Страница:
Соотношение сил в тот период между начальником главного имперского управления безопасности и шефом абвера было еще более или менее равным. Гейдрих продолжал накапливать материалы против Канариса, которые должны были, по его выражению, составить содержимое его «зарядного ящика»; Канарис же в свою очередь бережно хранил в своем сейфе тайное оружие для контратаки. Кроме подробной справки о дисциплинарных проступках Гейдриха в бытность службы последнего в военно-морском флоте он обладал копиями личных документов, содержавших опасные свидетельства о «неполадках» в родословной Гейдриха: одна из его бабок была еврейкой; это означало, что свидетельства Гейдриха об арийском происхождении были подложными. Однако ни Гейдрих, ни Канарис не желали окончательного разрыва тонкой нити, которая соединяла этих двух, пожалуй, самых видных деятелей немецкой разведки, рьяных сподвижников Гитлера. Но абверу и его начальнику явно не везло, и это было на руку Гейдриху.
В начале 1940 года произошел крупный провал по военной линии: оперативный план немецкого наступления на Западе попал в руки противника. Гитлер бушевал. Свой гнев он, естественно, направил против абвера, отвечавшего за безопасность армии, ее тылов, проводимых ею операций, в обязанности которого вменялось прежде всего не допустить утечки информации к врагу, сохранить в тайне состав войск, их подготовку к наступлению и дату начала задуманной операции.
Немецкий офицер, имевший приказ доставить план наступления в одну из комендатур вермахта на Западе, повстречал в Мюнстере, где он оказался проездом к месту назначения, своего давнего приятеля, майора военно-воздушных сил. Тот уговорил его прервать поездку и достойно отметить встречу. Свидание друзей превратилось в веселую пирушку, и в итоге курьер опоздал на поезд. Чтобы наверстать упущенное время, майор ВВС вызвался лично доставить своего друга в Кельн на небольшом самолете. Однако погода в эти утренние часы была неблагоприятной, самолет из-за недостаточной видимости сбился с курса и в конце концов должен был совершить вынужденную посадку на территории Бельгии, близ Мехельна. Попытка сразу же уничтожить секретные документы особой важности не удалась — офицер и летчик в момент приземления самолета были захвачены бельгийской полицией. Закончилась неудачей и вторая попытка — сжечь бумаги в печи полицейского участка, куда были доставлены задержанные. Печь была основательно заполнена углем, и брошенные в нее документы, оказавшись поверх его, лишь частично обгорели. Бельгийцы вполне могли разобрать каждое предложение в них и, следовательно, раскрыть содержание самого плана. Но местное военное командование усмотрело в этом инциденте намерение нацистов ввести его в заблуждение.
Гитлер тем временем сразу же заподозрил измену и готов был отдать приказ о немедленном физическом устранении офицеров. Однако в ходе расследования не были получены доказательства преднамеренной государственной измены. Канарису стоило немалых усилий убедить Гитлера в том. что дело здесь в халатности и ни в чем другом. Но рассеять до конца подогреваемое Гейдрихом недовольство фюрера положением дел с обеспечением абвером сохранности тайн вермахта ему так и не удалось.
Напряженность в отношениях между Гейдрихом и Канарисом особенно стала нарастать спустя несколько месяцев после захвата Бельгии немецкими войсками. Поводом послужил «прокол», допущенный военной разведкой. Абверу удалось нащупать нелегальную ветвь английской разведки с выходом на французских и советских агентов. Одновременно на нее натолкнулась и служба СД. Была достигнута договоренность, что два сотрудника из аппарата Шелленберга попытаются использовать эту возможность в плане внедрения в разведывательную сеть противника. Однако случилось так, что вопреки этой договоренности офицер распорядился арестовать в различных пунктах группу подозрительных лиц, в число которых попало и семь лучших агентов СД. В результате этой поспешности вся шпионская сеть противника, над которой нависала серьезная опасность, была, как и следовало ожидать, немедленно реорганизована и «добыча, которая, казалось, находилась уже в наших руках, — ускользнула», — писал с сожалением об этом деле Шелленберг. Воспользовавшись этим, Гейдрих энергично потребовал четкого разграничения компетенций между разведывательными службами главного имперского управления безопасности и вермахта[262]. (Заметим попутно, что практически это разграничение было произведено только через год. Дело в том, что, несмотря на все старания Шелленберга сделать внесенный им проект привлекательным в глазах Гиммлера и Гейдриха, направленным на расширение их личной власти, тот и другой осторожничали, считая, что создание единой независимой разведывательной организации может нанести им ущерб как в личном, так и в политическом плане.)
Для недовольства Гитлера Канарисом имелись и другие мотивы. В июле 1940 года, впервые после оккупации Франции, Гитлер, раздраженный упорными отказами англичан пойти «на мировую», решил отомстить им: он задумал захватить Гибралтар, блокировать пролив и таким образом вынудить их «убраться из западной части Средиземного моря». Было решено создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. По требованию Гитлера и в соответствии с его директивой за № 32 от 11 июня 1941 года, предписывавшей вермахту обеспечить «блокирование западного входа в Средиземное море путем захвата Гибралтара», был разработан план вооруженного нападения, назначенного на ноябрь 1942 года, скрытый под кодовым названием «Феликс». В кругу своих ближайших приспешников Гитлер позднее предложил в случае необходимости распространить эту операцию и на Испанию.
Проведение необходимой подготовительной работы, включая рекогносцировку гибралтарских укреплений. Гитлер возложил на Канариса, располагавшего широкими связями среди испанцев и имевшего влияние даже на самого Франко, приходу к власти которого он в свое время всячески содействовал. Выражалась надежда, что шефу абвера, быть может, удастся вовлечь в затеваемую авантюру и Испанию. Канарис развил настолько лихорадочную деятельность, что вскоре вышел далеко за рамки отведенной ему роли. Он стремился взять на себя руководство всей операцией, начиная с черновой работы по организации шпионажа, обеспечения возможных участков сосредоточения войск, складов снабжения, линий связи, охраны дорог и кончая командованием штурмовыми частями.
22 июля Канарис во главе разведывательной группы посетил предместье Гибралтара с целью изучения местности, выявления препятствий, которые могут возникнуть в ходе этой широкомасштабной операции, и разработки плана самого штурма. Одновременно он приступил к формированию штурмового отряда из солдат диверсионного полка «Бранденбург». Как потом будут отмечать немецкие эксперты, никогда еще за всю историю шпионажа осуществление подобной миссии не возглавлялось непосредственно столь крупными боссами секретной службы — самим шефом управления разведки и контрразведки вермахта и его ближайшими помощниками. Они не один раз наведывались в Испанию, чтобы держать под своим контролем развертывание операции «Феликс».
К концу 1940 года нацисты уже имели детальную карту всего района предстоящих действий. Однако огромная работа, проделанная на этой стадии, оказалась в результате бесполезной, поскольку в январе 1941 года, осознав, очевидно, опасность быть втянутыми в войну, испанцы после всякого рода проволочек и тайных маневров попросту заявили о своем отказе участвовать в операции, и ее пришлось отменить. Но достаточно мощная разведывательная организация, созданная в процессе подготовки к захвату Гибралтара, сохранялась и продолжала действовать на обоих берегах западной части Средиземного моря. Наблюдение за Гибралтарским проливом велось из двух вилл в Альхесирасе, оборудованных лучшими по тому времени оптическими и электронными приборами германского производства. Абверовская группа наблюдателей в Танжере занимала два здания и круглосуточно несла дежурство. Деятельность ее широко разветвленной шпионской сети, насчитывающей 357 агентов, направлялась опытными офицерами разведки. Группа опиралась на постоянную помощь представительств абвера в Мадриде и Лиссабоне.
Однако за спиной нацистов активно действовала английская Интеллидженс сервис, занимавшаяся не столько сбором разведывательной информации, сколько тайной войной с абвером. Англичане успешно внедряли своих людей в его агентурную сеть, обезвреживали засылаемых им агентов, вели за абверовцами неослабную слежку, продвигали дезинформацию, и все это с единственной целью — сорвать операцию «Феликс» и помешать наблюдению за проливом.
Несмотря на то что «команда Канариса», расположившаяся в этом районе, находилась в состоянии постоянной повышенной боевой готовности, она тем не менее оказалась не способной предупредить Берлин в октябре 1942 года о подготовке союзников к вторжению в Северную Африку, в результате чего их экспедиционные войска достигли мест высадки практически незамеченными. Провал абвера нанес серьезный удар не только по его репутации, прежде всего значительно пострадал и без того пошатнувшийся престиж самого Канариса. Заметим, что положение, ко всему прочему, усугублялось еще и тем, что к тому времени у абвера появился серьезный соперник в лице набиравшего силу главного имперского управления безопасности и, в частности, службы безопасности, возглавляемых Гейдрихом и Шелленбергом.
Канарис жил в постоянной тревоге — и не скрывал этого от близких ему коллег, — что Гейдрих своим дерзким ходом рано или поздно оттеснит его от руководства военной разведкой или возвысится над ним.
В конце 1942 года Гейдрих всерьез вынашивает мысль «свалить» Канариса. Неожиданно подвернулся и повод для этого.
В связи со специально предпринятой английскими «командос» операцией на участке между Дьеппом и Гавром абверу был нанесен жесточайший удар. Англичанам удалось захватить находившееся на вооружении гитлеровской радиослужбы усовершенствованное оборудование, с помощью которого она могла на большом расстоянии фиксировать направление полета вражеских самолетов, способствуя тем самым обеспечению охраны главных воздушных путей, в особенности в Северной и Западной Европе. Для захвата уникальной аппаратуры была осуществлена заброска десанта, участникам которого удалось демонтировать ее, остатки сфотографировать, а основные детали доставить в Лондон. Последствия английской акции были настолько ощутимы, что они породили смятение и беспокойство буквально на всех уровнях нацистской иерархии, включая верхние эшелоны. Назначили расследование, которое не только выявило крупные недостатки в системе немецкой обороны в целом, но и, как того хотелось Гейдриху, вскрыло факты серьезных упущений в организации маскировки и защиты оборудования, ответственность за которые опять-таки несла военная контрразведка. Начались работы по ликвидации ущерба, и в связи с этим встал вопрос об использовании достижений в данной области других стран. Гитлер поставил задачу выяснить, насколько далеко продвинулись в этом отношении англичане. Технические отделы разведки ВВС доложили командованию о результатах проведенных ими исследований трофейных приборов, Канарис же не высказал на этот счет никаких соображений, пытаясь отговориться уклончивыми объяснениями. Гитлер, проинформированный Гиммлером, выразил недовольство поведением адмирала; однажды он даже спросил рейхсфюрера СС, как он вообще терпит Канариса с его «глупой болтовней». Гитлер, которому, как он выразился, «надоело выслушивать болтовню адмирала», склонен был уволить его по служебному несоответствию[263].
Положение Канариса осложнялось еще и тем, что против него ополчился в то время и Риббентроп, имевший давние с ним счеты. Начало этому было положено еще в феврале 1938 года в начале третьей недели его пребывания на посту министра иностранных дел, когда произошел провал шпионской группы абвера в США, раскрывший перед мировой общественностью недозволенные методы осуществления нацистами своей внешней политики[264]. Возмущенный этим, но в значительно большей степени разъяренный тем, что абвер, как ему стало известно, является поставщиком Гитлеру негативной информации о деятельности возглавляемого им внешнеполитического ведомства, Риббентроп решил апеллировать к самому фюреру. Он был уверен, что факт провала может послужить убедительным доказательством профессиональной несостоятельности абвера, наносящего своими необдуманными действиями непоправимый ущерб интересам Германии. Но попытка эта не увенчалась успехом — Гитлер с пренебрежением отклонил жалобу Риббентропа. Дело в том, что к этому времени Канарис уже успел доказать фюреру, что арестованные в США шпионы не имели отношения к абверу. Кроме того, на Гитлера, судя по документам захваченных секретных архивов, произвело сильное впечатление заявление Канариса, специально рассчитанное на соответствующую ответную реакцию. «Все эти немцы, — патетически заявил он, — патриоты и преданные национал-социалисты, единственная цель которых состояла в том, чтобы послужить новой Германии». Польщенный этим — на что и рассчитывал Канарис, — Гитлер в конфликте Риббентропа с Канарисом стал на сторону абвера. Риббентроп же, затаив злобу на начальника абвера, с тех пор пользовался каждой возможностью, чтобы нанести ему удар.
Таким образом, у Гейдриха в рассмотренной выше ситуации, казалось бы, была «возможность добить» Канариса. Тем более что к этому времени не без участия противников Канариса в разведывательных кругах рейха утвердилось мнение, что из-за отсутствия большого интереса с его стороны к чисто организационной стороне дела абвер в какой-то момент превратился в громоздкую службу с чрезмерно раздутым административным аппаратом. В частности, считалось, что силы и средства вспомогательных подразделений абвера, имевшиеся в военных округах, были никак не совместимы с выполняемыми ими задачами. И в результате военная разведка приобрела вид неповоротливой бюрократической машины с непомерно разбухшими штатами, пожиравшей массу средств. Но это вовсе не означало, что в целом абвер, у руководства которым стояли специалисты высокого класса, действовал неэффективно. Понимая это, Гейдрих проявлял пока сдержанность, считая, очевидно, что время для этого еще не пришло. Похоже, что играли здесь роль и обстоятельства, которых мы коснемся ниже.
Для полноты политического портрета адмирала Канариса прибавим к сказанному то, что он питал патологическую ненависть к Советскому Союзу, страшился повторения революционных потрясений в Германии в случае поражения Гитлера в войне. Возглавляемый и направляемый им на протяжении десяти лет абвер, как и вермахт в целом, являлся вернейшим инструментом гитлеровской политики агрессии и насилия. Вся практическая деятельность адмирала Канариса на посту главы управления военной разведки и контрразведки вермахта, все исходившие от него директивы со всей очевидностью свидетельствовали об этом. Вот одна из многих иллюстраций такого рода.
Осенью 1941 года Канарис, оценивая Ленинград как «объект нападения» вермахта, доказывал, что после капитуляции города можно было бы разрешить Соединенным Штатам вывезти ленинградское население за океан. Но куда проще, считал он, «герметически закупорить Ленинград, разбить его артиллерией и авиацией, дать населению провести голодную зиму, а весной 1942 года войти в черту города, чтобы взорвать то, что осталось»[265].
В середине 1943 года фельдмаршал Кейтель, постоянно выступавший в защиту своего начальника военной разведки, решил, очевидно, прийти на помощь адмиралу и, чтобы отвлечь внимание Гитлера, устроил «смену караула» в абвере, заменив руководителей основных, ключевых отделов. Но тут произошло одно событие, осложнившее и без того трудное положение Канариса. Несколько ведущих сотрудников нацистской военной разведки в Анкаре переметнулись на сторону англичан. В результате оказалась дезорганизованной вся разведывательная работа Германии на Ближнем Востоке, и восстановить эффективно действовавшую до этого агентурную сеть в Турции было уже невозможно.
В начале февраля 1944 года Гитлер нашел «штрафной счет» адмирала Канариса настолько весомым, что решил сместить этого когда-то сильного человека в рейхе с занимаемой им должности и вообще отстранить его от работы в разведке. Удар несколько смягчили, назначив его руководителем управления экономической войны в штабе верховного командования. К тому времени и сам абвер оказался в трудном положении. Гестапо выявило в его центральном аппарате группу антинацистов и вело тщательное расследование. «Флиртуя с недовольными фашистским режимом, — пишет об этом периоде деятельности шефа абвера Л. Фараго, — Канарис вместе с тем продолжал верой и правдой служить нацистам. Однако поставляемая его управлением информация своей двусмысленностью и неопределенностью вызывала все усиливающуюся критику со стороны командования вооруженными силами и нацистского аппарата»[266]. Шелленберг уже располагал материалами, компрометирующими абвер и лично Канариса, но выжидал, пока решающий удар не нанесет ему Риббентроп, другой его противник. Формально решение об освобождении Канариса объяснялось необходимостью в условиях военного времени объединить все разведывательные службы страны, включая абвер, под единым руководством.
Таким образом, к весне 1944 года Кальтенбруннеру удалось не только убрать с дороги адмирала Канариса, но окончательно поглотить шпионско-диверсионный аппарат верховного главнокомандования вермахта и таким образом «прибрать к рукам» все службы «тотального шпионажа».
КАЗНЬ АДМИРАЛА КАНАРИСА
В начале 1940 года произошел крупный провал по военной линии: оперативный план немецкого наступления на Западе попал в руки противника. Гитлер бушевал. Свой гнев он, естественно, направил против абвера, отвечавшего за безопасность армии, ее тылов, проводимых ею операций, в обязанности которого вменялось прежде всего не допустить утечки информации к врагу, сохранить в тайне состав войск, их подготовку к наступлению и дату начала задуманной операции.
Немецкий офицер, имевший приказ доставить план наступления в одну из комендатур вермахта на Западе, повстречал в Мюнстере, где он оказался проездом к месту назначения, своего давнего приятеля, майора военно-воздушных сил. Тот уговорил его прервать поездку и достойно отметить встречу. Свидание друзей превратилось в веселую пирушку, и в итоге курьер опоздал на поезд. Чтобы наверстать упущенное время, майор ВВС вызвался лично доставить своего друга в Кельн на небольшом самолете. Однако погода в эти утренние часы была неблагоприятной, самолет из-за недостаточной видимости сбился с курса и в конце концов должен был совершить вынужденную посадку на территории Бельгии, близ Мехельна. Попытка сразу же уничтожить секретные документы особой важности не удалась — офицер и летчик в момент приземления самолета были захвачены бельгийской полицией. Закончилась неудачей и вторая попытка — сжечь бумаги в печи полицейского участка, куда были доставлены задержанные. Печь была основательно заполнена углем, и брошенные в нее документы, оказавшись поверх его, лишь частично обгорели. Бельгийцы вполне могли разобрать каждое предложение в них и, следовательно, раскрыть содержание самого плана. Но местное военное командование усмотрело в этом инциденте намерение нацистов ввести его в заблуждение.
Гитлер тем временем сразу же заподозрил измену и готов был отдать приказ о немедленном физическом устранении офицеров. Однако в ходе расследования не были получены доказательства преднамеренной государственной измены. Канарису стоило немалых усилий убедить Гитлера в том. что дело здесь в халатности и ни в чем другом. Но рассеять до конца подогреваемое Гейдрихом недовольство фюрера положением дел с обеспечением абвером сохранности тайн вермахта ему так и не удалось.
Напряженность в отношениях между Гейдрихом и Канарисом особенно стала нарастать спустя несколько месяцев после захвата Бельгии немецкими войсками. Поводом послужил «прокол», допущенный военной разведкой. Абверу удалось нащупать нелегальную ветвь английской разведки с выходом на французских и советских агентов. Одновременно на нее натолкнулась и служба СД. Была достигнута договоренность, что два сотрудника из аппарата Шелленберга попытаются использовать эту возможность в плане внедрения в разведывательную сеть противника. Однако случилось так, что вопреки этой договоренности офицер распорядился арестовать в различных пунктах группу подозрительных лиц, в число которых попало и семь лучших агентов СД. В результате этой поспешности вся шпионская сеть противника, над которой нависала серьезная опасность, была, как и следовало ожидать, немедленно реорганизована и «добыча, которая, казалось, находилась уже в наших руках, — ускользнула», — писал с сожалением об этом деле Шелленберг. Воспользовавшись этим, Гейдрих энергично потребовал четкого разграничения компетенций между разведывательными службами главного имперского управления безопасности и вермахта[262]. (Заметим попутно, что практически это разграничение было произведено только через год. Дело в том, что, несмотря на все старания Шелленберга сделать внесенный им проект привлекательным в глазах Гиммлера и Гейдриха, направленным на расширение их личной власти, тот и другой осторожничали, считая, что создание единой независимой разведывательной организации может нанести им ущерб как в личном, так и в политическом плане.)
Для недовольства Гитлера Канарисом имелись и другие мотивы. В июле 1940 года, впервые после оккупации Франции, Гитлер, раздраженный упорными отказами англичан пойти «на мировую», решил отомстить им: он задумал захватить Гибралтар, блокировать пролив и таким образом вынудить их «убраться из западной части Средиземного моря». Было решено создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. По требованию Гитлера и в соответствии с его директивой за № 32 от 11 июня 1941 года, предписывавшей вермахту обеспечить «блокирование западного входа в Средиземное море путем захвата Гибралтара», был разработан план вооруженного нападения, назначенного на ноябрь 1942 года, скрытый под кодовым названием «Феликс». В кругу своих ближайших приспешников Гитлер позднее предложил в случае необходимости распространить эту операцию и на Испанию.
Проведение необходимой подготовительной работы, включая рекогносцировку гибралтарских укреплений. Гитлер возложил на Канариса, располагавшего широкими связями среди испанцев и имевшего влияние даже на самого Франко, приходу к власти которого он в свое время всячески содействовал. Выражалась надежда, что шефу абвера, быть может, удастся вовлечь в затеваемую авантюру и Испанию. Канарис развил настолько лихорадочную деятельность, что вскоре вышел далеко за рамки отведенной ему роли. Он стремился взять на себя руководство всей операцией, начиная с черновой работы по организации шпионажа, обеспечения возможных участков сосредоточения войск, складов снабжения, линий связи, охраны дорог и кончая командованием штурмовыми частями.
22 июля Канарис во главе разведывательной группы посетил предместье Гибралтара с целью изучения местности, выявления препятствий, которые могут возникнуть в ходе этой широкомасштабной операции, и разработки плана самого штурма. Одновременно он приступил к формированию штурмового отряда из солдат диверсионного полка «Бранденбург». Как потом будут отмечать немецкие эксперты, никогда еще за всю историю шпионажа осуществление подобной миссии не возглавлялось непосредственно столь крупными боссами секретной службы — самим шефом управления разведки и контрразведки вермахта и его ближайшими помощниками. Они не один раз наведывались в Испанию, чтобы держать под своим контролем развертывание операции «Феликс».
К концу 1940 года нацисты уже имели детальную карту всего района предстоящих действий. Однако огромная работа, проделанная на этой стадии, оказалась в результате бесполезной, поскольку в январе 1941 года, осознав, очевидно, опасность быть втянутыми в войну, испанцы после всякого рода проволочек и тайных маневров попросту заявили о своем отказе участвовать в операции, и ее пришлось отменить. Но достаточно мощная разведывательная организация, созданная в процессе подготовки к захвату Гибралтара, сохранялась и продолжала действовать на обоих берегах западной части Средиземного моря. Наблюдение за Гибралтарским проливом велось из двух вилл в Альхесирасе, оборудованных лучшими по тому времени оптическими и электронными приборами германского производства. Абверовская группа наблюдателей в Танжере занимала два здания и круглосуточно несла дежурство. Деятельность ее широко разветвленной шпионской сети, насчитывающей 357 агентов, направлялась опытными офицерами разведки. Группа опиралась на постоянную помощь представительств абвера в Мадриде и Лиссабоне.
Однако за спиной нацистов активно действовала английская Интеллидженс сервис, занимавшаяся не столько сбором разведывательной информации, сколько тайной войной с абвером. Англичане успешно внедряли своих людей в его агентурную сеть, обезвреживали засылаемых им агентов, вели за абверовцами неослабную слежку, продвигали дезинформацию, и все это с единственной целью — сорвать операцию «Феликс» и помешать наблюдению за проливом.
Несмотря на то что «команда Канариса», расположившаяся в этом районе, находилась в состоянии постоянной повышенной боевой готовности, она тем не менее оказалась не способной предупредить Берлин в октябре 1942 года о подготовке союзников к вторжению в Северную Африку, в результате чего их экспедиционные войска достигли мест высадки практически незамеченными. Провал абвера нанес серьезный удар не только по его репутации, прежде всего значительно пострадал и без того пошатнувшийся престиж самого Канариса. Заметим, что положение, ко всему прочему, усугублялось еще и тем, что к тому времени у абвера появился серьезный соперник в лице набиравшего силу главного имперского управления безопасности и, в частности, службы безопасности, возглавляемых Гейдрихом и Шелленбергом.
Канарис жил в постоянной тревоге — и не скрывал этого от близких ему коллег, — что Гейдрих своим дерзким ходом рано или поздно оттеснит его от руководства военной разведкой или возвысится над ним.
В конце 1942 года Гейдрих всерьез вынашивает мысль «свалить» Канариса. Неожиданно подвернулся и повод для этого.
В связи со специально предпринятой английскими «командос» операцией на участке между Дьеппом и Гавром абверу был нанесен жесточайший удар. Англичанам удалось захватить находившееся на вооружении гитлеровской радиослужбы усовершенствованное оборудование, с помощью которого она могла на большом расстоянии фиксировать направление полета вражеских самолетов, способствуя тем самым обеспечению охраны главных воздушных путей, в особенности в Северной и Западной Европе. Для захвата уникальной аппаратуры была осуществлена заброска десанта, участникам которого удалось демонтировать ее, остатки сфотографировать, а основные детали доставить в Лондон. Последствия английской акции были настолько ощутимы, что они породили смятение и беспокойство буквально на всех уровнях нацистской иерархии, включая верхние эшелоны. Назначили расследование, которое не только выявило крупные недостатки в системе немецкой обороны в целом, но и, как того хотелось Гейдриху, вскрыло факты серьезных упущений в организации маскировки и защиты оборудования, ответственность за которые опять-таки несла военная контрразведка. Начались работы по ликвидации ущерба, и в связи с этим встал вопрос об использовании достижений в данной области других стран. Гитлер поставил задачу выяснить, насколько далеко продвинулись в этом отношении англичане. Технические отделы разведки ВВС доложили командованию о результатах проведенных ими исследований трофейных приборов, Канарис же не высказал на этот счет никаких соображений, пытаясь отговориться уклончивыми объяснениями. Гитлер, проинформированный Гиммлером, выразил недовольство поведением адмирала; однажды он даже спросил рейхсфюрера СС, как он вообще терпит Канариса с его «глупой болтовней». Гитлер, которому, как он выразился, «надоело выслушивать болтовню адмирала», склонен был уволить его по служебному несоответствию[263].
Положение Канариса осложнялось еще и тем, что против него ополчился в то время и Риббентроп, имевший давние с ним счеты. Начало этому было положено еще в феврале 1938 года в начале третьей недели его пребывания на посту министра иностранных дел, когда произошел провал шпионской группы абвера в США, раскрывший перед мировой общественностью недозволенные методы осуществления нацистами своей внешней политики[264]. Возмущенный этим, но в значительно большей степени разъяренный тем, что абвер, как ему стало известно, является поставщиком Гитлеру негативной информации о деятельности возглавляемого им внешнеполитического ведомства, Риббентроп решил апеллировать к самому фюреру. Он был уверен, что факт провала может послужить убедительным доказательством профессиональной несостоятельности абвера, наносящего своими необдуманными действиями непоправимый ущерб интересам Германии. Но попытка эта не увенчалась успехом — Гитлер с пренебрежением отклонил жалобу Риббентропа. Дело в том, что к этому времени Канарис уже успел доказать фюреру, что арестованные в США шпионы не имели отношения к абверу. Кроме того, на Гитлера, судя по документам захваченных секретных архивов, произвело сильное впечатление заявление Канариса, специально рассчитанное на соответствующую ответную реакцию. «Все эти немцы, — патетически заявил он, — патриоты и преданные национал-социалисты, единственная цель которых состояла в том, чтобы послужить новой Германии». Польщенный этим — на что и рассчитывал Канарис, — Гитлер в конфликте Риббентропа с Канарисом стал на сторону абвера. Риббентроп же, затаив злобу на начальника абвера, с тех пор пользовался каждой возможностью, чтобы нанести ему удар.
Таким образом, у Гейдриха в рассмотренной выше ситуации, казалось бы, была «возможность добить» Канариса. Тем более что к этому времени не без участия противников Канариса в разведывательных кругах рейха утвердилось мнение, что из-за отсутствия большого интереса с его стороны к чисто организационной стороне дела абвер в какой-то момент превратился в громоздкую службу с чрезмерно раздутым административным аппаратом. В частности, считалось, что силы и средства вспомогательных подразделений абвера, имевшиеся в военных округах, были никак не совместимы с выполняемыми ими задачами. И в результате военная разведка приобрела вид неповоротливой бюрократической машины с непомерно разбухшими штатами, пожиравшей массу средств. Но это вовсе не означало, что в целом абвер, у руководства которым стояли специалисты высокого класса, действовал неэффективно. Понимая это, Гейдрих проявлял пока сдержанность, считая, очевидно, что время для этого еще не пришло. Похоже, что играли здесь роль и обстоятельства, которых мы коснемся ниже.
Для полноты политического портрета адмирала Канариса прибавим к сказанному то, что он питал патологическую ненависть к Советскому Союзу, страшился повторения революционных потрясений в Германии в случае поражения Гитлера в войне. Возглавляемый и направляемый им на протяжении десяти лет абвер, как и вермахт в целом, являлся вернейшим инструментом гитлеровской политики агрессии и насилия. Вся практическая деятельность адмирала Канариса на посту главы управления военной разведки и контрразведки вермахта, все исходившие от него директивы со всей очевидностью свидетельствовали об этом. Вот одна из многих иллюстраций такого рода.
Осенью 1941 года Канарис, оценивая Ленинград как «объект нападения» вермахта, доказывал, что после капитуляции города можно было бы разрешить Соединенным Штатам вывезти ленинградское население за океан. Но куда проще, считал он, «герметически закупорить Ленинград, разбить его артиллерией и авиацией, дать населению провести голодную зиму, а весной 1942 года войти в черту города, чтобы взорвать то, что осталось»[265].
В середине 1943 года фельдмаршал Кейтель, постоянно выступавший в защиту своего начальника военной разведки, решил, очевидно, прийти на помощь адмиралу и, чтобы отвлечь внимание Гитлера, устроил «смену караула» в абвере, заменив руководителей основных, ключевых отделов. Но тут произошло одно событие, осложнившее и без того трудное положение Канариса. Несколько ведущих сотрудников нацистской военной разведки в Анкаре переметнулись на сторону англичан. В результате оказалась дезорганизованной вся разведывательная работа Германии на Ближнем Востоке, и восстановить эффективно действовавшую до этого агентурную сеть в Турции было уже невозможно.
В начале февраля 1944 года Гитлер нашел «штрафной счет» адмирала Канариса настолько весомым, что решил сместить этого когда-то сильного человека в рейхе с занимаемой им должности и вообще отстранить его от работы в разведке. Удар несколько смягчили, назначив его руководителем управления экономической войны в штабе верховного командования. К тому времени и сам абвер оказался в трудном положении. Гестапо выявило в его центральном аппарате группу антинацистов и вело тщательное расследование. «Флиртуя с недовольными фашистским режимом, — пишет об этом периоде деятельности шефа абвера Л. Фараго, — Канарис вместе с тем продолжал верой и правдой служить нацистам. Однако поставляемая его управлением информация своей двусмысленностью и неопределенностью вызывала все усиливающуюся критику со стороны командования вооруженными силами и нацистского аппарата»[266]. Шелленберг уже располагал материалами, компрометирующими абвер и лично Канариса, но выжидал, пока решающий удар не нанесет ему Риббентроп, другой его противник. Формально решение об освобождении Канариса объяснялось необходимостью в условиях военного времени объединить все разведывательные службы страны, включая абвер, под единым руководством.
Таким образом, к весне 1944 года Кальтенбруннеру удалось не только убрать с дороги адмирала Канариса, но окончательно поглотить шпионско-диверсионный аппарат верховного главнокомандования вермахта и таким образом «прибрать к рукам» все службы «тотального шпионажа».
КАЗНЬ АДМИРАЛА КАНАРИСА
В отличие от таких гитлеровских генералов шпионажа и диверсий, как Пикенброк, Лахузен, Бентивеньи и Штольце, адмиралу Канарису не удалось пережить вторую мировую войну, а случилось это так.
23 июля 1944 года Шелленбергу, находившемуся в служебном помещении военной разведки, позвонил начальник гестапо Мюллер. В типичной для него манере он резким голосом произнес: «Безотлагательно отправляйтесь на квартиру Канариса, сообщите ему, что он арестован, и тотчас же доставьте его в Фюрстенберг». Адмиралу следовало объяснить, что он будет находиться в Фюрстенберге до тех пор, пока, как выразился начальник гестапо, «все не выяснится». (Мюллер и Кальтенбруннер в те дни занимались расследованием покушения на Гитлера, совершенного 20 июля 1944 года и в связи с этим руководили операцией по взятию под стражу заподозренных лиц.) Как будет утверждать Шелленберг много лет спустя в своих мемуарах, он, выслушав тогда распоряжение Мюллера, запротестовал было, заявив, что не намерен брать на себя роль чиновника-исполнителя, и пригрозил даже обратиться по этому поводу к Гиммлеру. «Не забывайте, — парировал его заявление Мюллер, — что не рейхсфюрер, а Кальтенбруннер и я получили приказ фюрера расследовать заговор. За неподчинение вам придется жестоко поплатиться».
«Я сразу все понял, — пишет далее Шелленберг, — и, поразмыслив немного, решил подчиниться»[267]. Переговорив с гауптштурмфюрером СС бароном фон Фелькерзамом, который знал Канариса и когда-то служил под началом адмирала, Шелленберг предложил ему сопровождать его.
Шелленберг и Фелькерзам выехали в район Шлахгензее, где проживал Канарис. Дверь открыл сам адмирал. В квартире у него в это время находились барон Каульбарс и один из родственников адмирала-Эрвин Дельбрюк. Канарис попросил гостей на несколько минут покинуть комнату и, обращаясь к Шелленбергу, сказал: «Я так и думал, что это будете Вы».
После объяснения Шелленбергом цели своего появления адмирал заявил: «Обещайте в ближайшие дни устроить мне встречу с Гиммлером. Остальные Кальтенбруннер и Мюллер — всего лишь мясники, жаждущие моей крови». Шелленберг заверил адмирала, что непременно выполнит его просьбу, а затем официальным тоном произнес: «Если господину адмиралу угодно сделать другие распоряжения… Я буду ждать в этой комнате в течение часа — за это время Вы можете предпринять все, что Вам заблагорассудится. В своем рапорте я укажу, что Вы направились в спальню, чтобы переодеться»[268].
Поняв, на что намекает Шелленберг, Канарис ответил: «Нет, о побеге не может быть и речи. Самоубийством кончать я также не собираюсь. Я уверен в своей невиновности и надеюсь на Ваше обещание». После выяснения некоторых практических вопросов адмирал поднялся на второй этаж и через некоторое время вернулся переодетым, с небольшим саквояжем в руке. Выехав из города, они повернули в сторону Фюрстенберга и вскоре прибыли в месторасположение школы пограничной полиции. Там их встретил бригаденфюрер Трюммлер. Стараясь при виде таких высоких персон соблюсти военный этикет, он осведомился, будут ли они ужинать вместе. Канарис просил Шелленберга не покидать его сразу. В казино полицейской школы в этот момент находилось около 20 генералов и старших офицеров, доставленных туда по подозрению в причастности к организации покушения на Гитлера; было принято решение содержать их «под домашним арестом». Встреченные всеобщим оживлением, Шелленберг и Канарис сели за отдельный столик. Беседа вращалась главным образом вокруг того, как Шелленбергу построить разговор с Гиммлером. Сразу же по возвращении в Берлин Шелленберг послал Мюллеру телеграмму: «Я выполнил приказ, отданный Вами сегодня. Подробности Вы узнаете от рейхсфюрера СС».
На следующий день Шелленберг имел продолжительный телефонный разговор с Гиммлером, который сделал вид, что ничего не знает о выпаде против него Мюллера и Кальтенбруннера, и обещал выслушать Канариса. «Впоследствии, — заключает Шелленберг свое повествование о деле Канариса, — рейхсфюрер никогда не рассказывал мне о своей беседе с адмиралом, но она, вероятно, все же состоялась, ибо только этим я могу объяснить, почему вынесение приговора Канарису долго откладывалось и предан казни он был лишь за несколько недель до конца войны». (По мнению Шелленберга, очевидно, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что Гиммлер считал, что адмиралу могли быть известны какие-то подробности его разговора с Шелленбергом в Житомире, где речь шла о возможности тайных переговоров с англичанами или американцами.)[269]
23 июля 1944 года Шелленбергу, находившемуся в служебном помещении военной разведки, позвонил начальник гестапо Мюллер. В типичной для него манере он резким голосом произнес: «Безотлагательно отправляйтесь на квартиру Канариса, сообщите ему, что он арестован, и тотчас же доставьте его в Фюрстенберг». Адмиралу следовало объяснить, что он будет находиться в Фюрстенберге до тех пор, пока, как выразился начальник гестапо, «все не выяснится». (Мюллер и Кальтенбруннер в те дни занимались расследованием покушения на Гитлера, совершенного 20 июля 1944 года и в связи с этим руководили операцией по взятию под стражу заподозренных лиц.) Как будет утверждать Шелленберг много лет спустя в своих мемуарах, он, выслушав тогда распоряжение Мюллера, запротестовал было, заявив, что не намерен брать на себя роль чиновника-исполнителя, и пригрозил даже обратиться по этому поводу к Гиммлеру. «Не забывайте, — парировал его заявление Мюллер, — что не рейхсфюрер, а Кальтенбруннер и я получили приказ фюрера расследовать заговор. За неподчинение вам придется жестоко поплатиться».
«Я сразу все понял, — пишет далее Шелленберг, — и, поразмыслив немного, решил подчиниться»[267]. Переговорив с гауптштурмфюрером СС бароном фон Фелькерзамом, который знал Канариса и когда-то служил под началом адмирала, Шелленберг предложил ему сопровождать его.
Шелленберг и Фелькерзам выехали в район Шлахгензее, где проживал Канарис. Дверь открыл сам адмирал. В квартире у него в это время находились барон Каульбарс и один из родственников адмирала-Эрвин Дельбрюк. Канарис попросил гостей на несколько минут покинуть комнату и, обращаясь к Шелленбергу, сказал: «Я так и думал, что это будете Вы».
После объяснения Шелленбергом цели своего появления адмирал заявил: «Обещайте в ближайшие дни устроить мне встречу с Гиммлером. Остальные Кальтенбруннер и Мюллер — всего лишь мясники, жаждущие моей крови». Шелленберг заверил адмирала, что непременно выполнит его просьбу, а затем официальным тоном произнес: «Если господину адмиралу угодно сделать другие распоряжения… Я буду ждать в этой комнате в течение часа — за это время Вы можете предпринять все, что Вам заблагорассудится. В своем рапорте я укажу, что Вы направились в спальню, чтобы переодеться»[268].
Поняв, на что намекает Шелленберг, Канарис ответил: «Нет, о побеге не может быть и речи. Самоубийством кончать я также не собираюсь. Я уверен в своей невиновности и надеюсь на Ваше обещание». После выяснения некоторых практических вопросов адмирал поднялся на второй этаж и через некоторое время вернулся переодетым, с небольшим саквояжем в руке. Выехав из города, они повернули в сторону Фюрстенберга и вскоре прибыли в месторасположение школы пограничной полиции. Там их встретил бригаденфюрер Трюммлер. Стараясь при виде таких высоких персон соблюсти военный этикет, он осведомился, будут ли они ужинать вместе. Канарис просил Шелленберга не покидать его сразу. В казино полицейской школы в этот момент находилось около 20 генералов и старших офицеров, доставленных туда по подозрению в причастности к организации покушения на Гитлера; было принято решение содержать их «под домашним арестом». Встреченные всеобщим оживлением, Шелленберг и Канарис сели за отдельный столик. Беседа вращалась главным образом вокруг того, как Шелленбергу построить разговор с Гиммлером. Сразу же по возвращении в Берлин Шелленберг послал Мюллеру телеграмму: «Я выполнил приказ, отданный Вами сегодня. Подробности Вы узнаете от рейхсфюрера СС».
На следующий день Шелленберг имел продолжительный телефонный разговор с Гиммлером, который сделал вид, что ничего не знает о выпаде против него Мюллера и Кальтенбруннера, и обещал выслушать Канариса. «Впоследствии, — заключает Шелленберг свое повествование о деле Канариса, — рейхсфюрер никогда не рассказывал мне о своей беседе с адмиралом, но она, вероятно, все же состоялась, ибо только этим я могу объяснить, почему вынесение приговора Канарису долго откладывалось и предан казни он был лишь за несколько недель до конца войны». (По мнению Шелленберга, очевидно, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что Гиммлер считал, что адмиралу могли быть известны какие-то подробности его разговора с Шелленбергом в Житомире, где речь шла о возможности тайных переговоров с англичанами или американцами.)[269]