Серегин Михаил. Размороженная зона

   Колыма вошел в аэропорт, прошел его насквозь и вышел с другой стороны. К нему тут же бросились полтора десятка грузин разного возраста, наперебой предлагая такси. За свои услуги они требовали не меньше, чем их коллеги в Москве. Да, пожалуй, в этом смысле Тбилиси стал настоящей столицей независимого государства.
   Колыма решительно помотал головой, отказываясь от услуг таксистов, и отошел на несколько шагов от входа в аэропорт, на место, где его было бы хорошо видно издалека. Его должна была встречать местная братва, люди Свана, и он постарался насколько можно облегчить им жизнь. Хотя, может, они его уже ждут?
   Колыма внимательно осмотрелся по сторонам.
   Синяя «Волга»? Нет, не похоже. Может, этот здоровенный вишневый джип? Нет, вон два грузина, они явно к нему направляются. Точно, водила их встречает.
   Появившийся на дороге черный «Мерседес» резко затормозил перед зданием аэропорта. Из него выскочил высокий широкоплечий грузин в белом костюме и двинулся прямо к Колыме. «Ага, вот и встречающий».
   Блатной присмотрелся и подумал, что с этим парнем он уже где-то виделся… Точно! Краснопресненская пересылка! Они тогда вместе сидели, ждали этапа! Вроде бы его погоняло Горец.
   В этот момент блатному снова показалось, что у входа в вокзал мелькнула какая-то фигура, которую он уже видел, и чуть ли не в Москве, но разглядеть ее получше он не успел – Горец подошел к нему.
   – Коля! Здравствуй, дорогой! – Грузин широко раскинул руки, обнял Колыму и поцеловал в щеку. Блатной ответил ему тем же, он знал, что у грузин даже при встрече малознакомых людей принято обниматься и целоваться. Такие уж обычаи в стране, что поделаешь. – Как долетел? Все хорошо? – с характерным грузинским акцентом спросил Горец.
   – Здравствуй, Горец! – ответил Колыма. – Долетел нормально, спасибо.
   – Вай, я смотрю, ты меня помнишь даже! – сверкнул белоснежными зубами грузин.
   – Как не помнить, двое суток вместе сидели, – Колыма знал, что сразу, едва встретившись, говорить о деле здесь считается невежливым, и поэтому не спешил. – Помнишь краснопресненскую пересылку?
   – Как же, как же, – закивал грузин. – Слушай, Коля, тебе деньги нужны?
   – Нет, – отрицательно помотал головой Колыма. – У меня все есть, ни с гостиницей, ни с чем другим проблем не будет.
   – Вах, дорогой, какая гостиница?! – искренне возмутился Горец. – Никакой гостиницы. Ты гость и жить будешь дома, как полагается!
   – Ну, спасибо, – кивнул Колыма.
   Горец ему понравился. У него и от их давней встречи осталось хорошее впечатление – правильный блатной, перед администрацией спину не гнул, не беспредельничал, да и репутация у него была незапятнана, но в роли гостеприимного хозяина грузин был еще лучше.
   – Тогда давай поедем? – предложил Колыма.
   – Поедем, – кивнул Горец. Но лицо у него при этом стало печальным.
   – Что такое? – спросил Колыма. – Проблемы какие?
   – Это уже и не проблемы. Это по-другому называется, – вздохнул грузин. – У меня ведь для тебя плохие новости, брат.
   – Что случилось?
   – Убили Свана вчера…
   Колыма застыл, как громом пораженный. Несколько секунд он просто никак не мог до конца осмыслить услышанное, но когда смог…
   Он мгновенно понял, что таких случайностей не бывает. Это наверняка связано с его делом, не зря ему, значит, слежка мерещилась. Или все-таки зря? Может, здесь все развивалось независимо от него? Если загадочный «груз», который он должен забрать, хранился здесь, у Свана, то про него вполне мог знать кто-то из местных. Ладно, что толку гадать!
   – Кто убил, известно? – спросил блатной.
   – Нет, – покачал головой Горец. – Мы тут ментов на уши поставили, да и сами сложа руки не сидим, но пока бесполезно.
   – Расскажи, как все было.
   – Сейчас, только давай в машину сядем.
   Оба сели в «мерс», Горец включил мотор, но с места трогать пока не стал. Колыма кивнул – не иначе дистанционных микрофонов грузин опасается, вот и врубил движок, чтобы вибрации все смазывали. Разумно, он и сам так всегда поступает, даже когда не боится подслушки, просто по привычке.
   – Короче, так дело было. Он зачем-то заехал ночью в Мэрвэ Полхщи…
   – Куда? – переспросил Колыма.
   – Мэрвэ Полхщи. Это у нас район на окраине так называется. Не знаю, что Свану там понадобилось, и никто не знает. Но там есть такое место, где к улице, по которой он ехал, идет крутой спуск. А наверху этого спуска – автозаправка. Вот от этой заправки вниз, под горку, покатила цистерна с горючим и прямо в его тачку вмазалась. Внешне похоже на несчастный случай, но никто из наших в это, конечно, не верит. Сейчас ищем хозяев цистерны, но я думаю, они ни при чем. Скорее всего, просто оставили свое имущество на ночь постоять, а кто-то им и воспользовался. Хозяин заправки сказал, что вечером там никакая цистерна не стояла, значит, уже ночью пригнали.
   – Ясно, – кивнул Колыма.
   – Я думал, может, ты что расскажешь, – сказал грузин с выжидательной ноткой в голосе. – Ты же к Свану ехал, может, его смерть с твоим делом связана. Что у тебя за дело к нему было, скажешь?
   Колыма молча вытащил из кармана маляву Бати и протянул ее Горцу. Тот внимательно прочитал и поднял на Колыму глаза, явно собираясь задать какой-то вопрос.
   – Теперь ты знаешь столько же, сколько я, – опередил его Колыма. – Я должен был забрать «груз». Какой – не знаю, сам видишь, Батя пишет, что Сван в курсе. Может, ты мне скажешь, что я забрать должен? Ты же теперь за Свана?
   – Нет, это не ко мне, – отрицательно покачал головой Горец. В голосе его Колыме послышалась затаенная досада. – У Свана правопреемники остались, – слово «правопреемники» Горец произнес так, словно лично он очень сомневался в том, что они этого достойны, но не мог спорить с решением пахана.
   – А кто? – поинтересовался Колыма.
   – Скоро узнаешь, – коротко ответил Горец. – Сван, кстати, и завещание написал.
   – И что?
   – Сейчас приедем, посмотришь. Даже я пока ничего не знаю. Ладно, поехали, что ли…
   Горец нажал на газ, и «Мерседес» тронулся с места.

8

   В трубке телефона послышались короткие гудки. Подполковник Васильев озадаченно нахмурился. Его собеседник только что оборвал связь. Васильев встряхнул головой, потянулся было к аппарату, чтобы набрать номер того, с кем только что говорил, но его рука остановилась на полдороге. Если Еременцев, дорогой московский гость, пребывающий сейчас в Тбилиси, не рассказал никаких подробностей, то, скорее всего, это означает, что подробностей он пока и сам не знает, а следовательно, и теребить его незачем. Пусть лучше напрягает свои столичные связи, выясняет, что там и как.
   Васильев положил трубку на аппарат и еще раз попытался осознать только что услышанную новость: Свана убили. В голове у «хозяина» словно строчка из песни на заевшем проигрывателе вертелись последние сказанные Николаем Петровичем слова: «Ситуация выходит из-под контроля! Видимо, "грузом" интересуется еще кто-то, кроме нас с тобой и Бати. Те, кто Свана убил!»
   Васильев невесело усмехнулся. Да, что и говорить, сильный вывод. Чтобы это понять, не нужно быть гением, и так ясно, что не может такое оказаться случайностью – не успели они заинтересоваться «грузом», не успел смотрящий по Магадану послать за ним своего человека, как того, кто этот «груз» хранил, убивают.
   Ясно, что «грузом» интересуется кто-то еще, ясно, что это те же люди, которые убили Свана, весь вопрос в том, кто они? Васильев снова поднял трубку телефона, накрутил короткий внутренний номер и резко сказал дежурному:
   – Меня ни для кого нет. Если возникнут какие проблемы, решайте без моего участия. Понятно?
   – Так точно… – договорить дежурный прапор не успел, Васильев положил трубку. Ему было необходимо как следует поразмыслить, а он терпеть не мог, когда в такие моменты кто-то отвлекал. Он потом долго не мог снова сосредоточиться на том, о чем следовало подумать. Все дежурные прапоры давно знали об этой причуде и нисколько подобным приказам не удивлялись.
   Васильев взял карандаш и принялся выводить на лежащем перед ним на столе листке чистой бумаги замысловатые узоры. Делал он это совершенно автоматически всегда, когда о чем-то глубоко задумывался. Сейчас же предмет для раздумий был очень непростой. Об обстоятельствах гибели Свана Еременцев не сообщил ему практически ничего – только то, что грузина вроде бы взорвали в его собственной машине.
   «Кто же это мог быть? – думал Васильев. – Может, Батя каким-то чудом успел… Нет, не может такого быть. Уж кому-кому, а смотрящему это убийство невыгодно в первую очередь. Ему бы Сван "груз" отдал добровольно, они были старые кореша, а вот что будет теперь – бабушка надвое сказала. Может быть, наследники старого грузина окажутся не такими сговорчивыми и бескорыстными. Да и не успел бы никак Батя. Когда грузина убили, его посланник еще только-только из Магадана вылетал. Правда, если он послал маляву еще кому-то из своих…»
   Да нет, нереально. Во-первых, не посылал он больше никому маляв, кроме Колымы и Свана, иначе они с Еременцевым про это знали бы, а во-вторых, даже если бы каким-то чудом умудрился, этот посланник никак раньше Колымы в Грузию бы не успел, самолетов других не было в это время. Нет, это определенно не Батя. У него не было ни мотива, ни возможности.
   Тогда кто? Может, грузинские органы правопорядка это дело устроили? Как они там теперь называются, то ли полиция, то ли жандармерия? В общем, неважно, как бы ни назывались, но компромат на высокопоставленных российских чиновников из МВД и Минюста им бы точно не помешал. На худой конец его продать можно за очень нехилые бабки. Но тогда сразу напрашивается вопрос – если они знали о «грузняке», то почему не отобрали его у Свана раньше? Им-то до него добраться было куда проще, чем российским властям. И к тому же, если бы им нужен был «груз», то взрывать Свана в машине они бы не стали – толку-то с его трупа, он же «груз» не в кармане носил. Хотя, если они сначала его как следует прижали, а потом, как раз для того, чтобы скрыть следы, и устроили этот взрыв…
   Васильев задумчиво нахмурил брови.
   Нет, все равно не стыкуется. Неясно, откуда они могли узнать о том, что «груз» надо забирать именно сейчас, и чего раньше ждали. Нет, не они. Но кто тогда? Может, кто из России, какой-нибудь конкурент его московского гостя? Хм… Маловероятно. Для этого загадочный конкурент должен был бы знать о том, что происходило здесь, в лагере. Посторонних тут последние полгода, кроме самого Николая Петровича Еременцева, не было никаких, а в то, что какая-то хитрая спецслужба молниеносно завербовала одного из прапорщиков, ему совершенно не верится – жизнь все-таки не голливудский боевик.
   Кто тогда остается из возможных кандидатов в убийцы? Какие-нибудь местные конкуренты Свана? Узнали, скажем, про то, что он хочет отдать обладающий немалой ценностью «груз» магаданскому корешу, и решили помешать. Хм, в этой версии что-то есть… Сван вполне мог сообщить о своем решении соратникам, а тем оно могло не понравиться. Или даже…
   Да, так, пожалуй, совсем похоже на истину – убить Свана могли его наследники. В самом деле, о «грузе» они наверняка знали, а когда оказалось, что Сван намерен его за просто так отдать, им это не понравилось. Ведь они, скорее всего, считали его главной частью своего наследства – в руках понимающего человека «груз» дороже золота. Да, пожалуй, именно наследники Свана могли спланировать и осуществить его устранение. Теперь, после его смерти, «груз» достанется им, и они уже могут с Бати за него денег потребовать. Они же с ним давней дружбой не связаны, одну зону не топтали.
   Васильев довольно усмехнулся. Что ж, голова у него по-прежнему работает неплохо. Конечно, версия – всего лишь версия, но, учитывая то, как мало у него данных, вполне правдоподобная. Нужно будет рассказать Еременцеву, это ему может помочь. Пусть узнает, кто наследовал Свану, и присмотрится к ним повнимательнее.
   Но хорошее настроение, вызванное собственной сообразительностью, продержалось у Васильева очень недолго. Спустя пару минут на смену ему пришла озабоченность. По зрелом размышлении, из-за убийства Свана начальник лагеря попадал в не очень-то приятную ситуацию. С одной стороны, стать генералом, переехать с этого долбаного севера в Москву и начать делать карьеру там очень хочется. К тому же приказы Еременцева он должен выполнять, как-никак тот ему начальник. И последнее, но самое главное – «груз» может иметь непосредственное отношение и к нему са-мому.
   Точно этого, конечно, даже Еременцев не знает, но вероятность существует очень большая.
   Так что продолжать игру, как задумано, вполне в его интересах. Но с другой стороны… С другой стороны, все выглядит несколько иначе. Со смертью Свана ситуация осложняется. Не исключено, что «груз» Коле Колыме так просто не отдадут, что он застрянет в Грузии, и так легко, как они с Еременцевым планировали, его оттуда вытащить не удастся. Кроме того, раз в игру вступила некая непонятная сила, от нее можно ожидать самых неожиданных и неприятных ходов. И в любом случае все затягивается. Закончить операцию в ближайшие день-два уже явно не удастся.
   А ведь до тех пор, пока они не заполучат «груз», основная его задача – удерживать зону в напряжении. И выполнение этой задачи с каждым днем все больше напоминает сидение на пороховой бочке с зажженным фитилем. Ситуация того и гляди может выйти из-под контроля. Если зэки взбунтуются…
   Когда Васильев в своих размышлениях дошел до этого места, его передернуло. Он давно работал в пенитенциарной системе РФ и слишком ясно представлял себе, на что похож хорошо подготовленный бунт в зоне. Самое лучшее, на что может рассчитывать начальник такого взбунтовавшегося лагеря – это на отставку. А как правило, бывает и хуже. Можно пойти под суд или вовсе жизни лишиться. Семь лет назад в одном из соседних лагерей во время «разморозки» зэкам удалось добраться до «хозяина» и «кума». Про то, что они с ними сделали, ходят разные слухи, но тел потом просто не нашли, хоронили пустые гробы.
   Васильев встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Ладно, как-нибудь обойдется. Он ко всему готов, а раз так, то с проблемами справится. Но дела все равно плохи – даже если бунт он успешно подавит своими силами, проблем по службе потом не оберешься. Он заранее представлял, что скажет ему начальник УИН области: «А почему это, подполковник Васильев, ни у кого по всей Колыме заключенные не бунтуют, только у вас?»
   Не объяснишь же ему, что он комбинации с москвичом крутил, не ставя начальство в известность. А сам Еременцев его прикрывать не станет, не та порода. Если жареным запахнет, упорхнет к себе в столицу, словно и не было его тут. А ведь до этого, может быть, уже немного осталось. Смерть этого блатаря, которого идиоты «суки» зарезали, – это, пожалуй, была предпоследняя капля. Еще чуть-чуть, и чаша переполнится. Да к тому же пора Батю выпускать из ШИЗО.
   И получат тогда блатари умного и расчетливого вождя, да еще вышедшего из очередного конфликта с администрацией героем. А если не выпустить, то именно это может «разморозку» и спровоцировать, они же не могут не понимать, что грозит старику после еще одного срока в изоляторе. А блатари его любят, это точно известно. Может, как раз для того, чтобы смотрящего спасти, они тут и решат все вверх ногами перевернуть. Ядрена вошь, прямо не знаешь, как лучше! Или попробовать договориться с Батей? Нет, так тоже нельзя, нужно зону в напряжении держать. Но сколько еще такое подвешенное состояние продлится?
   Васильев встал из-за стола и, заложив руки за спину, закружил по комнате. Мысли его пошли по второму кругу, начальник лагеря находился в полнейшей растерянности.

9

   Машина Горца неторопливо катила по проспекту Руставели – одной из центральных улиц грузинской столицы. Колыма, несмотря на всю серьезность момента, не мог сдержать естественного любопытства и посматривал в окошко то на причудливой формы здание из красного кирпича с маленькими башенками по углам, то на огромный фонтан, то на роскошную вывеску какого-то ресторана. Она была написана и по-грузински, и по-русски, так что Колыма смог прочитать название: «Царь Давид». Дальше небольшая церквушка с золотыми крестами на куполах. Увидев ее, Колыма особенно удивился.
   – Горец, а церковь у вас тут откуда взялась? – недоуменно спросил он.
   – Как откуда, дорогой? Построили! Давно построили, лет двести назад или триста, я точно не знаю. Это нужно у кого-то из умных спросить. Я такими делами никогда не интересовался.
   – Нет, я понимаю, но церковь-то с крестом, а вы… – Колыма не договорил. Он всегда считал, что все кавказцы – мусульмане, но теперь засомневался.
   – Конечно, с крестом, – кивнул Горец. – Наша страна христианство приняла раньше России. Мы потому когда-то к вам и присоединились, что от персов и турок житья не было, защита была нужна. А ты что думал?
   – Да так, не в курсах просто был, – неопределенно ответил Колыма, не вдаваясь в подробности.
   Объяснять, как он думал раньше, ему совершенно не хотелось. Он знал, что все грузины, даже блатные, националисты, и если об этом зайдет разговор, Горец наверняка станет его грузить древней историей своей страны, что сейчас было бы не очень кстати.
   Колыма снова посмотрел в окошко на какой-то здоровенный памятник, и в этот момент опытный взгляд блатного самым краешком зацепил красную «шестерку«, которую он, кажется, уже видел где-то около аэропорта. Точно! Когда они только-только оттуда отъехали, проезжали мимо какой-то автозаправки, там эта тачка и стояла. Выходит, она с тех пор за ними тащится…
   – Слышь, Горец, – негромко сказал Колыма. – Глянь в зеркальце.
   – Что такое? – недоуменно спросил грузин, чуть поворачивая голову.
   – Видишь красную тачку? «Шестерку»?
   – Ну.
   – Она за нами, похоже, почти от самого аэропорта чешет. Я там на заправке такую же видел, да и по пути она, кажется, пару раз у нас на хвосте мелькала. Слежка за нами, не иначе.
   – Да-а? – недоверчиво протянул грузин. – Коля, а ты уверен? Ты номер ее запомнил?
   – Нет. Какой номер… Когда я ее первый раз заметил, то особого внимания не обратил, а сейчас номер и не разглядишь.
   – Показалось тебе, брат, – успокаивающим голосом сказал Горец. – Мало ли в Тбилиси красных «шестерок»? А если это даже и та самая, то, может, ей прос-то в ту же сторону, что и нам?
   – Может, конечно, и так, – кивнул Колыма.
   В самом деле, могло оказаться, что грузин прав. Ему уже пару раз сегодня чудилось, что за ним следят, но при проверке тревоги оказывались ложными. Но все же… Волчье чутье блатного подсказывало ему, что дело нечисто. Если те, кто убил Свана, знают о нем, то они вполне могли оставить кого-нибудь подежурить у аэропорта, а уж понять, кто он такой, несложно. Случайного человека Горец не стал бы встречать и на своей тачке в город везти.
   – Не отцепляется «шестерка», – сказал Колыма через пару минут, внимательно глядя в зеркальце заднего вида.
   – Да брось ты! – легкомысленно отмахнулся грузин. – Вон «Волга» чешет, она тоже за нами уже минут пять катит, что ж, нам и ее в хвосты записать? Просто здесь улица такая, всем в одну сторону, в один район, поворотов мало… Поверь ты мне, я этот город знаю!
   Колыма кивнул, хоть и с неохотой, но признав про себя правоту Горца. В самом деле, если у них в Магадане с северного конца города до морского порта добираться, то нормальная дорога тоже всего одна, и две машины могут друг за другом минут двадцать катить. Нет, действительно отвлечься надо, а то так и параноиком заделаться недолго.
   – Горец, расскажи поподробнее про смерть Свана, – попросил Колыма, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей о слежке. – Может, мне что в голову дельное придет.
   – Да я уж тебе вроде рассказал все, – отозвался грузин. Впрочем, ответил он охотно, об этом явно и сам был не прочь поговорить.
   – Что ему нужно было в этом районе, где его взорвали, ты не в курсах?
   – Ох, дорогой! Если бы я знал! – воскликнул Горец, притормаживая перед очередным светофором. – Сван никому ничего не сказал, просто сел за руль и поехал.
   – Когда вернется, не говорил?
   – Нет.
   – А раньше он так делал?
   – Бывало, конечно. Не будет же пахан каждый раз докладывать, куда он поехал, к кому да зачем, – Горец пожал плечами. – Но в Мэрвэ Полхщи… Да еще ночью, в одиночку. Ума не приложу, что ему там могло понадобиться! Думаю, кто-то сумел пахана в ловушку заманить.
   Колыма вспомнил слова Бати про то, что Сван умнее и хитрее его самого, и невесело усмехнулся. Да, выходит, в этом смотрящий все же ошибался, как он и предполагал. Все, кто до сих пор пробовал обмануть или заманить в ловушку Батю, лежали сейчас в метре под землей… Или не под землей, это уж кому как повезло. А Сван вот, выходит, попался.
   Тем временем Горец продолжал:
   – Ему вечером того дня перед убийством кто-то на мобильник позвонил. Племянница при этом была, но она думала, это кто-то из своих, не забеспокоилась. А как беда случилась, мы всех своих опросили. Никто Свана в Мэрвэ Полхщи не вызывал. Так что не знаю, что и думать. Мы всех жильцов окрестных домов опрашивали, никто ничего не знает. Причем, если уж нам сказали, что не знают, значит, это правда, мы ж не менты, нам бы тамошние врать не стали, знают, с кем дело имеют.
   – А у вас тут никаких местных косяков не было? Может, поссорились с кем, а тот и решил со Сваном разобраться?
   – Да нет, – пожал плечами Горец. – Косяки есть, конечно, как без них, но все мелкие. А по большому счету Свана все серьезные люди уважали, никто бы его мочить не стал. Нет, Коля, это как-то с вашими делами связано. Может, он «груз», тот самый, что тебе передать должен был, там прятал, может, еще чего… Надо тебе с его правопреемниками поговорить, может, от них что важное узнаешь, а до тех пор все без толку.
   Колыма кивнул. Несколько минут они ехали молча, но тема их разговора явно не давала Горцу покоя.
   – Что же ему все-таки там понадобилось? Кто бы подсказал… – себе под нос пробормотал он.
   – Может, у пахана были там дела, о которых, кроме него, никто не должен был знать? – Колыма почувствовал, что они начинают говорить о том, о чем уже говорили несколько минут назад.
   – Наверное, – вздохнул Горец. – Ну, если так, то теперь уже никто и не узнает. Пятнадцать килограммов от Свана осталось! Чуть ли не ложками его от машины отскребали. И хоронили в закрытом гробу – ты же понимаешь.
   Колыма мрачно кивнул. Еще бы не понимать – такие вещи не только в Тбилиси случаются. Ему и самому в таких похоронах пару раз участвовать доводилось. Дальше Колыма и Горец ехали в полном молчании. Говорить больше было не о чем, а переливать из пустого в порожнее оба не любили.

10

   За железной дверью штрафного изолятора раздался приближающийся топот сапог. Через несколько секунд загромыхал отпираемый замок, и дверь открылась, издав при этом противный скрежет. В камеру один за другим вошли дежурный надзиратель ШИЗО, пара коридорных вертухаев, еще двое охранников, а за ними наконец и сам «хозяин», подполковник Васильев собственной персоной. Батя, сидящий на сложенном вдвое ватнике, чуть приподнял голову и бросил на гостей тяжелый взгляд исподлобья. Кроме этого, он не сделал ни единого движения, показывающего, что он заметил вошедших.
   Один из коридорных метнулся к нему и рявкнул:
   – Когда заходит начальник, положено вставать!
   – Без понта… – равнодушно отозвался Батя, даже не пошевелившись.
   За проведенное в изоляторе время старик изрядно сдал. Несколько раз он все же принимал «дачки» от братвы, совсем помалу, чтобы можно было съесть как можно быстрее, без этого смотрящий просто не выжил бы. Но ни теплой одежды, ни курева Батя так и не взял, чтобы не подставить корешей. Шмонали его, как и обещал Васильев, каждые два часа, даже по ночам. Выглядел Батя ужасно, недельная щетина, торчащая в разные стороны на ввалившихся щеках старика, была похожа на опаленную шерсть, кожа потемнела, вокруг глаз огромные синяки, а сами глаза покраснели.
   Неподвижность смотрящего была уже скорее вынужденной, чем сознательной. Двигаться ему было все труднее, сказывались постоянный холод и недоедание, медленно, но верно подтачивающие силы. Только серые глаза, глядящие зло и упрямо, говорили о том, что старик не сдался, что он готов бороться до последнего. Но до этого самого последнего оставалось совсем чуть-чуть. Уже сейчас смотрящего можно было безо всякого грима снимать в фильме об узниках какого-нибудь Бухенвальда или Освенцима. Рядом с ним здоровенные, сытые и тепло одетые вертухаи с круглыми румяными рожами выглядели особенно отвратительно.
   Охранник замахнулся, намереваясь в ответ на дерзкий ответ врезать старику под ребра, но его остановил резкий окрик Васильева:
   – Стой!
   Охранник послушно опустил руку. А Батя даже не дернулся.
   Сил на то, чтобы сопротивляться по-настоящему, у него не было, а пытаться увернуться он считал ниже своего достоинства.
   – Не надо, – продолжил Васильев, делая шаг вперед. – Я пришел по-хорошему с ним поговорить, зачем же с самого начала так грубо?
   Он несколько секунд внимательно осматривал неподвижно сидящего блатного, а потом, видимо, что-то решив для себя, скомандовал своим подчиненным:
   – Стул сюда принесите! И выйдите все из камеры.