Страница:
– Он и это знает, – хмыкнул Проскурин.
– Наши люди следили за дорогой, а когда вы приехали и совершали небольшую прогулку по лесу, ребята Бориса Львовича, – очень умелые, надо сказать, ребята, – наблюдали за вами и слушали, о чем вы говорите. Так вот, о чем это я?
– О вологодском поезде, – напомнил Максим.
– Ах, ну да. Вологодский поезд пропустит состав с танками и самолетами, даст ему выйти на основную колею, а примерно через двадцать секунд этот состав с техникой взлетит на воздух. Да-да. Точнее, взлетит на воздух всего один вагон и локомотив. Честно говоря, меня абсолютно не интересует, к каким конкретно выводам придет комиссия, которая будет расследовать дело, но скорее всего, поверив словам Алексея Николаевича, они подумают, что это вы, Валерий Викторович, и вы, Максим Леонидович, решили во что бы то ни стало остановить поезд, когда поняли, что по какой-то причине операция срывается. Однако, как известно, победителей не судят. Члены комиссии прибудут сюда, на этот завод, но обнаружат здесь только обгоревшие руины, множество трупов, расстрелянных из пистолета-пулемета «кипарис», на котором будут отпечатки ваших, Валерий Викторович, пальцев. В сейфе Максима Леонидовича найдут нужные документы, и весь обман тут же раскроется. Все сразу поймут, какую операцию собирались провернуть мы со Щукиным. А раскрутить всю цепочку, как вы выражаетесь, дело техники. Кстати, Борис Львович, – Саликов повернулся к Сулимо, – раз уж все прошло удачно, может быть, пора отзывать ваших людей из больницы и прокуратуры?
– Да, пожалуй. В эту секунду Проскурин заворочался у стены, устраиваясь поудобнее. Одновременно он опустил руку в карман пальто, отыскивая пальцами стальное, необычайно острое лезвие. То самое, которым выстрелили в Алексея на перроне. Клинка не было. Проскурин лихорадочно ощупал шов и вдруг нашел… Сталь прорезала ткань и теперь повисла, зацепившись за материал зубчиком для крепления пружины. Майор осторожно подцепил лезвие ногтем и вытянул в карман, сжав в холодных, мокрых от пота пальцах.
Глава 42
– Стучи, сука, еще раз, – жарко выдохнул убийца в ухо доктора. Врач кивнул торопливо и постучал. Ну в самом деле, какая ему разница? Пусть эти жлобы перебьют друг друга так же, как только что убили охранника… Главное, чтобы он остался жив, вернулся завтра домой, к жене, целым и невредимым. Пусть лягут тут трупами, а ему еще слишком мало лет. Он хочет жить.
– Кто? – послышалось из-за двери.
– Откройте! – хрипло сказал доктор, чувствуя, как спазм сжимает горло. – Дежурный врач.
– Уже ночь, я сплю. – Алексей попятился от двери.
– Откройте немедленно!
– Я сплю… Алексей быстро подбежал к окну и принялся дергать присохший шпингалет. Тот не поддавался. Еще одна попытка. Впустую. Кто же красит «на живую», твари?!
– Откройте сейчас же или мы выломаем дверь! «Мы»? Кто это «мы»? Сколько их там? Двое? Трое? Пятеро?.. За дверью вдруг воцарилась тишина. Будут ломать? Добрались до него, гады! А что же Проскурин с этим военным полковником? Попались? Наверное, попались… Алексей подхватил стоящий у двери стул, поднял его за спинку и швырнул в окно. Блямс! Переливающиеся в мертвенно-бледном свете фонаря осколки водопадом хлынули вниз, стуча по стенам и карнизам, расплескиваясь по асфальту мелкими острыми брызгами. Где-то ниже распахнулось окно, и возмущенный голос осведомился:
– Ну вы че там, совсем охренели?
– Помогите! Пожар!!! – завопил Алексей, кидаясь к кровати и вдавливая в панель кнопку вызова медсестры. В коридоре заверещал звонок. Следом за этим по линолеуму простучали чьи-то шаги, и тут же больница превратилась в разбуженный муравейник.
– Пожар!!! – орал кто-то этажом ниже.
– Где горит-то? – кричали совсем рядом, за стеной.
– Пожарку вызывай!!! Пожарку!!!
– Где Маринка? Куда эта стерва девалась?!! Во дворе взревела двигателем машина. Надрываясь, словно от тошноты, она пронеслась по подъездной дорожке и выкатилась в узкий темный переулок. Алексей перевел дух и побрел к двери. Разобрав сложенную по совету Проскурина баррикаду, он шагнул в коридор и остолбенел. У стены в позе эмбриона лежал окровавленный охранник, а рядом, вытянувшись на животе, застыл врач. Одна рука его была подвернута под себя, вторая, выброшенная вперед, цеплялась скрюченными пальцами за скользкий линолеум, словно врач пытался ползти, да устал и решил отдохнуть. Ботинки доктора уткнулись носами один в другой. Пятнистый от крови халат выглядел неестественно озорно, по-пляжному. Затылок был разворочен выстрелами, и серые капли с какой-то дикой монотонностью, срываясь с влажных липких волос, звонко шлепали по полу. Глаза врача даже после смерти остались открытыми. Алексей повернулся, вошел в бокс, сел на пол у двери и заплакал, спрятав лицо в холодных ладонях.
Глава 43
Шестой не знал, сколько он просидел в темноте. Собственно, на темноту ему было наплевать, просто она удлиняла минуты. Поглаживая еще теплую горелку, взломщик ждал. Наконец рация ожила:
– Пятый – Шестому. Отход! Как понял? Шестой проворно поднялся, схватил передатчик и нажал кнопку.
– Понял, Пятерка. Сворачиваюсь. Он быстро смотал шланги, забросил за спину лямки рюкзака – держателя баллонов, сунул «кипарис» в сумку и повесил ее на плечо. Выйдя из кабинета, взломщик зашвырнул ключ в темноту и спустился вниз, на первый этаж. Пятый уже ждал его, стоя у двери, подтянутый, собранный.
– Все убрал? – спросил он напарника.
– Все.
– Отлично, пошли.
– А этот? – Шестерка кивнул на консоль, за которой лежал связанный прапорщик.
– Я уже все уладил. Пошли. Они выбежали на улицу и забрались в «рафик». Прежде чем захлопнуть дверцу, Пятый огляделся. Все спокойно. Он устроился на водительском месте и повернул ключ в замке зажигания. Через несколько секунд машина канула в ночь. Остались только незапертая, лязгающая на ветру дверь здания военной прокуратуры, пустынный холл и медленно вытекающий из-под консоли ручеек крови.
Глава 44
– Вот и все, – спокойно улыбнулся Саликов. – Завтра обнаружится, что сейф в кабинете Максима Леонидовича пытались взломать, а Алексей Николаевич Семенов подвергся нападению прямо в больнице и только по чистой случайности остался жив. Проскурин прищурился.
– Ну, а если вы изначально не собирались продавать технику, тогда на кой черт все это: пожар, взрыв поезда, мы, документы, которые вы нам, как выяснилось, подсунули, вся эта бодяга с Алексеем? Зачем вообще понадобилось похищать самолеты и танки?
– Щукин совершил ряд ошибок, как я уже говорил, – пояснил Саликов. – Не сегодня-завтра Петр Иванович вылетит из мягкого кресла, а следом скорее всего полетим и мы. Меня, как и вас, Валерий Викторович, вовсе не прельщает перспектива коротать остаток дней своих где-нибудь на краю света. В моем возрасте сложно менять устоявшиеся привычки. И я не собираюсь делать этого только потому, что так решил какой-то чинуша. Пусть даже очень большого ранга. Хочется спокойно дожить свой век в маленькой стране, власти которой не ставят себя выше закона и лояльны к людям, имеющим крупную сумму на текущем счете в местном банке.
– Насколько я понял, самолеты вы взрываете, танки тоже.
– Все правильно, – подтвердил Саликов.
– Тогда откуда появится эта самая «крупная сумма»?
– Хороший вопрос. Что называется, по существу. В наши планы не входит объяснение реальной подоплеки этой истории кому бы то ни было, однако нет смысла держать ее в секрете от вас. Когда бы операция с самолетами и бронетехникой завершилась благополучно, – а это, поверьте мне, можно было устроить достаточно легко, – нам перепали бы только крохи, несмотря на то, что практически всю работу проделали именно мы, я и Борис Львович. И основной риск, кстати, тоже лежал на нас. Как вы понимаете, остаток жизни я провел бы в страхе из-за того, что правда данной операции когда-нибудь раскроется. Поймите меня правильно: я боюсь не правосудия, – глупо бояться того, чего нет, – а людей, наделенных достаточной властью, чтобы использовать в собственных целях созданный ими же кастет, который мы все по какой-то нелепейшей причине упрямо именуем сводом законов. Для подобного страха у меня есть тысячи оснований. Например, понадобится устроить громкий процесс, дабы спустить на тормозах свои собственные не слишком благопристойные дела. Или определенному лицу в преддверии выборов захочется повысить общественный рейтинг. Поверьте, подобные вещи случаются сплошь и рядом. История с похищением самолетов и бронетехники способна вызвать достаточно большой резонанс.
– Это верно, – буркнул Максим.
– К тому моменту ни я, ни Борис Львович, ни Петр Иванович, никто из людей, так или иначе причастных к данной операции, уже не имел бы какого-либо веса. Нас использовали бы в качестве мальчиков для битья. Щукину скорее всего позволили бы выйти сухим из воды, а вот мне – нет. Вздумай я сказать хоть слово в свою защиту, и меня тут же упекут в тюрьму или психиатрическую клинику. А кого обрадует общество заключенных, равно как и веселая компания слюнявых идиотов?
– Ну еще бы, – усмехнулся майор, – из тебя, Леха, на зоне классного «петуха» сделали бы.
– Не надо опускаться до хамства, Валерий Викторович, – поморщился Саликов. – Во-первых, вам не идет, а во-вторых, вывести меня из себя при помощи подобных реплик довольно сложно. Итак, мне не хочется оказаться в тюрьме или под надзором санитаров только потому, что когда-то в прошлом я был вынужден оказать ряд услуг власть имущим. Борису Львовичу, как вы понимаете, этого не хочется тоже. Его ребята, по совести говоря, устали сидеть без работы из-за горстки идиотов от власти. Каждый из них – профессионал высочайшей квалификации. Кстати, куда более высокой, чем у вас, Валерий Викторович.
– Смотри-ка, у этого выродка хватает наглости о совести вспоминать, – хмыкнул Проскурин, поплотнее сжимая в кармане клинок.
– Короче говоря, – продолжал Саликов все так же спокойно, не обращая внимания на колкости Проскурина, – нам необходимо создать видимость того, что операция по продаже самолетов сорвалась, и это совершенно не противоречит истине. Состоится другая – по продаже трех вертолетов «КА-50».
Глава 45
…Алексей уперся ладонями в колени, поднялся и вздохнул. Он ощущал глубокую, до самого дна души, опустошенность и тупое, вялое отчаяние. Вероятно, это было связано с пережитым шоком, пониманием того, что мир, показавшийся вдруг надежным и даже отчасти безопасным, в реальности напоминал травяной домик. Легкого дуновения оказалось достаточно для того, чтобы Алексей вновь почувствовал себя незащищенным и одиноким. За стеной топотали, орали, ругались матом. Вот послышался возмущенный вопль Маринки-стервозы: «Вы что тут!..» И тут же смолк, сменившись испуганно-растерянным: «Ой!» Во дворе уже выла пожарная сирена, весело мелькали на голых ветвях тополей синие сполохи. Алексей безразлично посмотрел на дышащий холодом оконный проем с торчащими кривыми осколками, на фотографии, рассыпавшиеся по полу, и медленно пошел по палате, наклоняясь, подбирая карточки, складывая их аккуратной стопкой. Это почему-то казалось безумно важным, необходимым. В распахнутую дверь пролезла больнично-синяя пижама и громко поинтересовалась:
– Че случилось-то? Алексей нагнулся, поднял очередную карточку и в этот момент вдруг понял, какую именно странность уловил его взгляд на отличных, предельно четких, профессиональных снимках.
– Слышь, мужик, я тебя спрашиваю, – сообщила «пижама».
– Пошел на х…! – рявкнул Алексей, не отрывая взгляда от фотографий. По какой-то невероятной, роковой случайности два снимка, лежавшие в стопке отдельно один от другого, падая, легли рядом, коснувшись кромками. На первом был запечатлен электровоз, два вагона и стальная мачта, увенчанная мощным прожектором, позади – едва различимое ограждение, голые деревья и одинокий голубовато-желтый месяц за полупрозрачной серой тучкой. На втором – стальная эстакада со стоящим наверху «Т-80», болтающаяся в воздухе коробка вагона-рефрижератора и острая стрела крана над ней. В ослепительно белом пятне света толпились люди, справа от закрываемой платформы торчал хвост впереди стоящего вагона, а на заднем плане – высокая сосна. Алексей приложил карточки одну к другой. Так и есть! Номер вагона, стоящего сразу за электровозом, совпадал с номером на коробке рефрижератора, покачивающейся в воздухе. Тут 44976552 и там 44976552! Это не мог быть один и тот же вагон. Но не могло существовать и двух вагонов с одинаковым номером! Теоретически – можно допустить, но практически, да еще в одном составе!.. Алексей прочел номер на втором от электровоза вагоне – 86159113 – и принялся перебирать карточки. Вот! Есть! 86159113. Две пары вагонов-близнецов. Подобное невозможно, если только… Озарение было моментальным и ярким, словно вспышка молнии. А ведь на снимках не весь состав. Двойников может оказаться и больше. Алексей сунул фотографии в карман пижамы, суматошно осмотрелся, надумав, шагнул к окну, вытащил из рамы кривой, как турецкий ятаган, осколок и ринулся к двери. В коридоре толпился народ. Рассматривали трупы. С изумлением, с интересом, с ужасом. У лифта маячили серебристо-серые фигуры пожарных и согнутая, рыдающая, дрожащая – Маринки. Алексей быстро протиснулся сквозь толпу и направился к холлу. Пожарные заметили его, повернулись лицом к пошатывающейся, всклокоченной фигуре с острым, похожим на нож осколком в руке, шагнули вперед, закрывая Маринку, оставляя стервозу за спинами. О чем они думали? Наверное, о том, что какой-то парень из больных спятил, съехал, крышей попер. На полпути от палаты до лифта Алексей свернул на лестничную площадку и побежал вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Он представлял себе, как суетятся наверху повелители огня, и это заставляло его бежать еще быстрее. На первом этаже народу тоже хватало. У входа толпились санитары, пара медицинских сестер, врач, трое или четверо милиционеров и опять же пожарные. На стенах фойе часто, словно вспышки стробоскопа, мелькали голубые всполохи маячков. Один из патрульных милиционеров что-то бубнил в рацию, кивая головой. Вот он начал оборачиваться, и Алексей понял, что ищут именно его. Эх, надо было спрятать осколок, да теперь уж поздно. Маринка скорее всего уже стукнула пожарникам о странном пациенте. Дура болтливая. Алексей прошмыгнул через коридор, нырнул в первую попавшуюся дверь и оказался в ординаторской. Времени на раздумья не было. Возможно, ему следовало сообщить о Проскурине и полковнике милиционерам, но что бы это дало? Если люди Саликова схватили Валеру и этого… Максима, то приезд патрульных мог послужить для них сигналом тревоги. Обоих заложников убили бы. И патрульных скорее всего тоже… За дверью тяжело прогромыхали торопливые шаги, хлопнула дверь, ведущая на лестницу, и все стихло. Алексей быстро подошел к окну, подергал шпингалеты. Слава богу, тут у рабочих хватило ума не замазывать их краской. Обе створки распахнулись, и в ординаторскую ворвался холодный ночной воздух. Алексей спрыгнул на покатую ледяную полосу, тянущуюся вдоль всей стены корпуса, быстро сунул руку с зажатым в ней осколком за пазуху и, ссутулившись, пошел к крыльцу, старательно сохраняя равновесие. Не доходя пары метров до ярко-желтого прямоугольника двери, он свернул и быстро зашагал к патрульным «Жигулям», каждую секунду ожидая окрика. Однако если его и заметили, то не обратили внимания. В салоне «жигуленка» дремал водитель – крепкий квадратный мужик в мышиной шинели. Алексей обогнул машину, резко дернул дверцу со стороны пассажирского сиденья и нырнул внутрь. Патрульный лениво приоткрыл глаза, начал поворачивать голову, намереваясь спросить «Какого хрена?», но подавился собственным вопросом, когда зазубренное острие кривого осколка ледяным холодом обожгло тщательно выбритое горло. Не теряя времени, Алексей навалился на водителя всем весом, расстегнул замок кобуры, висящей на боку патрульного, и выхватил тяжеленький тупорылый «ПМ». Странно, он-то думал, что милиция давно уже вместо пистолетов бутерброды таскает, и полез так, проверить для очистки совести. Патрульный все еще ничего не понимал, смотрел с изумлением, забавно лупая глазами.
– Чего… – вышло сипло. Он кашлянул и повторил более звучно и уверенно: – Чего такое? Ты кто такой, мужик? Алексей швырнул на пол ненужный теперь осколок и взвел курок пистолета.
– Завод угольно-перерабатывающий знаешь?
– Который? Их здесь два.
– Заброшенный. По-моему, километрах в семи-десяти от города.
– «Уголек», что ли?
– Поехал!
– Куда?
– Туда, трам-тарарам! На «Уголек» твой! Давай!!! – Алексей надавил на пистолет, чтобы патрульный ощутил твердость стали через шинель. – Вопросы потом. Поехал!!! «Жигуленок» развернулся на месте и, набирая скорость, покатил к больничным воротам…
Глава 46
– Что? – выдохнул изумленно фээскашник. – «КА-50»? Да вы с ума сошли!
– Ну почему же? В конце концов, это закон рынка. Если есть спрос, должно быть и предложение. И если есть люди, готовые купить три вертолета «КА-50» за очень круглую сумму, то почему бы не найтись и человеку, который согласится эти вертолеты продать? Путешествуют они, как вы, наверное, догадываетесь, тем же способом. В совершенно обычных товарных вагонах.
– А для чего тогда вам требовалось убеждать Щукина? Сделали бы все сами, погрузили бы вертолеты и отправили.
– В этом, разумеется, был свой смысл, – сказал Саликов. – Во-первых, «Черная акула» – машина пока еще достаточно редкая. Нам не продали бы ни одной без приказа Генштаба. Щукин оказал мне любезность, вертолеты были оплачены, отправлены и прибыли сюда две недели назад. Формально представитель части их доставил, а командир части Дмитрий Федорович Муравьев, царствие ему небесное, расписался в получении.
– Кто такой Муравьев? – спросил у Проскурина Максим.
– Командир части, к которой был прикомандирован Алексей, – пояснил тот.
– Как вы понимаете, именно эти вертолеты и стояли в пяти первых вагонах. И отправились в путь, – Саликов снова взглянул на часы, – сегодня днем. Примерно полтора часа назад. Вагоны были прицеплены к товарному составу здесь же, на этом перегоне. Сия операция не заняла много времени и не стоила нам никакого труда. Диспетчеры же уверены, что имела место всего лишь небольшая поломка.
– Судя по всему, получение вертолетов – не основная точка приложения сил Щукина? – сказал Максим.
– Совершенно верно, – улыбнулся Саликов. – Кроме получения вертолетов, Щукин помог и с их доставкой. Именно он отправил на один из таможенных пунктов предписание о том, что состав, а точнее, вагоны с определенными номерами, вскрывать нельзя, в них секретный груз. Согласно этому документу, таможенный досмотр вагоны прошли еще в Москве. Правда, Щукин-то полагает, что в них едут самолеты и бронетехника.
– Вы же сказали, что поезд отбыл из воинской части?
– У самой границы с Таджикистаном состав, отправленный из воинской части, перестанет существовать и появится другой, идущий из Москвы.
– Понятно. А вы не боитесь, что после провала операции с самолетами разгневанный Щукин найдет вас и свернет вам шею? – спросил не без любопытства Максим. Саликов засмеялся.
– Ничуть не бывало, Максим Леонидович. Дело в том, что труп Саликова Алексея Михайловича обнаружат здесь, в этой комнате, обгоревший, но вполне узнаваемый. Представляете, как нам пришлось потрудиться, прежде чем мы отыскали человека, похожего на меня, во-первых, сложением, а во-вторых, внешне? К тому же было много возни с рисунком зубов и пломбами. Мой двойник сейчас лежит вон в той комнате, за спиной, можете полюбоваться. В генеральской форме и при всех регалиях. В моем паспорте, как и в туристической путевке в одну из стран дальнего зарубежья, буква «И» легко превращается в букву «А». Таким образом, гражданин Саликов Алексей Михайлович перестает существовать, а вместо него появляется никому не известный гражданин Салаков и его супруга Салакова Антонина Сергеевна. Капитана Сулимо Бориса Львовича, равно как и ребят, которые стоят здесь, тоже дней пять как не существует в природе. Их всего двенадцать человек, правда, шестерыми нам придется пожертвовать, чтобы убедить комиссию. Ведь Алексей Николаевич помнит, сколько именно человек за ним охотилось. Ну, вот и все. Борису Львовичу и двоим его ребятам остается сесть в вертолет, стоящий на улице, догнать состав и сопроводить его до конечной точки, а мне… мне придется поторопиться, чтобы успеть на самолет, улетающий в Сингапур. Ах да, прошу прощения. – Саликов повернулся к стоящему у стены полковнику. – Я забыл упомянуть еще об одном действующем лице. Нам очень помог Владимир Андреевич Прибылов. Замечательный человек. И очень предусмотрительный. Настолько предусмотрительный, что записывал мои телефонные разговоры с Щукиным и даже завел специальную папочку, в которой собирал компромат как на меня, так и на Щукина. Прибылов побледнел. Он испуганно смотрел на Саликова, а тот, едва заметно улыбаясь, гипнотизировал полковника взглядом, как удав кролика.
– Видите, как Владимир Андреевич на меня смотрит? Реакция системы, обнаружившей вдруг, что ее обманули.
– Алексей Михайлович… – прошептал тот. – Да я… Да я никогда… Чтобы я когда-нибудь…
– Да-да, никогда больше не надо так поступать. – Саликов вдруг поднял пистолет и, не целясь, выстрелил в стоящую у стены фигуру. Прибылов схватился за лицо, между пальцами брызнула кровь, он зашатался и рухнул на бок. Стена за его головой окрасилась алыми брызгами.
– Документы эти, разумеется, хранятся у товарища полковника дома, в тайнике. Однако их, несомненно, найдут. Таким образом, наша связь с Щукиным во всем, что касается операции по похищению авиационной и бронетехники, станет очевидной, и вой поднимется до небес. Щукину будет не до меня, он кинется спасать свою шкуру, а когда спасет, постарается поскорее забыть эту историю, как страшный сон. – Саликов посмотрел на часы и кивнул. – Ну что же, пора. И вдруг, словно в ответ на его слова, где-то рядом, прямо за стеной, послышался гулкий удар, за ним еще один и еще, все чаще и чаще. Проскурин повернулся к Саликову, осторожно вытащил руку из кармана – ладошка лодочкой. Лезвие, прилегающее к коже, нагрелось, стало теплым и ласковым на ощупь. Майор прикидывал, как удобнее метнуть его и в кого именно. Он понимал, что живыми им не уйти, но все же надеялся на эфемерный счастливый случай.
– Это поезд, – пояснил Саликов. – Тут, знаете ли, очень хорошо слышно, когда состав проходит мимо. Здание пустое, резонанс отличный. Борис Львович, дайте, пожалуйста, Валерию Викторовичу подержать автомат.
– Конечно. – Сулимо порылся в небольшой сумочке, стоящей рядом со стулом, вытащил «кипарис» и протянул его Проскурину. – Возьмите, Валерий Викторович.
– Только не делайте, пожалуйста, глупостей. Как вы понимаете, патронов в обойме все равно нет, – спокойно пояснил Саликов.
– А я и не собирался, – ответил Проскурин. – И браться за эту вашу дерьмовую пукалку тоже не буду.
– Ничего страшного. В конце концов, мы сможем снять отпечатки и без вашего согласия. Поезд все ускорял ход, стены мелко вибрировали, а с потолка то и дело осыпались тонкие струйки штукатурки.
– М-да, – покачал головой Максим. Они слушали, как уходит состав, удаляется, постукивая по рельсам.
– Ну, – Саликов посмотрел на часы, – осталось двадцать секунд. Проскурин совершенно автоматически взглянул на свои, стрелка перескакивала с деления на деление. Когда до взрыва оставалось не более пяти секунд, Саликов скомандовал стоящим рядом широкоплечим:
– Ну что же, я думаю, пора.
Глава 47
…На выезде из города, у поста ГАИ, Алексей вновь ткнул патрульного пистолетом в бок.
– Не вздумай останавливаться. Замечу, что тормозишь, выстрелю. Мне терять нечего. Водитель посмотрел на него, покосился на пистолет, на белые от напряжения пальцы, мертвой хваткой сжимающие оружие, и вновь отвернулся.
– Тебя все равно поймают, – буркнул он. – Тебе деваться некуда. Лучше по-доброму отдай оружие и иди себе.
– Сейчас, погоди. Вот только штаны подтяну. За дорогой лучше смотри, советчик хренов. Алексей убрал палец с курка. Не дай бог, тряхнет на какой-нибудь колдобине. Итак, в составе, на котором, судя по всему, планировалось вывозить технику, имеются вагоны-близнецы. Зачем? Проскурин упомянул о второй ветке. Значит, должен быть еще один состав. Назовем его «А». Этот состав «А» вкатывается на территорию угольного комбината, а вместо него на пути выходит состав с техникой – «Б». Где-то неподалеку вагоны-двойники отцепят и пристегнут к какому-нибудь третьему составу. Скажем, «В». В эшелоне «Б» поедут самолеты и бронетехника, а вот что повезет состав «В»? На этот вопрос ответа нет и не будет до тех пор, пока не вскроют все вагоны… Алексей вздохнул.
– Наши люди следили за дорогой, а когда вы приехали и совершали небольшую прогулку по лесу, ребята Бориса Львовича, – очень умелые, надо сказать, ребята, – наблюдали за вами и слушали, о чем вы говорите. Так вот, о чем это я?
– О вологодском поезде, – напомнил Максим.
– Ах, ну да. Вологодский поезд пропустит состав с танками и самолетами, даст ему выйти на основную колею, а примерно через двадцать секунд этот состав с техникой взлетит на воздух. Да-да. Точнее, взлетит на воздух всего один вагон и локомотив. Честно говоря, меня абсолютно не интересует, к каким конкретно выводам придет комиссия, которая будет расследовать дело, но скорее всего, поверив словам Алексея Николаевича, они подумают, что это вы, Валерий Викторович, и вы, Максим Леонидович, решили во что бы то ни стало остановить поезд, когда поняли, что по какой-то причине операция срывается. Однако, как известно, победителей не судят. Члены комиссии прибудут сюда, на этот завод, но обнаружат здесь только обгоревшие руины, множество трупов, расстрелянных из пистолета-пулемета «кипарис», на котором будут отпечатки ваших, Валерий Викторович, пальцев. В сейфе Максима Леонидовича найдут нужные документы, и весь обман тут же раскроется. Все сразу поймут, какую операцию собирались провернуть мы со Щукиным. А раскрутить всю цепочку, как вы выражаетесь, дело техники. Кстати, Борис Львович, – Саликов повернулся к Сулимо, – раз уж все прошло удачно, может быть, пора отзывать ваших людей из больницы и прокуратуры?
– Да, пожалуй. В эту секунду Проскурин заворочался у стены, устраиваясь поудобнее. Одновременно он опустил руку в карман пальто, отыскивая пальцами стальное, необычайно острое лезвие. То самое, которым выстрелили в Алексея на перроне. Клинка не было. Проскурин лихорадочно ощупал шов и вдруг нашел… Сталь прорезала ткань и теперь повисла, зацепившись за материал зубчиком для крепления пружины. Майор осторожно подцепил лезвие ногтем и вытянул в карман, сжав в холодных, мокрых от пота пальцах.
Глава 42
– Стучи, сука, еще раз, – жарко выдохнул убийца в ухо доктора. Врач кивнул торопливо и постучал. Ну в самом деле, какая ему разница? Пусть эти жлобы перебьют друг друга так же, как только что убили охранника… Главное, чтобы он остался жив, вернулся завтра домой, к жене, целым и невредимым. Пусть лягут тут трупами, а ему еще слишком мало лет. Он хочет жить.
– Кто? – послышалось из-за двери.
– Откройте! – хрипло сказал доктор, чувствуя, как спазм сжимает горло. – Дежурный врач.
– Уже ночь, я сплю. – Алексей попятился от двери.
– Откройте немедленно!
– Я сплю… Алексей быстро подбежал к окну и принялся дергать присохший шпингалет. Тот не поддавался. Еще одна попытка. Впустую. Кто же красит «на живую», твари?!
– Откройте сейчас же или мы выломаем дверь! «Мы»? Кто это «мы»? Сколько их там? Двое? Трое? Пятеро?.. За дверью вдруг воцарилась тишина. Будут ломать? Добрались до него, гады! А что же Проскурин с этим военным полковником? Попались? Наверное, попались… Алексей подхватил стоящий у двери стул, поднял его за спинку и швырнул в окно. Блямс! Переливающиеся в мертвенно-бледном свете фонаря осколки водопадом хлынули вниз, стуча по стенам и карнизам, расплескиваясь по асфальту мелкими острыми брызгами. Где-то ниже распахнулось окно, и возмущенный голос осведомился:
– Ну вы че там, совсем охренели?
– Помогите! Пожар!!! – завопил Алексей, кидаясь к кровати и вдавливая в панель кнопку вызова медсестры. В коридоре заверещал звонок. Следом за этим по линолеуму простучали чьи-то шаги, и тут же больница превратилась в разбуженный муравейник.
– Пожар!!! – орал кто-то этажом ниже.
– Где горит-то? – кричали совсем рядом, за стеной.
– Пожарку вызывай!!! Пожарку!!!
– Где Маринка? Куда эта стерва девалась?!! Во дворе взревела двигателем машина. Надрываясь, словно от тошноты, она пронеслась по подъездной дорожке и выкатилась в узкий темный переулок. Алексей перевел дух и побрел к двери. Разобрав сложенную по совету Проскурина баррикаду, он шагнул в коридор и остолбенел. У стены в позе эмбриона лежал окровавленный охранник, а рядом, вытянувшись на животе, застыл врач. Одна рука его была подвернута под себя, вторая, выброшенная вперед, цеплялась скрюченными пальцами за скользкий линолеум, словно врач пытался ползти, да устал и решил отдохнуть. Ботинки доктора уткнулись носами один в другой. Пятнистый от крови халат выглядел неестественно озорно, по-пляжному. Затылок был разворочен выстрелами, и серые капли с какой-то дикой монотонностью, срываясь с влажных липких волос, звонко шлепали по полу. Глаза врача даже после смерти остались открытыми. Алексей повернулся, вошел в бокс, сел на пол у двери и заплакал, спрятав лицо в холодных ладонях.
Глава 43
Шестой не знал, сколько он просидел в темноте. Собственно, на темноту ему было наплевать, просто она удлиняла минуты. Поглаживая еще теплую горелку, взломщик ждал. Наконец рация ожила:
– Пятый – Шестому. Отход! Как понял? Шестой проворно поднялся, схватил передатчик и нажал кнопку.
– Понял, Пятерка. Сворачиваюсь. Он быстро смотал шланги, забросил за спину лямки рюкзака – держателя баллонов, сунул «кипарис» в сумку и повесил ее на плечо. Выйдя из кабинета, взломщик зашвырнул ключ в темноту и спустился вниз, на первый этаж. Пятый уже ждал его, стоя у двери, подтянутый, собранный.
– Все убрал? – спросил он напарника.
– Все.
– Отлично, пошли.
– А этот? – Шестерка кивнул на консоль, за которой лежал связанный прапорщик.
– Я уже все уладил. Пошли. Они выбежали на улицу и забрались в «рафик». Прежде чем захлопнуть дверцу, Пятый огляделся. Все спокойно. Он устроился на водительском месте и повернул ключ в замке зажигания. Через несколько секунд машина канула в ночь. Остались только незапертая, лязгающая на ветру дверь здания военной прокуратуры, пустынный холл и медленно вытекающий из-под консоли ручеек крови.
Глава 44
– Вот и все, – спокойно улыбнулся Саликов. – Завтра обнаружится, что сейф в кабинете Максима Леонидовича пытались взломать, а Алексей Николаевич Семенов подвергся нападению прямо в больнице и только по чистой случайности остался жив. Проскурин прищурился.
– Ну, а если вы изначально не собирались продавать технику, тогда на кой черт все это: пожар, взрыв поезда, мы, документы, которые вы нам, как выяснилось, подсунули, вся эта бодяга с Алексеем? Зачем вообще понадобилось похищать самолеты и танки?
– Щукин совершил ряд ошибок, как я уже говорил, – пояснил Саликов. – Не сегодня-завтра Петр Иванович вылетит из мягкого кресла, а следом скорее всего полетим и мы. Меня, как и вас, Валерий Викторович, вовсе не прельщает перспектива коротать остаток дней своих где-нибудь на краю света. В моем возрасте сложно менять устоявшиеся привычки. И я не собираюсь делать этого только потому, что так решил какой-то чинуша. Пусть даже очень большого ранга. Хочется спокойно дожить свой век в маленькой стране, власти которой не ставят себя выше закона и лояльны к людям, имеющим крупную сумму на текущем счете в местном банке.
– Насколько я понял, самолеты вы взрываете, танки тоже.
– Все правильно, – подтвердил Саликов.
– Тогда откуда появится эта самая «крупная сумма»?
– Хороший вопрос. Что называется, по существу. В наши планы не входит объяснение реальной подоплеки этой истории кому бы то ни было, однако нет смысла держать ее в секрете от вас. Когда бы операция с самолетами и бронетехникой завершилась благополучно, – а это, поверьте мне, можно было устроить достаточно легко, – нам перепали бы только крохи, несмотря на то, что практически всю работу проделали именно мы, я и Борис Львович. И основной риск, кстати, тоже лежал на нас. Как вы понимаете, остаток жизни я провел бы в страхе из-за того, что правда данной операции когда-нибудь раскроется. Поймите меня правильно: я боюсь не правосудия, – глупо бояться того, чего нет, – а людей, наделенных достаточной властью, чтобы использовать в собственных целях созданный ими же кастет, который мы все по какой-то нелепейшей причине упрямо именуем сводом законов. Для подобного страха у меня есть тысячи оснований. Например, понадобится устроить громкий процесс, дабы спустить на тормозах свои собственные не слишком благопристойные дела. Или определенному лицу в преддверии выборов захочется повысить общественный рейтинг. Поверьте, подобные вещи случаются сплошь и рядом. История с похищением самолетов и бронетехники способна вызвать достаточно большой резонанс.
– Это верно, – буркнул Максим.
– К тому моменту ни я, ни Борис Львович, ни Петр Иванович, никто из людей, так или иначе причастных к данной операции, уже не имел бы какого-либо веса. Нас использовали бы в качестве мальчиков для битья. Щукину скорее всего позволили бы выйти сухим из воды, а вот мне – нет. Вздумай я сказать хоть слово в свою защиту, и меня тут же упекут в тюрьму или психиатрическую клинику. А кого обрадует общество заключенных, равно как и веселая компания слюнявых идиотов?
– Ну еще бы, – усмехнулся майор, – из тебя, Леха, на зоне классного «петуха» сделали бы.
– Не надо опускаться до хамства, Валерий Викторович, – поморщился Саликов. – Во-первых, вам не идет, а во-вторых, вывести меня из себя при помощи подобных реплик довольно сложно. Итак, мне не хочется оказаться в тюрьме или под надзором санитаров только потому, что когда-то в прошлом я был вынужден оказать ряд услуг власть имущим. Борису Львовичу, как вы понимаете, этого не хочется тоже. Его ребята, по совести говоря, устали сидеть без работы из-за горстки идиотов от власти. Каждый из них – профессионал высочайшей квалификации. Кстати, куда более высокой, чем у вас, Валерий Викторович.
– Смотри-ка, у этого выродка хватает наглости о совести вспоминать, – хмыкнул Проскурин, поплотнее сжимая в кармане клинок.
– Короче говоря, – продолжал Саликов все так же спокойно, не обращая внимания на колкости Проскурина, – нам необходимо создать видимость того, что операция по продаже самолетов сорвалась, и это совершенно не противоречит истине. Состоится другая – по продаже трех вертолетов «КА-50».
Глава 45
…Алексей уперся ладонями в колени, поднялся и вздохнул. Он ощущал глубокую, до самого дна души, опустошенность и тупое, вялое отчаяние. Вероятно, это было связано с пережитым шоком, пониманием того, что мир, показавшийся вдруг надежным и даже отчасти безопасным, в реальности напоминал травяной домик. Легкого дуновения оказалось достаточно для того, чтобы Алексей вновь почувствовал себя незащищенным и одиноким. За стеной топотали, орали, ругались матом. Вот послышался возмущенный вопль Маринки-стервозы: «Вы что тут!..» И тут же смолк, сменившись испуганно-растерянным: «Ой!» Во дворе уже выла пожарная сирена, весело мелькали на голых ветвях тополей синие сполохи. Алексей безразлично посмотрел на дышащий холодом оконный проем с торчащими кривыми осколками, на фотографии, рассыпавшиеся по полу, и медленно пошел по палате, наклоняясь, подбирая карточки, складывая их аккуратной стопкой. Это почему-то казалось безумно важным, необходимым. В распахнутую дверь пролезла больнично-синяя пижама и громко поинтересовалась:
– Че случилось-то? Алексей нагнулся, поднял очередную карточку и в этот момент вдруг понял, какую именно странность уловил его взгляд на отличных, предельно четких, профессиональных снимках.
– Слышь, мужик, я тебя спрашиваю, – сообщила «пижама».
– Пошел на х…! – рявкнул Алексей, не отрывая взгляда от фотографий. По какой-то невероятной, роковой случайности два снимка, лежавшие в стопке отдельно один от другого, падая, легли рядом, коснувшись кромками. На первом был запечатлен электровоз, два вагона и стальная мачта, увенчанная мощным прожектором, позади – едва различимое ограждение, голые деревья и одинокий голубовато-желтый месяц за полупрозрачной серой тучкой. На втором – стальная эстакада со стоящим наверху «Т-80», болтающаяся в воздухе коробка вагона-рефрижератора и острая стрела крана над ней. В ослепительно белом пятне света толпились люди, справа от закрываемой платформы торчал хвост впереди стоящего вагона, а на заднем плане – высокая сосна. Алексей приложил карточки одну к другой. Так и есть! Номер вагона, стоящего сразу за электровозом, совпадал с номером на коробке рефрижератора, покачивающейся в воздухе. Тут 44976552 и там 44976552! Это не мог быть один и тот же вагон. Но не могло существовать и двух вагонов с одинаковым номером! Теоретически – можно допустить, но практически, да еще в одном составе!.. Алексей прочел номер на втором от электровоза вагоне – 86159113 – и принялся перебирать карточки. Вот! Есть! 86159113. Две пары вагонов-близнецов. Подобное невозможно, если только… Озарение было моментальным и ярким, словно вспышка молнии. А ведь на снимках не весь состав. Двойников может оказаться и больше. Алексей сунул фотографии в карман пижамы, суматошно осмотрелся, надумав, шагнул к окну, вытащил из рамы кривой, как турецкий ятаган, осколок и ринулся к двери. В коридоре толпился народ. Рассматривали трупы. С изумлением, с интересом, с ужасом. У лифта маячили серебристо-серые фигуры пожарных и согнутая, рыдающая, дрожащая – Маринки. Алексей быстро протиснулся сквозь толпу и направился к холлу. Пожарные заметили его, повернулись лицом к пошатывающейся, всклокоченной фигуре с острым, похожим на нож осколком в руке, шагнули вперед, закрывая Маринку, оставляя стервозу за спинами. О чем они думали? Наверное, о том, что какой-то парень из больных спятил, съехал, крышей попер. На полпути от палаты до лифта Алексей свернул на лестничную площадку и побежал вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Он представлял себе, как суетятся наверху повелители огня, и это заставляло его бежать еще быстрее. На первом этаже народу тоже хватало. У входа толпились санитары, пара медицинских сестер, врач, трое или четверо милиционеров и опять же пожарные. На стенах фойе часто, словно вспышки стробоскопа, мелькали голубые всполохи маячков. Один из патрульных милиционеров что-то бубнил в рацию, кивая головой. Вот он начал оборачиваться, и Алексей понял, что ищут именно его. Эх, надо было спрятать осколок, да теперь уж поздно. Маринка скорее всего уже стукнула пожарникам о странном пациенте. Дура болтливая. Алексей прошмыгнул через коридор, нырнул в первую попавшуюся дверь и оказался в ординаторской. Времени на раздумья не было. Возможно, ему следовало сообщить о Проскурине и полковнике милиционерам, но что бы это дало? Если люди Саликова схватили Валеру и этого… Максима, то приезд патрульных мог послужить для них сигналом тревоги. Обоих заложников убили бы. И патрульных скорее всего тоже… За дверью тяжело прогромыхали торопливые шаги, хлопнула дверь, ведущая на лестницу, и все стихло. Алексей быстро подошел к окну, подергал шпингалеты. Слава богу, тут у рабочих хватило ума не замазывать их краской. Обе створки распахнулись, и в ординаторскую ворвался холодный ночной воздух. Алексей спрыгнул на покатую ледяную полосу, тянущуюся вдоль всей стены корпуса, быстро сунул руку с зажатым в ней осколком за пазуху и, ссутулившись, пошел к крыльцу, старательно сохраняя равновесие. Не доходя пары метров до ярко-желтого прямоугольника двери, он свернул и быстро зашагал к патрульным «Жигулям», каждую секунду ожидая окрика. Однако если его и заметили, то не обратили внимания. В салоне «жигуленка» дремал водитель – крепкий квадратный мужик в мышиной шинели. Алексей обогнул машину, резко дернул дверцу со стороны пассажирского сиденья и нырнул внутрь. Патрульный лениво приоткрыл глаза, начал поворачивать голову, намереваясь спросить «Какого хрена?», но подавился собственным вопросом, когда зазубренное острие кривого осколка ледяным холодом обожгло тщательно выбритое горло. Не теряя времени, Алексей навалился на водителя всем весом, расстегнул замок кобуры, висящей на боку патрульного, и выхватил тяжеленький тупорылый «ПМ». Странно, он-то думал, что милиция давно уже вместо пистолетов бутерброды таскает, и полез так, проверить для очистки совести. Патрульный все еще ничего не понимал, смотрел с изумлением, забавно лупая глазами.
– Чего… – вышло сипло. Он кашлянул и повторил более звучно и уверенно: – Чего такое? Ты кто такой, мужик? Алексей швырнул на пол ненужный теперь осколок и взвел курок пистолета.
– Завод угольно-перерабатывающий знаешь?
– Который? Их здесь два.
– Заброшенный. По-моему, километрах в семи-десяти от города.
– «Уголек», что ли?
– Поехал!
– Куда?
– Туда, трам-тарарам! На «Уголек» твой! Давай!!! – Алексей надавил на пистолет, чтобы патрульный ощутил твердость стали через шинель. – Вопросы потом. Поехал!!! «Жигуленок» развернулся на месте и, набирая скорость, покатил к больничным воротам…
Глава 46
– Что? – выдохнул изумленно фээскашник. – «КА-50»? Да вы с ума сошли!
– Ну почему же? В конце концов, это закон рынка. Если есть спрос, должно быть и предложение. И если есть люди, готовые купить три вертолета «КА-50» за очень круглую сумму, то почему бы не найтись и человеку, который согласится эти вертолеты продать? Путешествуют они, как вы, наверное, догадываетесь, тем же способом. В совершенно обычных товарных вагонах.
– А для чего тогда вам требовалось убеждать Щукина? Сделали бы все сами, погрузили бы вертолеты и отправили.
– В этом, разумеется, был свой смысл, – сказал Саликов. – Во-первых, «Черная акула» – машина пока еще достаточно редкая. Нам не продали бы ни одной без приказа Генштаба. Щукин оказал мне любезность, вертолеты были оплачены, отправлены и прибыли сюда две недели назад. Формально представитель части их доставил, а командир части Дмитрий Федорович Муравьев, царствие ему небесное, расписался в получении.
– Кто такой Муравьев? – спросил у Проскурина Максим.
– Командир части, к которой был прикомандирован Алексей, – пояснил тот.
– Как вы понимаете, именно эти вертолеты и стояли в пяти первых вагонах. И отправились в путь, – Саликов снова взглянул на часы, – сегодня днем. Примерно полтора часа назад. Вагоны были прицеплены к товарному составу здесь же, на этом перегоне. Сия операция не заняла много времени и не стоила нам никакого труда. Диспетчеры же уверены, что имела место всего лишь небольшая поломка.
– Судя по всему, получение вертолетов – не основная точка приложения сил Щукина? – сказал Максим.
– Совершенно верно, – улыбнулся Саликов. – Кроме получения вертолетов, Щукин помог и с их доставкой. Именно он отправил на один из таможенных пунктов предписание о том, что состав, а точнее, вагоны с определенными номерами, вскрывать нельзя, в них секретный груз. Согласно этому документу, таможенный досмотр вагоны прошли еще в Москве. Правда, Щукин-то полагает, что в них едут самолеты и бронетехника.
– Вы же сказали, что поезд отбыл из воинской части?
– У самой границы с Таджикистаном состав, отправленный из воинской части, перестанет существовать и появится другой, идущий из Москвы.
– Понятно. А вы не боитесь, что после провала операции с самолетами разгневанный Щукин найдет вас и свернет вам шею? – спросил не без любопытства Максим. Саликов засмеялся.
– Ничуть не бывало, Максим Леонидович. Дело в том, что труп Саликова Алексея Михайловича обнаружат здесь, в этой комнате, обгоревший, но вполне узнаваемый. Представляете, как нам пришлось потрудиться, прежде чем мы отыскали человека, похожего на меня, во-первых, сложением, а во-вторых, внешне? К тому же было много возни с рисунком зубов и пломбами. Мой двойник сейчас лежит вон в той комнате, за спиной, можете полюбоваться. В генеральской форме и при всех регалиях. В моем паспорте, как и в туристической путевке в одну из стран дальнего зарубежья, буква «И» легко превращается в букву «А». Таким образом, гражданин Саликов Алексей Михайлович перестает существовать, а вместо него появляется никому не известный гражданин Салаков и его супруга Салакова Антонина Сергеевна. Капитана Сулимо Бориса Львовича, равно как и ребят, которые стоят здесь, тоже дней пять как не существует в природе. Их всего двенадцать человек, правда, шестерыми нам придется пожертвовать, чтобы убедить комиссию. Ведь Алексей Николаевич помнит, сколько именно человек за ним охотилось. Ну, вот и все. Борису Львовичу и двоим его ребятам остается сесть в вертолет, стоящий на улице, догнать состав и сопроводить его до конечной точки, а мне… мне придется поторопиться, чтобы успеть на самолет, улетающий в Сингапур. Ах да, прошу прощения. – Саликов повернулся к стоящему у стены полковнику. – Я забыл упомянуть еще об одном действующем лице. Нам очень помог Владимир Андреевич Прибылов. Замечательный человек. И очень предусмотрительный. Настолько предусмотрительный, что записывал мои телефонные разговоры с Щукиным и даже завел специальную папочку, в которой собирал компромат как на меня, так и на Щукина. Прибылов побледнел. Он испуганно смотрел на Саликова, а тот, едва заметно улыбаясь, гипнотизировал полковника взглядом, как удав кролика.
– Видите, как Владимир Андреевич на меня смотрит? Реакция системы, обнаружившей вдруг, что ее обманули.
– Алексей Михайлович… – прошептал тот. – Да я… Да я никогда… Чтобы я когда-нибудь…
– Да-да, никогда больше не надо так поступать. – Саликов вдруг поднял пистолет и, не целясь, выстрелил в стоящую у стены фигуру. Прибылов схватился за лицо, между пальцами брызнула кровь, он зашатался и рухнул на бок. Стена за его головой окрасилась алыми брызгами.
– Документы эти, разумеется, хранятся у товарища полковника дома, в тайнике. Однако их, несомненно, найдут. Таким образом, наша связь с Щукиным во всем, что касается операции по похищению авиационной и бронетехники, станет очевидной, и вой поднимется до небес. Щукину будет не до меня, он кинется спасать свою шкуру, а когда спасет, постарается поскорее забыть эту историю, как страшный сон. – Саликов посмотрел на часы и кивнул. – Ну что же, пора. И вдруг, словно в ответ на его слова, где-то рядом, прямо за стеной, послышался гулкий удар, за ним еще один и еще, все чаще и чаще. Проскурин повернулся к Саликову, осторожно вытащил руку из кармана – ладошка лодочкой. Лезвие, прилегающее к коже, нагрелось, стало теплым и ласковым на ощупь. Майор прикидывал, как удобнее метнуть его и в кого именно. Он понимал, что живыми им не уйти, но все же надеялся на эфемерный счастливый случай.
– Это поезд, – пояснил Саликов. – Тут, знаете ли, очень хорошо слышно, когда состав проходит мимо. Здание пустое, резонанс отличный. Борис Львович, дайте, пожалуйста, Валерию Викторовичу подержать автомат.
– Конечно. – Сулимо порылся в небольшой сумочке, стоящей рядом со стулом, вытащил «кипарис» и протянул его Проскурину. – Возьмите, Валерий Викторович.
– Только не делайте, пожалуйста, глупостей. Как вы понимаете, патронов в обойме все равно нет, – спокойно пояснил Саликов.
– А я и не собирался, – ответил Проскурин. – И браться за эту вашу дерьмовую пукалку тоже не буду.
– Ничего страшного. В конце концов, мы сможем снять отпечатки и без вашего согласия. Поезд все ускорял ход, стены мелко вибрировали, а с потолка то и дело осыпались тонкие струйки штукатурки.
– М-да, – покачал головой Максим. Они слушали, как уходит состав, удаляется, постукивая по рельсам.
– Ну, – Саликов посмотрел на часы, – осталось двадцать секунд. Проскурин совершенно автоматически взглянул на свои, стрелка перескакивала с деления на деление. Когда до взрыва оставалось не более пяти секунд, Саликов скомандовал стоящим рядом широкоплечим:
– Ну что же, я думаю, пора.
Глава 47
…На выезде из города, у поста ГАИ, Алексей вновь ткнул патрульного пистолетом в бок.
– Не вздумай останавливаться. Замечу, что тормозишь, выстрелю. Мне терять нечего. Водитель посмотрел на него, покосился на пистолет, на белые от напряжения пальцы, мертвой хваткой сжимающие оружие, и вновь отвернулся.
– Тебя все равно поймают, – буркнул он. – Тебе деваться некуда. Лучше по-доброму отдай оружие и иди себе.
– Сейчас, погоди. Вот только штаны подтяну. За дорогой лучше смотри, советчик хренов. Алексей убрал палец с курка. Не дай бог, тряхнет на какой-нибудь колдобине. Итак, в составе, на котором, судя по всему, планировалось вывозить технику, имеются вагоны-близнецы. Зачем? Проскурин упомянул о второй ветке. Значит, должен быть еще один состав. Назовем его «А». Этот состав «А» вкатывается на территорию угольного комбината, а вместо него на пути выходит состав с техникой – «Б». Где-то неподалеку вагоны-двойники отцепят и пристегнут к какому-нибудь третьему составу. Скажем, «В». В эшелоне «Б» поедут самолеты и бронетехника, а вот что повезет состав «В»? На этот вопрос ответа нет и не будет до тех пор, пока не вскроют все вагоны… Алексей вздохнул.