Страница:
– Пройдем еще маленько, – ответил Колыма. – Может, что получше подвернется.
– Да куда уж лучше! Самое то, что надо.
– Да я не про камень. Может, сейчас зимовье будет, по всем признакам похоже.
– Что за зимовье?
– Обычное, охотничье. Люди, когда на охоту надолго ездят, да не один раз, а каждый год, ставят себе в тайге зимовья, домики такие маленькие.
– А с чего ты взял, что мы сейчас его найдем?
– По этой тропке не только звери, люди тоже ходили. Я пару зарубок видел.
– Так, может, до этого зимовья еще полдня идти!
– Нет, – покачал головой Колыма. – Вон, видишь пенек? Посмотри внимательнее, там на нем зарубки от топора. Стояло сухое дерево, а его свалили, то ли на дрова, то ли как раз на строительство зимовья. Издалека бы его не потащили, а я таких пеньков уже штук семь вдоль тропы насчитал. Значит, уже близко.
Череп недоверчиво хмыкнул. Он был человеком городским, и все эти лесные приметы казались ему делом ненадежным. Но спорить с Колымой, конечно, не стоило – в конце концов ориентируется он здесь явно лучше. Да и к камню вернуться можно будет, если это зимовье они так и не найдут.
Однако Колыма оказался прав. Минут через пять тропинка вывела беглецов на поляну, в дальнем конце которой темнел невысокий домик, сложенный из неошкуренных бревен.
Колыма спокойно двинулся к нему.
– Погодь, Колян! – громким шепотом окликнул его Череп. – А не нарвемся мы здесь на кого?
– Нет, – покачал головой Колыма. – Сейчас же весна, все охотники уже разъехались. Пойдем.
Внутри зимовья оказалось довольно уютно. Вдоль двух стен шли широкие нары, в одном из углов стоял грубо сколоченный, но крепкий стол, а в другом чернела печка-буржуйка, рядом с которой лежали уже готовые нарубленные дрова.
– А дрова откуда? – удивился Череп.
– Оставил хозяин, когда уходил. Принято так. Чтобы если кто с мороза придет, сразу согрелся. Раньше в таких зимовьях и продукты кое-какие оставляли, но сейчас-то уж вряд ли. Времена не те. Ладно, давай разводи огонь, а я пока рыбу разделаю.
Через час оба блатных уже лежали на нарах, укрывшись нашедшимися в зимовье одеялами и глядя на огонь. Они были сыты и чувствовали себя в относительной безопасности, а чего еще надо беглому зэку? Разве что знать, что дальше будет так же. Об этом сейчас и подумал Череп.
– Слышь, Колян, а что это за пацан, который нам должен помочь? Ну, ты говорил, с ксивами поможет, с лавэ на первое время? И как нам, долго еще до него идти?
– Дней семь, если пойдем нормально. А кто он такой? Золотой пацан, вот увидишь. Я его уже давно знаю, было дело – он мне помогал, было дело – я ему. В общем, знаем друг друга.
– А верить ему точно можно?
– Точно. Когда придем – сам увидишь.
Череп понял, что рассказывать о своем кореше подробнее Колыма сейчас не хочет, и не стал настаивать. Какая разница, кто он такой, в конце концов? Главное, чтобы ментам не сдал! Но раз Колыма ему верит, значит, не сдаст. Колян человек битый и осторожный, кому попало бы не доверился.
С этими успокоительными мыслями Череп и заснул.
4
5
– Да куда уж лучше! Самое то, что надо.
– Да я не про камень. Может, сейчас зимовье будет, по всем признакам похоже.
– Что за зимовье?
– Обычное, охотничье. Люди, когда на охоту надолго ездят, да не один раз, а каждый год, ставят себе в тайге зимовья, домики такие маленькие.
– А с чего ты взял, что мы сейчас его найдем?
– По этой тропке не только звери, люди тоже ходили. Я пару зарубок видел.
– Так, может, до этого зимовья еще полдня идти!
– Нет, – покачал головой Колыма. – Вон, видишь пенек? Посмотри внимательнее, там на нем зарубки от топора. Стояло сухое дерево, а его свалили, то ли на дрова, то ли как раз на строительство зимовья. Издалека бы его не потащили, а я таких пеньков уже штук семь вдоль тропы насчитал. Значит, уже близко.
Череп недоверчиво хмыкнул. Он был человеком городским, и все эти лесные приметы казались ему делом ненадежным. Но спорить с Колымой, конечно, не стоило – в конце концов ориентируется он здесь явно лучше. Да и к камню вернуться можно будет, если это зимовье они так и не найдут.
Однако Колыма оказался прав. Минут через пять тропинка вывела беглецов на поляну, в дальнем конце которой темнел невысокий домик, сложенный из неошкуренных бревен.
Колыма спокойно двинулся к нему.
– Погодь, Колян! – громким шепотом окликнул его Череп. – А не нарвемся мы здесь на кого?
– Нет, – покачал головой Колыма. – Сейчас же весна, все охотники уже разъехались. Пойдем.
Внутри зимовья оказалось довольно уютно. Вдоль двух стен шли широкие нары, в одном из углов стоял грубо сколоченный, но крепкий стол, а в другом чернела печка-буржуйка, рядом с которой лежали уже готовые нарубленные дрова.
– А дрова откуда? – удивился Череп.
– Оставил хозяин, когда уходил. Принято так. Чтобы если кто с мороза придет, сразу согрелся. Раньше в таких зимовьях и продукты кое-какие оставляли, но сейчас-то уж вряд ли. Времена не те. Ладно, давай разводи огонь, а я пока рыбу разделаю.
Через час оба блатных уже лежали на нарах, укрывшись нашедшимися в зимовье одеялами и глядя на огонь. Они были сыты и чувствовали себя в относительной безопасности, а чего еще надо беглому зэку? Разве что знать, что дальше будет так же. Об этом сейчас и подумал Череп.
– Слышь, Колян, а что это за пацан, который нам должен помочь? Ну, ты говорил, с ксивами поможет, с лавэ на первое время? И как нам, долго еще до него идти?
– Дней семь, если пойдем нормально. А кто он такой? Золотой пацан, вот увидишь. Я его уже давно знаю, было дело – он мне помогал, было дело – я ему. В общем, знаем друг друга.
– А верить ему точно можно?
– Точно. Когда придем – сам увидишь.
Череп понял, что рассказывать о своем кореше подробнее Колыма сейчас не хочет, и не стал настаивать. Какая разница, кто он такой, в конце концов? Главное, чтобы ментам не сдал! Но раз Колыма ему верит, значит, не сдаст. Колян человек битый и осторожный, кому попало бы не доверился.
С этими успокоительными мыслями Череп и заснул.
4
Нетрадиционной медициной в наше время никого не удивишь. Скорее наоборот, удивление вызывают люди, так за всю жизнь ни разу и не попробовавшие полечить свои болячки у разного рода знахарей, ведунов, народных целителей и знатоков восточной медицины. Однако несмотря на громкие заявления и обширные обещания, большая часть подобного рода публики при ближайшем рассмотрении оказывается обыкновенными жуликами и шарлатанами. Правда, привлечь их к законной ответственности бывает крайне трудно. Кто докажет, что волшебный настой на семи травах и мышином помете от целителя международной квалификации бабки Матрены не оказал лечебного действия на остеохондроз клиента? Ах клиенту лучше не стало? Так, может, без бабкиного настоя он бы и вовсе помер! Ничего не докажешь – и этим обстоятельством, а также легковерностью российского народа мошенники благополучно и пользуются.
Правда, последнее время даже падкие на экзотику граждане нашей страны, успев пару раз обжечься на всяких жуликах, постепенно стали возвращаться в лоно традиционной медицины. Особенно те, кто побогаче – благо возможности у современных врачей при соответствующем финансировании очень и очень обширные. Но из всех правил бывают исключения.
Такое исключение и представлял собой кабинет иглотерапии «Мастер», расположенный в самом центре Магадана. Здесь действительно умели лечить, и никто из клиентов на Сизоку Токудзаки – владельца салона и одновременно главного мастера – никогда не жаловался. В общем-то, это и понятно – Сизоку научился своему искусству не в каком-нибудь поселке Большие Бодуны на трехмесячных курсах с выдачей свидетельства международного образца, а от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда, и так далее, неизвестно на сколько поколений в глубь времен. Так что свидетельства у Токудзаки вообще никакого не было. Ни международного образца, ни какого другого. Но зато именно у него лечилась половина самых влиятельных и богатых людей Магадана – результат у старого мастера всегда был налицо и стоил потраченных на лечение денег.
Кабинет иглоукалывания выглядел очень изящно.
Оформлением «под Восток», как и нетрадиционной медициной, удивить кого-нибудь сейчас трудно, но над своим кабинетом Токудзаки поработал лично, не привлекая так называемых профессиональных оформителей. А потому была в его обстановке та самая неуловимая восточная изысканность, которую, как ни бьются, но все равно не могут воспроизвести западные дизайнеры. В дальнем углу кабинета стояли несколько растений в горшках, настоящий мини-садик. Расположены они были на первый взгляд совершенно беспорядочно, но если присмотреться, то весьма гармонично. Одно из растений, кстати сказать, было знаменитой сакурой, японской вишней. Той самой, цветение которой обитатели Страны восходящего солнца считают самым совершенным зрелищем на земле.
Рядом с деревьями негромко журчал маленький фонтанчик, струя воды, выходя изо рта серебряной рыбки, падала в каменную чашу. Стены кабинета покрывали легкие шелковые полотна, расписанные яркими красками, – росписи были сделаны вручную и привезены сюда из Японии. На полу лежали циновки – тоже настоящие, ручной работы, украшенные красивым геометрическим узором.
Единственным элементом, резко дисгармонировавшим со всей обстановкой кабинета, был клиент мастера Токудзаки. Это был толстый черноволосый мужчина лет сорока пяти, лежавший сейчас на покрытой тонким льняным покрывалом кушетке, стоявшей в центре кабинета. Спина его была покрыта жировыми складками, широкие и когда-то, наверное, довольно сильные плечи тоже основательно заплыли жиром, кожа была бледного, нездорового оттенка. Над поясницей лежащего покачивалось несколько десятков разноцветных игл, еще штук пятнадцать были воткнуты в спину вдоль позвоночника, образуя своеобразный гребень. Выглядело это довольно жутко, однако боли пациент не испытывал ни малейшей – Токудзаки знал, куда и как колоть. Сейчас старик-японец, в шелковом расписном кимоно, с заплетенными в косичку черными волосами, склонился над жирной шеей своего клиента.
– Акиро, подай синюю иглу, – с едва заметным акцентом приказал мастер невысокому юноше-японцу, стоявшему позади него с несколькими иголками наготове.
Юноша мгновенно исполнил приказ, и старик точным движением воткнул иглу лежащему на кушетке мужчине в основание шеи. Тот даже не шелохнулся – укола он просто не почувствовал.
– Красную иглу, Акиро, – скомандовал старик.
Ученик немедленно дал требуемое.
– Сизоку, а почему ты со своими всегда по-русски разговариваешь? – неожиданно спросил лежащий на кушетке мужик. Голос у него был уверенный и громкий, чувствовалось, что его обладатель привык командовать. – Вам же проще по-своему, наверное.
– Невежливо, Дмитрий-сан, разговаривать в чужой стране на языке, которого ее жители не понимают. Мы у вас в гостях, значит, должны говорить по-русски. Когда в нашу страну приезжают американцы, они всегда удивляются, почему наши люди, которые в Америке говорят по-английски, требуют переводчика. А причина как раз в этом – нужно всегда быть вежливым.
– То есть что же, если, например, в Японии тебя какой-нибудь американец по-своему спросит, как ему в гостиницу пройти, ты не ответишь? Так, что ли? – с удивлением в голосе спросил названный Дмитрием мужик.
– Конечно, не отвечу, Дмитрий-сан. Если он хочет говорить и понимать, пусть учит язык страны, в которую приехал.
– А если у тебя русский то же самое спросит? Не ответишь?
– Конечно, нет. Какая разница – русский язык или английский? В Японии должен быть только один язык – японский. Акиро, сиреневую иглу. – Эту иглу японец воткнул уже не в шею, а в основание головы своего пациента.
– Странный вы народ, – протянул лежащий.
– Любой чужой народ кажется странным, Дмитрий-сан. Я прожил в России тридцать лет, но так и не понял вас.
На самом деле Токудзаки даже немного преуменьшал. Он прожил в России, вернее сначала в Советском Союзе, а потом в России, не тридцать, а все тридцать пять лет. В сорок пятом году его, молодого офицера Квантунской армии, в Маньчжурии взяли в плен советские солдаты. До пятьдесят третьего года в качестве военнопленного Токудзаки сидел на Колыме и в Хабаровском крае, пройдя добрый десяток разных зон. Как раз тогда он выучил русский язык, а поскольку сидел с блатными, то и по фене ботать научился. А когда после смерти Сталина его освободили, то выяснилось, что ехать японцу некуда. Его родные погибли при атомном взрыве в Нагасаки, а официальные власти признали Сизоку Токудзаки мертвым еще лет пять назад. Японец остался в Советском Союзе, на Колыме. Правда, уже не в качестве зэка, а вольнонаемным. Работал водителем, фельдшером, перепробовал еще несколько профессий. Но в конце семидесятых годов все-таки сумел вернуться на родину. Ценой огромных усилий ему удалось восстановить японское гражданство, и до начала девяностых годов он жил в Японии. А в девяносто втором почему-то решил вернуться в Магадан и заняться врачебным бизнесом. Дела у него очень быстро пошли в гору, и уже года через три он стал хорошо известным и уважаемым в городе человеком.
Да и неудивительно – у Сизоку лечились и крупные чиновники, и бизнесмены, и криминальные авторитеты – хороший доктор нужен всем. Соответственно, связями и возможностями Токудзаки обладал колоссальными. Известный факт – в прошлом году к нему на лечение попытался записаться вице-спикер областной думы, а японец ему отказал – времени-де не хватает, не могу старых клиентов обижать. Ну, а раз уж старик мог позволить себе отказать такой шишке, то, видимо, уже имел в запасе кого покруче.
Одним из таких старых клиентов и был Дмитрий Родионович Лопатников – тот самый толстяк, который лежал сейчас перед японцем. У него уже давно болела спина, позвоночник.
Средства позволяли, и Лопатников перепробовал все, что можно, но до Токудзаки помочь ему никто не мог. А иглоукалывание японца хоть и не могло излечить болезнь до конца, но хотя бы здорово ее облегчало.
– Ох, отпускает помаленьку, – с облегченным вздохом сказал Лопатников. – Что бы я без тебя делал, Сизоку-сан?
Японец слегка улыбнулся – этот клиент добавлял к его имени уважительную приставку «сан» нечасто, хотя прекрасно знал, что обращаться по-другому не очень вежливо.
– Проклятая зона, – проговорил Лопатников. – Вот ведь правду говорят: что зэки, что охрана – все равно сидят. Правда, зэки-то хоть знают за что. А я вот, спрашивается, за какие преступления полжизни в тундре просидел, этих уголовников охраняя? Радикулит этот опять же – все оттуда. И это я еще, считай, дешево отделался, как-никак начальником лагеря был, жил прилично. А простые охранники?
Токудзаки снова усмехнулся. Он слышал все эти разговоры уже не один раз. И про неблагодарную работу начальника лагеря, и про тяжелую жизнь рядовых охранников, и про нажитый там Лопатниковым радикулит. Все это, конечно, правильно, но вот не провел бы этот толстяк лет тридцать на своей работе, так откуда бы у него сейчас деньги взялись? А деньги у него есть, и немалые. На одно лечение в его кабинете сколько уходит.
– А почему вы хоть теперь-то в Магадан не переберетесь, Дмитрий-сан? Все-таки поближе к цивилизации. Или вообще на материк махнуть можно... – Японец знал, что Лопатников живет где-то в полудиком поселке, рядом с золотым прииском, и в город приезжает только по делам или когда спину совсем сильно скрутит.
– Хватит и того, что мой брат цивилизованно живет, – ответил Лопатин. – А почему я в город не перебираюсь, ты и сам понимаешь. Золото... Я бы давно бросил свой прииск, да и дочери надо бы приличное образование дать, а это только в большом городе сделать можно... Но веришь – не могу. Сам понимаешь, как прииск затягивает! Я теперь без него жизни себе не представляю. Можно было бы, конечно, его на брата оставить, но ведь не сумеет он там как надо дела делать.
– Брат не родной? Сводный? – зачем-то уточнил Токудзаки, втыкая очередную иголку.
– Вот-вот. То-то и оно, что сводный. Совсем на меня не похож. Такой раздолбай! Никакой коммерческой жилки, и в людях разбираться совсем не умеет. К тому же трусоват. Его на прииск поставить, так тамошние мои кадры им крутить будут как захотят! – В голосе Лопатникова звучала искренняя досада. Видимо, японец попал в больное место, напомнив о том, о чем он сам уже давно думал.
– Можно ведь не только на брата оставить прииск, – рассудительно заметил японец. – Найдите какого-нибудь дельного управляющего...
– Да? Чтобы он там все разворовал? – вскинулся Лопатников. – Не верю я никому настолько, чтобы прииск доверить. Вот и приходится самому уродоваться...
Лопатников еще некоторое время спускал пар, Токудзаки мирно поддакивал, начав уже вынимать иголки. Сеанс иглотерапии был закончен. Теперь Лопатникову осталось только немного полежать на кушетке, полностью расслабившись, – так требовала методика Токудзаки.
Когда истекло отмеренное специальными песочными часами время, Лопатников поднялся с кушетки и принялся одеваться. Закончив с этим, он сунул руку в карман пиджака и вытащил небольшой, но очень весомый мешочек с золотым песком и протянул его старому японцу. Тот с поклоном принял плату – то, что клиент платит золотом, совершенно не удивило и не смутило его, на Колыме это самая обычная валюта, используемая для большей части не совсем легальных операций.
– Это за месяц, Сизоку-сан, – сказал Лопатников.
– Хорошо, хорошо, спасибо. – Японец снова поклонился.
– Тебе спасибо. Что бы я без этих твоих иголок делал – ума не приложу, – ответил Лопатников и продолжил со смешком: – Да, оказывается, сесть на иглу это не так уж и плохо! Одного только никак не пойму – как у тебя это все-таки выходит? Ведь ни таблеток ты мне не даешь, и иголки эти у тебя ничем не смазаны, а как действует! Мне так быстро боли даже в Москве не снимали, в каком-то специальном институте, за офигенные бабки!
Японец снова вежливо улыбнулся – раскрывать секреты своего ремесла перед клиентом он, разумеется, не собирался.
Впрочем, Лопатников на это и не рассчитывал. Шутливые расспросы об иглоукалывании просто уже стали для него привычкой.
Лопатников уже совсем собрался уходить, но в этот момент по его лицу пробежала какая-то тень, словно он неожиданно вспомнил о чем-то важном. И точно – он тут же снова полез в карман и вытащил еще один мешочек, как две капли воды похожий на тот, что он только что отдал Токудзаки, но другого цвета и полегче.
– Слушай, мои люди тут недавно вот это нашли, – сказал Лопатников, возясь с завязками мешочка. – Посмотри, может, скажешь, что это такое? – Он протянул старику кусок породы с небольшим вкраплением металла серо-стального цвета.
Японец взял породу, повертел в руках, недоуменно поднял глаза на своего клиента:
– Почему вы у меня спрашиваете, Дмитрий-сан? Я ведь всего лишь врач, откуда мне такие вещи знать?
– Не прибедняйся. Уж ты-то сможешь узнать. Кусок этот я тебе оставлю, поинтересуйся у кого-нибудь, у тебя знакомых полно...
Лицо старого японца посерьезнело, он еще раз повернул кусок породы в руках, прищурился, и на мгновение его лицо прояснилось, словно он узнал металл. Но это выражение исчезло раньше, чем Лопатников успел его заметить, и его сменила все та же вежливая восточная улыбка, словно намертво приклеенная к лицу японца.
– Не знаю, Дмитрий-сан. И сам не знаю, и спросить мне особенно не у кого. А почему бы вам к геологам с этим не обратиться? Это же по их части.
– Ну, ты же сам понимаешь, – с легким недовольством в голосе ответил Лопатников. – Бизнес у меня не то чтобы незаконный... Просто всем платить надо, никаких денег на это не напасешься. А если это какой-то ценный минерал, то все платы придется увеличивать. Лицензии всякие оформлять, ментам платить, в комитет по полезным ископаемым платить, а найдется кто-нибудь с кошельком потолще, так еще и отбить месторождение могут. Опасно это и сложно. А потом, даже если через все это пройти, придется налоги платить, а ты знаешь, сколько у нас за это дерут. Никакого золота не хватит! Хотя... Я тут уже кой-кого по своим каналам напряг. Насчет быстрой экспертизы.
– А я тогда зачем, Дмитрий-сан? Вам эксперты все и расскажут.
– Важная информация обязательно должна быть из двух независимых источников, – обронил Лопатников. – Проверка – дело важное, сколько раз уже я в этом убеждался.
– Это мудрое решение, Дмитрий-сан, – кивнул японец, – но я не очень подхожу в качестве такого источника...
– Это мне самому виднее, какой источник меня устраивает, а какой нет, – перебил его Лопатников. – Ты уж постарайся, а я тебя, если что, не обижу.
– Хорошо, Дмитрий-сан, – сдался наконец японец, – я сделаю что смогу.
– Вот и славно, – кивнул Лопатников и двинулся к выходу из кабинета.
Правда, последнее время даже падкие на экзотику граждане нашей страны, успев пару раз обжечься на всяких жуликах, постепенно стали возвращаться в лоно традиционной медицины. Особенно те, кто побогаче – благо возможности у современных врачей при соответствующем финансировании очень и очень обширные. Но из всех правил бывают исключения.
Такое исключение и представлял собой кабинет иглотерапии «Мастер», расположенный в самом центре Магадана. Здесь действительно умели лечить, и никто из клиентов на Сизоку Токудзаки – владельца салона и одновременно главного мастера – никогда не жаловался. В общем-то, это и понятно – Сизоку научился своему искусству не в каком-нибудь поселке Большие Бодуны на трехмесячных курсах с выдачей свидетельства международного образца, а от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда, и так далее, неизвестно на сколько поколений в глубь времен. Так что свидетельства у Токудзаки вообще никакого не было. Ни международного образца, ни какого другого. Но зато именно у него лечилась половина самых влиятельных и богатых людей Магадана – результат у старого мастера всегда был налицо и стоил потраченных на лечение денег.
Кабинет иглоукалывания выглядел очень изящно.
Оформлением «под Восток», как и нетрадиционной медициной, удивить кого-нибудь сейчас трудно, но над своим кабинетом Токудзаки поработал лично, не привлекая так называемых профессиональных оформителей. А потому была в его обстановке та самая неуловимая восточная изысканность, которую, как ни бьются, но все равно не могут воспроизвести западные дизайнеры. В дальнем углу кабинета стояли несколько растений в горшках, настоящий мини-садик. Расположены они были на первый взгляд совершенно беспорядочно, но если присмотреться, то весьма гармонично. Одно из растений, кстати сказать, было знаменитой сакурой, японской вишней. Той самой, цветение которой обитатели Страны восходящего солнца считают самым совершенным зрелищем на земле.
Рядом с деревьями негромко журчал маленький фонтанчик, струя воды, выходя изо рта серебряной рыбки, падала в каменную чашу. Стены кабинета покрывали легкие шелковые полотна, расписанные яркими красками, – росписи были сделаны вручную и привезены сюда из Японии. На полу лежали циновки – тоже настоящие, ручной работы, украшенные красивым геометрическим узором.
Единственным элементом, резко дисгармонировавшим со всей обстановкой кабинета, был клиент мастера Токудзаки. Это был толстый черноволосый мужчина лет сорока пяти, лежавший сейчас на покрытой тонким льняным покрывалом кушетке, стоявшей в центре кабинета. Спина его была покрыта жировыми складками, широкие и когда-то, наверное, довольно сильные плечи тоже основательно заплыли жиром, кожа была бледного, нездорового оттенка. Над поясницей лежащего покачивалось несколько десятков разноцветных игл, еще штук пятнадцать были воткнуты в спину вдоль позвоночника, образуя своеобразный гребень. Выглядело это довольно жутко, однако боли пациент не испытывал ни малейшей – Токудзаки знал, куда и как колоть. Сейчас старик-японец, в шелковом расписном кимоно, с заплетенными в косичку черными волосами, склонился над жирной шеей своего клиента.
– Акиро, подай синюю иглу, – с едва заметным акцентом приказал мастер невысокому юноше-японцу, стоявшему позади него с несколькими иголками наготове.
Юноша мгновенно исполнил приказ, и старик точным движением воткнул иглу лежащему на кушетке мужчине в основание шеи. Тот даже не шелохнулся – укола он просто не почувствовал.
– Красную иглу, Акиро, – скомандовал старик.
Ученик немедленно дал требуемое.
– Сизоку, а почему ты со своими всегда по-русски разговариваешь? – неожиданно спросил лежащий на кушетке мужик. Голос у него был уверенный и громкий, чувствовалось, что его обладатель привык командовать. – Вам же проще по-своему, наверное.
– Невежливо, Дмитрий-сан, разговаривать в чужой стране на языке, которого ее жители не понимают. Мы у вас в гостях, значит, должны говорить по-русски. Когда в нашу страну приезжают американцы, они всегда удивляются, почему наши люди, которые в Америке говорят по-английски, требуют переводчика. А причина как раз в этом – нужно всегда быть вежливым.
– То есть что же, если, например, в Японии тебя какой-нибудь американец по-своему спросит, как ему в гостиницу пройти, ты не ответишь? Так, что ли? – с удивлением в голосе спросил названный Дмитрием мужик.
– Конечно, не отвечу, Дмитрий-сан. Если он хочет говорить и понимать, пусть учит язык страны, в которую приехал.
– А если у тебя русский то же самое спросит? Не ответишь?
– Конечно, нет. Какая разница – русский язык или английский? В Японии должен быть только один язык – японский. Акиро, сиреневую иглу. – Эту иглу японец воткнул уже не в шею, а в основание головы своего пациента.
– Странный вы народ, – протянул лежащий.
– Любой чужой народ кажется странным, Дмитрий-сан. Я прожил в России тридцать лет, но так и не понял вас.
На самом деле Токудзаки даже немного преуменьшал. Он прожил в России, вернее сначала в Советском Союзе, а потом в России, не тридцать, а все тридцать пять лет. В сорок пятом году его, молодого офицера Квантунской армии, в Маньчжурии взяли в плен советские солдаты. До пятьдесят третьего года в качестве военнопленного Токудзаки сидел на Колыме и в Хабаровском крае, пройдя добрый десяток разных зон. Как раз тогда он выучил русский язык, а поскольку сидел с блатными, то и по фене ботать научился. А когда после смерти Сталина его освободили, то выяснилось, что ехать японцу некуда. Его родные погибли при атомном взрыве в Нагасаки, а официальные власти признали Сизоку Токудзаки мертвым еще лет пять назад. Японец остался в Советском Союзе, на Колыме. Правда, уже не в качестве зэка, а вольнонаемным. Работал водителем, фельдшером, перепробовал еще несколько профессий. Но в конце семидесятых годов все-таки сумел вернуться на родину. Ценой огромных усилий ему удалось восстановить японское гражданство, и до начала девяностых годов он жил в Японии. А в девяносто втором почему-то решил вернуться в Магадан и заняться врачебным бизнесом. Дела у него очень быстро пошли в гору, и уже года через три он стал хорошо известным и уважаемым в городе человеком.
Да и неудивительно – у Сизоку лечились и крупные чиновники, и бизнесмены, и криминальные авторитеты – хороший доктор нужен всем. Соответственно, связями и возможностями Токудзаки обладал колоссальными. Известный факт – в прошлом году к нему на лечение попытался записаться вице-спикер областной думы, а японец ему отказал – времени-де не хватает, не могу старых клиентов обижать. Ну, а раз уж старик мог позволить себе отказать такой шишке, то, видимо, уже имел в запасе кого покруче.
Одним из таких старых клиентов и был Дмитрий Родионович Лопатников – тот самый толстяк, который лежал сейчас перед японцем. У него уже давно болела спина, позвоночник.
Средства позволяли, и Лопатников перепробовал все, что можно, но до Токудзаки помочь ему никто не мог. А иглоукалывание японца хоть и не могло излечить болезнь до конца, но хотя бы здорово ее облегчало.
– Ох, отпускает помаленьку, – с облегченным вздохом сказал Лопатников. – Что бы я без тебя делал, Сизоку-сан?
Японец слегка улыбнулся – этот клиент добавлял к его имени уважительную приставку «сан» нечасто, хотя прекрасно знал, что обращаться по-другому не очень вежливо.
– Проклятая зона, – проговорил Лопатников. – Вот ведь правду говорят: что зэки, что охрана – все равно сидят. Правда, зэки-то хоть знают за что. А я вот, спрашивается, за какие преступления полжизни в тундре просидел, этих уголовников охраняя? Радикулит этот опять же – все оттуда. И это я еще, считай, дешево отделался, как-никак начальником лагеря был, жил прилично. А простые охранники?
Токудзаки снова усмехнулся. Он слышал все эти разговоры уже не один раз. И про неблагодарную работу начальника лагеря, и про тяжелую жизнь рядовых охранников, и про нажитый там Лопатниковым радикулит. Все это, конечно, правильно, но вот не провел бы этот толстяк лет тридцать на своей работе, так откуда бы у него сейчас деньги взялись? А деньги у него есть, и немалые. На одно лечение в его кабинете сколько уходит.
– А почему вы хоть теперь-то в Магадан не переберетесь, Дмитрий-сан? Все-таки поближе к цивилизации. Или вообще на материк махнуть можно... – Японец знал, что Лопатников живет где-то в полудиком поселке, рядом с золотым прииском, и в город приезжает только по делам или когда спину совсем сильно скрутит.
– Хватит и того, что мой брат цивилизованно живет, – ответил Лопатин. – А почему я в город не перебираюсь, ты и сам понимаешь. Золото... Я бы давно бросил свой прииск, да и дочери надо бы приличное образование дать, а это только в большом городе сделать можно... Но веришь – не могу. Сам понимаешь, как прииск затягивает! Я теперь без него жизни себе не представляю. Можно было бы, конечно, его на брата оставить, но ведь не сумеет он там как надо дела делать.
– Брат не родной? Сводный? – зачем-то уточнил Токудзаки, втыкая очередную иголку.
– Вот-вот. То-то и оно, что сводный. Совсем на меня не похож. Такой раздолбай! Никакой коммерческой жилки, и в людях разбираться совсем не умеет. К тому же трусоват. Его на прииск поставить, так тамошние мои кадры им крутить будут как захотят! – В голосе Лопатникова звучала искренняя досада. Видимо, японец попал в больное место, напомнив о том, о чем он сам уже давно думал.
– Можно ведь не только на брата оставить прииск, – рассудительно заметил японец. – Найдите какого-нибудь дельного управляющего...
– Да? Чтобы он там все разворовал? – вскинулся Лопатников. – Не верю я никому настолько, чтобы прииск доверить. Вот и приходится самому уродоваться...
Лопатников еще некоторое время спускал пар, Токудзаки мирно поддакивал, начав уже вынимать иголки. Сеанс иглотерапии был закончен. Теперь Лопатникову осталось только немного полежать на кушетке, полностью расслабившись, – так требовала методика Токудзаки.
Когда истекло отмеренное специальными песочными часами время, Лопатников поднялся с кушетки и принялся одеваться. Закончив с этим, он сунул руку в карман пиджака и вытащил небольшой, но очень весомый мешочек с золотым песком и протянул его старому японцу. Тот с поклоном принял плату – то, что клиент платит золотом, совершенно не удивило и не смутило его, на Колыме это самая обычная валюта, используемая для большей части не совсем легальных операций.
– Это за месяц, Сизоку-сан, – сказал Лопатников.
– Хорошо, хорошо, спасибо. – Японец снова поклонился.
– Тебе спасибо. Что бы я без этих твоих иголок делал – ума не приложу, – ответил Лопатников и продолжил со смешком: – Да, оказывается, сесть на иглу это не так уж и плохо! Одного только никак не пойму – как у тебя это все-таки выходит? Ведь ни таблеток ты мне не даешь, и иголки эти у тебя ничем не смазаны, а как действует! Мне так быстро боли даже в Москве не снимали, в каком-то специальном институте, за офигенные бабки!
Японец снова вежливо улыбнулся – раскрывать секреты своего ремесла перед клиентом он, разумеется, не собирался.
Впрочем, Лопатников на это и не рассчитывал. Шутливые расспросы об иглоукалывании просто уже стали для него привычкой.
Лопатников уже совсем собрался уходить, но в этот момент по его лицу пробежала какая-то тень, словно он неожиданно вспомнил о чем-то важном. И точно – он тут же снова полез в карман и вытащил еще один мешочек, как две капли воды похожий на тот, что он только что отдал Токудзаки, но другого цвета и полегче.
– Слушай, мои люди тут недавно вот это нашли, – сказал Лопатников, возясь с завязками мешочка. – Посмотри, может, скажешь, что это такое? – Он протянул старику кусок породы с небольшим вкраплением металла серо-стального цвета.
Японец взял породу, повертел в руках, недоуменно поднял глаза на своего клиента:
– Почему вы у меня спрашиваете, Дмитрий-сан? Я ведь всего лишь врач, откуда мне такие вещи знать?
– Не прибедняйся. Уж ты-то сможешь узнать. Кусок этот я тебе оставлю, поинтересуйся у кого-нибудь, у тебя знакомых полно...
Лицо старого японца посерьезнело, он еще раз повернул кусок породы в руках, прищурился, и на мгновение его лицо прояснилось, словно он узнал металл. Но это выражение исчезло раньше, чем Лопатников успел его заметить, и его сменила все та же вежливая восточная улыбка, словно намертво приклеенная к лицу японца.
– Не знаю, Дмитрий-сан. И сам не знаю, и спросить мне особенно не у кого. А почему бы вам к геологам с этим не обратиться? Это же по их части.
– Ну, ты же сам понимаешь, – с легким недовольством в голосе ответил Лопатников. – Бизнес у меня не то чтобы незаконный... Просто всем платить надо, никаких денег на это не напасешься. А если это какой-то ценный минерал, то все платы придется увеличивать. Лицензии всякие оформлять, ментам платить, в комитет по полезным ископаемым платить, а найдется кто-нибудь с кошельком потолще, так еще и отбить месторождение могут. Опасно это и сложно. А потом, даже если через все это пройти, придется налоги платить, а ты знаешь, сколько у нас за это дерут. Никакого золота не хватит! Хотя... Я тут уже кой-кого по своим каналам напряг. Насчет быстрой экспертизы.
– А я тогда зачем, Дмитрий-сан? Вам эксперты все и расскажут.
– Важная информация обязательно должна быть из двух независимых источников, – обронил Лопатников. – Проверка – дело важное, сколько раз уже я в этом убеждался.
– Это мудрое решение, Дмитрий-сан, – кивнул японец, – но я не очень подхожу в качестве такого источника...
– Это мне самому виднее, какой источник меня устраивает, а какой нет, – перебил его Лопатников. – Ты уж постарайся, а я тебя, если что, не обижу.
– Хорошо, Дмитрий-сан, – сдался наконец японец, – я сделаю что смогу.
– Вот и славно, – кивнул Лопатников и двинулся к выходу из кабинета.
5
– Делайте ваши ставки, господа! – громко предложил дилер – именно так правильно называется крупье – и выжидательно посмотрел на окруживший рулетку народ.
Время было уже позднее, а потому игроков в казино «Корона» собралось много. Правда, пока никого по-настоящему азартного и при этом богатого, – а на таких у него был настоящий нюх, – дилер у своего стола не видел. Публика была не особенно перспективная: пара толстых мужиков, в которых за версту можно угадать бизнесменов средней руки, которые скорее удавятся, чем сделают ставку больше ста баксов, трое крепких коротко стриженных молодых парней, похожих друг на друга, как однояйцевые близнецы – криминальная «пехота», не иначе. От них тоже больших ставок ждать не стоит – уж очень ребята проигрывать не любят. На прошлой неделе один такой проиграл несчастные двести баксов, и вместо того чтобы спокойно отвалить, как и полагается нормальному человеку, попытался скандал устроить.
Собственно говоря, почему попытался? Устроил! И прежде чем его охрана скрутила, успел Вальке нос сломать, бедолага теперь не меньше двух недель на работу не выйдет – начальство не одобряет дилеров с распухшим лицом, а то, что травма получена, так сказать, «на производстве», решительно никого не волнует. Спасибо хоть не уволили. Дилер покосился на коротко стриженную троицу с опаской. Да, надо с ними поосторожнее, а чуть что – сваливать на хрен. Пусть охранники разбираются – им за это деньги платят.
Остальные собравшиеся у стола игроки внушали надежд не больше, чем бизнесмены и братки. Пара каких-то дам неопределенного возраста, ставящих по минимуму – то ли чьи-то подруги, коротающие время, пока кавалер в блэк-джек режется, то ли проститутки, ищущие клиента. Хотя нет, это вряд ли. Всех местных девушек дилер знал, а чужих бы к «Короне» никто и близко не подпустил. Последние трое игроков, стоявших чуть сбоку и пока не столько игравших, сколько смотревших, тоже казались дилеру птичками невысокого полета. Невысокий бледный парень, совсем молодой и с каким-то затравленным взглядом – первый раз в казино пришел, что ли? Еще какой-то прилизанный мужик с повадками мелкого чиновника и высокий черноволосый детина лет тридцати с лицом, почему-то вызывающим ассоциации с бразильскими сериалами. Этакий мачо. Может, хоть он поставит по-крупному? Ох, вряд ли, больно долго думает...
Однако на этот раз дилер ошибся. Когда он последний раз предложил делать ставки, черноволосый мачо неожиданно шагнул вперед и сказал:
– Сто баксов на красное!
– Принимается, – торопливо отозвался дилер и отгреб жетон своей лопаточкой. Жетон был один, и это говорило о многом – только люди, собирающиеся играть по-крупному, берут жетоны достоинством в сто долларов. Прочие предпочитают ту же сумму набирать вразбивку. Убедившись, что ставки сделали все, кто собирался, дилер раскрутил рулетку. Шарик весело затрещал и запрыгал по черно-красному полю, словно купаясь во внимании десятка людей, пристально следивших за каждым его движением. Постепенно вращение рулетки замедлилось, вот шарик с трудом забрался на очередной выступ, покачнулся и откатился назад, оказавшись на номере «двадцать один».
– Двадцать один, красное! – громко объявил дилер. Он был даже рад тому, что сделавший приличную ставку мужик выиграл – теперь есть шанс, что он, почувствовав вкус денег, будет продолжать до тех пор, пока не спустит все. А денег у него, судя по первой ставке, много.
– Делайте ставки, господа! – предложил дилер, распределив между игроками выигрыши и пододвинув к себе проигранные фишки.
Еще минут сорок черноволосый мачо раз за разом выигрывал все больше и больше. Ему здорово везло, а ставки он делал только на цвета, не рискуя ставить на номер или хотя бы сектор. Дилер заметил, что некоторые другие игроки начали стараться ставить так же, как он – верный признак того, что в удачу мачо поверили. Постепенно на столе перед черноволосым скопилось штук тридцать стодолларовых фишек. Дилер начал понемногу нервничать и задумываться о том, не пора ли прибегать к некоторым специальным приемам, предназначенным как раз для таких случаев.
Однако прибегнуть к ним дилер так и не успел. Неожиданно у входа в казино раздался какой-то шум и крики. Игроки начали удивленно оглядываться, но в этот момент свет в зале мигнул и погас, а от входа раздался громкий приближающийся топот.
– Всем оставаться на местах – работает ОМОН! – послышался громкий крик, и тут же в темноте ярко вспыхнули несколько ментовских аварийных фонарей. – Всем приготовить документы! Ну, быстро!
Дилер тут же нажал на кнопку тревоги – про такие случаи их предупреждали особо. Если кто-то врывается, то плюй на то, кем они себя называют, хоть СОБРом, хоть ФСБ, и подавай сигнал тревоги. Если и правда силовые органы, то хуже не будет. А может, это бандюки под видом ментов? Бывали случаи...
Но на этот раз менты были, судя по всему, самые натуральные, – десятка полтора автоматчиков в титановых бронежилетах рассыпались по залу, разгоняя темноту взблесками своих фонарей. Они словно искали кого-то – подлетали к каждой сгрудившейся у стола группке посетителей, что-то проверяли и тут же шли дальше, теряя к ним всякий интерес. Посетители казино, немного оправившись от неожиданности, начали возмущаться. Но менты в дискуссии не вступали. Справа раздался чей-то возмущенный голос, но следом за ним тут же послышался звук глухого удара и сдавленное оханье. Слева какая-то баба заголосила про свои права и мужа-депутата, однако на омоновцев и это особого впечатления не произвело. Как и всегда во время зачистки, они действовали согласно своим правилам, и попадись им сейчас хоть сам губернатор, ему было бы лучше не спорить и спокойно сделать все, что говорят.
Через несколько секунд после начала зачистки со стороны бара послышался топот. Это неслись охранники казино. Раздался возмущенный крик:
– Что за херня?! Покажите ордер! И документы! – Дилер узнал голос Шапочникова, старшего сегодняшней смены охранников «Короны».
– Молчи, плесень! – раздался негромкий, но очень уверенный ответ. – А то будут тебе сейчас такие ордер и документы, что до конца жизни не забудешь.
– Нет, я не понял! – Темный силуэт начальника смены решительно двинулся навстречу возглавлявшему ментов громиле, но омоновец сам шагнул вперед и резко ткнул старшего охранника под дых. Тот согнулся и осел, а его подчиненные мгновенно присмирели и предпочли отступить.
– Сохраняйте спокойствие! – еще раз крикнул мент. – ОМОН проводит зачистку, все приготовьте документы.
Омоновцы тем временем сноровисто продвигались в глубь зала, и через несколько секунд три темные фигуры оказались у стола, за которым играл черноволосый мачо.
– Все лицами к стене, руки на стенку шире плеч, ноги расставить! – скомандовал здоровенный громила в черной маске с автоматом и омоновскими нашивками на рукаве.
– Что за беспредел вообще?! Идите... – Это попытался возмутиться один из трех братков. Но сказать, куда именно следует идти ментам, он не успел.
Омоновец легким, скользящим шагом придвинулся к нему и резко двинул стволом автомата по печени.
– Еще вопросы есть?! Быстро, все к стене!
Больше в дискуссии вступать никто не пытался. И дилер, и посетители покорно встали у стены на «растяжку».
Омоновцы по очереди осветили их лица своими фонарями. На везучем брюнете латиноамериканского вида они неожиданно остановились, а потом стоявший позади всех омоновец что-то негромко бормотнул в рацию.
Время было уже позднее, а потому игроков в казино «Корона» собралось много. Правда, пока никого по-настоящему азартного и при этом богатого, – а на таких у него был настоящий нюх, – дилер у своего стола не видел. Публика была не особенно перспективная: пара толстых мужиков, в которых за версту можно угадать бизнесменов средней руки, которые скорее удавятся, чем сделают ставку больше ста баксов, трое крепких коротко стриженных молодых парней, похожих друг на друга, как однояйцевые близнецы – криминальная «пехота», не иначе. От них тоже больших ставок ждать не стоит – уж очень ребята проигрывать не любят. На прошлой неделе один такой проиграл несчастные двести баксов, и вместо того чтобы спокойно отвалить, как и полагается нормальному человеку, попытался скандал устроить.
Собственно говоря, почему попытался? Устроил! И прежде чем его охрана скрутила, успел Вальке нос сломать, бедолага теперь не меньше двух недель на работу не выйдет – начальство не одобряет дилеров с распухшим лицом, а то, что травма получена, так сказать, «на производстве», решительно никого не волнует. Спасибо хоть не уволили. Дилер покосился на коротко стриженную троицу с опаской. Да, надо с ними поосторожнее, а чуть что – сваливать на хрен. Пусть охранники разбираются – им за это деньги платят.
Остальные собравшиеся у стола игроки внушали надежд не больше, чем бизнесмены и братки. Пара каких-то дам неопределенного возраста, ставящих по минимуму – то ли чьи-то подруги, коротающие время, пока кавалер в блэк-джек режется, то ли проститутки, ищущие клиента. Хотя нет, это вряд ли. Всех местных девушек дилер знал, а чужих бы к «Короне» никто и близко не подпустил. Последние трое игроков, стоявших чуть сбоку и пока не столько игравших, сколько смотревших, тоже казались дилеру птичками невысокого полета. Невысокий бледный парень, совсем молодой и с каким-то затравленным взглядом – первый раз в казино пришел, что ли? Еще какой-то прилизанный мужик с повадками мелкого чиновника и высокий черноволосый детина лет тридцати с лицом, почему-то вызывающим ассоциации с бразильскими сериалами. Этакий мачо. Может, хоть он поставит по-крупному? Ох, вряд ли, больно долго думает...
Однако на этот раз дилер ошибся. Когда он последний раз предложил делать ставки, черноволосый мачо неожиданно шагнул вперед и сказал:
– Сто баксов на красное!
– Принимается, – торопливо отозвался дилер и отгреб жетон своей лопаточкой. Жетон был один, и это говорило о многом – только люди, собирающиеся играть по-крупному, берут жетоны достоинством в сто долларов. Прочие предпочитают ту же сумму набирать вразбивку. Убедившись, что ставки сделали все, кто собирался, дилер раскрутил рулетку. Шарик весело затрещал и запрыгал по черно-красному полю, словно купаясь во внимании десятка людей, пристально следивших за каждым его движением. Постепенно вращение рулетки замедлилось, вот шарик с трудом забрался на очередной выступ, покачнулся и откатился назад, оказавшись на номере «двадцать один».
– Двадцать один, красное! – громко объявил дилер. Он был даже рад тому, что сделавший приличную ставку мужик выиграл – теперь есть шанс, что он, почувствовав вкус денег, будет продолжать до тех пор, пока не спустит все. А денег у него, судя по первой ставке, много.
– Делайте ставки, господа! – предложил дилер, распределив между игроками выигрыши и пододвинув к себе проигранные фишки.
Еще минут сорок черноволосый мачо раз за разом выигрывал все больше и больше. Ему здорово везло, а ставки он делал только на цвета, не рискуя ставить на номер или хотя бы сектор. Дилер заметил, что некоторые другие игроки начали стараться ставить так же, как он – верный признак того, что в удачу мачо поверили. Постепенно на столе перед черноволосым скопилось штук тридцать стодолларовых фишек. Дилер начал понемногу нервничать и задумываться о том, не пора ли прибегать к некоторым специальным приемам, предназначенным как раз для таких случаев.
Однако прибегнуть к ним дилер так и не успел. Неожиданно у входа в казино раздался какой-то шум и крики. Игроки начали удивленно оглядываться, но в этот момент свет в зале мигнул и погас, а от входа раздался громкий приближающийся топот.
– Всем оставаться на местах – работает ОМОН! – послышался громкий крик, и тут же в темноте ярко вспыхнули несколько ментовских аварийных фонарей. – Всем приготовить документы! Ну, быстро!
Дилер тут же нажал на кнопку тревоги – про такие случаи их предупреждали особо. Если кто-то врывается, то плюй на то, кем они себя называют, хоть СОБРом, хоть ФСБ, и подавай сигнал тревоги. Если и правда силовые органы, то хуже не будет. А может, это бандюки под видом ментов? Бывали случаи...
Но на этот раз менты были, судя по всему, самые натуральные, – десятка полтора автоматчиков в титановых бронежилетах рассыпались по залу, разгоняя темноту взблесками своих фонарей. Они словно искали кого-то – подлетали к каждой сгрудившейся у стола группке посетителей, что-то проверяли и тут же шли дальше, теряя к ним всякий интерес. Посетители казино, немного оправившись от неожиданности, начали возмущаться. Но менты в дискуссии не вступали. Справа раздался чей-то возмущенный голос, но следом за ним тут же послышался звук глухого удара и сдавленное оханье. Слева какая-то баба заголосила про свои права и мужа-депутата, однако на омоновцев и это особого впечатления не произвело. Как и всегда во время зачистки, они действовали согласно своим правилам, и попадись им сейчас хоть сам губернатор, ему было бы лучше не спорить и спокойно сделать все, что говорят.
Через несколько секунд после начала зачистки со стороны бара послышался топот. Это неслись охранники казино. Раздался возмущенный крик:
– Что за херня?! Покажите ордер! И документы! – Дилер узнал голос Шапочникова, старшего сегодняшней смены охранников «Короны».
– Молчи, плесень! – раздался негромкий, но очень уверенный ответ. – А то будут тебе сейчас такие ордер и документы, что до конца жизни не забудешь.
– Нет, я не понял! – Темный силуэт начальника смены решительно двинулся навстречу возглавлявшему ментов громиле, но омоновец сам шагнул вперед и резко ткнул старшего охранника под дых. Тот согнулся и осел, а его подчиненные мгновенно присмирели и предпочли отступить.
– Сохраняйте спокойствие! – еще раз крикнул мент. – ОМОН проводит зачистку, все приготовьте документы.
Омоновцы тем временем сноровисто продвигались в глубь зала, и через несколько секунд три темные фигуры оказались у стола, за которым играл черноволосый мачо.
– Все лицами к стене, руки на стенку шире плеч, ноги расставить! – скомандовал здоровенный громила в черной маске с автоматом и омоновскими нашивками на рукаве.
– Что за беспредел вообще?! Идите... – Это попытался возмутиться один из трех братков. Но сказать, куда именно следует идти ментам, он не успел.
Омоновец легким, скользящим шагом придвинулся к нему и резко двинул стволом автомата по печени.
– Еще вопросы есть?! Быстро, все к стене!
Больше в дискуссии вступать никто не пытался. И дилер, и посетители покорно встали у стены на «растяжку».
Омоновцы по очереди осветили их лица своими фонарями. На везучем брюнете латиноамериканского вида они неожиданно остановились, а потом стоявший позади всех омоновец что-то негромко бормотнул в рацию.