?
– Вчера. Вчера вечером.
– А где этот Епифанов сейчас может быть, ты не подскажешь?
– Да где ему быть? Дома, – понижая голос, ответил парень.
– Ты чего такой напуганный? – полюбопытствовал Максим.
– Ну дак… эти ж вокруг… – Парень мотнул головой себе за плечо, туда, где помещались двери холодильников.
– Ты мертвых, что ли, боишься?
– Да нет, но не по себе как-то. Я же тут недавно. Второй месяц всего.
– Зачем пошел тогда? Смотри, нервы совсем себе испортишь.
– А что делать-то? – пробасил, вздохнув, парнишка. – Работа не пыльная, сутки через трое. И платят прилично. А мне приработок нужен.
– Понятно, – кивнул Максим. – Так что с адресом у нас?
– Сейчас посмотрю. – Парнишка исчез в служебной комнатке. Через пару минут санитар вновь возник в дверном проеме и протянул аккуратный тетрадный листок, на котором корявым почерком было нацарапано: «Переулок Красных Студентов, 8, кв. 16».
– Где это – Красных Студентов? – спросил Максим. – Я что-то никогда о таком переулке не слышал.
– Да в центре. У кинотеатра «Рассвет», знаете? Так вот за кинотеатром сразу налево. Там дом такой пятиэтажный, кирпичный. Увидите. Третий этаж, второй подъезд.
– Ну, спасибо.
– Да не за что, – снова вздохнул санитар. По его лицу Максим догадался, что парню совсем не хочется оставаться здесь в одиночестве. Он собрался сказать что-нибудь ободряющее, но лишь протянул руку для пожатия. Парнишка потряс холодными пальцами ладонь Максима и вздохнул в третий раз. Тяжело и мрачно.
– Еще раз спасибо тебе большое. Ты мне очень помог.
– Пожалуйста, – ответил тот, прикрыл дверь и громыхнул засовом. Через пятнадцать минут «Волга» остановилась рядом с кирпичным домом, на углу которого красовалась пластиковая восьмерка, а чуть ниже табличка гордо гласила: «Переулок Красных студентов». «Надо же, – хмыкнул Максим, – Красных Студентов. А что, бывают белые студенты? Или зеленые? Или синие? Хотя зеленые, синие и белые как раз встречаются. Но это от голода. А вот красные… – От подобных выходок местных сочинителей его порой оторопь брала. – Сродни тому, что читал Задорнов, – «Коммунистический тупик». С ума сойти». Подъезд номер два оказался на редкость хорошо освещенным, хотя и весьма загаженным. Максим поднялся на третий этаж и остановился. На площадке вкусно пахло котлетами. Из квартиры номер шестнадцать доносился звук работающего на всю катушку телевизора. Максим нажал на белую кнопку звонка и услышал, как в ор телевизора вплелась приятная музыкальная трель. За дверью раздались уверенные шаги, залязгали замки, дверь распахнулась, и Максим имел честь лицезреть Серегу Епифанова собственной персоной, жующего бутерброд с одной из тех самых котлет, запах которых распространялся по всей лестничной площадке. Увидев незнакомого мужчину, Серега на секунду прекратил жевать, прищурился, а затем утвердительно кивнул головой.
– Все, вспомнил, – прошамкал он с набитым ртом. – Заходите, товарищ майор.
– Полковник, – поправил Максим.
– Пардон, ошибся. В быту Серега Епифанов оказался весьма энергичным парнем, этаким живчиком и совсем не походил на того сонного увальня, который эскортировал Максима в морге.
– Кто там? – донесся из недр квартиры женский голос. «Лет шестьдесят пять», – определил на слух Максим. Это произошло помимо его воли, как-то само собой.
– Ма, это ко мне! – гаркнул Серега Епифанов, быстро глотая кусок бутерброда. – Вы надолго или как? – спросил он. – Если разговор длинный, так пошли в комнату. А если так, на пару минут заскочили, то можно, конечно, и тут постоять.
– Ненадолго, – заверил его Максим.
– Ну, смотрите, как знаете, – без всякого сожаления отреагировал Серега. – Бутерброд хотите?
– Нет, спасибо. Дома поем.
– Как хотите, – так же легко согласился Епифанов. – Вообще у меня матушка классные котлеты готовит.
– Слушай, Сергей, – перешел к делу Максим, – ты вот вчера назвал этого парня… ну, с раздавленной ногой… странным таким словом. Танкач, кажется.
– Танкач? – моментально откликнулся тот. – Не помню, может, и назвал.
– Почему?
– А хрен его знает, говорю же: забыл, – равнодушно сообщил Епифанов. – Невыспавшийся был и с бодуна. Девочки-санитарочки всю ночь скучать не давали. Так что не помню. Мне бы на жмурика взглянуть, сразу бы сообразил. Да теперь уже все… Тело-то забрали. Как только вы уехали, через полчасика и забрали. А, да вы их встретили. Трое приезжали из райотдела.
– И расписку оставили.
– Да нет, какая расписка? – махнул рукой Епифанов. – Но в журнале расписались, чин чинарем.
– А кто расписывался? – затаив дыхание, быстро спросил Максим.
– Расписывался? Кажется, худой. Точно. Тот старикан, с которым вы базл… пардон, разговаривали. «Парфенов, – догадался Максим. – И тут эти ребята оказались на высоте. Все предусмотрели».
– И все-таки припомни, почему ты назвал убитого «танкачом»?
– Сейчас попробую, – пообещал Серега, куснул бутерброд и, уставившись в потолок, принялся тщательно и быстро работать челюстями. – Танкач, танкач… – прошамкал он. – И правда, к чему же я это сказал? А-а! – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Ну да, точно! Танкач он и есть. То есть, пардон, был. Вы форму-то его видели? – Епифанов закашлялся, пару раз гулко хлопнул себя по груди. – Чуть не подавился, – сообщил мимоходом.
– А что у него с формой? – не понял Максим. Серега поискал, куда бы положить остатки бутерброда, кивнул, буркнул:
– Сейчас, – ушел в кухню и вернулся обратно уже с пустыми руками, объясняя на ходу: – Технота у него танкаческая. Это я вам точно говорю. Я такие видал. Даже купить хотел, сварить и летом вместо джинсов таскать.
– Техничку? – удивился Максим.
– Ну и чего? Не куртку, понятное дело, а штанцы. Штанцы у танкачей знатные, навороченные. Это вам не камуфляж какой-нибудь задрипанный. Такие порты на каждом втором не увидишь.
– А с чего ты взял, что это именно танкистская техничка? – поинтересовался Максим с откровенным любопытством.
– А в других войсках, товарищ полковник, и технота другая. Попроще. Обычные широкие штаны. Вы уж мне поверьте, я знаю. У меня почти все друзья сапоги топтали.
– А сам?
– А самому не пришлось, – усмехнулся Епифанов.
– Здоровье не позволяет?
– Похож на больного? – Серега хлопнул ладонями по своему объемистому пузцу. – Но, в общем, верно. Было бы желание, а причина сама отыщется.
– Понятно. – Максим уже пожалел о том, что перевел разговор на скользкую тему. Немного смахивало на нравоучение. – Значит, говоришь, парнишка танкистом был?
– Танкист, танкист, можете мне поверить, – ухмыльнулся Епифанов. – Гарантию даю, стопроцентную. Из комнаты появилась пожилая женщина. Седые волосы ее были собраны в пучок на затылке. Она близоруко посмотрела на Максима, затем перевела взгляд на Сергея и сказала укоризненно:
– Сережа, ну что же ты гостя на пороге держишь? Вы проходите в комнату, – обратилась она к Максиму.
– Да нет, спасибо, – улыбнулся тот. – Я уже ухожу.
– Мамуль, успокойся. Товарищ полковник сейчас уходит, – громко и отчетливо произнес Сергей, затем повернулся к Максиму и пояснил: – Старенькая она уже, слышит плохо. Иди, ма, смотри телевизор.
– Пригласил бы человека пройти, чаем бы угостил, – продолжала женщина.
– Да не хочет он чаю! – гаркнул Сергей. – Иди, ма. Женщина скрылась в комнате.
– Вот так. – Сергей развел руками. – Как говорится, чем богаты…
– Понятно. Спасибо, Сергей.
– Да не за что. Заходите, если что. Лучше домой, – хмыкнул тот. – На работу ко мне заходить без особой нужды удовольствия нет. Максим засмеялся:
– Это верно.
– Так что добро пожаловать. Чем смогу, тем помогу. Но не больше, – хмыкнул довольный собой Епифанов. Максим откланялся. Выйдя из подъезда, он несколько минут постоял, вдыхая полной грудью свежий морозный воздух. Сумерки уже сгустились, на улице зажглись фонари, словно многочисленные гирлянды светились окна. Максим забрался в «Волгу» и на вопросительный взгляд шофера сказал:
– Домой, Паша. Теперь домой. Глядя на проносящиеся за стеклом машины, он задумался: «Итак, что у меня имеется на данный момент? Убитый был одет в техническое обмундирование танкистов, а на шевронах – знаки различия частей связи. Судя по мозоли на ноге, парнишка молодой совсем. Наверное, только призвался. Может быть, пару месяцев. В таких случаях мозоли на ногах – обычное дело. Пока толком научишься портянки мотать, столько раз ноги собьешь – не сосчитать. Пойдем дальше. Техничка подписана, а форма – нет. Ни сапоги, ни ремень, ни шапка, ни ПШ. Конечно, можно было бы предположить, что в той части, где проходил службу убитый солдат, подобная практика не распространена. Хотя это и нарушение инструкций. Ну да бог с ним, не все инструкции соблюдаются, это и ежу понятно. Но ведь техничка-то подписана. Почему же на других личных вещах не проставлена фамилия? – Максим нахмурился и закусил верхнюю губу. – Тем более солдат совсем молодой. Ведь ни для кого не секрет, что дедовщина в той или иной мере продолжает процветать. Ну, срочников сейчас не так много. Но от этого дедовщина меньше не становится. У так называемых «дедушек» есть дурная манера: забирать у молодых бутсы – наращивать скошенный каблук и тому подобные вещи. Причем особо ценятся бутсы новенькие, блестящие. А ведь на парне как раз такие и были – каблуки не сбитые совсем. Так почему же Шалимов Юрий Герасимович не удосужился проставить на них хотя бы инициалы? Ну-ка, ну-ка, ну-ка…» – Он наклонился вперед и прикрыл ладонью глаза.