Серегин Михаил. Размороженная зона

   Горец разорвал конверт и принялся пересчитывать купюры, слюнявя пальцы. При этом, как заметил Еременцев, Горец краем глаза следил за ним. Но москвич стоял в расслабленной позе, и через полминуты грузин успокоился.
   – Тут даже больше, чем надо, – удивленно сказал он, досчитав деньги и поднимая голову.
   – Я знаю, – кивнул Еременцев. – Считай, это тебе премия за хорошую работу.
   – Да, начальник, с тобой можно дело иметь… – уважительно протянул Горец. – Я-то слегка менжевался, думал, как бы ты не решил меня списать как опасного свидетеля. Да и деньги сэкономить.
   – Зачем? – улыбнулся Еременцев. – Серьезные люди на таких вещах не экономят. Ты хорошо поработал, я тебе хорошо заплатил. К тому же ты мне еще пригодишься, да и пацаны твои тоже. Кстати, позови их сюда, их я тоже премировать хочу.
   – Эй, пацаны! – Горец повернулся к вездеходу и махнул рукой. – Идите сюда! – Еременцев заметил, что на этот раз Горец спокойно повернулся к нему спиной.
   Оба плюгавых мужика подошли к «уазику».
   – Вы хорошо поработали, пацаны, – сказал Еременцев, доставая из кармана еще пачку долларов, потоньше, чем та, которую он отдал Горцу, но тоже весьма внушительную. – Держите! – Он протянул деньги мужикам. – А еще от него получите, – он кивнул на Горца, – я ему тоже на вас дал.
   Один из мужиков неуверенно взял деньги, принялся пересчитывать. Второй заглядывал ему через плечо. В глазах их горела жадность – сумма была очень внушительная, таких денег оба чмошника, которых в Магадане к серьезным делам не допускали, до сих пор ни разу не видели.
   – Ни хрена себе! Круто! – восторженно присвистнул тот, что пересчитывал баксы.
   Успокоенный Горец тоже повернулся к ним, глядя на деньги.
   Еременцев отступил на два шага назад. Его правая рука скользнула во внутренний карман куртки и через мгновение снова вынырнула наружу. Но не пустой. В руке Еременцева оказался «стечкин» с длинным наростом глушителя. Горец, краем глаза заметивший резкое движение, вскинул голову, но сделать ничего уже не успел. Последним, что он видел в жизни, был венчик пламени, вспыхнувший вокруг ствола пистолета. Пуля попала Горцу в середину лба и вышла наружу, вышибив кусок затылочной кости.
   В следующую секунду одной длинной очередью Еременцев срезал обоих мужиков в шлемофонах – скорострельность пистолета-пулемета была отменной, и шансов у чмошников не было. Все произошло быстро – с момента, когда Еременцев шагнул назад, до момента, когда последний из подстреленных упал на землю, прошло не больше трех секунд. Все выстрелы прозвучали тихо – не громче, чем хлопок пробки от шампанского. Даже если в этот момент по «серпантинке» кто-то проезжал, он бы ничего не услышал.
   Опустив пистолет, Еременцев внимательно наблюдал за лежащими в натекающих лужах крови телами. Вроде никто не двигается. Но на всякий случай… Москвич снова поднял ствол и выпустил еще по одной пуле в голову каждого из корешей Горца. Самого грузина добивать уже не требовалось.
   – Вот так и поступают серьезные люди, – пробормотал себе под нос Еременцев. – А исполнителей я в случае чего и других найду, этого добра всегда хватает.
   Он решительно развернулся, обошел «уазик», вытащил из багажника канистру с бензином и оранжевые резиновые перчатки по локоть. Поставив канистру на землю, он подошел к трупам, хозяйственно прибрал все разбросанные по земле деньги и одного за другим оттащил убитых к вездеходу. Чтобы загрузить всех троих внутрь, Еременцеву пришлось изрядно попотеть, особенно он намучился со здоровенным Горцем. Но минут через пять он все же справился.
   После этого он вернулся к «уазику», взял канистру с бензином, подошел с ней к вездеходу и стал щедро его поливать. Выплеснув примерно полканистры, он стал пятиться назад, поливая бензином землю. Так он отошел шагов на тридцать. Получилась ведущая к вездеходу бензиновая дорожка. Закончив с ней, Еременцев снова подошел к вездеходу, прицелился и забросил открытую канистру с оставшимся бензином точно в открытый люк. Снял перчатки, бросил на вездеход. Туда же полетел «стечкин». Еременцев еще несколько секунд спокойно стоял, размышляя. Вроде бы он ничего не забыл. Когда обгорелые трупы найдут, связать их с ним никто не сможет. Вот и отлично. Еременцев вытащил сигареты, закурил. А через минуту, чуть-чуть не докурив сигарету до конца, он бросил окурок на бензиновую дорожку.
   Бледное пламя метнулось по земле к вездеходу и мгновенно взлетело над ним жаркими языками. Еременцев спокойно повернулся к нему спиной и сел в «уазик». Через минуту он уже ехал к «серпантинке», изредка поглядывая в зеркальце заднего вида на пляшущие отблески пламени. Впрочем, куда чаще Еременцев посматривал на стоящий на заднем сиденье чемодан с «грузом», число погибших из-за которого только что увеличилось еще на трех человек.

41

   Со стороны картина выглядела диковато: заснеженная сопка, покрытая редкими деревьями и зарослями кустарника, спокойное синее небо с плывущими по нему облаками… И все еще дымящийся разбитый вертолет на белом снегу. Рядом с вертолетом на каком-то вытащенном из салона тюке сидел Коля Колыма. Рядом с ним, облокотившись на картонные коробки, полулежала София, обеими руками обхватившая цинковый гроб. И тюки, и коробки Колыма вытащил из вертолета, убедившись, что вездеход уехал и что взрываться вертушка не собирается. Все же сидеть на каком-то барахле было куда лучше, чем на снегу.
   Да и Софии лежать было и удобнее, и мягче. Колыма мрачно посмотрел на девушку. Он уже выяснил, что у нее с ногой. Сильный вывих – ничего смертельно опасного, но, судя по тому, как нога распухла, передвигаться в ближайшие дни самостоятельно она не сможет. Колыма удивлялся и тому, что она сумела сама выйти из вертолета и доковылять до кустов. Впрочем, при угрозе жизни человек иногда оказывается способен и не на такие чудеса. Но сама дойти до Ключей девушка не сможет, тут и говорить не о чем.
   Выход из положения, конечно, был, и довольно простой. С его помощью София как-то передвигаться все же сможет. До Ключей всего километров шесть. Часов за шесть-семь добраться туда вполне реально. Ну, если и не за шесть-семь, то уж за девять-десять точно. А в Ключах можно будет найти и какую-нибудь машину, и, может быть, даже фельдшера. Именно это Колыма и предложил девушке сразу после того, как выяснил, что у нее с ногой. Но тут оказалось, что все не так просто.
   София категорически отказывалась двигаться в путь без гроба с телом покойного дяди. Нет, Колыма прекрасно понимал, что уважение к праху родственника – дело святое. Но всему же есть предел! Ничего в конце концов не сделается запаянному гробу, если он сутки-другие постоит здесь. Звери его не откроют, да и нет здесь сейчас никаких хищников, все, какие были, южнее подались, тут им сейчас совсем жрать нечего. Но на Софию все эти аргументы Колымы не произвели никакого впечатления. Без гроба она никуда не пойдет. Гроб нужно взять с собой. Блатной пробовал объяснить девушке, что одновременно тащить тяжеленный гроб и помогать ей идти он никак не сможет. Но девушка была непреклонна – если гроб остается здесь, то она остается с ним.
   Отчаявшись переубедить ее, Колыма замолчал, надеясь, что ему в голову придет что-нибудь дельное. Но никаких хороших идей не было – уж больно ситуация была поганая. А ведь еще неизвестно, что дальше будет. Не ровен час, к месту падения вертолета подъедут менты, пожарные или МЧС… О том, что произошло ЧП, уже могут знать: вертолет исчез с экранов радаров около часа назад! Конечно, возможно, что этого никто не заметил, но рассчитывать на это опасно. Из Магадана уже могли выслать спасателей. А если их застанут здесь… Тогда придется объясняться насчет трупов в вертолете, давать показания и так далее. В общем, время будет потеряно, а этого сейчас себе позволить нельзя. Нужно валить.
   – София! – снова обратился Колыма к девушке. – Может быть, все-таки оставим гроб здесь? Я могу его спрятать, снегом забросать, ничего с ним не случится, через пару дней вернемся за ним и заберем.
   Девушка молча покачала головой.
   – Ну что ж нам, здесь сидеть, пока от голода не загнемся или спасатели за нами не приедут?
   – Коля, идите в поселок один, – сказала девушка. – Один вы быстро доберетесь. Может быть, вы там сумеете какой-нибудь транспорт найти. И вернетесь за мной.
   – А ты тут, что ли, останешься? С гробом?
   – Да.
   – Зачем?
   Девушка не ответила. Колыма покачал головой. Что ж, если она наотрез отказывается, значит, действительно придется идти одному. Дорога здесь тяжелая, но часа за два-три он доберется. А там видно будет. Может, в Ключах и правда найдется какая-нибудь машина, которую можно будет нанять. Тогда он вернется сюда и заберет девушку вместе с гробом, если уж она с ним расстаться не желает.
   – Хорошо. Так и сделаем, – сказал блатной и поднялся с тюка, на котором сидел. Резкое движение отдалось сильной болью в голове. По всему телу разлилась противная слабость, Колыма поморщился. «Самому бы дойти, – подумал он. – Если у меня сотрясение мозга, то веселого мало». Но говорить об этом вслух Колыма не стал.
   – Если все будет нормально, то часа через четыре я вернусь на машине, – сказал он. – Жди.
   – Хорошо, – кивнула девушка.
   – Тебе еще что-нибудь из вертушки принести?
   – Не надо.
   Колыма развернулся и медленно пошел в сторону поселка. Пройдя шагов сто, блатной обернулся – он все еще надеялся, что девушка передумает и отправится с ним. София лежала там же, где он ее оставил, поднеся к голове правую руку. Колыма присмотрелся и заметил, что в руке у нее маленький сотовый телефон. Колымская область покрыта мобильной связью где-то на треть, а роуминг может быть любым. «Кому это она названивает?» – подумал блатной. В его памяти тут же всплыл момент, когда в Ростове-на-Дону София отошла в сторону и тоже кому-то звонила. Может, она и сейчас пытается связаться с тем же человеком? Да, скорее всего, так. Интересно только, с кем именно?

42

   Невысокий мужик в куртке с буквами ТВ на спине и меховой шапке стоял, опершись спиной на микроавтобус с эмблемой одного из магаданских каналов на боку, и неторопливо курил, наблюдая за суетой около ворот пятой зоны. Там беспорядочно мельтешили менты, спецназовцы, вертухаи, какие-то уж совсем непонятные камуфляжники безо всяких опознавательных знаков на форме, но зато в масках и бронежилетах, несколько врачей из трех подъехавших сюда час назад машин «Скорой помощи». Как раз сейчас к зоне подкатила пожарная машина. Оттуда выскочил какой-то мужик и тоже включился в общую суматоху – побежал с деловым видом к воротам, явно собираясь кого-то найти.
   Курящий сплюнул на снег и переступил с ноги на ногу. Стоял так он уже довольно долго – его начальник сейчас тоже пытался кого-то найти, с кем-то договориться, взять у кого-то интервью, а он, скромный видеоинженер и по совместительству оператор, скучал – съемки пока категорически запретили, предупредив, что у нарушителей отберут аппаратуру, а самих выставят за оцепление. После этого все без исключения приехавшие к зоне журналисты принялись наперегонки гоняться за всевозможным начальством, пытаясь получить необходимое разрешение. А технический персонал скучал.
   Из ворот зоны показался низенький человек в белой куртке. Видеоинженер прищурился. Ага, точно. господин Марзенков, ведущий уголовной хроники, его непосредственный начальник. Бежит сюда. Да быстро-то как! Не иначе есть какие-то новости. Толстяк в белой куртке и правда несся так, словно за ним волки гнались. На круглом лице был написан азарт.
   – Гриша, расчехляй аппаратуру! – закричал он, еще даже не добежав до автобуса.
   Видеоинженер сделал последнюю затяжку и бросил сигарету на землю.
   – Разрешили снимать? – спросил он.
   – Разрешили, – тяжело дыша, сказал журналист. – Пока только нам. Нужно скорее начинать, тогда успеем в вечерние новости сюжет вставить.
   Видеоинженер полез в кузов автобуса, начал вытаскивать аппаратуру. Журналист помогал ему, не замолкая при этом ни на секунду:
   – Внутрь нас пока не пустят. Но надо хоть снять то, что здесь, за забором творится… Ментов, спецвойска, вид на зону снаружи… Еще нужно постараться интервью у кого-нибудь из вертухаев взять. Спросить о причинах бунта. А внутрь потом пройдем, сейчас главное – начать…
   – А что там вообще происходит? – спросил видеоинженер.
   – Не поймешь… Кажется, штурм пока откладывают. Я слышал, что зэки «БТР» захватили и теперь спецназовцы туда лезть боятся. Там же пулеметы, жертвы будут на десятки считать. Правда, начальник спецназовцев это не подтвердил, но то, что штурм откладывается, это точно.
   – Если зэки правда «БТР» захватили, то здесь дело затянется, – задумчиво сказал инженер, расчехляя камеру. – Против этой «коробочки» напролом не попрешься. Кстати, Аркадий Михайлович, смотрите, это, кажется, к нам идут…
   К ним и в самом деле решительно шагали два здоровенных мужика в камуфляже и с автоматами.
   – Почему аппаратуру достали? – резко спросил один из них, подойдя к журналистам. – Вам же сказали – никаких съемок.
   – Но нам разрешили! Начальник лагеря…
   – Ничего не знаю, – автоматчик был непреклонен. – Нам приказ не изменяли – никаких съемок не допускать. Спрячьте аппаратуру! Немедленно!
   Журналист попытался что-то возмущенно возразить, но видеоинженер перебил его:
   – Аркадий Михайлович, у них же тут не один начальник. Сходите еще раз к тому, с кем вы договаривались, и попросите, чтобы он всех остальных известил.
   Журналист кивнул.
   – Хорошо. Аппаратуру далеко не убирай, я сейчас вернусь, – и он снова побежал к воротам зоны.
   – Видите, я ничего не снимаю, – сказал видеоинженер автоматчикам. – Полный порядок. Кстати, скажите, это правда, что зэки «БТР» захватили?
   Автоматчики не ответили. Они развернулись и отошли от машины. А видеоинженер вздохнул, снова прислонился к автобусу и вытащил очередную сигарету.
   Со стороны поселка послышался шум мотора, а через полминуты на дороге появился грузовик безо всяких эмблем и с обычным номером. Он остановился поодаль от ворот зоны, и внимания на него никто особенного не обратил – раз уж машина прошла за оцепление, значит, она имеет на это право. Из остановившегося грузовика вышел бородатый мужик в сером плаще и шляпе. Видеоинженер посмотрел на него с любопытством. А это, интересно, кто такой? Одет в цивильное, значит, может оказаться солидной шишкой. Хотя, с другой стороны, плащ потрепан, шляпа старая, да и грузовик явно еще Хрущева помнит. Кто же это может быть?
   Тем временем бородач осмотрелся и решительно пошел к автобусу, возле которого курил видеоинженер.
   – Здорово, – подойдя, бородач протянул ему руку. – Закурить есть?
   Видеоинженер, которого мужик слегка заинтересовал, вытащил пачку и молча протянул ему. Бородач вытащил сигарету, прикурил, выпустил в воздух струю синего дыма и спросил:
   – Ты с телевидения?
   – Ага, – меланхолично ответил видеоинженер. – А ты откуда?
   – Неважно. Короче, у меня к тебе есть предложение. Я тебе даю эксклюзивную информацию…
   – Погодь, – остановил его видеоинженер. – Я не журналист, я оператор, видеоинженер. Тебе надо с журналистом поговорить.
   – А он где?
   – С ментами рулить пошел. Нам разрешение делать передачу про бунт дали, но тут куча народу, одного начальника нет, вот и получается путаница. Одни разрешили, а другие нет. Он и пошел разруливать. Скоро вернется.
   – Ясно… – бородач окинул взглядом другие машины телевизионщиков. Оператор, угадав его следующий вопрос, сказал:
   – Да у всех сейчас так. Все рулят. Подожди лучше здесь, Марзенков мужик пробивной, сейчас вернется.
   – Ладно, – согласился бородач. – А что здесь происходит вообще? Штурм будет?
   – Один раз менты уже зэков штурмовали вроде, – отозвался оператор. – Но без толку, отступить пришлось. Говорят, зэки «БТР» захватили, но непонятно, то ли это правда, то ли нет. Но вроде как именно из-за этого «БТРа» спецназ на второй штурм пока не идет. Боятся, что жертв много будет, на «БТРе» же пулеметы стоят.
   Бородач явно хотел спросить еще о чем-то, но тут оператор заметил показавшегося из-за ворот зоны Марзенкова.
   – А вот и мой начальник. С ним и поговори, – он кивнул бородачу на приближающегося журналиста.
   – Гриша, готовь все! Порядок, я все уладил, снимаем! – крикнул Марзенков, подбегая.
   – Одну секунду, – вежливо, но твердо сказал бородач, шагая навстречу журналисту. – Мне нужно с вами поговорить, давайте ненадолго отойдем в сторону.
   – О чем поговорить? Не видите, я занят! Потом, потом, как съемки закончим…
   – У меня есть для вас эксклюзивная информация, касающаяся этого бунта, – сказал бородач. Говорил он очень серьезно, и Марзенков, как и любой журналист, мгновенно клюющий на слово «эксклюзив», остановился.
   – Ну давайте, только недолго, – в голосе его причудливо смешивались раздражение и любопытство. – Гриша, а ты расчехляй аппаратуру.
   Бородач и журналист отошли шагов на двадцать, и видеоинженер, распаковывая камеру и прочую аппаратуру, внимательно наблюдал за ними. Сначала что-то тихо говорил бородач. Потом Марзенков замахал руками и что-то затараторил в ответ. Но бородач перебил его какой-то короткой фразой, из которой до ушей оператора донеслось только одно слово: «сенсация». Казалось, это столь привлекательное для любого журналиста слово только напугало Марзенкова. Он отступил на несколько шагов назад и еще сильнее замахал руками. Его слова оператор услышал почти полностью – журналист сильно повысил голос.
   – Да вы что! Да меня за такое с работы под зад сраной метлой! И моментально!
   Марзенков сделал еще несколько шагов в сторону автобуса, бородач шагнул за ним и громко сказал:
   – Журналистское расследование, коррупция в верхних эшелонах власти. Такой удачи у тебя больше не будет! Никогда не будет! Но если не хочешь, я тебя не заставляю. Вон, журналюг вокруг много, – бородач кивнул на стоявшие невдалеке автобусы других каналов. – Не захочешь ты – найду кого-нибудь посмелее.
   На лице Марзенкова отразилась ожесточенная внутренняя борьба, но видеоинженер уже понял, чем она закончится. Он не знал, что именно предложил Марзенкову бородач, но понимал, что предложение очень заманчивое и опасное. А заманчивые предложения любой хороший журналист принимает, несмотря на любую опасность. Марзенков был хорошим журналистом – это видеоинженер знал наверняка. Он спокойно подсоединил к камере последний провод, понимая, что теперь скучать не придется, и настроился на серьезную работу.

43

   Над баррикадой показался белый флаг. Намотанную на ножку от стула простыню трепал ветер, так что со стороны флаг выглядел вполне прилично, как в фильмах про войну. Впрочем, неизвестно еще, что использовали в качестве белого флага на настоящих войнах. Не исключено, что такие же простыни. А то и портянки.
   Через несколько секунд вслед за флагом из-за края баррикады показалась голова смотрящего. Он громко крикнул:
   – Эй! Кто-нибудь! Поговорить надо!
   – Ну говори! – отозвался в мегафон один из отвечавших за оцепление офицеров. Пока многочисленные начальники строили планы, вертухаям было поручено следить за тем, чтобы зэки не высовывались.
   – Передайте «хозяину» – мы предлагаем обменять «БТР» на спутниковый телефон! Только не обычный мобильник, а именно спутниковый! И чтобы исправный был!
   Офицер с мегафоном так удивился, что несколько секунд просто стоял с открытым ртом, не зная, что сказать. А Батя продолжил:
   – Давай скорее, пока мы не передумали! Таких цен на технику нет даже в «Росвооружении», так что пусть поторопятся! – После этого голова смотрящего скрылась за баррикадой.
   – Мы свяжемся с подполковником Васильевым! – запоздало крикнул в мегафон офицер, но ему никто не ответил. Он опустил мегафон и повернулся к стоящему рядом лейтенанту:
   – Все слышал?
   – Так точно, товарищ капитан!
   – Дуй к Васильеву и сообщи! Быстро!
   – Есть! – Лейтенант козырнул и со всех ног бросился к зданию лагерного штаба, в котором сейчас собрались все начальники.
   – Куда? – рявкнул лейтенанту спецназовец, заслоняя дверь штаба. – Там совещание!
   Казенное, канцелярское слово посреди охваченной бунтом зоны прозвучало совершенно нелепо. Совещание – это кожаные кресла, солидные люди в костюмах, приемная с секретаршей. Ну, или на крайний случай кабинет какого-нибудь начальника, внимательные подчиненные. Но никак не одноэтажное бревенчатое здание, в котором несколько чинов из разных ведомств пытаются решить, что им делать с бунтующими зэками. Разумеется, ни лейтенант, ни спецназовец неуместности слова не почувствовали – не до того им было.
   – У меня важное сообщение! Зэки выставили новые условия!
   – А у меня приказ никого не пускать.
   – Я твоим приказам не подчиняюсь! У меня свое начальство! Кто тебя, урода, сюда поставил? – Лейтенант, которого не пускали в штаб лагеря, в котором он служил уже более двух лет, был взбешен.
   Спецназовец не ответил. Он просто недвусмысленно направил ствол автомата на лейтенанта. Тот яростно сплюнул на снег и бросился к одному из окон здания. Он знал, что это окно кабинета Васильева, начальники сейчас наверняка сидят там. Лейтенант сильно постучал по железной решетке, прикрывавшей окно. Через несколько секунд за стеклом появилось удивленное и рассерженное лицо Васильева.
   – Товарищ подполковник! Прикажите, чтобы меня пропустили! Важные новости! – крикнул лейтенант.
   Видимо, начальник лагеря его расслышал – он кивнул и пропал из окна. А когда лейтенант снова подошел к крыльцу, к спецназовцу как раз вышел его командир.
   – Пропустить, – он кивнул на лейтенанта.
   Громко топая сапогами, лейтенант пробежал по коридору до кабинета Васильева, распахнул дверь. Внутри находилось человек семь, из которых в лицо он знал только самого Васильева, «кума» и начальника режима. Все остальные были не местные.
   – Товарищ подполковник! Зэки предлагают обменять «БТР» на спутниковый телефон! – выпалил лейтенант.
   – Это что, шутка такая? – зловеще спросил кто-то из незнакомцев.
   – Никак нет! Смотрящий с белым флагом высунулся и сказал. И еще сказал, чтобы вы решали поскорее, они могут передумать.
   – Если они серьезно, то надо немедленно соглашаться, – сказал командир спецназа. Он был заинтересован в таком обмене больше всех прочих: если «БТР» удастся быстро вернуть, то захват его зэками можно будет как-нибудь замять, а если не удастся… За потерю машины его никто не похвалит. Но отнимать «БТР» силой было крайне сложно – как раз об этом они сейчас и говорили. И ничего мало-мальски разумного не придумали. Пулеметы есть пулеметы. Не класть же при штурме три десятка спецназовцев!
   – Конечно, соглашаться, – поддержал спецназовца начальник режима. – Если мы «БТР» обратно получим, то к ногтю этих уголовников взять можно будет за полчаса.
   – Но зачем им спутниковый телефон понадобился? – недоуменно спросил «кум». – Да еще так сильно, что они готовы за него «БТР» отдать?
   – Какая разница! – рявкнул спецназовец. – Пользы им от него все равно больше, чем от «БТРа», не будет. Журналистам хотят позвонить, скорее всего. И пусть звонят – что бы они ни наговорили, мы потом сможем все опровергнуть.
   – Но… – нерешительно начал «кум».
   Васильев перебил его:
   – Нужно меняться. – Он повернулся к лейтенанту: – Иди к своему начальнику и скажи: пусть передаст зэкам, что мы согласны. Если они такие дураки и не знают, что ценнее – «БТР» или телефон, то глупо этим не воспользоваться.
   В это же самое время в жилой зоне блатные говорили о том же.
   – Батя, – громко сказал Степан, – глупо отдавать ментам «БТР»! Так они к нам сунуться боятся. И правильно – мы их из пулеметов в фарш покрошим. А если отдадим, то они опять на штурм пойдут, и второй раз нам уже так не повезет, дважды в одну и ту же ловушку они не попадутся.
   Степану было очень обидно, что захваченный благодаря его идее «БТР» смотрящий готов отдать так просто.
   – Правильно Степан говорит, – поддержал его Чиж. – А самое главное – на фиг нам телефон? Зачем он тебе, пахан, так сильно нужен? Журналисты и так здесь, продержаться только надо, пока они скандал раздуют! А чтобы продержаться, нам «БТР» нужен! Без него нас задавят!
   – Пацаны… – холодно и спокойно ответил Батя. – Я вас никогда не подводил и не подставлял. И сейчас знаю, что делаю, верьте мне. Так что не мешайте. Или выбирайте себе другого смотрящего.
   Никто из пацанов не возразил. Все же авторитет Бати был непререкаем. Он уже столько раз умудрялся вырулить из самых трудных и опасных ситуаций, что верить ему стало привычкой.
   – Чиж, ты проследишь, чтобы обмен прошел без косяков, – скомандовал Батя после недолгой паузы. – Степан, поможешь ему. Когда телефон получите, сразу тащите ко мне. Да проверьте как следует, чтобы он работал, чтобы батареи были не подсажены.
   – Батя! – раздался громкий крик снаружи. – Менты согласны!
   – Идите, пацаны, – сказал смотрящий. А когда все его приближенные вышли из жилки, опустил голову на грудь и прикрыл глаза. Никто, кроме самого смотрящего, не знал, как ему сейчас трудно держаться.
   Обмен «БТРа» на телефон произошел без косяков. Ментам обманывать было невыгодно – они и так были в выигрыше, а растерянным блатным смотрящий просто не отдавал приказа попытаться кинуть ментов. Через десять минут в жилую зону снова вошли Степан, Чиж и несколько других пацанов. Степан подошел к Бате и протянул ему телефон: