Страница:
– Это все хорошо, но кто тебе сюда журналистов вызовет? – спросил Степан, только на секунду опередив Батю.
– Ну как, – отозвался Чиж. – Мы от этого требования не откажемся, а штурмовать нас «хозяин» не решится. Силы у него здесь не те.
– Сам-то он, может, и правда не решится, – кивнул Степан. – Но зато, когда поймет, что мы от своего не откажемся, он же сюда спецназ введет! А с этими падлами не особо повоюешь. Прикатят пару «БТРов», и что тогда? С броней мы ничего не сделаем.
– Не захочет «хозяин» спецназ вызывать. Хотел бы – так сразу и вызвал бы. Он боится, что после этого его из начальников попрут на фиг.
– Если так, то на журналистов он тоже не согласится. После такого скандала его тоже попрут, да еще и покруче.
– А ты сам-то что предлагаешь?
– Есть у меня одна мысль, – желваки на скулах Степана шевельнулись. – Пока «хозяин» колеблется, надо его атаковать.
– Как это?
– А вот так. Просто. Нас тут раз в десять больше, чем вертухаев. Неужели не справимся?
Чиж выглядел изумленным до предела.
– Так у них же трещотки! – возмущенно сказал он. – А у нас что? «Пики» только, трубы, да «макарка» этого придурка, – Чиж кивнул в сторону выхода, явно имея в виду только что отпущенного Клебанова.
– Ничего. И с «пиками» справимся, – недобро усмехнулся Степан.
– Да ты понимаешь, что мы половину пацанов положим, пока до вертухаев добежим?
– Если спецназ придет, то мы все тут ляжем. А так хоть кто-то прорвется. А заодно и до «хозяина» добраться шанс неплохой есть.
– Слышь, Чиж, а Степан прав, – сказал один из молчавших до сих пор пацанов. – Нет у нас другого выхода. Ведь все равно не согласится «хозяин» сюда журналистов пустить, что мы ни делай.
– Нет, люди, вы не правы. Ну, положим мы половину наших, доберемся до вертухаев, порежем их всех. И «кума» с «хозяином» порежем. А дальше что? Куда нам дальше деваться?
– Найдется, куда. Колыма большая.
– Большая-то большая, но сейчас зима. Все поселки будут под контролем, а в тундре мы долго не протянем. Померзнем или с голоду перемрем.
Батя молча слушал пацанов. Как он и ожидал, никакого приличного плана у них не было. И то, что предлагал Чиж, и то, что говорил Степан, было в равной степени безнадежно и гибельно. Что пнем по сове, что совой о пень. Но теперь что-то менять было уже поздно.
– Пацаны, на фиг же вы тогда «разморозку» начали, если не знаете, что дальше делать? – негромко спросил смотрящий. – Подождали бы еще чуток, я бы все решил.
На секунду повисло молчание, а потом Чиж так же тихо, но решительно ответил:
– Сил уже никаких терпеть не было, пахан. Совсем «хозяин» оборзел. Сколько я зон топтал, но такого нигде не бывало. Да и ты… Мы ж знали, что ты в ШИЗО уже почти две недели.
– И больше бывало.
– Это ты про Сусуман? – спросил Степан. – Помню я Сусуман, помню, каким ты из ШИЗО вышел. А ведь ты тогда, Батя, помоложе был. И сидел известно за что, а не как сейчас, по беспределу. В Сусумане ты оттянул в ШИЗО пятнадцать суток, и все, а тут даже если бы прокантовался вторую неделю, «хозяин» бы тебя на третью спокойно оставил. Скажешь, не так?
Смотрящий не успел ответить – дверь барака немного приоткрылась, и в щель просунулась чья-то голова.
– Пахан! – раздался от двери громкий голос. – Там пацаны на крышу блока залезли, видели у ворот тачку телевизионщиков.
– Я же говорил! – радостно воскликнул Чиж. – Есть журналюги! Приехали!
– А с чего вы решили, что это с телевидения? – спросил Батя у заглянувшего с улицы блатаря.
– Так там же написано! Буквы ТВ и эмблема первого канала. Пахан, но это еще не все. Там какие-то грузовики здоровые, армейские, кажется, и «БТР».
– Ядрена вошь… – сквозь зубы процедил Степан. – Дождались.
– Братва спрашивает: что делать будем? – спросил зэк от двери.
– Скажи пацанам, что сейчас мы все решим, – ответил Батя.
Через секунду дверь закрылась.
– Все, поздно теперь, – мрачно сказал Степан.
– Какое поздно! Журналисты здесь! – Чиж явно не придал большого значения появлению внутренних войск. – Хрен нам теперь что сделают!
– Так говоришь, будто эти журналисты уже перед тобой! – огрызнулся Степан. – Их-то «хозяин» на зону не пустит. А спецназ – пожалуйста.
– Батя, а что ты молчишь? – Чиж повернулся к смотрящему. – Хоть ты скажи, что делать будем.
Смотрящий несколько секунд молчал, а потом поднял голову и негромко произнес:
– Нам нужно выполнить требования администрации. Сложить оружие.
Секунду в бараке висела изумленная тишина, а потом она взорвалась хором возмущенных голосов:
– Как так – сложить оружие?!
– Да ты что, пахан!
– Под «хозяина» нам, что ли, идти?
– Зачем это, Батя?
– Делайте, что я сказал! – чуть повысил голос смотрящий. – Все равно мы останемся в выигрыше!
Прозвучали эти слова точь-в-точь как знаменитое: «Наше дело правое, победа будет за нами!»
35
36
37
– Ну как, – отозвался Чиж. – Мы от этого требования не откажемся, а штурмовать нас «хозяин» не решится. Силы у него здесь не те.
– Сам-то он, может, и правда не решится, – кивнул Степан. – Но зато, когда поймет, что мы от своего не откажемся, он же сюда спецназ введет! А с этими падлами не особо повоюешь. Прикатят пару «БТРов», и что тогда? С броней мы ничего не сделаем.
– Не захочет «хозяин» спецназ вызывать. Хотел бы – так сразу и вызвал бы. Он боится, что после этого его из начальников попрут на фиг.
– Если так, то на журналистов он тоже не согласится. После такого скандала его тоже попрут, да еще и покруче.
– А ты сам-то что предлагаешь?
– Есть у меня одна мысль, – желваки на скулах Степана шевельнулись. – Пока «хозяин» колеблется, надо его атаковать.
– Как это?
– А вот так. Просто. Нас тут раз в десять больше, чем вертухаев. Неужели не справимся?
Чиж выглядел изумленным до предела.
– Так у них же трещотки! – возмущенно сказал он. – А у нас что? «Пики» только, трубы, да «макарка» этого придурка, – Чиж кивнул в сторону выхода, явно имея в виду только что отпущенного Клебанова.
– Ничего. И с «пиками» справимся, – недобро усмехнулся Степан.
– Да ты понимаешь, что мы половину пацанов положим, пока до вертухаев добежим?
– Если спецназ придет, то мы все тут ляжем. А так хоть кто-то прорвется. А заодно и до «хозяина» добраться шанс неплохой есть.
– Слышь, Чиж, а Степан прав, – сказал один из молчавших до сих пор пацанов. – Нет у нас другого выхода. Ведь все равно не согласится «хозяин» сюда журналистов пустить, что мы ни делай.
– Нет, люди, вы не правы. Ну, положим мы половину наших, доберемся до вертухаев, порежем их всех. И «кума» с «хозяином» порежем. А дальше что? Куда нам дальше деваться?
– Найдется, куда. Колыма большая.
– Большая-то большая, но сейчас зима. Все поселки будут под контролем, а в тундре мы долго не протянем. Померзнем или с голоду перемрем.
Батя молча слушал пацанов. Как он и ожидал, никакого приличного плана у них не было. И то, что предлагал Чиж, и то, что говорил Степан, было в равной степени безнадежно и гибельно. Что пнем по сове, что совой о пень. Но теперь что-то менять было уже поздно.
– Пацаны, на фиг же вы тогда «разморозку» начали, если не знаете, что дальше делать? – негромко спросил смотрящий. – Подождали бы еще чуток, я бы все решил.
На секунду повисло молчание, а потом Чиж так же тихо, но решительно ответил:
– Сил уже никаких терпеть не было, пахан. Совсем «хозяин» оборзел. Сколько я зон топтал, но такого нигде не бывало. Да и ты… Мы ж знали, что ты в ШИЗО уже почти две недели.
– И больше бывало.
– Это ты про Сусуман? – спросил Степан. – Помню я Сусуман, помню, каким ты из ШИЗО вышел. А ведь ты тогда, Батя, помоложе был. И сидел известно за что, а не как сейчас, по беспределу. В Сусумане ты оттянул в ШИЗО пятнадцать суток, и все, а тут даже если бы прокантовался вторую неделю, «хозяин» бы тебя на третью спокойно оставил. Скажешь, не так?
Смотрящий не успел ответить – дверь барака немного приоткрылась, и в щель просунулась чья-то голова.
– Пахан! – раздался от двери громкий голос. – Там пацаны на крышу блока залезли, видели у ворот тачку телевизионщиков.
– Я же говорил! – радостно воскликнул Чиж. – Есть журналюги! Приехали!
– А с чего вы решили, что это с телевидения? – спросил Батя у заглянувшего с улицы блатаря.
– Так там же написано! Буквы ТВ и эмблема первого канала. Пахан, но это еще не все. Там какие-то грузовики здоровые, армейские, кажется, и «БТР».
– Ядрена вошь… – сквозь зубы процедил Степан. – Дождались.
– Братва спрашивает: что делать будем? – спросил зэк от двери.
– Скажи пацанам, что сейчас мы все решим, – ответил Батя.
Через секунду дверь закрылась.
– Все, поздно теперь, – мрачно сказал Степан.
– Какое поздно! Журналисты здесь! – Чиж явно не придал большого значения появлению внутренних войск. – Хрен нам теперь что сделают!
– Так говоришь, будто эти журналисты уже перед тобой! – огрызнулся Степан. – Их-то «хозяин» на зону не пустит. А спецназ – пожалуйста.
– Батя, а что ты молчишь? – Чиж повернулся к смотрящему. – Хоть ты скажи, что делать будем.
Смотрящий несколько секунд молчал, а потом поднял голову и негромко произнес:
– Нам нужно выполнить требования администрации. Сложить оружие.
Секунду в бараке висела изумленная тишина, а потом она взорвалась хором возмущенных голосов:
– Как так – сложить оружие?!
– Да ты что, пахан!
– Под «хозяина» нам, что ли, идти?
– Зачем это, Батя?
– Делайте, что я сказал! – чуть повысил голос смотрящий. – Все равно мы останемся в выигрыше!
Прозвучали эти слова точь-в-точь как знаменитое: «Наше дело правое, победа будет за нами!»
35
По «серпантинке» быстро катил старенький «уазик". По его номерам любой гаишник легко определил бы, что машина принадлежит Министерству юстиции. "Уазик" действительно был собственностью этого ведомства. Ведь в девяносто восьмом пенитенциарные учреждения были переведены из ведения МВД в ведение Минюста, так что теперь все зоновские машины проходили именно по этому ведомству. В том числе и катящий сейчас по "серпантинке" "уазик" подполковника Васильева, «хозяина" пятой зоны.
Но за рулем машины сидел не Васильев, а его московский гость, Николай Петрович Еременцев. Лицо его было напряжено, подбородок выпячен, губы крепко сжаты, глаза чуть прищурены, а взгляд сосредоточен на дороге. Время от времени Еременцев косился на лежащую на соседнем сиденье рацию. Судя по всему, он ждал, что кто-то вызовет его. Но пока рация молчала.
Дорога поднималась в гору. Скоро по сторонам стали появляться боковые ответвления, и Еременцев сбавил скорость, внимательно приглядываясь к поворотам и обозначавшим их указателям.
Неожиданно Еременцев чуть приподнял голову, прислушиваясь к едва уловимым звукам, доносящимся до него из радиоприемника, – звук был убавлен до минимума. Через секунду он протянул к приемнику руку и прибавил громкость.
– …все еще продолжается, – раздался хорошо поставленный женский голос. – До сих пор неизвестно, чем был вызван этот бунт, каковы требования заключенных и есть ли среди них или среди охраны жертвы. Начальник информационного отдела областного ГУИНа отказался от комментариев, заявив, что на данный момент не располагает достоверной информацией по этому вопросу. Сейчас на связи со студией наш корреспондент Игорь Завражный, который утром отправился к бунтующей зоне. Игорь, вы меня слышите?
Еременцев поморщился, словно надкусил лимон. Оперативно работают, ничего не скажешь. Интересно, что сейчас этот Игорь расскажет? Когда он выезжал с зоны, журналистов близко к ней не подпускали. Только бы не оказалось, что ситуация успела измениться, и они уже что-то пронюхали…
– Здравствуйте, Ирина, – послышался тем временем из радиоприемника делано-мужественный голос.
– Игорь, что вы можете нам рассказать о бунте на пятой зоне?
– Пока почти ничего определенного. Начальник лагеря категорически отказался пропустить на территорию съемочную группу или даже кого-то одного из журналистов. Как вы знаете, я здесь не один, тут еще наши коллеги с первого канала, с НТВ, из газет…
– Да, понятно. Игорь, начальник лагеря объяснил, почему вас туда не пускают?
– Да. Он сказал, что это опасно, что заключенные могут пойти на захват заложников.
– Согласно полученной нами информации, они уже захватили одного заложника, офицера из охраны лагеря. Что вы об этом знаете?
– Нет, эта информация не подтвердилась. По словам всех, с кем я говорил, заложников у бунтующих нет.
– Что говорит о происшедшем начальник лагеря?
– Он отказался от комментариев. Но, как говорит один из офицеров, дело в том, что в последнее время заключенные очень часто нарушали режим. И этот бунт – ответ так называемых блатных на попытку администрации навести в зоне порядок.
– Спасибо, Игорь. Уважаемые радиослушатели, мы и дальше будем держать вас в курсе событий. А сейчас перейдем к другим новостям…
Еременцев с облегченным вздохом снова убавил звук. Кажется, пока журналюгам ничего толком не известно. Это хорошо. Но стоит им добраться хоть до одного живого блатаря, как начнется такое… Не исключено, что скандал зацепит не только Васильева, но и его самого. А этого допускать никак нельзя. Никакой высокий пост не защищает абсолютно надежно – чем выше залез, тем больше людей, которым было бы выгодно твое падение, и тем сами они высокопоставленней. Еременцев снова поморщился. Ладно, может, еще пронесет и ничего журналисты не узнают. Или узнают отредактированную им и Васильевым версию произошедшего. Да, остается надеяться, что Васильев успеет со штурмом. И что он сам успеет со своим делом.
Еременцев снова покосился на молчащую рацию, а потом перевел взгляд на дорогу. Мимо как раз пролетел очередной поворот.
«Так, – Еременцев напряг память. – Кажется, следующий поворот как раз на Ключи… Не пропустить бы».
«Уазик» еще немного сбавил скорость. До поворота на Ключи Еременцев доехал минут через пять. И, разумеется, его не пропустил.
Но за рулем машины сидел не Васильев, а его московский гость, Николай Петрович Еременцев. Лицо его было напряжено, подбородок выпячен, губы крепко сжаты, глаза чуть прищурены, а взгляд сосредоточен на дороге. Время от времени Еременцев косился на лежащую на соседнем сиденье рацию. Судя по всему, он ждал, что кто-то вызовет его. Но пока рация молчала.
Дорога поднималась в гору. Скоро по сторонам стали появляться боковые ответвления, и Еременцев сбавил скорость, внимательно приглядываясь к поворотам и обозначавшим их указателям.
Неожиданно Еременцев чуть приподнял голову, прислушиваясь к едва уловимым звукам, доносящимся до него из радиоприемника, – звук был убавлен до минимума. Через секунду он протянул к приемнику руку и прибавил громкость.
– …все еще продолжается, – раздался хорошо поставленный женский голос. – До сих пор неизвестно, чем был вызван этот бунт, каковы требования заключенных и есть ли среди них или среди охраны жертвы. Начальник информационного отдела областного ГУИНа отказался от комментариев, заявив, что на данный момент не располагает достоверной информацией по этому вопросу. Сейчас на связи со студией наш корреспондент Игорь Завражный, который утром отправился к бунтующей зоне. Игорь, вы меня слышите?
Еременцев поморщился, словно надкусил лимон. Оперативно работают, ничего не скажешь. Интересно, что сейчас этот Игорь расскажет? Когда он выезжал с зоны, журналистов близко к ней не подпускали. Только бы не оказалось, что ситуация успела измениться, и они уже что-то пронюхали…
– Здравствуйте, Ирина, – послышался тем временем из радиоприемника делано-мужественный голос.
– Игорь, что вы можете нам рассказать о бунте на пятой зоне?
– Пока почти ничего определенного. Начальник лагеря категорически отказался пропустить на территорию съемочную группу или даже кого-то одного из журналистов. Как вы знаете, я здесь не один, тут еще наши коллеги с первого канала, с НТВ, из газет…
– Да, понятно. Игорь, начальник лагеря объяснил, почему вас туда не пускают?
– Да. Он сказал, что это опасно, что заключенные могут пойти на захват заложников.
– Согласно полученной нами информации, они уже захватили одного заложника, офицера из охраны лагеря. Что вы об этом знаете?
– Нет, эта информация не подтвердилась. По словам всех, с кем я говорил, заложников у бунтующих нет.
– Что говорит о происшедшем начальник лагеря?
– Он отказался от комментариев. Но, как говорит один из офицеров, дело в том, что в последнее время заключенные очень часто нарушали режим. И этот бунт – ответ так называемых блатных на попытку администрации навести в зоне порядок.
– Спасибо, Игорь. Уважаемые радиослушатели, мы и дальше будем держать вас в курсе событий. А сейчас перейдем к другим новостям…
Еременцев с облегченным вздохом снова убавил звук. Кажется, пока журналюгам ничего толком не известно. Это хорошо. Но стоит им добраться хоть до одного живого блатаря, как начнется такое… Не исключено, что скандал зацепит не только Васильева, но и его самого. А этого допускать никак нельзя. Никакой высокий пост не защищает абсолютно надежно – чем выше залез, тем больше людей, которым было бы выгодно твое падение, и тем сами они высокопоставленней. Еременцев снова поморщился. Ладно, может, еще пронесет и ничего журналисты не узнают. Или узнают отредактированную им и Васильевым версию произошедшего. Да, остается надеяться, что Васильев успеет со штурмом. И что он сам успеет со своим делом.
Еременцев снова покосился на молчащую рацию, а потом перевел взгляд на дорогу. Мимо как раз пролетел очередной поворот.
«Так, – Еременцев напряг память. – Кажется, следующий поворот как раз на Ключи… Не пропустить бы».
«Уазик» еще немного сбавил скорость. До поворота на Ключи Еременцев доехал минут через пять. И, разумеется, его не пропустил.
36
Здоровенный «Магирус» вывернул из-за поворота дороги. В нескольких десятках метров впереди от «серпантинки» отходило ответвление, рядом с которым стоял указатель: «Ключи. 20 км».
– Притормози-ка! – сказал здоровенному татуированному водиле бородатый пассажир в сером плаще и шляпе. Водила тут же нажал на тормоз, и метрах в двадцати от указателя грузовик остановился.
– Ты говорил, тебе в Ключи надо? – спросил бородач. – Это здесь, что ли, сворачивать нужно?
– Да, – водила несколько раз энергично кивнул, глядя на бородача, как новобранец на верховного главнокомандующего. Его простое, грубое лицо было совершенно не предназначено для таких выражений, и смотрелось это немного смешно. – А тебе куда? – продолжил он. По взгляду водилы и по его интонации чувствовалось, что он готов беспрекословно исполнить любое пожелание своего странного пассажира.
– Мне вообще-то в Горный, – спокойно ответил бородач.
– В Горный? Погоди, этот тот самый поселок, что ли, который рядом с пятой зоной? Ну, где бунт?
– Тот самый, – кивнул бородач.
– Ясно… – в голосе водилы звучало неподдельное уважение. – Вот ты, значит, куда едешь. Так, Горный – это в другую сторону… Но все равно довезу!
Если бы кто-то из многочисленных приятелей водилы увидел его сейчас, он наверняка решил бы, что пацана подменили какие-нибудь марсиане. Таким услужливым, вежливым и доброжелательным он не был никогда и ни с кем, не исключая жены и матери. Так что, наблюдай эту картину кто-то из его знакомых, он бы наверняка подумал, что странный пассажир в очень серьезном авторитете, не иначе. И более того – личность известная, раз его с первого взгляда узнать можно.
– Нет, не надо, – решительно покачал головой бородач в ответ на предложение водилы. – Езжай, куда тебе нужно.
– Да ладно тебе! Я тебя без проблем довезу.
– Сказал же – не нужно! – недовольно поморщился бородач.
– Базара нет! – развел руками водила. – Как скажешь! Но только давай я тебя хоть на какую-нибудь другую тачку посажу. Сейчас вылезу, тормозну кого-нибудь, – водила открыл дверцу и выпрыгнул из грузовика.
– А останавливаются здесь? – уже в спину ему спросил пассажир.
– А как же, – отозвался водила. – Здесь так принято – водители друг друга должны выручать, если что.
Водила оказался прав. Первый же грузовик, появившийся минут через пять, остановился.
– Слышь, друг, – сказал водитель «Магируса», когда из остановленного грузовика высунулся какой-то светловолосый мужик, – подвези, пожалуйста, кореша моего до Горного. Тебе ж в ту сторону?
– В ту, – отозвался блондин. – Но не точно до Горного.
– Ну, договоритесь уж с ним. Только знаешь что, – водила понизил голос, – ты имей в виду, это большой человек.
На лице блондина отразилось некоторое сомнение в услышанном. Обычно серьезные люди ездят на своих машинах с личными шоферами, а не тормозят попутные грузовики. Но все эти соображения не отменяли правила шоферской взаимовыручки.
– Ладно, пусть садится, подвезу, – сказал блондин.
Водила «Магируса» тут же позвал бородача в сером плаще. Бородач забрался в остановленный грузовик, и через пару секунд машина тронулась с места. Водитель «Магируса» проводил уходящий грузовик взглядом и вернулся в кабину своего гиганта. Что-то шепча себе под нос и покачивая головой, он тронулся с места, проехал до указателя «Ключи» и свернул с «серпантинки» на ответвление.
– Притормози-ка! – сказал здоровенному татуированному водиле бородатый пассажир в сером плаще и шляпе. Водила тут же нажал на тормоз, и метрах в двадцати от указателя грузовик остановился.
– Ты говорил, тебе в Ключи надо? – спросил бородач. – Это здесь, что ли, сворачивать нужно?
– Да, – водила несколько раз энергично кивнул, глядя на бородача, как новобранец на верховного главнокомандующего. Его простое, грубое лицо было совершенно не предназначено для таких выражений, и смотрелось это немного смешно. – А тебе куда? – продолжил он. По взгляду водилы и по его интонации чувствовалось, что он готов беспрекословно исполнить любое пожелание своего странного пассажира.
– Мне вообще-то в Горный, – спокойно ответил бородач.
– В Горный? Погоди, этот тот самый поселок, что ли, который рядом с пятой зоной? Ну, где бунт?
– Тот самый, – кивнул бородач.
– Ясно… – в голосе водилы звучало неподдельное уважение. – Вот ты, значит, куда едешь. Так, Горный – это в другую сторону… Но все равно довезу!
Если бы кто-то из многочисленных приятелей водилы увидел его сейчас, он наверняка решил бы, что пацана подменили какие-нибудь марсиане. Таким услужливым, вежливым и доброжелательным он не был никогда и ни с кем, не исключая жены и матери. Так что, наблюдай эту картину кто-то из его знакомых, он бы наверняка подумал, что странный пассажир в очень серьезном авторитете, не иначе. И более того – личность известная, раз его с первого взгляда узнать можно.
– Нет, не надо, – решительно покачал головой бородач в ответ на предложение водилы. – Езжай, куда тебе нужно.
– Да ладно тебе! Я тебя без проблем довезу.
– Сказал же – не нужно! – недовольно поморщился бородач.
– Базара нет! – развел руками водила. – Как скажешь! Но только давай я тебя хоть на какую-нибудь другую тачку посажу. Сейчас вылезу, тормозну кого-нибудь, – водила открыл дверцу и выпрыгнул из грузовика.
– А останавливаются здесь? – уже в спину ему спросил пассажир.
– А как же, – отозвался водила. – Здесь так принято – водители друг друга должны выручать, если что.
Водила оказался прав. Первый же грузовик, появившийся минут через пять, остановился.
– Слышь, друг, – сказал водитель «Магируса», когда из остановленного грузовика высунулся какой-то светловолосый мужик, – подвези, пожалуйста, кореша моего до Горного. Тебе ж в ту сторону?
– В ту, – отозвался блондин. – Но не точно до Горного.
– Ну, договоритесь уж с ним. Только знаешь что, – водила понизил голос, – ты имей в виду, это большой человек.
На лице блондина отразилось некоторое сомнение в услышанном. Обычно серьезные люди ездят на своих машинах с личными шоферами, а не тормозят попутные грузовики. Но все эти соображения не отменяли правила шоферской взаимовыручки.
– Ладно, пусть садится, подвезу, – сказал блондин.
Водила «Магируса» тут же позвал бородача в сером плаще. Бородач забрался в остановленный грузовик, и через пару секунд машина тронулась с места. Водитель «Магируса» проводил уходящий грузовик взглядом и вернулся в кабину своего гиганта. Что-то шепча себе под нос и покачивая головой, он тронулся с места, проехал до указателя «Ключи» и свернул с «серпантинки» на ответвление.
37
Первым, что услышал Колыма, придя в сознание, был глухой стон. Стонала женщина. Через секунду к блатному вернулась обычная ясность мысли. Он вспомнил все, что было до того, как он отключился, и понял, что стонет София.
Колыма попытался пошевелиться, встать. Сильно болела левая нога выше колена и грудь, но серьезных травм, кажется, не было, и тело его слушалось. С трудом отпихнув в сторону какой-то тюк, придавивший ему ноги, и чемодан с «грузняком», Колыма приподнялся и отполз в сторону. Развернулся, приподнялся на коленях. В голове тут же словно взорвалась небольшая граната – весь череп пронзила мгновенная и очень острая боль. Колыма пошатнулся, но, опершись о стенку, удержался. Он уже полностью осознал происшедшее. Вертолет подбили. Значит, надо сматываться, и поскорее. Люди, у которых хватило наглости сбить вертушку, наверняка уже едут сюда проверить работу.
Из-под кучи барахла, свалившегося в дальний конец салона, снова раздался громкий стон.
– София! – Колыма, покрываясь холодным потом, наклонился над грудой тюков, свертков и прочего барахла, которые перевозили из Якутска в Магадан пилоты, делая какие-то свои дела.
«Жива! – мелькнуло в голове блатного. – Только бы идти сама смогла! Тогда есть шанс». Он отбросил несколько каких-то свертков, перетянутый изолентой мешок, пару коробок.
София была без сознания. На лбу у нее виднелась кровавая ссадина, а лицо было похоже на гипсовый слепок – такое же белое и безжизненное.
– София, вставай! Вставай, бежать надо! – Колыма знал, что нужно делать, чтобы привести человека в сознание, но сейчас у него под рукой не было ничего подходящего, а времени было мало. Поэтому он прибег к самому простому и грубому способу – несколько раз сильно хлестнул раскрытой ладонью девушку по щекам. Старое средство не подвело. София раскрыла глаза – сначала пустые, как у куклы, но тут же ставшие осмысленными.
– Больно… – с трудом выговорила она.
– Бежать надо! Вставай! – Колыма схватил девушку за руку и мощным рывком поднял с пола. София пошатнулась.
– Нога… Больно…
– Плевать! Бежим скорее, убьют ведь! Ну! Я ведь не унесу тебя, давай, соберись!
Колыма был почти в отчаянии – бросить девушку он не мог, бросать своих было не в его правилах. Но и сопротивляться тем, кто сейчас сюда неминуемо нагрянет, он был не в состоянии – ни оружия, ни возможности для маневра, да и перед глазами все еще плывут цветные круги. Остаться – значило погибнуть. И притом совершенно бессмысленно. Утащить девушку на себе было нереально. Единственная надежда – на то, что она оклемается и сможет идти сама.
– Ну! Давай! – рыкнул блатной. Девушка, до сих пор стоявшая на правой ноге, оперлась на левую, зажмурилась, прикусила губу и снова застонала.
– Можешь идти?
София кивнула, с трудом шагнула вперед, но тут же оступилась – дно упавшего вертолета сильно перекосилось, так что теперь здесь и здоровый перемещаться бы смог с трудом. Колыма подхватил девушку, не позволив ей упасть.
– Давай!
София сделала еще один шаг, уже сама, без поддержки. Опять застонала – глухо, сквозь стиснутые зубы. Пошатнулась, но устояла.
– Молодец!
Колыма шагнул к дверке ведущего наружу люка, рванул засов. «Только бы не заклинило!» – взмолился про себя блатной и что было сил пнул дверку. Та скрежетнула, слегка поддалась, но не открылась до конца – вертолет покорежило изрядно, даже здесь металл деформировался. Колыма пнул дверь второй раз. С противным взвизгом та распахнулась.
– Давай наружу! – выпалил блатной и рванулся к противоположной двери, ведущей в кабину пилота. Там были его кореша, и о них тоже надо было позаботиться.
– Коля… – София что-то сказала ему, но Колыма не расслышал. До его слуха уже доносился какой-то звук, очень напоминающий шум приближающегося мотора, и Колыма не мог отвлекаться.
– Наружу! Скорее! – рявкнул он девушке и рванул на себя дверь пилотской кабины. Как ни странно, открылась она легко – при ударе о землю ее почти вышибло, и теперь она держалась на честном слове. Одного взгляда туда, где раньше была кабина, было достаточно, чтобы понять – здесь ловить нечего.
Напарник Сашки неподвижно лежал на полу рядом с пилотским креслом в совершенно неестественной позе, а сам Сашка уткнулся лицом в свои сложные приборы. Голова его была окровавлена. Он тихо стонал, а пальцы на откинутой в сторону руке слегка подергивались. Колыма дернулся к нему, но тут же застыл. Он в своей жизни видел много смертельно раненных и понимал – сейчас перед ним как раз такой случай. Если он попытается вытащить Сашку, то выиграет для него максимум пару часов – ровно столько тот проживет с такой раной без квалифицированной медицинской помощи. И при этом, скорее всего, он погибнет сам – звук приближающегося мотора уже нельзя было ни с чем спутать, а предполагать, что эта машина не имеет ничего общего со сбившими их, было просто смешно. С раненым на плечах он от погони не уйдет.
Колыма колебался не больше секунды. Он был правильным пацаном, но не был ни дураком, ни героем. В таких ситуациях понятия не осуждали тех, кто спасался сам. Все равно умирающего не спасти.
Развернувшись, Колыма выскочил из кабины в салон. София все еще стояла у открытой дверцы люка, придерживаясь за стенку рукой.
– Ты почему здесь? Вылезай! Мотаем, в темпе! – рявкнул Колыма. – Сюда едут, не слышишь, что ли? И не затем, чтобы нас плюшками накормить, поверь моему опыту!
– Коля, гроб… – тихо проговорила София.
– Что – гроб? – Блатной быстро, в два шага пересек салон и оказался у груды вещей, из-под которой вытащил девушку. Ухватив за ручку чемодан с «грузняком», он уже встал, когда сзади прозвучало:
– Гроб с телом дяди… Его надо забрать. Обязательно. Или я никуда не пойду, – говорила девушка по-прежнему тихо, с трудом. Но в ее голосе уже снова звучала привычная твердость. Колыма мгновенно понял – это всерьез. И правда не пойдет. А времени на споры и объяснения нет – мотор уже совсем близко!
– На фиг гроб… – предпринял все же отчаянную попытку блатной. – Пусть остается здесь! Что ему сделается? Берем «грузняк» и валим!
– Без гроба я никуда не пойду, – так же твердо сказала девушка. И тут же молящим голосом совсем тихо прошептала: – Коля, вынеси его! Поверь мне! Так нужно! Я знаю, правда! Ну пожалуйста, поверь!
Если бы у блатного было хоть полминуты на раздумье, он, скорее всего, послал бы Софию туда, куда в таких случаях посылать и положено. Все-таки джентльменство и идиотизм – вещи разные. Но времени не было, и он действовал, повинуясь интуиции, которая приказывала ему поверить девушке и поступить так, как она скажет.
Колыма метнулся в другой конец салона. Гроб был единственным предметом, который, как оказалось, был закреплен достаточно прочно и поэтому не оказался в общей куче вещей. Колыма рванул одну веревку, другую, но крепкие узлы не поддавались. Прохрипев какое-то ругательство, он выхватил финку – глядящая на него София даже не заметила, откуда – и полоснул по веревкам. Гроб поехал вниз по наклонному полу.
– Вылезай! Быстро! – крикнул Колыма, подхватывая гроб.
На этот раз девушка повиновалась и с трудом перебралась через порог.
– Я помогу! – Она попыталась подхватить появившийся из дверцы гроб.
– Справлюсь! – бросил Колыма, высовываясь наружу. – Беги! Быстрее!
В голосе его было что-то такое, что девушка мгновенно поняла: сейчас лучше не спорить. Она развернулась и захромала в сторону росших неподалеку зарослей можжевельника. Двигаться с каждым шагом становилось все больнее. Сначала девушка стонала сквозь крепко стиснутые зубы, потом начала вскрикивать.
– Тихо! Они сейчас появятся! – Колыма, тащивший на себе гроб, нагнал ее. – Прячемся сюда! – И он первым нырнул за куст можжевельника и стоявшие рядом с ним несколько чахлых деревьев. София последовала за ним.
Они успели вовремя – буквально через секунду после этого с противоположной стороны появился петляющий между деревьями вездеход, медленно ползущий к вертолету.
– Хорошо, что лесок здесь есть, хоть и реденький, – пробормотал Колыма не столько Софии, сколько самому себе. – Если бы деревья не объезжали, давно бы уже здесь были…
София снова застонала.
– Тихо! – прошипел Колыма. – Если жить хочешь – терпи! Услышат – замочат.
Девушка кивнула и что было сил сжала губы, давя крик. После пробежки от вертолета боль в левой ноге, и так острая, стала почти нестерпимой. Но сила воли у Софии была. Девушка сумела справиться с собой и не издала ни звука.
Тем временем вездеход подъехал к покореженной вертушке и остановился.
«Ни фига себе! – подумал Колыма, заметив эмблему МЧС на борту вездехода. – Кто же это такие?»
Люк вездехода открылся, и наружу выскочил невысокий мужик с лицом, скрытым шлемофоном, очками и поднятым почти до носа шарфом. Даже если это был кто-то знакомый, узнать его в таком виде было невозможно. В руке мужик держал какой-то ствол, что именно это было, рассмотреть было трудно, но Колыме показалось, что обычный «ТТ». Несколько секунд мужик стоял, глядя на разбитый вертолет, вспаханную землю и поломанные деревья. Из вездехода в это время показался второй, по телосложению похожий на своего напарника и так же экипированный.
«Стволы точно "ТТ", – подумал Колыма. – Странно. У людей из МЧС вроде таких быть не должно…» Впрочем, ничего особенно странного тут не было – Колыма вспомнил, что за последние несколько лет в области было много случаев, когда за представителей официальных структур себя выдавал кто-то, никакого отношения к этим структурам не имеющий. Взять хотя бы ингушей, которых два года назад перемочили, – они очень любили в ментов переодеваться. Так что, возможно, эти эмчеэсовцы на самом деле имеют к МЧС такое же отношение, как он к пожарной охране. Скорее всего, так и есть – МЧС многое позволено, но палить из чего-то весьма мощного в мирно летящий вертолет они вряд ли бы стали.
Двое вышедших из вездехода мужиков один за другим скрылись в вертолете. Держались они осторожно, но никакого сопротивления явно не ожидали. Колыма даже на секунду пожалел, что не остался в вертолете, – пожалуй, у него был бы шанс. «Нет, правильно я все сделал, – тут же одернул себя блатной. – Пером против "пушек" не очень-то повоюешь. К тому же неизвестно, может, в машине еще кто есть». Его размышления прервал донесшийся из вертолета негромкий хлопок. Это был пистолетный выстрел, и Колыме не нужно было долго думать, чтобы понять, зачем стреляли. Они добили Сашку. Устранили опасного для них свидетеля. Колыма скрипнул зубами. Сашка был его корешем – не то чтобы самым близким, но все же. Он с трудом сдержал порыв выскочить из-за кустов, броситься к вертолету и встать у дверцы с финкой наготове. Нет, нельзя. Слишком опасно – что, если в вездеходе и правда еще кто-то есть? Тогда его срежут на полпути, как мишень в тире.
Несколько минут все было тихо. До ушей Колымы доносилось только прерывистое дыхание Софии, которая лежала рядом, прикрыв глаза. Ей было очень больно, но девушка держалась.
Послышавшиеся от подбитого борта звуки снова привлекли внимание Колымы к вертолету. Оттуда показались оба мужика. Один из них с натугой тащил чемодан с «грузняком».
«Мать вашу! – выругался про себя Колыма. – Откуда они знали?»
Мужики и правда явно были в курсе, что в этом чемодане, иначе не тащили бы его так уверенно. В конце концов разных вещей в салоне подбитой вертушки была куча, а взяли они только «грузняк». Значит, заранее знали, за чем шли. Колыма до крови прикусил губу. На секунду его охватило мучительное чувство полного бессилия – какие-то суки забирали «груз», а он ничего не мог сделать. Но блатной усилием воли подавил ненужные сейчас эмоции и плотнее прижался к земле – вышедшие из вертолета осматривались по сторонам. От Колымы их отделяло всего метров двадцать, поэтому, когда один из них заговорил, блатной услышал его слова:
– Ну и где их искать? Если сами ушли, то могли уже на километр отвалить…
– Зачем они нам нужны? – отозвался второй, тот, у которого был чемодан с «грузняком». – Пошли! – Он шагнул к вездеходу.
– Как так? Раз их на борту нет, значит, живы остались!
– А нам какая разница? Нам что сказано? «Угол» доставить. За это филки и получены. А про них разговора никакого не было…
– Но…
– Хорош базарить! Если хочешь – можешь их поискать. А я еду, – мужик с «грузняком» вскочил на вездеход, бережно опустил в раскрытый люк чемодан и скользнул следом. Первый, поколебавшись еще секунду, последовал за своим напарником. Люк закрылся, мотор вездехода заурчал, машина развернулась и покатила назад.
Колыма попытался пошевелиться, встать. Сильно болела левая нога выше колена и грудь, но серьезных травм, кажется, не было, и тело его слушалось. С трудом отпихнув в сторону какой-то тюк, придавивший ему ноги, и чемодан с «грузняком», Колыма приподнялся и отполз в сторону. Развернулся, приподнялся на коленях. В голове тут же словно взорвалась небольшая граната – весь череп пронзила мгновенная и очень острая боль. Колыма пошатнулся, но, опершись о стенку, удержался. Он уже полностью осознал происшедшее. Вертолет подбили. Значит, надо сматываться, и поскорее. Люди, у которых хватило наглости сбить вертушку, наверняка уже едут сюда проверить работу.
Из-под кучи барахла, свалившегося в дальний конец салона, снова раздался громкий стон.
– София! – Колыма, покрываясь холодным потом, наклонился над грудой тюков, свертков и прочего барахла, которые перевозили из Якутска в Магадан пилоты, делая какие-то свои дела.
«Жива! – мелькнуло в голове блатного. – Только бы идти сама смогла! Тогда есть шанс». Он отбросил несколько каких-то свертков, перетянутый изолентой мешок, пару коробок.
София была без сознания. На лбу у нее виднелась кровавая ссадина, а лицо было похоже на гипсовый слепок – такое же белое и безжизненное.
– София, вставай! Вставай, бежать надо! – Колыма знал, что нужно делать, чтобы привести человека в сознание, но сейчас у него под рукой не было ничего подходящего, а времени было мало. Поэтому он прибег к самому простому и грубому способу – несколько раз сильно хлестнул раскрытой ладонью девушку по щекам. Старое средство не подвело. София раскрыла глаза – сначала пустые, как у куклы, но тут же ставшие осмысленными.
– Больно… – с трудом выговорила она.
– Бежать надо! Вставай! – Колыма схватил девушку за руку и мощным рывком поднял с пола. София пошатнулась.
– Нога… Больно…
– Плевать! Бежим скорее, убьют ведь! Ну! Я ведь не унесу тебя, давай, соберись!
Колыма был почти в отчаянии – бросить девушку он не мог, бросать своих было не в его правилах. Но и сопротивляться тем, кто сейчас сюда неминуемо нагрянет, он был не в состоянии – ни оружия, ни возможности для маневра, да и перед глазами все еще плывут цветные круги. Остаться – значило погибнуть. И притом совершенно бессмысленно. Утащить девушку на себе было нереально. Единственная надежда – на то, что она оклемается и сможет идти сама.
– Ну! Давай! – рыкнул блатной. Девушка, до сих пор стоявшая на правой ноге, оперлась на левую, зажмурилась, прикусила губу и снова застонала.
– Можешь идти?
София кивнула, с трудом шагнула вперед, но тут же оступилась – дно упавшего вертолета сильно перекосилось, так что теперь здесь и здоровый перемещаться бы смог с трудом. Колыма подхватил девушку, не позволив ей упасть.
– Давай!
София сделала еще один шаг, уже сама, без поддержки. Опять застонала – глухо, сквозь стиснутые зубы. Пошатнулась, но устояла.
– Молодец!
Колыма шагнул к дверке ведущего наружу люка, рванул засов. «Только бы не заклинило!» – взмолился про себя блатной и что было сил пнул дверку. Та скрежетнула, слегка поддалась, но не открылась до конца – вертолет покорежило изрядно, даже здесь металл деформировался. Колыма пнул дверь второй раз. С противным взвизгом та распахнулась.
– Давай наружу! – выпалил блатной и рванулся к противоположной двери, ведущей в кабину пилота. Там были его кореша, и о них тоже надо было позаботиться.
– Коля… – София что-то сказала ему, но Колыма не расслышал. До его слуха уже доносился какой-то звук, очень напоминающий шум приближающегося мотора, и Колыма не мог отвлекаться.
– Наружу! Скорее! – рявкнул он девушке и рванул на себя дверь пилотской кабины. Как ни странно, открылась она легко – при ударе о землю ее почти вышибло, и теперь она держалась на честном слове. Одного взгляда туда, где раньше была кабина, было достаточно, чтобы понять – здесь ловить нечего.
Напарник Сашки неподвижно лежал на полу рядом с пилотским креслом в совершенно неестественной позе, а сам Сашка уткнулся лицом в свои сложные приборы. Голова его была окровавлена. Он тихо стонал, а пальцы на откинутой в сторону руке слегка подергивались. Колыма дернулся к нему, но тут же застыл. Он в своей жизни видел много смертельно раненных и понимал – сейчас перед ним как раз такой случай. Если он попытается вытащить Сашку, то выиграет для него максимум пару часов – ровно столько тот проживет с такой раной без квалифицированной медицинской помощи. И при этом, скорее всего, он погибнет сам – звук приближающегося мотора уже нельзя было ни с чем спутать, а предполагать, что эта машина не имеет ничего общего со сбившими их, было просто смешно. С раненым на плечах он от погони не уйдет.
Колыма колебался не больше секунды. Он был правильным пацаном, но не был ни дураком, ни героем. В таких ситуациях понятия не осуждали тех, кто спасался сам. Все равно умирающего не спасти.
Развернувшись, Колыма выскочил из кабины в салон. София все еще стояла у открытой дверцы люка, придерживаясь за стенку рукой.
– Ты почему здесь? Вылезай! Мотаем, в темпе! – рявкнул Колыма. – Сюда едут, не слышишь, что ли? И не затем, чтобы нас плюшками накормить, поверь моему опыту!
– Коля, гроб… – тихо проговорила София.
– Что – гроб? – Блатной быстро, в два шага пересек салон и оказался у груды вещей, из-под которой вытащил девушку. Ухватив за ручку чемодан с «грузняком», он уже встал, когда сзади прозвучало:
– Гроб с телом дяди… Его надо забрать. Обязательно. Или я никуда не пойду, – говорила девушка по-прежнему тихо, с трудом. Но в ее голосе уже снова звучала привычная твердость. Колыма мгновенно понял – это всерьез. И правда не пойдет. А времени на споры и объяснения нет – мотор уже совсем близко!
– На фиг гроб… – предпринял все же отчаянную попытку блатной. – Пусть остается здесь! Что ему сделается? Берем «грузняк» и валим!
– Без гроба я никуда не пойду, – так же твердо сказала девушка. И тут же молящим голосом совсем тихо прошептала: – Коля, вынеси его! Поверь мне! Так нужно! Я знаю, правда! Ну пожалуйста, поверь!
Если бы у блатного было хоть полминуты на раздумье, он, скорее всего, послал бы Софию туда, куда в таких случаях посылать и положено. Все-таки джентльменство и идиотизм – вещи разные. Но времени не было, и он действовал, повинуясь интуиции, которая приказывала ему поверить девушке и поступить так, как она скажет.
Колыма метнулся в другой конец салона. Гроб был единственным предметом, который, как оказалось, был закреплен достаточно прочно и поэтому не оказался в общей куче вещей. Колыма рванул одну веревку, другую, но крепкие узлы не поддавались. Прохрипев какое-то ругательство, он выхватил финку – глядящая на него София даже не заметила, откуда – и полоснул по веревкам. Гроб поехал вниз по наклонному полу.
– Вылезай! Быстро! – крикнул Колыма, подхватывая гроб.
На этот раз девушка повиновалась и с трудом перебралась через порог.
– Я помогу! – Она попыталась подхватить появившийся из дверцы гроб.
– Справлюсь! – бросил Колыма, высовываясь наружу. – Беги! Быстрее!
В голосе его было что-то такое, что девушка мгновенно поняла: сейчас лучше не спорить. Она развернулась и захромала в сторону росших неподалеку зарослей можжевельника. Двигаться с каждым шагом становилось все больнее. Сначала девушка стонала сквозь крепко стиснутые зубы, потом начала вскрикивать.
– Тихо! Они сейчас появятся! – Колыма, тащивший на себе гроб, нагнал ее. – Прячемся сюда! – И он первым нырнул за куст можжевельника и стоявшие рядом с ним несколько чахлых деревьев. София последовала за ним.
Они успели вовремя – буквально через секунду после этого с противоположной стороны появился петляющий между деревьями вездеход, медленно ползущий к вертолету.
– Хорошо, что лесок здесь есть, хоть и реденький, – пробормотал Колыма не столько Софии, сколько самому себе. – Если бы деревья не объезжали, давно бы уже здесь были…
София снова застонала.
– Тихо! – прошипел Колыма. – Если жить хочешь – терпи! Услышат – замочат.
Девушка кивнула и что было сил сжала губы, давя крик. После пробежки от вертолета боль в левой ноге, и так острая, стала почти нестерпимой. Но сила воли у Софии была. Девушка сумела справиться с собой и не издала ни звука.
Тем временем вездеход подъехал к покореженной вертушке и остановился.
«Ни фига себе! – подумал Колыма, заметив эмблему МЧС на борту вездехода. – Кто же это такие?»
Люк вездехода открылся, и наружу выскочил невысокий мужик с лицом, скрытым шлемофоном, очками и поднятым почти до носа шарфом. Даже если это был кто-то знакомый, узнать его в таком виде было невозможно. В руке мужик держал какой-то ствол, что именно это было, рассмотреть было трудно, но Колыме показалось, что обычный «ТТ». Несколько секунд мужик стоял, глядя на разбитый вертолет, вспаханную землю и поломанные деревья. Из вездехода в это время показался второй, по телосложению похожий на своего напарника и так же экипированный.
«Стволы точно "ТТ", – подумал Колыма. – Странно. У людей из МЧС вроде таких быть не должно…» Впрочем, ничего особенно странного тут не было – Колыма вспомнил, что за последние несколько лет в области было много случаев, когда за представителей официальных структур себя выдавал кто-то, никакого отношения к этим структурам не имеющий. Взять хотя бы ингушей, которых два года назад перемочили, – они очень любили в ментов переодеваться. Так что, возможно, эти эмчеэсовцы на самом деле имеют к МЧС такое же отношение, как он к пожарной охране. Скорее всего, так и есть – МЧС многое позволено, но палить из чего-то весьма мощного в мирно летящий вертолет они вряд ли бы стали.
Двое вышедших из вездехода мужиков один за другим скрылись в вертолете. Держались они осторожно, но никакого сопротивления явно не ожидали. Колыма даже на секунду пожалел, что не остался в вертолете, – пожалуй, у него был бы шанс. «Нет, правильно я все сделал, – тут же одернул себя блатной. – Пером против "пушек" не очень-то повоюешь. К тому же неизвестно, может, в машине еще кто есть». Его размышления прервал донесшийся из вертолета негромкий хлопок. Это был пистолетный выстрел, и Колыме не нужно было долго думать, чтобы понять, зачем стреляли. Они добили Сашку. Устранили опасного для них свидетеля. Колыма скрипнул зубами. Сашка был его корешем – не то чтобы самым близким, но все же. Он с трудом сдержал порыв выскочить из-за кустов, броситься к вертолету и встать у дверцы с финкой наготове. Нет, нельзя. Слишком опасно – что, если в вездеходе и правда еще кто-то есть? Тогда его срежут на полпути, как мишень в тире.
Несколько минут все было тихо. До ушей Колымы доносилось только прерывистое дыхание Софии, которая лежала рядом, прикрыв глаза. Ей было очень больно, но девушка держалась.
Послышавшиеся от подбитого борта звуки снова привлекли внимание Колымы к вертолету. Оттуда показались оба мужика. Один из них с натугой тащил чемодан с «грузняком».
«Мать вашу! – выругался про себя Колыма. – Откуда они знали?»
Мужики и правда явно были в курсе, что в этом чемодане, иначе не тащили бы его так уверенно. В конце концов разных вещей в салоне подбитой вертушки была куча, а взяли они только «грузняк». Значит, заранее знали, за чем шли. Колыма до крови прикусил губу. На секунду его охватило мучительное чувство полного бессилия – какие-то суки забирали «груз», а он ничего не мог сделать. Но блатной усилием воли подавил ненужные сейчас эмоции и плотнее прижался к земле – вышедшие из вертолета осматривались по сторонам. От Колымы их отделяло всего метров двадцать, поэтому, когда один из них заговорил, блатной услышал его слова:
– Ну и где их искать? Если сами ушли, то могли уже на километр отвалить…
– Зачем они нам нужны? – отозвался второй, тот, у которого был чемодан с «грузняком». – Пошли! – Он шагнул к вездеходу.
– Как так? Раз их на борту нет, значит, живы остались!
– А нам какая разница? Нам что сказано? «Угол» доставить. За это филки и получены. А про них разговора никакого не было…
– Но…
– Хорош базарить! Если хочешь – можешь их поискать. А я еду, – мужик с «грузняком» вскочил на вездеход, бережно опустил в раскрытый люк чемодан и скользнул следом. Первый, поколебавшись еще секунду, последовал за своим напарником. Люк закрылся, мотор вездехода заурчал, машина развернулась и покатила назад.