Страница:
Но это были только слухи. А вот теперь, по всей видимости, Кропотин столкнулся с объектом этих домыслов и недомолвок воочию.
— В общем, так, Кропотин, — заговорил полковник. — Ты пройдешь нечто вроде экзаменов. Проходишь благополучно — остаешься здесь и спокойно отслужишь свои два года. Нет — вернешься в свою часть, откуда самовольно бежал, и с тобой поступят по усмотрению трибунала. Ясно?
Яснее было некуда.
…Испытания Дима едва не завалил. Всегда отличавшийся великолепной выносливостью, он на этот раз не сумел показать всех своих качеств. Причиной тому было то ли пресловутое ранение, то ли плохая психологическая подготовка. И если бы не стрельба, в которой он превысил норму профессионального бойца спецназа, быть бы ему в своей части, а потом на нарах.
— Кто учил? — спросил начальник базы полковник Григоренко, тот самый, которой беседовал с ним.
— Занимался, — уклончиво ответил Кропотин.
…Он всегда любил стрелять. В этом он не был полудилетантом, как в том же кикбоксинге или боксе. Еще в школе, на уроке НВП (начальной военной подготовки) или по-новому ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности) он поразил сверстников, выбив девяносто восемь очков из ста возможных. Триумф так поразил не привыкшего ко всеобщему вниманию Кропотина, что после этого он нарочно мазал половину выстрелов на подобных зачетных занятиях по стрельбе.
Полковник Григоренко оставил его у себя, и уже через два дня Дима приступил к занятиям в школе диверсантов, как они сами любили себя называть.
Базе МГ-21, как это официально именовалось в документах.
Или просто Базе, как говорил майор Кривов, тот самый широкоскулый и темноглазый офицер, чье лицо первым увидел в стенах МГ-21 Кропотин.
Учили многому. Школа предполагала выведение обучающихся в ней на уровень, соответствующий подготовке спецназа ФСБ. Да, по сути, из них и делали спецназ ФСБ.
Темные пятна в биографии никого не интересовали. Даже если это пятно было кровавым, как в случае с Кропотиным.
Он быстро перезнакомился с ребятами из своего отделения, хотя они продолжали вести себя отчужденно по отношению к новичку. То обстоятельство, что Кропотина взяли сюда за удачную самооборону, при которой он разбил голову одному курсанту, вывихнул челюсть второму, а третьего сбросил на колючую проволоку, отчего у того были множественные колотые ранения и порезы по всему телу, никого не вдохновляло. Только спустя пару месяцев ребята несколько оттаяли. Впрочем, они держались сдержанно и по отношению друг к другу.
Дисциплина была железная. Ни о какой дедовщине не могло быть и речи. Даже офицеры редко позволяли себе беспричинную матерную брань, не говоря уж о мордобое.
Впрочем, все это компенсировалось на занятиях, где тренировали вплоть до полного имитирования боевых условий. Сказать, что было тяжело, — ничего не сказать.
Но ничто на земле не вечно. Истаяли и закончились и эти два года, и Диму вызвали в канцелярию и предложили на выбор либо демобилизоваться, либо поступить на службу на контрактной основе в звании лейтенанта ФСБ. Естественно, не за самые малые деньги.
Кропотин не был бы Кропотиным, если бы предпочел второе. Он захотел вернуться на родину, где его мать давно не имела вестей от единственного сына.
Полковник Григоренко был откровенно раздосадован таким решением: он не хотел отпускать человека, достигшего достаточно высокого уровня подготовки.
— Сам подумай, — сказал он, — ну что тебе делать на «гражданке»?
— Ну, на «гражданке» очень даже много можно сделать, — скаламбурил находившийся тут же майор Кривов. — Особенно если гражданка симпатичная.
Но полковник Григоренко не был склонен к шуткам. Более того, лицо его стало откровенно мрачным.
— Конечно, ты помнишь, при каких обстоятельствах попал сюда? — проговорил он.
И тут Диме стало беспощадно ясно, что так просто его не отпустят.
Он оказался прав.
— Ведь вы сами понимаете, Дмитрий Владимирович, что в наше время так запросто уголовные дела не закрывают. А ведь мы сделали именно это. Так что вы будете демобилизованы окончательно только после того, как выполните одно достаточно сложное и ответственное, не скрою, задание.
Задание обрисовали перед ним буквально в нескольких чертах. Оно превзошло все самые жуткие ожидания Кропотина.
И недаром.
Кропотину было поручено убрать Мамуку Церетели — одного из крупнейших бизнесменов области.
Как сообщил полковник Григоренко, два покушения на него уже провалились, и только потому, что бывший сотрудник Базы, капитан Павел Симонов, отказался работать на Григоренко и теперь стал одним из руководителей службы безопасности водочного короля. Ему не составило труда рассекретить своих бывших курсантов, переквалифицированных в киллеров. Тем более что он работал в тесной спайке с неким Владимиром Свиридовым — по всей видимости, тоже бывшим офицером спецслужб.
И теперь лейтенант Стаханов — еще один выпускник Базы — должен был убрать Симонова, а он, Кропотин, — Мамуку Церетели. И потом — потом Кропотин свободен.
В то же время майор Кривов уезжал в отпуск в город Балаково в Среднем Поволжье, где жила его семья. Отпуск должен был продлиться два месяца — июнь и июль. За это время — под контролем Кривова — Дмитрий должен был осуществить свою миссию.
Разумеется, Кропотин в очень резкой форме отказался от лестного предложения стать киллером — убить человека, которого он не знал и который не сделал ему ничего дурного, кроме как, быть может, в короткий студенческий период несколько раз — заочно, через многочисленные торговые точки города — попотчевал довольно-таки мерзкой водкой производства комбината «Аякс».
— Это же.., то же самое, что в криминальных структурах. Киллеры… — пробормотал он, — только государственные.., но все равно киллеры.
— Совершенно верно, — сказал майор Кривов. — Государственные киллеры. Ты очень верно выбрал определение. В свое время при управлении внешней разведки существовал даже спецотдел «Капелла», в котором работали офицеры спецназа ГРУ.
Именно на такой работе. Потом многие из них ушли в структуры госбезопасности. Например, я и полковник Григоренко. Номинально нас не существует, но работа продолжается. И ты — очередное звено в этой цепи и потому не имеешь права выпасть из нее. Если мои слова тебе малопонятны.., что ж… — Он уперся тяжелым взглядом в стол Григоренко, на котором лежал пистолет. — Ты всегда волен уйти. Но только так, — он кивнул на ствол, — не иначе.
В выборе между миссией киллера и предложением самому свести счеты с жизнью, разнеся себе голову из табельного оружия, курсант Базы Кропотин предпочел первое.
Но они плохо помнят меня. Потому что, когда я был одним из основной десятки, они болтались где-то на подстраховке. Шпионили за нами. Двойная или тройная игра, как то всегда водилось у наших спецслужб. А теперь поднялись. — Он презрительно скривил угол рта и сказал:
— И думаешь, что тебя бы отпустили, даже если бы ты убил Церетели? Наивный мальчик.., тебя бы просто пустили в расход, как отработанный материал. Они потому и поручили тебе это, что знали: они подготовили тебя только в плане общей психофизической тренировки, но отнюдь не стратегически, как подковывают настоящих специалистов. Они знают, что ты их не выдашь и не станешь вести за их спинами свою игру. Так, как то сделал бы я. Или Симонов, который отказался с ними сотрудничать и был за это убит.
— То есть… — пробормотал Кропотин.
— То есть тебя убьет тот же Кривов.., вне зависимости от того, выполнишь ты задание или нет. Они послали тебя потому, что провалились два их предыдущих киллера. Они работали по всем канонам своего дела и потому были предсказуемы. Мы с Симоновым отследили и уничтожили их. А ты.., ты — совсем иное дело. Если бы не эти случайности с твоей чудо-кровью, возможно, даже я не раскусил бы тебя.
И тогда меня самого бы прихлопнули.
— Кто?
— Да тот же Перевийченко, которому поступила на меня куча компромата от того же Григоренко. Они раскопали мое прошлое, эта База. И переслали неопровержимую информацию Церетели.
— Но как же вы узнали, что я — это…
— Мы прослушивали твой телефон, — перебил его Свиридов. — Мы — это служба безопасности «Аякса». Перевийченко не знает голоса Григоренко, который говорил с тобой, а я знаю. Тогда я еще не знал, что ему сообщили о моем «капелловском» прошлом. И когда я сообщил Перевийченко, что ты связан с бывшими офицерами «Капеллы», моя судьба была предрешена. Они уничтожили бы меня, как ублюдки с Базы уничтожили Симонова. — Свиридов горько усмехнулся и, покачав головой, добавил:
— Люди с таким прошлым, как у меня и у Павла, долго не живут.
— Но что же теперь делать? — беспомощно спросил Кропотин. — И.., и зачем ты вообще помогаешь мне?
Влад серьезно посмотрел на него и наконец ответил:
— Сам не знаю. Просто ты напомнил мне самого себя лет десять назад. Когда я проходил практику высшей школы ГРУ в догорающей афганской войне и в порядке сдачи зачета убил троих моджахедов. А вообще — ничего не спрашивай. Считай, что ты выполнил задание. Если тебя не найдут еще несколько суток, Церетели сам умрет. Я знаю это совершенно точно.
— А зачем им сдался этот Церетели?
— А почему ты не спросил этого у Григоренко и Кривова? Вот точно так же не спрашивай и меня. — Свиридов отпил огромный глоток крепчайшего кофе и неожиданно добавил:
— Он делает огромный бизнес на торговле с Северным Кавказом. Но тебе это знать не нужно. Тебе нужно уматывать отсюда. Деньги у тебя есть?
— А ты? — не отвечая на прямой вопрос Владимира, дрожащим голосом спросил Кропотин и перевел взгляд на Леру, которая на протяжении всего этого долгого разговора курила, прикуривая одну сигарету от другой, и серый сигаретный пепел немногим отличался от цвета ее лица.
Свиридов усмехнулся.
— Посмотрим, — сказал он. — Не исключено, что нам придется улетать вместе.
В этот момент дверь кухни открылась, и ввалился помятый Фокин с сизыми следами укусов на шее, багрово-красным носом и сломанным бананом в правой руке.
— Уф, — сказал он, — чтобы еще раз…
Свиридов расхохотался, не дожидаясь, пока отец Велимир разовьет эту плодотворную тему.
— Ну как дела, Афоня?
— Оч-чень… — лаконично ответил тот и рухнул на табуретку так, что она едва не развалилась под массивной тушей отца Велимира. — Что тут за важное дело?
— А вот какое… — ответил Свиридов. — Пиво у тебя есть?
Глава 9СКОРАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ
Наутро Мамуке Церетели стало плохо. Синтетический психостимулятор, поддерживавший уровень работоспособности его организма на необычно интенсивной энергоотдаче в процессе жизнедеятельности — как это все пышно именовал профессор Монахов — вызвал утреннюю негативную реакцию.
А быть может, это было последствие недостаточного усвоения или даже частичного отторжения чужой крови. Даже не в ее полном составе, а в составе некоего экстракта, приготовленного по новым технологиям профессора Монахова.
Церетели было очень плохо. Его темные глаза ввалились, профиль еще более заострился и стал восковым, кожа посерела и покрылась мельчайшими капельками пота. Он почти ничего не видел: все расплывалось в мутно-серой пелене.
— Стае… Дамир… Влад… — бормотал он. — Спасите меня…
Он даже не помнил сейчас, что Влад — Владимир Свиридов — уже играл не на его стороне.
А у Перевийченко были свои методы спасения.
Он приставил пистолет к голове Михаила Иннокентьевича и во всеуслышание поклялся, что, если Церетели умрет, гениальные мозги профессора Монахова разлетятся в радиусе минимум десяти метров.
Впрочем, того нисколько не смутило подобное обещание. Он заявил, что у него все идет по плану, он предупреждал Церетели, что это болезненная и тяжелая процедура, для перенесения которой не хватает наличных иммунных сил организма и требуются стимуляторы, призванные вскрыть глубинные, потаенные источники энергии.
— А вот вы, господин Перевийченко, крупно лоханулись, — профессор употребил жаргонизм так, словно желал подчеркнуть, что не мыслит общения с охраной Церетели на другом языке. — Как же вы умудрились упустить Кропотина и эту… Леру? И даже, говорят, собственного заместителя, который переметнулся на их сторону?
Станислава Григорьевича покоробили слова профессора, и особенно пресловутое «лоханулись». Но Монахов был совершенно прав, и начальник службы безопасности опустил пистолет, в награду за что был угощен еще одной сентенцией маститого медика:
— Если вы не разыщете Кропотина через сутки, я не поручусь за жизнь господина Церетели. Так что не тратьте энергии на бесплодные угрозы, а выполняйте свои прямые обязанности, Станислав Григорьевич.
Перевийченко вздохнул и жестом подозвал к себе переминающегося в углу Дамира, с этого утра исполняющего обязанности Свиридова.
— Ну что там менты?
— Говорят, ищут, — откликнулся тот. — Джип уже нашлы в каком-то засранном дварэ. Говорят, разделали его капытально: колес нэт, всэ винутрэнности видралы, салон обчистылы.., всэ эти аудиосыстемы «пионэровские» и прочее.
— Кто?
— Нэ иначе как местные житэлы. Там двор весь адын к адному — алкащи да нищеброды. Один прямо в салоне спал… «Анапой» обложился и уснул. Его поднялы, он ничего не рулит, че к чему, спращивают — нычего не помнит.., в общем, дохлий номэр.
— А ты слышал, что сказал Монахов?
— Еще бы.
— Так вот, если мы не найдем до завтрашнего утра этого самого бисова Кропотина.., живым, слышишь, только живым.., то Церетели перекинется. А если это случится, то и нам скоро кранты. Зрозумил?
Понятно?
— Куда уж понятнее…
— Так что любой ценой. Пусть Свиридов.., он наверняка с Кропотиным.., пусть он даже половину твоих положит. Любой ценой — живого.
— Отлично. А теперь звони ты, — приказал Свиридов Кропотину и взглянул на часы: половина восьмого утра. — Только зря это он: оставлять тебе свой балаковский телефон. Совсем тебя там за лоха принимают.
Кропотин послушно набрал номер.
— Алло, — почти тотчас ответил сочный мужской голос, — говорите, я слушаю.
— Андрей Николаевич, это Кропотин.
В трубке на две секунды зависло напряженное молчание, потом голос отозвался, изрядно сбавив в сочности и жизнерадостности:
— Да, Дима. Ты закончил?
— Нет.
— Но как же тогда…
— Нет, Андрей Николаевич, я не закончил, — прервал его Кропотин. — Я попал в тяжелейшую ситуацию. Мне нужно встретиться с вами.
— Ты не можешь говорить?
— Возможно, меня прослушивают и даже сейчас придут сюда. Я перезвоню вам. Постарайтесь дождаться моего повторного звонка.
— Тогда звони мне не сюда, а на мобильный у меня в машине. Номер помнишь, надеюсь?
— Да, конечно.
— Тогда я еду. Перезвони.
— Вот и замечательно! — почти выкрикнул Дмитрий.
— Но что случилось? Тебя…
— Ни слова больше, Андрей Николаевич, — опять перебил его Кропотин. — У меня совсем нет времени. Переговорим после.
— Отлично, — сказал Свиридов, — сыграно впечатляюще. Теперь осталось перезвонить ему из аэропорта.
— А зачем Фокин вызывал «Скорую»? — тревожно спросил Кропотин. — С кем-нибудь плохо?
— Увидишь, — лаконично проговорил Свиридов, подводя Диму к окну. — Смотри сам.
Окно выходило в огромный, на несколько домов, пыльный двор с несколькими расходящимися от него дорогами.
— И что? — недоуменно спросил Кропотин.
— А вот и мой Буравчик! — весело проговорил также глазеющий в окно отец Велимир, тыча пальцем в только что въехавший во двор «рафик» с красными крестами «Скорой помощи» и включенными мигалками. — Небось так скоро к какой-нибудь постинфарктной старушке никогда бы не поспел.
— Твои только приехали, а мои вон — давно стоят под деревцем, — сказал Свиридов. — Идиоты!
— Кто это — твои?
— А вон, посмотри на того хлопца с эйнштейновским лбом, что сейчас высунул свою физиономию во-о-он из того раздолбанного «Форда». Этот «Форд» все время стоит у церетелиевского офиса.
Тоже мой бывший подчиненный. Сыщики! — презрительно фыркнул Влад.
Свиридов был прав. Метрах в пятидесяти от фокинского подъезда, в тени толстого раскидистого вяза стоял пыльный серый «Форд» с разбитой фарой, чуть помятым бампером и треснувшим лобовым стеклом, что придавало этому в целом приличному авто довольно затрапезный вид.
Из переднего окна с опущенным стеклом то и дело выглядывала массивная бритая башка с маленькими, подозрительно блестящими глазками. Если этот колоритный мелкоуголовный типаж тешил себя мыслью, что он похож на законопослушного папашу-обывателя, высматривающего из машины своего запаздывающего сынишку, то делал он это совершенно напрасно. На его пошедшем озабоченными складками лбу, высоте которого позавидовала бы самая интеллектуальная горилла из девственных тропических лесов экваториальной Африки, на всем его широком тупом лице были написаны напряжение и подозрительность.
В тот момент, когда Свиридов показал на него пальцем, он смотрел определенно на окна фокинской квартиры и что-то говорил по телефону.
Вероятно, гражданин горилла кого-то ждал. И не столь трудно было предположить, кого именно.
В этот момент раздался резкий звонок в дверь.
Кропотин и Лера одновременно вздрогнули.
— Кто это звонит? — спросила Лера.
— Это Буравчик, — ответил Фокин, направляясь к входной двери, — мой хороший знакомый в службе скорой медицинской помощи. Я удачно вспомнил, что он сегодня дежурит, вот и предложил обратиться к нему.
Щелкнул замок, и на пороге возник высокий тощий парень в белом халате поверх джинсовой рубахи, а за ним — угрюмого вида толстуха с тремя подбородками и в таком же халате, что и парень.
— Что случилось, Афанась Сергеич? — проорал парень и буквально ворвался в прихожую, а за ним, с трудом вписавшись в дверной проем, ввалилась почтенная медицинская дама-тяжеловес. — Что.., кто пострадавш…
— В общем, так, Коля, щас тут наклюнулось одно необычное дельце.., примерно наподобие того, когда я подрался с тремя заезжими гандболистами в ресторане гостиницы «Братислава».., ну, вот так, — ободряюще улыбнулся Афанасий и похлопал того по плечу, а потом повернулся к толстухе и расплылся в очаровательной улыбке:
— Степанида Михална, это в самом деле не шутки. Это очень важно, и если вы не поможете, то не исключено, что вот эти два молодых человека и вон та девушка в самом деле станут натуральными клиентами одного медицинского учреждения. Не вашего, а рангом ниже. Морга.
— Болтун… — пробормотал Свиридов, не отрывая взгляда от «Форда», возле которого в этот момент остановились невзрачные темно-синие «Жигули» — 06.
…Из подъезда номер два вышла странная и, очевидно, скорбная процессия. Первым шел тощий паренек в узком белом халате, который мертвой хваткой вцепился в передние ручки носилок. Задние ручки фиксировались в мощных пухлых пятернях внушительной медсестры. На носилках неподвижно лежало тело, небрежно накрытое простыней.
Сзади шел высоченный священник с мрачным, словно бы окаменевшим лицом и сардонической складкой губ, поддерживающий под руку растрепанную — так, что не видно было лица от упавших на него волос — девушку в бесформенном сером платье.
Совершенно скрывшись за глыбистой спиной святого отца, последним шел статный молодой мужчина лет тридцати.
Сидящие у подъезда старушки закрестились и забормотали:
— С какой енто квартири?
— Да вон Афонька идет позади докторов.., он в церкови.., можа, с его?
— Помер хто, щто ль? Простыню, как на покойника…
На пути к машине «Скорой помощи» процессия наткнулась на двух мужчин — высоченного статного здоровяка с резкими чертами лица и пронзительными серыми глазами и невысокого плотного кавказца с неприятным, заросшим густейшей щетиной лицом. За ними в некотором отдалении следовали два амбала.
Перевийченко и Дамир — само собой, это именно они только что приехали на занюханном «жигуленке», благо не сочли нужным воспользоваться чем-то иным (особенно после трагической кончины «мерседесовского» джипа Станислава Григорьевича), — уже поравнялись с носилками. Начальник охраны Церетели окинул их пристальным взглядом, а потом проговорил:
— Живой?
— Пока да, — ответил Коля Буравчик, который, по всей видимости, многословием не страдал.
— А что ж простыней накрыли, как труп?
В этот момент подошел и Дамир. Носилки уже загрузили в «Скорую помощь», а Перевийченко и амбалы вошли в подъезд, а он все еще стоял и смотрел. На спину Свиридова, который влезал в «Скорую», так и не «засветив» — при помощи габаритов Фокина — своего лица. На девушку рядом с отцом Велимиром, чьи движения почти неосознанно показались ему знакомыми, хоть он не мог толком видеть ни лица ее, ни — шайтан бы побрал этот серый балахон! — фигуры.
И тут она погладила рукой волосы, и он вспомнил, что это за девушка. Очевидно, по перекосившемуся лицу Дамира это понял и Свиридов, потому что он легко подхватил Леру и подсадил ее в заднюю дверь «рафика».
— А-а-а! — неожиданно тонким и дурным голосом завопил Дамир и, прихрамывая, — ночная рана, хоть и пустяковая, давала знать о себе очень ощутимо — бросился в «Скорую помощь», легко отстранив тощего Буравчика так, что тот чуть не ткнулся носом в асфальт. — Нэ уйдещ, сука!
Однако Влад оказался проворнее: он нанес кавказцу такой удар, что Дамир вылетел из «рафика», как враг народа из ВКП(б), перекувырнулся и на глазах у остолбеневших подъездных старушек загремел головой о мусорный контейнер.
Целая куча зловонных отходов, бутылок, склянок, просто аморфного мусора, горкой лежавшая на более чем переполненном контейнере, обрушилась ему на голову.
Свиридов сел за руль, отстранив водителя. Двигатель завелся, несколько раз сочно чавкнул, и в ту же секунду из подъезда выбежали Станислав Григорьич и его амбалы. Перепуганные старушки прижались к лавкам.
«Скорая помощь» сорвалась с места и тут же умчалась с такой быстротой, словно по меньшей мере направлялась в Центральную клиническую больницу города Москвы с получившим второй инфаркт министром иностранных дел.
Дамир, безобразно матерясь и отплевываясь, вылез из груды отвратительного мусора и прохрипел:
— Всэгда знал, что «мусора», тыпа мэнты — эта полний хэрня.., но чтобы мусор еще хуже…
— Чего ты так орешь, болван? — резко спросил Перевийченко-старший.
— А ты щас и сам будэщ орать. Эти уроди только что уехалы во-он на той тачкэ. Аны нас так разыгралы.., пантомым, слющь!
— «Скорая помощь»?
— Там эта щялава.., катора сегодня ночью сбэжала со Свырыдовым. А сам тот.., который Кропотын . мнэ так думаеца, лежал на носылках. Тррруп, мат ево"
Станислав Григорьевич помрачнел и замахал рукой бритой горильей башке в «Форде». Через несколько секунд «Форд» подъехал, и вся троица вскочила в него. Перевийченко обрушился на переднее сиденье всей своей стодесятикилограммовой массой, на ходу говоря в трубку «мобильного»:
— Да.., все оказалось верно. Сообщи всем постам… РАФ «Скорая помощь», номер такой-то, о направлении движения скажу дополнительно, следуем за ним.
Потом перезвонил по другому номеру и коротко бросил:
— Перевийченко говорит. Свяжись с ментами, они тебе все скажут. И подтяни там братву. Все.
Положив телефон, он обернулся и посмотрел на остервенело отряхивающегося Дамира. Потом скривил большой рот в презрительной усмешке и сказал:
— Ну и вонь от тебя, ниспровергатель помоек.
На первом же углу Свиридов высадил санитаров под ответственность Фокина. Но оставил водителя.
Не обращая внимания на ругательства толстой медсестры, он вжал педаль газа до отказа, и отец Велимир со товарищи остался за углом.
«Скорая помощь» пролетела по улицам с включенными мигалками со скоростью, на которые машины такого профиля обычно не способны вследствие особенностей медицинской работы и медицинского менталитета. Но «Форд» не отставал.
И тогда Свиридов решился на крайнюю меру.
Он приблизился к заднему окну и, выхватив из-под пиджака пистолет-автомат «узи», который он так удачно использовал ночью в особняке Церетели, дал очередь по передним колесам мчащегося на всех парах перевийченковского автомобиля.
Во все стороны брызнули осколки разнесенного стекла. Санитары вжались в стойки салона, а Лера закрыла лицо руками, словно от боли.
— Звони! — рявкнул Свиридов, швыряя дрожащему водителю «мобильник». Тот тупо покрутил его в руках…
— Да не ты.., отдай его Кропотину!
— В общем, так, Кропотин, — заговорил полковник. — Ты пройдешь нечто вроде экзаменов. Проходишь благополучно — остаешься здесь и спокойно отслужишь свои два года. Нет — вернешься в свою часть, откуда самовольно бежал, и с тобой поступят по усмотрению трибунала. Ясно?
Яснее было некуда.
…Испытания Дима едва не завалил. Всегда отличавшийся великолепной выносливостью, он на этот раз не сумел показать всех своих качеств. Причиной тому было то ли пресловутое ранение, то ли плохая психологическая подготовка. И если бы не стрельба, в которой он превысил норму профессионального бойца спецназа, быть бы ему в своей части, а потом на нарах.
— Кто учил? — спросил начальник базы полковник Григоренко, тот самый, которой беседовал с ним.
— Занимался, — уклончиво ответил Кропотин.
…Он всегда любил стрелять. В этом он не был полудилетантом, как в том же кикбоксинге или боксе. Еще в школе, на уроке НВП (начальной военной подготовки) или по-новому ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности) он поразил сверстников, выбив девяносто восемь очков из ста возможных. Триумф так поразил не привыкшего ко всеобщему вниманию Кропотина, что после этого он нарочно мазал половину выстрелов на подобных зачетных занятиях по стрельбе.
Полковник Григоренко оставил его у себя, и уже через два дня Дима приступил к занятиям в школе диверсантов, как они сами любили себя называть.
Базе МГ-21, как это официально именовалось в документах.
Или просто Базе, как говорил майор Кривов, тот самый широкоскулый и темноглазый офицер, чье лицо первым увидел в стенах МГ-21 Кропотин.
Учили многому. Школа предполагала выведение обучающихся в ней на уровень, соответствующий подготовке спецназа ФСБ. Да, по сути, из них и делали спецназ ФСБ.
Темные пятна в биографии никого не интересовали. Даже если это пятно было кровавым, как в случае с Кропотиным.
Он быстро перезнакомился с ребятами из своего отделения, хотя они продолжали вести себя отчужденно по отношению к новичку. То обстоятельство, что Кропотина взяли сюда за удачную самооборону, при которой он разбил голову одному курсанту, вывихнул челюсть второму, а третьего сбросил на колючую проволоку, отчего у того были множественные колотые ранения и порезы по всему телу, никого не вдохновляло. Только спустя пару месяцев ребята несколько оттаяли. Впрочем, они держались сдержанно и по отношению друг к другу.
Дисциплина была железная. Ни о какой дедовщине не могло быть и речи. Даже офицеры редко позволяли себе беспричинную матерную брань, не говоря уж о мордобое.
Впрочем, все это компенсировалось на занятиях, где тренировали вплоть до полного имитирования боевых условий. Сказать, что было тяжело, — ничего не сказать.
Но ничто на земле не вечно. Истаяли и закончились и эти два года, и Диму вызвали в канцелярию и предложили на выбор либо демобилизоваться, либо поступить на службу на контрактной основе в звании лейтенанта ФСБ. Естественно, не за самые малые деньги.
Кропотин не был бы Кропотиным, если бы предпочел второе. Он захотел вернуться на родину, где его мать давно не имела вестей от единственного сына.
Полковник Григоренко был откровенно раздосадован таким решением: он не хотел отпускать человека, достигшего достаточно высокого уровня подготовки.
— Сам подумай, — сказал он, — ну что тебе делать на «гражданке»?
— Ну, на «гражданке» очень даже много можно сделать, — скаламбурил находившийся тут же майор Кривов. — Особенно если гражданка симпатичная.
Но полковник Григоренко не был склонен к шуткам. Более того, лицо его стало откровенно мрачным.
— Конечно, ты помнишь, при каких обстоятельствах попал сюда? — проговорил он.
И тут Диме стало беспощадно ясно, что так просто его не отпустят.
Он оказался прав.
— Ведь вы сами понимаете, Дмитрий Владимирович, что в наше время так запросто уголовные дела не закрывают. А ведь мы сделали именно это. Так что вы будете демобилизованы окончательно только после того, как выполните одно достаточно сложное и ответственное, не скрою, задание.
Задание обрисовали перед ним буквально в нескольких чертах. Оно превзошло все самые жуткие ожидания Кропотина.
И недаром.
Кропотину было поручено убрать Мамуку Церетели — одного из крупнейших бизнесменов области.
Как сообщил полковник Григоренко, два покушения на него уже провалились, и только потому, что бывший сотрудник Базы, капитан Павел Симонов, отказался работать на Григоренко и теперь стал одним из руководителей службы безопасности водочного короля. Ему не составило труда рассекретить своих бывших курсантов, переквалифицированных в киллеров. Тем более что он работал в тесной спайке с неким Владимиром Свиридовым — по всей видимости, тоже бывшим офицером спецслужб.
И теперь лейтенант Стаханов — еще один выпускник Базы — должен был убрать Симонова, а он, Кропотин, — Мамуку Церетели. И потом — потом Кропотин свободен.
В то же время майор Кривов уезжал в отпуск в город Балаково в Среднем Поволжье, где жила его семья. Отпуск должен был продлиться два месяца — июнь и июль. За это время — под контролем Кривова — Дмитрий должен был осуществить свою миссию.
Разумеется, Кропотин в очень резкой форме отказался от лестного предложения стать киллером — убить человека, которого он не знал и который не сделал ему ничего дурного, кроме как, быть может, в короткий студенческий период несколько раз — заочно, через многочисленные торговые точки города — попотчевал довольно-таки мерзкой водкой производства комбината «Аякс».
— Это же.., то же самое, что в криминальных структурах. Киллеры… — пробормотал он, — только государственные.., но все равно киллеры.
— Совершенно верно, — сказал майор Кривов. — Государственные киллеры. Ты очень верно выбрал определение. В свое время при управлении внешней разведки существовал даже спецотдел «Капелла», в котором работали офицеры спецназа ГРУ.
Именно на такой работе. Потом многие из них ушли в структуры госбезопасности. Например, я и полковник Григоренко. Номинально нас не существует, но работа продолжается. И ты — очередное звено в этой цепи и потому не имеешь права выпасть из нее. Если мои слова тебе малопонятны.., что ж… — Он уперся тяжелым взглядом в стол Григоренко, на котором лежал пистолет. — Ты всегда волен уйти. Но только так, — он кивнул на ствол, — не иначе.
В выборе между миссией киллера и предложением самому свести счеты с жизнью, разнеся себе голову из табельного оружия, курсант Базы Кропотин предпочел первое.
* * *
— Вот видишь, — холодно сказал Свиридов. — Это в самом деле мои бывшие коллеги. Если их можно так назвать. Они тоже работали в «Капелле».Но они плохо помнят меня. Потому что, когда я был одним из основной десятки, они болтались где-то на подстраховке. Шпионили за нами. Двойная или тройная игра, как то всегда водилось у наших спецслужб. А теперь поднялись. — Он презрительно скривил угол рта и сказал:
— И думаешь, что тебя бы отпустили, даже если бы ты убил Церетели? Наивный мальчик.., тебя бы просто пустили в расход, как отработанный материал. Они потому и поручили тебе это, что знали: они подготовили тебя только в плане общей психофизической тренировки, но отнюдь не стратегически, как подковывают настоящих специалистов. Они знают, что ты их не выдашь и не станешь вести за их спинами свою игру. Так, как то сделал бы я. Или Симонов, который отказался с ними сотрудничать и был за это убит.
— То есть… — пробормотал Кропотин.
— То есть тебя убьет тот же Кривов.., вне зависимости от того, выполнишь ты задание или нет. Они послали тебя потому, что провалились два их предыдущих киллера. Они работали по всем канонам своего дела и потому были предсказуемы. Мы с Симоновым отследили и уничтожили их. А ты.., ты — совсем иное дело. Если бы не эти случайности с твоей чудо-кровью, возможно, даже я не раскусил бы тебя.
И тогда меня самого бы прихлопнули.
— Кто?
— Да тот же Перевийченко, которому поступила на меня куча компромата от того же Григоренко. Они раскопали мое прошлое, эта База. И переслали неопровержимую информацию Церетели.
— Но как же вы узнали, что я — это…
— Мы прослушивали твой телефон, — перебил его Свиридов. — Мы — это служба безопасности «Аякса». Перевийченко не знает голоса Григоренко, который говорил с тобой, а я знаю. Тогда я еще не знал, что ему сообщили о моем «капелловском» прошлом. И когда я сообщил Перевийченко, что ты связан с бывшими офицерами «Капеллы», моя судьба была предрешена. Они уничтожили бы меня, как ублюдки с Базы уничтожили Симонова. — Свиридов горько усмехнулся и, покачав головой, добавил:
— Люди с таким прошлым, как у меня и у Павла, долго не живут.
— Но что же теперь делать? — беспомощно спросил Кропотин. — И.., и зачем ты вообще помогаешь мне?
Влад серьезно посмотрел на него и наконец ответил:
— Сам не знаю. Просто ты напомнил мне самого себя лет десять назад. Когда я проходил практику высшей школы ГРУ в догорающей афганской войне и в порядке сдачи зачета убил троих моджахедов. А вообще — ничего не спрашивай. Считай, что ты выполнил задание. Если тебя не найдут еще несколько суток, Церетели сам умрет. Я знаю это совершенно точно.
— А зачем им сдался этот Церетели?
— А почему ты не спросил этого у Григоренко и Кривова? Вот точно так же не спрашивай и меня. — Свиридов отпил огромный глоток крепчайшего кофе и неожиданно добавил:
— Он делает огромный бизнес на торговле с Северным Кавказом. Но тебе это знать не нужно. Тебе нужно уматывать отсюда. Деньги у тебя есть?
— А ты? — не отвечая на прямой вопрос Владимира, дрожащим голосом спросил Кропотин и перевел взгляд на Леру, которая на протяжении всего этого долгого разговора курила, прикуривая одну сигарету от другой, и серый сигаретный пепел немногим отличался от цвета ее лица.
Свиридов усмехнулся.
— Посмотрим, — сказал он. — Не исключено, что нам придется улетать вместе.
В этот момент дверь кухни открылась, и ввалился помятый Фокин с сизыми следами укусов на шее, багрово-красным носом и сломанным бананом в правой руке.
— Уф, — сказал он, — чтобы еще раз…
Свиридов расхохотался, не дожидаясь, пока отец Велимир разовьет эту плодотворную тему.
— Ну как дела, Афоня?
— Оч-чень… — лаконично ответил тот и рухнул на табуретку так, что она едва не развалилась под массивной тушей отца Велимира. — Что тут за важное дело?
— А вот какое… — ответил Свиридов. — Пиво у тебя есть?
Глава 9СКОРАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ
Наутро Мамуке Церетели стало плохо. Синтетический психостимулятор, поддерживавший уровень работоспособности его организма на необычно интенсивной энергоотдаче в процессе жизнедеятельности — как это все пышно именовал профессор Монахов — вызвал утреннюю негативную реакцию.
А быть может, это было последствие недостаточного усвоения или даже частичного отторжения чужой крови. Даже не в ее полном составе, а в составе некоего экстракта, приготовленного по новым технологиям профессора Монахова.
Церетели было очень плохо. Его темные глаза ввалились, профиль еще более заострился и стал восковым, кожа посерела и покрылась мельчайшими капельками пота. Он почти ничего не видел: все расплывалось в мутно-серой пелене.
— Стае… Дамир… Влад… — бормотал он. — Спасите меня…
Он даже не помнил сейчас, что Влад — Владимир Свиридов — уже играл не на его стороне.
А у Перевийченко были свои методы спасения.
Он приставил пистолет к голове Михаила Иннокентьевича и во всеуслышание поклялся, что, если Церетели умрет, гениальные мозги профессора Монахова разлетятся в радиусе минимум десяти метров.
Впрочем, того нисколько не смутило подобное обещание. Он заявил, что у него все идет по плану, он предупреждал Церетели, что это болезненная и тяжелая процедура, для перенесения которой не хватает наличных иммунных сил организма и требуются стимуляторы, призванные вскрыть глубинные, потаенные источники энергии.
— А вот вы, господин Перевийченко, крупно лоханулись, — профессор употребил жаргонизм так, словно желал подчеркнуть, что не мыслит общения с охраной Церетели на другом языке. — Как же вы умудрились упустить Кропотина и эту… Леру? И даже, говорят, собственного заместителя, который переметнулся на их сторону?
Станислава Григорьевича покоробили слова профессора, и особенно пресловутое «лоханулись». Но Монахов был совершенно прав, и начальник службы безопасности опустил пистолет, в награду за что был угощен еще одной сентенцией маститого медика:
— Если вы не разыщете Кропотина через сутки, я не поручусь за жизнь господина Церетели. Так что не тратьте энергии на бесплодные угрозы, а выполняйте свои прямые обязанности, Станислав Григорьевич.
Перевийченко вздохнул и жестом подозвал к себе переминающегося в углу Дамира, с этого утра исполняющего обязанности Свиридова.
— Ну что там менты?
— Говорят, ищут, — откликнулся тот. — Джип уже нашлы в каком-то засранном дварэ. Говорят, разделали его капытально: колес нэт, всэ винутрэнности видралы, салон обчистылы.., всэ эти аудиосыстемы «пионэровские» и прочее.
— Кто?
— Нэ иначе как местные житэлы. Там двор весь адын к адному — алкащи да нищеброды. Один прямо в салоне спал… «Анапой» обложился и уснул. Его поднялы, он ничего не рулит, че к чему, спращивают — нычего не помнит.., в общем, дохлий номэр.
— А ты слышал, что сказал Монахов?
— Еще бы.
— Так вот, если мы не найдем до завтрашнего утра этого самого бисова Кропотина.., живым, слышишь, только живым.., то Церетели перекинется. А если это случится, то и нам скоро кранты. Зрозумил?
Понятно?
— Куда уж понятнее…
— Так что любой ценой. Пусть Свиридов.., он наверняка с Кропотиным.., пусть он даже половину твоих положит. Любой ценой — живого.
* * *
— Вызвал «Скорую», — весело сообщил Афанасий Фокин, который только что выпил две опохмелочных бутылки пива и теперь находился в превосходном настроении.— Отлично. А теперь звони ты, — приказал Свиридов Кропотину и взглянул на часы: половина восьмого утра. — Только зря это он: оставлять тебе свой балаковский телефон. Совсем тебя там за лоха принимают.
Кропотин послушно набрал номер.
— Алло, — почти тотчас ответил сочный мужской голос, — говорите, я слушаю.
— Андрей Николаевич, это Кропотин.
В трубке на две секунды зависло напряженное молчание, потом голос отозвался, изрядно сбавив в сочности и жизнерадостности:
— Да, Дима. Ты закончил?
— Нет.
— Но как же тогда…
— Нет, Андрей Николаевич, я не закончил, — прервал его Кропотин. — Я попал в тяжелейшую ситуацию. Мне нужно встретиться с вами.
— Ты не можешь говорить?
— Возможно, меня прослушивают и даже сейчас придут сюда. Я перезвоню вам. Постарайтесь дождаться моего повторного звонка.
— Тогда звони мне не сюда, а на мобильный у меня в машине. Номер помнишь, надеюсь?
— Да, конечно.
— Тогда я еду. Перезвони.
— Вот и замечательно! — почти выкрикнул Дмитрий.
— Но что случилось? Тебя…
— Ни слова больше, Андрей Николаевич, — опять перебил его Кропотин. — У меня совсем нет времени. Переговорим после.
— Отлично, — сказал Свиридов, — сыграно впечатляюще. Теперь осталось перезвонить ему из аэропорта.
— А зачем Фокин вызывал «Скорую»? — тревожно спросил Кропотин. — С кем-нибудь плохо?
— Увидишь, — лаконично проговорил Свиридов, подводя Диму к окну. — Смотри сам.
Окно выходило в огромный, на несколько домов, пыльный двор с несколькими расходящимися от него дорогами.
— И что? — недоуменно спросил Кропотин.
— А вот и мой Буравчик! — весело проговорил также глазеющий в окно отец Велимир, тыча пальцем в только что въехавший во двор «рафик» с красными крестами «Скорой помощи» и включенными мигалками. — Небось так скоро к какой-нибудь постинфарктной старушке никогда бы не поспел.
— Твои только приехали, а мои вон — давно стоят под деревцем, — сказал Свиридов. — Идиоты!
— Кто это — твои?
— А вон, посмотри на того хлопца с эйнштейновским лбом, что сейчас высунул свою физиономию во-о-он из того раздолбанного «Форда». Этот «Форд» все время стоит у церетелиевского офиса.
Тоже мой бывший подчиненный. Сыщики! — презрительно фыркнул Влад.
Свиридов был прав. Метрах в пятидесяти от фокинского подъезда, в тени толстого раскидистого вяза стоял пыльный серый «Форд» с разбитой фарой, чуть помятым бампером и треснувшим лобовым стеклом, что придавало этому в целом приличному авто довольно затрапезный вид.
Из переднего окна с опущенным стеклом то и дело выглядывала массивная бритая башка с маленькими, подозрительно блестящими глазками. Если этот колоритный мелкоуголовный типаж тешил себя мыслью, что он похож на законопослушного папашу-обывателя, высматривающего из машины своего запаздывающего сынишку, то делал он это совершенно напрасно. На его пошедшем озабоченными складками лбу, высоте которого позавидовала бы самая интеллектуальная горилла из девственных тропических лесов экваториальной Африки, на всем его широком тупом лице были написаны напряжение и подозрительность.
В тот момент, когда Свиридов показал на него пальцем, он смотрел определенно на окна фокинской квартиры и что-то говорил по телефону.
Вероятно, гражданин горилла кого-то ждал. И не столь трудно было предположить, кого именно.
В этот момент раздался резкий звонок в дверь.
Кропотин и Лера одновременно вздрогнули.
— Кто это звонит? — спросила Лера.
— Это Буравчик, — ответил Фокин, направляясь к входной двери, — мой хороший знакомый в службе скорой медицинской помощи. Я удачно вспомнил, что он сегодня дежурит, вот и предложил обратиться к нему.
Щелкнул замок, и на пороге возник высокий тощий парень в белом халате поверх джинсовой рубахи, а за ним — угрюмого вида толстуха с тремя подбородками и в таком же халате, что и парень.
— Что случилось, Афанась Сергеич? — проорал парень и буквально ворвался в прихожую, а за ним, с трудом вписавшись в дверной проем, ввалилась почтенная медицинская дама-тяжеловес. — Что.., кто пострадавш…
— В общем, так, Коля, щас тут наклюнулось одно необычное дельце.., примерно наподобие того, когда я подрался с тремя заезжими гандболистами в ресторане гостиницы «Братислава».., ну, вот так, — ободряюще улыбнулся Афанасий и похлопал того по плечу, а потом повернулся к толстухе и расплылся в очаровательной улыбке:
— Степанида Михална, это в самом деле не шутки. Это очень важно, и если вы не поможете, то не исключено, что вот эти два молодых человека и вон та девушка в самом деле станут натуральными клиентами одного медицинского учреждения. Не вашего, а рангом ниже. Морга.
— Болтун… — пробормотал Свиридов, не отрывая взгляда от «Форда», возле которого в этот момент остановились невзрачные темно-синие «Жигули» — 06.
…Из подъезда номер два вышла странная и, очевидно, скорбная процессия. Первым шел тощий паренек в узком белом халате, который мертвой хваткой вцепился в передние ручки носилок. Задние ручки фиксировались в мощных пухлых пятернях внушительной медсестры. На носилках неподвижно лежало тело, небрежно накрытое простыней.
Сзади шел высоченный священник с мрачным, словно бы окаменевшим лицом и сардонической складкой губ, поддерживающий под руку растрепанную — так, что не видно было лица от упавших на него волос — девушку в бесформенном сером платье.
Совершенно скрывшись за глыбистой спиной святого отца, последним шел статный молодой мужчина лет тридцати.
Сидящие у подъезда старушки закрестились и забормотали:
— С какой енто квартири?
— Да вон Афонька идет позади докторов.., он в церкови.., можа, с его?
— Помер хто, щто ль? Простыню, как на покойника…
На пути к машине «Скорой помощи» процессия наткнулась на двух мужчин — высоченного статного здоровяка с резкими чертами лица и пронзительными серыми глазами и невысокого плотного кавказца с неприятным, заросшим густейшей щетиной лицом. За ними в некотором отдалении следовали два амбала.
Перевийченко и Дамир — само собой, это именно они только что приехали на занюханном «жигуленке», благо не сочли нужным воспользоваться чем-то иным (особенно после трагической кончины «мерседесовского» джипа Станислава Григорьевича), — уже поравнялись с носилками. Начальник охраны Церетели окинул их пристальным взглядом, а потом проговорил:
— Живой?
— Пока да, — ответил Коля Буравчик, который, по всей видимости, многословием не страдал.
— А что ж простыней накрыли, как труп?
В этот момент подошел и Дамир. Носилки уже загрузили в «Скорую помощь», а Перевийченко и амбалы вошли в подъезд, а он все еще стоял и смотрел. На спину Свиридова, который влезал в «Скорую», так и не «засветив» — при помощи габаритов Фокина — своего лица. На девушку рядом с отцом Велимиром, чьи движения почти неосознанно показались ему знакомыми, хоть он не мог толком видеть ни лица ее, ни — шайтан бы побрал этот серый балахон! — фигуры.
И тут она погладила рукой волосы, и он вспомнил, что это за девушка. Очевидно, по перекосившемуся лицу Дамира это понял и Свиридов, потому что он легко подхватил Леру и подсадил ее в заднюю дверь «рафика».
— А-а-а! — неожиданно тонким и дурным голосом завопил Дамир и, прихрамывая, — ночная рана, хоть и пустяковая, давала знать о себе очень ощутимо — бросился в «Скорую помощь», легко отстранив тощего Буравчика так, что тот чуть не ткнулся носом в асфальт. — Нэ уйдещ, сука!
Однако Влад оказался проворнее: он нанес кавказцу такой удар, что Дамир вылетел из «рафика», как враг народа из ВКП(б), перекувырнулся и на глазах у остолбеневших подъездных старушек загремел головой о мусорный контейнер.
Целая куча зловонных отходов, бутылок, склянок, просто аморфного мусора, горкой лежавшая на более чем переполненном контейнере, обрушилась ему на голову.
Свиридов сел за руль, отстранив водителя. Двигатель завелся, несколько раз сочно чавкнул, и в ту же секунду из подъезда выбежали Станислав Григорьич и его амбалы. Перепуганные старушки прижались к лавкам.
«Скорая помощь» сорвалась с места и тут же умчалась с такой быстротой, словно по меньшей мере направлялась в Центральную клиническую больницу города Москвы с получившим второй инфаркт министром иностранных дел.
Дамир, безобразно матерясь и отплевываясь, вылез из груды отвратительного мусора и прохрипел:
— Всэгда знал, что «мусора», тыпа мэнты — эта полний хэрня.., но чтобы мусор еще хуже…
— Чего ты так орешь, болван? — резко спросил Перевийченко-старший.
— А ты щас и сам будэщ орать. Эти уроди только что уехалы во-он на той тачкэ. Аны нас так разыгралы.., пантомым, слющь!
— «Скорая помощь»?
— Там эта щялава.., катора сегодня ночью сбэжала со Свырыдовым. А сам тот.., который Кропотын . мнэ так думаеца, лежал на носылках. Тррруп, мат ево"
Станислав Григорьевич помрачнел и замахал рукой бритой горильей башке в «Форде». Через несколько секунд «Форд» подъехал, и вся троица вскочила в него. Перевийченко обрушился на переднее сиденье всей своей стодесятикилограммовой массой, на ходу говоря в трубку «мобильного»:
— Да.., все оказалось верно. Сообщи всем постам… РАФ «Скорая помощь», номер такой-то, о направлении движения скажу дополнительно, следуем за ним.
Потом перезвонил по другому номеру и коротко бросил:
— Перевийченко говорит. Свяжись с ментами, они тебе все скажут. И подтяни там братву. Все.
Положив телефон, он обернулся и посмотрел на остервенело отряхивающегося Дамира. Потом скривил большой рот в презрительной усмешке и сказал:
— Ну и вонь от тебя, ниспровергатель помоек.
* * *
Это была облава. Как загонщики травят матерого волка, прижимая его к красным флажкам, так и «Форд» Перевийченко стремительно вырастал в зеркалах заднего вида машины «Скорой помощи», неумолимо нагоняя ее, а в роли флажков и одновременно дублирующих загонщиков выступали посты ГАИ, ныне ГИБДД, и милицейские машины.На первом же углу Свиридов высадил санитаров под ответственность Фокина. Но оставил водителя.
Не обращая внимания на ругательства толстой медсестры, он вжал педаль газа до отказа, и отец Велимир со товарищи остался за углом.
«Скорая помощь» пролетела по улицам с включенными мигалками со скоростью, на которые машины такого профиля обычно не способны вследствие особенностей медицинской работы и медицинского менталитета. Но «Форд» не отставал.
И тогда Свиридов решился на крайнюю меру.
Он приблизился к заднему окну и, выхватив из-под пиджака пистолет-автомат «узи», который он так удачно использовал ночью в особняке Церетели, дал очередь по передним колесам мчащегося на всех парах перевийченковского автомобиля.
Во все стороны брызнули осколки разнесенного стекла. Санитары вжались в стойки салона, а Лера закрыла лицо руками, словно от боли.
— Звони! — рявкнул Свиридов, швыряя дрожащему водителю «мобильник». Тот тупо покрутил его в руках…
— Да не ты.., отдай его Кропотину!