Страница:
– Спокойно, сержант, – коротко и властно приказал широкоплечий. Сказано это было тем самым командирским тоном, который сержант понимал лучше всего. И сейчас по каким-то едва уловимым интонациям в голосе накачанного здорового парня он понял: перед ним не просто начальство, а начальство, стоящее на недосягаемой высоте. Здоровяк спокойно сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил из него красные корочки с тисненой золотой надписью, увидев которую сержант Леша неожиданно побледнел и сглотнул. Между тем Второй продемонстрировал потерявшемуся вконец стражу порядка фотографию, наклеенную внутри книжицы, и, повернувшись, кивнул стоящим у него за спиной фигурам. Он ничего не сказал, но те среагировали моментально: сорвались и побежали вслед за Алексеем.
– Поднимите пистолет, сержант, – равнодушно и спокойно приказал Второй.
– Так точно, – кивнул тот, борясь с подступающим желанием отдать человеку в штатском честь. – Извините, товарищ лейтенант. Он наклонился, поднял пистолет и растерянно повертел оружие в руках, словно решая, что же с ним делать: засунуть в кобуру так, мокрым, или все-таки вытереть. Видимо, решив не усугублять своего и без того поганого положения, страж порядка сунул оружие в кобуру и виновато сглотнул.
– Извините, товарищ лейтенант, – еще раз повторил он, – ошибочка вышла. Мне этот человек сказал, что вы похитили у него важные бумаги. Второй окинул его с ног до головы жестким, полным презрения взглядом.
– Вы хоть документы-то у него проверили, сержант? Сержант смутился еще больше.
– Никак нет, товарищ лейтенант. Я… мне… В эту минуту мимо протопотала еще какая-то объемисто-мускулистая ватага, а за спиной Второго неожиданно прозвучал вальяжный, фальшиво доброжелательный голос:
– Э, братан, че вам здесь надо?
Алексей пронесся по узенькой дорожке к зданию почты и, шарахнувшись вправо, по самой стене, нырнул за угол. Нужное строение находилось метрах в двадцати пяти. Алексей рванулся из последних сил, слыша за спиной приближающиеся шаги. Поскользнувшись на покрытом ледяной корочкой асфальте и упав, он вдруг понял, что убежать уже не удастся. Алексей перевернулся на спину, решив, что уж первому-то, кто приблизится, он врежет как следует ногой. Кто знает, вдруг ему повезет? Если убийца грохнется сверху, можно попытаться завладеть автоматом и посечь этих накачанных жлобов очередями. В следующую секунду его глазам предстала весьма странная картина: прямо на углу почты возилась, кряхтела какая-то странная куча-мала, топталась, дышала хрипло, словно могучий многолапый зверь. Алексей приподнялся на локте. Широкоплечие схватились с какими-то незнакомыми парнями. Похоже, с теми самыми «быками», которых он приметил у ларьков. Зрелище было жутковатым. Дерущиеся не кричали, не стонали, а только сопели угрюмо и страшно. В свете фонарей серо-голубым блеснул шипастый кастет. Кого-то хлестнули по переносью – мешковатая фигура опустилась на колени. И тут же – башмаком в морду – отвалилась на спину, мощным затылком в лед, а по ней уже топтались, вдавливая в асфальт, круша кости, словно это был не человек вовсе, а мешок с мусором. Кто-то закричал, протяжно и тонко. Алексей не стал дожидаться развязки. Зрелище подхлестнуло его, он вскочил и опрометью кинулся к подъезду указанного сержантом здания, добежал до него за несколько секунд и рванул на себя дверь, сразу увидев неправдоподобно чистый холл и сидящего у дверей вахтера, поворачивающегося на едва слышный звук скрипнувших петель. Уже на самом пороге Алексей оглянулся на приближающихся от угла к подъезду знакомых ребят в одинаковых пальто.
Глава 16
Дежурный позвонил, когда Сережку уже уложили спать. К телефону подошла Ирина и окликнула из комнаты приглушенно:
– Максим, это тебя! Максим сунул ноги в тапочки и пошлепал в коридор. Сейчас мысли его были заняты. Он только что излагал все свои предположения на бумаге. Это полезно хотя бы тем, что помогает сосредоточиться на одной задаче. Только что не без удовлетворения Максим вписал в план своих разыскных мероприятий еще пару пунктов, на его взгляд совершенно необходимых. В коридоре он снял трубку и, все еще занятый своими мыслями, представился:
– Латко, слушаю вас.
– Товарищ полковник, лейтенант Трофимов, дежурный по УВД.
– А, да, слушаю, лейтенант. В принципе, Максим знал, что услышит. Другое дело, что ему хотелось надеяться на везение. Однако фортуна сегодня, похоже, повернулась к нему спиной.
– Товарищ полковник, номер действительно ростовский, – сообщил Трофимов, – но его сняли с «Жигулей» примерно полтора месяца назад. Сами «Жигули» не угнали, а номер сняли.
– Дело-то завели? – спокойно поинтересовался Максим.
– Завели, конечно, но вы же знаете, у ребят из областного УВД «висяков» десятки. А тут машина на месте, номера только украли. Хозяин от радости чуть не прыгает. Понятное дело, объявили в розыск, но кто там будет смотреть? Номера-то могут на любую машину поставить.
– Вы хотите сказать, что их особенно и не искали, – утвердительно произнес Максим.
– Ну, в общем, не очень, конечно, – согласился Трофимов и, словно оправдываясь, добавил: – По правде говоря, у них там дел и посерьезнее хватает.
– Хорошо. А насчет «уазика» не поинтересовались, лейтенант?
– Дал запрос. Сказали, что через пару дней список пришлют. Но сразу вам могу сказать, товарищ полковник, что список листов на десять будет. Почитай, в половине ростовских организаций на «уазиках» катаются. И это только в одном городе. А если по области посмотреть, то и вообще беда. На проверку полгода уйдет. Утверждение было в общем-то бесспорным. И вдруг Максима осенило.
– Когда, говоришь, номерок-то сняли? – переспросил он.
– Примерно полтора месяца. Посмотреть точно, товарищ полковник?
– Да нет, не нужно. – Максим помассировал висок, озадаченно хмыкнул и спросил на всякий случай: – А ты ничего не путаешь, лейтенант? А то ведь знаешь, как бывает. Иногда месяцы в голове перепутаются. Думаешь, скажем, что дело было в ноябре, а оказывается – в декабре.
– Ну что вы, товарищ полковник, – как-то даже обиженно заметил лейтенант. – Полтора месяца – в ноябре это было. То ли семнадцатого, то ли шестнадцатого.
– Ну, спасибо, Трофимов.
– Да не за что, товарищ полковник. Обращайтесь, если вдруг что понадобится.
– Хорошо, лейтенант. Спокойного дежурства.
– Ага, спокойной ночи, товарищ полковник. Максим повесил трубку.
– По работе? – спросила из комнаты жена.
– Да. Он заглянул в гостиную. Ирина сидела перед телевизором и смотрела какой-то жуткий боевик. По пустынной ночной улице носилась команда оголтелых парней и палила друг в друга из автоматов, а бородатый дядька с очень знакомой физиономией приказывал своему приятелю разворачивать машину и рвал из-под куртки массивный пистолет. Максим несколько секунд наблюдал за киноперестрелкой, затем усмехнулся и дернул головой. Посмотреть кино, так у них там все просто. Хотя кое в чем Максим все же завидовал штатовцам и иже с ними. В основном это касалось компьютерной сети. Вернувшись на кухню, Максим просмотрел записи и прибавил к ним еще один пункт, пометив его буквой «П», что означало «подумать». «Стало быть, номера сняли в середине ноября. Выходит, эти ребята уже тогда предвидели, что им придется кататься по делам. И по таким делам, что лишний раз лучше не «светиться». Интересно, интересно. Значит, афера, которую задумал человек-невидимка, готовилась уже полтора месяца назад. По всему видно, что ребятишки собирались не семечки с колхозного поля тырить. Серьезно готовились, долго». Максим подумал и дописал еще один пункт: «Проверить данные: пустующие заводы, склады, технические сооружения с а)железнодорожным подъездом; б)хорошей подъездной дорогой; в)достаточно удаленные от крупных населенных пунктов (г.г. Шахтинск, Новошахтинск, радиус 10 – 50 км)». Следующий пункт: «Проверить заказ воинских частей на железнодорожные товарные вагоны». Подумал и вычеркнул последний пункт, решив, что невидимка – человек достаточно предусмотрительный, операцию разрабатывал долго и у него было время обдумать все до мелочей. Не стал бы он так подставляться. И все-таки Максим был уверен, что пресловутый человек-невидимка, лицо, о котором он размышлял большую часть дня, не мог предугадать всего. Где-нибудь должен быть прокол. Возможно, штришок, мелочь, ерунда, но она есть, а значит, ее можно найти. И если Максиму удастся это сделать, то удастся добраться и до самой сути происходящего. Надо дождаться завтрашнего дня, разослать запросы и ждать, ждать. То, что ему нужно, может находиться под самым носом. Максим аккуратной стопочкой сложил записи в кейс-атташе. Кейс он не любил, носил редко, – слишком официально, папка проще и руку не тянет, – но завтра намеревался взять. Выключив в кухне свет, он посмотрел в окно. Народу на улице хватало. Многие как раз сейчас возвращались с работы. На углу, на крохотной платной стоянке, маячил оранжевый «рафик», рядом с которым мирно беседовали двое крепких широкоплечих ребят в пальто. Машина была наполовину скрыта тенью, но эти двое стояли под самым фонарем и болтали о чем-то, смеялись, курили. У Максима было достаточно хорошее зрение, чтобы определить: помимо пальто эти двое одеты еще и в практически одинаковые темные костюмы. «Милиция? – подумал он. – Наверняка. Ждут кого-нибудь из своих подопечных. Но «зевнули», встали плохо. Как на ладони». Максим потянулся, хрустнул суставами, крякнул с удовольствием и отправился в комнату. Он чувствовал удовлетворение от проделанной сегодня работы, от того, что что-то сдвинулось с мертвой точки, пошло, покатилось, от того, что ощутил наконец – след взят, и взят скорее всего правильно, от того, что завтра предстоял день, полный беготни и вопросов. Чувство это знакомо, наверное, каждому человеку, занимающемуся любимым делом. Ирина кивнула:
– Иди, я сейчас тоже приду. Ночник не гаси.
– Хорошо. Максим умылся, почистил зубы, прошел в спальню, погасил верхний свет, зажег ночник и остановился у окна, чтобы задернуть шторы, невольно бросив взгляд на улицу. «Рафик» все еще был на стоянке, а два парня все так же курили, словно им больше нечем было заняться.
Глава 17
Улыбчивый спокойный парень с умным лицом, сопровождавший Алексея, постучал, а когда из кабинета донеслось торопливое «войдите», повернул ручку и, толкнув дверь, кивнул Алексею:
– Заходи, – затем сказал: – Валерий Викторович, тут к вам посетитель. Алексей шагнул в кабинет и огляделся. Комната была довольно маленькой и типично казенной. Широкий стол с жестяной биркой на боку, несгораемый шкаф, пара стульев и еще один небольшой столик у стены справа с печатной машинкой, накрытой дерматиновым чехлом. Валерий Викторович Проскурин оказался коренастым, крепко сбитым мужчиной лет сорока трех, рыжим, с большими залысинами над высоким, умным лбом. Был он чуточку раскосым, веснушчатым и усатым. Быстро глянув на Алексея, Проскурин махнул ему рукой, что, по-видимому, должно было означать «заходи», и указал пальцем на стул, стоящий у самого окна. Все это время он говорил по телефону: что-то быстро спрашивал, выслушивал ответ собеседника, а затем задавал новые вопросы. Иногда Проскурин задумывался. В такие мгновения лоб его прорезали глубокие морщины, а белесые брови сходились к переносице. Алексей прошел через комнату, опустился на стул, откинулся на спинку и тут же почувствовал невероятную усталость. Все его тело словно налилось свинцом, в голове моментально образовалась янтарная дымка, которая затягивала мозг и давила на веки. Сопровождающий вышел, плотно прикрыв за собой дверь. А Проскурин все продолжал говорить по телефону, изредка поглядывая на посетителя абсолютно без всякого интереса. «Должно быть, – подумал Алексей, – этот человек принимает меня за обычного фискала. Одного из тех, что стучатся в двери и заискивающе говорят, как в том анекдоте: «Знаете, а мой сосед что-то ест». Наконец Проскурин закруглил разговор, положил трубку и деловито, с веселой ноткой в голосе спросил:
– Ну что, товарищ, с чем пожаловали? – «Товарищ» у него прозвучало почти издевательски, а букву «щ» он произнес как «сч»: «Товарисч». И в этом тоже слышалась насмешка. – Что расскажете интересненького? – Задавая вопрос, Проскурин начал собирать со стола какие-то бумаги и заталкивать их в несгораемый шкаф, доверху набитый папками, тетрадями и отдельными листами. Алексей подумал. Собственно говоря, он даже не очень представлял себе, с чего начать, поэтому несколько минут сидел молча, щурясь и глядя на порывисто-быстрого, полного энергии Проскурина, делающего, несомненно, важное дело. Безумно важное. Именно такой вид и был у Проскурина. Вот он здесь работает, и в самый неподходящий момент появляется какой-то тип с расцарапанной рожей и сидит тут вместо того, чтобы коротко и ясно стукнуть на соседа и спокойненько убраться восвояси.
– Что, друг ситный? – почти тем же веселым тоном гаркнул Проскурин. – Отечество в опасности?
– С чего это вы взяли? – неприязненно произнес Алексей.
– А иначе чего бы ты сюда пришел? Стоит на тебя взглянуть, сразу понимаешь: над страной нависла кошмарная угроза. Акулы империализма раззявили свои зубастые пасти на нашу многострадальную Родину. Причем все в лице твоего соседа по коммуналке. Верно я говорю?
– А вы, простите, – тихо и зло буркнул Алексей, – со всеми разговариваете на «ты»?
– Ну почему со всеми? – дернул округлым мускулистым плечом Проскурин. – С друзьями на «ты», иногда с коллегами. С начальством исключительно на «вы».
– И к какой же категории отношусь я? К друзьям или коллегам? Алексей ощущал, как каждая жилка в нем буквально звенит от еле сдерживаемой злости. Ему и так сегодня досталось, не хватало еще, чтобы этот рыжий придурок отпускал свои плоские шутки. Алексею очень хотелось встать и уйти, но сделать этого он не мог, потому что внизу его поджидали суровые ребята в пальто.
– Смотри-ка, а мы, оказывается, зубастые. – Проскурин повернулся и изучающе уставился на сидящего перед ним посетителя. – Ты пока никто. А дальше – как фишка ляжет. Может, коллегой будешь. – Он усмехнулся, полыхнув красивыми белыми зубами. – Так. Ну что, друг ситный… – Проскурин придвинул стул, сел, все так же деловито потянул ящик стола, достал чистый лист бумаги, ручку и посмотрел на Алексея. – Давай рассказывай, что у тебя.
– У меня-то?
– У тебя, – кивнул Проскурин. – Для начала: фамилия, имя, отчество.
– Алексей Николаевич Семенов.
– Та-ак, – протянул Проскурин, записывая. – Семенов Алексей Николаевич. Возраст, домашний адрес, телефон? Алексей продиктовал.
– Бобров? – с нескрываемым интересом хмыкнул Проскурин. – Это где же такой?
– Под Воронежем, – спокойно ответил Алексей, наслаждаясь удивлением этого рыжего нагловатого бугая.
– Под Воронежем? – еще удивленнее протянул Проскурин. – А ты ничего не путаешь, мил человек?
– Ничего, – устало кивнул Алексей.
– Далековато ты забрался. Алексей начал рассказывать. Сначала с трудом, медленно, но затем слова сами потекли из него, четкие, ясные, выражающие суть происходящего. В глазах Проскурина сначала читалось недоверие, затем интерес, а под конец нескрываемое веселье. Он даже бросил записывать. Когда же Алексей стал рассказывать про сержанта Лешу, Проскурин крякнул и резко выбил из крышки стола звонкую дробь ладонями. Алексей моментально оборвал свое повествование и в упор уставился на собеседника.
– Что? – отрывисто и жестко спросил он. – Что-то не так? Проскурин вдруг захохотал, громко, откинувшись на стуле, задрав широкое скуластое лицо к потолку. Он постанывал, всхлипывал, втягивал воздух широко открытым ртом, но тут же снова начинал хохотать.
– Что, сильно смешно? – В голосе Алексея прозвучали натянутые нотки раздражения.
– А ты сам-то как думаешь? – крякнул Проскурин, гоготнул еще раз и моментально оборвал смешок. На щеках его перекатывались тугие желваки. – Ты что же, мил человек, – тихо и зло поинтересовался фээскашник, – не понял, куда пришел, что ли? Это тебе не конкурс анекдотов. Алексей смотрел в раскосые колючие глаза. Ощущение у него было такое, словно его ударили под дых. Проскурин неожиданно резко поднялся, перегнулся через стол, уперевшись в него мускулистыми широкими руками, и, наклонившись так, что его лицо почти касалось лица Алексея, потребовал:
– Ну-ка дыхни.
– Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? – спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову. Если бы у Алексея было время подумать, он, наверное, и сам решил бы, что для постороннего его рассказ звучит не более реалистично, чем, скажем, одна из новелл Рэя Брэдбери. Но когда пересекаешь черту, отделяющую вымысел от реальности, и перестаешь воспринимать события, пусть даже самые невероятные, как бред терзаемого белой горячкой алкоголика, подобное удивление воспринимается не как недоверие, а как оскорбление. Алексей не был исключением из общего правила. Для него нереальное уже стало реальным, и недоверие Проскурина вызвало сильнейшую волну злобы. Разум жаждал выплеснуть то дичайшее напряжение, которое накопилось за последние сутки. Алексей сцепил кулаки, ощущая, как натянутые до предела нервы физически проступают сквозь кожу и оплетают его, будто толстая нейлоновая нить, звенящая, перехватывающая дыхание, режущая измученные мышцы до крови.
– Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тебя байками развлекать? – резко выдохнул он прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. – Ты думаешь, мне делать не хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? – Волна постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. – Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.
– Ты псих, что ли, или нервный? – вдруг спокойно поинтересовался Проскурин.
– Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить. Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.
– Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? – сухо спросил фээскашник. Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло:
– Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».
– Увянь, – посоветовал Проскурин. – Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.
– Да на какую работу? – Алексей подался вперед. – Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?
– А только что ты говорил наоборот, – посмотрел на него Проскурин. – Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.
– Ты не передергивай, – поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту. Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.
– Что это?
– Держи. Алексей бросил карту на стол. Проскурин взял ее, покрутил в руках.
– Карта, – наконец изрек он. – Ну и что?
– Да не просто карта! Полетная карта с печатью и подписью командира полка. Понял?
– Не дурак, – эхом откликнулся фээскашник, глядя на карту уже внимательнее. Несколько минут он задумчиво созерцал ее, а затем кивнул энергично. – Ну ладно… Взяв телефонную трубку, он набрал номер и, опершись на локоть, принялся второй рукой тереть лоб.
– Дежурный? – буркнул он озабоченно. – Из Шахтинска, ФСК, Проскурин тебя беспокоит. Слушай, у вас сегодня никаких особых инцидентов не было? – Он послушал полминуты, а затем резковато оборвал: – Я тебя не про чепуху спрашиваю. Это все для оперов. Меня серьезные случаи интересуют. Понимаешь, серьезные. – Он вдруг быстро взглянул в сторону Алексея и спросил: – Ага, а сколько их там? Живой? Хорошо. Показания сняли? А почему? И когда? Завтра? Ну ладно. Завтра так завтра. Слушай, Трофимов, а ты мне мозги не пудришь? Не может быть, чтобы вообще свидетелей не было. Там ведь большой поселок. Ясно. Кто работает? Ну, они, может быть, до утра опрашивать будут… Ну ладно. Понятненько. Если что-нибудь объявится, ты нам тогда сразу перезвони. Дежурному передашь, если не будет никого. Ну, бывай. Бывай, Трофимов, бывай. Он положил трубку, еще с полминуты помалевал узоры, затем достал новый лист, шлепнул его на стол, протянул Алексею ручку и приказал:
– Так, стало быть, вот что, мил друг. Бери-ка ручку, листочек и подробненько все опиши. Что, да как, да почему.
– Если подробненько, то мне твоего листика и на половину не хватит, – буркнул Алексей.
– Ты не хами давай, – одернул его Проскурин, но достал еще один лист и положил поверх первого. – Давай, времени у тебя немного, так что особенно не витийствуй, понял? – Он снял трубку и начал набирать новый номер, приговаривая на ходу: – А то, кто знает, на Достоевского ты вроде бы не похож, а может, как начнешь писать, так не остановишь потом. – И тут же без всякой паузы добавил: – Отделение? Кто-кто? Когда представляться научишься? Ты вот что, Семкин, кончай мне тут голову морочить. Не мальчик, понял? Вот-вот. Слушай-ка, у тебя сегодня кто в патруле? Вот ты мне Медведева и подошли. Да ладно, кончай нюнить. Не надолго, на пять минут. Вопросик тут мне один выяснить нужно. Давай-давай, прямо сейчас. Пусть хватает фуражку, кителечек и рысью сюда. Правильно, Семкин, мыслишь, по-деловому. Так что давай. Смотри, ты меня знаешь, я ждать не люблю. Алексей, краем уха слушавший разговор, усмехнулся. Ишь ты, набоб местный, ждать он не любит. Феодал, едрена корень. Беги к нему рысью.
– Что смотришь-то? – спросил Проскурин, брякая трубку на рычаг. Алексей удивился. Ему казалось, что собеседник даже ни разу не глянул в его сторону.
– Не нравится, как разговариваю? Так здесь, мил человек, по-другому нельзя. Это тебе не Ростов, не Москва, не Питер. Тут, знаешь ли, кто сильнее, тот и прав. Если ты кому-нибудь на голову не сядешь, то тебе кто-нибудь заберется. Это уж как пить дать. Он выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, будто разыскивая что-то нужное и безумно важное. Алексей едва успел закончить первый абзац, когда в дверь постучали, тихо и деликатно.
– Войдите, – начальственным тоном соблаговолил отозваться Проскурин. Дверь приоткрылась, и Алексей увидел сержанта Лешу собственной персоной. Тот выглядел встревоженным.
– Разрешите, товарищ майор? – В голосе стража порядка слышались чуть ли не просительные ноты.
– Давай, Медведев, заходи, – махнул рукой фээскашник. Сержант Леша приоткрыл створку ровно настолько, чтобы протиснуться бочком, проскользнул в кабинет и тихо, без щелчка, закрыл дверь за спиной. Он узнал Алексея и остановился в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
– Что, Медведев? Знакомые все лица? – прищурился Проскурин, поворачиваясь на стуле. – Что молчишь-то?
– Я, товарищ майор, собственно… Мне дежурный приказал зайти. Говорит, какой-то вопрос решить надо.
– Надо, Медведев, надо. Подходи поближе-то, не бойся, я тебя не укушу. Сержант Леша неловко протопал к столу и остановился, явно решая, что делать дальше: то ли присесть, то ли, может быть, остаться стоять.
– Присаживайся, сержант, – гостеприимно, как близкому другу, предложил Проскурин. – Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Алексей снова усмехнулся.
– Видишь, гость у нас какой любопытный, – продолжал между тем болтать Проскурин. – Смеется все. Весело живется, видать. Да ты садись, Медведев. Что же тебя, как красную девицу, уговаривать-то надо? Давай. Сержант переборол себя, подвинул стул и сел. На его молоденьком лице отчетливо читалась усиленная работа мысли. Сержант пытался сообразить, за какой такой нуждой пригласили его в это здание. Ведь каждому известно: ФСК просто так никого в гости к себе не зовет. Уж если позвали, то жди беды. Алексей понимал, о чем думает сержант Леша. Наверняка о том, что Проскурин врежет ему по первое число за то, что упустил опасного преступника. Хотя, с другой стороны, если бы этот человек, бомж, был преступником, разве пришел бы он сюда? И ведь спрашивал именно о том, как в ФСК попасть. Не сходились в рассуждениях сержанта Леши концы с концами. Алексей смотрел на него и почти слышал, как скрипят мельничными жерновами мозги сержанта, как пытаются связать факты воедино, и ничего не получается, не связываются они, скользкие больно.
– Поднимите пистолет, сержант, – равнодушно и спокойно приказал Второй.
– Так точно, – кивнул тот, борясь с подступающим желанием отдать человеку в штатском честь. – Извините, товарищ лейтенант. Он наклонился, поднял пистолет и растерянно повертел оружие в руках, словно решая, что же с ним делать: засунуть в кобуру так, мокрым, или все-таки вытереть. Видимо, решив не усугублять своего и без того поганого положения, страж порядка сунул оружие в кобуру и виновато сглотнул.
– Извините, товарищ лейтенант, – еще раз повторил он, – ошибочка вышла. Мне этот человек сказал, что вы похитили у него важные бумаги. Второй окинул его с ног до головы жестким, полным презрения взглядом.
– Вы хоть документы-то у него проверили, сержант? Сержант смутился еще больше.
– Никак нет, товарищ лейтенант. Я… мне… В эту минуту мимо протопотала еще какая-то объемисто-мускулистая ватага, а за спиной Второго неожиданно прозвучал вальяжный, фальшиво доброжелательный голос:
– Э, братан, че вам здесь надо?
Алексей пронесся по узенькой дорожке к зданию почты и, шарахнувшись вправо, по самой стене, нырнул за угол. Нужное строение находилось метрах в двадцати пяти. Алексей рванулся из последних сил, слыша за спиной приближающиеся шаги. Поскользнувшись на покрытом ледяной корочкой асфальте и упав, он вдруг понял, что убежать уже не удастся. Алексей перевернулся на спину, решив, что уж первому-то, кто приблизится, он врежет как следует ногой. Кто знает, вдруг ему повезет? Если убийца грохнется сверху, можно попытаться завладеть автоматом и посечь этих накачанных жлобов очередями. В следующую секунду его глазам предстала весьма странная картина: прямо на углу почты возилась, кряхтела какая-то странная куча-мала, топталась, дышала хрипло, словно могучий многолапый зверь. Алексей приподнялся на локте. Широкоплечие схватились с какими-то незнакомыми парнями. Похоже, с теми самыми «быками», которых он приметил у ларьков. Зрелище было жутковатым. Дерущиеся не кричали, не стонали, а только сопели угрюмо и страшно. В свете фонарей серо-голубым блеснул шипастый кастет. Кого-то хлестнули по переносью – мешковатая фигура опустилась на колени. И тут же – башмаком в морду – отвалилась на спину, мощным затылком в лед, а по ней уже топтались, вдавливая в асфальт, круша кости, словно это был не человек вовсе, а мешок с мусором. Кто-то закричал, протяжно и тонко. Алексей не стал дожидаться развязки. Зрелище подхлестнуло его, он вскочил и опрометью кинулся к подъезду указанного сержантом здания, добежал до него за несколько секунд и рванул на себя дверь, сразу увидев неправдоподобно чистый холл и сидящего у дверей вахтера, поворачивающегося на едва слышный звук скрипнувших петель. Уже на самом пороге Алексей оглянулся на приближающихся от угла к подъезду знакомых ребят в одинаковых пальто.
Глава 16
Дежурный позвонил, когда Сережку уже уложили спать. К телефону подошла Ирина и окликнула из комнаты приглушенно:
– Максим, это тебя! Максим сунул ноги в тапочки и пошлепал в коридор. Сейчас мысли его были заняты. Он только что излагал все свои предположения на бумаге. Это полезно хотя бы тем, что помогает сосредоточиться на одной задаче. Только что не без удовлетворения Максим вписал в план своих разыскных мероприятий еще пару пунктов, на его взгляд совершенно необходимых. В коридоре он снял трубку и, все еще занятый своими мыслями, представился:
– Латко, слушаю вас.
– Товарищ полковник, лейтенант Трофимов, дежурный по УВД.
– А, да, слушаю, лейтенант. В принципе, Максим знал, что услышит. Другое дело, что ему хотелось надеяться на везение. Однако фортуна сегодня, похоже, повернулась к нему спиной.
– Товарищ полковник, номер действительно ростовский, – сообщил Трофимов, – но его сняли с «Жигулей» примерно полтора месяца назад. Сами «Жигули» не угнали, а номер сняли.
– Дело-то завели? – спокойно поинтересовался Максим.
– Завели, конечно, но вы же знаете, у ребят из областного УВД «висяков» десятки. А тут машина на месте, номера только украли. Хозяин от радости чуть не прыгает. Понятное дело, объявили в розыск, но кто там будет смотреть? Номера-то могут на любую машину поставить.
– Вы хотите сказать, что их особенно и не искали, – утвердительно произнес Максим.
– Ну, в общем, не очень, конечно, – согласился Трофимов и, словно оправдываясь, добавил: – По правде говоря, у них там дел и посерьезнее хватает.
– Хорошо. А насчет «уазика» не поинтересовались, лейтенант?
– Дал запрос. Сказали, что через пару дней список пришлют. Но сразу вам могу сказать, товарищ полковник, что список листов на десять будет. Почитай, в половине ростовских организаций на «уазиках» катаются. И это только в одном городе. А если по области посмотреть, то и вообще беда. На проверку полгода уйдет. Утверждение было в общем-то бесспорным. И вдруг Максима осенило.
– Когда, говоришь, номерок-то сняли? – переспросил он.
– Примерно полтора месяца. Посмотреть точно, товарищ полковник?
– Да нет, не нужно. – Максим помассировал висок, озадаченно хмыкнул и спросил на всякий случай: – А ты ничего не путаешь, лейтенант? А то ведь знаешь, как бывает. Иногда месяцы в голове перепутаются. Думаешь, скажем, что дело было в ноябре, а оказывается – в декабре.
– Ну что вы, товарищ полковник, – как-то даже обиженно заметил лейтенант. – Полтора месяца – в ноябре это было. То ли семнадцатого, то ли шестнадцатого.
– Ну, спасибо, Трофимов.
– Да не за что, товарищ полковник. Обращайтесь, если вдруг что понадобится.
– Хорошо, лейтенант. Спокойного дежурства.
– Ага, спокойной ночи, товарищ полковник. Максим повесил трубку.
– По работе? – спросила из комнаты жена.
– Да. Он заглянул в гостиную. Ирина сидела перед телевизором и смотрела какой-то жуткий боевик. По пустынной ночной улице носилась команда оголтелых парней и палила друг в друга из автоматов, а бородатый дядька с очень знакомой физиономией приказывал своему приятелю разворачивать машину и рвал из-под куртки массивный пистолет. Максим несколько секунд наблюдал за киноперестрелкой, затем усмехнулся и дернул головой. Посмотреть кино, так у них там все просто. Хотя кое в чем Максим все же завидовал штатовцам и иже с ними. В основном это касалось компьютерной сети. Вернувшись на кухню, Максим просмотрел записи и прибавил к ним еще один пункт, пометив его буквой «П», что означало «подумать». «Стало быть, номера сняли в середине ноября. Выходит, эти ребята уже тогда предвидели, что им придется кататься по делам. И по таким делам, что лишний раз лучше не «светиться». Интересно, интересно. Значит, афера, которую задумал человек-невидимка, готовилась уже полтора месяца назад. По всему видно, что ребятишки собирались не семечки с колхозного поля тырить. Серьезно готовились, долго». Максим подумал и дописал еще один пункт: «Проверить данные: пустующие заводы, склады, технические сооружения с а)железнодорожным подъездом; б)хорошей подъездной дорогой; в)достаточно удаленные от крупных населенных пунктов (г.г. Шахтинск, Новошахтинск, радиус 10 – 50 км)». Следующий пункт: «Проверить заказ воинских частей на железнодорожные товарные вагоны». Подумал и вычеркнул последний пункт, решив, что невидимка – человек достаточно предусмотрительный, операцию разрабатывал долго и у него было время обдумать все до мелочей. Не стал бы он так подставляться. И все-таки Максим был уверен, что пресловутый человек-невидимка, лицо, о котором он размышлял большую часть дня, не мог предугадать всего. Где-нибудь должен быть прокол. Возможно, штришок, мелочь, ерунда, но она есть, а значит, ее можно найти. И если Максиму удастся это сделать, то удастся добраться и до самой сути происходящего. Надо дождаться завтрашнего дня, разослать запросы и ждать, ждать. То, что ему нужно, может находиться под самым носом. Максим аккуратной стопочкой сложил записи в кейс-атташе. Кейс он не любил, носил редко, – слишком официально, папка проще и руку не тянет, – но завтра намеревался взять. Выключив в кухне свет, он посмотрел в окно. Народу на улице хватало. Многие как раз сейчас возвращались с работы. На углу, на крохотной платной стоянке, маячил оранжевый «рафик», рядом с которым мирно беседовали двое крепких широкоплечих ребят в пальто. Машина была наполовину скрыта тенью, но эти двое стояли под самым фонарем и болтали о чем-то, смеялись, курили. У Максима было достаточно хорошее зрение, чтобы определить: помимо пальто эти двое одеты еще и в практически одинаковые темные костюмы. «Милиция? – подумал он. – Наверняка. Ждут кого-нибудь из своих подопечных. Но «зевнули», встали плохо. Как на ладони». Максим потянулся, хрустнул суставами, крякнул с удовольствием и отправился в комнату. Он чувствовал удовлетворение от проделанной сегодня работы, от того, что что-то сдвинулось с мертвой точки, пошло, покатилось, от того, что ощутил наконец – след взят, и взят скорее всего правильно, от того, что завтра предстоял день, полный беготни и вопросов. Чувство это знакомо, наверное, каждому человеку, занимающемуся любимым делом. Ирина кивнула:
– Иди, я сейчас тоже приду. Ночник не гаси.
– Хорошо. Максим умылся, почистил зубы, прошел в спальню, погасил верхний свет, зажег ночник и остановился у окна, чтобы задернуть шторы, невольно бросив взгляд на улицу. «Рафик» все еще был на стоянке, а два парня все так же курили, словно им больше нечем было заняться.
Глава 17
Улыбчивый спокойный парень с умным лицом, сопровождавший Алексея, постучал, а когда из кабинета донеслось торопливое «войдите», повернул ручку и, толкнув дверь, кивнул Алексею:
– Заходи, – затем сказал: – Валерий Викторович, тут к вам посетитель. Алексей шагнул в кабинет и огляделся. Комната была довольно маленькой и типично казенной. Широкий стол с жестяной биркой на боку, несгораемый шкаф, пара стульев и еще один небольшой столик у стены справа с печатной машинкой, накрытой дерматиновым чехлом. Валерий Викторович Проскурин оказался коренастым, крепко сбитым мужчиной лет сорока трех, рыжим, с большими залысинами над высоким, умным лбом. Был он чуточку раскосым, веснушчатым и усатым. Быстро глянув на Алексея, Проскурин махнул ему рукой, что, по-видимому, должно было означать «заходи», и указал пальцем на стул, стоящий у самого окна. Все это время он говорил по телефону: что-то быстро спрашивал, выслушивал ответ собеседника, а затем задавал новые вопросы. Иногда Проскурин задумывался. В такие мгновения лоб его прорезали глубокие морщины, а белесые брови сходились к переносице. Алексей прошел через комнату, опустился на стул, откинулся на спинку и тут же почувствовал невероятную усталость. Все его тело словно налилось свинцом, в голове моментально образовалась янтарная дымка, которая затягивала мозг и давила на веки. Сопровождающий вышел, плотно прикрыв за собой дверь. А Проскурин все продолжал говорить по телефону, изредка поглядывая на посетителя абсолютно без всякого интереса. «Должно быть, – подумал Алексей, – этот человек принимает меня за обычного фискала. Одного из тех, что стучатся в двери и заискивающе говорят, как в том анекдоте: «Знаете, а мой сосед что-то ест». Наконец Проскурин закруглил разговор, положил трубку и деловито, с веселой ноткой в голосе спросил:
– Ну что, товарищ, с чем пожаловали? – «Товарищ» у него прозвучало почти издевательски, а букву «щ» он произнес как «сч»: «Товарисч». И в этом тоже слышалась насмешка. – Что расскажете интересненького? – Задавая вопрос, Проскурин начал собирать со стола какие-то бумаги и заталкивать их в несгораемый шкаф, доверху набитый папками, тетрадями и отдельными листами. Алексей подумал. Собственно говоря, он даже не очень представлял себе, с чего начать, поэтому несколько минут сидел молча, щурясь и глядя на порывисто-быстрого, полного энергии Проскурина, делающего, несомненно, важное дело. Безумно важное. Именно такой вид и был у Проскурина. Вот он здесь работает, и в самый неподходящий момент появляется какой-то тип с расцарапанной рожей и сидит тут вместо того, чтобы коротко и ясно стукнуть на соседа и спокойненько убраться восвояси.
– Что, друг ситный? – почти тем же веселым тоном гаркнул Проскурин. – Отечество в опасности?
– С чего это вы взяли? – неприязненно произнес Алексей.
– А иначе чего бы ты сюда пришел? Стоит на тебя взглянуть, сразу понимаешь: над страной нависла кошмарная угроза. Акулы империализма раззявили свои зубастые пасти на нашу многострадальную Родину. Причем все в лице твоего соседа по коммуналке. Верно я говорю?
– А вы, простите, – тихо и зло буркнул Алексей, – со всеми разговариваете на «ты»?
– Ну почему со всеми? – дернул округлым мускулистым плечом Проскурин. – С друзьями на «ты», иногда с коллегами. С начальством исключительно на «вы».
– И к какой же категории отношусь я? К друзьям или коллегам? Алексей ощущал, как каждая жилка в нем буквально звенит от еле сдерживаемой злости. Ему и так сегодня досталось, не хватало еще, чтобы этот рыжий придурок отпускал свои плоские шутки. Алексею очень хотелось встать и уйти, но сделать этого он не мог, потому что внизу его поджидали суровые ребята в пальто.
– Смотри-ка, а мы, оказывается, зубастые. – Проскурин повернулся и изучающе уставился на сидящего перед ним посетителя. – Ты пока никто. А дальше – как фишка ляжет. Может, коллегой будешь. – Он усмехнулся, полыхнув красивыми белыми зубами. – Так. Ну что, друг ситный… – Проскурин придвинул стул, сел, все так же деловито потянул ящик стола, достал чистый лист бумаги, ручку и посмотрел на Алексея. – Давай рассказывай, что у тебя.
– У меня-то?
– У тебя, – кивнул Проскурин. – Для начала: фамилия, имя, отчество.
– Алексей Николаевич Семенов.
– Та-ак, – протянул Проскурин, записывая. – Семенов Алексей Николаевич. Возраст, домашний адрес, телефон? Алексей продиктовал.
– Бобров? – с нескрываемым интересом хмыкнул Проскурин. – Это где же такой?
– Под Воронежем, – спокойно ответил Алексей, наслаждаясь удивлением этого рыжего нагловатого бугая.
– Под Воронежем? – еще удивленнее протянул Проскурин. – А ты ничего не путаешь, мил человек?
– Ничего, – устало кивнул Алексей.
– Далековато ты забрался. Алексей начал рассказывать. Сначала с трудом, медленно, но затем слова сами потекли из него, четкие, ясные, выражающие суть происходящего. В глазах Проскурина сначала читалось недоверие, затем интерес, а под конец нескрываемое веселье. Он даже бросил записывать. Когда же Алексей стал рассказывать про сержанта Лешу, Проскурин крякнул и резко выбил из крышки стола звонкую дробь ладонями. Алексей моментально оборвал свое повествование и в упор уставился на собеседника.
– Что? – отрывисто и жестко спросил он. – Что-то не так? Проскурин вдруг захохотал, громко, откинувшись на стуле, задрав широкое скуластое лицо к потолку. Он постанывал, всхлипывал, втягивал воздух широко открытым ртом, но тут же снова начинал хохотать.
– Что, сильно смешно? – В голосе Алексея прозвучали натянутые нотки раздражения.
– А ты сам-то как думаешь? – крякнул Проскурин, гоготнул еще раз и моментально оборвал смешок. На щеках его перекатывались тугие желваки. – Ты что же, мил человек, – тихо и зло поинтересовался фээскашник, – не понял, куда пришел, что ли? Это тебе не конкурс анекдотов. Алексей смотрел в раскосые колючие глаза. Ощущение у него было такое, словно его ударили под дых. Проскурин неожиданно резко поднялся, перегнулся через стол, уперевшись в него мускулистыми широкими руками, и, наклонившись так, что его лицо почти касалось лица Алексея, потребовал:
– Ну-ка дыхни.
– Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? – спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову. Если бы у Алексея было время подумать, он, наверное, и сам решил бы, что для постороннего его рассказ звучит не более реалистично, чем, скажем, одна из новелл Рэя Брэдбери. Но когда пересекаешь черту, отделяющую вымысел от реальности, и перестаешь воспринимать события, пусть даже самые невероятные, как бред терзаемого белой горячкой алкоголика, подобное удивление воспринимается не как недоверие, а как оскорбление. Алексей не был исключением из общего правила. Для него нереальное уже стало реальным, и недоверие Проскурина вызвало сильнейшую волну злобы. Разум жаждал выплеснуть то дичайшее напряжение, которое накопилось за последние сутки. Алексей сцепил кулаки, ощущая, как натянутые до предела нервы физически проступают сквозь кожу и оплетают его, будто толстая нейлоновая нить, звенящая, перехватывающая дыхание, режущая измученные мышцы до крови.
– Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тебя байками развлекать? – резко выдохнул он прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. – Ты думаешь, мне делать не хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? – Волна постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. – Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.
– Ты псих, что ли, или нервный? – вдруг спокойно поинтересовался Проскурин.
– Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить. Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.
– Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? – сухо спросил фээскашник. Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло:
– Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».
– Увянь, – посоветовал Проскурин. – Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.
– Да на какую работу? – Алексей подался вперед. – Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?
– А только что ты говорил наоборот, – посмотрел на него Проскурин. – Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.
– Ты не передергивай, – поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту. Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.
– Что это?
– Держи. Алексей бросил карту на стол. Проскурин взял ее, покрутил в руках.
– Карта, – наконец изрек он. – Ну и что?
– Да не просто карта! Полетная карта с печатью и подписью командира полка. Понял?
– Не дурак, – эхом откликнулся фээскашник, глядя на карту уже внимательнее. Несколько минут он задумчиво созерцал ее, а затем кивнул энергично. – Ну ладно… Взяв телефонную трубку, он набрал номер и, опершись на локоть, принялся второй рукой тереть лоб.
– Дежурный? – буркнул он озабоченно. – Из Шахтинска, ФСК, Проскурин тебя беспокоит. Слушай, у вас сегодня никаких особых инцидентов не было? – Он послушал полминуты, а затем резковато оборвал: – Я тебя не про чепуху спрашиваю. Это все для оперов. Меня серьезные случаи интересуют. Понимаешь, серьезные. – Он вдруг быстро взглянул в сторону Алексея и спросил: – Ага, а сколько их там? Живой? Хорошо. Показания сняли? А почему? И когда? Завтра? Ну ладно. Завтра так завтра. Слушай, Трофимов, а ты мне мозги не пудришь? Не может быть, чтобы вообще свидетелей не было. Там ведь большой поселок. Ясно. Кто работает? Ну, они, может быть, до утра опрашивать будут… Ну ладно. Понятненько. Если что-нибудь объявится, ты нам тогда сразу перезвони. Дежурному передашь, если не будет никого. Ну, бывай. Бывай, Трофимов, бывай. Он положил трубку, еще с полминуты помалевал узоры, затем достал новый лист, шлепнул его на стол, протянул Алексею ручку и приказал:
– Так, стало быть, вот что, мил друг. Бери-ка ручку, листочек и подробненько все опиши. Что, да как, да почему.
– Если подробненько, то мне твоего листика и на половину не хватит, – буркнул Алексей.
– Ты не хами давай, – одернул его Проскурин, но достал еще один лист и положил поверх первого. – Давай, времени у тебя немного, так что особенно не витийствуй, понял? – Он снял трубку и начал набирать новый номер, приговаривая на ходу: – А то, кто знает, на Достоевского ты вроде бы не похож, а может, как начнешь писать, так не остановишь потом. – И тут же без всякой паузы добавил: – Отделение? Кто-кто? Когда представляться научишься? Ты вот что, Семкин, кончай мне тут голову морочить. Не мальчик, понял? Вот-вот. Слушай-ка, у тебя сегодня кто в патруле? Вот ты мне Медведева и подошли. Да ладно, кончай нюнить. Не надолго, на пять минут. Вопросик тут мне один выяснить нужно. Давай-давай, прямо сейчас. Пусть хватает фуражку, кителечек и рысью сюда. Правильно, Семкин, мыслишь, по-деловому. Так что давай. Смотри, ты меня знаешь, я ждать не люблю. Алексей, краем уха слушавший разговор, усмехнулся. Ишь ты, набоб местный, ждать он не любит. Феодал, едрена корень. Беги к нему рысью.
– Что смотришь-то? – спросил Проскурин, брякая трубку на рычаг. Алексей удивился. Ему казалось, что собеседник даже ни разу не глянул в его сторону.
– Не нравится, как разговариваю? Так здесь, мил человек, по-другому нельзя. Это тебе не Ростов, не Москва, не Питер. Тут, знаешь ли, кто сильнее, тот и прав. Если ты кому-нибудь на голову не сядешь, то тебе кто-нибудь заберется. Это уж как пить дать. Он выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, будто разыскивая что-то нужное и безумно важное. Алексей едва успел закончить первый абзац, когда в дверь постучали, тихо и деликатно.
– Войдите, – начальственным тоном соблаговолил отозваться Проскурин. Дверь приоткрылась, и Алексей увидел сержанта Лешу собственной персоной. Тот выглядел встревоженным.
– Разрешите, товарищ майор? – В голосе стража порядка слышались чуть ли не просительные ноты.
– Давай, Медведев, заходи, – махнул рукой фээскашник. Сержант Леша приоткрыл створку ровно настолько, чтобы протиснуться бочком, проскользнул в кабинет и тихо, без щелчка, закрыл дверь за спиной. Он узнал Алексея и остановился в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
– Что, Медведев? Знакомые все лица? – прищурился Проскурин, поворачиваясь на стуле. – Что молчишь-то?
– Я, товарищ майор, собственно… Мне дежурный приказал зайти. Говорит, какой-то вопрос решить надо.
– Надо, Медведев, надо. Подходи поближе-то, не бойся, я тебя не укушу. Сержант Леша неловко протопал к столу и остановился, явно решая, что делать дальше: то ли присесть, то ли, может быть, остаться стоять.
– Присаживайся, сержант, – гостеприимно, как близкому другу, предложил Проскурин. – Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Алексей снова усмехнулся.
– Видишь, гость у нас какой любопытный, – продолжал между тем болтать Проскурин. – Смеется все. Весело живется, видать. Да ты садись, Медведев. Что же тебя, как красную девицу, уговаривать-то надо? Давай. Сержант переборол себя, подвинул стул и сел. На его молоденьком лице отчетливо читалась усиленная работа мысли. Сержант пытался сообразить, за какой такой нуждой пригласили его в это здание. Ведь каждому известно: ФСК просто так никого в гости к себе не зовет. Уж если позвали, то жди беды. Алексей понимал, о чем думает сержант Леша. Наверняка о том, что Проскурин врежет ему по первое число за то, что упустил опасного преступника. Хотя, с другой стороны, если бы этот человек, бомж, был преступником, разве пришел бы он сюда? И ведь спрашивал именно о том, как в ФСК попасть. Не сходились в рассуждениях сержанта Леши концы с концами. Алексей смотрел на него и почти слышал, как скрипят мельничными жерновами мозги сержанта, как пытаются связать факты воедино, и ничего не получается, не связываются они, скользкие больно.