Штурм церкви продолжался несколько часов. Парашютисты мужественно защищались. Трое из них были убиты, а остальные вели бой, тюка не кончились патроны, оставив по одному патрону для себя.
   Докладывая по начальству о завершении операции, штандартенфюрер СС Чешке, начальник главного управления гестапо Праги, отмечал, что обнаруженные в церкви боеприпасы, матрацы, одеяла, белье, продукты питания и другие предметы, свидетельствуют о том, что парашютистам содействовал широкий круг людей, в том числе церковные служители[123].
   Плата за покушение оказалась очень высокой: из 10 тысяч заложников в первую же ночь 100 «главнейших врагов рейха» были расстреляны. 252 чешских патриота были осуждены на смерть за укрывательство или содействие парашютистам. Однако их было намного больше. В первые же недели было казнено свыше 2 тысяч человек.
   Несмотря на то что силы Сопротивления понесли тяжелые потери, нацистам не удалось сломить волю чешского народа, величие, скромность и героизм которого стали высоким нравственным ориентиром для последующих поколений.
   После смерти Гейдриха пост руководителя PCXА, превращенного благодаря его усилиям в одно из самых зловещих ведомств третьего рейха, занял начальник полиции и СС в Вене доктор Эрнест Кальтенбруннер[124]. Так в руках этого фанатичного австрийского нациста оказываются рычаги управления невиданной в истории машиной убийств и террора.
   До 1926 года Кальтенбруннер как юрист практиковал в Линце. В 1932 году в возрасте 29 лет он вступил в местную национал-социалистскую партию, год спустя вошел в состав полулегальной организации СС, активно выступавшей за подчинение Австрии фашистской Германии. Дважды подвергался аресту (в 1934 и 1935 годах), шесть месяцев провел в заключении. Незадолго до второго ареста принял на себя командование запрещенными в Австрии силами СС, установил тесные отношения с Берлином, в частности с руководителями СД. 2 марта 1938 года получил в марионеточном австрийском правителъстве «портфель министра безопасности».
   Используя свое служебное положение и связи, опираясь на возглавляемую им организацию СС. Кальтенбруннер развернул активную подготовку к захвату Австрии гитлеровцами. Под его командой 500 австрийских головорезов-эсэсовцев в ночь на 11 марта 1938 года окружили государственную канцелярию и совершили фашистский переворот при поддержке вступивших на территорию страны немецких войск. На следующий день аншлюс стал свершившимся фактом. Вскоре после аншлюса он делает стремительную карьеру. Благодаря палаческой деятельности в аннексированной Австрии в качестве высшего руководителя СС и полиции безопасности, Кальтенбруннер становится сподручным рейхсфюрера Гиммлера, которого поразила эффективность созданной им мощной разведывательной сети, охватившей районы к юго-востоку от австрийской границы. Вверяя «старому бойцу» Кальтенбруннеру пост начальника главного имперского управления безопасности, фюрер был убежден, пишет Шелленберг, что этот «крепкий парень обладает всеми качествами, необходимыми для такой должности, причем решающее значение имело безоговорочное послушание, личная верность Гитлеру и то обстоятельство, что Кальтенбруннер был его земляком, уроженцем Австрии»[125].
   Являясь главой СД и полиции безопасности. Кальтенбруннер не только управлял деятельностью гестапо, но и непосредственно курировал систему концлагерей и административный аппарат, занимавшийся реализацией принятых в сентябре 1935 года нюрнбергских расистских законов, в соответствии с которыми осуществлялось так называемое окончательное решение еврейского вопроса. По отзывам сослуживцев, Кальтенбруннера меньше интересовали профессиональные детали работы возглавляемой им организации. Для него главным было прежде всего то, что руководство внутренней и внешней разведкой давало ему возможность влиять на важнейшие политические события. Инструмент, необходимый для этого, был в его ведении.
   Помимо должности Кальтенбруннеру придавал значимость, как отмечали сотрудники СД, его внешний вид: это был великан, с замедленными движениями, широкими плечами, громадными руками, массивным квадратным подбородком и «бычьим затылком». Лицо пересекал глубокий шрам, полученный еще в бурные студенческие годы. Это был человек неуравновешенный, лживый и взбалмошный, много пил спиртных напитков[126]. Доктор Керстер, проверявший по заданию рейхсфюрера СС всех высокопоставленных чинов СС и полиции, чтобы выяснить, кто из них больше подходит на ту или иную должность, рассказывал Шелленбергу, что в его руки редко попадал такой упрямый и крутой «бык», как Кальтенбруннер. «Видимо, — заключил доктор, — он способен думать только в подпитии»[127].
   Внимание Кальтенбруннера больше всего привлекали методы казни, применявшиеся в концлагерях, и особенно использование газовых камер. С его приходом в РСХА, объединявшее все службы террора и сыска в Германии, прежде всего гестапо и служба безопасности стали применять еще более садистские пытки, на полную мощность заработали орудия массового истребления людей. По свидетельству одного из сотрудников СД, почти ежедневно под председательством Кальтенбруннера происходили совещания, на которых детально обсуждался вопрос о новых методах пыток и технике убийства в концлагерях. Под его непосредственным руководством главное имперское управление безопасности, по прямому указанию правителей рейха, организовало охоту на лиц еврейской национальности и уничтожило несколько миллионов. Такая же участь постигла парашютных десантников союзных держав, военнопленных.
   Таким образом, лично связанный с Гитлером и имевший непосредственный выход к нему и, очевидно, благодаря этому получивший от Гиммлера такие права и полномочия, каких не имел никто другой из его окружения, Кальтенбруннер играл наиболее чудовищную роль в общем преступном заговоре нацистской клики. Незадолго до самоубийства Гитлер, относившийся к Кальтенбруннеру как к одному из своих ближайших и особо доверенных людей, назначил его главнокомандующим войсками мистического «Национального редута»[128], центром которого предполагалось сделать Зальцкаммергут — горный район на севере Австрии, отличающийся сильно пересеченной местностью и недоступностью. По утверждению Хеттля, миф о «неприступной альпийской крепости, защищенной самой природой и самым мощным секретным оружием, какое когда-либо создавал человек», был выдуман для того, чтобы попытаться выторговать у западных союзников более выгодные условия капитуляции. В горах этой местности прятались Кальтенбруннер и другие нацистские военные преступники, когда третий рейх потерпел поражение.
   Конец шефа главного имперского управления безопасности известен: он был приговорен в 1946 году Международным военным трибуналом в Нюрнберге к смертной казни через повешение.
   Характерны и фигуры ближайших сподвижников Гейдриха и Кальтенбруннера — Мюллера, Науйокса и Шелленберга, которым принадлежала ведущая роль в организации тайной войны против СССР.
   Генрих Мюллер, шеф гестапо, группенфюрер СС и генерал полиции, родился в Мюнхене в 1900 году в семье католиков. Оставаясь за кулисами событий с 1939 по 1945 год практически был главой государственной полиции всего рейха и заместителем Кальтенбруннера. Свою карьеру он начал в баварской полиции, где занимал скромную должность, специализируясь преимущественно на слежке за членами коммунистической партии. И если Геринг породил гестапо, а Гиммлер принял его в свое лоно, то Мюллер довел эту службу до полной зрелости в качестве смертоносного оружия, острие которого было направлено против антифашистских выступлений и всяких проявлений оппозиции нацистскому режиму, которые он стремился душить в зародыше. Достигалось это с помощью таких получивших широкое применение чудовищных методов, как изготовление фальшивок, клевета в отношении тех, кто выступал против нацистской диктатуры и политики агрессий, плетение мнимых заговоров, которые затем разоблачались, чтобы предотвратить настоящие заговоры, наконец, кровавые расправы, пытки, тайные казни. «Сухой, скупой на слова, которые он произносил с типичным баварским акцентом, низкорослый, приземистый, с квадратным мужицким черепом, узкими, плотно сжатыми губами и колючими карими глазками, которые всегда были полуприкрыты тяжелыми, постоянно дергающимися веками. Особо неприятным казался вид его массивных широких рук с короткими толстыми пальцами»[129] — так описывает в своих мемуарах Шелленберг Мюллера. Правда, на всякий случай он задним числом представляет дело таким образом, будто с 1943 года тот был смертельным врагом Шелленберга. постоянно замышлял против него козни и чуть ли не готов был погубить. Это вряд ли достоверно. Но одно совершенно очевидно: оба соперника досконально знали слабые и сильные стороны друг друга и в своей службе нацистской верхушке действовали с величайшей осторожностью, боясь где-то оступиться и тем самым дать козырь противнику.
   По словам подручных Мюллера, много лет знавших его, он был человеком хитрым, беспощадным и умевшим мстить. Привычка ко лжи и стремление к неуемной власти над своими жертвами наложили на него отпечаток коварства и грубости, скрытой и судорожной жестокости.
   Гейдрих не случайно остановил свой выбор на Мюллере. Он нашел в этом «упрямом и самонадеянном» баварце, обладавшем высоким профессионализмом и умением слепо подчиняться, идеального партнера, выделявшегося своей ненавистью к коммунизму и «всегда готового поддержать Гейдриха в любом грязном деле» (как, например, уничтожение неугодных Гитлеру генералов, расправа с политическими противниками, слежка за сослуживцами). Мюллер отличался тем, что, действуя по привычному стандарту, он «как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода».
   В качестве главы гестапо Мюллер создал такую пирамиду ячеек, которая распространялась сверху вниз, проникала буквально в каждый немецкий дом. Рядовые граждане становились почетными сотрудниками гестапо, выступая в качестве квартальных надзирателей. Превратник жилого дома должен был, как квартальный надзиратель, следить за членами всех семей, проживающих в этом доме. Квартальные надзиратели сообщали об имевших место политических проступках и подстрекательских разговорах. Летом 1943 года гестапо располагало 482 тысячами квартальных надзирателей.
   Инициативное доносительство со стороны прочих граждан также широко пропагандировалось и поощрялось как проявление патриотизма. Добровольные осведомители обычно действовали, движимые завистью или стремлением выслужиться перед властями, и получаемая от них информация, как правило, была, по свидетельству сотрудников гестапо, бесполезной.
   Тем не менее, как считали гестаповцы, осознание человеком, что на него может донести буквально кто угодно, создавало желаемую атмосферу страха. Даже ни один из членов национал-социалистской партии не чувствовал себя спокойно, опасаясь «всевидящего ока» гестапо.
   С помощью внедренной в головы людей мысли о том, что за каждым все время следят, удавалось держать в узде целый народ, подрывать его волю к сопротивлению. Другое преимущество такой в полном смысле слова государственной сети почетных и добровольных доносчиков заключалось в том, что для правительства она была бесплатной.
   Как специалист в области пыток Мюллер в организации их превзошел всех своих коллег. С теми, кто попадал в руки гестапо, «работали» поразительно одинаковым образом. Применяемая технология пыток была в такой мере тождественной как в Германии, так и на территории оккупированных стран, что это совершенно определенно указывало на то, что гестаповцы руководствовались единым, обязательным для всех органов гестапо оперативным наставлением.
   Прежде чем начать допрос, подозреваемого обычно жестоко избивали, чтобы привести его в шоковое состояние. Цель такого злонамеренного произвола заключалась в том, чтобы ошеломить, унизить и вывести арестованного из состояния душевного равновесия в самом начале борьбы с его истязателями, когда надо собрать воедино весь свой разум и волю.
   Гестаповцы считали, что каждый схваченный ими человек располагает хоть какой-то информацией о подрывной деятельности, пускай даже лично не имея прямого отношения к ней. Даже тех, против кого отсутствовали какие-либо доказательства их причастности к подрывной деятельности, подвергали пыткам «на всякий случай», — может быть, они что-нибудь расскажут. Арестованного допрашивали «с пристрастием» по вопросам, о которых он абсолютно ничего не знал. Одна «линия допроса наудачу» сменялась другой. Начавшись, этот процесс становился буквально необратимым. Если арестованный не давал показаний на допросе с применением «мягких» пыток, они становились все более жестокими. Человек мог умереть, прежде чем его истязатели убедятся, что он действительно ничего не знает.
   Обычным делом было отбивание почек у допрашиваемого. Его избивали до тех пор, пока лицо не превращалось в бесформенную, лишенную зубов массу. Гестапо имело набор изощренных орудий пыток: тиски, с помощью которых раздавливали яички, электроды для передачи разряда электрического тока от пениса в задний проход, стальной обруч для сдавливания головы, паяльник для прижигания тела пытаемого.
   Под руководством Мюллера в гестапо прошли кровавую «практику» все эсэсовские палачи, которые впоследствии зверствовали в оккупированных странах Европы и на временно захваченной советской территории.
   Идеей фикс Мюллера было создание централизованного учета, в котором имелось бы досье на каждого немца со сведениями обо всех «сомнительных моментах» в биографии и поступках даже самых незначительных. Любого, кто подозревался в сопротивлении гитлеровскому режиму, пусть даже «лишь в мыслях», Мюллер причислял к врагам рейха.
   Мюллер имел самое непосредственное отношение к «окончательному решению еврейского вопроса», что означало массовое физическое уничтожение евреев. Именно он подписал приказ, требующий доставки в Аушвитц к 31 января 1943 года 45 тысяч лиц еврейской национальности для их уничтожения. Он же являлся автором бесчисленных документов аналогичного содержания, лишний раз свидетельствующих о его необычном рвении в исполнении директив нацистской верхушки. Летом 1943 года он был послан в Рим для оказания давления на итальянские власти в связи с возникшими у них колебаниями в «решении еврейского вопроса». Вплоть до самого конца войны Мюллер неустанно требовал от своих подчиненных активизации их деятельности в этом направлении. В период его руководства массовые убийства превратились в автоматическую процедуру. Такой же экстремизм проявлял Мюллер и в отношении советских военнопленных. Он же отдал приказ расстрелять английских офицеров, бежавших из-под стражи близ Бреслау в конце марта 1944 года.
   Как и сам глава РСХА. Гейдрих, Мюллер был в курсе интимнейших подробностей, касавшихся всех руководящих деятелей режима и их ближайшего окружения. Вообще он был одним из самых осведомленных лиц третьего рейха, высшим «носителем тайн». Власть гестапо Мюллер использовал и в личных интересах. Рассказывают, что когда один из членов богатого и знатнейшего семейства Гередорфов угодил в лапы тайной полиции, то его родственники предложили выкуп в три миллиона марок, которые Мюллер положил в свой карман.
   После бегства из поверженной Германии Мюллер не оставил практически никаких следов. Последний раз его видели 28 апреля 1945 года. Хотя официально его похороны состоялись за двенадцать дней до этого, однако после эксгумации тело не было опознано. Ходили слухи, будто бы он уехал в Латинскую Америку.
   Список ближайших сообщников обер-палача Гиммлера, ключевых фигур имперской службы безопасности, будет не полным, если не упомянуть Альфреда Науйокса, поднаторевшего на крупных политических провокациях, и прежде всего против СССР. В кругу эсэсовцев Науйокс пользовался популярностью как «человек, начавший вторую мировую войну», возглавив ложное «польское» нападение на радиостанцию в Гливице 31 августа 1939 года, о чем подробно было рассказано выше.
   Дружба известного боксера-любителя Науйокса с нацистами началась с его участия в устраиваемых ими уличных потасовках со своими политическими противниками.
   В 1931 году в возрасте 20 лет он вступил в войска СС, нуждавшиеся в «молодых головорезах», а спустя три года был зачислен на работу в СД, где со временем обратил на себя внимание Гейдриха своей способностью на быстрые решения и отчаянный риск и стал одним из его доверенных лиц. Вначале ему было поручено возглавить подразделение, занимавшееся изготовлением фальшивых документов, паспортов, удостоверений личности и подделкой иностранных банкнот. В 1937 году, как уже упоминалось, он оказал услугу Гейдриху тем, что успешно справился с изготовлением фальшивки с целью компрометации видных советских военачальников во главе с маршалом М. Н. Тухачевским. В конце 1938 года Науйокс вместе с Шелленбергом участвовал в похищении двух английских разведчиков на немецко-голландской границе, о чем б речь дальше. Как и в случае с Польшей, именно ему было поручено изыскать повод для вероломного вторжения немецко-фашистских войск на территорию Нидерландов в мае 1940 года. Наконец, Науйоксу принадлежала идея организовать экономическую диверсию (операцию «Бернард») против Англии путем распространения на ее территории фальшивых денег[130].
   В 1941 году Науйокс был уволен из СД за то, что оспорил приказ Гейдриха, строго каравшего за малейшее неповиновение. Сначала его отчислили в одну из эсэсовских частей, а в 1943 году отправили на Восточный фронт. В течение года Науйокс проходил службу в оккупационных войсках в Бельгии. Формально числясь на должности экономиста, этот один из «удачливых и хитроумных разведчиков» третьего рейха время от времени привлекался к выполнению «специальных заданий», в частности организовал несколько крупных террористических акций, завершившихся убийством значительной группы активных участников голландского движения Сопротивления.
   В 1944 году Науйокс сдался в плен американцам, в конце войны оказался в лагере для военных преступников, но ему каким-то образом удалось бежать из-под стражи перед тем, как он должен был предстать перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге.
   В послевоенные годы этот специалист по особым заданиям возглавил подпольную организацию из бывших членов СС, опираясь на помощь Скорцени, который снабжал паспортами и деньгами бежавших из Берлина нацистов. Науйокс и его аппарат под видом «туристов» направляли нацистских военных преступников в Латинскую Америку, обеспечивая безопасность. Впоследствии он обосновался в Гамбурге, продолжая заниматься тем же вплоть до своей кончины в апреле 1960 года, так и не представ перед судом за чудовищные злодеяния, совершенные в годы войны.
   Как неопровержимо подтверждают факты и документы, к числу ревностных исполнителей воли Гитлера, убежденных его сторонников относился также Вальтер Шелленберг, сын владельца фабрики роялей из Саарбрюккена, юрист по образованию. В 1933 году он вступил в партию национал-социалистов и одновременно в организацию для избранных — СС (охранные отряды Гитлера). На первых порах довольствовался положением внештатного шпика гестапо и зарубежного агента СД, прилагая при этом максимум стараний для того, чтобы обратить на себя внимание своих шефов обстоятельностью и отработанностью деталей регулярно представляемых им донесений. При этом, по собственному признанию Шелленберга, после того как он стал национал-социалистом, ему не приходилось испытывать какой-либо душевный дискомфорт от того, что принял на себя обязанность быть попросту доносчиком, собирать информацию о собственных товарищах и профессорах университета. Свои первые задания от тайной службы Шелленберг получал в зеленых конвертах, приходящих на адрес одного боннского профессора хирургии. Указания для него поступали непосредственно из центрального управления службы безопасности в Берлине, требовавшего предоставления информации об умонастроениях в рейнских университетах, политических, профессиональных и личных связях студентов и преподавателей.
   Типичный выскочка, с амбициями, не подкрепляемыми материальной базой, Шелленберг стремился любой ценой «выбиться в люди». Склонный достигать целей путем авантюр и закулисных маневров, он питал особое пристрастие к сомнительной романтике. Мир, расположенный по ту сторону установленных порядков, по ту сторону «скучной расчетливости», как он любил выражаться, притягивал его с магической силой. Восхищаясь мощью «торжествующей воли героических личностей», он стремился случайности в своей жизни обратить в правило, необычное — рассматривать в порядке вещей.
   С унизительным рвением борясь на Нюрнбергском процессе нацистских военных преступников за собственную жизнь, Шелленберг всеми силами стремился обелить себя, отгородиться от чудовищных преступлений своих коллег — зловещих палачей гитлеровской империи, представить себя всего лишь «скромным кабинетным теоретиком», стоящим над схваткой жрецом «чистого» искусства разведки. Однако английские офицеры, допрашивавшие его, с презрением говорили ему, что он — не более чем незаслуженно переоцененный фаворит нацистского режима, не отвечавший ни задачам, стоявшим перед ним, ни исторической обстановке. Такая оценка противником его способностей была для Шелленберга тяжелейшим ударом по самолюбию. «Отравленными» оказались для него и последние годы жизни, которые он провел в Италии, после того как был выслан из Швейцарии, где он поначалу обосновался. Дело в том, что итальянские власти, не без колебаний предоставившие ему убежище, не обращали на него никакого внимания, довольствуясь весьма поверхностным наблюдением за человеком, который не только не представлял никакой опасности, но и вряд ли мог причинить какое-либо беспокойство. Подобное отношение воспринималось Шелленбергом крайне болезненно, поскольку в этом обнаруживалось полное пренебрежение к персоне вчерашней «супер-звезды» гитлеровской разведки.
   Возвращаясь к периоду, когда Шелленберг, сблизившись с кругами, связанными с разведкой, начинал делать свои первые шаги на поприще «тайной войны», следует отметить, что особенно высоко его способности к этой деятельности были оценены в ходе предпринятой им длительной поездки по странам Западной Европы в качестве зарубежного агента СД. Старания, бесспорный профессионализм, обнаруженный Шелленбергом при выполнении сложного задания, требовавшего добывания актуальной информации «самого широкого профиля», не могли остаться незамеченными: распознав в нем нужную фигуру, его в скором времени уже зачисляют в штат секретной службы руководящего аппарата СС. В середине 30-х годов он был послан во Франкфурт-на-Майне, чтобы пройти там трехмесячный курс обучения в отделах полицай-президиума. Оттуда его направили на четыре недели во Францию с заданием собрать точную информацию о политических взглядах одного известного профессора Сорбонны. Шелленберг справился с заданием, и после возвращения из Парижа его переводят для изучения «методов управления» в Берлин в имперское министерство внутренних дел, откуда он перебирается в гестапо.