Страница:
– Знаю, – подтвердил Алексей. «Пятерка» заурчала двигателем. Проскурин нажал на газ, и машина медленно покатила по новенькому покрытию.
– Так что дорогу строят, как для «новых русских», – усмехнулся он снова, – а жить будут середнячки. Спрашивается: на кой им такая дорога?
– Ну, это понятно, – заперхал кашлем Алексей.
– Да и мне понятно. Иначе самолет не сядет.
– Точно. И наискосок нельзя – заход получится от холма. Тоже не сесть. С противоположной стороны посадить самолет можно, но там густые посадки. Полосы метров триста лишних понадобится проложить. Получится, что в план не укладываются. Вопросы начнутся.
– Верно, – кивнул Проскурин. – Какой пробег «МиГу» нужен?
– Не меньше шестисот метров. – Алексей подумал. – Оптимально – восемьсот.
– Вот, а тут ровным счетом девятьсот метров. Ты подумай: это ведь не улицу в городе асфальтировать. Работы сколько: деревья срубить, пни выкорчевать, площадку разровнять, гравий насыпать, асфальт положить. Обалдеть можно. Бригадир говорит, что они последние триста метров по ночам выкладывали. Не успевали в срок. Приехал, говорит, коммерческий директор фирмы-заказчика и такую вонь поднял – куда там, хоть противогаз надевай. Строители попытались его было уверить, что после Нового года нагонят и к сроку все будет готово, а тот нет, говорит, раз в сроки не укладываетесь, будем договор расторгать. В общем, пришлось им потрудиться. Так веришь – нет, этот парень, надзиратель от заказчика, каждый вечер сам здесь появлялся и денежки рабочим выдавал. Стимул, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Алексей.
– Ну и дорожники постарались, подналегли, так что к Новому году девятьсот метров полосы готово было. Как с куста.
– За глаза, – подтвердил Алексей. – Ну-ка, остановись. Проскурин тормознул.
– Что такое? Алексей открыл дверцу, оглянулся и пробормотал:
– Сдай назад метров на десять. Фээскашник послушно выполнил его просьбу.
– Смотри. – Алексей указал на черную полосу примерно метр двадцать длиной и пятнадцать сантиметров шириной. Ощущение было такое, словно озорной ребенок мазнул черной краской точно посреди асфальтовой полосы, как раз там, где позже протянется белая разметка. – Видишь?
– Вижу, полоса какая-то. – Проскурин прищурился. – И что?
– Полоса-а… Не полоса, а посадочный след. Резина горела. На любой аэродром съезди, там вся бетонка такими вот полосами исчерчена.
– Так. – Фээскашник встрепенулся и забормотал: – Черт, фотоаппарат бы, заснять.
– Да брось ты, потом заснимешь. – Алексей махнул рукой. – Куда она денется-то? Это тебе не грязь, ее мокрой тряпочкой не сотрешь.
– А вдруг сотрут? Или закрасят, или еще что-нибудь?
– Краску снимете, коли понадобится, и соскоб возьмете. Резина, когда горит, к асфальту намертво приваривается.
– Тоже верно. – Проскурин немного успокоился. – Так-так-так.
– Он посмотрел на попутчика и вдруг весело подмигнул. – Ну что, браток, похоже, на первую ступеньку этой лесенки мы с тобой поднялись. Знать бы еще, как высоко она ведет.
– Ничего, разберешься. Ты настырный, я смотрю, – болезненно ухмыльнулся Алексей. – С тебя станется.
– Это верно.
– Ты автомат-то куда дел? – вдруг тихо, почти шепотом поинтересовался Алексей.
– Здесь, под сиденьем лежит. – Фээскашник насторожился. – А что такое? Почему ты спрашиваешь?
– Да нет, просто так. Думаю. Нам с тобой в голову пришло, что надо на аэродром съездить… – Алексей замолчал. Проскурин уже понял, о чем говорит его попутчик. Разумеется, убийцы тоже должны догадаться, что беглецы первым делом попытаются найти аэродром, потому что аэродром – ключ ко всему. Узнаешь, кто заказывал музыку, можешь выйти на конкретных людей, а уж выудить из этих людей сведения – дело техники. «Значит, – Проскурин построил логическую цепочку чуть дальше, – эти люди должны быть вне пределов досягаемости. Они либо уехали, либо мертвы. Поэтому скорее всего широкоплечие хлопчики поджидают где-то рядышком. Они потеряли нас на шоссе, но у них было достаточно времени, чтобы добраться сюда». Собственно говоря, он, Проскурин, на месте убийц именно так бы и поступил.
Они и поступили именно так. «Пятерка» проехала еще метров сто пятьдесят и вдруг резко остановилась. Алексей, уже снова откинувшийся в удобном кресле и закрывший глаза, поднялся.
– Что случилось?
– Смотри, – спокойно произнес Проскурин. Алексей тряхнул головой, отгоняя туманную пелену, и сразу же увидел их. У обочины стоял военный «уазик», а рядом с ним двое крепких плечистых парней. И третий. Его Алексей узнал сразу: знакомые усики, ладно сбитая фигура. Сулимо курил, неотрывно наблюдая за пассажирами остановившегося «жигуленка». Двое плечистых выглядели чуть более расслабленно, хотя фээскашнику была знакома эта расслабленность. Он понимал, что им не проскочить и половины из той сотни метров, что разделяет «пятерку» и «уазик», а убийцы уже выхватят из-под пальто автоматы и успеют выпустить как минимум по одной длинной очереди. Проскурин оглянулся на дорожную бригаду. «Далеко, – решил он. – Черт, как далеко!» Рабочие были заняты своим делом. Шум мощных машин заглушит и без того тихие выстрелы оснащенных глушителями «кипарисов». Майор подумал о том, что можно было бы достать из-под сиденья автомат, но тут же решил, что не стоит. Ему все равно не успеть. Хлопчики откроют огонь раньше, чем он пристегнет магазин. Не говоря уж о глушителе. Можно было бы попробовать рвануть на посадки, но «пятерка» – не танк, завязнет. Когда Проскурин повернулся, один из убийц уже сунул руку под пальто, второй с небольшим запозданием начал зеркально повторять движения напарника. «Левша, вероятно, – с каким-то холодным безумным спокойствием решил фээскашник. – Точно, левша. Значит, автомат у него справа висит». Только капитан не суетился, не тащил оружие, просто стоял и смотрел.
– Ныряй под сиденье, – скомандовал Проскурин, резко вбивая в пол педаль газа, и рыкнул: – Махом! Он понимал: времени на то, чтобы пристегнуться, у него уже нет. «Пятерка», яростно взревев двигателем, рванула с места и, словно огненная торпеда, помчалась прямо на молчаливые плечистые фигуры. Мысли в голове Проскурина неслись, словно табун обезумевших лошадей, моментально сменяя одна другую. Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно по возможности сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, нужно еще и не перевернуться самим… Пятьдесят метров. Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто. «И у этого пушка, – подумал Проскурин. – Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика», так, чтобы каша одна осталась!» Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.
– Сейчас, ребята, – бормотнул Проскурин просто так, для успокоения. Двадцать пять метров. «Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще, что не ночью, когда мы оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…» Десять метров. В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел скрючившись под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости. Проскурин рванул руль вправо, затем – резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево, – капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка». «Вот тебе и толчковая левая», – злорадно подумал Проскурин. В следующий момент он услышал свист пуль над головой – левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади. Проскурин резко выпрямился. «Жигули» развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами. «Вот и все, – подумал Проскурин. – Вот и все наши следы. Туфта собачья. Дорожники покажут, что видели «пятерку», выписывающую на дороге кренделя, и в результате посадочный след самолета пойдет как наш собственный, тормозной». Он дернул руль влево, гася вращение. «Жигуленок» по-собачьи вильнул задом, выровнялся и рванул к шоссе. Боковое зеркальце заднего вида отсутствовало, но центральное каким-то чудом уцелело, и в нем Проскурин увидел лежащий на боку в кювете «уазик» и пару темных фигур, орущих и нелепо размахивающих руками. «Ну да, спектакль для дорожной бригады. – Фээскашник выжал полный газ. – Молодцы, хлопчики, быстро соображают, надо отдать им должное. Пропустили, а потом просто перекрыли дорогу и подождали, пока мы поедем обратно». «Пятерка» выехала на шоссе, повернула налево и покатила в сторону Ростова.
– Ну что, все? – подал голос скорчившийся под передним сиденьем Алексей.
– Все-все, вылезай, – серьезно кивнул Проскурин. – Этот низенький и есть твой капитан?
– Точно. – Алексей с трудом забрался на усыпанное осколками кресло. – Оторвались? – через силу спросил он.
– Ненадолго. – Проскурин снова покосился в зеркальце. Пусто. Пока пусто. – Они ведь не дураки. Сейчас поинтересуются у бригадира, что он нам рассказал, и будут более или менее точно знать, где нас искать.
– Где? – Алексей дышал глубоко и часто. – Я еще и сам не знаю, где нас искать, а ты говоришь: они будут знать.
– Конечно, будут, – спокойно подтвердил фээскашник. – Надо поехать в здешний горсовет, выяснить, кто выбил территорию под коттеджный городок, проверить документы этого… «Лукоморья». Сейчас ведь, друг ситный, такие дела просто так не делаются. Обязательно или звоночек был «от Иван Ивановича», или еще что-нибудь в том же духе. Доброхотов днем с огнем не сыщешь, особенно альтруистов. Знаешь, в сельсоветах такие жуки сидят, я тебе скажу, скорее себе ухо откусят, чем кому-нибудь за так хотя бы сотку земли выделят. А тут, прикинь, какая территория.
– Но ведь это же можно узнать и в фирме, с которой подряд на строительство дороги заключали?
– Можно, – согласился Проскурин, – но не так надежно. Могут и не сказать ничего.
– А в сельсовете скажут?
– И в сельсовете могут не сказать. Но мы выясним. По своим каналам. ГБ теперь, конечно, не то, что раньше, но все-таки… Силовые структуры еще уважают. Ничего, найдем, как прижать хвост этому «Лукоморью». То и дело поглядывая в зеркальце, майор вел машину спокойно и уверенно. Приближаясь к мосту, за которым располагался пост ГАИ, он лениво набросил ремень безопасности, потянулся правой рукой и накинул ремень на Алексея. Не пристегнул, а просто швырнул его на сиденье, создавая видимость.
– Тачка теперь у нас та еще, так что, будь уверен, сейчас начнется, – спокойно констатировал Проскурин. – Вот гадство! Времени в обрез. У дорожников техники полным-полно, им «уазик» из кювета вытащить – раз плюнуть. На все про все уйдет минут двадцать – двадцать пять. Значит, через полчаса твой Сулимо будет здесь.
– Почему это мой? Твой тоже, – вяло отозвался Алексей.
– Ладно-ладно, наш Сулимо. Стоявший у дороги гаишник, похожий на подгоревшего колобка, увидев изувеченную «пятерку», взмахнул жезлом, приказывая прижаться к обочине. На плече у него болтался «АКМС», левая рука стража порядка выразительно лежала на цевье автомата, и Проскурин предпочел не вступать в конфликт. Он подрулил к обочине и остановился, но не выбрался из салона, а остался сидеть. Гаишник с полминуты смотрел на «пятерку», выжидая, когда водитель наконец соизволит подойти, но Проскурину на его надежды было плевать. Гаишник, недобро ухмыляясь, двинулся к остановленной машине, переваливаясь с ноги на ногу, как Винни-Пух. Подойдя к «пятерке», гаишник недовольно стукнул жезлом по крылу.
– Ну че, ждать, что ль, тебя? – рыкнул он грозно, всем своим видом выражая недовольство, давая понять, что сейчас состоится «разбор полетов» и цена с обычного червонца подскочит раза в два. Проскурин порылся в кармане, достал права и протянул постовому. Тот несколько секунд изучал документы, отошел, сверяя номера, хмыкнул, вернулся обратно и поинтересовался недовольно:
– Почему машина в таком состоянии?
– В ремонт везу, капитан, – усмехнулся Проскурин. Постовой, на плечах которого красовались погоны сержанта, недобро осклабился.
– Значит, и хамим еще.
– Ага, – простодушно усмехнулся фээскашник. – Точно, хамим.
– А ну вылезай.
– Зачем это? – Брови Проскурина поползли вверх. – Если уж, командир, задерживаешь, то хоть объясни, за что.
– Сейчас я тебе объясню, – многообещающе буркнул тот. – Вылезай!.. – Он ругнулся матом и передвинул автомат на грудь. – Давай, а то сейчас шиздану очередью, скажу, что ты, сука, за пушкой полез. Понял? Давай выбирайся. И руки на крышу.
– Да брось, командир. Шутишь, что ли?
– Я тебе пошучу сейчас. Вылезай, сказал. – Сержант сдвинул предохранитель и передернул затвор. – И быстро.
– Ну, как скажешь, как скажешь, командир, – Проскурин улыбнулся, открыл дверцу и выбрался из машины. Повернувшись к сержанту спиной, он уперся руками в крышу. – Ты в кармане внутреннем посмотри, – добавил он с усмешечкой, ехидно так, словно призывал поучаствовать в веселом розыгрыше. Постовой быстро ощупал Проскурина, вытащил табельный пистолет и довольно гыкнул:
– Ага, еще и огнестрельное оружие возим?
– Да, возим, – согласился, вздохнув, Проскурин. – Я ж тебе говорю: ты во внутреннем кармане посмотри.
– А что у тебя там? – Похоже, настроение у сержанта начало подниматься. Он представил себе, как отходит этого наглого типа дубинкой по рыжей морде, а потом объяснит, что, мол, при задержании водитель «пятерки» оказал сопротивление и даже попытался схватиться за пушку. Или пускай гонит «штучку». «Зелененьких», «гринов», баксов. – Так, скажи второму, пусть тоже выбирается из машины и руки на крышу.
– Не может он, сержант, – серьезно ответил фээскашник. – Ранен он.
– Да ну? – Жадные ладони продолжали исследовать одежду Проскурина. Вот гаишник нашел нож, осмотрел, швырнул на капот. – Холодное оружие носим? Не зря в газетах пишут, что развелось вас, гнид, – рыкнул он, полагая, видимо, что перед ним или один из частных охранников, или, если больше повезет, обычный «бык», значит, сейчас договариваться будет. – Ну че ты? – Ствол автомата ткнулся Проскурину в спину. – Давай попробуй дернись.
– Да ладно, командир, утихни. – Проскурин поглядел через плечо.
– Я те щас утихну, тварь. Я те утихну. Тачка-то в розыске небось?
– Не-а, тачка чистая, – усмехнулся фээскашник. – Да ты глухой, что ли? Я же тебе сказал: во внутреннем кармане пиджака.
– Повернись-ка, – скомандовал гаишник, не переставая тыкать Проскурина автоматным стволом в спину. – Попробуй только пакшами шевельнуть, я тебя махом здесь положу.
– Ага, – кивнул Проскурин, поворачиваясь и улыбаясь. – Положишь ты, ложила, много вас таких, ложильщиков. Держа палец на курке, гаишник осторожно, по-воровски, запустил руку во внутренний карман пиджака майора, извлек на свет красную книжечку и посмотрел на нее изумленно. Открыл, прочитал. Лицо его моментально вытянулось, глаза округлились, в них мелькнула растерянность. Проскурин усмехнулся.
– Ну что, капитан, руки-то можно опустить? Или как?
– А, да, разумеется. Конечно, товарищ майор.
– Ну вот. Ты пушку-то убери, а то, не ровен час, на курочек-то нажмешь, с тебя станется. А мне, знаешь, что-то не хочется из-за козла дорожного подыхать.
– Да, извините, товарищ майор. Я ведь сразу не сообразил.
– Зря не сообразил. – Проскурин ядовито усмехнулся и продолжил зло: – Дурак ты, братец. Будь я «быком», десять раз тебя грохнуть бы успел. Постовой опустил автомат и сдвинул его набок, затем козырнул.
– Извините, товарищ майор.
– Ладно, пушку отдай.
– Да. – Сержант полез в карман, вытащил «ПМ» и вернул его Проскурину. Тот забрал пистолет, взял документы, нож и сел за руль. Подумал пару секунд, оглянулся.
– Да, сержант, вот еще что. Тут за нами минут, может быть, через пять-десять-пятнадцать проедет зеленый «уазик». Военный. Правое переднее крыло ободрано. И слева тоже должны быть вмятины и царапины. Короче, признаешь сразу, не маленький. Так вот, дружеский тебе совет: останови его и проверь хорошенько.
– Мы не имеем права военные машины останавливать, – угрюмо сообщил постовой.
– Да это я знаю, – кивнул Проскурин. – А ты все-таки останови и проверь. Возможно, номера-то липовые и люди, которые в нем сидят, тоже далеко не военные. Все в штатском.
– А что, случилось чего? – насторожился сержант.
– Случилось, случилось. Ты не рассуждай, мил друг, а делай, что тебе говорят. Глядишь, и повышение получишь. Может, переведут тебя из этой дыры к городу поближе. В теплой будке-то лучше сидеть, чем на морозе торчать. Сержант согласно кивнул:
– Хорошо, товарищ майор. Остановлю, проверю.
– Вот-вот. – Проскурин подумал еще пару секунд, словно решая, сообщать ли дополнительные сведения этому постовому или оставить их при себе, но все-таки добавил: – Ты, кстати, будь настороже, мил друг, эти ребята, похоже, вооружены. И серьезно. Понял? Сержант задумался. Проскурин понизил голос и сообщил еще доверительнее:
– И уж если совсем быть честным: проверка это по области. Понял? Постовых проверяют. Так что, смотри, чтобы все было по уставу, как положено. Задержание, протокол, тра-та-та. Они, конечно, тебе всякую лабуду будут нести, но не вздумай с ними в разговоры вступать или на деньги зариться. А то уже восемь человек на этом поймали. Сержант просиял. «Наконец-то этот парень из ФСК объяснил все как положено. Проверка, значит? Ну что же. Эти проверяющие не смогут потом сказать, что я нарушаю устав. Все будет честь по чести: задержание, протокол, рапорт. Не такой уж плохой парень этот фээскашник. Предупредил. Ну, оно и понятно. Все-таки смежные ведомства, почти братья».
– Ладно, сержант, смотри в оба, – улыбнулся Проскурин, нажимая на газ. «Пятерка», истерично взвизгнув колодками, рванула с места, затем приостановилась, сдала назад. Проскурин высунулся из машины и крикнул сержанту: – Да, слушай, командир, тут ведь до Ростова еще один пост?
– Да, есть, – с готовностью кивнул тот.
– Ты вот что, звякни туда, чтобы нас не останавливали, а то мне напарника срочно в больницу отвезти надо.
– Конечно, товарищ майор. Прямо сейчас и позвоню.
– Ну, спасибо, сержант. Счастливо. Машина покатила вперед и через несколько секунд скрылась из виду.
Глава 24
Уже на въезде в город Паша повернулся к Максиму.
– Куда поедем-то, товарищ полковник? В прокуратуру?
– Нет. – Максим достал из кейса сложенный листок договора о поставке списанного обмундирования, прочел юридический адрес фирмы-покупателя и сказал: – Давай-ка на проспект Ленина, только побыстрее. Время дорого.
– Понял, товарищ полковник, – согласно кивнул шофер, нажимая на газ. Ему нравилось, когда шеф давал подобные поручения. Можно было гнать «Волгу» вовсю и при этом быть уверенным, что ни одна из гаишных крыс машину не остановит. А если и остановит, то тут же вытянется и честь отдаст, увидев полковничьи погоны. До проспекта Ленина, одной из главных улиц, они долетели минут за десять. У нужного дома Максим приказал:
– Вот здесь останови, Паш. Подожди, не паркуйся. Минут через десять-пятнадцать вернусь.
– Хорошо, товарищ полковник. – Солдат потянулся к бардачку за книжкой. Максим вошел в гулкий подъезд. Чувствовалось, что здесь убирались на совесть. Дом был из старых, мощный, с неимоверно высокими потолками и дзотовыми стенами в метр толщиной. Так что в подъезде было тихо, ни звука. Максим автоматически отметил: здесь тепло, не то что в обычных пятиэтажках, где зимой стылый ветер выдувает из подъездов нагретый хилыми батареями воздух до капли. И собачий дух тут иной – благородный. Не мочой бродячих псов воняло, а ухоженной шкурой доберманов, ротвейлеров, булей, стаффов… У двери нужной квартиры Максим остановился и, нажав кнопку звонка, услышал глухой, далекий перелив соловьиной трели. Прошло несколько долгих минут, за которые он успел изучить обивку. Хорошую обивку, дорогую. Тяжело брякнул засов, потом повернули ключ в замке. Максим услышал не просто щелчок, а железный стук: выходили боковые и верхние запоры. «Дверь, значит, стальная, – заметил он. – Есть что прятать?» На пороге возникла дама средних лет в строгом платье и с умопомрачительной высокой прической, которая, впрочем, ей шла. Дама с любопытством уставилась на Максима.
– Добрый день, – кивнул он, доставая из кармана удостоверение. – Следователь военной прокуратуры Латко Максим Леонидович. Дама осторожно взяла удостоверение, тщательно изучила его и неожиданно визгливым голосом выдохнула:
– Ну и что вам угодно?
– Иверин Георгий Витальевич здесь живет? – поинтересовался Максим.
– Ну здесь, – все с тем же вызовом подтвердила дама. – А вы по какому вопросу?
– Да я, собственно, по вопросу личной беседы. – Максим почувствовал, как в нем поднимается волна раздражения, но придержал его и продолжал говорить спокойно и невозмутимо: – Хотелось бы побеседовать с этим самым Георгием Витальевичем Ивериным. Дама пару секунд недовольно смотрела на гостя, затем отступила в глубину коридора и позвала:
– Георгий Витальевич, к вам товарищ из военной прокуратуры. – Потом мотнула головой. – Ну, заходите уж, раз пришли. Максим шагнул в прихожую. Дама тут же бочком протиснулась мимо него к двери, захлопнула ее и закрыла на все запоры. Мебель в квартире Иверина стояла шикарная, из тех, что продают в дорогих мебельных салонах. Прихожая орехового дерева, стены затянуты темными дубовыми панелями, светильнички уютные, хрустальные. Из глубины гостиной, впечатляющей своими размерами, донеслись шаркающие шаги, и в коридоре появился сам: высокий, представительный, седой, в очках, чуть отвисшее пузцо, обтянутое дорогой спортивной курткой, такие же спортивные брюки и тапочки из оленьей кожи.
– Добрый день, – первым поздоровался Георгий Витальевич. Его мягкая вежливость никак не вязалась с визгливостью хозяйки. – Я – Иверин Георгий Витальевич. – Он сделал шаг вперед и протянул Максиму холеную руку. – Чему обязан? Максим не сомневался, что Иверин слышал, как он представился, но тем не менее повторил:
– Следователь военной прокуратуры Латко.
– Полковник, – утвердительно сказал хозяин.
– Совершенно верно, – кивнул Максим. – Георгий Витальевич, мне нужно с вами поговорить.
– Ну что же, раздевайтесь, проходите в гостиную. Я думаю, там будет удобно. Максим снял шинель, стянул ботинки.
– Пожалуйста, тапочки, – предложил Иверин.
– Благодарю. Максим сунул ноги в теплые тапочки и проследовал за хозяином в гостиную.
– Присаживайтесь, – предложил Иверин, указывая на мягкий диван.
– Спасибо. – Максим осторожно опустился на краешек, достал договор, развернул его и положил на гладкую холодную поверхность стола, ощутив ладонью благородство лака.
– Хорошая мебель. – Иверин оказался мужчиной чрезвычайно глазастым. – Одна беда – слишком прихотлива. Требует, знаете ли, постоянного ухода. Вика, – произнес он тихо, глядя прямо перед собой. Максим не сразу понял, что обращается он к визгливой женщине, но та, словно дрессированная собачка, появилась на пороге.
– Слушаю, Георгий Витальевич.
– Вика, заварите нам чаю. Хотя, может быть, товарищ предпочитает кофе?
– Благодарю. Если это не слишком обременительно, – улыбнулся Максим.
– Ну что вы, вовсе нет. Значит, чай и кофе.
– Одну минуточку. – Вика исчезла в глубине квартиры все с той же прытью угодливой собаки.
– Так что дорогу строят, как для «новых русских», – усмехнулся он снова, – а жить будут середнячки. Спрашивается: на кой им такая дорога?
– Ну, это понятно, – заперхал кашлем Алексей.
– Да и мне понятно. Иначе самолет не сядет.
– Точно. И наискосок нельзя – заход получится от холма. Тоже не сесть. С противоположной стороны посадить самолет можно, но там густые посадки. Полосы метров триста лишних понадобится проложить. Получится, что в план не укладываются. Вопросы начнутся.
– Верно, – кивнул Проскурин. – Какой пробег «МиГу» нужен?
– Не меньше шестисот метров. – Алексей подумал. – Оптимально – восемьсот.
– Вот, а тут ровным счетом девятьсот метров. Ты подумай: это ведь не улицу в городе асфальтировать. Работы сколько: деревья срубить, пни выкорчевать, площадку разровнять, гравий насыпать, асфальт положить. Обалдеть можно. Бригадир говорит, что они последние триста метров по ночам выкладывали. Не успевали в срок. Приехал, говорит, коммерческий директор фирмы-заказчика и такую вонь поднял – куда там, хоть противогаз надевай. Строители попытались его было уверить, что после Нового года нагонят и к сроку все будет готово, а тот нет, говорит, раз в сроки не укладываетесь, будем договор расторгать. В общем, пришлось им потрудиться. Так веришь – нет, этот парень, надзиратель от заказчика, каждый вечер сам здесь появлялся и денежки рабочим выдавал. Стимул, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Алексей.
– Ну и дорожники постарались, подналегли, так что к Новому году девятьсот метров полосы готово было. Как с куста.
– За глаза, – подтвердил Алексей. – Ну-ка, остановись. Проскурин тормознул.
– Что такое? Алексей открыл дверцу, оглянулся и пробормотал:
– Сдай назад метров на десять. Фээскашник послушно выполнил его просьбу.
– Смотри. – Алексей указал на черную полосу примерно метр двадцать длиной и пятнадцать сантиметров шириной. Ощущение было такое, словно озорной ребенок мазнул черной краской точно посреди асфальтовой полосы, как раз там, где позже протянется белая разметка. – Видишь?
– Вижу, полоса какая-то. – Проскурин прищурился. – И что?
– Полоса-а… Не полоса, а посадочный след. Резина горела. На любой аэродром съезди, там вся бетонка такими вот полосами исчерчена.
– Так. – Фээскашник встрепенулся и забормотал: – Черт, фотоаппарат бы, заснять.
– Да брось ты, потом заснимешь. – Алексей махнул рукой. – Куда она денется-то? Это тебе не грязь, ее мокрой тряпочкой не сотрешь.
– А вдруг сотрут? Или закрасят, или еще что-нибудь?
– Краску снимете, коли понадобится, и соскоб возьмете. Резина, когда горит, к асфальту намертво приваривается.
– Тоже верно. – Проскурин немного успокоился. – Так-так-так.
– Он посмотрел на попутчика и вдруг весело подмигнул. – Ну что, браток, похоже, на первую ступеньку этой лесенки мы с тобой поднялись. Знать бы еще, как высоко она ведет.
– Ничего, разберешься. Ты настырный, я смотрю, – болезненно ухмыльнулся Алексей. – С тебя станется.
– Это верно.
– Ты автомат-то куда дел? – вдруг тихо, почти шепотом поинтересовался Алексей.
– Здесь, под сиденьем лежит. – Фээскашник насторожился. – А что такое? Почему ты спрашиваешь?
– Да нет, просто так. Думаю. Нам с тобой в голову пришло, что надо на аэродром съездить… – Алексей замолчал. Проскурин уже понял, о чем говорит его попутчик. Разумеется, убийцы тоже должны догадаться, что беглецы первым делом попытаются найти аэродром, потому что аэродром – ключ ко всему. Узнаешь, кто заказывал музыку, можешь выйти на конкретных людей, а уж выудить из этих людей сведения – дело техники. «Значит, – Проскурин построил логическую цепочку чуть дальше, – эти люди должны быть вне пределов досягаемости. Они либо уехали, либо мертвы. Поэтому скорее всего широкоплечие хлопчики поджидают где-то рядышком. Они потеряли нас на шоссе, но у них было достаточно времени, чтобы добраться сюда». Собственно говоря, он, Проскурин, на месте убийц именно так бы и поступил.
Они и поступили именно так. «Пятерка» проехала еще метров сто пятьдесят и вдруг резко остановилась. Алексей, уже снова откинувшийся в удобном кресле и закрывший глаза, поднялся.
– Что случилось?
– Смотри, – спокойно произнес Проскурин. Алексей тряхнул головой, отгоняя туманную пелену, и сразу же увидел их. У обочины стоял военный «уазик», а рядом с ним двое крепких плечистых парней. И третий. Его Алексей узнал сразу: знакомые усики, ладно сбитая фигура. Сулимо курил, неотрывно наблюдая за пассажирами остановившегося «жигуленка». Двое плечистых выглядели чуть более расслабленно, хотя фээскашнику была знакома эта расслабленность. Он понимал, что им не проскочить и половины из той сотни метров, что разделяет «пятерку» и «уазик», а убийцы уже выхватят из-под пальто автоматы и успеют выпустить как минимум по одной длинной очереди. Проскурин оглянулся на дорожную бригаду. «Далеко, – решил он. – Черт, как далеко!» Рабочие были заняты своим делом. Шум мощных машин заглушит и без того тихие выстрелы оснащенных глушителями «кипарисов». Майор подумал о том, что можно было бы достать из-под сиденья автомат, но тут же решил, что не стоит. Ему все равно не успеть. Хлопчики откроют огонь раньше, чем он пристегнет магазин. Не говоря уж о глушителе. Можно было бы попробовать рвануть на посадки, но «пятерка» – не танк, завязнет. Когда Проскурин повернулся, один из убийц уже сунул руку под пальто, второй с небольшим запозданием начал зеркально повторять движения напарника. «Левша, вероятно, – с каким-то холодным безумным спокойствием решил фээскашник. – Точно, левша. Значит, автомат у него справа висит». Только капитан не суетился, не тащил оружие, просто стоял и смотрел.
– Ныряй под сиденье, – скомандовал Проскурин, резко вбивая в пол педаль газа, и рыкнул: – Махом! Он понимал: времени на то, чтобы пристегнуться, у него уже нет. «Пятерка», яростно взревев двигателем, рванула с места и, словно огненная торпеда, помчалась прямо на молчаливые плечистые фигуры. Мысли в голове Проскурина неслись, словно табун обезумевших лошадей, моментально сменяя одна другую. Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно по возможности сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, нужно еще и не перевернуться самим… Пятьдесят метров. Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто. «И у этого пушка, – подумал Проскурин. – Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика», так, чтобы каша одна осталась!» Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.
– Сейчас, ребята, – бормотнул Проскурин просто так, для успокоения. Двадцать пять метров. «Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще, что не ночью, когда мы оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…» Десять метров. В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел скрючившись под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости. Проскурин рванул руль вправо, затем – резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево, – капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка». «Вот тебе и толчковая левая», – злорадно подумал Проскурин. В следующий момент он услышал свист пуль над головой – левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади. Проскурин резко выпрямился. «Жигули» развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами. «Вот и все, – подумал Проскурин. – Вот и все наши следы. Туфта собачья. Дорожники покажут, что видели «пятерку», выписывающую на дороге кренделя, и в результате посадочный след самолета пойдет как наш собственный, тормозной». Он дернул руль влево, гася вращение. «Жигуленок» по-собачьи вильнул задом, выровнялся и рванул к шоссе. Боковое зеркальце заднего вида отсутствовало, но центральное каким-то чудом уцелело, и в нем Проскурин увидел лежащий на боку в кювете «уазик» и пару темных фигур, орущих и нелепо размахивающих руками. «Ну да, спектакль для дорожной бригады. – Фээскашник выжал полный газ. – Молодцы, хлопчики, быстро соображают, надо отдать им должное. Пропустили, а потом просто перекрыли дорогу и подождали, пока мы поедем обратно». «Пятерка» выехала на шоссе, повернула налево и покатила в сторону Ростова.
– Ну что, все? – подал голос скорчившийся под передним сиденьем Алексей.
– Все-все, вылезай, – серьезно кивнул Проскурин. – Этот низенький и есть твой капитан?
– Точно. – Алексей с трудом забрался на усыпанное осколками кресло. – Оторвались? – через силу спросил он.
– Ненадолго. – Проскурин снова покосился в зеркальце. Пусто. Пока пусто. – Они ведь не дураки. Сейчас поинтересуются у бригадира, что он нам рассказал, и будут более или менее точно знать, где нас искать.
– Где? – Алексей дышал глубоко и часто. – Я еще и сам не знаю, где нас искать, а ты говоришь: они будут знать.
– Конечно, будут, – спокойно подтвердил фээскашник. – Надо поехать в здешний горсовет, выяснить, кто выбил территорию под коттеджный городок, проверить документы этого… «Лукоморья». Сейчас ведь, друг ситный, такие дела просто так не делаются. Обязательно или звоночек был «от Иван Ивановича», или еще что-нибудь в том же духе. Доброхотов днем с огнем не сыщешь, особенно альтруистов. Знаешь, в сельсоветах такие жуки сидят, я тебе скажу, скорее себе ухо откусят, чем кому-нибудь за так хотя бы сотку земли выделят. А тут, прикинь, какая территория.
– Но ведь это же можно узнать и в фирме, с которой подряд на строительство дороги заключали?
– Можно, – согласился Проскурин, – но не так надежно. Могут и не сказать ничего.
– А в сельсовете скажут?
– И в сельсовете могут не сказать. Но мы выясним. По своим каналам. ГБ теперь, конечно, не то, что раньше, но все-таки… Силовые структуры еще уважают. Ничего, найдем, как прижать хвост этому «Лукоморью». То и дело поглядывая в зеркальце, майор вел машину спокойно и уверенно. Приближаясь к мосту, за которым располагался пост ГАИ, он лениво набросил ремень безопасности, потянулся правой рукой и накинул ремень на Алексея. Не пристегнул, а просто швырнул его на сиденье, создавая видимость.
– Тачка теперь у нас та еще, так что, будь уверен, сейчас начнется, – спокойно констатировал Проскурин. – Вот гадство! Времени в обрез. У дорожников техники полным-полно, им «уазик» из кювета вытащить – раз плюнуть. На все про все уйдет минут двадцать – двадцать пять. Значит, через полчаса твой Сулимо будет здесь.
– Почему это мой? Твой тоже, – вяло отозвался Алексей.
– Ладно-ладно, наш Сулимо. Стоявший у дороги гаишник, похожий на подгоревшего колобка, увидев изувеченную «пятерку», взмахнул жезлом, приказывая прижаться к обочине. На плече у него болтался «АКМС», левая рука стража порядка выразительно лежала на цевье автомата, и Проскурин предпочел не вступать в конфликт. Он подрулил к обочине и остановился, но не выбрался из салона, а остался сидеть. Гаишник с полминуты смотрел на «пятерку», выжидая, когда водитель наконец соизволит подойти, но Проскурину на его надежды было плевать. Гаишник, недобро ухмыляясь, двинулся к остановленной машине, переваливаясь с ноги на ногу, как Винни-Пух. Подойдя к «пятерке», гаишник недовольно стукнул жезлом по крылу.
– Ну че, ждать, что ль, тебя? – рыкнул он грозно, всем своим видом выражая недовольство, давая понять, что сейчас состоится «разбор полетов» и цена с обычного червонца подскочит раза в два. Проскурин порылся в кармане, достал права и протянул постовому. Тот несколько секунд изучал документы, отошел, сверяя номера, хмыкнул, вернулся обратно и поинтересовался недовольно:
– Почему машина в таком состоянии?
– В ремонт везу, капитан, – усмехнулся Проскурин. Постовой, на плечах которого красовались погоны сержанта, недобро осклабился.
– Значит, и хамим еще.
– Ага, – простодушно усмехнулся фээскашник. – Точно, хамим.
– А ну вылезай.
– Зачем это? – Брови Проскурина поползли вверх. – Если уж, командир, задерживаешь, то хоть объясни, за что.
– Сейчас я тебе объясню, – многообещающе буркнул тот. – Вылезай!.. – Он ругнулся матом и передвинул автомат на грудь. – Давай, а то сейчас шиздану очередью, скажу, что ты, сука, за пушкой полез. Понял? Давай выбирайся. И руки на крышу.
– Да брось, командир. Шутишь, что ли?
– Я тебе пошучу сейчас. Вылезай, сказал. – Сержант сдвинул предохранитель и передернул затвор. – И быстро.
– Ну, как скажешь, как скажешь, командир, – Проскурин улыбнулся, открыл дверцу и выбрался из машины. Повернувшись к сержанту спиной, он уперся руками в крышу. – Ты в кармане внутреннем посмотри, – добавил он с усмешечкой, ехидно так, словно призывал поучаствовать в веселом розыгрыше. Постовой быстро ощупал Проскурина, вытащил табельный пистолет и довольно гыкнул:
– Ага, еще и огнестрельное оружие возим?
– Да, возим, – согласился, вздохнув, Проскурин. – Я ж тебе говорю: ты во внутреннем кармане посмотри.
– А что у тебя там? – Похоже, настроение у сержанта начало подниматься. Он представил себе, как отходит этого наглого типа дубинкой по рыжей морде, а потом объяснит, что, мол, при задержании водитель «пятерки» оказал сопротивление и даже попытался схватиться за пушку. Или пускай гонит «штучку». «Зелененьких», «гринов», баксов. – Так, скажи второму, пусть тоже выбирается из машины и руки на крышу.
– Не может он, сержант, – серьезно ответил фээскашник. – Ранен он.
– Да ну? – Жадные ладони продолжали исследовать одежду Проскурина. Вот гаишник нашел нож, осмотрел, швырнул на капот. – Холодное оружие носим? Не зря в газетах пишут, что развелось вас, гнид, – рыкнул он, полагая, видимо, что перед ним или один из частных охранников, или, если больше повезет, обычный «бык», значит, сейчас договариваться будет. – Ну че ты? – Ствол автомата ткнулся Проскурину в спину. – Давай попробуй дернись.
– Да ладно, командир, утихни. – Проскурин поглядел через плечо.
– Я те щас утихну, тварь. Я те утихну. Тачка-то в розыске небось?
– Не-а, тачка чистая, – усмехнулся фээскашник. – Да ты глухой, что ли? Я же тебе сказал: во внутреннем кармане пиджака.
– Повернись-ка, – скомандовал гаишник, не переставая тыкать Проскурина автоматным стволом в спину. – Попробуй только пакшами шевельнуть, я тебя махом здесь положу.
– Ага, – кивнул Проскурин, поворачиваясь и улыбаясь. – Положишь ты, ложила, много вас таких, ложильщиков. Держа палец на курке, гаишник осторожно, по-воровски, запустил руку во внутренний карман пиджака майора, извлек на свет красную книжечку и посмотрел на нее изумленно. Открыл, прочитал. Лицо его моментально вытянулось, глаза округлились, в них мелькнула растерянность. Проскурин усмехнулся.
– Ну что, капитан, руки-то можно опустить? Или как?
– А, да, разумеется. Конечно, товарищ майор.
– Ну вот. Ты пушку-то убери, а то, не ровен час, на курочек-то нажмешь, с тебя станется. А мне, знаешь, что-то не хочется из-за козла дорожного подыхать.
– Да, извините, товарищ майор. Я ведь сразу не сообразил.
– Зря не сообразил. – Проскурин ядовито усмехнулся и продолжил зло: – Дурак ты, братец. Будь я «быком», десять раз тебя грохнуть бы успел. Постовой опустил автомат и сдвинул его набок, затем козырнул.
– Извините, товарищ майор.
– Ладно, пушку отдай.
– Да. – Сержант полез в карман, вытащил «ПМ» и вернул его Проскурину. Тот забрал пистолет, взял документы, нож и сел за руль. Подумал пару секунд, оглянулся.
– Да, сержант, вот еще что. Тут за нами минут, может быть, через пять-десять-пятнадцать проедет зеленый «уазик». Военный. Правое переднее крыло ободрано. И слева тоже должны быть вмятины и царапины. Короче, признаешь сразу, не маленький. Так вот, дружеский тебе совет: останови его и проверь хорошенько.
– Мы не имеем права военные машины останавливать, – угрюмо сообщил постовой.
– Да это я знаю, – кивнул Проскурин. – А ты все-таки останови и проверь. Возможно, номера-то липовые и люди, которые в нем сидят, тоже далеко не военные. Все в штатском.
– А что, случилось чего? – насторожился сержант.
– Случилось, случилось. Ты не рассуждай, мил друг, а делай, что тебе говорят. Глядишь, и повышение получишь. Может, переведут тебя из этой дыры к городу поближе. В теплой будке-то лучше сидеть, чем на морозе торчать. Сержант согласно кивнул:
– Хорошо, товарищ майор. Остановлю, проверю.
– Вот-вот. – Проскурин подумал еще пару секунд, словно решая, сообщать ли дополнительные сведения этому постовому или оставить их при себе, но все-таки добавил: – Ты, кстати, будь настороже, мил друг, эти ребята, похоже, вооружены. И серьезно. Понял? Сержант задумался. Проскурин понизил голос и сообщил еще доверительнее:
– И уж если совсем быть честным: проверка это по области. Понял? Постовых проверяют. Так что, смотри, чтобы все было по уставу, как положено. Задержание, протокол, тра-та-та. Они, конечно, тебе всякую лабуду будут нести, но не вздумай с ними в разговоры вступать или на деньги зариться. А то уже восемь человек на этом поймали. Сержант просиял. «Наконец-то этот парень из ФСК объяснил все как положено. Проверка, значит? Ну что же. Эти проверяющие не смогут потом сказать, что я нарушаю устав. Все будет честь по чести: задержание, протокол, рапорт. Не такой уж плохой парень этот фээскашник. Предупредил. Ну, оно и понятно. Все-таки смежные ведомства, почти братья».
– Ладно, сержант, смотри в оба, – улыбнулся Проскурин, нажимая на газ. «Пятерка», истерично взвизгнув колодками, рванула с места, затем приостановилась, сдала назад. Проскурин высунулся из машины и крикнул сержанту: – Да, слушай, командир, тут ведь до Ростова еще один пост?
– Да, есть, – с готовностью кивнул тот.
– Ты вот что, звякни туда, чтобы нас не останавливали, а то мне напарника срочно в больницу отвезти надо.
– Конечно, товарищ майор. Прямо сейчас и позвоню.
– Ну, спасибо, сержант. Счастливо. Машина покатила вперед и через несколько секунд скрылась из виду.
Глава 24
Уже на въезде в город Паша повернулся к Максиму.
– Куда поедем-то, товарищ полковник? В прокуратуру?
– Нет. – Максим достал из кейса сложенный листок договора о поставке списанного обмундирования, прочел юридический адрес фирмы-покупателя и сказал: – Давай-ка на проспект Ленина, только побыстрее. Время дорого.
– Понял, товарищ полковник, – согласно кивнул шофер, нажимая на газ. Ему нравилось, когда шеф давал подобные поручения. Можно было гнать «Волгу» вовсю и при этом быть уверенным, что ни одна из гаишных крыс машину не остановит. А если и остановит, то тут же вытянется и честь отдаст, увидев полковничьи погоны. До проспекта Ленина, одной из главных улиц, они долетели минут за десять. У нужного дома Максим приказал:
– Вот здесь останови, Паш. Подожди, не паркуйся. Минут через десять-пятнадцать вернусь.
– Хорошо, товарищ полковник. – Солдат потянулся к бардачку за книжкой. Максим вошел в гулкий подъезд. Чувствовалось, что здесь убирались на совесть. Дом был из старых, мощный, с неимоверно высокими потолками и дзотовыми стенами в метр толщиной. Так что в подъезде было тихо, ни звука. Максим автоматически отметил: здесь тепло, не то что в обычных пятиэтажках, где зимой стылый ветер выдувает из подъездов нагретый хилыми батареями воздух до капли. И собачий дух тут иной – благородный. Не мочой бродячих псов воняло, а ухоженной шкурой доберманов, ротвейлеров, булей, стаффов… У двери нужной квартиры Максим остановился и, нажав кнопку звонка, услышал глухой, далекий перелив соловьиной трели. Прошло несколько долгих минут, за которые он успел изучить обивку. Хорошую обивку, дорогую. Тяжело брякнул засов, потом повернули ключ в замке. Максим услышал не просто щелчок, а железный стук: выходили боковые и верхние запоры. «Дверь, значит, стальная, – заметил он. – Есть что прятать?» На пороге возникла дама средних лет в строгом платье и с умопомрачительной высокой прической, которая, впрочем, ей шла. Дама с любопытством уставилась на Максима.
– Добрый день, – кивнул он, доставая из кармана удостоверение. – Следователь военной прокуратуры Латко Максим Леонидович. Дама осторожно взяла удостоверение, тщательно изучила его и неожиданно визгливым голосом выдохнула:
– Ну и что вам угодно?
– Иверин Георгий Витальевич здесь живет? – поинтересовался Максим.
– Ну здесь, – все с тем же вызовом подтвердила дама. – А вы по какому вопросу?
– Да я, собственно, по вопросу личной беседы. – Максим почувствовал, как в нем поднимается волна раздражения, но придержал его и продолжал говорить спокойно и невозмутимо: – Хотелось бы побеседовать с этим самым Георгием Витальевичем Ивериным. Дама пару секунд недовольно смотрела на гостя, затем отступила в глубину коридора и позвала:
– Георгий Витальевич, к вам товарищ из военной прокуратуры. – Потом мотнула головой. – Ну, заходите уж, раз пришли. Максим шагнул в прихожую. Дама тут же бочком протиснулась мимо него к двери, захлопнула ее и закрыла на все запоры. Мебель в квартире Иверина стояла шикарная, из тех, что продают в дорогих мебельных салонах. Прихожая орехового дерева, стены затянуты темными дубовыми панелями, светильнички уютные, хрустальные. Из глубины гостиной, впечатляющей своими размерами, донеслись шаркающие шаги, и в коридоре появился сам: высокий, представительный, седой, в очках, чуть отвисшее пузцо, обтянутое дорогой спортивной курткой, такие же спортивные брюки и тапочки из оленьей кожи.
– Добрый день, – первым поздоровался Георгий Витальевич. Его мягкая вежливость никак не вязалась с визгливостью хозяйки. – Я – Иверин Георгий Витальевич. – Он сделал шаг вперед и протянул Максиму холеную руку. – Чему обязан? Максим не сомневался, что Иверин слышал, как он представился, но тем не менее повторил:
– Следователь военной прокуратуры Латко.
– Полковник, – утвердительно сказал хозяин.
– Совершенно верно, – кивнул Максим. – Георгий Витальевич, мне нужно с вами поговорить.
– Ну что же, раздевайтесь, проходите в гостиную. Я думаю, там будет удобно. Максим снял шинель, стянул ботинки.
– Пожалуйста, тапочки, – предложил Иверин.
– Благодарю. Максим сунул ноги в теплые тапочки и проследовал за хозяином в гостиную.
– Присаживайтесь, – предложил Иверин, указывая на мягкий диван.
– Спасибо. – Максим осторожно опустился на краешек, достал договор, развернул его и положил на гладкую холодную поверхность стола, ощутив ладонью благородство лака.
– Хорошая мебель. – Иверин оказался мужчиной чрезвычайно глазастым. – Одна беда – слишком прихотлива. Требует, знаете ли, постоянного ухода. Вика, – произнес он тихо, глядя прямо перед собой. Максим не сразу понял, что обращается он к визгливой женщине, но та, словно дрессированная собачка, появилась на пороге.
– Слушаю, Георгий Витальевич.
– Вика, заварите нам чаю. Хотя, может быть, товарищ предпочитает кофе?
– Благодарю. Если это не слишком обременительно, – улыбнулся Максим.
– Ну что вы, вовсе нет. Значит, чай и кофе.
– Одну минуточку. – Вика исчезла в глубине квартиры все с той же прытью угодливой собаки.