Страница:
На следующем этапе проверки абверовцы прибегают к такому трюку: Зингер во время очередной встречи с Овчинниковым интересуется, почему он до сих пор не женат. Тот сообщает ему, что проводит время с Таней, работавшей в одной из лабораторий абвера, но о женитьбе пока не помышляет. С этого момента Зингер не упускает случая, чтобы завести разговор о женитьбе и убедить Овчинникова в необходимости в интересах дела форсировать события, и тот в конце концов уступает настояниям шефа.
Наскоро сыграли свадьбу, ассигновав для этого из средств абвера 750 марок и снабдив жениха ящиком водки и 25 продовольственными пайками. Жена не скрывает повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимном разговоре она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?», имея в виду под «своими» абверовцев.
Но и этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овчинникова на задание в тыл Красной Армии Зингер, вручив ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, просил его тщательно осмотреть их. Решили таким путем определить, насколько Овчинникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на территории СССР. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овчинников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овчинникова в крупной операции против «Цеппелина» обеспечило в конечном счете получение чекистами важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны.
Несомненно, борьба с вражеской агентурой была бы более эффективной, если бы органы государственной безопасности СССР в предвоенные годы занимались только своим прямым делом, а не вовлекались в антинародные репрессии ради поддержки культа личности. «Культ личности, — отмечалось в докладе, посвященном 72-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, — до неузнаваемости исказил институты советского народовластия. Правоохранительные органы, в том числе органы госбезопасности, были во многом превращены в орудие сталинского произвола. Безжалостный механизм репрессий уничтожил цвет большевистской партии, обескровил все слои советского общества. Под его жернова попала и плеяда чекистов — учеников и соратников Ф. Э. Дзержинского»[239]. В обстановке развязанного Сталиным террора многие чекисты сохранили верность социалистическим идеалам, сами стали жертвами чудовищного произвола: в результате ложных обвинений в 30-е, 40-е и начале 50-х годов подверглись репрессиям более 20 тысяч чекистов.
На первом этапе войны обескровленные сталинскими репрессиями органы государственной безопасности СССР, естественно, уступали гитлеровской разведке в профессиональном уровне, и в техническом оснащении, но, преодолевая трудности, набирали силу, наносили противнику поражение за поражением.
Оценивая деятельность секретных служб фашистской Германии накануне и в период Великой Отечественной войны, один из ее руководителей писал: «Надо заметить… что мы не выполнили поставленной перед нами задачи. Это зависело не от плохой агентурной работы немцев, а от высокопрофессиональной работы русских, от хорошей бдительности не только военнослужащих, но и гражданского населения… »
В предвоенный период советские органы госбезопасности, как это будет показано дальше, владели ценной информацией о военно-политических планах империалистических государств и даже располагали точными сведениями о готовившейся фашистской агрессии, но этими данными политическое руководство СССР пренебрегло, в результате чего был нанесен тяжелый урон интересам Отечества.
В военное лихолетье, в период ожесточенных сражений под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге важную роль сыграли представленные чекистами советскому командованию сведения о составе и дислокации войск вермахта, их вооружении и оснащенности, потерях врага и его резервах. Совокупность планомерно осуществлявшихся советскими органами безопасности оперативных мер, решающее значение в которых отводилось «радиоиграм», помогла убедить разведку противника, а через нее и руководство вермахта в отсутствии под Москвой в декабре 1941 года необходимых резервов. Контрнаступление Красной Армии явилось для немецкого командования неожиданным. В период битвы за Москву, победа в которой имела ключевое значение для всего дальнейшего хода войны, нацистам, несмотря на все старания их секретных служб, не удалось ни помешать переброске советских войск на фронт по московской транспортной сети, ни предотвратить своевременное прибытие сибирских дивизий, привыкших к суровой зиме и хорошо экипированных для боевых действий в зимних условиях, ни парализовать саму Москву как прифронтовой район.
В феврале — июне 1942 года агентурным путем были получены ценные сведения о немецких войсках на южном крыле фронта (в Харьковской, Донецкой, Киевской, Полтавской и других областях). Тогда же были добыты важные документы, раскрывающие группировку противника на центральном участке фронта. В мае 1943 года был захвачен в тылу противника офицер разведотдела штаба ВВС центральной группы армий, на основании показаний которого удалось выяснить планы подготовки немецкого наступления на Курской дуге. Бывший директор Центрального разведывательного управления США Аллен Даллес писал, что «информация, которую добывали советские разведчики во время второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний для разведки любой страны»[240].
НА ПУТИ К БАНКРОТСТВУ
Наскоро сыграли свадьбу, ассигновав для этого из средств абвера 750 марок и снабдив жениха ящиком водки и 25 продовольственными пайками. Жена не скрывает повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимном разговоре она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?», имея в виду под «своими» абверовцев.
Но и этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овчинникова на задание в тыл Красной Армии Зингер, вручив ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, просил его тщательно осмотреть их. Решили таким путем определить, насколько Овчинникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на территории СССР. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овчинников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овчинникова в крупной операции против «Цеппелина» обеспечило в конечном счете получение чекистами важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны.
Несомненно, борьба с вражеской агентурой была бы более эффективной, если бы органы государственной безопасности СССР в предвоенные годы занимались только своим прямым делом, а не вовлекались в антинародные репрессии ради поддержки культа личности. «Культ личности, — отмечалось в докладе, посвященном 72-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, — до неузнаваемости исказил институты советского народовластия. Правоохранительные органы, в том числе органы госбезопасности, были во многом превращены в орудие сталинского произвола. Безжалостный механизм репрессий уничтожил цвет большевистской партии, обескровил все слои советского общества. Под его жернова попала и плеяда чекистов — учеников и соратников Ф. Э. Дзержинского»[239]. В обстановке развязанного Сталиным террора многие чекисты сохранили верность социалистическим идеалам, сами стали жертвами чудовищного произвола: в результате ложных обвинений в 30-е, 40-е и начале 50-х годов подверглись репрессиям более 20 тысяч чекистов.
На первом этапе войны обескровленные сталинскими репрессиями органы государственной безопасности СССР, естественно, уступали гитлеровской разведке в профессиональном уровне, и в техническом оснащении, но, преодолевая трудности, набирали силу, наносили противнику поражение за поражением.
Оценивая деятельность секретных служб фашистской Германии накануне и в период Великой Отечественной войны, один из ее руководителей писал: «Надо заметить… что мы не выполнили поставленной перед нами задачи. Это зависело не от плохой агентурной работы немцев, а от высокопрофессиональной работы русских, от хорошей бдительности не только военнослужащих, но и гражданского населения… »
В предвоенный период советские органы госбезопасности, как это будет показано дальше, владели ценной информацией о военно-политических планах империалистических государств и даже располагали точными сведениями о готовившейся фашистской агрессии, но этими данными политическое руководство СССР пренебрегло, в результате чего был нанесен тяжелый урон интересам Отечества.
В военное лихолетье, в период ожесточенных сражений под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге важную роль сыграли представленные чекистами советскому командованию сведения о составе и дислокации войск вермахта, их вооружении и оснащенности, потерях врага и его резервах. Совокупность планомерно осуществлявшихся советскими органами безопасности оперативных мер, решающее значение в которых отводилось «радиоиграм», помогла убедить разведку противника, а через нее и руководство вермахта в отсутствии под Москвой в декабре 1941 года необходимых резервов. Контрнаступление Красной Армии явилось для немецкого командования неожиданным. В период битвы за Москву, победа в которой имела ключевое значение для всего дальнейшего хода войны, нацистам, несмотря на все старания их секретных служб, не удалось ни помешать переброске советских войск на фронт по московской транспортной сети, ни предотвратить своевременное прибытие сибирских дивизий, привыкших к суровой зиме и хорошо экипированных для боевых действий в зимних условиях, ни парализовать саму Москву как прифронтовой район.
В феврале — июне 1942 года агентурным путем были получены ценные сведения о немецких войсках на южном крыле фронта (в Харьковской, Донецкой, Киевской, Полтавской и других областях). Тогда же были добыты важные документы, раскрывающие группировку противника на центральном участке фронта. В мае 1943 года был захвачен в тылу противника офицер разведотдела штаба ВВС центральной группы армий, на основании показаний которого удалось выяснить планы подготовки немецкого наступления на Курской дуге. Бывший директор Центрального разведывательного управления США Аллен Даллес писал, что «информация, которую добывали советские разведчики во время второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний для разведки любой страны»[240].
НА ПУТИ К БАНКРОТСТВУ
По традиции германская военная разведка и контрразведка располагала наиболее квалифицированными кадрами профессионалов, сыгравшими, как мы убедились в этом, далеко не последнюю роль в осуществлении политики агрессии, в планировании, подготовке и ведении войны против Советского Союза и антигитлеровской коалиции в целом.
Абвер I в период с 1936 по 1943 год возглавлял Ганс Пикенброк, выходец из богатой католической семьи, участник первой мировой войны, который начал сотрудничать с немецкой военной разведкой в 1921 году, в бытность своей службы в рейхсвере. Его связи с абвером в еще большей степени упрочились с переходом в гитлеровский вермахт, где ему вскоре было присвоено звание майора, в 1937 году — подполковника и в 1940 году — полковника. Среди своих коллег по работе в военной разведке и контрразведке Пикенброк, отличавшийся высоким интеллектом и широким кругозором, слыл одной из наиболее заметных и влиятельных после Канариса фигур, другом которого он являлся. Неудивительно, что Канарис считал его своей «правой рукой», «непосредственным заместителем во всех случаях и по любым поводам». В качестве тайного эмиссара нацистской верхушки Пикенброк, наделенный чрезвычайными полномочиями и пользовавшийся полным доверием Гитлера, исколесил всю Европу, побывал на Ближнем Востоке, навещал и временно оккупированные районы Советского Союза. Как следует из показаний небезызвестного А. Розенберга ', данных им во время Нюрнбергского процесса, Пикенброк весной 1940 года был направлен Гитлером в Осло, чтобы довести до главаря местных фашистов Квислинга приказ фюрера, обязывающий его обеспечить переход «пятой колонны» к практическим действиям — к моменту вступления немецких войск в Данию и Норвегию она должна была парализовать сопротивление их народов гитлеровской агрессии. Пикенброку периодически поручались и другие тайные миссии, связанные с активизацией пронацистских сил в странах, которым грозило нападение фашистской Германии. Рьяный и многоопытный исполнитель преступной воли фюрера, он умел обставить выполнение «деликатных» поручений таким образом, что ему всегда удавалось остаться в тени, за кулисами инспирированных им бурных событий, а при возникновении опасности вовремя замести следы. Это качество особенно ценил в Пикенброке Гитлер, одаривший его за верную службу нацистскому режиму многими высокими наградами, в том числе «Золотым германским крестом» и «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому кресту».
После того как в 1943 году представленные Гитлеру абвером разведывательные данные в отношении Советского Союза оказались неточными, что повлекло за собой серьезные просчеты в стратегическом планировании верховного командования вермахта, Пикенброк был смещен со своей должности и отправлен на фронт. В марте того же года он принял командование пехотным полком, затем командовал в чине генерал-лейтенанта 208-й пехотной дивизией на германо-советском фронте, где и был взят в плен. (В кругах абвера считали, что пребывание Пикенброка на фронте позволило ему избежать неминуемого ареста, которому подверглись Канарис и его ближайшие помощники спустя несколько дней после провала заговора против Гитлера 20 июля 1944 года.)
В 1945 году Пикенброк предстал перед советским военным трибуналом и как военный преступник был приговорен к тюремному заключению. В 1955 году он в качестве неамнистированного заключенного был передан властям ФРГ, однако тотчас же оказался на свободе. Бонн не только отпускает грехи бывшему гитлеровскому генералу, ему устанавливается высокая пенсия и выдается большая денежная компенсация. В 1959 году Пикенброк скончался в Эссене в возрасте 66 лет.
Начальником абвера II, сменившим на этом посту в 1939 году полковника Гельмута Гроскурта, был Эр-вин Эдлер фон Лахузен-Вивремонт, уроженец Вены, кадровый военный. Он закончил еще до 1914 года австрийскую академию генерального штаба и был зачислен во 2-ю венскую дивизию в должности офицера разведки. В начале 1936 года уже в звании полковника переводится в генеральный штаб австрийской императорской армии и начинает работу в только что восстановленной к тому времени службе военной информации, где занимает одну из руководящих должностей.
Сразу же после аншлюса — насильственного присоединения Австрии в марте 1938 года — Лахузен появляется в Берлине и в нарушение присяги своему отечеству в числе первых офицеров австрийской армии обращается к начальнику германского генерального штаба генерал-полковнику Беку с просьбой о приеме его на службу в вермахт. Просьба эта с ведома Гитлера была удовлетворена, и Лахузену, присягнувшему на верность германскому рейху и лично фюреру, был предоставлен в абвере пост заместителя начальника отдела секретной информации, которым руководил тогда Пикенброк. Насколько можно судить по материалам архивов, столь высокое доверие, оказанное австрийцу Лахузену, в значительной степени объяснялось тем. что, как старший офицер австрийской военной разведки, он был хорошо известен руководителям абвера по его прежней работе в Вене, благодаря которой он после встречи с Канарисом в Берлине перед аншлюсом оказался в центре тогдашних событий[241]. Учитывались при этом услуги (и немалые), которые Лахузен оказал германскому вермахту в подрыве сил сопротивления и боеспособности армии собственной страны, содействуя тем самым беспрепятственному вторжению гитлеровских войск в Австрию. Принимались во внимание также опыт и возможности Лахузена как крупного профессионала, хорошо знавшего особенности разведывательной работы в Чехословакии, Венгрии и странах Балканского полуострова. Лахузену удалось сплести здесь агентурную сеть, поставлявшую ему шпионские сведения, в которых остро нуждался тогда абвер в связи с планируемой агрессией. Был здесь и еще один аспект: Лахузен, как выходец из офицерского корпуса старой австрийской армии, для которой был характерен многонациональный состав, удачно вписывался в проводившиеся абвером мероприятия в отношении национального меньшинства. Все это, разумеется, сказалось на положении, которое уже накануне второй мировой войны занял Лахузен в абвере и в нацистской иерархии. Ему был доверен один из важнейших постов в управлении разведки и контрразведки вермахта — начальника отдела абвера II (специальные задания и саботаж), который он возглавлял с 1938 по 1943 год. Лахузен непосредственно нес ответственность за то, что в создаваемых им наставлениях называлось «организацией диверсий, путчей, подстрекательством к беспорядкам и проведением антиправительственной пропаганды».
До начала войны в Европе оставалось еще около года, а Лахузен, как об этом свидетельствуют архивные материалы абвера, уже разработал план диверсий на территории США, который намечалось осуществлять постепенно. На первом этапе реализации этого плана внимание абвера II было сосредоточено на сборе с помощью агентуры и других средств сведений о возможных объектах диверсии, на основании которых должен был быть составлен подробный перечень таких объектов. Агентуре, кроме того, вменялось в обязанность представить списки, характеристики и карты всех больших американских городов, а также «стратегических объектов, расположенных вдоль железных дорог», вроде моста Хелл гейт на Ист-ривер в Нью-Йорке и поворота «Подкова» на Пенсильванской железной дороге в Алтоне. Расчет при этом делался на то, что вывод из строя таких ключевых объектов «лишит Пенсильванию железнодорожного транспорта и, следовательно, полностью парализует ее угольную промышленность». Один из агентов абвера, действуя в соответствии с поручением Лахузена, добыл и прислал в Берлин схему и чертежи устройства водопровода в Нью-Йорке, другой — водопровода в Лос-Анджелесе вместе с чертежами фильтровальных станций, третий — список всех важных для военной промышленности предприятий в восточной части США и карту Лонг-Айленда с нанесенными на нее 52 площадками для гольфа, которые могут быть использованы как идеальные посадочные площадки для немецких самолетов.
На втором этапе задуманной Лахузеном операции планировалось осуществить серию вербовок американских граждан немецкого происхождения и после специальной подготовки в Германии внедрить их на такие стратегические объекты в США, как электростанции, системы водоснабжения, военные заводы, телефонные станции[242]. Всех вновь завербованных агентов, годных для диверсионной работы в Соединенных Штатах, Лахузен предлагал свести в отдельные группы, которыми должны были руководить присланные из Германии «групповики».
Как руководитель одного из наиболее важных направлений деятельности абвера, Лахузен становится ближайшим помощником и доверенным лицом Кана-риса. Вместе с ним или замещая Канариса в его отсутствие, он принимал участие во многих военных и политических совещаниях на самом высшем уровне, проходивших под председательством Гитлера, где обсуждались планы подготовки и осуществления вооруженных агрессий. В частности, согласно собственному признанию Лахузена, сделанному им на Нюрнбергском процессе, он наряду с Кейтелем, Йодлем и Канарисом участвовал в целой серии оперативных совещаний генералитета, имевших место начиная с 12 сентября 1939 года в специальном военном поезде Гитлера. На этих «рабочих совещаниях» — так они были названы в ходе судебного процесса —шел разговор о предстоящей бомбардировке Варшавы как о политическом акте, заранее предрешенном Гитлером и Герингом, а также о спланированной ими акции массового уничтожения и расстрелов польской интеллигенции — «оплота национального движения». Участники совещаний обсуждали поставленную перед ними задачу под углом зрения ее практического осуществления, особенно это касалось техники исполнения и сил, которые должны были понадобиться для этого. (Дело в том, что акция массового уничтожения приобретала все более широкий размах и требовала совершенной техники.) Генералу Лахузену были известны и многие другие преступные замыслы нацистского руководства и верховного главнокомандования вермахта, в претворении которых в жизнь ему принадлежала активная роль. За верную службу он был награжден Гитлером орденом «Золотой германский крест». После годичного пребывания на германо-советском фронте Лахузен в декабре 1944 года оставляет службу в абвере и получает новое назначение — становится по личному распоряжению Гитлера главой «разведывательного бюро» XII военного округа (Вена)[243] '; ему присваивается звание генерал-майора. В мае 1945 года Лахузен сдался американским войскам. Желая угодить своим новым шефам, войти к ним в доверие и заслужить их прощение, он решил подробно рассказать обо всем, что ему в силу занимаемого положения было известно об абвере, его кадрах — явных и тайных — и совершенных преступлениях, признаться в своем участии в них. Но ни англичане, ни американцы не возбудили дело против Лахузена, являвшегося, несомненно, крупным военным преступником. Вскоре он оказался на свободе «в благодарность за существенную помощь, оказанную западным союзникам». Выхлопотав генеральскую пенсию, Лахузен удалился в горы Тироля. Известно, что он, как и другие ведущие деятели абвера, вел в годы войны служебный дневник, оригинал которого каким-то образом исчез во время Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками. До своей смерти в возрасте 58 лет, последовавшей в 1955 году в Инсбруке, Лахузен запродал одному из нью-йоркских издательств написанные им мемуары, отрывки из которых были опубликованы в США в 1958 году[244].
Ближайшим сподвижником Лахузена в организации диверсионных акций против государств, в отношении которых нацистской верхушкой замышлялись или велись военные действия, был полковник Эрвин Штольце, официально занимавший пост заместителя начальника отдела абвера II. Проработавший в абвере более двух десятков лет, чуть ли не с самого его основания, он принадлежал к числу наиболее опытных специалистов по диверсии. Сотрудничество Штольце с немецкой военной разведкой началось еще в годы первой мировой войны: в его обязанность входил тогда допрос военнопленных и перебежчиков с целью получения разведывательных данных по вопросам, интересовавшим командование фронта. В 1923 году при активном содействии административного отдела министерства рейхсвера, куда Штольце был направлен службой трудоустройства бывших офицеров, его зачислили на работу в абвер, и это определило его карьеру на многие годы. До 1936 года он как сотрудник абвера I специализировался преимущественно на шпионаже против государств Восточной и Юго-Восточной Европы; конкретно его деятельность распространялась на Чехословакию, Венгрию, Румынию, Югославию, Грецию, Болгарию и другие — — вплоть до западных областей Советского Союза[245]. В 1937 году, когда гитлеровская Германия стала на путь форсированной подготовки к войне, Штольце переключился со шпионажа на еще более опасный вид подрывных действий — организацию диверсий, за которые в то время особенно энергично ратовал Канарис, вплотную приступивший к насаждению диверсионных групп за «линией будущего фронта». Как хорошо зарекомендовавший себя в этом деле, Штольце в феврале 1944 года поднимается на ступеньку выше по служебной лестнице: он становится в главном имперском управлении безопасности руководителем сектора, ведавшего вопросами диверсионной работы. Не переставая до последнего момента верить в возможность перелома хода военных действий в пользу фашистской Германии, в «конечную победу» Гитлера, Штольце продолжал развивать лихорадочную деятельность по организации шпионско-диверсионных операций в тылу наступавших на Берлин советских вооруженных сил. Его агенты, оснащенные рациями и другим шпионским снаряжением и подрывными средствами, все еще давали о себе знать в Словакии, Югославии и Польше. Один из них под видом радиоинженера легализовался в Швеции, чтобы вести оттуда шпионаж против советских Прибалтийских республик. Часть агентов должна была временно укрыться в Испании и ждать указаний. В критические дни Штольце пытался сплести шпионскую и диверсионную сеть в Восточной Германии и в районе Берлина, ориентировав своих агентов на развертывание подрывных действий в послевоенный период. Кроме того, ему предстояло обеспечить выполнение одного важного задания руководства РСХА: надо было помочь отягощенным преступлениями сотрудникам этого ведомства избежать справедливого гнева народов, которых они подвергли страданиям и лишениям. «В начале 1945 года, — показал Штольце на допросе в органах государственной безопасности СССР 14 июля 1947 года, все секретные службы получили приказ Шелленберга, обязывающий их на случай вступления в Берлин Советской Армии подготовить фиктивные личные документы и снабдить ими своих сотрудников. После этого все они должны были перейти на нелегальное положение и до особых распоряжений не обнаруживать себя. Вся оперативная документация в случае возникновения опасности подлежала уничтожению. Я выполнил этот приказ». Захваченный в плен советскими войсками, он предстал перед Верховным судом СССР и был осужден как военный преступник.
Во главе абвера III стоял Франц Эккарт фон Бентивеньи, выходец из семьи кадрового офицера, связанный тесными узами со средой немецкого юнкерства. В 1914 году по окончании реального училища Бентивеньи добровольно отправился на фронт в качестве кандидата в офицеры; два года спустя ему было присвоено звание лейтенанта. В общей сложности около трех десятилетий он непрерывно прослужил в кайзеровской армии, рейхсвере и вермахте, накопив значительный опыт в военно-разведывательном деле. В начале 30-х годов Бентивеньи прошел курс обучения в генеральном штабе рейхсвера. С 1936 по 1944 год работал в абвере: сначала в должности начальника разведотдела нри штабе XII военного округа в Висбадене, а с осени 1938 года — офицера разведки генерального штаба. После кратковременного прохождения службы в штабе пехотной дивизии (там он также занимался вопросами разведки) весной 1939 года ему присваивают звание подполковника и направляют в генеральный штаб, где он получает пост начальника абвера III и работает в этой должности вплоть до 1944 года. По свидетельству бывшего абверовца Оскара Райле. Бентивеньи, принадлежавший к числу самых доверенных лиц Канариса, как и Пикенброк, относился к тем, кто наряду с самим Канарисом многое знал о секретных планах и делах абвера.
В 1941 году к моменту нападения Германии на СССР Бентивеньи имел уже звание полковника, а в августе 1944 года ему присваивается звание генерал-майора. (Это в то время, когда, в связи с покушением на Гитлера, возможность продвижения по службе ставилась в прямую зависимость от результатов проверки гестапо политической благонадежности кандидата и верности нацистской клике.) Незадолго до назначения командиром 81-й пехотной дивизии на германо-советском фронте, входившей в состав группы армий «Курляндия», он производится в генерал-лейтенанты.
За успешную организацию шпионско-диверсионных акций Бентивеньи был отмечен Гитлером многими орденами, большую часть которых он получил во время германо-советской войны. В знак признания его «заслуг» на этом поприще он был награжден и орденами союзных в то время с гитлеровской Германией стран. После разгрома группы армий «Курляндия» Бентивеньи попадает в плен к советским войскам. И как особо опасный военный преступник в апреле 1952 года был приговорен Верховным судом СССР к 25 годам заключения (с зачетом предварительного заключения с мая 1945 года). В октябре 1955 года он был передан западногерманским властям как неамнистированный военный преступник. В ФРГ Бентивеже как Пикенброк и многие другие переданные из СССР военные преступники) был помилован и отпущен на свободу. Более того, он получил из государственной казны значительную сумму и генеральскую пенсию. В 1958 году умер в Висбадене в возрасте 61 года.
Абвер I в период с 1936 по 1943 год возглавлял Ганс Пикенброк, выходец из богатой католической семьи, участник первой мировой войны, который начал сотрудничать с немецкой военной разведкой в 1921 году, в бытность своей службы в рейхсвере. Его связи с абвером в еще большей степени упрочились с переходом в гитлеровский вермахт, где ему вскоре было присвоено звание майора, в 1937 году — подполковника и в 1940 году — полковника. Среди своих коллег по работе в военной разведке и контрразведке Пикенброк, отличавшийся высоким интеллектом и широким кругозором, слыл одной из наиболее заметных и влиятельных после Канариса фигур, другом которого он являлся. Неудивительно, что Канарис считал его своей «правой рукой», «непосредственным заместителем во всех случаях и по любым поводам». В качестве тайного эмиссара нацистской верхушки Пикенброк, наделенный чрезвычайными полномочиями и пользовавшийся полным доверием Гитлера, исколесил всю Европу, побывал на Ближнем Востоке, навещал и временно оккупированные районы Советского Союза. Как следует из показаний небезызвестного А. Розенберга ', данных им во время Нюрнбергского процесса, Пикенброк весной 1940 года был направлен Гитлером в Осло, чтобы довести до главаря местных фашистов Квислинга приказ фюрера, обязывающий его обеспечить переход «пятой колонны» к практическим действиям — к моменту вступления немецких войск в Данию и Норвегию она должна была парализовать сопротивление их народов гитлеровской агрессии. Пикенброку периодически поручались и другие тайные миссии, связанные с активизацией пронацистских сил в странах, которым грозило нападение фашистской Германии. Рьяный и многоопытный исполнитель преступной воли фюрера, он умел обставить выполнение «деликатных» поручений таким образом, что ему всегда удавалось остаться в тени, за кулисами инспирированных им бурных событий, а при возникновении опасности вовремя замести следы. Это качество особенно ценил в Пикенброке Гитлер, одаривший его за верную службу нацистскому режиму многими высокими наградами, в том числе «Золотым германским крестом» и «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому кресту».
После того как в 1943 году представленные Гитлеру абвером разведывательные данные в отношении Советского Союза оказались неточными, что повлекло за собой серьезные просчеты в стратегическом планировании верховного командования вермахта, Пикенброк был смещен со своей должности и отправлен на фронт. В марте того же года он принял командование пехотным полком, затем командовал в чине генерал-лейтенанта 208-й пехотной дивизией на германо-советском фронте, где и был взят в плен. (В кругах абвера считали, что пребывание Пикенброка на фронте позволило ему избежать неминуемого ареста, которому подверглись Канарис и его ближайшие помощники спустя несколько дней после провала заговора против Гитлера 20 июля 1944 года.)
В 1945 году Пикенброк предстал перед советским военным трибуналом и как военный преступник был приговорен к тюремному заключению. В 1955 году он в качестве неамнистированного заключенного был передан властям ФРГ, однако тотчас же оказался на свободе. Бонн не только отпускает грехи бывшему гитлеровскому генералу, ему устанавливается высокая пенсия и выдается большая денежная компенсация. В 1959 году Пикенброк скончался в Эссене в возрасте 66 лет.
Начальником абвера II, сменившим на этом посту в 1939 году полковника Гельмута Гроскурта, был Эр-вин Эдлер фон Лахузен-Вивремонт, уроженец Вены, кадровый военный. Он закончил еще до 1914 года австрийскую академию генерального штаба и был зачислен во 2-ю венскую дивизию в должности офицера разведки. В начале 1936 года уже в звании полковника переводится в генеральный штаб австрийской императорской армии и начинает работу в только что восстановленной к тому времени службе военной информации, где занимает одну из руководящих должностей.
Сразу же после аншлюса — насильственного присоединения Австрии в марте 1938 года — Лахузен появляется в Берлине и в нарушение присяги своему отечеству в числе первых офицеров австрийской армии обращается к начальнику германского генерального штаба генерал-полковнику Беку с просьбой о приеме его на службу в вермахт. Просьба эта с ведома Гитлера была удовлетворена, и Лахузену, присягнувшему на верность германскому рейху и лично фюреру, был предоставлен в абвере пост заместителя начальника отдела секретной информации, которым руководил тогда Пикенброк. Насколько можно судить по материалам архивов, столь высокое доверие, оказанное австрийцу Лахузену, в значительной степени объяснялось тем. что, как старший офицер австрийской военной разведки, он был хорошо известен руководителям абвера по его прежней работе в Вене, благодаря которой он после встречи с Канарисом в Берлине перед аншлюсом оказался в центре тогдашних событий[241]. Учитывались при этом услуги (и немалые), которые Лахузен оказал германскому вермахту в подрыве сил сопротивления и боеспособности армии собственной страны, содействуя тем самым беспрепятственному вторжению гитлеровских войск в Австрию. Принимались во внимание также опыт и возможности Лахузена как крупного профессионала, хорошо знавшего особенности разведывательной работы в Чехословакии, Венгрии и странах Балканского полуострова. Лахузену удалось сплести здесь агентурную сеть, поставлявшую ему шпионские сведения, в которых остро нуждался тогда абвер в связи с планируемой агрессией. Был здесь и еще один аспект: Лахузен, как выходец из офицерского корпуса старой австрийской армии, для которой был характерен многонациональный состав, удачно вписывался в проводившиеся абвером мероприятия в отношении национального меньшинства. Все это, разумеется, сказалось на положении, которое уже накануне второй мировой войны занял Лахузен в абвере и в нацистской иерархии. Ему был доверен один из важнейших постов в управлении разведки и контрразведки вермахта — начальника отдела абвера II (специальные задания и саботаж), который он возглавлял с 1938 по 1943 год. Лахузен непосредственно нес ответственность за то, что в создаваемых им наставлениях называлось «организацией диверсий, путчей, подстрекательством к беспорядкам и проведением антиправительственной пропаганды».
До начала войны в Европе оставалось еще около года, а Лахузен, как об этом свидетельствуют архивные материалы абвера, уже разработал план диверсий на территории США, который намечалось осуществлять постепенно. На первом этапе реализации этого плана внимание абвера II было сосредоточено на сборе с помощью агентуры и других средств сведений о возможных объектах диверсии, на основании которых должен был быть составлен подробный перечень таких объектов. Агентуре, кроме того, вменялось в обязанность представить списки, характеристики и карты всех больших американских городов, а также «стратегических объектов, расположенных вдоль железных дорог», вроде моста Хелл гейт на Ист-ривер в Нью-Йорке и поворота «Подкова» на Пенсильванской железной дороге в Алтоне. Расчет при этом делался на то, что вывод из строя таких ключевых объектов «лишит Пенсильванию железнодорожного транспорта и, следовательно, полностью парализует ее угольную промышленность». Один из агентов абвера, действуя в соответствии с поручением Лахузена, добыл и прислал в Берлин схему и чертежи устройства водопровода в Нью-Йорке, другой — водопровода в Лос-Анджелесе вместе с чертежами фильтровальных станций, третий — список всех важных для военной промышленности предприятий в восточной части США и карту Лонг-Айленда с нанесенными на нее 52 площадками для гольфа, которые могут быть использованы как идеальные посадочные площадки для немецких самолетов.
На втором этапе задуманной Лахузеном операции планировалось осуществить серию вербовок американских граждан немецкого происхождения и после специальной подготовки в Германии внедрить их на такие стратегические объекты в США, как электростанции, системы водоснабжения, военные заводы, телефонные станции[242]. Всех вновь завербованных агентов, годных для диверсионной работы в Соединенных Штатах, Лахузен предлагал свести в отдельные группы, которыми должны были руководить присланные из Германии «групповики».
Как руководитель одного из наиболее важных направлений деятельности абвера, Лахузен становится ближайшим помощником и доверенным лицом Кана-риса. Вместе с ним или замещая Канариса в его отсутствие, он принимал участие во многих военных и политических совещаниях на самом высшем уровне, проходивших под председательством Гитлера, где обсуждались планы подготовки и осуществления вооруженных агрессий. В частности, согласно собственному признанию Лахузена, сделанному им на Нюрнбергском процессе, он наряду с Кейтелем, Йодлем и Канарисом участвовал в целой серии оперативных совещаний генералитета, имевших место начиная с 12 сентября 1939 года в специальном военном поезде Гитлера. На этих «рабочих совещаниях» — так они были названы в ходе судебного процесса —шел разговор о предстоящей бомбардировке Варшавы как о политическом акте, заранее предрешенном Гитлером и Герингом, а также о спланированной ими акции массового уничтожения и расстрелов польской интеллигенции — «оплота национального движения». Участники совещаний обсуждали поставленную перед ними задачу под углом зрения ее практического осуществления, особенно это касалось техники исполнения и сил, которые должны были понадобиться для этого. (Дело в том, что акция массового уничтожения приобретала все более широкий размах и требовала совершенной техники.) Генералу Лахузену были известны и многие другие преступные замыслы нацистского руководства и верховного главнокомандования вермахта, в претворении которых в жизнь ему принадлежала активная роль. За верную службу он был награжден Гитлером орденом «Золотой германский крест». После годичного пребывания на германо-советском фронте Лахузен в декабре 1944 года оставляет службу в абвере и получает новое назначение — становится по личному распоряжению Гитлера главой «разведывательного бюро» XII военного округа (Вена)[243] '; ему присваивается звание генерал-майора. В мае 1945 года Лахузен сдался американским войскам. Желая угодить своим новым шефам, войти к ним в доверие и заслужить их прощение, он решил подробно рассказать обо всем, что ему в силу занимаемого положения было известно об абвере, его кадрах — явных и тайных — и совершенных преступлениях, признаться в своем участии в них. Но ни англичане, ни американцы не возбудили дело против Лахузена, являвшегося, несомненно, крупным военным преступником. Вскоре он оказался на свободе «в благодарность за существенную помощь, оказанную западным союзникам». Выхлопотав генеральскую пенсию, Лахузен удалился в горы Тироля. Известно, что он, как и другие ведущие деятели абвера, вел в годы войны служебный дневник, оригинал которого каким-то образом исчез во время Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками. До своей смерти в возрасте 58 лет, последовавшей в 1955 году в Инсбруке, Лахузен запродал одному из нью-йоркских издательств написанные им мемуары, отрывки из которых были опубликованы в США в 1958 году[244].
Ближайшим сподвижником Лахузена в организации диверсионных акций против государств, в отношении которых нацистской верхушкой замышлялись или велись военные действия, был полковник Эрвин Штольце, официально занимавший пост заместителя начальника отдела абвера II. Проработавший в абвере более двух десятков лет, чуть ли не с самого его основания, он принадлежал к числу наиболее опытных специалистов по диверсии. Сотрудничество Штольце с немецкой военной разведкой началось еще в годы первой мировой войны: в его обязанность входил тогда допрос военнопленных и перебежчиков с целью получения разведывательных данных по вопросам, интересовавшим командование фронта. В 1923 году при активном содействии административного отдела министерства рейхсвера, куда Штольце был направлен службой трудоустройства бывших офицеров, его зачислили на работу в абвер, и это определило его карьеру на многие годы. До 1936 года он как сотрудник абвера I специализировался преимущественно на шпионаже против государств Восточной и Юго-Восточной Европы; конкретно его деятельность распространялась на Чехословакию, Венгрию, Румынию, Югославию, Грецию, Болгарию и другие — — вплоть до западных областей Советского Союза[245]. В 1937 году, когда гитлеровская Германия стала на путь форсированной подготовки к войне, Штольце переключился со шпионажа на еще более опасный вид подрывных действий — организацию диверсий, за которые в то время особенно энергично ратовал Канарис, вплотную приступивший к насаждению диверсионных групп за «линией будущего фронта». Как хорошо зарекомендовавший себя в этом деле, Штольце в феврале 1944 года поднимается на ступеньку выше по служебной лестнице: он становится в главном имперском управлении безопасности руководителем сектора, ведавшего вопросами диверсионной работы. Не переставая до последнего момента верить в возможность перелома хода военных действий в пользу фашистской Германии, в «конечную победу» Гитлера, Штольце продолжал развивать лихорадочную деятельность по организации шпионско-диверсионных операций в тылу наступавших на Берлин советских вооруженных сил. Его агенты, оснащенные рациями и другим шпионским снаряжением и подрывными средствами, все еще давали о себе знать в Словакии, Югославии и Польше. Один из них под видом радиоинженера легализовался в Швеции, чтобы вести оттуда шпионаж против советских Прибалтийских республик. Часть агентов должна была временно укрыться в Испании и ждать указаний. В критические дни Штольце пытался сплести шпионскую и диверсионную сеть в Восточной Германии и в районе Берлина, ориентировав своих агентов на развертывание подрывных действий в послевоенный период. Кроме того, ему предстояло обеспечить выполнение одного важного задания руководства РСХА: надо было помочь отягощенным преступлениями сотрудникам этого ведомства избежать справедливого гнева народов, которых они подвергли страданиям и лишениям. «В начале 1945 года, — показал Штольце на допросе в органах государственной безопасности СССР 14 июля 1947 года, все секретные службы получили приказ Шелленберга, обязывающий их на случай вступления в Берлин Советской Армии подготовить фиктивные личные документы и снабдить ими своих сотрудников. После этого все они должны были перейти на нелегальное положение и до особых распоряжений не обнаруживать себя. Вся оперативная документация в случае возникновения опасности подлежала уничтожению. Я выполнил этот приказ». Захваченный в плен советскими войсками, он предстал перед Верховным судом СССР и был осужден как военный преступник.
Во главе абвера III стоял Франц Эккарт фон Бентивеньи, выходец из семьи кадрового офицера, связанный тесными узами со средой немецкого юнкерства. В 1914 году по окончании реального училища Бентивеньи добровольно отправился на фронт в качестве кандидата в офицеры; два года спустя ему было присвоено звание лейтенанта. В общей сложности около трех десятилетий он непрерывно прослужил в кайзеровской армии, рейхсвере и вермахте, накопив значительный опыт в военно-разведывательном деле. В начале 30-х годов Бентивеньи прошел курс обучения в генеральном штабе рейхсвера. С 1936 по 1944 год работал в абвере: сначала в должности начальника разведотдела нри штабе XII военного округа в Висбадене, а с осени 1938 года — офицера разведки генерального штаба. После кратковременного прохождения службы в штабе пехотной дивизии (там он также занимался вопросами разведки) весной 1939 года ему присваивают звание подполковника и направляют в генеральный штаб, где он получает пост начальника абвера III и работает в этой должности вплоть до 1944 года. По свидетельству бывшего абверовца Оскара Райле. Бентивеньи, принадлежавший к числу самых доверенных лиц Канариса, как и Пикенброк, относился к тем, кто наряду с самим Канарисом многое знал о секретных планах и делах абвера.
В 1941 году к моменту нападения Германии на СССР Бентивеньи имел уже звание полковника, а в августе 1944 года ему присваивается звание генерал-майора. (Это в то время, когда, в связи с покушением на Гитлера, возможность продвижения по службе ставилась в прямую зависимость от результатов проверки гестапо политической благонадежности кандидата и верности нацистской клике.) Незадолго до назначения командиром 81-й пехотной дивизии на германо-советском фронте, входившей в состав группы армий «Курляндия», он производится в генерал-лейтенанты.
За успешную организацию шпионско-диверсионных акций Бентивеньи был отмечен Гитлером многими орденами, большую часть которых он получил во время германо-советской войны. В знак признания его «заслуг» на этом поприще он был награжден и орденами союзных в то время с гитлеровской Германией стран. После разгрома группы армий «Курляндия» Бентивеньи попадает в плен к советским войскам. И как особо опасный военный преступник в апреле 1952 года был приговорен Верховным судом СССР к 25 годам заключения (с зачетом предварительного заключения с мая 1945 года). В октябре 1955 года он был передан западногерманским властям как неамнистированный военный преступник. В ФРГ Бентивеже как Пикенброк и многие другие переданные из СССР военные преступники) был помилован и отпущен на свободу. Более того, он получил из государственной казны значительную сумму и генеральскую пенсию. В 1958 году умер в Висбадене в возрасте 61 года.