Страница:
– Поменялось ли… Однако это не единственное их отличие. Просто они другие. Присмотрись как-нибудь к любому из них. Они выглядят как мы, а ведут себя, как чужаки, Они и есть чужаки в Городе, несмотря на то, что не которые были рождены здесь… Даже если снять все их значки, обрядить в обычную одежду, как долго они смогут походить на других горожан?
– Люди не любят таких, которые с виду, как они, а на самом деле иные. Будто оборотни… Вот и нервничают.
– Ну, здорово! Оборотни пошли в ход. Они же обычные ребята. Безусловно талантливее других, но с каких это пор талант признается опасным?
– Со времен каждой войны…
– Это ты знаешь, что Птенцы просто талантливые ребята, а большинство горожан представления не имеет что происходит в Гнезде, несмотря на его близкое соседство. Эти их вечные тайны! Тайны порождают слухи и домыслы, а уж от них недалеко и до страшных сказок. Не все же так рассудительны, как ты.
– Поговаривают, что снова объявился Круг?
– Болтают, а как же. Еще недавно за такие слухи любому бы шею свернули, а сейчас…
– Здесь становится шумно, пойдемте-ка…
Загромыхали отодвигаемые стулья и голоса растворились во всеобщем хоре. Обернувшись, я проводил взглядом удаляющиеся фигуры. Может, я и ошибаюсь, но вон тот смуглый человек преподает в Университете при Гнезде. Кажется, мы встречались мельком. И наверное, не только с ним… Я мрачно повозил вилкой в тарелке. Задерживаться в этой забегаловке мне тоже уже не хотелось, поэтому, наскоро расплатившись, я ушел; а поскольку возвращался через Нижний город, ноги сами понесли меня на знакомую улицу, где за закрытыми ставнями сегодня молчала свирель, завели в переулок, а потом и в сумрачный двор, в котором угрюмо высился двухэтажный особняк.
При свете дня он выглядел еще более старым и разрушенным. Штукатурка со стен осыпалась, как шелуха с язв прокаженного, входные двери разбухли и перекосились, уцелевшие в окнах стекла потрескались и покрылись таким слоем пыли, что казались слепыми бельмами.
Я сделал несколько шагов к нему, как услышал негромкий старческий голос на безумное мгновение показавшийся мне голосом самого дома.
– Не ходите туда, юноша. Это плохое место.
– Почему? – спросил я, наконец, различив на фоне темных ступеней соседнего здания сидящего сгробленного человека.
Человек не молод, но далеко не так стар, как мне показалось в первый момент. Просто выглядел он хрупким, источенным временем и жизнью до предела. До нитей основы. Прозрачная оболочка, оставшаяся от человека. У его ног развалилась на скудном солнечном пятнышке большая клыкастая оранжевая кошка и лениво взирала на меня прищуренными глазами.
– Потому что не стоит тревожить спящих, – отозвался старик.
– А чей это дом?
– Ныне – ничей. Но много, очень много лет назад он принадлежал человеку по имени Отступник.
– Чем же он заработал себе такое имя?
– Давным-давно была такая отвратительная организация, прославившаяся своими мерзостными делами. Ее называли Кругом Тварей…
– Зверей, – машинально поправил я, но старик лишь резко качнул головой;
– Нет, то были воистину Твари… Они славились своими зверствами по всему миру. А владелец дома был одним из главарей этого Круга. Тайным, естественно. Никто из соседей не подозревал, какой ад царил за стенами этого дома, куда тайком свозили несчастных со всей округи… – старик умолк, поглаживая кошку и глядя в никуда.
– И что потом? – нетерпеливо спросил я.
– Говорят потом чаша терпения Хранящего мир переполнилась. Родился Темный дракон, уничтоживший это страшное место.
– Каким образом? – с сомнением осведомился я, взглянув на старые, осыпавшиеся, но в целом невредимые стены особняка.
– Да кто ж его знает, – легко отозвался старик. – Давненько это было. Я еще и на свет-то не родился. Мне дед рассказывал… Говорят, что однажды Темный дракон просто опустился с небес невесомым облачком, откликаясь на зов несчастных, и обнял ненадолго проклятый дом, а потом улетел снова. Когда люди решились заглянуть внутрь, то обнаружили множество мертвых, среди которых были и страдальцы, получившие облегчение, и сами палачи… Главаря нашли наверху, повешенным, но таким чудовищным способом, какой не в силах выдумать человеческий разум… Причем, утверждают также, что он еще был жив… Позже его казнили на городской площади. Список преступлений читали целый день и всю ночь. Соратники отреклись от него, назвали Отступником. Даже Тварей напугала его жестокость… Мертвецов из дома вывезли и захоронили, кого на кладбище, а кого и на помойке за Городом. Только люди говорят, что часть покойников, скорее всего, так и осталась зарытой где-то в подвале дома…
– И поэтому в дом ходить нельзя?
– Я стар. Глаза мои не так остры, как прежде, но даже сейчас я различаю блеск значка на твоей куртке, Птенец… Может быть тебе будет интересно узнать, что еще до того, как палача прозвали Отступником его именовали Хорьком, чем на мой взгляд жестоко обидели в общем-то славного зверька. Ты догадываешься, за что палачу дали такое имя?
– Догадываюсь… – кивнул я медленно. – И вы хотите сказать, что за все это время ни один дракон, за исключением Темного, не пришел на помощь своему владельцу?
– Говорят, Отступник, да и не только он, знал способ отваживать драконов… Смутные были времена.
– Сказки, – сказал я без должного убеждения.
– Может быть, – не стал спорить старик. – Только и сейчас времена мутнеют. Вот меня и попросили приглядывать, не зашевелится ли здесь что снова…
– Кто просил?
Старик хихикнул загадочно, ухватил флегматичную кошку за шиворот и посадил ее к себе на колени.
– Какие вы все любопытные… Ты уже пятый Птенец за последние три дня, навестивший старого Джакто. И всех вас интересует одно и то же… Но на подобные вопросы меня не уполномочили отвечать.
Рассказ старого Джакто отнюдь не отбил у меня желания посетить дом. Иррациональная надежда отыскать там следы таинственной незнакомки так просто не исчезала. Однако я решил отложить визит до более подходящего момента, когда поблизости не окажется соглядатаев. Неизвестно, кто поручил старику присматривать за домом. Хорошо, если местная стража. А если кто-то из наших?
…Толпа обладает действием магическим, увлекая за собой нерасторопных и рассеянных. Я, поглощенный размышлениями, и сам не заметил, как меня затянуло в поток, бесцельно понесло по случайным улицам и выбросило где-то в смутно знакомом районе, где дома преобладали сплошь лазурного оттенка и со стен равнодушно глазели на прохожих каменные рельефные рыбы, затаившиеся в зарослях подсохших виноградных плетей, опутывающих постройки.
И как это меня сюда закинуло?
Я стряхнул рассеянность, машинально и по большому радиусу огибая лупоглазое, желтое и довольно-таки отвратительное с виду каменное чудище, выставленное на небольшом постаменте возле крыльца трехэтажного особняка. Чудище, видимо, тоже по замыслу автора должно было считаться рыбой. А загнутые зубы в разинутой пасти и дополнительные пары глаз, намалеванные на боку рыбины демонстрировали… Что? Тайный замысел скульптора или желание хозяев отпугивать гостей от дома? Уж больно плотоядно выглядело чудище.
М-да… Я еще некоторое время спиной чувствовал хищный взор многочисленных рыбьих глаз, поспешил свернуть в проулок, надеясь выбраться обратно, на знакомые территории.
Влажный, пахнущий речной водой и слегка дымом, ветер ерошил волосы и норовил забраться за шиворот. Становилось холоднее. Где-то далеко часы мерно отсчитали прожитый час, но какой именно я не успел сосчитать.
Так… Кажется, сюда. Очередной поворот вытолкнул меня на короткую улочку – узкую, закованную бугристым камнем и зажатую с двух сторон тушами старых домов. Не улица – скорее, тупик, замкнутый нежилой пустошью,
– … помогите! – донесся женский голос. – Ну, помогите же!.. Да пойдемте, чего вы стоите? – Эхо ее отчаяния плясало между темными каменными стенами, отражаясь и дробясь.
Впереди что-то происходило. Но как-то странно происходило.
Одолеть куцую улицу бегом несложно. Сложнее понять, отчего на небольшом пустыре, которым заканчивалась улочка столпилось около десятка людей разного возраста с весьма напряженными и виноватыми физиономиями. Люди встревожено переглядываются и неловко переминаются, отворачиваясь от всклокоченной и напуганной девушки, почти подростка, которая мечется от одного к другому, хватая за руки и полы одежды. Невысокая, хрупкая с виду женщина попыталась взять девушку за руку и удержать, но та вырвалась.
– Что произошло-то? – беспокойно осведомился некто, выбежавший одновременно со мной из-за зарослей сухого бурьяна слева, видно тоже привлеченный криком.
Девушка устремилась к нему.
– Ава… Сестренка моя играла… Я только на две минуты отошла, а она с другими девочками… И в колодец… – девушка ухватила прохожего за рукав. – Там колодец! – Она свободной рукой указала в сторону дыры в земле, распахнутого в бесшумном, черном, пугающем зеве. Опушенная сухой высокой травой дыра была не сразу заметна от основной тропы, пересекающей пустырь. Чуть правее провала лежала тяжелая с виду, металлическая крышка, тоже почти скрытая сорняками.
– Да врет она все, – неожиданно вмешалась какая-то тетка из стоявших вокруг, – Сестры у нее никакой не было. Я тут целый день хожу и никаких детей не видела. Сумасшедшая она!
– Не поймем, чего кричит, – с готовностью подхватил ее сосед. – Думали, случилось чего, а она все про сестру да колодец.
Девушка затравленно оглянулась, замерла, беззвучно шевеля губами. На лице ее стыло какое-то безнадежное недоумение. Прохожий высвободил рукав и с непонятной поспешностью посоветовал:
– Так вы стражей-то позовите…
– А чего звать, когда не случилось ничего?
– А вдруг правда… в колодец.
– Да нет там никого, – безапелляционно сообщили ему.
Что-то было невозможное в этой сцене. Собравшиеся вокруг люди явно были не в себе и вели себя не то, что неестественно. Попросту – загадочно.
– Эй, парень, ты куда? – встревожено спросили мне в спину, когда я, обогнув собравшихся, приблизился к колодцу. – Ты не лезь…
– Помогите! – воскликнула девушка, подбегая к дыре вслед за мной. – Я ничего не понимаю… Они мне не верят…
Мы опустились на колени возле забранных ржавым железом окосмов колодца и попытались рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме.
Колодец до краев наполняла плотная, слежавшаяся тьма, воняющая железом, сырой землей, дрожжами и… страхом. И такой же страх расползался вокруг – осязаемый, вязкий, [ устой, казалось, зачерпнуть можно. Люди застывали в нем, как мухи в ядовитом клею.
– Я говорю, что Ава там, а мне никто не верит… – продолжала, задыхаясь, говорить девушка напротив, цепляясь белыми пальцами за выступающие по краям колодца трухлявые скобы, оставшиеся от унесенной кем-то крышки. – Я попросила хоть веревку… Не дали.
Из колодца доносились какие-то слабые звуки. Может, вода… Может, плач. Оттуда мне знать, какая там глубина?
– Не лезли бы вы туда, – внятно произнесли от группки внимательно наблюдавших за нами зрителей. – Это же колодец.
– Ну и что?.. – с раздражением осведомился я.
– Не понимаешь? Ко-ло-дец! – объяснили мне охотно. – Туда!
– Куда?
– Вниз! – с какой-то неясной, но отчетливой интонацией пояснили мне.
Я обернулся, озадаченно рассматривая слегка размытые наплывающими сумерками, лица. Такие разные, сейчас они казались неприятно одинаковыми – угрюмыми, напуганными, виноватыми.
– Ты что, не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Да откуда ему знать, – вмешался кто-то еще. – Ты смотри, он же из этих!.. Они там у себя в горних высях ничего не ведают. Пусть лезет, коли хочет…
– Ну да! Он сейчас залезет, разворошит все, а нам потом здесь жить?
– Хотите мне помешать? – недоверчиво удивился я. Собравшиеся разом замолчали и отступили на несколько шагов.
– Давно она там? – спросил я притихшую девушку, пытаясь различить хоть какое-то шевеление в недрах колодца.
– Пол… полчаса их уговариваю с тех пор как… – с усилием и неуверенно ответила девушка. – Я в лавку заходила на пару минут, а она тут бегала с девочками… Мы не здесь живем… Она же не знала, что тут яма.
– А другие девочки где?
– Н-не знаю…
– Ты чего стражей не позвала?
Девушка вдруг подняла на меня расширенные глаза, в которых ужас явственно имел липкую примесь безумия.
– Я подумала… Мне показалось, что… Что если я уйду хоть на минутку, то они крышкой закроют, забросают землей, или травой, и я… больше не разыщу его.
Несколько мгновений мы молча таращились друг на друга. Совершенно дикое предположение девушки неожиданно вовсе не показалось мне невероятным. Флюиды всеобщего местного сумасшествия явно витали в воздухе.
«Ко-ло-дец!.. Вниз!»
– У меня веревка, – неожиданно, сквозь скопление молчаливых наблюдателей, протиснулся худощавый мужчина. Отмахнулся от тех, кто пытался его удержать, подошел. И добавил вполголоса: – Только я вниз не… А вверху могу подержать.
– Я тяжелее вас, – подсказал я осторожно.
– Вниз не полезу, – твердо повторил мужчина.
То ли общая атмосфера подействовала, то ли последние слова девушки, но как-то слишком явственно и в сочных красках я представил, как начинаю спускаться вниз, а этот доброхот внезапно выпускает веревку из рук. А все остальные дружно задвигают тяжелую крышку и закидывают ее землей. Паранойя?
– Не боись, удержу, – словно прочитав мои мысли, усмехнулся добровольный помощник. – Я жилистый… И не суеверный. Почти.
– Что там, в этом колодце? – спросил я, обвязывая веревку вокруг себя. – Призрак?
– А то ты и сам не знаешь, что под городом… – тихо буркнул партнер. – Нормальные люди туда не лезут. Никогда.
– Нормальные люди не позволяют гибнуть детям из-за старых суеверии.
– Кабы суеверия… – смутно ответил он, не глядя на меня. – К тому же колодец-то не сегодня открыли… Я мельком глянул на крышку в стороне. И верно – она давно и прочно вросла в землю. Ее сняли не один год назад.
– Каждый защищается и откупается, как умеет. Эта дурочка шум подняла…
Может, и стоило еще поговорить на эту тему, но определенно не сейчас. Поэтому я без энтузиазма полез в колодец.
Темнота, прохладная и упругая, как мутная вода обняла и накрыла с головой. Запах плесени и железа усилился. Свет, сочившийся сверху из круглой дыры, становился все слабее и призрачнее. Звуки оттуда гасли и вязли в плотном мраке. Натянувшаяся веревка шуршала, цепляясь за камни. Время от времени я нащупывал металлические скобы на стенках колодца, но они почти сразу же обламывались, стоило слегка надавить. Только бы у партнера наверху достало сил… Держаться здесь не за что.
Мне казалось, что я спускаюсь достаточно долго, но диаметр отверстия вверху почти не сокращался, зато снизу нарастал странный, едва ощутимый гул. Вода? Да, скорее всего, но не прямо подо мной, а где-то в стороне…
К запахам камня, сырости и земли примешалась, перебивая, вонь гниющей ветоши и прелой травы.
А потом меня схватили… Внезапно и крепко. Я едва не заорал от неожиданности, шарахнулся, хорошенько приложившись боком о какие-то каменные выступы и ощутил под ногами нечто мягкое, скользкое, стремительно расползающееся…
Тьфу ты! С трудом переведя дыхание, я разобрал, что в меня намертво вцепилась и явно не намерена отпускать маленькая девчонка. Похоже, невредимая, иначе не смогла бы держать так крепко. На дне колодца, судя по всему, скопилось изрядное количество мусора, травы и листьев. Видно, они-то и спасли ее при падении.
Слева тьма загущалась до спекшейся черноты. Оттуда тянуло стылым, неживым холодом. Под ботинками хрустело и чавкало. Проступали твердые, продолговатые предметы… Не хотелось уточнять, что именно.
Бормоча успокаивающую чепуху, я поудобнее перехватил свою добычу и подергал веревку, чтобы тянули вверх. Девчонка, обхватившая меня за шею, дышала в ухо часто и мелко и молчала. Даже через одежду я чувствовал, что сердце ее бьется, как мячик, упруго отскакивающий от тонких ребер. На долгое, пугающе долгое мгновение показалось, что обмякшая веревка так и не натянется снова, но она послушно заскользила вверх, дернулась несколько раз и уверенно поволокла за собой.
– Ава! – сестра подхватила малышку, едва мы показались над краем колодца.
Потребовалось изрядное усилие, чтобы оторвать вцепившуюся в меня девочку и не свалиться всем обратно. Для своих семи-восьми (с виду) лет малышка обладала изрядной хваткой.
Что-то взахлеб говорила девушка, тиская сестру в объятиях. Заплакала, наконец, оцепеневшая Ава – замурзанная, исцарапанная, но, в общем, почти не пострадавшая. Одобрительно ворчал мой коллега по спасательной операции…
Но честно говоря, меня больше занимали люди, все еще стоящие неподалеку. Их стало больше, видно, подтянулись новые зрители. Кто-то улыбался с облегчением, кто-то даже приблизился, чтобы помочь сестрам. Но многие глазели с нескрываемым страхом и неприязнью. И с сожалением.
Мы отковырнули от земли старую колодезную крышку, чтобы закрыть ею провал. Но уверенность, что завтра она окажется на прежнем месте, не покидала меня.
Город изменился. Думаю, он изменился значительно раньше, но только теперь я заметил это. Я с детства, с тех пор, как впервые попал в этот Город, привык, что привлекаю внимание. Птенцы не были редкими гостями в Городе, но на десятки тысяч горожан приходилось около трех сотен местных Птенцов, половина из которых не покидала пределов Гнезда, так что обыденным явлением мы тоже не считались. Нас рассматривали с любопытством, иногда с восхищением и даже с благодарностью, изредка – с опаской, но никогда так, как сейчас. Время от времени я ловил на себе недружелюбный или настороженно прицельный взгляд. Впервые в жизни я мимолетно пожалел, что по привычке набросил полетную куртку. Это было уже само по себе странно, потому что никогда в жизни я не тяготился своей принадлежностью к всадникам и миру драконов…
Впрочем, возможно на меня просто не самым лучшим образом подействовали события последних дней, страшилки, рассказанные новыми и старыми знакомцами и некоторая общая нервозность, царившая вокруг. Очень может быть, что неприятные взгляды мне просто померещились. Недоброжелателей хватало в любые времена, и не так уж редко всем нам доводилось слышать сдавленное шипение вслед: «проклятая кровь», однако это никогда особенно не задевало. И сегодня большинство людей, по-прежнему, открыто и искренне улыбались, и улыбки их не меркли даже при виде моего значка на куртке.
У входа в «Мышеловку» я столкнулся с давним приятелем, который пару лет назад покинул Гнездо, да так и осел в Городе, как, в общем-то, делают многие Птенцы. В провинцию уезжают единицы. Внутрь мы зашли вместе.
В заведении как обычно, царил умеренный хаос. Стройная темноволосая девушка-официантка весело проговорила, принимая заказ:
– Вы, как я заметила, зачастили к нам. Ищете кого-то?
– Ищу, – не стал отпираться я.
– Может, я могу помочь? Я запоминаю многих…
– Девушка. С сиреневыми глазами…
– А, – как мне показалось, разочарованно отозвалась официантка. – Кажется, видела такую раза два, но, увы, не знаю… – Она улыбнулась с сожалением и добавила: – Надеюсь, вы не скучаете у нас. Сегодня вам, наверняка, будет интересно, даже если ваша девушка не появится. Хозяин пригласил на один вечер лучших музыкантов Семиречья. Они послезавтра будут выступать в центральной городской Зале, а сегодня согласились играть только у нас…
– Да, – кивнул я. – Это очень интересно.
Она упорхнула, сопровождаемая взглядами. Приятель плотоядно ухмыльнулся.
– И все? Даже не спросил, как ее зовут! Такой был случай позвать ее на концерт… Прежние строгие нравы? Блюдем невинность? Какое счастье, что для меня это все уже позади…
– Что-то не заметил я твоего дракона, – отозвался я.
– О, сегодня я обойдусь без его бдительного ока. Надо же мне когда-нибудь и отдохнуть? – пожалуй, слишком поспешно и убедительно ответил приятель и замахал кому-то рукой: – Вон еще наши!..
На сцене появились обещанные музыканты, облаченные по традиции Семиречья в синие с серебристыми блестками костюмы. Кроме людей в составе их труппы были и два песчаника, уцепившихся коп истыми лапами за один контрабас. Песчаники скалили зубы вполне дружелюбно» но зрители, стоявшие слишком близко к сцене, предусмотрительно попятились. Отдавая дань обычаям, семиречники начали свое выступление с Песни Рек. Я никогда раньше не слышал ее в таком удачном исполнении и невольно заслушался, погружаясь в переливы древней мелодии, как в стремнину реки. Несколько следующих песен подтвердили мастерство музыкантов. Песчаники ловко скользили по грифу своего инструмента, как по стволу дерева, цепляя и прижимая нужные струны, и выдерживали ритм без нареканий. Честно говоря, я даже увлекся. Во всяком случае, до тех пор, пока не прозвучало зловещее: «…а сейчас в дар жителям славного Города прозвучит лучшее произведение сезона, народная баллада „Ветер“…»
«Проклятье», – уныло подумал я, услышав вступление. Это не «Ветер», это бумеранг, возвращающийся в самый неподходящий момент и с треском лупящий своего создателя по затылку… Случайно написанная и так же случайно сыгранная в чужой компании мелодия вот уже два года преследует меня с настойчивостью дворняги. Бестолковая, безымянная, простенькая, но, как и большинство дворняг, непередаваемо обаятельная. Теперь я, пожалуй, жалел, что выпустил ее такой неприглаженной и неухоженной, но время не возвратить.
Зал взорвался аплодисментами. Я вздохнул. Счастье еще, что только четверть исполнителей знает автора сего опуса… Поймите меня правильно – я не кокетничаю. Просто не люблю недоделанные вещи. И уж тем более не люблю, когда их хвалят столь искренне. Неприятное ощущение, словно обманываешь всех.
– Прости, мне пора… – девичий голосок звучал виновато и расстроено, пробившись чистым ключом через общий мутный хрипловатый хор.
Музыканты принялись играть на бис, поэтому я отвлекся от происходящего на сцене.
– Опять тебе пора, – с досадой отозвался голос парня. – Ты хоть на полчаса можешь забыть свою крылатую зверюгу?!
Ба! Знакомый до боли диалог… Я невольно оглянулся. За соседним столом сидели трое: двое ребят и девушка, которая как раз встала, чтобы уйти. Один из парней удерживал ее за руку. Юное, хрупкое создание в обычном платье горожанки. Но даже если бы я не слышал их разговора, я бы без труда вычислил ее принадлежность к Птенцам. «Они, как инородное тело… Они другие».
– Ну зачем ты так, – отозвалась девушка. – Ты же знаешь, я правда не могу.
– Вчера не можешь, позавчера не можешь, никогда не можешь! – раздраженно ответил парень, – Вообще не понимаю, почему и терплю все это? И в качестве оплаты – только обещания и невинные поцелуи…
Третий свидетель сцены упорно не поднимал взгляда от стола, но ухмылялся краем рта. Девушка, нет, скорее девочка, едва не плакала, пытаясь освободить руку, но при этом не решалась проявить настойчивость. Парень кривился гневно. Здоровенный такой, крутолобый бычок. Что она в нем нашла?
– Выбирай! – угрюмо процедил он. – Или я, или этот твой крылатый.
– Я… Но Боир, это нечестно! – вскрикнула девочка.
– А со мной так поступать честно? Что я, железный? Если любишь меня, то выбирай!
– Я люблю тебя, – растерянно пролепетала девочка, жалко улыбаясь дрожащими губами.
– Даю тебе времени до завтра… – произнес мрачно Боир, состроив на физиономии выражение оскорбленное и трагически-решительное.
Девочка потерянно постояла рядом с ним, кусая губы, неуверенно повернулась и пошла к выходу, то и дело с надеждой оглядываясь. Парень демонстративно сел к ней спиной и процедил, обращаясь к оставшемуся товарищу:
– Связался на свою голову с цыпленком. То ей нельзя, этой ей нельзя… Проклятье!
– Чего ты к ней прилип? Вот узнает Уна, визгу будет… – живо откликнулся его собеседник, перестав притворятся, что его интересуют узоры на столешнице.
– А не узнает, коли никто не брякнет…
– На кой она тебе сдалась, эта малолетка? Ты старше ее на миллион зим.
– Может это любовь? – Боир блаженно зажмурился.
– Про любовь рассказывай своей птичке-школьнице, – проворчал его друг. – Насыпь ей полные карманы чешуи. Она из твоих рук все слопает…
– Забавная она.
– Это ее главное достоинство. Все они стукнутые… Чего ради ты маешься с ней, гуляешь по струнке, как школяр? Ни в жисть бы не поверил, что Боир-Торопыга до сих пор не затащил эту пташку на сеновал… Ведь не затащил, нет? Чем она лучше твоей шлюхи?
– Тем, что не шлюха… Хочу проверить, верно ли девственница она. В народе то болтают разное. Вроде говорят, чтобы дракон покорился нужно отдаться ему… – полушепотом поделился Боир.
– Кто говорит?
– Татим рассказывал. Вроде у него тоже была одна такая, так хоть и была девицей, но таким штучкам его научила, что он до сих пор с обалдением вспоминает. А эти штучки ей дракон передал… Вот и хочу попробовать то же.
– Вранье это все, – отмахнулся его друг. – Ты посмотри на свою недотрогу!
– Ну, хоть девицу оприходую. Ныне в Городе днем с огнем нераспечатанную не сыщешь…
– Люди не любят таких, которые с виду, как они, а на самом деле иные. Будто оборотни… Вот и нервничают.
– Ну, здорово! Оборотни пошли в ход. Они же обычные ребята. Безусловно талантливее других, но с каких это пор талант признается опасным?
– Со времен каждой войны…
– Это ты знаешь, что Птенцы просто талантливые ребята, а большинство горожан представления не имеет что происходит в Гнезде, несмотря на его близкое соседство. Эти их вечные тайны! Тайны порождают слухи и домыслы, а уж от них недалеко и до страшных сказок. Не все же так рассудительны, как ты.
– Поговаривают, что снова объявился Круг?
– Болтают, а как же. Еще недавно за такие слухи любому бы шею свернули, а сейчас…
– Здесь становится шумно, пойдемте-ка…
Загромыхали отодвигаемые стулья и голоса растворились во всеобщем хоре. Обернувшись, я проводил взглядом удаляющиеся фигуры. Может, я и ошибаюсь, но вон тот смуглый человек преподает в Университете при Гнезде. Кажется, мы встречались мельком. И наверное, не только с ним… Я мрачно повозил вилкой в тарелке. Задерживаться в этой забегаловке мне тоже уже не хотелось, поэтому, наскоро расплатившись, я ушел; а поскольку возвращался через Нижний город, ноги сами понесли меня на знакомую улицу, где за закрытыми ставнями сегодня молчала свирель, завели в переулок, а потом и в сумрачный двор, в котором угрюмо высился двухэтажный особняк.
При свете дня он выглядел еще более старым и разрушенным. Штукатурка со стен осыпалась, как шелуха с язв прокаженного, входные двери разбухли и перекосились, уцелевшие в окнах стекла потрескались и покрылись таким слоем пыли, что казались слепыми бельмами.
Я сделал несколько шагов к нему, как услышал негромкий старческий голос на безумное мгновение показавшийся мне голосом самого дома.
– Не ходите туда, юноша. Это плохое место.
– Почему? – спросил я, наконец, различив на фоне темных ступеней соседнего здания сидящего сгробленного человека.
Человек не молод, но далеко не так стар, как мне показалось в первый момент. Просто выглядел он хрупким, источенным временем и жизнью до предела. До нитей основы. Прозрачная оболочка, оставшаяся от человека. У его ног развалилась на скудном солнечном пятнышке большая клыкастая оранжевая кошка и лениво взирала на меня прищуренными глазами.
– Потому что не стоит тревожить спящих, – отозвался старик.
– А чей это дом?
– Ныне – ничей. Но много, очень много лет назад он принадлежал человеку по имени Отступник.
– Чем же он заработал себе такое имя?
– Давным-давно была такая отвратительная организация, прославившаяся своими мерзостными делами. Ее называли Кругом Тварей…
– Зверей, – машинально поправил я, но старик лишь резко качнул головой;
– Нет, то были воистину Твари… Они славились своими зверствами по всему миру. А владелец дома был одним из главарей этого Круга. Тайным, естественно. Никто из соседей не подозревал, какой ад царил за стенами этого дома, куда тайком свозили несчастных со всей округи… – старик умолк, поглаживая кошку и глядя в никуда.
– И что потом? – нетерпеливо спросил я.
– Говорят потом чаша терпения Хранящего мир переполнилась. Родился Темный дракон, уничтоживший это страшное место.
– Каким образом? – с сомнением осведомился я, взглянув на старые, осыпавшиеся, но в целом невредимые стены особняка.
– Да кто ж его знает, – легко отозвался старик. – Давненько это было. Я еще и на свет-то не родился. Мне дед рассказывал… Говорят, что однажды Темный дракон просто опустился с небес невесомым облачком, откликаясь на зов несчастных, и обнял ненадолго проклятый дом, а потом улетел снова. Когда люди решились заглянуть внутрь, то обнаружили множество мертвых, среди которых были и страдальцы, получившие облегчение, и сами палачи… Главаря нашли наверху, повешенным, но таким чудовищным способом, какой не в силах выдумать человеческий разум… Причем, утверждают также, что он еще был жив… Позже его казнили на городской площади. Список преступлений читали целый день и всю ночь. Соратники отреклись от него, назвали Отступником. Даже Тварей напугала его жестокость… Мертвецов из дома вывезли и захоронили, кого на кладбище, а кого и на помойке за Городом. Только люди говорят, что часть покойников, скорее всего, так и осталась зарытой где-то в подвале дома…
– И поэтому в дом ходить нельзя?
– Я стар. Глаза мои не так остры, как прежде, но даже сейчас я различаю блеск значка на твоей куртке, Птенец… Может быть тебе будет интересно узнать, что еще до того, как палача прозвали Отступником его именовали Хорьком, чем на мой взгляд жестоко обидели в общем-то славного зверька. Ты догадываешься, за что палачу дали такое имя?
– Догадываюсь… – кивнул я медленно. – И вы хотите сказать, что за все это время ни один дракон, за исключением Темного, не пришел на помощь своему владельцу?
– Говорят, Отступник, да и не только он, знал способ отваживать драконов… Смутные были времена.
– Сказки, – сказал я без должного убеждения.
– Может быть, – не стал спорить старик. – Только и сейчас времена мутнеют. Вот меня и попросили приглядывать, не зашевелится ли здесь что снова…
– Кто просил?
Старик хихикнул загадочно, ухватил флегматичную кошку за шиворот и посадил ее к себе на колени.
– Какие вы все любопытные… Ты уже пятый Птенец за последние три дня, навестивший старого Джакто. И всех вас интересует одно и то же… Но на подобные вопросы меня не уполномочили отвечать.
Рассказ старого Джакто отнюдь не отбил у меня желания посетить дом. Иррациональная надежда отыскать там следы таинственной незнакомки так просто не исчезала. Однако я решил отложить визит до более подходящего момента, когда поблизости не окажется соглядатаев. Неизвестно, кто поручил старику присматривать за домом. Хорошо, если местная стража. А если кто-то из наших?
…Толпа обладает действием магическим, увлекая за собой нерасторопных и рассеянных. Я, поглощенный размышлениями, и сам не заметил, как меня затянуло в поток, бесцельно понесло по случайным улицам и выбросило где-то в смутно знакомом районе, где дома преобладали сплошь лазурного оттенка и со стен равнодушно глазели на прохожих каменные рельефные рыбы, затаившиеся в зарослях подсохших виноградных плетей, опутывающих постройки.
И как это меня сюда закинуло?
Я стряхнул рассеянность, машинально и по большому радиусу огибая лупоглазое, желтое и довольно-таки отвратительное с виду каменное чудище, выставленное на небольшом постаменте возле крыльца трехэтажного особняка. Чудище, видимо, тоже по замыслу автора должно было считаться рыбой. А загнутые зубы в разинутой пасти и дополнительные пары глаз, намалеванные на боку рыбины демонстрировали… Что? Тайный замысел скульптора или желание хозяев отпугивать гостей от дома? Уж больно плотоядно выглядело чудище.
М-да… Я еще некоторое время спиной чувствовал хищный взор многочисленных рыбьих глаз, поспешил свернуть в проулок, надеясь выбраться обратно, на знакомые территории.
Влажный, пахнущий речной водой и слегка дымом, ветер ерошил волосы и норовил забраться за шиворот. Становилось холоднее. Где-то далеко часы мерно отсчитали прожитый час, но какой именно я не успел сосчитать.
Так… Кажется, сюда. Очередной поворот вытолкнул меня на короткую улочку – узкую, закованную бугристым камнем и зажатую с двух сторон тушами старых домов. Не улица – скорее, тупик, замкнутый нежилой пустошью,
– … помогите! – донесся женский голос. – Ну, помогите же!.. Да пойдемте, чего вы стоите? – Эхо ее отчаяния плясало между темными каменными стенами, отражаясь и дробясь.
Впереди что-то происходило. Но как-то странно происходило.
Одолеть куцую улицу бегом несложно. Сложнее понять, отчего на небольшом пустыре, которым заканчивалась улочка столпилось около десятка людей разного возраста с весьма напряженными и виноватыми физиономиями. Люди встревожено переглядываются и неловко переминаются, отворачиваясь от всклокоченной и напуганной девушки, почти подростка, которая мечется от одного к другому, хватая за руки и полы одежды. Невысокая, хрупкая с виду женщина попыталась взять девушку за руку и удержать, но та вырвалась.
– Что произошло-то? – беспокойно осведомился некто, выбежавший одновременно со мной из-за зарослей сухого бурьяна слева, видно тоже привлеченный криком.
Девушка устремилась к нему.
– Ава… Сестренка моя играла… Я только на две минуты отошла, а она с другими девочками… И в колодец… – девушка ухватила прохожего за рукав. – Там колодец! – Она свободной рукой указала в сторону дыры в земле, распахнутого в бесшумном, черном, пугающем зеве. Опушенная сухой высокой травой дыра была не сразу заметна от основной тропы, пересекающей пустырь. Чуть правее провала лежала тяжелая с виду, металлическая крышка, тоже почти скрытая сорняками.
– Да врет она все, – неожиданно вмешалась какая-то тетка из стоявших вокруг, – Сестры у нее никакой не было. Я тут целый день хожу и никаких детей не видела. Сумасшедшая она!
– Не поймем, чего кричит, – с готовностью подхватил ее сосед. – Думали, случилось чего, а она все про сестру да колодец.
Девушка затравленно оглянулась, замерла, беззвучно шевеля губами. На лице ее стыло какое-то безнадежное недоумение. Прохожий высвободил рукав и с непонятной поспешностью посоветовал:
– Так вы стражей-то позовите…
– А чего звать, когда не случилось ничего?
– А вдруг правда… в колодец.
– Да нет там никого, – безапелляционно сообщили ему.
Что-то было невозможное в этой сцене. Собравшиеся вокруг люди явно были не в себе и вели себя не то, что неестественно. Попросту – загадочно.
– Эй, парень, ты куда? – встревожено спросили мне в спину, когда я, обогнув собравшихся, приблизился к колодцу. – Ты не лезь…
– Помогите! – воскликнула девушка, подбегая к дыре вслед за мной. – Я ничего не понимаю… Они мне не верят…
Мы опустились на колени возле забранных ржавым железом окосмов колодца и попытались рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме.
Колодец до краев наполняла плотная, слежавшаяся тьма, воняющая железом, сырой землей, дрожжами и… страхом. И такой же страх расползался вокруг – осязаемый, вязкий, [ устой, казалось, зачерпнуть можно. Люди застывали в нем, как мухи в ядовитом клею.
– Я говорю, что Ава там, а мне никто не верит… – продолжала, задыхаясь, говорить девушка напротив, цепляясь белыми пальцами за выступающие по краям колодца трухлявые скобы, оставшиеся от унесенной кем-то крышки. – Я попросила хоть веревку… Не дали.
Из колодца доносились какие-то слабые звуки. Может, вода… Может, плач. Оттуда мне знать, какая там глубина?
– Не лезли бы вы туда, – внятно произнесли от группки внимательно наблюдавших за нами зрителей. – Это же колодец.
– Ну и что?.. – с раздражением осведомился я.
– Не понимаешь? Ко-ло-дец! – объяснили мне охотно. – Туда!
– Куда?
– Вниз! – с какой-то неясной, но отчетливой интонацией пояснили мне.
Я обернулся, озадаченно рассматривая слегка размытые наплывающими сумерками, лица. Такие разные, сейчас они казались неприятно одинаковыми – угрюмыми, напуганными, виноватыми.
– Ты что, не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Да откуда ему знать, – вмешался кто-то еще. – Ты смотри, он же из этих!.. Они там у себя в горних высях ничего не ведают. Пусть лезет, коли хочет…
– Ну да! Он сейчас залезет, разворошит все, а нам потом здесь жить?
– Хотите мне помешать? – недоверчиво удивился я. Собравшиеся разом замолчали и отступили на несколько шагов.
– Давно она там? – спросил я притихшую девушку, пытаясь различить хоть какое-то шевеление в недрах колодца.
– Пол… полчаса их уговариваю с тех пор как… – с усилием и неуверенно ответила девушка. – Я в лавку заходила на пару минут, а она тут бегала с девочками… Мы не здесь живем… Она же не знала, что тут яма.
– А другие девочки где?
– Н-не знаю…
– Ты чего стражей не позвала?
Девушка вдруг подняла на меня расширенные глаза, в которых ужас явственно имел липкую примесь безумия.
– Я подумала… Мне показалось, что… Что если я уйду хоть на минутку, то они крышкой закроют, забросают землей, или травой, и я… больше не разыщу его.
Несколько мгновений мы молча таращились друг на друга. Совершенно дикое предположение девушки неожиданно вовсе не показалось мне невероятным. Флюиды всеобщего местного сумасшествия явно витали в воздухе.
«Ко-ло-дец!.. Вниз!»
– У меня веревка, – неожиданно, сквозь скопление молчаливых наблюдателей, протиснулся худощавый мужчина. Отмахнулся от тех, кто пытался его удержать, подошел. И добавил вполголоса: – Только я вниз не… А вверху могу подержать.
– Я тяжелее вас, – подсказал я осторожно.
– Вниз не полезу, – твердо повторил мужчина.
То ли общая атмосфера подействовала, то ли последние слова девушки, но как-то слишком явственно и в сочных красках я представил, как начинаю спускаться вниз, а этот доброхот внезапно выпускает веревку из рук. А все остальные дружно задвигают тяжелую крышку и закидывают ее землей. Паранойя?
– Не боись, удержу, – словно прочитав мои мысли, усмехнулся добровольный помощник. – Я жилистый… И не суеверный. Почти.
– Что там, в этом колодце? – спросил я, обвязывая веревку вокруг себя. – Призрак?
– А то ты и сам не знаешь, что под городом… – тихо буркнул партнер. – Нормальные люди туда не лезут. Никогда.
– Нормальные люди не позволяют гибнуть детям из-за старых суеверии.
– Кабы суеверия… – смутно ответил он, не глядя на меня. – К тому же колодец-то не сегодня открыли… Я мельком глянул на крышку в стороне. И верно – она давно и прочно вросла в землю. Ее сняли не один год назад.
– Каждый защищается и откупается, как умеет. Эта дурочка шум подняла…
Может, и стоило еще поговорить на эту тему, но определенно не сейчас. Поэтому я без энтузиазма полез в колодец.
Темнота, прохладная и упругая, как мутная вода обняла и накрыла с головой. Запах плесени и железа усилился. Свет, сочившийся сверху из круглой дыры, становился все слабее и призрачнее. Звуки оттуда гасли и вязли в плотном мраке. Натянувшаяся веревка шуршала, цепляясь за камни. Время от времени я нащупывал металлические скобы на стенках колодца, но они почти сразу же обламывались, стоило слегка надавить. Только бы у партнера наверху достало сил… Держаться здесь не за что.
Мне казалось, что я спускаюсь достаточно долго, но диаметр отверстия вверху почти не сокращался, зато снизу нарастал странный, едва ощутимый гул. Вода? Да, скорее всего, но не прямо подо мной, а где-то в стороне…
К запахам камня, сырости и земли примешалась, перебивая, вонь гниющей ветоши и прелой травы.
А потом меня схватили… Внезапно и крепко. Я едва не заорал от неожиданности, шарахнулся, хорошенько приложившись боком о какие-то каменные выступы и ощутил под ногами нечто мягкое, скользкое, стремительно расползающееся…
Тьфу ты! С трудом переведя дыхание, я разобрал, что в меня намертво вцепилась и явно не намерена отпускать маленькая девчонка. Похоже, невредимая, иначе не смогла бы держать так крепко. На дне колодца, судя по всему, скопилось изрядное количество мусора, травы и листьев. Видно, они-то и спасли ее при падении.
Слева тьма загущалась до спекшейся черноты. Оттуда тянуло стылым, неживым холодом. Под ботинками хрустело и чавкало. Проступали твердые, продолговатые предметы… Не хотелось уточнять, что именно.
Бормоча успокаивающую чепуху, я поудобнее перехватил свою добычу и подергал веревку, чтобы тянули вверх. Девчонка, обхватившая меня за шею, дышала в ухо часто и мелко и молчала. Даже через одежду я чувствовал, что сердце ее бьется, как мячик, упруго отскакивающий от тонких ребер. На долгое, пугающе долгое мгновение показалось, что обмякшая веревка так и не натянется снова, но она послушно заскользила вверх, дернулась несколько раз и уверенно поволокла за собой.
– Ава! – сестра подхватила малышку, едва мы показались над краем колодца.
Потребовалось изрядное усилие, чтобы оторвать вцепившуюся в меня девочку и не свалиться всем обратно. Для своих семи-восьми (с виду) лет малышка обладала изрядной хваткой.
Что-то взахлеб говорила девушка, тиская сестру в объятиях. Заплакала, наконец, оцепеневшая Ава – замурзанная, исцарапанная, но, в общем, почти не пострадавшая. Одобрительно ворчал мой коллега по спасательной операции…
Но честно говоря, меня больше занимали люди, все еще стоящие неподалеку. Их стало больше, видно, подтянулись новые зрители. Кто-то улыбался с облегчением, кто-то даже приблизился, чтобы помочь сестрам. Но многие глазели с нескрываемым страхом и неприязнью. И с сожалением.
Мы отковырнули от земли старую колодезную крышку, чтобы закрыть ею провал. Но уверенность, что завтра она окажется на прежнем месте, не покидала меня.
Город изменился. Думаю, он изменился значительно раньше, но только теперь я заметил это. Я с детства, с тех пор, как впервые попал в этот Город, привык, что привлекаю внимание. Птенцы не были редкими гостями в Городе, но на десятки тысяч горожан приходилось около трех сотен местных Птенцов, половина из которых не покидала пределов Гнезда, так что обыденным явлением мы тоже не считались. Нас рассматривали с любопытством, иногда с восхищением и даже с благодарностью, изредка – с опаской, но никогда так, как сейчас. Время от времени я ловил на себе недружелюбный или настороженно прицельный взгляд. Впервые в жизни я мимолетно пожалел, что по привычке набросил полетную куртку. Это было уже само по себе странно, потому что никогда в жизни я не тяготился своей принадлежностью к всадникам и миру драконов…
Впрочем, возможно на меня просто не самым лучшим образом подействовали события последних дней, страшилки, рассказанные новыми и старыми знакомцами и некоторая общая нервозность, царившая вокруг. Очень может быть, что неприятные взгляды мне просто померещились. Недоброжелателей хватало в любые времена, и не так уж редко всем нам доводилось слышать сдавленное шипение вслед: «проклятая кровь», однако это никогда особенно не задевало. И сегодня большинство людей, по-прежнему, открыто и искренне улыбались, и улыбки их не меркли даже при виде моего значка на куртке.
У входа в «Мышеловку» я столкнулся с давним приятелем, который пару лет назад покинул Гнездо, да так и осел в Городе, как, в общем-то, делают многие Птенцы. В провинцию уезжают единицы. Внутрь мы зашли вместе.
В заведении как обычно, царил умеренный хаос. Стройная темноволосая девушка-официантка весело проговорила, принимая заказ:
– Вы, как я заметила, зачастили к нам. Ищете кого-то?
– Ищу, – не стал отпираться я.
– Может, я могу помочь? Я запоминаю многих…
– Девушка. С сиреневыми глазами…
– А, – как мне показалось, разочарованно отозвалась официантка. – Кажется, видела такую раза два, но, увы, не знаю… – Она улыбнулась с сожалением и добавила: – Надеюсь, вы не скучаете у нас. Сегодня вам, наверняка, будет интересно, даже если ваша девушка не появится. Хозяин пригласил на один вечер лучших музыкантов Семиречья. Они послезавтра будут выступать в центральной городской Зале, а сегодня согласились играть только у нас…
– Да, – кивнул я. – Это очень интересно.
Она упорхнула, сопровождаемая взглядами. Приятель плотоядно ухмыльнулся.
– И все? Даже не спросил, как ее зовут! Такой был случай позвать ее на концерт… Прежние строгие нравы? Блюдем невинность? Какое счастье, что для меня это все уже позади…
– Что-то не заметил я твоего дракона, – отозвался я.
– О, сегодня я обойдусь без его бдительного ока. Надо же мне когда-нибудь и отдохнуть? – пожалуй, слишком поспешно и убедительно ответил приятель и замахал кому-то рукой: – Вон еще наши!..
На сцене появились обещанные музыканты, облаченные по традиции Семиречья в синие с серебристыми блестками костюмы. Кроме людей в составе их труппы были и два песчаника, уцепившихся коп истыми лапами за один контрабас. Песчаники скалили зубы вполне дружелюбно» но зрители, стоявшие слишком близко к сцене, предусмотрительно попятились. Отдавая дань обычаям, семиречники начали свое выступление с Песни Рек. Я никогда раньше не слышал ее в таком удачном исполнении и невольно заслушался, погружаясь в переливы древней мелодии, как в стремнину реки. Несколько следующих песен подтвердили мастерство музыкантов. Песчаники ловко скользили по грифу своего инструмента, как по стволу дерева, цепляя и прижимая нужные струны, и выдерживали ритм без нареканий. Честно говоря, я даже увлекся. Во всяком случае, до тех пор, пока не прозвучало зловещее: «…а сейчас в дар жителям славного Города прозвучит лучшее произведение сезона, народная баллада „Ветер“…»
«Проклятье», – уныло подумал я, услышав вступление. Это не «Ветер», это бумеранг, возвращающийся в самый неподходящий момент и с треском лупящий своего создателя по затылку… Случайно написанная и так же случайно сыгранная в чужой компании мелодия вот уже два года преследует меня с настойчивостью дворняги. Бестолковая, безымянная, простенькая, но, как и большинство дворняг, непередаваемо обаятельная. Теперь я, пожалуй, жалел, что выпустил ее такой неприглаженной и неухоженной, но время не возвратить.
Зал взорвался аплодисментами. Я вздохнул. Счастье еще, что только четверть исполнителей знает автора сего опуса… Поймите меня правильно – я не кокетничаю. Просто не люблю недоделанные вещи. И уж тем более не люблю, когда их хвалят столь искренне. Неприятное ощущение, словно обманываешь всех.
– Прости, мне пора… – девичий голосок звучал виновато и расстроено, пробившись чистым ключом через общий мутный хрипловатый хор.
Музыканты принялись играть на бис, поэтому я отвлекся от происходящего на сцене.
– Опять тебе пора, – с досадой отозвался голос парня. – Ты хоть на полчаса можешь забыть свою крылатую зверюгу?!
Ба! Знакомый до боли диалог… Я невольно оглянулся. За соседним столом сидели трое: двое ребят и девушка, которая как раз встала, чтобы уйти. Один из парней удерживал ее за руку. Юное, хрупкое создание в обычном платье горожанки. Но даже если бы я не слышал их разговора, я бы без труда вычислил ее принадлежность к Птенцам. «Они, как инородное тело… Они другие».
– Ну зачем ты так, – отозвалась девушка. – Ты же знаешь, я правда не могу.
– Вчера не можешь, позавчера не можешь, никогда не можешь! – раздраженно ответил парень, – Вообще не понимаю, почему и терплю все это? И в качестве оплаты – только обещания и невинные поцелуи…
Третий свидетель сцены упорно не поднимал взгляда от стола, но ухмылялся краем рта. Девушка, нет, скорее девочка, едва не плакала, пытаясь освободить руку, но при этом не решалась проявить настойчивость. Парень кривился гневно. Здоровенный такой, крутолобый бычок. Что она в нем нашла?
– Выбирай! – угрюмо процедил он. – Или я, или этот твой крылатый.
– Я… Но Боир, это нечестно! – вскрикнула девочка.
– А со мной так поступать честно? Что я, железный? Если любишь меня, то выбирай!
– Я люблю тебя, – растерянно пролепетала девочка, жалко улыбаясь дрожащими губами.
– Даю тебе времени до завтра… – произнес мрачно Боир, состроив на физиономии выражение оскорбленное и трагически-решительное.
Девочка потерянно постояла рядом с ним, кусая губы, неуверенно повернулась и пошла к выходу, то и дело с надеждой оглядываясь. Парень демонстративно сел к ней спиной и процедил, обращаясь к оставшемуся товарищу:
– Связался на свою голову с цыпленком. То ей нельзя, этой ей нельзя… Проклятье!
– Чего ты к ней прилип? Вот узнает Уна, визгу будет… – живо откликнулся его собеседник, перестав притворятся, что его интересуют узоры на столешнице.
– А не узнает, коли никто не брякнет…
– На кой она тебе сдалась, эта малолетка? Ты старше ее на миллион зим.
– Может это любовь? – Боир блаженно зажмурился.
– Про любовь рассказывай своей птичке-школьнице, – проворчал его друг. – Насыпь ей полные карманы чешуи. Она из твоих рук все слопает…
– Забавная она.
– Это ее главное достоинство. Все они стукнутые… Чего ради ты маешься с ней, гуляешь по струнке, как школяр? Ни в жисть бы не поверил, что Боир-Торопыга до сих пор не затащил эту пташку на сеновал… Ведь не затащил, нет? Чем она лучше твоей шлюхи?
– Тем, что не шлюха… Хочу проверить, верно ли девственница она. В народе то болтают разное. Вроде говорят, чтобы дракон покорился нужно отдаться ему… – полушепотом поделился Боир.
– Кто говорит?
– Татим рассказывал. Вроде у него тоже была одна такая, так хоть и была девицей, но таким штучкам его научила, что он до сих пор с обалдением вспоминает. А эти штучки ей дракон передал… Вот и хочу попробовать то же.
– Вранье это все, – отмахнулся его друг. – Ты посмотри на свою недотрогу!
– Ну, хоть девицу оприходую. Ныне в Городе днем с огнем нераспечатанную не сыщешь…