Серегин Михаил. Колыма ты моя, Колыма

   «Пока надо по тайге не маячить, а залечь, – подумал блатной. – Найти убежище какое-нибудь и пару дней отсидеться. А потом уже браться за поиски». Несколько минут Колыма раздумывал, где бы ему найти подходящее для убежища место – и удобное, и достаточно укромное. Сначала в голову ему пришла медвежья берлога, но ее еще нужно найти, что не так-то просто. Потом Колыма вспомнил про охотничье зимовье, о котором ему рассказывал Нэхату, перед тем как поехать в Охотск. Якут говорил, что зимовье совсем недалеко, что находится в укромном месте, о котором никто из старателей и охранников не знает. Дорогу туда Нэхату описал, но Колыма не был уверен, что сумеет ее найти по одному описанию. Хотя, с другой стороны, выбирать особенно не из чего.
   «Буду искать зимовье, – решил блатной. – Если не найду, так на дереве каком переночую или в кусты поглубже заберусь. Хрен они меня найдут. А через денек-другой, когда суматоха в тайге поуляжется, посмотрю, куда Череп со своим новым дружком отправился. Со следами от гусениц за пару дней ничего не случится».

36

   Дмитрий Лопатников был сильным человеком. Он бывал жесток к другим, но когда считал, что это необходимо, умел быть жестоким и к себе. Когда Лопатников в третий раз пытался взобраться на подоконник, а в спину ему словно раскаленное сверло вкручивалось, он только скрипел зубами. Знал, что вскрикнуть – значит погибнуть. Разговор за стеной он дослушал только до половины, но этого было достаточно, чтобы ему все стало ясно. Брат предал его – он сам об этом сказал. А сейчас он согласится его убить – в этом нет сомнений, слишком хорошо он знает Алексея. Значит, спасение только в немедленном бегстве.
   Лопатников снова приподнялся на коленях, на этот раз предварительно подложив под них подушку. Выигранные за счет нее сантиметры оказались решающими – он наконец сумел вскарабкаться на подоконник. Слабость и усталость он чувствовал, наверно, не меньшие, чем вскарабкавшийся на Эверест альпинист. Вот только, в отличие от альпиниста, времени на отдых у Лопатникова не было. За стеной еще были слышны голоса, но в любой момент разговор мог закончиться.
   Лопатников тяжело вздохнул, спустил ноги за окно, придерживаясь за подоконник, стал медленно перевешиваться наружу, и, наконец, разжал руки. Удар об землю отозвался в спине дикой болью. Чтобы не закричать, Лопатников до крови прикусил губу. Постоял несколько секунд, ожидая, пока боль стихнет и, почувствовав, что в состоянии двигаться, крадучись пошел от дома. Сначала он хотел поднять охрану и повязать тех, кто намеревался его убить. Но, наткнувшись на несколько бесчувственных тел, дышащих перегаром, Лопатников понял, что лучше рассчитывать только на себя. Без начальства – а он слышал, что Балякина тоже нет, – охрана и старатели, видимо, перепились все до единого.
   Впрочем, Лопатников был уверен, что и сам еще на многое способен. В голове у него уже созрел план, он боялся только, что на его выполнение может не хватить сил.
   – Я справлюсь, – прошептал Лопатников. – Справлюсь... Вы у меня сейчас получите и прииск, и золото с платиной.
   До барака, к которому шел Лопатников, оставалось уже всего шагов пятьдесят. С огромным трудом преодолев их, он прислонился к дощатой стенке. Здесь была складирована взрывчатка для горных работ. Ключ от бронированной двери этого барака у него всегда был при себе, и через минуту Лопатников уже шел назад с несколькими шашками динамита и мотком бикфордова шнура. Идти обратно было раза в два труднее, силы Лопатникова были на исходе – ведь его рану не удосужились даже перевязать. Но он знал, что если сейчас не исполнит задуманного, то погибнет, и это придавало ему сил.
   Подобравшись к щитовому домику, из окна которого он недавно вылез, Лопатников грамотно заложил ТНТ под окно своего кабинета, комнаты, в которой его положили, и фельдшерского пункта.
   – Так... – бормотал он себе под нос, отматывая бикфордов шнур от мотка. – На пять минут... Нет, на четыре, а то смоются. А сам успею отойти? Успею... Должен успеть. – Лопатников обрезал шнур и поджег его.
   Шипящая искорка поползла к заложенным зарядам, а Лопатников поковылял в противоположную сторону. Голова у него кружилась уже так сильно, что он выписывал зигзаги не хуже пьяного. «Потеря крови, – как-то на удивление холодно и отстраненно подумал Лопатников, чувствуя, как его заносит. – Скоро сознание потеряю. Надо успеть добраться до какой-нибудь машины...»
   Он успел. На окраине поселка стояла трелевочная машина «Камацу» – в нее-то Лопатников, истратив последние силы, и забрался. Оказавшись на водительском месте, он чуть не заплакал от радости – теперь, когда не надо двигаться на своих двоих, он еще побарахтается. Как управлять такой машиной, Лопатников знал – в отличие от большинства отставных офицеров МВД и Минюста, он за свою жизнь научился не только командовать.
   Лопатников завел мотор. Двигатель машины заурчал, и она медленно тронулась к лесу. Никто не обратил на ее движение ни малейшего внимания – во всем поселке трезвых людей было всего трое, а у них, как раз в этот момент открывающих дверь в комнату, из которой выбрался Лопатников, были сейчас дела поважнее.
   Через несколько секунд после того, как «Камацу» тронулась с места, за спиной Лопатникова громыхнул взрыв. Щитовой домик конторы в буквальном смысле слова взлетел на воздух – некоторые обломки долетели до края поселка, а на том месте, где он стоял, начался пожар. Яркие языки пламени плясали на развалинах конторы, высвечивая то стены соседних бараков, то валявшихся рядом пьяных, которых не разбудил даже грохот взрыва. Лопатников обернулся и без малейшего сожаления посмотрел на горящий дом, где остался его брат.
   Алексея, оказавшегося предателем, ему жалко не было. Жалко было ему только Дашу – из подслушанного разговора Лопатников узнал, что она, Балякин и Череп пропали из поселка. А также, что пропало золото и платина. Сопоставив эти факты, а также то, что отношения с Балякиным у него последнее время были крайне натянутыми, Лопатников пришел к страшному выводу – его дочь скорее всего похитили, пока вся лагерная охрана спала пьяная. Наверное, начальник охраны и этот уголовник сговорились. Интересно только, куда делся второй «синий», который сидел под замком? Может быть, его успели распилить? Или про него так и забыли? Впрочем, какая разница. Важно сейчас не это. Важно как можно дальше отъехать от поселка. Важно найти Дашу.
   В голове потерявшего много крови и совершенно обессилевшего Лопатникова уже все помутилось. Мысли его путались, разбегались, не желая складываться ни во что осмысленное. Он знал только одно – вездеход, на котором увезли его дочь, должен быть где-то рядом. Значит, надо его искать. Надо освободить Дашу, пока не произошло непоправимое.
   Трелевочная машина выкатила на просеку и на полной скорости, которую можно было развить в сумерках и по такой дороге, устремилась в лес.

37

   Найти дорогу к якутскому зимовью оказалось нелегко. Коля Колыма несколько раз сворачивал во вроде бы подходящие под описание Нэхату распадки, но домика не находил. В тайге уже стемнело, и блатной решил, что проверит еще один распадок, а потом, если не найдет зимовья, заночует на каком-нибудь дереве.
   Но Колыме повезло. Пройдя между склонами двух невысоких сопок, он заметил здоровенный валун, о котором упоминал Нэхату. Колыма стал внимательно осматривать стволы деревьев и через несколько минут отыскал на одной из лиственниц затес – старый, но явно обновленный в этом году. Дальше идти было уже легче – блатной продвигался от затеса к затесу, и через несколько минут впереди показался невысокий домик. На всякий случай Колыма обошел вокруг него, но свежих следов не обнаружил и окончательно успокоился. Похоже, здесь никого не было как минимум месяца три.
   Колыма шагнул к двери, взялся за ручку и застыл на месте – до его слуха донесся отдаленный грохот. «Гром? Вряд ли, – никаких туч весь день не было, – подумал блатной. – Значит, взрыв. Но породу в такое время не взрывают. Значит, там что-то происходит». Блатной не раздумывая развернулся и бросился в лес, к просеке, ведущей в сторону прииска. Нужно было выяснить, что случилось – хотя бы в самых общих чертах. В первую очередь – где именно был взрыв.
   Минут через десять Колыма оказался на просеке. Он осторожно вышел на открытое пространство и осмотрелся. В той стороне, где находился поселок старателей, над лесом поднималось оранжевое зарево. В поселке явно что-то горело.
   «Так, значит, взрыв был там, – подумал Колыма. – Но что взорвалось?» Блатной колебался. Информация могла оказаться важной, но идти к поселку было опасно. «Нет. Не сейчас, – решил Колыма. – Там сейчас наверняка началась общая тревога и беготня. Не стоит рисковать. Лучше завтра аккуратно взять в лесу кого-нибудь из старателей и поговорить с ним по душам. Тогда и узнаю, что взорвалось и что там вообще творится».
   Но возможность поговорить с человеком, бывшим полностью в курсе дела, предоставилась Колыме значительно раньше. Он как раз собирался пойти обратно, к зимовью, когда краем глаза заметил вдалеке какой-то проблеск света. Колыма мгновенно шагнул за дерево и застыл, глядя на подозрительное свечение и внимательно прислушиваясь к ночному лесу. Так прошло минут пять, но источник света оставался на месте, и никаких подозрительных звуков Колыма не услышал. «Это не фонарь, – подумал блатной. – Но что тогда? Надо посмотреть...»
   Он выскользнул из-за дерева, сделал несколько шагов в глубь леса и, крадучись, двинулся вдоль просеки к свету. С каждым шагом Колыма все больше убеждался в том, что светящийся предмет не может быть фонарем в руке какого-то посланного на его поиски охранника. Слишком большой. Скорее похоже на фару... Подойдя еще ближе, Колыма понял, что его догадка оказалась правильной – светящихся пятен было два, и он окончательно уверился, что это фары какой-то машины. Но почему она стоит на месте? Кто в ней приехал и зачем? Куда делся сейчас?
   Колыма подкрался к машине уже шагов на тридцать. Теперь он мог хорошо ее рассмотреть. Японская трелевочная машина, то ли «Като», то ли «Камацу», стояла поперек просеки, наискосок, уперевшись в дерево. Передняя дверца была приоткрыта, фары включены. Колыма подумал, что, кажется, видел такую машину в старательском поселке, когда их с Черепом туда ввели. Значит, машина оттуда. Но какому придурку понадобилось ехать на ней в лес ночью? В любом случае такой шанс упускать нельзя! Нужно взять того, кто ее сюда пригнал, и как следует расспросить о последних новостях поселковой жизни.
   Колыма сделал еще несколько осторожных шагов, обходя машину сзади так, чтобы при броске не попасть в лучи света от фар. Оказавшись там, где хотел, он остановился, вытащил из рукава нож и рванулся вперед. Меньше чем за две секунды преодолев отделявшее его от машины расстояние, Колыма вскочил на подножку, распахнул приоткрытую дверцу и приставил нож к горлу водителя.
   – Рыпнешься – убью! – прошипел блатной.
   Но водитель не обратил на клинок у горла никакого внимания. Он сидел, уткнувшись лицом в руль, и, кажется, был без сознания. Левой рукой Колыма приподнял его голову. Это был Дмитрий Лопатников – белый как снег, с закатившимися глазами. А под коленом у Колымы было мокро – потрогав сиденье рукой, блатной ощутил что-то липкое. Все сиденье было в крови.
   Колыма мгновенно все понял – деталей, он, конечно, не знал, но догадаться о том, что хозяина прииска кто-то решил убрать, было несложно.
   Колыма несколько раз сильно шлепнул Лопатникова по щекам, пытаясь привести его в сознание. Ему была нужна информация, а жалости к человеку, собиравшемуся распилить его бензопилой, он не испытывал. Лопатников застонал и открыл глаза. Первые секунды взгляд его был мутным, как у новорожденного, но зато когда он наконец окончательно пришел в себя, в глазах появился страх.
   – Ты-ы? – удивленно и испуганно протянул Лопатников.
   – Что, узнал меня, потрох? – недобро усмехнулся Колыма. – Не ожидал увидеть? Думал, меня распилили уже, как ты и приказал?
   – Откуда ты... Как ты здесь... – закончить вопрос Лопатников не смог, но Колыма и так его прекрасно понял.
   – Нашелся добрый человек, помог мне...
   – Где Даша?! – Лопатников подался вперед. Он подумал, что Колыма имеет в виду Балякина, что он участвовал в побеге Черепа и начальника охраны, а значит, и в похищении его дочери.
   – Не знаю. Знаю только, что ты ее не уберег, что ее Череп цапанул. Ты же на Черепа поставил – вот и получил от него.
   Лопатников сам не понял, почему сразу поверил этому уголовнику. Может быть, потому, что в подслушанном им разговоре речь и правда шла только о Черепе и Балякине, а не о Колыме. А может, потому, что он вспомнил, как Даша заступалась за него.
   – Прости... – выдохнул Лопатников. – Я думал, что ты ее изнасиловать хотел, а про медведя – байка. Делай со мной что хочешь, но прошу – помоги найти дочь! Помоги! Ее Балякин и твой кореш похитили...
   – Я знаю.
   – Откуда?! Ты же говоришь, что не с ними!
   – Разговор их подслушал. Череп ее изнасиловать хотел, но этот твой Балякин ему не дал, сказал, что некогда.
   Лицо Лопатникова исказила жуткая гримаса, он дернулся, как ошпаренный.
   – Слушай! Прошу, помоги ей!! Я сейчас ничего не могу, я ранен, но ты помоги! Я богат, я тебя озолочу! Эти два гада с собой платину и золото с прииска забрали, забирай их себе, если Дашу спасешь! И я тебе еще столько же дам! Десять раз по столько же! Ведь получается, что это она тебя освободила, больше некому! Я перед тобой виноват, но она-то нет! Спаси ее! А потом можешь меня резать, пилить, жечь – что хочешь! Помо... – Лопатников осекся и, снова потеряв сознание, рухнул на сиденье.
   Колыма убрал от шеи Лопатникова нож. Ничего нового он из его слов не узнал, только окончательно уверился – Дашу надо спасать. И как можно быстрее. Колыма очень хотел взяться за дело немедленно, но разглядеть следы в сумерках было нереально. Оставалось только дождаться утра, чтобы по следам траков отследить путь вездехода. Значит, сейчас нужно идти в зимовье, а с рассветом отправляться на поиски.
   Колыма привстал с сиденья, но тут же снова застыл. Нужно было решить, что делать с Лопатниковым. С одной стороны, помогать менту, бывшему начальнику зоны, было западло. Но с другой стороны – он отец Даши, и она его любит.
   «Только ради нее», – подумал Колыма, вытаскивая тяжелого Лопатникова из кабины. Он уложил раненого на землю лицом вниз, нашел рану в спине и быстро перевязал. Потом взвалил его на плечи и двинулся в сторону зимовья.

38

   Балякин был уверен, что за ними с Черепом будет погоня. Про то, что Лопатников на охоте получил пулю в спину, главный охранник не знал и поэтому весь остаток дня и всю ночь старался выжать из вездехода все, на что он был способен. Только ранним утром он наконец остановил машину.
   – Череп! – Балякин ткнул в плечо уснувшего подельника. – Просыпайся давай!
   Череп открыл глаза. Как и Колыма, просыпался он мгновенно.
   – Что такое? Погоня?
   – Погони как раз нет. Похоже, мы с тобой оторвались. Теперь можно слегка отдохнуть, расслабиться. Ну и с добычей разобраться заодно. Затем я тебя и разбудил, чтобы обвинений в нечестном дележе не было. Мы ж с тобой теперь почти напарники, нам нужно друг другу доверять.
   – Понятно, – хмыкнул Череп. – А как делить будем?
   – Сначала я хотел тебе тридцать процентов предложить, – сказал Балякин. – Но теперь передумал. Давай делиться пополам.
   – С чего это такая щедрость?
   – Я ж тебе уже говорил. Нам теперь нужно друг друга держаться, мы одним делом повязаны. Мне просто невыгодно тебе меньше давать – ты обидишься, злобу затаишь, будешь искать возможность мне в спину ударить и все забрать. На фиг мне такая хрень? Два умных и хватких мужика, если друг с другом собачиться не будут, заработать сумеют в десять раз больше, чем есть сейчас. Согласен?
   Череп кивнул, посмотрев на Балякина с уважением.
   – Умный ты человек, начальник. Я тоже думаю, что из-за бабок нам сейчас ссориться нельзя.
   – Вот и отлично. Ну что, давай смотреть, сколько нам с тобой досталось...
   Балякин вытащил два мешка с золотом и платиной и предусмотрительно прихваченные со склада весы. Почти час они с Черепом тщательнейшим образом взвешивали драгоценные металлы.
   – Фу-у, – выдохнул Балякин, когда наконец с этим было покончено. – Так, ну и что у нас получилось? Золота семнадцать килограммов, а платины пять с половиной. Нехило!
   – Как бы только теперь за это бабки получить, – сказал Череп. – Менты такие вещи отслеживают...
   – Эх, Череп! – Балякин похлопал подельника по плечу. – Ты же на север с материка попал?
   – Ну да. А что?
   – Да то, что ты плохо нашу специфику знаешь. Здесь за этим следи не следи – много не выследишь. Золотой песок у нас – самая распространенная валюта. Так что с переводом его в бабки у нас проблем не будет. Тем более у меня в Магадане связи кое-какие есть, я знаю, кому это можно сдать так, чтобы и цену нормальную получить и чтобы кинуть не попытались. В общем, заживем мы с тобой как боги!
   – Ты-то да, – мрачно сказал Череп. – А мне посложнее придется. Я ведь беглый арестант, моя фамилия в розыске значится, а вывеску каждый мент помнить должен.
   – Не менжуйся! За деньги тебе любые ксивы сделают! А внешность изменишь, не самая большая премудрость. С хорошими бабками в нашем городе и не такие проблемы решить можно.
   – Ну, хорошо, если так...
   – Точно тебе говорю. Слушай, Череп, а что ты в Магадане первым делом сделаешь? Ну, как деньги получишь и проблемы с документами и внешностью решишь?
   Череп улыбнулся. Судя по всему, Балякин знал, о чем говорил, а значит особых проблем у него в Магадане и правда не будет. Что ж, тогда почему бы и не помечтать?
   – Первым делом пойду в ваш самый шикарный кабак, нажрусь, а потом закажу отдельный кабинет и бабу. А лучше даже двух или трех! Я уж столько времени одними сеансами пробавлялся, хочу живую женщину пощупать. О! Кстати! – Череп поднял голову и посмотрел на лежащую на полу Дашу. – Это дело можно до Магадана и не откладывать! Теперь-то нам торопиться некуда, можно наконец с ней поразвлечься. – Он шагнул к девушке, на ходу расстегивая ремень.
   – Ты ее трахнуть хочешь? – недовольно спросил Балякин.
   – А что? Почему бы и нет?
   – Если ее папаша потом нас найдет...
   – Ладно тебе! Если он нас достанет, то и без того пряниками кормить не будет. К тому же с собой в Магадан мы ее по-любому не потащим. Значит, мочить нужно. А раз так, то почему бы сначала не поразвлечься? – Он опустился на пол рядом с девушкой.
   – Хоть наружу ее вытащи! – сказал Балякин. – А то здесь вонять потом будет всю дорогу.
   – Как скажешь, – покладисто согласился Череп. – На воздухе еще и приятнее.
   Он встал, застегнулся, открыл люк, выпихнул девушку наружу и вылез сам. Балякин остался в вездеходе. На душе у него было муторно, но портить отношения с Черепом он не хотел. Тем более что в чем-то тот прав. Отпускать Дашу нельзя – слишком много она знает об их планах. А раз так, то в самом деле, какая разница...
   Через несколько минут в люк просунулась голова Черепа.
   – Давай, Антон, теперь твоя очередь.
   – Я не буду, – решительно помотал головой Балякин.
   – Что так? – удивился Череп.
   – Не хочу. Мочи ее и поехали.
   – Ну, как знаешь... – Голова Черепа исчезла, и через несколько секунд снаружи грохнул одиночный выстрел. А еще через пару минут Череп вернулся в вездеход.
   – Ну что?
   – Пристрелил.
   – А с телом что сделал?
   – Да ничего. Ветками закидал. Не хоронить же ее теперь.
   Балякин тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Он сел на место водителя и завел мотор. Вообще-то бывший начальник охраны собирался поспать, но теперь он чувствовал, что лучше ему сначала еще немного поуправлять машиной, устать посильнее, чтобы потом отрубиться сразу. Он не был сентиментален, но слишком привык за два года работы, что одна из его важнейших задач – охранять дочь хозяина. Да и знал он ее неплохо, знал, что Даша хороший человек. Он никогда бы не признался в этом, но Балякину было жалко девушку. Однако тяга к деньгам была в нем куда сильнее.

39

   Любая тяжелая гусеничная техника оставляет в тайге глубокие следы, которые зарастают лишь через несколько лет. Опытные охотники всегда могут определить по следу, когда и какая техника прошла по грунту. Коля Колыма по-настоящему опытным охотником, конечно, не был, но для того, чтобы отследить отпечатки гусениц проехавшего по просеке меньше суток назад вездехода, это и не нужно. След был ясным и четким, блатному даже не приходилось вылезать из трелевочной машины, чтобы видеть его.
   Колыма ехал по тайге уже часов десять. Рано утром, как только рассвело, он покинул зимовье и отправился в погоню за вездеходом, в котором уехали Балякин и Череп. За ночь он успел все продумать. Если он сумеет догнать этих сук, то замочит их, а Дашу вернет отцу. Рана Лопатникова явно не смертельна, выживет, особенно после того, как он его перевязал. Этим он расплатится с девушкой за то, что она спасла ему жизнь. А золото и платину, о которых говорил Лопатников, он возьмет себе. В качестве компенсации за то, что Лопатников с ним хотел сделать. Колыма поморщился. Вообще-то брать за такие оскорбления деньги он не привык, обычно те, кто осмеливался поднять на него руку, платили кровью. Но Даша была ему симпатична и убивать ее отца он не хотел. К тому же мочить раненого – западло, а ждать, пока он выздоровеет – глупо.
   Колыма в очередной раз бросил взгляд вперед, на след. Он был по-прежнему четким, ясным и вел на север. «В Магадан направились, – подумал Колыма. – Хотя, может, специально следы запутывают? Сделают крюк по тайге и махнут в Хабаровск? Нет, вряд ли. Слишком сложно, да и крюк большой получается. К тому же после поворота им пришлось бы мимо прииска ехать, а это опасно».
   Если бы Даша не была одета в яркое красное платье, Колыма, скорее всего, проехал бы мимо кучи валежника, не заметив, что под ней что-то есть. Но красное пятно сразу бросилось ему в глаза – таких цветов в тайге не бывает, это всегда признак человека. Колыма остановил машину, выпрыгнул из нее и подошел к куче сухих веток. Он уже догадывался, что обнаружит под ними, но очень не хотелось в это верить. Однако после того, как он отбросил несколько верхних валежин, места для сомнений не осталось. На Колыму смотрело бледное, бескровное лицо Даши – глаза ее были открыты, в них застыло удивление – словно девушка так до конца и не могла поверить, что все это случилось с ней. А в самой середина лба чернело запекшейся кровью входное отверстие.
   Колыма скрипнул зубами и еще раз поклялся самому себе, что найдет сделавших это сук и заставит ответить за все. А когда он до конца разбросал ветки и увидел разорванное платье и синяки на теле девушки, то он решил, как именно погибнут сделавшие это. Для насильников в Колымском краю всегда был свой, особый вид казни.
   Колыма помотал головой, отгоняя ненужные сейчас мысли. О том, как убить сук, он подумает тогда, когда они будут у него в руках. А сейчас нужно позаботиться о похоронах. Нужно отвезти тело девушки к зимовью. Колыма наклонился, бережно поднял тело на руки и перенес в трелевочную машину. Потом вернулся на просеку и посмотрел на север, туда, куда уходили следы вездехода. Он думал о том, что если сейчас вернется к зимовью, то отстанет от Черепа и Балякина безнадежно. Но, с другой стороны, стоит ли теперь идти по их следу? Куда направились эти отморозки, яснее ясного – в Магадан. Значит, и ему стоит любым способом добраться до Магадана, а там уж воспользоваться своими нехилыми возможностями и связями.
   «Если надо будет, Батю подпрягу, – подумал Колыма. – Смотрящий всегда беспредельщиков не любил, а уж таких и подавно. Поможет, если что. А может, и сам справлюсь, не впервой. А если они все-таки окажутся хитрыми и свалят в Хабаровск... Что ж, если в Магадане этих сук не найду, доберусь и дотуда – Хабаровск не Вашингтон, поближе будет. Все равно им не уйти, пусть хоть под землю закопаются. А Дашу надо похоронить нормально, пока со смерти немного времени прошло».
   Окончательно приняв решение, блатной развернулся и пошел к трелевочной машине. На его бесстрастном лице не было никаких следов эмоций. Но если бы сейчас Череп увидел своего бывшего кореша, то, пожалуй, решил бы, что лучше сразу застрелиться.

40

   Лопатников не находил себе места. Он практически забыл про рану, которая в нормальном состоянии намертво приковала бы его к постели как минимум на неделю. Сказывался постоянный выброс в кровь адреналина – бывший начальник зоны не знал, что сейчас происходит с его дочерью, не знал, где она, не знал даже, жива ли она еще. И не было никакой, совершенно никакой возможности не то что помочь, но даже узнать, что с ней. Это бессилие мучило его в десятки раз сильнее, чем рана. Когда ранним утром Коля Колыма уезжал в погоню за похитителями, Лопатников хотел поехать с ним. Но все же остатков здравомыслия хватило, чтобы понять – никакой помощи от него не будет, будет только обуза. Но сейчас Лопатников уже жалел о том, что не поехал. Он не желал думать о том, что поездка могла попросту убить его, о том, что уже через полчаса езды по тайге у него опять пошла бы только что остановленная кровь, о том, что сейчас он уже был бы без сознания – думалось только о том, что, может быть, он уже увидел бы дочь.