Страница:
– Ясно…
– Тебе ясно! А мне вот неясно, что дальше делать! Ты лучше скажи, – Васильев затаил дыхание, – «груз«взяли?
Москвич нахмурился и коротко проронил:
– Пока нет. Но это дело ближайших дней.
– Ядрена вошь! Ты же говорил, что…
– Не вышло пока! Ладно, не волнуйся…
– Как мне не волноваться! Ты понимаешь, что у меня «разморозка» началась?!
– Да, пожалуй, перестарались мы с этим насаждением устава, – задумчиво сказал Еременцев. Теперь он и правда немного сожалел, что они так круто надавили на зэков. Но ведь нельзя было иначе! Никак нельзя! Слишком важен «груз», чтобы ограничиваться полумерами!
– Что мы! Тебе-то по фигу, свалишь к себе в столицу, и порядок! А я тут за все отвечай! Там, – Васильев ткнул пальцем себе за спину, – уже три трупа только мы положили, и еще хрен знает сколько народу блатари в пресс-хате вальнули! Всем я в причине смерти инфаркт не напишу!
– Если мы «груз» все-таки получим, то тебе и не такое простят.
– «Груз» еще то ли будет, то ли нет, а у меня тут уже куча трупов и заложник! Они Клебанова взяли, не мог этот придурок несчастный в сторону отскочить!
– А что требуют? – деловито спросил Еременцев.
– Выпустить Батю, отдать им оставшихся в живых «сук», наказать виновных в беспределе. Еще требуют сюда журналистов и представителя Минюста из Москвы, только с ним они дальше разговаривать согласны. В общем – полный абзац! Если сюда еще и журналюги понаедут, то мне точно крышка. Судить будут – сто пудов. А если они Клебанова убьют, тоже не лучше.
– Успокойся, – серьезно и удивительно хладнокровно отозвался москвич. – Я ведь тоже кое-что могу. Прикрою. Постараюсь, чтобы это дело в Москве спустили на тормозах.
– Да? – с надеждой переспросил Васильев. – Ну, хорошо, если так, – теперь в его словах звучало легкое недоверие. – А что теперь с этим татуированным быдлом делать?
– Скажи этим уголовным рожам, что представитель Минюста уже на месте и эта часть их требований выполнена, – решительно ответил Еременцев. – С заместителем министра юстиции они будут говорить. Надеюсь, это не слишком мелко для них? Так что я сейчас пойду к ним, а ты, как про меня скажешь, иди к Бате, попробуй договориться. Он, насколько я понял, не совсем дурак, должен сообразить, что компромисс в такой ситуации выгоден всем.
– Хорошо, – кивнул Васильев.
Еременцеву удалось немного успокоить его, и когда он вышел из штаба, руки уже не тряслись, а лицо приняло почти нормальное выражение. Следом за ним, накинув на плечи пальто, шагнул в северную ночь и замминистра юстиции.
21
22
– Тебе ясно! А мне вот неясно, что дальше делать! Ты лучше скажи, – Васильев затаил дыхание, – «груз«взяли?
Москвич нахмурился и коротко проронил:
– Пока нет. Но это дело ближайших дней.
– Ядрена вошь! Ты же говорил, что…
– Не вышло пока! Ладно, не волнуйся…
– Как мне не волноваться! Ты понимаешь, что у меня «разморозка» началась?!
– Да, пожалуй, перестарались мы с этим насаждением устава, – задумчиво сказал Еременцев. Теперь он и правда немного сожалел, что они так круто надавили на зэков. Но ведь нельзя было иначе! Никак нельзя! Слишком важен «груз», чтобы ограничиваться полумерами!
– Что мы! Тебе-то по фигу, свалишь к себе в столицу, и порядок! А я тут за все отвечай! Там, – Васильев ткнул пальцем себе за спину, – уже три трупа только мы положили, и еще хрен знает сколько народу блатари в пресс-хате вальнули! Всем я в причине смерти инфаркт не напишу!
– Если мы «груз» все-таки получим, то тебе и не такое простят.
– «Груз» еще то ли будет, то ли нет, а у меня тут уже куча трупов и заложник! Они Клебанова взяли, не мог этот придурок несчастный в сторону отскочить!
– А что требуют? – деловито спросил Еременцев.
– Выпустить Батю, отдать им оставшихся в живых «сук», наказать виновных в беспределе. Еще требуют сюда журналистов и представителя Минюста из Москвы, только с ним они дальше разговаривать согласны. В общем – полный абзац! Если сюда еще и журналюги понаедут, то мне точно крышка. Судить будут – сто пудов. А если они Клебанова убьют, тоже не лучше.
– Успокойся, – серьезно и удивительно хладнокровно отозвался москвич. – Я ведь тоже кое-что могу. Прикрою. Постараюсь, чтобы это дело в Москве спустили на тормозах.
– Да? – с надеждой переспросил Васильев. – Ну, хорошо, если так, – теперь в его словах звучало легкое недоверие. – А что теперь с этим татуированным быдлом делать?
– Скажи этим уголовным рожам, что представитель Минюста уже на месте и эта часть их требований выполнена, – решительно ответил Еременцев. – С заместителем министра юстиции они будут говорить. Надеюсь, это не слишком мелко для них? Так что я сейчас пойду к ним, а ты, как про меня скажешь, иди к Бате, попробуй договориться. Он, насколько я понял, не совсем дурак, должен сообразить, что компромисс в такой ситуации выгоден всем.
– Хорошо, – кивнул Васильев.
Еременцеву удалось немного успокоить его, и когда он вышел из штаба, руки уже не тряслись, а лицо приняло почти нормальное выражение. Следом за ним, накинув на плечи пальто, шагнул в северную ночь и замминистра юстиции.
21
Приземлившись в Якутске, получив все свои вещи и за небольшую взятку уговорив толстую тетку, отвечавшую здесь за камеру хранения, принять их, Коля Колыма, Горец и София поднялись на второй этаж якутского аэровокзала и прошли в небольшой ресторанчик, располагавшийся в том же самом месте, что и тот, в котором они сидели в Ростове-на-Дону. Словно и не летели никуда. На самом деле объяснялось это просто: больше половины всех аэровокзалов России строилось по единому образцу, невесть кем спроектированному еще в советские времена, так что, научившись ориентироваться в одном из таких вокзалов, можно было легко найти все, что тебе нужно, и в другом.
На этот раз блатные и девушка дождались сделанного заказа и, прежде чем заводить разговор о делах, поели. В самолете они только пили кофе, потому успели изрядно проголодаться.
– А что теперь, Коля? – спросила София, первой отодвинув от себя тарелку. – Ты говорил, что отсюда легко до Магадана добраться.
Колыма кивнул.
– Я тут был несколько раз, кое-кого знаю, договоримся. Сейчас доедим и сходим к начальнику вокзала, выясним, что есть до Колымы.
– Может, ты один лучше сходишь, Коля? – предложил Горец. – А мы с Софико пока тут посидим. Зачем к начальнику в кабинет втроем заваливаться?
– Лады, – отозвался Колыма.
Больше вслух он ничего не сказал, хотя, как ему показалось, понял, почему Горец не хочет идти с ним. Скорее всего, оставшись наедине с девушкой, он еще раз попытается убедить ее, что не стоит отдавать «груз» за просто так. Ну что ж, пусть попробует. Если он правильно оценил характер Софии, то ничего у Горца не получится. Колыма куском хлеба собрал с тарелки остатки мясной подливки – лагерная привычка доедать все до крошки не покидала его и на воле – и встал из-за стола.
– Тогда ждите, я постараюсь побыстрее, – и блатной зашагал к лестнице, ведущей на третий этаж.
В Якутске он и правда уже несколько раз бывал, и здесь у него были знакомые. Среди них Александр Петров, пилот вертолета «Ми-24». Именно с ним Колыма и договаривался раньше, летая из Якутска в Магадан. Саньку Петрова Колыма знал давно, с лагеря – тот однажды попал на год по малолетке, но потом завязал. На материке с судимостью его, разумеется, к вертолетам и близко бы не подпустили, но на севере к таким вещам относятся проще. Здесь с судимостями столько народа, что если всех в правах ограничивать, то полноправных и вовсе не останется. Пилотом Санька Петров был отличным, маршрут знал хорошо, стало быть, никаких накладок не предвиделось. Сейчас Колыма собирался узнать у начальника аэродрома, как найти Петрова и договориться с ним.
– Лев Игнатьевич не принимает, – недружелюбно встретила Колыму приподнявшаяся из-за стола в приемной секретарша. Но блатной, даже не повернув головы в ее сторону, прошел к высокой двери.
Секретарша, видимо, успела сообщить своему шефу о неожиданном визитере, так как начальник аэродрома встретил Колыму не очень-то вежливо:
– Кто вы такой? Чего надо? Написано же русским языком – прием по личным вопросам с трех до четырех!
Колыма молча шагнул вперед и протянул начальнику заранее заготовленную зеленую пятисотенную бумажку.
– Кхм… Ну, конечно, в некоторых случаях можно сделать исключение. Чем я могу вам помочь?
– Мне нужен Александр Петров, – сказал Колыма. – Вызовите его сюда.
– А Петрова сейчас нет, – покачал головой начальник. – Он в рейсе.
– А когда будет? – спросил Колыма. Да, выходит, все не так просто, как он думал. Вылететь надо бы поскорее. Если Петрова долго ждать, то придется искать какой-нибудь другой вариант.
– Завтра утром, часов в десять. Никак не раньше, рейс дальний, – ответил начальник. – А зачем он вам? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
Колыма помолчал несколько секунд, обдумывая разные возможности. Ждать до утра весьма нежелательно. Пожалуй, стоит воспользоваться предложением начальника. Возможно, у него и правда найдется что-нибудь подходящее.
– Мне нужно в Магадан, – сказал он. – Чем скорее, тем лучше.
– Есть сегодня рейс на Магадан. Гражданский самолет «Л-410», вылет через два с половиной часа. Правда, там уже нет мест, но… – начальник многозначительно замолчал.
– С деньгами проблем не будет, – решительно сказал Колыма. – Только я не один. Нас трое, и у нас багаж необычный.
– Что за багаж? – насторожился начальник.
Его беспокойство было вполне оправданным. На севере, где авиация – это основной тип транспорта, самолетами что только не пытаются перевозить. Например, с его аэродрома год назад один мужик пытался переправить на материк живого медведя, причем даже без клетки. Мужик утверждал, что медведь ручной и никого не тронет. Получить согласие начальника ему, правда, так и не удалось, но сам факт попытки говорил о многом.
– Гроб, – коротко ответил Колыма, не упоминая о прочем багаже, а главное, о «грузе».
– Гроб?! – удивился начальник. – Пустой?
– Нет, с телом. Но он цинковый, запаянный, проблем не будет, мы его в самолете уже везли.
– Так вы везли, наверное, в багажном отсеке! А «Л-410» – он же мелкий совсем. Меньше «кукурузника«. Там в салоне придется везти, пассажиры против будут.
– Что, никак не договоримся? – спросил Колыма, снова опуская руку в карман.
– Договориться, конечно, всегда можно, – многозначительно ответил начальник, но в этот момент Колыма передумал. Он решил, что, прежде чем принимать решение, надо все-таки посоветоваться с Софией и Горцем – может быть, они и не захотят лететь обычным рейсом. Все-таки гроб в салоне будет привлекать к ним нездоровое внимание, да и «грузняк» слишком ценен, чтобы перевозить его в открытую. Так что, может быть, лучше подождать Саньку Петрова и лететь завтра. На вертолете и без лишних свидетелей.
– Я сейчас схожу, поговорю с друзьями, потом решим. А места в самолете вы придержите пока.
– Хорошо, – кивнул начальник.
Колыма вытащил из кармана еще одну зеленую бумажку, положил начальнику на стол и вышел из кабинета. На этот раз секретарша сделала вид, что его не заметила.
Когда Колыма вернулся к ресторанному столику, грузины сидели в напряжении, не глядя друг на друга. «Поговорили, видать», – подумал Колыма.
– Короче, так, – начал он, садясь к столу. – Есть два варианта. Либо летим сегодня, обычным рейсом, и тогда гроб придется в салоне везти. Либо на вертолете, но это только завтра, мой кореш сейчас в рейсе. Зато будет полная конфиденциальность. У него «сарай». Что делать будем?
– Что за вертолет у твоего друга? – спросил Горец.
– «Сарай». Мы тут так «Ми-24» называем, – объяснил Колыма.
– Нам нужно скорее попасть в Магадан, – сказала София, не поднимая глаз. – Но лететь в самолете, с гробом прямо в салоне… Ох, не знаю… А какой самолет?
– «Л-410». Это чешский самолетик, маленький, типа «кукурузника», только поменьше.
– Не надо в самолете, – решительно сказал Горец. – София, хоть сейчас меня послушай – нельзя «грузняк» открыто везти. Да и гроб… Нас ведь все запомнят, кто этим рейсом полетит.
На этот раз слова грузина явно достигли цели, девушка заколебалась.
– Горец правильно говорит, – поддержал его Колыма. – Единственное, что плохо, – задержка на день. Батя нас ждет, для него сейчас каждый час на вес золота, от нашей скорости его жизнь зависит. Он же, наверное, так в ШИЗО и сидит. Да и Свана хоронить надо, сколько уж он в гробу лежит… Но светиться тоже нельзя – можем вместо того, чтобы раньше приехать, все дело запороть.
Колыма немного помолчал, обдумывая проблему.
– Эх, жалко, что я не могу сейчас один в Магадан полететь на этом самолете, – сказал он после паузы. – Я бы там маляву Бате кинул, что его приказ выполнен, да и с братвой поговорил, чтобы к вашему прибытию с похоронами все уладили – ну там, место на кладбище, разрешение и все такие дела.
– А почему вы не можете лететь, Коля? – спросила девушка. – Мы тут как-нибудь…
– Нет, – отрицательно покачал головой Колыма. – Без меня вы тут с Петровым не договоритесь, он с незнакомыми людьми дела иметь не будет. Тем более гроб не повезет.
С минуту все трое молчали, обдумывая положение. Неожиданно молчание нарушил Горец.
– Коля, а что, если я в Магадан вместо тебя полечу? – негромко спросил он.
– Как это? – непонимающе поднял брови Колыма.
– Да очень просто. Ты останешься здесь, с Софико, «грузняком» и гробом, завтра договоришься со своим корешем. И вы прилетите на вертолете, спокойно. А я пока полечу в Магадан на самолете, сделаю все, что ты говорил. Напишешь своим пацанам маляву, чтобы они мне помогли, дашь маляву для Бати, и порядок. Я и с похоронами все подготовлю, если ваши местные мне помогут.
Колыма на секунду задумался. Вроде и правда мысль неплохая. Кажется, Горец наконец оставил надежду уговорить Софию не отдавать «грузняк» бесплатно и искренне решил ей помочь.
– София, согласишься вдвоем с Колей остаться? – спросил Горец девушку.
– Конечно, – тут же с улыбкой кивнула та. За последние несколько дней она успела неплохо узнать Колыму и вполне ему доверяла. Тем более кое-что слышала о нем и от дяди.
– Ну, тогда вообще никаких проблем, – заключил Горец. – Напишешь маляву своим, Коля?
– Давай, – кивнул Колыма. – Так и сделаем. Телефоны пацанов и малявы я тебе сейчас дам, если что понадобится – обращайся смело. Пацаны у меня золотые. Что хочешь – все достанут! Ну, да ты местных знаешь, говорил ведь, что сам два года под Ягодным оттянул.
– Было дело, – нехотя кивнул Горец. Говорить об этом ему явно было неприятно. – Да у меня самого тоже тут кенты кое-какие остались.
– Совсем хорошо, – улыбнулся Колыма. – Сейчас, погоди-ка…
Он вытащил потертую записную книжку и карандаш. Вырвал из книжки страницу, быстро написал на ней несколько слов и телефонных номеров, протянул Горцу:
– Тут телефоны и погоняла наших самых надежных пацанов. Как приедешь, сразу звони, говори, что от меня. Сейчас я тебе еще малявы напишу, для подтверждения.
Колыма вырвал еще одну страничку, аккуратно разорвал ее надвое и начал что-то очень мелко писать. Через десять минут все было готово, и Коля отдал Горцу две записки.
– Эта пацанам, – Колыма показал на одну из половинок блокнотной странички. – А вторая для Бати. Передашь ее Семе Косильщику, его телефон у тебя первым записан. Что дальше делать, он знает, у нас канал наработанный.
– Спасибо, Коля, – сказал Горец, принимая малявы и пряча их в карман. – Все сделаю. И встречу вам приготовлю, и малявы смотрящему отошлю. Кстати, вы когда прилетите-то? Завтра, а когда именно?
– Начальник вокзала сказал, что Санька завтра часов в десять вернется. Значит, в Магадане мы будем к вечеру. Нужно будет еще посадку для дозаправки делать в Ключах…
– Где? – переспросил Горец.
– В Ключах. Это поселок такой в горах. Санька всегда там заправляется, когда в Магадан летает. Ему вообще-то нужно две дозаправки делать, но для первой он в разных местах садится, а вот для второй – всегда в Ключах. Сам-то поселок паршивый, там, кроме старателей, и нет никого, но место удобное, там аэродром МЧС. До Магадана от Ключей километров двести.
– Странно, ты говоришь, что поселок маленький совсем, а там аэродром, – удивился Горец.
– Ну, аэродром – это громко сказано, – усмехнулся Колыма. – Просто ровная площадка, где сесть без проб-лем можно. И пара цистерн с горючим. Эмчеэсовцы там тоже дозаправляются, но и чужой заправиться может, если заплатит. Причем все вполне официально.
– Ясно, – кивнул Горец. – Ну что, тогда я пойду билеты на этот самолет брать, а вам – счастливо оставаться!
– Сразу к начальнику иди, так тебе не продадут. Он говорил, на этот рейс с местами проблема, – посоветовал Колыма.
– Вах, Коля! – весело воскликнул Горец. – Не учи ученого! Здесь, конечно, не Грузия, но в тот день, когда я не смогу взять билет на самолет, меня можно будет хоронить!
На этот раз блатные и девушка дождались сделанного заказа и, прежде чем заводить разговор о делах, поели. В самолете они только пили кофе, потому успели изрядно проголодаться.
– А что теперь, Коля? – спросила София, первой отодвинув от себя тарелку. – Ты говорил, что отсюда легко до Магадана добраться.
Колыма кивнул.
– Я тут был несколько раз, кое-кого знаю, договоримся. Сейчас доедим и сходим к начальнику вокзала, выясним, что есть до Колымы.
– Может, ты один лучше сходишь, Коля? – предложил Горец. – А мы с Софико пока тут посидим. Зачем к начальнику в кабинет втроем заваливаться?
– Лады, – отозвался Колыма.
Больше вслух он ничего не сказал, хотя, как ему показалось, понял, почему Горец не хочет идти с ним. Скорее всего, оставшись наедине с девушкой, он еще раз попытается убедить ее, что не стоит отдавать «груз» за просто так. Ну что ж, пусть попробует. Если он правильно оценил характер Софии, то ничего у Горца не получится. Колыма куском хлеба собрал с тарелки остатки мясной подливки – лагерная привычка доедать все до крошки не покидала его и на воле – и встал из-за стола.
– Тогда ждите, я постараюсь побыстрее, – и блатной зашагал к лестнице, ведущей на третий этаж.
В Якутске он и правда уже несколько раз бывал, и здесь у него были знакомые. Среди них Александр Петров, пилот вертолета «Ми-24». Именно с ним Колыма и договаривался раньше, летая из Якутска в Магадан. Саньку Петрова Колыма знал давно, с лагеря – тот однажды попал на год по малолетке, но потом завязал. На материке с судимостью его, разумеется, к вертолетам и близко бы не подпустили, но на севере к таким вещам относятся проще. Здесь с судимостями столько народа, что если всех в правах ограничивать, то полноправных и вовсе не останется. Пилотом Санька Петров был отличным, маршрут знал хорошо, стало быть, никаких накладок не предвиделось. Сейчас Колыма собирался узнать у начальника аэродрома, как найти Петрова и договориться с ним.
– Лев Игнатьевич не принимает, – недружелюбно встретила Колыму приподнявшаяся из-за стола в приемной секретарша. Но блатной, даже не повернув головы в ее сторону, прошел к высокой двери.
Секретарша, видимо, успела сообщить своему шефу о неожиданном визитере, так как начальник аэродрома встретил Колыму не очень-то вежливо:
– Кто вы такой? Чего надо? Написано же русским языком – прием по личным вопросам с трех до четырех!
Колыма молча шагнул вперед и протянул начальнику заранее заготовленную зеленую пятисотенную бумажку.
– Кхм… Ну, конечно, в некоторых случаях можно сделать исключение. Чем я могу вам помочь?
– Мне нужен Александр Петров, – сказал Колыма. – Вызовите его сюда.
– А Петрова сейчас нет, – покачал головой начальник. – Он в рейсе.
– А когда будет? – спросил Колыма. Да, выходит, все не так просто, как он думал. Вылететь надо бы поскорее. Если Петрова долго ждать, то придется искать какой-нибудь другой вариант.
– Завтра утром, часов в десять. Никак не раньше, рейс дальний, – ответил начальник. – А зачем он вам? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
Колыма помолчал несколько секунд, обдумывая разные возможности. Ждать до утра весьма нежелательно. Пожалуй, стоит воспользоваться предложением начальника. Возможно, у него и правда найдется что-нибудь подходящее.
– Мне нужно в Магадан, – сказал он. – Чем скорее, тем лучше.
– Есть сегодня рейс на Магадан. Гражданский самолет «Л-410», вылет через два с половиной часа. Правда, там уже нет мест, но… – начальник многозначительно замолчал.
– С деньгами проблем не будет, – решительно сказал Колыма. – Только я не один. Нас трое, и у нас багаж необычный.
– Что за багаж? – насторожился начальник.
Его беспокойство было вполне оправданным. На севере, где авиация – это основной тип транспорта, самолетами что только не пытаются перевозить. Например, с его аэродрома год назад один мужик пытался переправить на материк живого медведя, причем даже без клетки. Мужик утверждал, что медведь ручной и никого не тронет. Получить согласие начальника ему, правда, так и не удалось, но сам факт попытки говорил о многом.
– Гроб, – коротко ответил Колыма, не упоминая о прочем багаже, а главное, о «грузе».
– Гроб?! – удивился начальник. – Пустой?
– Нет, с телом. Но он цинковый, запаянный, проблем не будет, мы его в самолете уже везли.
– Так вы везли, наверное, в багажном отсеке! А «Л-410» – он же мелкий совсем. Меньше «кукурузника«. Там в салоне придется везти, пассажиры против будут.
– Что, никак не договоримся? – спросил Колыма, снова опуская руку в карман.
– Договориться, конечно, всегда можно, – многозначительно ответил начальник, но в этот момент Колыма передумал. Он решил, что, прежде чем принимать решение, надо все-таки посоветоваться с Софией и Горцем – может быть, они и не захотят лететь обычным рейсом. Все-таки гроб в салоне будет привлекать к ним нездоровое внимание, да и «грузняк» слишком ценен, чтобы перевозить его в открытую. Так что, может быть, лучше подождать Саньку Петрова и лететь завтра. На вертолете и без лишних свидетелей.
– Я сейчас схожу, поговорю с друзьями, потом решим. А места в самолете вы придержите пока.
– Хорошо, – кивнул начальник.
Колыма вытащил из кармана еще одну зеленую бумажку, положил начальнику на стол и вышел из кабинета. На этот раз секретарша сделала вид, что его не заметила.
Когда Колыма вернулся к ресторанному столику, грузины сидели в напряжении, не глядя друг на друга. «Поговорили, видать», – подумал Колыма.
– Короче, так, – начал он, садясь к столу. – Есть два варианта. Либо летим сегодня, обычным рейсом, и тогда гроб придется в салоне везти. Либо на вертолете, но это только завтра, мой кореш сейчас в рейсе. Зато будет полная конфиденциальность. У него «сарай». Что делать будем?
– Что за вертолет у твоего друга? – спросил Горец.
– «Сарай». Мы тут так «Ми-24» называем, – объяснил Колыма.
– Нам нужно скорее попасть в Магадан, – сказала София, не поднимая глаз. – Но лететь в самолете, с гробом прямо в салоне… Ох, не знаю… А какой самолет?
– «Л-410». Это чешский самолетик, маленький, типа «кукурузника», только поменьше.
– Не надо в самолете, – решительно сказал Горец. – София, хоть сейчас меня послушай – нельзя «грузняк» открыто везти. Да и гроб… Нас ведь все запомнят, кто этим рейсом полетит.
На этот раз слова грузина явно достигли цели, девушка заколебалась.
– Горец правильно говорит, – поддержал его Колыма. – Единственное, что плохо, – задержка на день. Батя нас ждет, для него сейчас каждый час на вес золота, от нашей скорости его жизнь зависит. Он же, наверное, так в ШИЗО и сидит. Да и Свана хоронить надо, сколько уж он в гробу лежит… Но светиться тоже нельзя – можем вместо того, чтобы раньше приехать, все дело запороть.
Колыма немного помолчал, обдумывая проблему.
– Эх, жалко, что я не могу сейчас один в Магадан полететь на этом самолете, – сказал он после паузы. – Я бы там маляву Бате кинул, что его приказ выполнен, да и с братвой поговорил, чтобы к вашему прибытию с похоронами все уладили – ну там, место на кладбище, разрешение и все такие дела.
– А почему вы не можете лететь, Коля? – спросила девушка. – Мы тут как-нибудь…
– Нет, – отрицательно покачал головой Колыма. – Без меня вы тут с Петровым не договоритесь, он с незнакомыми людьми дела иметь не будет. Тем более гроб не повезет.
С минуту все трое молчали, обдумывая положение. Неожиданно молчание нарушил Горец.
– Коля, а что, если я в Магадан вместо тебя полечу? – негромко спросил он.
– Как это? – непонимающе поднял брови Колыма.
– Да очень просто. Ты останешься здесь, с Софико, «грузняком» и гробом, завтра договоришься со своим корешем. И вы прилетите на вертолете, спокойно. А я пока полечу в Магадан на самолете, сделаю все, что ты говорил. Напишешь своим пацанам маляву, чтобы они мне помогли, дашь маляву для Бати, и порядок. Я и с похоронами все подготовлю, если ваши местные мне помогут.
Колыма на секунду задумался. Вроде и правда мысль неплохая. Кажется, Горец наконец оставил надежду уговорить Софию не отдавать «грузняк» бесплатно и искренне решил ей помочь.
– София, согласишься вдвоем с Колей остаться? – спросил Горец девушку.
– Конечно, – тут же с улыбкой кивнула та. За последние несколько дней она успела неплохо узнать Колыму и вполне ему доверяла. Тем более кое-что слышала о нем и от дяди.
– Ну, тогда вообще никаких проблем, – заключил Горец. – Напишешь маляву своим, Коля?
– Давай, – кивнул Колыма. – Так и сделаем. Телефоны пацанов и малявы я тебе сейчас дам, если что понадобится – обращайся смело. Пацаны у меня золотые. Что хочешь – все достанут! Ну, да ты местных знаешь, говорил ведь, что сам два года под Ягодным оттянул.
– Было дело, – нехотя кивнул Горец. Говорить об этом ему явно было неприятно. – Да у меня самого тоже тут кенты кое-какие остались.
– Совсем хорошо, – улыбнулся Колыма. – Сейчас, погоди-ка…
Он вытащил потертую записную книжку и карандаш. Вырвал из книжки страницу, быстро написал на ней несколько слов и телефонных номеров, протянул Горцу:
– Тут телефоны и погоняла наших самых надежных пацанов. Как приедешь, сразу звони, говори, что от меня. Сейчас я тебе еще малявы напишу, для подтверждения.
Колыма вырвал еще одну страничку, аккуратно разорвал ее надвое и начал что-то очень мелко писать. Через десять минут все было готово, и Коля отдал Горцу две записки.
– Эта пацанам, – Колыма показал на одну из половинок блокнотной странички. – А вторая для Бати. Передашь ее Семе Косильщику, его телефон у тебя первым записан. Что дальше делать, он знает, у нас канал наработанный.
– Спасибо, Коля, – сказал Горец, принимая малявы и пряча их в карман. – Все сделаю. И встречу вам приготовлю, и малявы смотрящему отошлю. Кстати, вы когда прилетите-то? Завтра, а когда именно?
– Начальник вокзала сказал, что Санька завтра часов в десять вернется. Значит, в Магадане мы будем к вечеру. Нужно будет еще посадку для дозаправки делать в Ключах…
– Где? – переспросил Горец.
– В Ключах. Это поселок такой в горах. Санька всегда там заправляется, когда в Магадан летает. Ему вообще-то нужно две дозаправки делать, но для первой он в разных местах садится, а вот для второй – всегда в Ключах. Сам-то поселок паршивый, там, кроме старателей, и нет никого, но место удобное, там аэродром МЧС. До Магадана от Ключей километров двести.
– Странно, ты говоришь, что поселок маленький совсем, а там аэродром, – удивился Горец.
– Ну, аэродром – это громко сказано, – усмехнулся Колыма. – Просто ровная площадка, где сесть без проб-лем можно. И пара цистерн с горючим. Эмчеэсовцы там тоже дозаправляются, но и чужой заправиться может, если заплатит. Причем все вполне официально.
– Ясно, – кивнул Горец. – Ну что, тогда я пойду билеты на этот самолет брать, а вам – счастливо оставаться!
– Сразу к начальнику иди, так тебе не продадут. Он говорил, на этот рейс с местами проблема, – посоветовал Колыма.
– Вах, Коля! – весело воскликнул Горец. – Не учи ученого! Здесь, конечно, не Грузия, но в тот день, когда я не смогу взять билет на самолет, меня можно будет хоронить!
22
Подполковник Васильев сидел за столом в своем кабинете с совершенно отрешенным видом. Глаза его были открыты, но ни на чем не сфокусированы. Они напоминали две оловянные пуговицы. Такие бессмысленные глаза бывают или у слепых, или у совсем маленьких детей, или у сумасшедших. Но Васильев за последние полчаса не ослеп, не впал в детство и не сошел с ума – просто сейчас он был настолько погружен в свои мысли, что совершенно не замечал окружающей его реальности и не реагировал на нее.
Он только что вернулся в штаб лагеря, проводив Еременцева к локалке и прокричав бунтующим зэкам в мегафон, что представитель Минюста к ним прибыл. По дороге в штаб он успел отправить одного из сержантов в ШИЗО, приказав немедленно привести к нему Батю, и теперь, пока смотрящего не привели, у «хозяина» было несколько минут, чтобы прокачать ситуацию и подумать, что делать дальше. Правда, чем больше Васильев об этом думал, тем меньше находил поводов для оптимизма.
Единственной его надеждой было обещание Еременцева все разрулить, но обещанию этому верить было трудно, хотя и очень хотелось. Васильев не обманывал себя – он понимал, что нужен москвичу только как средство воздействия на Батю и прочих арестантов. Не более и не менее. Как только «груз» окажется в руках Еременцева, их связь порвется. Конечно, обещанное москвич выполнит – иногда бывают ситуации, когда быть честным просто выгодно. Но вот полностью прикрывать его от всех неприятностей Еременцев, скорее всего, не станет. А кроме того… «Грузняка»-то пока нет. А ведь Еременцев, когда уезжал, был уверен, что заполучит его в ближайшее время. Видимо, Коля Колыма оказался не так-то прост. Эх, а ведь он же предупреждал Еременцева, чтобы тот отнесся к блатному серьезно!
Васильеву послышались шаги в коридоре, но через секунду они стали удаляться. Нет, это еще не Батя. «Хозяин" склонил голову и вернулся к своим мыслям. Ладно, что будет с «грузом", пока неясно, но на Еременцева лучше всерьез не рассчитывать. Надо прикинуть, что можно сделать своими силами. Дойдя в своих мыслях до этого места, Васильев скрипнул зубами. Сам он сделать сейчас может очень немного. И самое разумное – вызвать подмогу из Магадана, хотя делать этого ему очень не хочется. Но своими силами справиться с бунтующими он не сможет – подчиненные ему вертухаи просто не проходили соответствующей подготовки, да и не так уж их много. Кроме того, у блатных – заложник. Вспомнив о заложнике, Васильев скрипнул зубами еще сильнее. Если Клебанова убьют, то он точно пойдет под суд. Васильев поежился. Бывшим работникам ГУИН и прочих правоохранительных органов попадать в места лишения свободы было попросту нельзя. Вообще-то для них существовала своя, ментовская зона, но выжить на ней было не легче, чем на обычной. А на жизнь заключенных Васильев достаточно насмотрелся.
«Стоп! – оборвал начальник лагеря свои панические мысли. – Какая зона?! Какой суд?! Хрен им всем! Не возьмут!» Усилием воли он сконцентрировал все свое внимание на решаемой проблеме. В первую очередь нельзя допустить гибели заложника. А для этого… Для этого нужно выполнить требования блатных. Ну, или хотя бы какую-то их часть. Хорошо, что Еременцев приехал, хоть с представителем Минюста проблем нет. Что еще? Отдать им Батю? Тоже можно, хотя здесь он еще поторгуется. Если подумать, Батя тоже неплохой заложник, только он-то в его руках. Что еще требовали зэки? Наказать виновных в беспределе? Ну, это можно. Найти пару сержантов, пару рядовых, повесить вину за самые серьезные косяки на них, а самому или перевестись в другой лагерь, или, если Еременцев все-таки получит «груз» и поможет, в Москву.
Еще зэки требовали журналистов. Нет, вот их-то сюда допускать точно нельзя. Если эта история получит огласку, то и замминистра юстиции ему ничем не поможет. Просто побоится вмешиваться – и не такие шишки после скандалов, поднятых в средствах массовой информации, в отставку за день вылетали со свистом. Ладно, насчет того, чтобы журналюг тут не было, с зэками можно поторговаться. А недобитых «сук», которых они требовали, пожалуй, можно и выдать – как кость голодной собаке кидают.
В «сучьем» логове и правда были перебиты не все лагерные активисты. Трое из них в эту ночь были отпущены начальником лагеря в поселок – это была одна из многих причитавшихся «сукам» поблажек. Но Васильев вполне резонно считал, что если выдать этих троих блатарям, то никто потом не разберется, что в ночь бунта их не было в бараке. Отпускал-то он их неофициально, по личному приказу. А в документах ничего такого не зафиксировано.
«Решено, – подумал Васильев. – Отдать им "сук", поторговаться за Батю, наказать пару вертухаев, особенно того урода, который с вышки огонь открыл, пообещать, что сам я в отставку уйду, но поставить условие – никаких журналистов. А если будут напряги – не рассчитывать на помощь Еременцева и вызывать войска».
Приняв решение, Васильев немного успокоился и, когда в коридоре послышались шаги, дверь в его кабинет открылась и два вертухая втащили Батю, сумел даже встретить его хоть и кривой, но все же улыбкой. Впрочем, окинув смотрящего более пристальным взглядом, Васильев улыбнулся чуть шире. Было видно, что противостояние с администрацией далось старику недешево. Батя с трудом держался на ногах, а чтобы дойти до стула, на который ему радушным жестом гостеприимного хозяина указал Васильев, смотрящему пришлось сделать над собой усилие, пожалуй, не меньшее, чем делает какой-нибудь спортсмен, борясь за мировой рекорд. Но железная воля старика до сих пор была не сломлена, и взгляд «хозяина» он встретил спокойно и твердо. В кабинете было тепло, и у смотрящего уже начали болеть мышцы, в которых кровь побежала быстрее. Но и этого Батя никак не показал, хотя с каждой секундой терпеть боль становилось все труднее.
Васильев уже хотел отпустить какую-нибудь из своих привычных шуточек про неважный внешний вид смотрящего, но успел остановить себя. Сейчас было не время издеваться – если они смогут найти общий язык, то этот изможденный старик снимет очень большую часть его проблем.
– Здравствуй, Батя, – сказал Васильев, не понимая, что сказанные им эти слова сейчас звучат особенно злой издевкой.
– И ты не кашляй, гражданин начальник, – негромко отозвался блатной.
– Принесите чаю горячего две чашки, быстро, – скомандовал Васильев приведшим Батю вертухаям. Они скрылись за дверью, а начальник лагеря открыл ящик стола и вытащил большую коробку шоколадных конфет и пачку печенья.
– Ешь, – предложил он, открывая коробку.
Смотрящий даже не пошевелился. Брать еду, кроме законной пайки, из рук мента было западло.
– Что, не будешь? – искренне удивился начальник. – Ты что, Батя! Ты ж на скелет похож! Ешь!
– Западло, – коротко ответил смотрящий. – Ты же знаешь наши законы, начальник. И за чаем ты своих шестерок зря послал.
– Ладно тебе! Ты почти две недели в ШИЗО сидел! И никто тебя сейчас не увидит!
Батя промолчал.
– Ладно, чаю не будешь, может, тебе спирта налить? Согреешься… – Васильев натянуто улыбнулся. Он предлагал Бате еду и прочее без какой-то конкретной цели, просто чтобы наладить с блатарем контакт. И совершенно не ожидал, что истощенный старик откажется.
– Не ломай комедию, гражданин начальник, – спокойно ответил Батя. – Говори лучше, что надо. Не просто ж так ты среди ночи встал и меня сюда приволочь приказал.
– Как будто сам не понимаешь! – резко ответил Васильев. Но тут же, вспомнив, что ситуация не самая подходящая, сбавил тон. – Ты наверняка уже в курсе, что твои кореша взбунтовались.
– И что?
– Как – что? Успокой их. Ты единственный, кого они послушаются. Пусть расходятся по баракам. А того вертухая, который с вышки огонь открыл, я своими руками – слово офицера! – Васильев схватился за пустую кобуру.
– С чего ты взял, что они меня послушаются?
– Как с чего? Ты же смотрящий! Да не только по этой зоне – по всей области! И авторитет у тебя такой, что никто против не пойдет! Батя, – самым проникновенным голосом, на какой только был способен, сказал Васильев, – я обещаю: если люди разойдутся по баракам, никто их не тронет. А насчет «сук», которых они перемочили… Я по документам оформлю, что у них между собой драка была. Только пусть заложника отпустят!
– А они что, заложника взяли? – Первый раз за весь разговор Батя слегка улыбнулся. – Молодцы, пацаны! Не ожидал!
Васильев мысленно обругал себя последними словами: надо же было так проговориться! Но тут же решил сделать хорошую мину при плохой игре:
– Видишь, Батя, я с тобой полностью откровенен. Давай на мировую – конфликт и вам невыгоден, и мне.
– Где ж ты раньше был такой умный, гражданин начальник, – хмыкнул Батя. – Поздно теперь. Не надо было выпускать джинна из бутылки. Я тебя честно предупреждал. Ты ведь «грузняк» получить хотел?
– Ну? – напряженно отозвался Васильев.
– Получишь. Только в такой форме, что о-о-очень об этом пожалеешь.
Дверь открылась, и на пороге кабинета появился вертухай с двумя чашками чаю. Он поставил их на стол и, повинуясь жесту Васильева, тут же вышел.
– Ну, ты чаю не хочешь, а я попью, – с показной беззаботностью сказал «хозяин», придвигая к себе одну из чашек и делая маленький глоток. При этом он исподлобья наблюдал за Батей – ну не из железа же он сделан, этот проклятый блатарь! Не может он сейчас не хотеть выпить горячего и съесть что-нибудь калорийное, не может не бояться возвращения в ШИЗО! Но Батя, казалось, вообще не смотрел на Васильева, он опустил глаза и сидел так, словно был в комнате один.
Медленно, напоказ сжевав печенье из пачки и запив его чаем, Васильев снова заговорил:
– Батя, я же знаю: ты – умный человек. Ты прекрасно понимаешь, что я ведь тоже могу кое-какие меры принять. Лучше бы нам с тобой договориться, но если нет… У меня и другой выход есть. Я могу вызвать спецназ внутренних войск из Магадана. Не буду врать – я не хочу этого делать. Но посуди сам: я в этом случае максимум вылечу в отставку, а что с твоими корешами будет? Ты понимаешь, спецназ есть спецназ, им по фигу. Будет кровь, невинные жертвы. А ведь арестантов ждут дома мамы, дети и жены. Если не дождутся, это будет на твоей совести! Ты же знаешь, я могу это устроить!
Васильев умело давил на эмоции, но Батя был опытен. По многим мелким признакам он видел, что «хозяин«боится. А когда противник боится, это значит, что выигрыш уже твой.
– Давай сделаем так, – задумчиво сказал Батя. – Ты обещаешь, что никаких войск тут не будет. А я постараюсь развести рамсы краями. Только края будут ближе ко мне, чем к тебе.
Фраза эта была сказана с явным подтекстом, однако Васильев этого не заметил.
– Ладно. Ночь досидишь, а утром я тебя выпущу, – ответил он. – Сидеть будешь не в ШИЗО, не беспокойся. Заодно и отогреешься.
Васильев вызвал конвой, отдал вертухаям приказ, и Батю увели. А Васильев оперся подбородком о сцепленные в замок руки и снова задумался. В его решении не отпускать Батю прямо сейчас, а придержать до утра не все было так просто. Васильев очень не хотел лишаться ценного пленника и старался по возможности оттянуть этот момент. Тем более что туманное обещание смотрящего – дело не очень-то надежное. А если его отпустить, то зэки получат умного, хитрого и пользующегося среди них непререкаемым авторитетом вождя – это факт.
Он только что вернулся в штаб лагеря, проводив Еременцева к локалке и прокричав бунтующим зэкам в мегафон, что представитель Минюста к ним прибыл. По дороге в штаб он успел отправить одного из сержантов в ШИЗО, приказав немедленно привести к нему Батю, и теперь, пока смотрящего не привели, у «хозяина» было несколько минут, чтобы прокачать ситуацию и подумать, что делать дальше. Правда, чем больше Васильев об этом думал, тем меньше находил поводов для оптимизма.
Единственной его надеждой было обещание Еременцева все разрулить, но обещанию этому верить было трудно, хотя и очень хотелось. Васильев не обманывал себя – он понимал, что нужен москвичу только как средство воздействия на Батю и прочих арестантов. Не более и не менее. Как только «груз» окажется в руках Еременцева, их связь порвется. Конечно, обещанное москвич выполнит – иногда бывают ситуации, когда быть честным просто выгодно. Но вот полностью прикрывать его от всех неприятностей Еременцев, скорее всего, не станет. А кроме того… «Грузняка»-то пока нет. А ведь Еременцев, когда уезжал, был уверен, что заполучит его в ближайшее время. Видимо, Коля Колыма оказался не так-то прост. Эх, а ведь он же предупреждал Еременцева, чтобы тот отнесся к блатному серьезно!
Васильеву послышались шаги в коридоре, но через секунду они стали удаляться. Нет, это еще не Батя. «Хозяин" склонил голову и вернулся к своим мыслям. Ладно, что будет с «грузом", пока неясно, но на Еременцева лучше всерьез не рассчитывать. Надо прикинуть, что можно сделать своими силами. Дойдя в своих мыслях до этого места, Васильев скрипнул зубами. Сам он сделать сейчас может очень немного. И самое разумное – вызвать подмогу из Магадана, хотя делать этого ему очень не хочется. Но своими силами справиться с бунтующими он не сможет – подчиненные ему вертухаи просто не проходили соответствующей подготовки, да и не так уж их много. Кроме того, у блатных – заложник. Вспомнив о заложнике, Васильев скрипнул зубами еще сильнее. Если Клебанова убьют, то он точно пойдет под суд. Васильев поежился. Бывшим работникам ГУИН и прочих правоохранительных органов попадать в места лишения свободы было попросту нельзя. Вообще-то для них существовала своя, ментовская зона, но выжить на ней было не легче, чем на обычной. А на жизнь заключенных Васильев достаточно насмотрелся.
«Стоп! – оборвал начальник лагеря свои панические мысли. – Какая зона?! Какой суд?! Хрен им всем! Не возьмут!» Усилием воли он сконцентрировал все свое внимание на решаемой проблеме. В первую очередь нельзя допустить гибели заложника. А для этого… Для этого нужно выполнить требования блатных. Ну, или хотя бы какую-то их часть. Хорошо, что Еременцев приехал, хоть с представителем Минюста проблем нет. Что еще? Отдать им Батю? Тоже можно, хотя здесь он еще поторгуется. Если подумать, Батя тоже неплохой заложник, только он-то в его руках. Что еще требовали зэки? Наказать виновных в беспределе? Ну, это можно. Найти пару сержантов, пару рядовых, повесить вину за самые серьезные косяки на них, а самому или перевестись в другой лагерь, или, если Еременцев все-таки получит «груз» и поможет, в Москву.
Еще зэки требовали журналистов. Нет, вот их-то сюда допускать точно нельзя. Если эта история получит огласку, то и замминистра юстиции ему ничем не поможет. Просто побоится вмешиваться – и не такие шишки после скандалов, поднятых в средствах массовой информации, в отставку за день вылетали со свистом. Ладно, насчет того, чтобы журналюг тут не было, с зэками можно поторговаться. А недобитых «сук», которых они требовали, пожалуй, можно и выдать – как кость голодной собаке кидают.
В «сучьем» логове и правда были перебиты не все лагерные активисты. Трое из них в эту ночь были отпущены начальником лагеря в поселок – это была одна из многих причитавшихся «сукам» поблажек. Но Васильев вполне резонно считал, что если выдать этих троих блатарям, то никто потом не разберется, что в ночь бунта их не было в бараке. Отпускал-то он их неофициально, по личному приказу. А в документах ничего такого не зафиксировано.
«Решено, – подумал Васильев. – Отдать им "сук", поторговаться за Батю, наказать пару вертухаев, особенно того урода, который с вышки огонь открыл, пообещать, что сам я в отставку уйду, но поставить условие – никаких журналистов. А если будут напряги – не рассчитывать на помощь Еременцева и вызывать войска».
Приняв решение, Васильев немного успокоился и, когда в коридоре послышались шаги, дверь в его кабинет открылась и два вертухая втащили Батю, сумел даже встретить его хоть и кривой, но все же улыбкой. Впрочем, окинув смотрящего более пристальным взглядом, Васильев улыбнулся чуть шире. Было видно, что противостояние с администрацией далось старику недешево. Батя с трудом держался на ногах, а чтобы дойти до стула, на который ему радушным жестом гостеприимного хозяина указал Васильев, смотрящему пришлось сделать над собой усилие, пожалуй, не меньшее, чем делает какой-нибудь спортсмен, борясь за мировой рекорд. Но железная воля старика до сих пор была не сломлена, и взгляд «хозяина» он встретил спокойно и твердо. В кабинете было тепло, и у смотрящего уже начали болеть мышцы, в которых кровь побежала быстрее. Но и этого Батя никак не показал, хотя с каждой секундой терпеть боль становилось все труднее.
Васильев уже хотел отпустить какую-нибудь из своих привычных шуточек про неважный внешний вид смотрящего, но успел остановить себя. Сейчас было не время издеваться – если они смогут найти общий язык, то этот изможденный старик снимет очень большую часть его проблем.
– Здравствуй, Батя, – сказал Васильев, не понимая, что сказанные им эти слова сейчас звучат особенно злой издевкой.
– И ты не кашляй, гражданин начальник, – негромко отозвался блатной.
– Принесите чаю горячего две чашки, быстро, – скомандовал Васильев приведшим Батю вертухаям. Они скрылись за дверью, а начальник лагеря открыл ящик стола и вытащил большую коробку шоколадных конфет и пачку печенья.
– Ешь, – предложил он, открывая коробку.
Смотрящий даже не пошевелился. Брать еду, кроме законной пайки, из рук мента было западло.
– Что, не будешь? – искренне удивился начальник. – Ты что, Батя! Ты ж на скелет похож! Ешь!
– Западло, – коротко ответил смотрящий. – Ты же знаешь наши законы, начальник. И за чаем ты своих шестерок зря послал.
– Ладно тебе! Ты почти две недели в ШИЗО сидел! И никто тебя сейчас не увидит!
Батя промолчал.
– Ладно, чаю не будешь, может, тебе спирта налить? Согреешься… – Васильев натянуто улыбнулся. Он предлагал Бате еду и прочее без какой-то конкретной цели, просто чтобы наладить с блатарем контакт. И совершенно не ожидал, что истощенный старик откажется.
– Не ломай комедию, гражданин начальник, – спокойно ответил Батя. – Говори лучше, что надо. Не просто ж так ты среди ночи встал и меня сюда приволочь приказал.
– Как будто сам не понимаешь! – резко ответил Васильев. Но тут же, вспомнив, что ситуация не самая подходящая, сбавил тон. – Ты наверняка уже в курсе, что твои кореша взбунтовались.
– И что?
– Как – что? Успокой их. Ты единственный, кого они послушаются. Пусть расходятся по баракам. А того вертухая, который с вышки огонь открыл, я своими руками – слово офицера! – Васильев схватился за пустую кобуру.
– С чего ты взял, что они меня послушаются?
– Как с чего? Ты же смотрящий! Да не только по этой зоне – по всей области! И авторитет у тебя такой, что никто против не пойдет! Батя, – самым проникновенным голосом, на какой только был способен, сказал Васильев, – я обещаю: если люди разойдутся по баракам, никто их не тронет. А насчет «сук», которых они перемочили… Я по документам оформлю, что у них между собой драка была. Только пусть заложника отпустят!
– А они что, заложника взяли? – Первый раз за весь разговор Батя слегка улыбнулся. – Молодцы, пацаны! Не ожидал!
Васильев мысленно обругал себя последними словами: надо же было так проговориться! Но тут же решил сделать хорошую мину при плохой игре:
– Видишь, Батя, я с тобой полностью откровенен. Давай на мировую – конфликт и вам невыгоден, и мне.
– Где ж ты раньше был такой умный, гражданин начальник, – хмыкнул Батя. – Поздно теперь. Не надо было выпускать джинна из бутылки. Я тебя честно предупреждал. Ты ведь «грузняк» получить хотел?
– Ну? – напряженно отозвался Васильев.
– Получишь. Только в такой форме, что о-о-очень об этом пожалеешь.
Дверь открылась, и на пороге кабинета появился вертухай с двумя чашками чаю. Он поставил их на стол и, повинуясь жесту Васильева, тут же вышел.
– Ну, ты чаю не хочешь, а я попью, – с показной беззаботностью сказал «хозяин», придвигая к себе одну из чашек и делая маленький глоток. При этом он исподлобья наблюдал за Батей – ну не из железа же он сделан, этот проклятый блатарь! Не может он сейчас не хотеть выпить горячего и съесть что-нибудь калорийное, не может не бояться возвращения в ШИЗО! Но Батя, казалось, вообще не смотрел на Васильева, он опустил глаза и сидел так, словно был в комнате один.
Медленно, напоказ сжевав печенье из пачки и запив его чаем, Васильев снова заговорил:
– Батя, я же знаю: ты – умный человек. Ты прекрасно понимаешь, что я ведь тоже могу кое-какие меры принять. Лучше бы нам с тобой договориться, но если нет… У меня и другой выход есть. Я могу вызвать спецназ внутренних войск из Магадана. Не буду врать – я не хочу этого делать. Но посуди сам: я в этом случае максимум вылечу в отставку, а что с твоими корешами будет? Ты понимаешь, спецназ есть спецназ, им по фигу. Будет кровь, невинные жертвы. А ведь арестантов ждут дома мамы, дети и жены. Если не дождутся, это будет на твоей совести! Ты же знаешь, я могу это устроить!
Васильев умело давил на эмоции, но Батя был опытен. По многим мелким признакам он видел, что «хозяин«боится. А когда противник боится, это значит, что выигрыш уже твой.
– Давай сделаем так, – задумчиво сказал Батя. – Ты обещаешь, что никаких войск тут не будет. А я постараюсь развести рамсы краями. Только края будут ближе ко мне, чем к тебе.
Фраза эта была сказана с явным подтекстом, однако Васильев этого не заметил.
– Ладно. Ночь досидишь, а утром я тебя выпущу, – ответил он. – Сидеть будешь не в ШИЗО, не беспокойся. Заодно и отогреешься.
Васильев вызвал конвой, отдал вертухаям приказ, и Батю увели. А Васильев оперся подбородком о сцепленные в замок руки и снова задумался. В его решении не отпускать Батю прямо сейчас, а придержать до утра не все было так просто. Васильев очень не хотел лишаться ценного пленника и старался по возможности оттянуть этот момент. Тем более что туманное обещание смотрящего – дело не очень-то надежное. А если его отпустить, то зэки получат умного, хитрого и пользующегося среди них непререкаемым авторитетом вождя – это факт.