«Но ведь ты тоже не на "Жигулях" катаешься, – справедливо заметил Танин и допил содержимое рюмки, – может быть, Толик тоже получил наследство. Оставим пока капитана в покое».
   Китаец закурил, сделал несколько глубоких затяжек и подумал о Семене Семеновиче. В глазах сразу же вспыхнула красная лампочка бурлаковского носа. Китайцу явно не нравился этот жуликоватый психоаналитик. Крупенков погиб вскоре после своего визита к доктору. Китаец чувствовал, что большая часть того, что ему наговорил Бурлаков, – чистейшая ложь. Только вот для чего доктор врет? Явно чего-то боится. Танин не стал давить на него в доме его племянника, боясь, что Бурлаков замкнется и потом из него не вытащишь ни слова. Если он не убивал Николая, а видимо, он не врал, то пугать его ответственностью за преступление, которое он не совершал, было бы бессмысленно. Поначалу, когда Бурлаков еще был напуган появлением Китайца, это помогло, да и то не очень… Узнать удалось немного, прямо говоря. Но Семен Семенович что-то скрывает. Сам-то, возможно, он и не убивал Крупенкова, но, несомненно, что-то знает об убийстве… Нужно будет уделить ему побольше внимания.
   Теперь сладкая парочка из автосалона: Саша Амурский и Виктор Корзун. Такие непохожие друг на друга люди. Что у них общего? Как вообще люди находят друзей, партнеров по бизнесу? Ладно, ответ на этот вопрос, наверное, не знает никто. Могли у них быть какие-то трения с Крупенковым или с Жуковым? Несомненно, могли. Соучредителям, конечно, не понравилось бы, узнай они о возможных штрафах и неприятностях с налоговыми органами. Но Корзун не стал этого скрывать. Значит ли это, что парочка не имеет отношения к убийству? Пока все выглядит неопределенно, точно пейзаж туманным осенним утром в пригороде Няньнина.
   И, наконец, любитель граппы – Игорь Жуков. Вот человек, который неплохо устроился: попивает себе граппу, курит трубку. Теперь, после смерти компаньона, ему, конечно, придется больше двигаться. Ничего, немного порастрясет свой жирок. Танин вспомнил добродушное лицо Жукова, его неторопливые движения, холеную бородку и усы. Вот только его «крышующий» очень смахивает на обыкновенного бандита. Разве не носит золотую цепь на шее (а может, носит?) да не топорщит пальцы. В целом между ментами и бандитами Китаец не видел больших различий. Ряды тех и других пополняют, как правило, люди недалекие, которым не дано достичь чего-то в жизни самостоятельно, благодаря своим умственным или духовным способностям. И тем, и другим их «деятельность» дает возможность отыграться на попавших им в руки за то, что они сами такие тупые, за то, что когда-то в школе над ними насмехались товарищи, за то, что одноклассница когда-то гуляла с другим. Тут-то они покажут, кто настоящий хозяин. «Ты че, в натуре, не понял?» Или: «Ты че, такой умный? Ты еще и законы знаешь?» Китаец отвлекся. Он отогнал от себя эти мысли и, сняв трубку, еще раз позвонил Лизе. Никого. «Когда же она приходит домой?» – Он положил трубку и опять наткнулся на записку. Снова принялся нажимать на кнопки «Панасоника».
   Трубку взяла Маргарита.
   – Лиза оставила мне записку, – сказал он. – Ты что-то хотела мне сообщить?
   В трубке повисло напряженное молчание.
   – Ты меня слышишь? – спросил Китаец.
   – Слышу, – пробормотала Маргарита и опять умолкла.
   – Марго, у меня мало времени.
   – Ты вечно куда-то спешишь, – недовольно произнесла она.
   – Не забывай, что я работаю на тебя, – сухо сказал он.
   – Спасибо, что напомнил… – язвительно процедила Маргарита.
   – По-моему, мы ведем бессодержательный разговор, – Танин начал терять терпение.
   В этот момент в дверь деликатно постучали. Это была Лиза. Она приоткрыла дверь, просунула в образовавшийся проем голову и замерла, не зная – перешагнуть ей порог или остаться в приемной.
   – Шла мимо, – как-то виновато сказала она, – смотрю, свет горит – решила зайти.
   Китаец жестом показал ей, чтобы прошла. Лиза грациозно опустилась в кресло и, с манерной неторопливостью поставив локоть на стол, принялась ждать. Она изучала свежесделанный маникюр, вертя левой кистью так и сяк.
   – Ты скажешь мне, где живешь? – перешла в атаку Маргарита.
   – Я не знаю, когда освобожусь, – уклончиво ответил Китаец.
   – Ну, часов в одиннадцать ты, надеюсь, будешь дома? – В голосе Маргариты появились раздражительно-требовательные нотки.
   – Наверное, – с неохотой сказал он.
   – Ты прямо как зашифрованный агент, – усмехнулась Маргарита.
   Танин продиктовал свой адрес.
   – Обещать не обещаю, – натянуто рассмеялась Маргарита, – но скорее всего приеду.
   Танин положил трубку и перевел дыхание.
   – Маргарита Ильинична? – с ехидством полюбопытствовала Лиза.
   – Почему сразу Маргарита Ильинична? – сделал он удивленное лицо.
   – Еще минута, и ты станешь оправдываться, – поддела начальника проницательная Лиза, – за кого ты меня принимаешь?
   – За свою секретаршу, – улыбнулся Танин.
   – Вот именно. Я – секретарша лучшего в городе сыщика, а ты мне лапшу на уши вешаешь.
   – Ладно, давай закончим. Я вот что тебе хотел сказать… Тебе придется некоторое время пожить не дома.
   – А где-е? – заныла Лиза.
   – В квартире Игната.
   – Вот еще! – взбунтовалась «секретарша лучшего в городе сыщика». – Не хочу я видеть никакого Игната!
   – Он уезжает в Москву. Квартира будет в твоем полном распоряжении, – Танин снова улыбнулся.
   – Это действительно необходимо? – нахмурила брови Лиза.
   – Да, – отрезал Китаец, – у меня тут недавно побывал один «опер», который мне не очень понравился, так что собирайся. Заедем к тебе, возьмешь нужные вещи и – к Игнату. Он уже уехал, – сострадательно добавил он.
   – Ладно, – вздохнула Лиза, – а ты меня навещать будешь? – с интонацией капризной девочки спросила она.
   – А как же! – мягко улыбнулся Китаец.
   Лиза вышла из кабинета, а вслед за ней его покинул и Китаец. По дороге Лиза засыпала Китайца вопросами по поводу того, зачем приходил опер, как продвигается расследование, с кем у него сегодня встреча, что он узнал и так далее. Китаец отвечал сдержанно и сухо. Потом Лиза оседлала своего любимого конька – любовно-эротическую тематику. Она доложила Китайцу, что у нее новый друг, который всем предыдущим даст сто очков вперед по всем показателям. Китаец вежливо осведомился, кто сей счастливый любовник. И Лизу понесло. Танин уж был не рад, что живо откликнулся на Лизины слова. Она с детской непосредственностью стала живописать Танину эпизоды своей новой сексуальной жизни, ничуть не смущаясь тем, что он ее шеф.
   – Единственное, что мне не нравится, это то, что он обниматься и целоваться лезет при каждом удобном случае. Кстати и некстати. Юбку на мне задирает, платье расстегивает чуть ли не на глазах у всех. Мы с ним на дне рожденья у Надьки были, так он…
   Китаец зевал и слушал вполуха. Он думал о Маргарите. Хотел ли он ее? На него вдруг накатилась такая лень и усталость, что самым желанным для него было бы, пожалуй, одиночество. Завтра будет суматошный день, ему нужно будет встретиться со многими из тех субъектов, с которыми он имел счастье или несчастье встретиться сегодня. -…в спальню потащил… Я отбиваюсь, а сама хохочу, – тараторила Лиза, – мне и страшно, что нас застукать могут, и смешно – глупая ситуация. Ты меня слушаешь?
   Танин рассеянно кивнул. Он остановил машину во дворе многоподъездной девятиэтажки.
   – Приехали, – сказал он, почувствовав значительное облегчение.
   Он сопроводил Лизу до ее квартиры, где она принялась пихать свое шмотье в большую спортивную сумку.
   – Ты как будто в круиз собираешься, – шутливо заметил Китаец, разглядывая корешки стоящих на полке книг.
   В основном это были сочинения Франсуазы Саган и Маргариты Дюрас. Компанию женским романам и новеллам составляли «И все-таки орешник зеленеет» Сименона и несколько приключенческих повестей Чейза.
   – Ты читаешь Дюрас?
   – Читаю, – усмехнулась Лиза, застегивая молнию на сумке. – А, черт, парфюм забыла!
   Она полетела в ванную, а Китаец, достав с полки роман Дюрас «Любовник», стал медленно его перелистывать.
   – Там, между прочим, об одном китайце идет речь… – донесся из ванной звонкий Лизин голосок.
   – Я в курсе, – меланхолично отозвался Танин.
   Он поставил книгу на место и взял в руки сборник новелл Дюрас. Открыл на первой попавшейся странице и прочитал:
   «Я думаю, что однажды, сказал он, на заре, она поймет, что хотела от него. Все станет для нее настолько очевидным, что она скажет ему о своем желании. Такие открытия невозможно объяснить».
   Он закрыл книгу, поставил ее на полку и сел на диван. Что же Маргарита хочет от него? Простой слог Дюрас зажег в нем пламя какой-то мистической чувственности. Ведь мистика по своим корням – насквозь эротическое состояние, растворение себя в чем-то более высоком и сильном, слияние с чем-то необоримым и прекрасным, с тем, что трепетно ждешь и предчувствуешь, когда само предвосхищение становится жгучим наслаждением, – разве это не проявление чувственности?
   – Ну, кажется, все, – запыхавшаяся Лиза появилась в дверях.
   Китаец с отрешенным видом поднял ее багаж и направился к выходу. В машине Лиза опять начала болтать. Китаец не слушал ее. Поселив Лизу в квартире Игната, он поехал домой.

ГЛАВА 9

   Приняв ванну и наскоро перекусив, он улегся на диван. Поймал себя на мысли, что ждет Маргариту, что хочет ее видеть. Провалявшись час, он стал нервничать. А что, если она не приедет? Внезапно вся ценность мира сосредоточилась в ней. Или это он внушил себе? Что его связывало с ней? Сегодняшнее приключение в машине? Еще пару часов назад он думал о ней, как об обузе, ему не терпелось закончить телефонный разговор с ней, он даже соврал, сказав, что не знает, когда освободится. Танин поднялся с дивана, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку «Смирновки», налил полстакана и залпом выпил. В конце концов, у него был хлопотный день, он может позволить себе выпить и переспать с женщиной, к которой испытывает физическое влечение.
   Через некоторое время он налил себе новую порцию и со стаканом в руке устроился на диване. Посмотрел на телефон. Нет, звонить он не станет. Выпив еще граммов сто пятьдесят, он снова растянулся на диване и задремал. Его разбудил дверной звонок. Он вскочил, отгоняя от себя сон, и пошел открывать.
   Маргарита, стоя на пороге, улыбалась расслабленной, полной кокетливой небрежности улыбкой женщины, которая прочитала в глазах мужчины, что она желанна. Маргарита была в тонком бежевом плаще. Он обнял ее уже в прихожей. Она шутливо отпихнула его, проскользнула в гостиную, не сняв туфель на высоком каблуке.
   – Сколько места!
   – Ты – первая, кто восторгается отсутствием мебели, – усмехнулся Китаец.
   – А теперь сюрприз! – Маргарита задорно сверкнула глазами и распахнула плащ.
   Кроме черного белья и чулок с поясом, на ней ничего не было. Китаец обалдело присвистнул и кинулся к искусительнице. Они упали на ковер. Он накрыл Маргариту своим горячим телом. Сначала она игриво отбивалась, потом дала волю томившей ее страсти. Она нетерпеливо развязала пояс на махровом халате, в который был облачен Китаец и, обнаружив под ним нагое мускулистое тело, издала сладострастный стон.
   Он порывисто овладел ею и только после того, как немного притушил пыл влечения, перешел к изощренным ласкам.
   Когда, потные и изнемогшие, они расцепили руки, Китаец невозмутимо спросил Маргариту:
   – Зачем ты соврала мне?
   – О чем ты? – еще не отдышавшись, с недоумением посмотрела она на него.
   Он поднялся с пола и взял со столика сигареты. Маргарита тоже встала и, скрестив ноги по-турецки, уселась на диван.
   – Ты сказала, что твоя мать уволила Приходько за воровство.
   – Так оно и было, – возмутилась Маргарита.
   – Ты любила его?
   – Какое это имеет значение? – зябко передернула она обнаженными плечами.
   – Неужели ты настолько наивна, что не догадывалась, что правда рано или поздно выяснится? – Китаец внимательно посмотрел на Маргариту.
   – Ну и что? – с вызовом произнесла она. – Да, ты выяснил это, тебе стало легче? Почему мы не можем просто дарить друг другу наслаждение?
   – Потому что я не терплю лжи, – упрямо сказал Китаец.
   – А сам наврал мне, что не знаешь, когда освободишься! – с горькой насмешкой проговорила Маргарита.
   – А ты откуда знаешь, когда я вернулся домой?
   – Следила за твоими окнами.
   – Заразилась от меня? Захотела поиграть в сыщицу? – усмехнулся Китаец.
   Маргарита демонстративно отвернулась.
   – А почему же ты раньше…
   – Хотела, чтоб ты понял, каково это – томиться ожиданием, – капризным тоном заявила она.
   – Что ж, ты преуспела. – Китаец лениво потянулся, загасил окурок в пепельнице и пересел на диван.
   – И вообще, ты должен ознакомить меня с положением дел, – Маргарита пододвинулась и положила голову ему на грудь.
   Он стал медленно перебирать пряди ее блестящих волос.
   – Это ты застала Викторию Ларионовну в постели с Приходько?
   – Это тебе Сергей сказал? – резко спросила Маргарита, отстраняясь от Китайца.
   – Какая разница. Главное, это было так. И ты в порыве мстительной ненависти сообщила об этом отцу, я прав? Маленькая подлость в духе избалованных смазливых девиц…
   – Замолчи! – вскипела Маргарита. – Это не твое дело! Ты не можешь знать… -…Так тебе было тяжело? – Танин притянул к себе Маргариту и, обеими руками приподняв ее голову, посмотрел ей в глаза.
   – Ты… ты… – Маргарита не смогла выговорить больше ни единого слова. – Китаец закрыл ей рот страстным поцелуем.
   – Честно говоря, мне нет до этого никакого дела, – прервав поцелуй, сказал Танин, – я хочу иметь отношения с женщиной, которая более-менее свободна от груза прошлого. Я и сам, не скрою, порой подвержен ностальгическим воспоминаниям, но стараюсь не давать им уж такой воли. Ведь память, как сказал один мудрый китаец, это то, благодаря чему в нашем сознании не может быть чего-то другого. Кто знает, может, пока я предаюсь томительным воспоминаниям, я упускаю возможность испытать огромную радость? Хочешь выпить? – неожиданно спросил он.
   Китаец принялся одеваться. В прихожей он сунул руку в карман и, нащупав что-то твердое, вынул пустое портмоне, обнаруженное им в доме племянника Бурлакова. Танин вернулся в гостиную и бросил портмоне на стол.
   – Что это?! – вздрогнула Маргарита.
   Китаец с любопытством посмотрел на нее.
   – Этот бумажник я нашел у убитого племянника того самого психоаналитика, к которому незадолго до смерти обращался твой отец.
   – Но это же… – Маргарита поднялась с дивана и как зачарованная застыла перед столом, -…портмоне моего отца! – Она открыла его.
   – В нем ничего не было. – Китаец взял со стола пачку «Винстона».
   Увидев на глазах Маргариты слезы, он прикурил сигарету и протянул ей. Она механически сунула ее в угол рта. Китаец заметил, что у нее дрожат руки. Он усадил Маргариту на диван и, устроившись рядом, приобнял за плечи.
   – Господи, – Марго уже беззвучно плакала, – я словно забыла обо всем… Я и так-то не могла поверить, что его больше нет, а тут еще…
   Она высвободилась из объятий Китайца и, встав с дивана, как сомнамбула опустилась на пол. Ее руки стали блуждать по ковру, тогда как взгляд был прикован к портмоне. Наконец она неуклюже подняла свой шикарный бежевый плащ и, надев его, застыла посреди комнаты. Ее ажурное белье, чулки и пояс были разбросаны на ковре.
   – Сядь, – Китаец подошел к ней и потянул ее к дивану.
   – Я хочу домой, – хныкающим голосом проговорила она.
   – Каким образом это портмоне могло оказаться у племянника Бурлакова? – Китаец словно размышлял вслух. – Означает ли это, что Николай имеет непосредственное отношение к смерти твоего отца?
   – Ничего не хочу знать! – психанула Маргарита.
   Она вскочила и побежала в прихожую. Китаец без труда догнал ее и силой поволок в гостиную.
   – Я отвезу тебя, но вначале тебе нужно немного успокоиться. И потом, как быть с этим?
   Он кивнул на разбросанное по полу белье.
   – Можешь выбросить! – с внезапным ожесточением выкрикнула Маргарита.
   Она сделала было попытку снова кинуться в прихожую, но Китаец был начеку. Он схватил Маргариту за плечи и резко прижал к себе.
   – Успокойся…
   – Больше ты ничего не можешь сказать? – завопила Маргарита, неистово вырываясь.
   С ней началась самая настоящая истерика. Она зарыдала так, что, казалось, какой-то очумелый или пьяный кукловод беспощадно задергал ее худенькое тело за невидимые нити. Китаец оставил ее на диване, прошел на кухню, налил последние тридцать граммов «Смирновки» в небольшой граненый стакан и вернулся с ним в гостиную. Маргарита рыдала, уткнувшись лицом в сиденье дивана. Китаец сел рядом, запрокинул ее голову, разжал губы, плеснул в рот содержимое стакана. Половина пролилась Маргарите на плащ и на гобеленовую обивку дивана.
   – Подожди меня, я скоро. – Китаец быстро поднялся и пошел в прихожую.
   – Я с тобой! – вскочила Маргарита.
   Макияж на ее заплаканном лице превратился в палитру хаотичных цветных пятен. Размытая слезами тушь черными ручейками стекала на воротник плаща. Она подлетела к Китайцу и вцепилась в него мертвой хваткой. Тогда он потащил ее в ванную, по-прежнему всхлипывающую и дрожащую, умыл, вытер ей лицо махровым полотенцем и легонько встряхнул за плечи. Потом расстегнул плащ и, голую, отнес в спальню, где как маленького ребенка уложил в постель. Маргарита немного успокоилась.
   – Я вернусь через десять минут.
   Она печально кивнула и уткнулась в подушку. Выйдя из квартиры, Китаец бегом спустился по лестнице. Ближайший мини-маркет находился за углом. Едва Китаец вышел из дома, ему в лицо ударил сырой промозглый ветер. На улице ощутимо похолодало, накрапывал дождь. Пустынный тротуар вернул Китайцу эхо его шагов. В голове закрутились строчки Се Линьюня:
 
   …Мы можем лишь молча горячие слезы терять -
   Нет силы о чувствах тебе рассказать на прощанье.

 
   Он не помнил, как плакала его мать. Единственное, что он помнил, это как порой молчаливая печаль сковывала ее скуластое белое лицо. Печаль, от которого ее лицо словно деревенело. Когда он в такие минуты обращался к ней, ее красивые губы расслабленно улыбались. Китаец догадывался, что к нему эта рассеянная улыбка не имеет никакого отношения, что она предназначена кому-то другому. Отцу? Будде? Мать опускала свою прохладную ладонь ему на голову и с грустным сожалением смотрела на него.
   А потом он стал мечтать о такой любви, которая бы не оставляла сил «о чувствах рассказать на прощанье». Иногда он даже воскрешал это сладкое и терпкое чувство потерянности и обреченности, когда без слов прощался с какой-нибудь женщиной. Разыгрывал сцену с творческим подъемом и вдохновением артиста, который знает, что едва он покинет стены театра, волшебство напряженных минут лирической самоотдачи будет развеяно холодным дыханием повседневности. Многие женщины ставили ему в вину душевную скупость, не понимая, что все, чего он хочет, это снова воскресить для себя миф любви, которая не оставляет сил «о чувствах рассказать на прощанье».
   Рассеянно улыбнувшись симпатичной продавщице мини-маркета, он вышел из магазина с пластиковым пакетом, где позвякивали бутылки.
   Маргарита по-прежнему лежала в постели. Китаец лишь краем глаза взглянул на нее, прошел на кухню, налил коньку в две пузатые рюмки, нарезал лимон и с этим приятным багажом вернулся в спальню.
   – Ну, как ты? – озабоченно посмотрел он на нее.
   – Лучше. Прости, я, кажется, сорвалась.
   Китаец протянул ей рюмку.
   – Что это? – с улыбкой спросила она.
   – «Дербент». К коньяку я пристрастился лет в двадцать. Я учился тогда в Москве… Не хочу вспоминать.
   Китаец поднес нагретую рюмку ко рту.
   – А кем был твой отец? – не обращая внимания на нежелание Китайца ворошить прошлое, спросила Маргарита.
   – Ученым, историком. Он познакомился с моей матерью, китаянкой из Няньнина, во время одной из своих экспедиций, а когда мама умерла, забрал меня к себе.
   Китаец салютовал рюмкой и стал медленно пить. Маргарита последовала его примеру.
   Он поднялся, снял с себя джинсы, рубашку и залез под простыню.
   – Надеюсь, ты останешься до утра? – улыбнулся он.
   – Только давай не будем говорить об этом… – Маргарита замялась и неловко улыбнулась.
   – Хорошо.
   Когда после третьей рюмки ее сморил сон, Китаец прикрыл веки и стал размышлять о том, каким образом портмоне Маргаритиного отца могло попасть к Николаю.
   Что же получается, Николай убил и ограбил Крупенкова, сам, в свою очередь, став жертвой своих алчных дружков-алкоголиков? Крупенков был на приеме у его дяди, Семена Семеновича, незадолго до своей гибели. Странное совпадение! Может, не обремененный понятиями о чести и достоинстве, а также о неприкосновенности чужой собственности, Николай каким-то образом услышал о том, что его дядя консультирует такого богача, как Илья Васильевич, и у него родилась мысль об ограблении? А может, он действовал с Семеном Семеновичем заодно? Вся эта история о том, как сердобольный дядя поселил у себя племянника-выпивоху… Этот Семен Семенович – старый хитрый лис, в критических обстоятельствах способен выдумать не одну трогательную историю, обратившись к гигантской базе данных, накопленных им в ходе своей профессиональной деятельности. Первое, что надлежит выяснить, – существует ли действительно племянник Бурлакова. Наболтать Семен Семенович мог все, что угодно. И это появление Бурлакова в доме своего племянника… Приехал проведать… Какой заботливый!
   Поразмышляв еще некоторое время, Китаец пришел к утешительному выводу, что зацепка есть. Интуиция подсказывала ему, что в процессе разработки «бурлаковской версии» он выйдет на след убийцы.
 
* * *
 
   – Даже не предполагала, что ты столько времени посвящаешь заботе о своей внешности, – подтрунивала над стоявшим перед зеркалом Китайцем Маргарита.
   Она сидела на кровати и без стеснения разглядывала худощавое смуглое тело Китайца, которое одевали светлой аурой утренние лучи. Ветер за окном, точно рассвирепевший пастух, гнал стадо облаков, которые пугливо бежали по голубому апрельскому небу.
 
   И вдруг, встречая новый день, я лет своих пугаюсь.
   До сорока сегодня мне лишь год один остался. -

 
   процитировал Китаец Хань Юя.
   – Это правда?
   – Истинная, – шутливо кивнул Танин и отправился в ванную.
   Приняв душ, он побрился. Маргарита как раз выходила из ванной, когда он разливал какао по чашкам. Увидев грязный котелок, Маргарита обомлела. Китаец поднял на нее смеющиеся глаза.
   – Не пугайся, так надо.
   – Давай я его вымою. – Маргарита, облаченная в рубашку Китайца, устремилась было к нему, чтобы отобрать котелок.
   – Знаешь, почему я оставил тебя на ночь? – лукаво улыбнулся Танин. – Потому что вчера ты проявила завидное равнодушие к моему котелку. Все женщины непременно хотят его вымыть. Меня это разочаровывает.
   Пока он резал сыр и ветчину, Маргарита разглядывала висевший на стене портрет Фу Си. За трапезой Китаец поведал ей об этом одаренном и продвинутом китайском императоре, постигшем язык зверей и птиц. Китаец не разрешил мыть Маргарите посуду. Тогда она занялась в ванной своим испачканным плащом. Когда Китаец домывал последнюю чашку, раздался телефонный звонок. Он вытер руки и взял трубку «Панасоника», закрепленного над столом.
   – Танин слушает, – бодро произнес он.
   – Здравствуйте, – услышал он натянутый голос Виктории Ларионовны, – я знаю, что Марго у вас, передайте ей трубку.
   В дверях показалась растерянная Маргарита. Словно она догадалась, кто звонит. Марго одновременно кивала головой и моргала, спрашивая движениями и мимикой, кто звонит. Китаец, зажав рукой трубку, шепнул: «Твоя мать». Тогда Маргарита стала неистово вертеть головой туда-сюда, а потом вдруг зажала уши.
   – Вы ошибаетесь, – невозмутимо сказал он в трубку, – Маргариты Ильиничны у меня нет.
   – Не болтайте. Я уверена, что она у вас, – с язвительной злобой проговорила Крупенкова-старшая.
   – Виктория Ларионовна, извините, я спешу. – Китаец хотел уже было «отключить» Крупенкову, как услышал ее гневный возглас:
   – Хорош сыщик! Вместо того чтобы заниматься расследованием смерти моего мужа, вы спите с моей дочерью! Или вы привыкли совмещать? – ехидно добавила она.
   – Виктория Ларионовна, – холодно процедил Китаец, – у меня договор с вашей дочерью, лично вам я неподотчетен…
   – А на чьи деньги она вас наняла, вы знаете?! – раздраженно крикнула Крупенкова-старшая.
   – Нет, – прикинулся «шлангом» Китаец, немного отстраняя трубку от уха.
   – На мои! – продолжала кричать Крупенкова.
   – Вашему мужу вы тоже постоянно напоминали, на чьи деньги он живет?
   В трубке повисло недолгое молчание. Китаец представил, как Виктория Ларионовна, возмущенная такой наглостью, беззвучно разевает рот.
   – Если это так, – Китаец нарушил молчание, – то Илье Васильевичу не помог бы никакой психоаналитик.
   – Я вас увольняю, – обрела наконец дар речи Крупенкова, – немедленно.