Страница:
– Ну, то, что этот военнослужащий из нашей части, исключено. За последние полгода у нас не отмечено случаев дезертирства.
– Значит, виноват кладовщик, – утвердительно сказал Максим, глядя пузану прямо в глаза.
– Но может быть и третий вариант, – пожал плечами тот. – Как вы понимаете, не мы уничтожаем пришедшую в негодность техническую одежду. Мы отвозим ее в Ростов, где ее и подвергают утилизации.
– Конечно. – Максим улыбнулся, давая собеседнику возможность немного расслабиться. – Но мне придется проверить и две предыдущие версии. Посему я хотел бы увидеть документы всех военнослужащих срочной службы, приписанных к вашей части с сентября прошлого года, а также проверить документы о списании обмундирования. Шалимов ведь уволился в запас в декабре?
– Надо припомнить… Ох, уж этот мне Шалимов! – покачал головой полковник. – И после дембеля покоя не дает.
– А что с ним такое? – улыбнулся Максим.
– Всю плешь проел, – хмыкнул Фурцев и улыбнулся в ответ, как бы приглашая Максима посмеяться над сказанным. Но тот остался серьезен. – Представляете, за два года восемь раз на гауптвахте отсидел.
– Да ну? И за что же?
– Призвали его из Ялты, понимаете, парень поступил в художественное училище, ну, его и забрали со второго курса. А у нас, как и в любой части, штатного художника не положено, вот и взяли его, а он с гонором, понимаешь, оказался. То одно ему не так, то другое не эдак. – Полковник хмыкнул. Вытащив из пластмассового подстаканника ручку, он принялся крутить ее в толстых пальцах. – И ведь пользовался тем, что мы без художника никуда. Справьтесь в округе, у нас самая лучшая часть, всегда все было в порядке. А этот правдолюб… То ему, понимаешь, покажется, что кто-то что-то там из столовой утащил, то еще какую-то ерунду выдумает.
– Неспокойный, значит, оказался? – Максим улыбнулся, как бы давая понять, что он с нужной стороны оценивает нагловатые действия солдата.
– Да уж, сразу видно, что детдомовский. Максим почувствовал, как сердце его внезапно екнуло и провалилось куда-то к пяткам. Стараясь казаться равнодушным, он вальяжно откинулся на спинку стула и кивнул:
– Знакомы мне такие. Из-за них зря ноги сбиваешь. Катаешься, катаешься. Как правило, ничего не подтверждается, но, прежде чем все это выяснится, придется пол-области объездить.
– Это верно, – моментально подхватил Фурцев. – Вот и Шалимов был такой же. Все какой-то правды искал. А сам нарушитель режима. То к отбою в казарму не явится, то вообще пропадает черт знает где, и с другими ребятами из срочной службы отношения напряженные.
– А что, и тут что-нибудь не слава богу?
– Да ну, как всегда. Ну, недолюбливают ребята штабистов, это уж как водится. Не по нутру им, что они в наряды ходят, а этот сидит в штабе, все картинки малюет.
– И что, серьезно конфликтовали?
– Да ну, – махнул рукой Фурцев, а затем наклонился вперед и, понизив голос, словно по секрету, сообщил: – Пару раз подрались даже. – И тут же оговорился: – Но со своим призывом. Так что ни о какой дедовщине речь, как вы понимаете, не идет.
– Но все равно же неуставные взаимоотношения, – хмыкнул Максим.
– Да ну, господи, можно подумать, они на гражданке не дерутся.
– Дерутся, дерутся.
– Но этот Шалимов ничего был, крепкий парнишка. У них там в детдоме школа хорошая.
– А почему передержали его? Призывался вроде одиннадцатого октября, а уволен одиннадцатого декабря. Пузан нахмурился.
– Можно еще раз телеграммку? – вдруг сказал он.
– Разумеется. – Максим протянул ему листок. Фурцев перечел ответ на запрос и хмыкнул:
– Да нет, тут, должно быть, ошибка. Одиннадцатого октября его и уволили, день в день.
– А можно на его личное дело взглянуть?
– Конечно, – кивнул пузан. – Я сейчас прикажу, чтобы его принесли.
– Раз уж будете звонить, попросите, пусть захватят личные дела тех двоих, которых от вас осенью перевели. Мне все равно придется их проверять. Полковник взглянул на него с удивлением.
– Откуда вам известно, что от нас кого-то перевели? – прищурился он.
– Да так, знаете ли, слухами земля полнится.
– Ну что же, хорошо, не смею возражать. – Фурцев длинно, дребезжаще засмеялся, а затем потянулся к телефону. Максим повернулся к противоположной стене и принялся разглядывать нарисованный на ней пейзаж битвы. Сразу было видно, что постарался человек очень талантливый, если не сказать больше, настоящий профессионал. Судя по всему, картина изображала фрагмент сражения на Куликовом поле: утреннее солнце повисло в легкой туманной дымке над зелеными холмами, на переднем плане схватились между собой два воина – русский и татарин, лица обоих были искажены яростью и каким-то фанатичным вдохновением. Вдохновением смерти. Полковник тем временем закончил говорить, положил трубку на рычаг и, проследив за взглядом Максима, хмыкнул:
– Нравится? Тот самый Шалимов рисовал.
– Талантливый парень, – отметил Максим.
– Ну, так я же вам говорю: в художественном училище учился. Он нам тут весь городок щитами украсил, комиссия даже объявила ему благодарность, поощрили в виде отпуска на родину.
– Когда? – поинтересовался Максим.
– Да летом, в августе. Десять дней парень гулял. – Фурцев захохотал. – А как приехал, через два дня опять на губу загремел. Видать, вольный воздух не на пользу ему пошел. В дверь постучали, и в кабинет протиснулся дежурный лейтенант.
– Разрешите, товарищ полковник. Вы просили личные дела.
– Я не просил, а приказывал! – вдруг рявкнул пузан. – Положите на стол. Все, свободны.
– Слушаюсь, товарищ полковник. – Лейтенант повернулся и вышел, явно не желая накликать на себя гнев высокого начальства. Максим посмотрел на папки. Одна из них, явно более ветхая, была толстой, две другие – совсем тоненькими.
– Если вы не возражаете, – поднялся пузан, – я отлучусь ненадолго.
– Да, конечно. – Максим придвинул папки поближе, затем вдруг решительно поднялся. – Знаете, мне не хотелось бы оставаться в вашем кабинете в одиночестве, посему я оставлю пока документы у дежурного и схожу проведаю вашего кладовщика. А потом вернусь и закончу с делами. К тому же у меня могут возникнуть какие-нибудь вопросы, и придется искать вас. Так что не будем зря терять время. Лицо командира части моментально стало кислым. Максим усмехнулся. Фурцев, конечно же, собирался пока слетать на склад, а к моменту его, Максима, прихода нужные документы уже давным-давно сожрали бы крысы, или они затерялись бы, или порвались, или еще что-нибудь. Однако теперь полковник замешкался, не зная, что делать.
– Кстати, – продолжил Максим, – раз уж вы все равно выходите, то, может быть, проводите меня до склада? А то боюсь заблудиться у вас здесь.
– Да-да. – Пузан совсем скис.
– Вот и чудно. – Максим подхватил папки со стола и вышел из кабинета. Полковник запер дверь, опечатал ее своей личной печатью, и они спустились на первый этаж. Оставив папки у дежурного, – от Максима не укрылся злобный взгляд, брошенный старшим лейтенантом на командира, – они вышли на улицу.
– Может быть, воспользуемся машиной? – предложил Максим.
– Да нет, здесь недалеко. Шагая по обсаженной кустами аллейке, Максим с интересом озирался по сторонам. Слева он увидел заросшую травой имитацию поста с манекеном для отработки ударов штыком, со щитом для перезарядки автомата, с макетом вышки. Затем справа возникла такая же заброшенная, наполовину разрушенная полоса препятствий, на которой, должно быть, тренировались еще дедушки нынешних призывников. Неторопливым размеренным шагом они добрались до развилки и свернули налево.
– А там что? – Максим указал себе за спину.
– Огороды. У нас, сами знаете, армию сейчас финансируют плохо, получки крохотные, да и те задерживают. – Пузан бросил быстрый взгляд на Максима. – Людям на элементарные продукты не хватает. Вот и выделили им огороды. Там у нас и пруд неподалеку, летом купаться хорошо.
– Понятно.
– Послушайте, – замялся полковник, – Максим Леонидович, у меня к вам вполне конкретный вопрос.
– Да-да, с удовольствием отвечу.
– Положим, вы – руководитель некоего предприятия, получаете какой-то заказ, материалы, изготавливаете некую продукцию.
– Ну-ну?
– Скажем, заказчик долго не платит вам деньги. Народ волнуется, грозит забастовать. Сами знаете, производственные неприятности.
– Ну да, случается. Особенно в наше время, – согласился Максим.
– Вот-вот, именно, – приободрился Фурцев. – Ну, допустим, вы собираете отходы производства и продаете какой-нибудь коммерческой структуре, которая изъявила желание их приобрести по вполне подходящей цене. Вы выплачиваете зарплату, премии тем, кто хорошо работал. Одним словом, гасите производственный конфликт.
– Так, и что? – Максим остановился.
– Как по-вашему, можно ли назвать подобные действия дирекции предосудительным поступком?
– Сложно сказать, – пожал плечами Максим. – Смотря какие виды на отходы были.
– Да никаких. Отправили бы их на свалку, гнили бы они там, ржавели.
– Нужно посмотреть конкретно, по обстоятельствам, – подумав секунду, ответил Максим. – Случаи разные бывают.
– Ну, скажем, если бы вы узнали, что в одной из воинских частей командир, разумеется согласовав с начальством, продал старое, предназначавшееся для утилизации тряпье в некую заинтересованную коммерческую структуру и из вырученных денег выдал зарплату и премии своим подчиненным, сочли бы вы это служебным проступком?
– А есть соответствующая бумага от начальства?
– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Фурцев. – Было телефонное указание. Так сказать, дружеский совет. Ну, вы знаете, как это бывает.
– Представляю примерно.
– Из-за задержки зарплаты разрешаем вам продать списанное обмундирование.
– А поступившие деньги оприходованы?
– Ну разумеется. Есть юридический договор между фирмой и воинской частью, деньги направлены через бухгалтерию на зарплату военнослужащим и вольнонаемным.
– И в случае каких-то неприятностей начальство сможет подтвердить, что давало вам подобный совет?
– Не знаю, – пожал плечами пузан. – Тут трудно что-нибудь сказать определенно. Возможно, подтвердит. А может быть, нет. Не захочет впутываться во все это.
– То есть я так понимаю, что именно вы продали часть обмундирования? И ту самую техничку, которая принадлежала Шалимову Юрию Герасимовичу?
– Ну, в общем-то, так дело и обстоит, – снова вздохнул Фурцев.
– Скажите, а начальник склада получил указание от вас в письменном виде?
– Разумеется, – кивнул полковник. – Согласно письменному приказу.
– Ну, я думаю, – Максим вновь зашагал по дорожке, а Фурцев заторопился за ним, – я думаю, что если человек, давший вам подобное указание, подтвердит это, то никаких последствий для вас как для командира части данный поступок иметь не будет, хотя он и нарушает ряд положений. Но только в том случае, если вы документально подтвердите факт сделки и то, что деньги были действительно направлены на выдачу зарплаты.
– Конечно. – На лице полковника отразилось заметное облегчение.
– Ну что же, не вижу здесь особого криминала, – пожал плечами Максим. – Но сначала давайте посмотрим документы. Дальше они шагали молча, только у самого склада Максим остановился и, потерев переносицу, спросил:
– А директор фирмы, которая у вас купила списанное обмундирование, не объяснял, зачем ему тряпье?
– Да вы знаете, я спросил их об этом. – Фурцев быстро потер ладошками живот. – Они ответили, что у них какой-то бартер то ли с корейцами, то ли с китайцами. Они меняют отходы на товары массового потребления. Что-то такое. Раньше этим занималось государство, теперь вот бизнесмены.
– Понятно. Если не секрет, кто же вам дал столь ценный совет?
– А… – замялся полковник, но затем все-таки ответил: – Саликов Алексей Михайлович.
– Саликов? – насторожился Максим. – А с чего бы это начальнику штаба округа давать вам такие указания? – Образ генерала не вязался с такой пешкой, как этот полковник.
– Я ему месяц через день звонил, выяснял насчет зарплаты, – мы же почти три месяца людям не платили, мои бойцы собрались тут настоящую революцию устраивать, – вот он и посоветовал. Сказал: «Продайте списанное обмундирование, деньги пустите на зарплату. Если возникнут какие-нибудь неприятности, я все улажу». Но вы же понимаете, все это было сказано по телефону, без свидетелей.
– Он вам это в разговоре сказал?
– Нет, специально перезванивал. Достали его мои звонки, видать. А вообще-то Саликов мужик нормальный. – Фурцев стрельнул взглядом в гостя. – Не его вина, что в стране денег нет, а он все ж обеспокоился. Позвонил.
– Да-да, – кивнул Максим. – А покупателей кто нашел?
– Счастливый случай. Позвонили мне из учебной танковой части, тут неподалеку. Командир – мой хороший знакомый. Сообщил, что у него как раз сидят какие-то люди, представители коммерческих структур, которые ездят по частям и скупают старое списанное обмундирование.
– И что, их только обмундирование интересовало? Полковник посмотрел на него осуждающе.
– Не надо меня ловить, Максим Леонидович. Ни о технике, ни о чем таком у нас разговора не было. Они сказали, что их интересуют тряпки, а я им продал старое обмундирование. После этого у нас была комиссия из штаба округа, действительно возникли кое-какие вопросы, но Алексей Михайлович, в смысле, товарищ генерал, все уладил. Максим понял, что Фурцев намеренно произнес звание Саликова, надеясь, что и у него, Максима, слово «генерал» вызовет чувство почтительности. Но на это он зря рассчитывал. Другое дело, что Максим действительно не видел в этой сделке ничего предосудительного. Чисто по-человечески он мог только приветствовать действия и Саликова, и этого пузатого полковника, если бы не одно «но». Техничка Шалимова Юрия Герасимовича была достаточно новой, чтобы идти в утиль. Начальник склада долго рылся в ведомостях, перебирал кучу ордеров и наконец извлек две бумажки. Первая оказалась приказом командира части за номером 15/80-64 об отпуске со склада представителю ИЧП «Триэн» сотни комплектов списанного технического обмундирования, а также двухсот пятидесяти подлежащих утилизации комплектов военной солдатской и офицерской формы. Вторая оказалась распиской в получении. Исполнительный директор ИЧП «Триэн», некий Иверин Георгий Витальевич, собственноручно расписался в том, что, согласно приказу 15/80-64 начальника войсковой части номер 24580, все обмундирование было получено такого-то числа такого-то года.
– Так, мне придется на время забрать у вас этот документ. – Максим указал на расписку. – Я заполню необходимые бумаги в штабе.
– Да, конечно. Когда они возвращались обратно, Максим вдруг подумал: «А почему же пузан так испугался? Если все документы в порядке, почему соврал Лемехову насчет утиля?» Ответ пришел на ум сам собой: скорее всего фирма покупала вовсе не тряпье, как указано в документах, а новое обмундирование для каких-то своих целей. И плюс к тому откуда, интересно, у части такое количество списанного обмундирования? Почему его не отправили в Ростов раньше, если оно на самом деле было списанным? Они вошли в здание штаба, забрали у дежурного лейтенанта личные дела солдат и поднялись в кабинет. Устраиваясь на мягком удобном стуле, Максим вдруг совершенно спокойно, словно между делом, спросил:
– Леонид Григорьевич, а теперь скажите, пожалуйста, какая часть этого обмундирования была новой?
– Я не понимаю, – нахмурился Фурцев.
– Да тут и понимать нечего, Леонид Григорьевич. Техническая куртка, на которой стояли фамилия-имя-отчество Шалимова Юрия Герасимовича, была практически новой. Срок носки, во всяком случае, еще не истек. Фурцев помрачнел.
– Возможно, она затесалась…
– Леонид Григорьевич, не нужно мне, что называется, лапшу вешать на уши, – продолжал нажимать Максим. – Вы ведь понимаете, что мы выйдем на администрацию фирмы «Триэн» и спокойно узнаем это у них. В таком случае ваше деяние будет квалифицироваться как банальное воровство. Получится, что вы оформили договор на списанное обмундирование, а под видом списанного продали новое. Разумеется, по заниженной цене. Ну и, конечно же, была некая дельта, не фигурирующая в договоре. Останется только выяснить, у кого в карманах она осела: у вас или у начальника склада. Таким образом, мы получим стопроцентное хищение с целью наживы. Тут уж, простите, Алексей Михайлович Саликов вам не поможет. Пузан подумал несколько минут и вздохнул.
– Пятьдесят комплектов там было, ровно половина.
– А из повседневной формы?
– Ни одного, все было старое, как и отмечено в договоре. В последний момент представитель фирмы вдруг объявил, что они расторгают сделку. С уплатой десяти процентов неустойки, предусмотренной договором. И попросил вернуть предоплату за вычетом этих самых десяти процентов.
– Так, – усмехнулся Максим. Случай знакомый. Фурцева провели, как наивного пацана. Ладно, не он первый, не он последний. – И что же дальше?
– А дальше… Денег не было. Мы их раздали людям. Пустили на получку. Фирма потребовала вернуть деньги в установленные договором сроки. Дальше считалась пеня. Три процента в день.
– И вы решили уладить вопрос…
– Миром, – вздохнул Фурцев. – Формально-то они были правы. Верите, я даже к юристу ходил.
– Верю.
– Ну вот и пришлось договариваться. Представитель фирмы сказал, что они больше не нуждаются в утиле, но готовы взять на эту сумму новое обмундирование. Зимнее. Летнее возьмут старое, в соответствии с договором.
– И вы согласились.
– Да, согласился. А что было делать?
– И что же дальше? – продолжал допытываться Максим.
– Нам пришлось… – Фурцев помялся и закончил: – Изыскать эти комплекты, будь они неладны. Отобрали пятьдесят пригодных… относительно пригодных комплектов и раздали сверхсрочникам, контрактникам, срочной службе как новое. А действительно новое отправили в фирму.
– А та самая дельта?
– Да не было никакой дельты. Все деньги прошли по документации, через бухгалтерию, – тут же вскинулся Фурцев. – Ни я, ни начальник склада ничего не положили себе в карман. – В этом Максим сомневался, но промолчал, а полковник продолжал: – Но, вы понимаете, часть не имела права продавать обмундирование, не предназначенное для утилизации. Я попробовал договориться с представителем фирмы о том, чтобы отметить замену пятидесяти комплектов в договоре. Они сказали, что могут это сделать, но тогда придется расторгнуть первичный договор, что повлечет штрафные санкции по отношению к стороне – инициатору расторжения. То есть к нам. А это десять процентов. Придется снова гнать деньги туда-сюда.
– Деньги, которых не было?
– Именно. Нет денег – нет платежа. Нет платежа – процент за задержку. Словом, я опять согласился. Хорошо еще, что эти бандиты отложили день получения, иначе нам бы не расплатиться.
– То есть они получили форму задним числом?
– На месяц позже, чем указано в расписке, – кивнул Фурцев.
– В акте приема-передачи стоит начало ноября, а реально – самый конец месяца. То ли двадцать восьмого, то ли двадцать девятого.
– Вы могли подать на них в суд, – сказал Максим.
– Не мог. Юрист сказал: дело проигрышное. – Полковник покачал головой. – И потом… наверняка эти дельцы имеют какие-то связи с Саликовым. Не успел он позвонить, и вот они, покупатели, на пороге.
– Вы же сказали: счастливый случай.
– Да какой, к черту, счастливый случай! – Фурцев махнул рукой. – Ежу понятно, что никакого счастливого случая. Как-то они завязаны. Может быть, вместе дела крутят. Я ведь звонил ему. Юрист сказал: выиграете только в том случае, если сделку признают незаконной. Вот я и позвонил. А он мне: сумел влипнуть – сумей и выкрутиться. Мол, мозги должны работать, а не задница. Говорит: не умеешь – позвонил бы, а так… От комиссии, мол, прикрою, а остальные проблемы решай сам. Пришлось решать. Вздумай я рыпаться – вмиг услали бы на Колыму, а новый командир или исполняющий обязанности командира подложил бы эти пятьдесят комплектов и стал бы спокойно жить-поживать. Не знаю, как вам, а мне служить на Севере не хочется.
– Никому не хочется, – быстро ответил Максим.
– Вот-вот, никому не хочется, – поддакнул Фурцев. – Поэтому я отдал им эти пятьдесят комплектов. По документам они, естественно, числятся как старые, списанные. Поверьте мне, с этой сделки я не получил ни копейки.
– Хотелось бы верить, – вздохнул Максим. – Ну хорошо, разберемся. Мне нужен договор части с этой фирмой на поставку списанного обмундирования.
– Да, конечно. Фурцев торопливо полез в сейф, и Максим заметил, как у него трясутся руки. Он долго возился с ключом, наконец дверца открылась, и полковник достал свой экземпляр договора.
– Этот документ я тоже заберу с собой и приобщу его к делу. – Максим убрал листки в кейс. – А теперь мне хотелось бы посмотреть личные дела ваших военнослужащих.
– Хорошо. – Сейчас пузан выглядел несчастным, почти раздавленным. Максим придвинул к себе папки и открыл первую, уже предчувствуя, что вот сейчас в личном деле Шалимова Юрия Герасимовича увидит вдруг то самое лицо, только живое, с открытыми глазами. Лицо парня, тело которого он обследовал в морге. Поэтому верхнюю корочку Максим открыл аккуратно, словно боясь, что оттуда сейчас появится призрак. Но чуда не случилось. С фотографии на него смотрел скуластый угрюмый малый лет двадцати двух, и не имело это лицо ни малейшего сходства с лицом убитого солдата. Максим быстро пролистал бумаги: обмундирование, продуктовое довольствие, докладные об арестах – в общем, ничего полезного. Перевернул последнюю страницу: уволен в запас одиннадцатого октября, все как положено. Значит, все-таки напутали. Максим взял в руки папку со следующим делом, открыл. Молодой парнишечка, глаза озлобленные, как у битой собаки. Призван: второго ноября из Воронежа. Родители: прочерк. А ниже подпись: воспитанник детского дома номер семь города Воронежа. Он переписал в блокнотик: Каховский Олег Матвеевич. Следующее дело: Ряшенцев Сергей Викторович. Призван: шестого декабря из города Воронежа. Воспитанник седьмого детского дома. Интересно… Перелистнул на последнюю страницу. Прикомандирован временно для прохождения действительной срочной службы к такой-то части четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в городе Моздоке. Все временно… Отправлен: двенадцатого декабря.
– Ничего себе. – Максим посмотрел на пузана. – Сколько же они у вас пробыли, эти двое?
– Три дня, по-моему. Не успели приехать и тут же отправились дальше.
– Любопытно. – Максим переписал данные в тот же блокнотик, затем отодвинул папки. – Скажите, а почему именно этих двоих? Фурцев недоуменно покрутил головой.
– Да откуда же мне знать? Пришло на них требование, прибыл человек из штаба округа, и поехали ребятишки выполнять интернациональный долг.
– Понятно. – Максим сунул блокнотик в карман. – Ну что же, Леонид Григорьевич, мне, конечно, еще придется созвониться с Саликовым, но я заранее уверен: генерал подтвердит ваш рассказ. Тут все ясно. Всего доброго. – Он поднялся и протянул руку для пожатия. Пузан этого явно не ожидал. Он обхватил крепкую ладонь Максима пухлыми пальчиками и потряс.
– А то, может быть, останетесь, Максим Леонидович? – на всякий случай еще раз предложил он. – Я бы распорядился. Банька там…
– Нет, благодарю, мне надо возвращаться в прокуратуру. Максим попрощался, спустился вниз, кивнул поспешно вскочившему дежурному и вышел на улицу. Шофер Паша, выпятив от увлечения нижнюю губу, читал какой-то затрепанный детективчик. Увидев шефа, он быстренько закрыл книжку и засунул ее в бардачок. Максим сел на свое место и спросил:
– Так, Паша, а теперь за сорок минут в город успеешь?
– Запросто, товарищ полковник, – засмеялся тот. – Мы ведь те же летчики, только у нас самолет на четырех колесах и без крыльев.
Глава 23
– Так, мил человек… – Проскурин помог Алексею принять вертикальное положение. – Теперь смотри внимательно. Мы сейчас как раз в том районе, который ты мне указал. Как только сориентируешься по месту, сразу командуй. Проскурин сбросил скорость. Из отпущенных аптекаршей шести часов истекло всего полтора, а Алексей уже стал похож на запылившуюся старую куклу, выцветшую до болезненной чахоточной белизны. Губы его высохли, покрылись тонкой коричневой сеткой трещин, а плавающий взгляд казался мутным, почти незрячим. «Пятерка» медленно тащилась по шоссе, и проносящиеся мимо машины раздраженно сигналили рыжей «черепахе».
– Смотри внимательнее, – командовал Проскурин.
– Там должна быть взлетная полоса, – хрипло ответил Алексей. – Узкая, метров десять, и вокруг посадки. Довольно редкие.
– Как же вы садились-то?
– Полоса длинная, метров семьсот, – продолжал говорить Алексей.
– Бетонная? – прищурился фээскашник.
– Асфальтовая, по-моему. – Алексей вдруг страшно заперхал и слабо шлепнул себя правой рукой в грудь. – Похоже, и простыл еще.
– Подожди-ка. – Проскурин изумлялся все больше и больше. – Ты мне ничего не говорил. Разве может самолет сесть на асфальтовую полосу?
– А ты думал? – Алексей тускло усмехнулся. – Шли-то без подвесных баков. Топливо практически полностью израсходовали. Да его и было-то как раз от сих до сих. А «двадцать девятый» без топлива весит чуть больше десяти тонн, как пожарная машина. Чего же не сесть?
– Значит, виноват кладовщик, – утвердительно сказал Максим, глядя пузану прямо в глаза.
– Но может быть и третий вариант, – пожал плечами тот. – Как вы понимаете, не мы уничтожаем пришедшую в негодность техническую одежду. Мы отвозим ее в Ростов, где ее и подвергают утилизации.
– Конечно. – Максим улыбнулся, давая собеседнику возможность немного расслабиться. – Но мне придется проверить и две предыдущие версии. Посему я хотел бы увидеть документы всех военнослужащих срочной службы, приписанных к вашей части с сентября прошлого года, а также проверить документы о списании обмундирования. Шалимов ведь уволился в запас в декабре?
– Надо припомнить… Ох, уж этот мне Шалимов! – покачал головой полковник. – И после дембеля покоя не дает.
– А что с ним такое? – улыбнулся Максим.
– Всю плешь проел, – хмыкнул Фурцев и улыбнулся в ответ, как бы приглашая Максима посмеяться над сказанным. Но тот остался серьезен. – Представляете, за два года восемь раз на гауптвахте отсидел.
– Да ну? И за что же?
– Призвали его из Ялты, понимаете, парень поступил в художественное училище, ну, его и забрали со второго курса. А у нас, как и в любой части, штатного художника не положено, вот и взяли его, а он с гонором, понимаешь, оказался. То одно ему не так, то другое не эдак. – Полковник хмыкнул. Вытащив из пластмассового подстаканника ручку, он принялся крутить ее в толстых пальцах. – И ведь пользовался тем, что мы без художника никуда. Справьтесь в округе, у нас самая лучшая часть, всегда все было в порядке. А этот правдолюб… То ему, понимаешь, покажется, что кто-то что-то там из столовой утащил, то еще какую-то ерунду выдумает.
– Неспокойный, значит, оказался? – Максим улыбнулся, как бы давая понять, что он с нужной стороны оценивает нагловатые действия солдата.
– Да уж, сразу видно, что детдомовский. Максим почувствовал, как сердце его внезапно екнуло и провалилось куда-то к пяткам. Стараясь казаться равнодушным, он вальяжно откинулся на спинку стула и кивнул:
– Знакомы мне такие. Из-за них зря ноги сбиваешь. Катаешься, катаешься. Как правило, ничего не подтверждается, но, прежде чем все это выяснится, придется пол-области объездить.
– Это верно, – моментально подхватил Фурцев. – Вот и Шалимов был такой же. Все какой-то правды искал. А сам нарушитель режима. То к отбою в казарму не явится, то вообще пропадает черт знает где, и с другими ребятами из срочной службы отношения напряженные.
– А что, и тут что-нибудь не слава богу?
– Да ну, как всегда. Ну, недолюбливают ребята штабистов, это уж как водится. Не по нутру им, что они в наряды ходят, а этот сидит в штабе, все картинки малюет.
– И что, серьезно конфликтовали?
– Да ну, – махнул рукой Фурцев, а затем наклонился вперед и, понизив голос, словно по секрету, сообщил: – Пару раз подрались даже. – И тут же оговорился: – Но со своим призывом. Так что ни о какой дедовщине речь, как вы понимаете, не идет.
– Но все равно же неуставные взаимоотношения, – хмыкнул Максим.
– Да ну, господи, можно подумать, они на гражданке не дерутся.
– Дерутся, дерутся.
– Но этот Шалимов ничего был, крепкий парнишка. У них там в детдоме школа хорошая.
– А почему передержали его? Призывался вроде одиннадцатого октября, а уволен одиннадцатого декабря. Пузан нахмурился.
– Можно еще раз телеграммку? – вдруг сказал он.
– Разумеется. – Максим протянул ему листок. Фурцев перечел ответ на запрос и хмыкнул:
– Да нет, тут, должно быть, ошибка. Одиннадцатого октября его и уволили, день в день.
– А можно на его личное дело взглянуть?
– Конечно, – кивнул пузан. – Я сейчас прикажу, чтобы его принесли.
– Раз уж будете звонить, попросите, пусть захватят личные дела тех двоих, которых от вас осенью перевели. Мне все равно придется их проверять. Полковник взглянул на него с удивлением.
– Откуда вам известно, что от нас кого-то перевели? – прищурился он.
– Да так, знаете ли, слухами земля полнится.
– Ну что же, хорошо, не смею возражать. – Фурцев длинно, дребезжаще засмеялся, а затем потянулся к телефону. Максим повернулся к противоположной стене и принялся разглядывать нарисованный на ней пейзаж битвы. Сразу было видно, что постарался человек очень талантливый, если не сказать больше, настоящий профессионал. Судя по всему, картина изображала фрагмент сражения на Куликовом поле: утреннее солнце повисло в легкой туманной дымке над зелеными холмами, на переднем плане схватились между собой два воина – русский и татарин, лица обоих были искажены яростью и каким-то фанатичным вдохновением. Вдохновением смерти. Полковник тем временем закончил говорить, положил трубку на рычаг и, проследив за взглядом Максима, хмыкнул:
– Нравится? Тот самый Шалимов рисовал.
– Талантливый парень, – отметил Максим.
– Ну, так я же вам говорю: в художественном училище учился. Он нам тут весь городок щитами украсил, комиссия даже объявила ему благодарность, поощрили в виде отпуска на родину.
– Когда? – поинтересовался Максим.
– Да летом, в августе. Десять дней парень гулял. – Фурцев захохотал. – А как приехал, через два дня опять на губу загремел. Видать, вольный воздух не на пользу ему пошел. В дверь постучали, и в кабинет протиснулся дежурный лейтенант.
– Разрешите, товарищ полковник. Вы просили личные дела.
– Я не просил, а приказывал! – вдруг рявкнул пузан. – Положите на стол. Все, свободны.
– Слушаюсь, товарищ полковник. – Лейтенант повернулся и вышел, явно не желая накликать на себя гнев высокого начальства. Максим посмотрел на папки. Одна из них, явно более ветхая, была толстой, две другие – совсем тоненькими.
– Если вы не возражаете, – поднялся пузан, – я отлучусь ненадолго.
– Да, конечно. – Максим придвинул папки поближе, затем вдруг решительно поднялся. – Знаете, мне не хотелось бы оставаться в вашем кабинете в одиночестве, посему я оставлю пока документы у дежурного и схожу проведаю вашего кладовщика. А потом вернусь и закончу с делами. К тому же у меня могут возникнуть какие-нибудь вопросы, и придется искать вас. Так что не будем зря терять время. Лицо командира части моментально стало кислым. Максим усмехнулся. Фурцев, конечно же, собирался пока слетать на склад, а к моменту его, Максима, прихода нужные документы уже давным-давно сожрали бы крысы, или они затерялись бы, или порвались, или еще что-нибудь. Однако теперь полковник замешкался, не зная, что делать.
– Кстати, – продолжил Максим, – раз уж вы все равно выходите, то, может быть, проводите меня до склада? А то боюсь заблудиться у вас здесь.
– Да-да. – Пузан совсем скис.
– Вот и чудно. – Максим подхватил папки со стола и вышел из кабинета. Полковник запер дверь, опечатал ее своей личной печатью, и они спустились на первый этаж. Оставив папки у дежурного, – от Максима не укрылся злобный взгляд, брошенный старшим лейтенантом на командира, – они вышли на улицу.
– Может быть, воспользуемся машиной? – предложил Максим.
– Да нет, здесь недалеко. Шагая по обсаженной кустами аллейке, Максим с интересом озирался по сторонам. Слева он увидел заросшую травой имитацию поста с манекеном для отработки ударов штыком, со щитом для перезарядки автомата, с макетом вышки. Затем справа возникла такая же заброшенная, наполовину разрушенная полоса препятствий, на которой, должно быть, тренировались еще дедушки нынешних призывников. Неторопливым размеренным шагом они добрались до развилки и свернули налево.
– А там что? – Максим указал себе за спину.
– Огороды. У нас, сами знаете, армию сейчас финансируют плохо, получки крохотные, да и те задерживают. – Пузан бросил быстрый взгляд на Максима. – Людям на элементарные продукты не хватает. Вот и выделили им огороды. Там у нас и пруд неподалеку, летом купаться хорошо.
– Понятно.
– Послушайте, – замялся полковник, – Максим Леонидович, у меня к вам вполне конкретный вопрос.
– Да-да, с удовольствием отвечу.
– Положим, вы – руководитель некоего предприятия, получаете какой-то заказ, материалы, изготавливаете некую продукцию.
– Ну-ну?
– Скажем, заказчик долго не платит вам деньги. Народ волнуется, грозит забастовать. Сами знаете, производственные неприятности.
– Ну да, случается. Особенно в наше время, – согласился Максим.
– Вот-вот, именно, – приободрился Фурцев. – Ну, допустим, вы собираете отходы производства и продаете какой-нибудь коммерческой структуре, которая изъявила желание их приобрести по вполне подходящей цене. Вы выплачиваете зарплату, премии тем, кто хорошо работал. Одним словом, гасите производственный конфликт.
– Так, и что? – Максим остановился.
– Как по-вашему, можно ли назвать подобные действия дирекции предосудительным поступком?
– Сложно сказать, – пожал плечами Максим. – Смотря какие виды на отходы были.
– Да никаких. Отправили бы их на свалку, гнили бы они там, ржавели.
– Нужно посмотреть конкретно, по обстоятельствам, – подумав секунду, ответил Максим. – Случаи разные бывают.
– Ну, скажем, если бы вы узнали, что в одной из воинских частей командир, разумеется согласовав с начальством, продал старое, предназначавшееся для утилизации тряпье в некую заинтересованную коммерческую структуру и из вырученных денег выдал зарплату и премии своим подчиненным, сочли бы вы это служебным проступком?
– А есть соответствующая бумага от начальства?
– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Фурцев. – Было телефонное указание. Так сказать, дружеский совет. Ну, вы знаете, как это бывает.
– Представляю примерно.
– Из-за задержки зарплаты разрешаем вам продать списанное обмундирование.
– А поступившие деньги оприходованы?
– Ну разумеется. Есть юридический договор между фирмой и воинской частью, деньги направлены через бухгалтерию на зарплату военнослужащим и вольнонаемным.
– И в случае каких-то неприятностей начальство сможет подтвердить, что давало вам подобный совет?
– Не знаю, – пожал плечами пузан. – Тут трудно что-нибудь сказать определенно. Возможно, подтвердит. А может быть, нет. Не захочет впутываться во все это.
– То есть я так понимаю, что именно вы продали часть обмундирования? И ту самую техничку, которая принадлежала Шалимову Юрию Герасимовичу?
– Ну, в общем-то, так дело и обстоит, – снова вздохнул Фурцев.
– Скажите, а начальник склада получил указание от вас в письменном виде?
– Разумеется, – кивнул полковник. – Согласно письменному приказу.
– Ну, я думаю, – Максим вновь зашагал по дорожке, а Фурцев заторопился за ним, – я думаю, что если человек, давший вам подобное указание, подтвердит это, то никаких последствий для вас как для командира части данный поступок иметь не будет, хотя он и нарушает ряд положений. Но только в том случае, если вы документально подтвердите факт сделки и то, что деньги были действительно направлены на выдачу зарплаты.
– Конечно. – На лице полковника отразилось заметное облегчение.
– Ну что же, не вижу здесь особого криминала, – пожал плечами Максим. – Но сначала давайте посмотрим документы. Дальше они шагали молча, только у самого склада Максим остановился и, потерев переносицу, спросил:
– А директор фирмы, которая у вас купила списанное обмундирование, не объяснял, зачем ему тряпье?
– Да вы знаете, я спросил их об этом. – Фурцев быстро потер ладошками живот. – Они ответили, что у них какой-то бартер то ли с корейцами, то ли с китайцами. Они меняют отходы на товары массового потребления. Что-то такое. Раньше этим занималось государство, теперь вот бизнесмены.
– Понятно. Если не секрет, кто же вам дал столь ценный совет?
– А… – замялся полковник, но затем все-таки ответил: – Саликов Алексей Михайлович.
– Саликов? – насторожился Максим. – А с чего бы это начальнику штаба округа давать вам такие указания? – Образ генерала не вязался с такой пешкой, как этот полковник.
– Я ему месяц через день звонил, выяснял насчет зарплаты, – мы же почти три месяца людям не платили, мои бойцы собрались тут настоящую революцию устраивать, – вот он и посоветовал. Сказал: «Продайте списанное обмундирование, деньги пустите на зарплату. Если возникнут какие-нибудь неприятности, я все улажу». Но вы же понимаете, все это было сказано по телефону, без свидетелей.
– Он вам это в разговоре сказал?
– Нет, специально перезванивал. Достали его мои звонки, видать. А вообще-то Саликов мужик нормальный. – Фурцев стрельнул взглядом в гостя. – Не его вина, что в стране денег нет, а он все ж обеспокоился. Позвонил.
– Да-да, – кивнул Максим. – А покупателей кто нашел?
– Счастливый случай. Позвонили мне из учебной танковой части, тут неподалеку. Командир – мой хороший знакомый. Сообщил, что у него как раз сидят какие-то люди, представители коммерческих структур, которые ездят по частям и скупают старое списанное обмундирование.
– И что, их только обмундирование интересовало? Полковник посмотрел на него осуждающе.
– Не надо меня ловить, Максим Леонидович. Ни о технике, ни о чем таком у нас разговора не было. Они сказали, что их интересуют тряпки, а я им продал старое обмундирование. После этого у нас была комиссия из штаба округа, действительно возникли кое-какие вопросы, но Алексей Михайлович, в смысле, товарищ генерал, все уладил. Максим понял, что Фурцев намеренно произнес звание Саликова, надеясь, что и у него, Максима, слово «генерал» вызовет чувство почтительности. Но на это он зря рассчитывал. Другое дело, что Максим действительно не видел в этой сделке ничего предосудительного. Чисто по-человечески он мог только приветствовать действия и Саликова, и этого пузатого полковника, если бы не одно «но». Техничка Шалимова Юрия Герасимовича была достаточно новой, чтобы идти в утиль. Начальник склада долго рылся в ведомостях, перебирал кучу ордеров и наконец извлек две бумажки. Первая оказалась приказом командира части за номером 15/80-64 об отпуске со склада представителю ИЧП «Триэн» сотни комплектов списанного технического обмундирования, а также двухсот пятидесяти подлежащих утилизации комплектов военной солдатской и офицерской формы. Вторая оказалась распиской в получении. Исполнительный директор ИЧП «Триэн», некий Иверин Георгий Витальевич, собственноручно расписался в том, что, согласно приказу 15/80-64 начальника войсковой части номер 24580, все обмундирование было получено такого-то числа такого-то года.
– Так, мне придется на время забрать у вас этот документ. – Максим указал на расписку. – Я заполню необходимые бумаги в штабе.
– Да, конечно. Когда они возвращались обратно, Максим вдруг подумал: «А почему же пузан так испугался? Если все документы в порядке, почему соврал Лемехову насчет утиля?» Ответ пришел на ум сам собой: скорее всего фирма покупала вовсе не тряпье, как указано в документах, а новое обмундирование для каких-то своих целей. И плюс к тому откуда, интересно, у части такое количество списанного обмундирования? Почему его не отправили в Ростов раньше, если оно на самом деле было списанным? Они вошли в здание штаба, забрали у дежурного лейтенанта личные дела солдат и поднялись в кабинет. Устраиваясь на мягком удобном стуле, Максим вдруг совершенно спокойно, словно между делом, спросил:
– Леонид Григорьевич, а теперь скажите, пожалуйста, какая часть этого обмундирования была новой?
– Я не понимаю, – нахмурился Фурцев.
– Да тут и понимать нечего, Леонид Григорьевич. Техническая куртка, на которой стояли фамилия-имя-отчество Шалимова Юрия Герасимовича, была практически новой. Срок носки, во всяком случае, еще не истек. Фурцев помрачнел.
– Возможно, она затесалась…
– Леонид Григорьевич, не нужно мне, что называется, лапшу вешать на уши, – продолжал нажимать Максим. – Вы ведь понимаете, что мы выйдем на администрацию фирмы «Триэн» и спокойно узнаем это у них. В таком случае ваше деяние будет квалифицироваться как банальное воровство. Получится, что вы оформили договор на списанное обмундирование, а под видом списанного продали новое. Разумеется, по заниженной цене. Ну и, конечно же, была некая дельта, не фигурирующая в договоре. Останется только выяснить, у кого в карманах она осела: у вас или у начальника склада. Таким образом, мы получим стопроцентное хищение с целью наживы. Тут уж, простите, Алексей Михайлович Саликов вам не поможет. Пузан подумал несколько минут и вздохнул.
– Пятьдесят комплектов там было, ровно половина.
– А из повседневной формы?
– Ни одного, все было старое, как и отмечено в договоре. В последний момент представитель фирмы вдруг объявил, что они расторгают сделку. С уплатой десяти процентов неустойки, предусмотренной договором. И попросил вернуть предоплату за вычетом этих самых десяти процентов.
– Так, – усмехнулся Максим. Случай знакомый. Фурцева провели, как наивного пацана. Ладно, не он первый, не он последний. – И что же дальше?
– А дальше… Денег не было. Мы их раздали людям. Пустили на получку. Фирма потребовала вернуть деньги в установленные договором сроки. Дальше считалась пеня. Три процента в день.
– И вы решили уладить вопрос…
– Миром, – вздохнул Фурцев. – Формально-то они были правы. Верите, я даже к юристу ходил.
– Верю.
– Ну вот и пришлось договариваться. Представитель фирмы сказал, что они больше не нуждаются в утиле, но готовы взять на эту сумму новое обмундирование. Зимнее. Летнее возьмут старое, в соответствии с договором.
– И вы согласились.
– Да, согласился. А что было делать?
– И что же дальше? – продолжал допытываться Максим.
– Нам пришлось… – Фурцев помялся и закончил: – Изыскать эти комплекты, будь они неладны. Отобрали пятьдесят пригодных… относительно пригодных комплектов и раздали сверхсрочникам, контрактникам, срочной службе как новое. А действительно новое отправили в фирму.
– А та самая дельта?
– Да не было никакой дельты. Все деньги прошли по документации, через бухгалтерию, – тут же вскинулся Фурцев. – Ни я, ни начальник склада ничего не положили себе в карман. – В этом Максим сомневался, но промолчал, а полковник продолжал: – Но, вы понимаете, часть не имела права продавать обмундирование, не предназначенное для утилизации. Я попробовал договориться с представителем фирмы о том, чтобы отметить замену пятидесяти комплектов в договоре. Они сказали, что могут это сделать, но тогда придется расторгнуть первичный договор, что повлечет штрафные санкции по отношению к стороне – инициатору расторжения. То есть к нам. А это десять процентов. Придется снова гнать деньги туда-сюда.
– Деньги, которых не было?
– Именно. Нет денег – нет платежа. Нет платежа – процент за задержку. Словом, я опять согласился. Хорошо еще, что эти бандиты отложили день получения, иначе нам бы не расплатиться.
– То есть они получили форму задним числом?
– На месяц позже, чем указано в расписке, – кивнул Фурцев.
– В акте приема-передачи стоит начало ноября, а реально – самый конец месяца. То ли двадцать восьмого, то ли двадцать девятого.
– Вы могли подать на них в суд, – сказал Максим.
– Не мог. Юрист сказал: дело проигрышное. – Полковник покачал головой. – И потом… наверняка эти дельцы имеют какие-то связи с Саликовым. Не успел он позвонить, и вот они, покупатели, на пороге.
– Вы же сказали: счастливый случай.
– Да какой, к черту, счастливый случай! – Фурцев махнул рукой. – Ежу понятно, что никакого счастливого случая. Как-то они завязаны. Может быть, вместе дела крутят. Я ведь звонил ему. Юрист сказал: выиграете только в том случае, если сделку признают незаконной. Вот я и позвонил. А он мне: сумел влипнуть – сумей и выкрутиться. Мол, мозги должны работать, а не задница. Говорит: не умеешь – позвонил бы, а так… От комиссии, мол, прикрою, а остальные проблемы решай сам. Пришлось решать. Вздумай я рыпаться – вмиг услали бы на Колыму, а новый командир или исполняющий обязанности командира подложил бы эти пятьдесят комплектов и стал бы спокойно жить-поживать. Не знаю, как вам, а мне служить на Севере не хочется.
– Никому не хочется, – быстро ответил Максим.
– Вот-вот, никому не хочется, – поддакнул Фурцев. – Поэтому я отдал им эти пятьдесят комплектов. По документам они, естественно, числятся как старые, списанные. Поверьте мне, с этой сделки я не получил ни копейки.
– Хотелось бы верить, – вздохнул Максим. – Ну хорошо, разберемся. Мне нужен договор части с этой фирмой на поставку списанного обмундирования.
– Да, конечно. Фурцев торопливо полез в сейф, и Максим заметил, как у него трясутся руки. Он долго возился с ключом, наконец дверца открылась, и полковник достал свой экземпляр договора.
– Этот документ я тоже заберу с собой и приобщу его к делу. – Максим убрал листки в кейс. – А теперь мне хотелось бы посмотреть личные дела ваших военнослужащих.
– Хорошо. – Сейчас пузан выглядел несчастным, почти раздавленным. Максим придвинул к себе папки и открыл первую, уже предчувствуя, что вот сейчас в личном деле Шалимова Юрия Герасимовича увидит вдруг то самое лицо, только живое, с открытыми глазами. Лицо парня, тело которого он обследовал в морге. Поэтому верхнюю корочку Максим открыл аккуратно, словно боясь, что оттуда сейчас появится призрак. Но чуда не случилось. С фотографии на него смотрел скуластый угрюмый малый лет двадцати двух, и не имело это лицо ни малейшего сходства с лицом убитого солдата. Максим быстро пролистал бумаги: обмундирование, продуктовое довольствие, докладные об арестах – в общем, ничего полезного. Перевернул последнюю страницу: уволен в запас одиннадцатого октября, все как положено. Значит, все-таки напутали. Максим взял в руки папку со следующим делом, открыл. Молодой парнишечка, глаза озлобленные, как у битой собаки. Призван: второго ноября из Воронежа. Родители: прочерк. А ниже подпись: воспитанник детского дома номер семь города Воронежа. Он переписал в блокнотик: Каховский Олег Матвеевич. Следующее дело: Ряшенцев Сергей Викторович. Призван: шестого декабря из города Воронежа. Воспитанник седьмого детского дома. Интересно… Перелистнул на последнюю страницу. Прикомандирован временно для прохождения действительной срочной службы к такой-то части четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в городе Моздоке. Все временно… Отправлен: двенадцатого декабря.
– Ничего себе. – Максим посмотрел на пузана. – Сколько же они у вас пробыли, эти двое?
– Три дня, по-моему. Не успели приехать и тут же отправились дальше.
– Любопытно. – Максим переписал данные в тот же блокнотик, затем отодвинул папки. – Скажите, а почему именно этих двоих? Фурцев недоуменно покрутил головой.
– Да откуда же мне знать? Пришло на них требование, прибыл человек из штаба округа, и поехали ребятишки выполнять интернациональный долг.
– Понятно. – Максим сунул блокнотик в карман. – Ну что же, Леонид Григорьевич, мне, конечно, еще придется созвониться с Саликовым, но я заранее уверен: генерал подтвердит ваш рассказ. Тут все ясно. Всего доброго. – Он поднялся и протянул руку для пожатия. Пузан этого явно не ожидал. Он обхватил крепкую ладонь Максима пухлыми пальчиками и потряс.
– А то, может быть, останетесь, Максим Леонидович? – на всякий случай еще раз предложил он. – Я бы распорядился. Банька там…
– Нет, благодарю, мне надо возвращаться в прокуратуру. Максим попрощался, спустился вниз, кивнул поспешно вскочившему дежурному и вышел на улицу. Шофер Паша, выпятив от увлечения нижнюю губу, читал какой-то затрепанный детективчик. Увидев шефа, он быстренько закрыл книжку и засунул ее в бардачок. Максим сел на свое место и спросил:
– Так, Паша, а теперь за сорок минут в город успеешь?
– Запросто, товарищ полковник, – засмеялся тот. – Мы ведь те же летчики, только у нас самолет на четырех колесах и без крыльев.
Глава 23
– Так, мил человек… – Проскурин помог Алексею принять вертикальное положение. – Теперь смотри внимательно. Мы сейчас как раз в том районе, который ты мне указал. Как только сориентируешься по месту, сразу командуй. Проскурин сбросил скорость. Из отпущенных аптекаршей шести часов истекло всего полтора, а Алексей уже стал похож на запылившуюся старую куклу, выцветшую до болезненной чахоточной белизны. Губы его высохли, покрылись тонкой коричневой сеткой трещин, а плавающий взгляд казался мутным, почти незрячим. «Пятерка» медленно тащилась по шоссе, и проносящиеся мимо машины раздраженно сигналили рыжей «черепахе».
– Смотри внимательнее, – командовал Проскурин.
– Там должна быть взлетная полоса, – хрипло ответил Алексей. – Узкая, метров десять, и вокруг посадки. Довольно редкие.
– Как же вы садились-то?
– Полоса длинная, метров семьсот, – продолжал говорить Алексей.
– Бетонная? – прищурился фээскашник.
– Асфальтовая, по-моему. – Алексей вдруг страшно заперхал и слабо шлепнул себя правой рукой в грудь. – Похоже, и простыл еще.
– Подожди-ка. – Проскурин изумлялся все больше и больше. – Ты мне ничего не говорил. Разве может самолет сесть на асфальтовую полосу?
– А ты думал? – Алексей тускло усмехнулся. – Шли-то без подвесных баков. Топливо практически полностью израсходовали. Да его и было-то как раз от сих до сих. А «двадцать девятый» без топлива весит чуть больше десяти тонн, как пожарная машина. Чего же не сесть?