Страница:
Леха знал про себя, что это не он. Нет, точно, он не мог. И Фрол не мог.
– Химики не виноваты! – выкрикнул Простаков во всю глотку.
Кто-то хыхыкнул, но батальон не заржал, чувствуя настроение предводителя.
Мудрецкий стоял справа от него и повернул голову.
– Молчи, – шикнул он.
– Извините, – начал оправдываться Алексей.
– Вижу, никто не выходит. Ладно, скажу в массу! Запомни, товарищ нехватчик, говно может сделать один, а разгребать его всем миром. К нам пообещали направить комиссию из округа. С завтрашнего дня начнем усиленно готовиться. Химики, на месте! – рявкнул Стойлохряков. – Остальные – разойтись!
Майор Холодец подбежал к отдельному взводу.
– Кто сказал?
– Я! – гордо ответил Леха, делая шаг из строя. – Рядовой Простаков!
– Вы не понимаете важности воинской субординации, товарищ недавно военнослужащий.
– Честная служба – крепкая дружба. Правдиво служить – классным воином быть!
Подошел комбат.
– Откуда это?
– Устав внутриказарменной службы капитана Большебобова.
Стойлохряков оскалился.
– Знаю такого. Славна армия пидормотами. Лейтенант Мудрецкий, за мной в штаб. Личный состав – в казарму. Рядовой Простаков связывает вместе пять ломов и начинает мести плац.
– Ничего себе, да как же ломами-то?.. – Леха не знал, куда ему деваться.
– Разговоры, – набросился на него Холодец. – Перед тобой командир части, а не чего-нибудь там между ног болтается! Молчать должен, словно глухонемой. И нечего мне глазки красные строить, словно животное какое с рогами и копытами!
В штабе батальона, небольшом двухэтажном зданьице старой постройки, кабинет Стойлохрякова занимал половину верхнего этажа, но не выглядел огромным, когда в нем находился его хозяин.
– Садись, Юра.
Мудрецкий сел. Комбат снял плащ-палатку, бросил на стол кепку и уставился в карту района, на которой были отмечены все народно-хозяйственные и военные объекты.
Петр Валерьевич молчал недолго:
– Ты тут всего ничего, а уже врагов нажил, лейтенант. Как же так?
– Врагов? – Юра не понимал, где и кому он мог перейти дорогу.
– Читай, – комбат протянул листок бумаги.
Из старой газеты вырезали буквы и наклеили на тетрадный листок в клеточку:
– «В „УАЗ-469“, номер 43-01, 11 мая заменен двигатель».
Юра вытащил из нагрудного кармана очки и нацепил на нос. Перечитал текст еще раз.
– Это невозможно.
– Проверили. Факт налицо. Первый взвод первой роты принял дежурство всего час назад.
Юра подержал в руках клочок бумаги и отдал комбату.
– Лейтенант, у меня батальон, а не полицейский участок. Следствие вести я не буду. Пока. С меня хватит выходки с анонимкой насчет столовой. Служба у тебя длинная. Может, старый двигатель найдешь. Может, новый достанешь. Вот такие дела. Можешь идти.
Мудрецкий вышел на улицу, глотнул свежего воздуха. Голова закружилась. Схватился за фонарный столб, постоял немного. Веки набухли, голова разболелась. Давление. Прямо как старик.
И тут в тишине он услышал размеренное позвякивание железа.
Взглянув на плац, лейтенант увидел здоровую одинокую фигуру, метущую пятью ломами немереное пространство.
Плюнув на вечернюю поверку, он пошел в общагу и с тремя соседями по комнате начал биться за здоровье с зеленым змием, благо есть повод.
Пьяные догадки Мудрецкого вертелись в кипятке воспаленного сознания. И чем сильнее он пытался понять, кто же его поимел, тем острее становилась головная боль. Измучившись, он наконец отключился.
Глава 8
– Химики не виноваты! – выкрикнул Простаков во всю глотку.
Кто-то хыхыкнул, но батальон не заржал, чувствуя настроение предводителя.
Мудрецкий стоял справа от него и повернул голову.
– Молчи, – шикнул он.
– Извините, – начал оправдываться Алексей.
– Вижу, никто не выходит. Ладно, скажу в массу! Запомни, товарищ нехватчик, говно может сделать один, а разгребать его всем миром. К нам пообещали направить комиссию из округа. С завтрашнего дня начнем усиленно готовиться. Химики, на месте! – рявкнул Стойлохряков. – Остальные – разойтись!
Майор Холодец подбежал к отдельному взводу.
– Кто сказал?
– Я! – гордо ответил Леха, делая шаг из строя. – Рядовой Простаков!
– Вы не понимаете важности воинской субординации, товарищ недавно военнослужащий.
– Честная служба – крепкая дружба. Правдиво служить – классным воином быть!
Подошел комбат.
– Откуда это?
– Устав внутриказарменной службы капитана Большебобова.
Стойлохряков оскалился.
– Знаю такого. Славна армия пидормотами. Лейтенант Мудрецкий, за мной в штаб. Личный состав – в казарму. Рядовой Простаков связывает вместе пять ломов и начинает мести плац.
– Ничего себе, да как же ломами-то?.. – Леха не знал, куда ему деваться.
– Разговоры, – набросился на него Холодец. – Перед тобой командир части, а не чего-нибудь там между ног болтается! Молчать должен, словно глухонемой. И нечего мне глазки красные строить, словно животное какое с рогами и копытами!
В штабе батальона, небольшом двухэтажном зданьице старой постройки, кабинет Стойлохрякова занимал половину верхнего этажа, но не выглядел огромным, когда в нем находился его хозяин.
– Садись, Юра.
Мудрецкий сел. Комбат снял плащ-палатку, бросил на стол кепку и уставился в карту района, на которой были отмечены все народно-хозяйственные и военные объекты.
Петр Валерьевич молчал недолго:
– Ты тут всего ничего, а уже врагов нажил, лейтенант. Как же так?
– Врагов? – Юра не понимал, где и кому он мог перейти дорогу.
– Читай, – комбат протянул листок бумаги.
Из старой газеты вырезали буквы и наклеили на тетрадный листок в клеточку:
– «В „УАЗ-469“, номер 43-01, 11 мая заменен двигатель».
Юра вытащил из нагрудного кармана очки и нацепил на нос. Перечитал текст еще раз.
– Это невозможно.
– Проверили. Факт налицо. Первый взвод первой роты принял дежурство всего час назад.
Юра подержал в руках клочок бумаги и отдал комбату.
– Лейтенант, у меня батальон, а не полицейский участок. Следствие вести я не буду. Пока. С меня хватит выходки с анонимкой насчет столовой. Служба у тебя длинная. Может, старый двигатель найдешь. Может, новый достанешь. Вот такие дела. Можешь идти.
Мудрецкий вышел на улицу, глотнул свежего воздуха. Голова закружилась. Схватился за фонарный столб, постоял немного. Веки набухли, голова разболелась. Давление. Прямо как старик.
И тут в тишине он услышал размеренное позвякивание железа.
Взглянув на плац, лейтенант увидел здоровую одинокую фигуру, метущую пятью ломами немереное пространство.
Плюнув на вечернюю поверку, он пошел в общагу и с тремя соседями по комнате начал биться за здоровье с зеленым змием, благо есть повод.
Пьяные догадки Мудрецкого вертелись в кипятке воспаленного сознания. И чем сильнее он пытался понять, кто же его поимел, тем острее становилась головная боль. Измучившись, он наконец отключился.
Глава 8
Лошадиная история
В Российской армии наступила суббота, а в отдельном химвзводе пришло время великих, в масштабах этажа, событий.
Леха проснулся от сильного потряхивания.
«Ваше благородие» склонился над ним.
– Эй, вставай, – шептал дембель. – Разговор есть.
Леха медленно сел.
– Чего?
– Тихо, пацаны спят. Пошли в сортир, поговорим.
– Пойдем, мне как раз надо.
Шаркая тапочками, Леха пошел писать. Следом отправился Агапов.
В туалете стирался один хлипкий солдат из третьей роты. Разговору не помешает. Закурили у открытого окошка.
– Мне через тридцать четыре дня домой.
– Здорово, – Простаков затянулся, и сразу же полсигареты превратилось в пепел и дым.
– Как думаешь, служба научила меня чему-нибудь?
Простаков начал мыслительный процесс.
– Ну да.
В кубрике включили свет. Один за другим заходили гости в штанах, сапогах и майках. Приглашенные сгоняли с коек духов и слонов, разваливаясь с ногами на простынях.
Кикимор, как только Простакова вывели за порог, поднял Фрола, Витька, Бабу Варю, Багора с Замором, Рыбкина и Заботу.
– Ну чего, уроды, приуныли? Сейчас вы прослушаете лекцию «Баба в армии». – Кикимор подошел и похлопал по щекам каждого из духов, потом встал перед ними на середину. – Дух в армии гермафродит, сам е...т и сам родит. Родина прикажет, станет женщиной, ничего не скажет. Конец лекции. А теперь – танцы.
Кирпичев ударил кулаком Багорина в грудь так, что тот согнулся пополам.
– Ты будешь синим фонариком. Смотри, не стань голубым. Ты зеленым, – Фрол тоже не смог устоять. – Ты красным, – Резинкин сморщился, но не согнулся. – Ты желтым, – Кикимор ударил Бабочкина в живот коленом, и тот, сложившись, рухнул на пол.
– Ой, фонарик разбился, – деды со всей третьей роты ржали в голос.
– Зачем ты, Леха, Кикимора в бочку макал?
– А за что он меня иголкой?
– Так он же дембель. А ты дух. Ему можно.
– Это кто сказал?
Агапов похлопал молодого по плечу.
– Закон такой в армии. Закон дедовщины. Не слушаться, а тем более обижать старого солдата нехорошо. Он тебя в жопу уколол, но теперь ты дух. А кто ты был до этого? Запах. Кто такой запах? Да никто!
– Тебе, Забота, блатная работа – музыкальный центр.
– Замор – девушка, целка. Рыбкин – ты кобель похотливый. Центр, сидюк тебе поставили, пошла мелодия.
– Чего петь-то? – растерялся Заботин.
– Чего хочешь.
– Из-за леса, из-за гор, топай-топай...
– Идиот, они же танцевать должны. Извините, уважаемые зрители, компакт хреновый.
– На вернисаже как-то раз случайно встретила я вас.
– Потянет! Фонарики начали моргать! – Кикимор сам показал, как должна светиться цветомузыка. Он широко разводил руки в стороны и вверх-вниз, одновременно при этом приседая.
Фрол хотел только одного: чтобы быстрее пришел Леха.
Кикимор подошел к нему и пнул ногой в грудь.
– Еще один разбился! Парочка! Подошли друг к другу. Кавалер ложит даме руку ниже талии. Вот так. Смотрите, как он ее лапает за попку. Хулиганистый мальчик!
Приглашенные заржали.
– Леха, всего через год ты будешь командовать всем батальоном, а пока не гони. Не надо. Пусть пацаны, которые уже отслужили свое, немного покуражатся напоследок. Им же тоже доставалось. Надо уметь брать свое, понял.
– Там шум какой-то в коридоре.
– Не обращай внимания. Видишь, как получилось. Я тебя даже не вложил Паркину и про Валетова тоже ничего никому не сказал. Ты думаешь, Кикимор не обиделся?
– Обиделся. Но мне тоже обидно.
– За что? За то, что ты стал духом? Ты понял про службу?
– Понял.
«Ваше благородие» ухмыльнулся.
– Завтра посмотрим, как ты понял.
– Почему завтра?
– Пошли спать.
Представление закончилось стремительно, точно так же, как и началось. Дедушки выходили из кубрика довольные.
Леха стоял на входе, не понимая, что это за визит такой посреди ночи. Ничего такого не подозревая, он завалился на свою кровать и уснул.
– Смирно! – скомандовал Мудрецкий, показываясь из-за огромного плеча.
– Вольно! – с улыбочкой отбросил Стойлохряков. Обняв пузо, он переплел на пупке толстые пальцы и оглядел строй. – Начинаем готовиться к визиту непрошеных гостей. Надеюсь, автор жалобы на питание в столовой не из вашей банды.
Все молчали. В хорошее никто не верил, тем более если комбат лукаво лыбится время от времени и говорит мягко.
– Сегодня суббота, работать вы должны до обеда, затем ваше время, но мы ждем комиссию.
– Но мы ждем комиссию, – повторил слова комбата Мудрецкий, выстроив подчиненных уже в парке.
По замыслу начальства, по всему периметру парка необходимо было создать контрольно-следовую полосу шириною три метра перед забором из колючей проволоки. Для чего такие строгости в центре России, вопрос не к солдату.
– В общем, берите лопаты, начинайте копать. За сегодня надо обкопать весь парк.
Агапов огляделся, оценивая фронт работ.
– Товарищ лейтенант! – воскликнул дед за всех. – Да тут недели мало!
– Не я это придумал. Сейчас отмерим каждому по участку и начнем совершать трудовой подвиг. Вас тут у меня двадцать восемь, как панфиловцев под Москвой.
– Чего? – не въехал Леха.
– Историю надо знать, Простаков.
– А-а-а.
Каждому досталось по сто метров целины. После того как нормы были отмерены, все курящие разом задымили и стали щуриться на теплое весеннее солнышко.
– Танки они немецкие под Москвой остановили, – Фрол подошел к Простакову.
– Скажешь, – не поверил Простаков, – люди и танки.
– Вот и скажешь. Нам тут тоже предстоит, – Фрол с силой вдарил каблуком по земле. Не было и намека на вмятинку. Черт бы побрал эту комиссию.
– В деревнях на такие пространства скотину запрягают. Чего ж мы, буйволы, что ли?
У Мудрецкого язык не поворачивался лаять на солдат. Нет, комбат рехнулся. Чтоб за день сотворить такое!.. Время уж скоро девять.
– Начинайте работать, – вяло произнес лейтенант старшему сержанту Агапову, развернулся и пошел в караулку, опустив плечи.
– А вы куда? – крикнул ему вслед дембель.
Лейтенант вернулся и тихо-тихо сказал:
– Жопу мылить. Я знаю, что это невозможно. Задача выполнена не будет.
Юра похлопал себя по нагрудному карману. Сигареты есть. Что же это такое? То двигатель в его дежурство поменяют, то теперь землю копать.
Кирпичев долго не раздумывал. Он взял троих духов и пообещал им повыбивать все зубы, если к обеду его норма выполнена не будет.
Леха, стоя на своем наделе, вяло принялся ковырять землю. Витек Резинкин приступил следом. Фрол повертел в руках лопату, попытался вогнать ее в землю и не смог. С десятого удара ногой штык чуть-чуть ушел в землю.
– Нет, нельзя мне в армии служить. Мое дело торговля. Только чтоб без поборов. Вино, водка, пиво – вот мое кредо. А здесь что? Что здесь? Здесь лошадь нужна. Разве может человек столько сделать за раз? Слушай, – Фрол подошел к Простакову и потянул его за рукав кителя. Сейчас он походил на ребенка, домогающегося внимания родителя.
– Чего? – Леха повел плечом во время работы, и Валетов поспешил отойти на безопасное расстояние.
– Это ж невозможно.
– Свой кусок я до вечера вскопаю.
– Зато я нет! – выкрикнул Фрол.
Услышав, как визжит Валетов, Резинкин бросил начатое было монотонное дело и подошел к пацанам.
– Мы здесь все ляжем.
Теперь и Простаков остановился.
Фрол посмотрел на технику.
– Завести бы сейчас какую-нибудь железяку с мотором, прицепить к ней плуг и взж-ж-жить. Только большие комочки придется разбить.
Витек согласился.
– Можно, если водитель аккуратно вдоль забора проведет. Только где плуг возьмем?
Лейтенант внимательно выслушал Валетова. Из всей троицы, подошедшей к нему, тот один мог внятно изъясняться, Резинкин поддакивал, Простаков мычал. Веселая компания наклевывается.
– Идея ясна. – Мудрецкий, сидя на табуретке в тенечке, отбрасываемом караулкой, чесал репу. – Только ни одна машина с места без приказа не двинется.
– Так прикажите, товарищ лейтенант, – Фрол чуть не подпрыгнул. – Вы же офицер.
– Да, а я ведь офицер, – проговорил про себя очевидное Мудрецкий.
– Сейчас, раз-два, – отсчитал Резинкин, энергично махая рукой по воздуху, – и готово. Запашем и пойдем отдыхать.
– Но плуга у вас все равно нет, – с сожалением констатировал лейтенант и даже по-бабьи всплеснул руками.
– Надо в село сходить, может, кто даст, может, у кого остался, – Простаков выпятил нижнюю губу и пришпандорил своими моргалами взводного к табурету.
– Дадут тебе...
– Мне дадут, – заупрямился Простаков. – Чего ж, они разве не люди?
– Хорошо. Резинкин, заводи. Плуг штука тяжелая, Простаков со мной поедет, а ты, Валетов, иди копай.
– Несправедливо это! Я все придумал и мне копай!
– Иди-иди.
Фрол потопал обратно на периметр парка. Теперь можно поковыряться для виду, чтоб дембеля не трогали, а потом взжжить – и все готово.
– Куда это они поехали? – Кикимор подошел к прыгающему вокруг лопаты Валетову и взял его за шиворот.
– За плугом они пошли в Чернодырье. Может, прицепим к броне, туда-сюда проедем – и готово.
– Ну-ну, – Кикимор сплюнул. – Агап, слышь, чего шакаленок удумал?
Весть о предпринятой лейтенантом акции разлетелась моментально. А так как помощь идет, то на фига ж работать. Личный состав все больше любовался пейзажем, дышал свежим воздухом. Курил. При приближении какого-нибудь офицера, шатающегося по парку, работа на некоторое время возвращалась из летаргического сна и снова успешно погружалась в небытие, как только товарищ уходил восвояси.
Солдаты разбились на кучки и ждали. Петрушевский, следуя указаниям мудрого старого воина Агапова, выгнал БМП под номером 84 за ворота. Дежуривший в парке кадровый взводник мотострелок Парижанский не возражал. Лейтенант был в курсе сложившейся ситуации и проявлял сочувствие.
Народ ждал плуг.
Въехав в поселок по хорошей асфальтовой дороге, Мудрецкий приказал Резинкину остановиться. Куда двигать дальше, он не представлял. Выпрыгнув из кабины, Юра подошел к сидящим на лавочке под тенью рябинок вечным бабушкам. Как водится в сказках, их расположилось на лавочке ровно три штуки.
– Добрый день, красавицы, – лейтенант выжимал из себя любезность. Не дай бог, «начнуть ворчать, яд источать».
Обращение цветастым платочкам на седых головках понравилось, и божьи одуванчики заулыбались – кто протезами, а кто деснами.
– Не знаете, у кого можно плуг на прокат взять?
Абсолютно беззубая девица шамкнула ртом и показала пальцем вдоль улицы.
– Так, э, у Пасенкова Кузьмы, – произнесла другая, важно кивая вниз головою.
– Дом на самом краю, – добавила та, что с протезами. – Ступай, голубок.
Мудрецкий впорхнул в салон, яко воробышек.
– Давай двигай, Резинкин, прямо. Похоже, повезло.
Леха Простаков почесал моську здоровой лапищей, лежа на лавке в кузове. О, снова поехали. Подремать бы еще.
Кузьма оказался сгорбленным старцем. Женщина, похоже, дочь его, вывела под руки из дому трясущегося дедушку и усадила на скамеечку.
– Извините, – лейтенант медленно ломал собственные пальцы, стоя у калитки.
– Ничего, ему все равно гулять. А чего надо-то?
– Бабушки в начале улицы насоветовали мне. Плуг у вас есть? На несколько часов. Вечером вернем.
Хозяйка заправила под белый платок выбившуюся прядь черных волос, потом обмякла и развела руками.
– Что ж это за старухи такие? Может, в сарае что и есть. Найдете – забирайте насовсем. Все хлама меньше.
Лейтенант отбил поклон.
– Спасибо. Мы аккуратно. Простаков! Хватит спать.
Когда Леха проходил мимо деда, тот даже прекратил дышать, чем не на шутку напугал женщину.
– Ну и солдат у вас, – поделилась она с лейтенантом под шум ворочаемого в сарае хлама.
– Попадаются иногда.
В светло-карих глазах засветился огонек.
– Только все реже такие ребятки-жеребятки встречаются. Мельчают мужички-то. Ни обнять, ни придавить.
Невольно Юра взглянул на талию и ниже. Потом отвел глаза.
– Зачем вам плуг-то?
– Дурдом у нас.
Хозяйка махнула рукой.
– У вас, лейтенант, всегда дурдом.
Раздался грохот. Леха завыл в сарае. И по окрестностям разнеслось русское, до боли знакомое.
– Что там у тебя! – закричал лейтенант и бросился на помощь.
Но она не потребовалась. Леха в одного выворотил на улицу древний инструмент землепашца.
– Теперь вам только лошадь осталось у нашего соседа в аренду взять.
Мудрецкий отмахнулся.
– У нас БМП есть. Лошадь не нужна. Ну, мы можем забирать?
Хозяйка оставила деда и подошла к лейтенанту. Лет тридцать—тридцать пять. Вскормленная на сливках и твороге. Розовощекая, грудастая. Зад с полкоромысла. Глаза – как берет десантника, большие и голубые, волосы – вакса, губы – вечерняя рожа начпрода, нос – аккуратная вздыбленность под солдатским одеялом во время эротического сна, в ушах серьги – бирюза – рожа начпрода утром. У Юры потекли слюни.
– Может, чайку попьешь? Пусть солдаты пашут.
– Глотну, – согласился Юра.
– Маша, ты о чем там с ним говоришь? – опомнился старый дед, так как Простаков утащил плуг на улицу и теперь он смог переключиться со здорового солдата на молодую женщину.
– О политике, – не поворачиваясь, ответила по ходу дочь.
– Товарищ лейтенант, ну, мы едем? – Репа Простакова выглянула из калитки.
Мудрецкий очнулся и убрал руки с талии.
– Леха, езжайте без меня, я своим ходом.
– Почему?
Лейтенант одернул форму и подошел к торчащей роже.
– Член в кочану, вот почему. Закрыл калитку.
Маша проводила его в дом.
– Куда пошли? – начал тревожиться дед. – Машка, ты чего удумала?
– Беззубый, а ревнивый, – объяснялась она перед лейтенантом. – Папа, сейчас приду! Посиди один!
Вошли внутрь. В кухне квадратный стол у стены. Электрический самоварчик на маленьком холодильнике. Табуретки на коричневом деревянном полу.
– Надеюсь, вы не торопитесь?
Юра огляделся.
– Обычно я стараюсь не спешить.
Маша начала кружиться с чашками чая. Он поймал ее и привлек к себе.
– Никогда не жаловался на терпение, могу и оттянуть финал, но после столь длительного перерыва...
– Не надо волноваться, ты успеешь и по второму разу пройтись.
Группа разведчиков зашла с левого фланга и медленно двинулась вперед и вверх через мягкую ложбину к большой сопке, преодолевая вялое сопротивление вероятного партнера. Вторая группа совершила быстрый проход и овладела высотой «лебединая шея». В результате проведенного маневра войска получили возможность приблизиться к командному пункту «верхняя коралловая губа» и временно побеспокоить его легкими укусами своих передовых частей. Одновременно левофланговые, расчистив плацдарм от мешающих перемещению складок, овладели высотой и в знак легкой победы устроили на пике небольшую вакханалию, не стесняясь пускать в ход все известные им средства. В результате пик сопки стал несколько выше и тверже. Штаб вероятного партнера смог ответить на дерзость лишь легким стоном сладострастия. Воодушевленные первым успехом войска решились на серьезный шаг.
Спецподразделение «алый язык» взяло штурмом каменный бастион и углубилось внутрь территории, где немедленно было окружено и тщательно обсосано, что вызвало некоторое замешательство в стане атакующих, но они быстро взяли себя в руки и продолжили ведение боевых действий, несмотря на регулярное окружение и периодическое обсасывание. Спустя две минуты подразделение «алый язык» отступило и плотно занялось воздействием на «коралловые губы».
Операция развивалась по плану. Разведгруппы оставили занятые позиции. Их быстро перебросили вниз к обозам партнера. Утопая в сладких болотах, солдаты регулярно применяли силу, сжимая складки местности, чем вызывали в штабе теперь уже союзных войск легкую жажду. Закончив прочесывать местность, разведчики удумали дерзость и, спустившись чуть ниже, забрались в тоннель «юбка». Поднимаясь по нему наверх, они смяли все перегородки и получили немалое удовольствие, ощутив нежную поверхность. Из теоретических выкладок разведка знала о вероятном существовании еще одной преграды... Но здесь союзники пошли навстречу и заранее избавились от неудобной во время ведения маневров детали.
Наступление велось активно, без намека на передышку. Овладев обозами, разведка ощупала фронт и опустилась ниже, в большой каньон, где с помощью четко направленных проникновений потребовала от союзника расширить плацдарм.
Штабы связались между собой. В результате недолгого совещания было решено дать возможность обороняющимся для большего удобства занять плато – стол, где и предполагалось провести основную часть учений. Союзные войска не заставляли долго упрашивать себя и произвели тектонические изменения геометрии собственного построения, открыв доступ к имеющимся изначально, но развившимся и приумножившимся с течением времени кладовым. Наступающие части в знак одобрения предоставленной им возможности кратковременно продемонстрировали имеющуюся в их распоряжении роту почетного караула и устремились к кладовым. Охрана сокровищницы, как всегда ничего не подозревая о продажности собственного командования, попыталась оказать вялое сопротивление. Но свидетельств о выигранных битвах этими слабыми и изнежившимися от сладкой жизни войсками история не сохранила. Ничего не вышло и на этот раз. Привыкшая к привилегиям рота, мучимая миражами обладания богатствами, смела жидкое охранение и хотела было приступить к осмотру сокровищ, но наткнулась на непонятное влажное препятствие. Пришлось, не разбирая, сдавать назад. Остановиться и для пущей верности пустить вперед разведчиков. Им не привыкать обслуживать роту почетного караула. Группа без труда обозначила верное направление и обеспечила мягкое проникновение, после чего продолжила заниматься вандализмом на одной из сопок.
Оказавшись внутри, рота получила вялое одобрение из стана союзника, одновременно было высказано пожелание не торопиться с быстрой гульбой и ярким только лишь для одной из сторон, а значит, и эгоистичным финалом.
Избалованные мальчики вняли просьбам и стали медленно шарить по полкам, привнося некоторый порядок в долгожданную и всепоглощающую разруху.
Пройдясь пару раз туда-сюда, командир роты принял решение начать более радикальные действия и неожиданно для союзника в стремительном броске отправил бойцов на конечную станцию и медленно вернул на исходную. Из штаба союзных войск понеслись благодарственные телеграммы с просьбой возможного неоднократного повтора. Так как в сокровищнице заниматься больше нечем, войска продолжили учинять разбой, одновременно поражаясь странностям союзника, всю свою жизнь наводящего порядок, но мечтающего о том, кто бы все это разрушил, чтобы снова все восстановить, а иногда сделать даже и лучше, чем было.
Гулянка шла вовсю. Занялся пожар. Горело все, что союзники успели накопить со времени последнего посещения сокровищницы неизвестными, но наверняка также наглыми войсками. Пламя становилось все сильнее. Лучшего занятия для себя рота почетного караула и не знала. И тут неожиданно для обеих армий из штаба наводящих хаос войск пришел приказ: «пора кончать». Часть генералов высказывала мысль обождать, а один даже вспомнил о последствиях, но принимающая сторона заверила волнующегося умудренного боями старца, постоянно, кстати, мешающего проведению подобного рода мероприятий, что все в ажуре. Чуть глубже находится установка по обезвреживанию особо шустрых пожарных, поэтому можно заливать напрямую. В штабе все расслабились и обдали пламя густой пеной под собственные одобрительные стоны.
Но огонь не был потушен. Он лишь спрятался на время. Солдаты обеих армий тяжело дышали и кое-где поправляли обмундирование, как вдруг в коридоре раздались тяжелые шаги.
Юра отскочил от хозяйки, а та быстро спрыгнула со стола и оправила юбку. На кухню вошел широкоплечий мясистый дядя в замызганной, когда-то красной футболке и покрытых масляными пятнами штанах.
– Не понял, – первое, что произнес обладатель развитых мышц груди и небольшого пузца, выпирающего вровень с мускулами.
– Водички попить служивый зашел. Плуг я ему старый отдала, – Маша пустила в ход женское обаяние, к чему, кстати, сейчас была предрасположена.
– Да, копать нам надо, – нашелся лейтенант, прикрывая полами кителя расстегнутую ширинку.
– Плуг? – не поверил, по-видимому, муж. – Ладно, пусть плуг. Смотри, лейтенант, если ты сюда еще раз зайдешь за лопатой там или за граблями...
Мудрецкий благоразумно помалкивал. Как хорошо, что они не раздевались.
– Что ты на молодого мальчика набросился, Феденька? – она обвила его немытую толстую шею белыми руками.
– Да так, устал. Чего стоишь, лейтенант, водички успел попить?
– Ага.
– Ну так иди служи.
– Иду.
Юра вышел на воздух. Хорошо, живой. А то мог бы сейчас пустить его роту почетного караула в свою «сокровищницу». А это унижает.
– Перетрудиться, видать, не успел, – сидящий на лавочке дед лыбился одним-единственным длиннющим зубом. – Весь дом ходуном ходил, я и то слышал, как полы скрипели.
Юра пялился на старика.
– Чего глядишь, иди отседова, котяра армейский.
Лейтенант и не собирался задерживаться. Бывает же иногда, случается такое.
Леха проснулся от сильного потряхивания.
«Ваше благородие» склонился над ним.
– Эй, вставай, – шептал дембель. – Разговор есть.
Леха медленно сел.
– Чего?
– Тихо, пацаны спят. Пошли в сортир, поговорим.
– Пойдем, мне как раз надо.
Шаркая тапочками, Леха пошел писать. Следом отправился Агапов.
В туалете стирался один хлипкий солдат из третьей роты. Разговору не помешает. Закурили у открытого окошка.
– Мне через тридцать четыре дня домой.
– Здорово, – Простаков затянулся, и сразу же полсигареты превратилось в пепел и дым.
– Как думаешь, служба научила меня чему-нибудь?
Простаков начал мыслительный процесс.
– Ну да.
В кубрике включили свет. Один за другим заходили гости в штанах, сапогах и майках. Приглашенные сгоняли с коек духов и слонов, разваливаясь с ногами на простынях.
Кикимор, как только Простакова вывели за порог, поднял Фрола, Витька, Бабу Варю, Багора с Замором, Рыбкина и Заботу.
– Ну чего, уроды, приуныли? Сейчас вы прослушаете лекцию «Баба в армии». – Кикимор подошел и похлопал по щекам каждого из духов, потом встал перед ними на середину. – Дух в армии гермафродит, сам е...т и сам родит. Родина прикажет, станет женщиной, ничего не скажет. Конец лекции. А теперь – танцы.
Кирпичев ударил кулаком Багорина в грудь так, что тот согнулся пополам.
– Ты будешь синим фонариком. Смотри, не стань голубым. Ты зеленым, – Фрол тоже не смог устоять. – Ты красным, – Резинкин сморщился, но не согнулся. – Ты желтым, – Кикимор ударил Бабочкина в живот коленом, и тот, сложившись, рухнул на пол.
– Ой, фонарик разбился, – деды со всей третьей роты ржали в голос.
– Зачем ты, Леха, Кикимора в бочку макал?
– А за что он меня иголкой?
– Так он же дембель. А ты дух. Ему можно.
– Это кто сказал?
Агапов похлопал молодого по плечу.
– Закон такой в армии. Закон дедовщины. Не слушаться, а тем более обижать старого солдата нехорошо. Он тебя в жопу уколол, но теперь ты дух. А кто ты был до этого? Запах. Кто такой запах? Да никто!
– Тебе, Забота, блатная работа – музыкальный центр.
– Замор – девушка, целка. Рыбкин – ты кобель похотливый. Центр, сидюк тебе поставили, пошла мелодия.
– Чего петь-то? – растерялся Заботин.
– Чего хочешь.
– Из-за леса, из-за гор, топай-топай...
– Идиот, они же танцевать должны. Извините, уважаемые зрители, компакт хреновый.
– На вернисаже как-то раз случайно встретила я вас.
– Потянет! Фонарики начали моргать! – Кикимор сам показал, как должна светиться цветомузыка. Он широко разводил руки в стороны и вверх-вниз, одновременно при этом приседая.
Фрол хотел только одного: чтобы быстрее пришел Леха.
Кикимор подошел к нему и пнул ногой в грудь.
– Еще один разбился! Парочка! Подошли друг к другу. Кавалер ложит даме руку ниже талии. Вот так. Смотрите, как он ее лапает за попку. Хулиганистый мальчик!
Приглашенные заржали.
– Леха, всего через год ты будешь командовать всем батальоном, а пока не гони. Не надо. Пусть пацаны, которые уже отслужили свое, немного покуражатся напоследок. Им же тоже доставалось. Надо уметь брать свое, понял.
– Там шум какой-то в коридоре.
– Не обращай внимания. Видишь, как получилось. Я тебя даже не вложил Паркину и про Валетова тоже ничего никому не сказал. Ты думаешь, Кикимор не обиделся?
– Обиделся. Но мне тоже обидно.
– За что? За то, что ты стал духом? Ты понял про службу?
– Понял.
«Ваше благородие» ухмыльнулся.
– Завтра посмотрим, как ты понял.
– Почему завтра?
– Пошли спать.
Представление закончилось стремительно, точно так же, как и началось. Дедушки выходили из кубрика довольные.
Леха стоял на входе, не понимая, что это за визит такой посреди ночи. Ничего такого не подозревая, он завалился на свою кровать и уснул.
* * *
Утром начался развод на плацу. Нарезав задачу трем мотострелковым ротам, комбат подошел к химикам. Мудрецкому он уже успел что-то там сказать для солдат неведомое, но по какой-то причине решил обратиться к ним лично.– Смирно! – скомандовал Мудрецкий, показываясь из-за огромного плеча.
– Вольно! – с улыбочкой отбросил Стойлохряков. Обняв пузо, он переплел на пупке толстые пальцы и оглядел строй. – Начинаем готовиться к визиту непрошеных гостей. Надеюсь, автор жалобы на питание в столовой не из вашей банды.
Все молчали. В хорошее никто не верил, тем более если комбат лукаво лыбится время от времени и говорит мягко.
– Сегодня суббота, работать вы должны до обеда, затем ваше время, но мы ждем комиссию.
– Но мы ждем комиссию, – повторил слова комбата Мудрецкий, выстроив подчиненных уже в парке.
По замыслу начальства, по всему периметру парка необходимо было создать контрольно-следовую полосу шириною три метра перед забором из колючей проволоки. Для чего такие строгости в центре России, вопрос не к солдату.
– В общем, берите лопаты, начинайте копать. За сегодня надо обкопать весь парк.
Агапов огляделся, оценивая фронт работ.
– Товарищ лейтенант! – воскликнул дед за всех. – Да тут недели мало!
– Не я это придумал. Сейчас отмерим каждому по участку и начнем совершать трудовой подвиг. Вас тут у меня двадцать восемь, как панфиловцев под Москвой.
– Чего? – не въехал Леха.
– Историю надо знать, Простаков.
– А-а-а.
Каждому досталось по сто метров целины. После того как нормы были отмерены, все курящие разом задымили и стали щуриться на теплое весеннее солнышко.
– Танки они немецкие под Москвой остановили, – Фрол подошел к Простакову.
– Скажешь, – не поверил Простаков, – люди и танки.
– Вот и скажешь. Нам тут тоже предстоит, – Фрол с силой вдарил каблуком по земле. Не было и намека на вмятинку. Черт бы побрал эту комиссию.
– В деревнях на такие пространства скотину запрягают. Чего ж мы, буйволы, что ли?
У Мудрецкого язык не поворачивался лаять на солдат. Нет, комбат рехнулся. Чтоб за день сотворить такое!.. Время уж скоро девять.
– Начинайте работать, – вяло произнес лейтенант старшему сержанту Агапову, развернулся и пошел в караулку, опустив плечи.
– А вы куда? – крикнул ему вслед дембель.
Лейтенант вернулся и тихо-тихо сказал:
– Жопу мылить. Я знаю, что это невозможно. Задача выполнена не будет.
Юра похлопал себя по нагрудному карману. Сигареты есть. Что же это такое? То двигатель в его дежурство поменяют, то теперь землю копать.
Кирпичев долго не раздумывал. Он взял троих духов и пообещал им повыбивать все зубы, если к обеду его норма выполнена не будет.
Леха, стоя на своем наделе, вяло принялся ковырять землю. Витек Резинкин приступил следом. Фрол повертел в руках лопату, попытался вогнать ее в землю и не смог. С десятого удара ногой штык чуть-чуть ушел в землю.
– Нет, нельзя мне в армии служить. Мое дело торговля. Только чтоб без поборов. Вино, водка, пиво – вот мое кредо. А здесь что? Что здесь? Здесь лошадь нужна. Разве может человек столько сделать за раз? Слушай, – Фрол подошел к Простакову и потянул его за рукав кителя. Сейчас он походил на ребенка, домогающегося внимания родителя.
– Чего? – Леха повел плечом во время работы, и Валетов поспешил отойти на безопасное расстояние.
– Это ж невозможно.
– Свой кусок я до вечера вскопаю.
– Зато я нет! – выкрикнул Фрол.
Услышав, как визжит Валетов, Резинкин бросил начатое было монотонное дело и подошел к пацанам.
– Мы здесь все ляжем.
Теперь и Простаков остановился.
Фрол посмотрел на технику.
– Завести бы сейчас какую-нибудь железяку с мотором, прицепить к ней плуг и взж-ж-жить. Только большие комочки придется разбить.
Витек согласился.
– Можно, если водитель аккуратно вдоль забора проведет. Только где плуг возьмем?
Лейтенант внимательно выслушал Валетова. Из всей троицы, подошедшей к нему, тот один мог внятно изъясняться, Резинкин поддакивал, Простаков мычал. Веселая компания наклевывается.
– Идея ясна. – Мудрецкий, сидя на табуретке в тенечке, отбрасываемом караулкой, чесал репу. – Только ни одна машина с места без приказа не двинется.
– Так прикажите, товарищ лейтенант, – Фрол чуть не подпрыгнул. – Вы же офицер.
– Да, а я ведь офицер, – проговорил про себя очевидное Мудрецкий.
– Сейчас, раз-два, – отсчитал Резинкин, энергично махая рукой по воздуху, – и готово. Запашем и пойдем отдыхать.
– Но плуга у вас все равно нет, – с сожалением констатировал лейтенант и даже по-бабьи всплеснул руками.
– Надо в село сходить, может, кто даст, может, у кого остался, – Простаков выпятил нижнюю губу и пришпандорил своими моргалами взводного к табурету.
– Дадут тебе...
– Мне дадут, – заупрямился Простаков. – Чего ж, они разве не люди?
– Хорошо. Резинкин, заводи. Плуг штука тяжелая, Простаков со мной поедет, а ты, Валетов, иди копай.
– Несправедливо это! Я все придумал и мне копай!
– Иди-иди.
Фрол потопал обратно на периметр парка. Теперь можно поковыряться для виду, чтоб дембеля не трогали, а потом взжжить – и все готово.
– Куда это они поехали? – Кикимор подошел к прыгающему вокруг лопаты Валетову и взял его за шиворот.
– За плугом они пошли в Чернодырье. Может, прицепим к броне, туда-сюда проедем – и готово.
– Ну-ну, – Кикимор сплюнул. – Агап, слышь, чего шакаленок удумал?
Весть о предпринятой лейтенантом акции разлетелась моментально. А так как помощь идет, то на фига ж работать. Личный состав все больше любовался пейзажем, дышал свежим воздухом. Курил. При приближении какого-нибудь офицера, шатающегося по парку, работа на некоторое время возвращалась из летаргического сна и снова успешно погружалась в небытие, как только товарищ уходил восвояси.
Солдаты разбились на кучки и ждали. Петрушевский, следуя указаниям мудрого старого воина Агапова, выгнал БМП под номером 84 за ворота. Дежуривший в парке кадровый взводник мотострелок Парижанский не возражал. Лейтенант был в курсе сложившейся ситуации и проявлял сочувствие.
Народ ждал плуг.
Въехав в поселок по хорошей асфальтовой дороге, Мудрецкий приказал Резинкину остановиться. Куда двигать дальше, он не представлял. Выпрыгнув из кабины, Юра подошел к сидящим на лавочке под тенью рябинок вечным бабушкам. Как водится в сказках, их расположилось на лавочке ровно три штуки.
– Добрый день, красавицы, – лейтенант выжимал из себя любезность. Не дай бог, «начнуть ворчать, яд источать».
Обращение цветастым платочкам на седых головках понравилось, и божьи одуванчики заулыбались – кто протезами, а кто деснами.
– Не знаете, у кого можно плуг на прокат взять?
Абсолютно беззубая девица шамкнула ртом и показала пальцем вдоль улицы.
– Так, э, у Пасенкова Кузьмы, – произнесла другая, важно кивая вниз головою.
– Дом на самом краю, – добавила та, что с протезами. – Ступай, голубок.
Мудрецкий впорхнул в салон, яко воробышек.
– Давай двигай, Резинкин, прямо. Похоже, повезло.
Леха Простаков почесал моську здоровой лапищей, лежа на лавке в кузове. О, снова поехали. Подремать бы еще.
Кузьма оказался сгорбленным старцем. Женщина, похоже, дочь его, вывела под руки из дому трясущегося дедушку и усадила на скамеечку.
– Извините, – лейтенант медленно ломал собственные пальцы, стоя у калитки.
– Ничего, ему все равно гулять. А чего надо-то?
– Бабушки в начале улицы насоветовали мне. Плуг у вас есть? На несколько часов. Вечером вернем.
Хозяйка заправила под белый платок выбившуюся прядь черных волос, потом обмякла и развела руками.
– Что ж это за старухи такие? Может, в сарае что и есть. Найдете – забирайте насовсем. Все хлама меньше.
Лейтенант отбил поклон.
– Спасибо. Мы аккуратно. Простаков! Хватит спать.
Когда Леха проходил мимо деда, тот даже прекратил дышать, чем не на шутку напугал женщину.
– Ну и солдат у вас, – поделилась она с лейтенантом под шум ворочаемого в сарае хлама.
– Попадаются иногда.
В светло-карих глазах засветился огонек.
– Только все реже такие ребятки-жеребятки встречаются. Мельчают мужички-то. Ни обнять, ни придавить.
Невольно Юра взглянул на талию и ниже. Потом отвел глаза.
– Зачем вам плуг-то?
– Дурдом у нас.
Хозяйка махнула рукой.
– У вас, лейтенант, всегда дурдом.
Раздался грохот. Леха завыл в сарае. И по окрестностям разнеслось русское, до боли знакомое.
– Что там у тебя! – закричал лейтенант и бросился на помощь.
Но она не потребовалась. Леха в одного выворотил на улицу древний инструмент землепашца.
– Теперь вам только лошадь осталось у нашего соседа в аренду взять.
Мудрецкий отмахнулся.
– У нас БМП есть. Лошадь не нужна. Ну, мы можем забирать?
Хозяйка оставила деда и подошла к лейтенанту. Лет тридцать—тридцать пять. Вскормленная на сливках и твороге. Розовощекая, грудастая. Зад с полкоромысла. Глаза – как берет десантника, большие и голубые, волосы – вакса, губы – вечерняя рожа начпрода, нос – аккуратная вздыбленность под солдатским одеялом во время эротического сна, в ушах серьги – бирюза – рожа начпрода утром. У Юры потекли слюни.
– Может, чайку попьешь? Пусть солдаты пашут.
– Глотну, – согласился Юра.
– Маша, ты о чем там с ним говоришь? – опомнился старый дед, так как Простаков утащил плуг на улицу и теперь он смог переключиться со здорового солдата на молодую женщину.
– О политике, – не поворачиваясь, ответила по ходу дочь.
– Товарищ лейтенант, ну, мы едем? – Репа Простакова выглянула из калитки.
Мудрецкий очнулся и убрал руки с талии.
– Леха, езжайте без меня, я своим ходом.
– Почему?
Лейтенант одернул форму и подошел к торчащей роже.
– Член в кочану, вот почему. Закрыл калитку.
Маша проводила его в дом.
– Куда пошли? – начал тревожиться дед. – Машка, ты чего удумала?
– Беззубый, а ревнивый, – объяснялась она перед лейтенантом. – Папа, сейчас приду! Посиди один!
Вошли внутрь. В кухне квадратный стол у стены. Электрический самоварчик на маленьком холодильнике. Табуретки на коричневом деревянном полу.
– Надеюсь, вы не торопитесь?
Юра огляделся.
– Обычно я стараюсь не спешить.
Маша начала кружиться с чашками чая. Он поймал ее и привлек к себе.
– Никогда не жаловался на терпение, могу и оттянуть финал, но после столь длительного перерыва...
– Не надо волноваться, ты успеешь и по второму разу пройтись.
Группа разведчиков зашла с левого фланга и медленно двинулась вперед и вверх через мягкую ложбину к большой сопке, преодолевая вялое сопротивление вероятного партнера. Вторая группа совершила быстрый проход и овладела высотой «лебединая шея». В результате проведенного маневра войска получили возможность приблизиться к командному пункту «верхняя коралловая губа» и временно побеспокоить его легкими укусами своих передовых частей. Одновременно левофланговые, расчистив плацдарм от мешающих перемещению складок, овладели высотой и в знак легкой победы устроили на пике небольшую вакханалию, не стесняясь пускать в ход все известные им средства. В результате пик сопки стал несколько выше и тверже. Штаб вероятного партнера смог ответить на дерзость лишь легким стоном сладострастия. Воодушевленные первым успехом войска решились на серьезный шаг.
Спецподразделение «алый язык» взяло штурмом каменный бастион и углубилось внутрь территории, где немедленно было окружено и тщательно обсосано, что вызвало некоторое замешательство в стане атакующих, но они быстро взяли себя в руки и продолжили ведение боевых действий, несмотря на регулярное окружение и периодическое обсасывание. Спустя две минуты подразделение «алый язык» отступило и плотно занялось воздействием на «коралловые губы».
Операция развивалась по плану. Разведгруппы оставили занятые позиции. Их быстро перебросили вниз к обозам партнера. Утопая в сладких болотах, солдаты регулярно применяли силу, сжимая складки местности, чем вызывали в штабе теперь уже союзных войск легкую жажду. Закончив прочесывать местность, разведчики удумали дерзость и, спустившись чуть ниже, забрались в тоннель «юбка». Поднимаясь по нему наверх, они смяли все перегородки и получили немалое удовольствие, ощутив нежную поверхность. Из теоретических выкладок разведка знала о вероятном существовании еще одной преграды... Но здесь союзники пошли навстречу и заранее избавились от неудобной во время ведения маневров детали.
Наступление велось активно, без намека на передышку. Овладев обозами, разведка ощупала фронт и опустилась ниже, в большой каньон, где с помощью четко направленных проникновений потребовала от союзника расширить плацдарм.
Штабы связались между собой. В результате недолгого совещания было решено дать возможность обороняющимся для большего удобства занять плато – стол, где и предполагалось провести основную часть учений. Союзные войска не заставляли долго упрашивать себя и произвели тектонические изменения геометрии собственного построения, открыв доступ к имеющимся изначально, но развившимся и приумножившимся с течением времени кладовым. Наступающие части в знак одобрения предоставленной им возможности кратковременно продемонстрировали имеющуюся в их распоряжении роту почетного караула и устремились к кладовым. Охрана сокровищницы, как всегда ничего не подозревая о продажности собственного командования, попыталась оказать вялое сопротивление. Но свидетельств о выигранных битвах этими слабыми и изнежившимися от сладкой жизни войсками история не сохранила. Ничего не вышло и на этот раз. Привыкшая к привилегиям рота, мучимая миражами обладания богатствами, смела жидкое охранение и хотела было приступить к осмотру сокровищ, но наткнулась на непонятное влажное препятствие. Пришлось, не разбирая, сдавать назад. Остановиться и для пущей верности пустить вперед разведчиков. Им не привыкать обслуживать роту почетного караула. Группа без труда обозначила верное направление и обеспечила мягкое проникновение, после чего продолжила заниматься вандализмом на одной из сопок.
Оказавшись внутри, рота получила вялое одобрение из стана союзника, одновременно было высказано пожелание не торопиться с быстрой гульбой и ярким только лишь для одной из сторон, а значит, и эгоистичным финалом.
Избалованные мальчики вняли просьбам и стали медленно шарить по полкам, привнося некоторый порядок в долгожданную и всепоглощающую разруху.
Пройдясь пару раз туда-сюда, командир роты принял решение начать более радикальные действия и неожиданно для союзника в стремительном броске отправил бойцов на конечную станцию и медленно вернул на исходную. Из штаба союзных войск понеслись благодарственные телеграммы с просьбой возможного неоднократного повтора. Так как в сокровищнице заниматься больше нечем, войска продолжили учинять разбой, одновременно поражаясь странностям союзника, всю свою жизнь наводящего порядок, но мечтающего о том, кто бы все это разрушил, чтобы снова все восстановить, а иногда сделать даже и лучше, чем было.
Гулянка шла вовсю. Занялся пожар. Горело все, что союзники успели накопить со времени последнего посещения сокровищницы неизвестными, но наверняка также наглыми войсками. Пламя становилось все сильнее. Лучшего занятия для себя рота почетного караула и не знала. И тут неожиданно для обеих армий из штаба наводящих хаос войск пришел приказ: «пора кончать». Часть генералов высказывала мысль обождать, а один даже вспомнил о последствиях, но принимающая сторона заверила волнующегося умудренного боями старца, постоянно, кстати, мешающего проведению подобного рода мероприятий, что все в ажуре. Чуть глубже находится установка по обезвреживанию особо шустрых пожарных, поэтому можно заливать напрямую. В штабе все расслабились и обдали пламя густой пеной под собственные одобрительные стоны.
Но огонь не был потушен. Он лишь спрятался на время. Солдаты обеих армий тяжело дышали и кое-где поправляли обмундирование, как вдруг в коридоре раздались тяжелые шаги.
Юра отскочил от хозяйки, а та быстро спрыгнула со стола и оправила юбку. На кухню вошел широкоплечий мясистый дядя в замызганной, когда-то красной футболке и покрытых масляными пятнами штанах.
– Не понял, – первое, что произнес обладатель развитых мышц груди и небольшого пузца, выпирающего вровень с мускулами.
– Водички попить служивый зашел. Плуг я ему старый отдала, – Маша пустила в ход женское обаяние, к чему, кстати, сейчас была предрасположена.
– Да, копать нам надо, – нашелся лейтенант, прикрывая полами кителя расстегнутую ширинку.
– Плуг? – не поверил, по-видимому, муж. – Ладно, пусть плуг. Смотри, лейтенант, если ты сюда еще раз зайдешь за лопатой там или за граблями...
Мудрецкий благоразумно помалкивал. Как хорошо, что они не раздевались.
– Что ты на молодого мальчика набросился, Феденька? – она обвила его немытую толстую шею белыми руками.
– Да так, устал. Чего стоишь, лейтенант, водички успел попить?
– Ага.
– Ну так иди служи.
– Иду.
Юра вышел на воздух. Хорошо, живой. А то мог бы сейчас пустить его роту почетного караула в свою «сокровищницу». А это унижает.
– Перетрудиться, видать, не успел, – сидящий на лавочке дед лыбился одним-единственным длиннющим зубом. – Весь дом ходуном ходил, я и то слышал, как полы скрипели.
Юра пялился на старика.
– Чего глядишь, иди отседова, котяра армейский.
Лейтенант и не собирался задерживаться. Бывает же иногда, случается такое.