Страница:
Картина того, что представляло собой руководящее ядро абвера, будет неполной, если не рассказать о главе ведомства шпионажа и диверсии гитлеровского вермахта Вильгельме Канарисе, возглавлявшем абвер на протяжении десяти лет.
Канарис родился 1 января 1887 года в семье богатого инженера, директора сталелитейного завода. Предки Канариса прожили много лет в Северной Италии, прежде чем переселиться в Германию. После окончания реальной гимназии в 1905 году в возрасте 18 лет он становится кадетом королевского военно-морского флота, а в 1907 году направляется на крейсер «Бремен» в качестве адъютанта командира корабля. Крейсер «Бремен», курсировавший под немецким флагом у берегов Южной и Центральной Америки, должен был во время волнений в латиноамерикансих странах защищать интересы немецких компаний. После недолгого пребывания на родине Канарис вновь отправляется в заграничное плавание. На этот раз на борту крейсера «Дрезден», решавшего ту же задачу, что и «Бремен», но в восточной части Средиземноморья-на Балканах. Весной 1915 года «Дрезден» получил пробоину в заливе Камберлен, и основные члены экипажа были интернированы чилийскими властями на острове Хуана Фернандеса. Пробыв в неволе несколько месяцев, Канарис совершил дерзкий побег и через Анды добрался до Вальпараисо. Получив там паспорт на имя Риида Розаса, он на голландском корабле прибыл в Германию через Плимут и Роттердам[246].
Летом 1916 года с тем же чилийским паспортом ему удалось, невзирая на блокаду англичан, проскользнуть в Испанию, где он был зачислен в штат немецкого посольства в качестве помощника военно-морского атташе. Поставленная перед Канарисом задача состояла в том, чтобы выявить на испанских базах лиц, согласных работать на немецкий военно-морской флот и, в частности, готовых вести наблюдение за движением (особенно через Гибралтар) транспорта союзников и нейтралов. Он должен был также, используя свои связи, склонить местные компании к участию в снабжении немецких подводных лодок, заходящих в испанские порты, топливом и продовольствием. Это рискованная миссия, выполнение которой нельзя было возложить ни на военно-морского атташе Германии, ни на его немецкий персонал. Между тем наполовину англичанин — наполовину чилиец Риид Розас вполне подходил для этого. Благодаря хорошему знанию испанского языка и умению обходиться с людьми Канарису удалось создать успешно функционировавшую организацию, действовавшую на территории Испании и Португалии. (Завязанные им связи среди испанцев оказались полезными и через 20 лет.)
Вскоре он был отозван в Германию, чтобы принять командование подводной лодкой, которая базировалась в Каттаро. В то время у него было много друзей в австрийских военно-морских силах, и он отлично разбирался в австрийских проблемах.
После Ноябрьской революции 1918 года в Германии Канарис, страшившийся революционных потрясений, охотно принял предложение о работе в личном аппарате военного министра «кровавой собаки» Г. Носке и в качестве его адъютанта участвовал в подавлении «спартаковцев» в Берлине, выдвинувших лозунг «Вся власть Советам!». Был тесно связан с реакционной военщиной и ее террористическими организациями, с помощью которых учинялась расправа с революционным движением в Германии. Стоял за кулисами подлого убийства в 1919 году видных деятелей германского и международного рабочего движения Р. Люксембург и К. Либкнехта.
В последующие годы Канарис, продолжая службу в германском военно-морском флоте, завязал тесные связи с национал-социалистами, горячо поддерживал их антикоммунистические воззрения. Сначала он служит в штабе эскадры на Балтийском море, затем переводится на крейсер «Берлин»[247]. В дальнейшем работает в штабе начальника морского управления военного министра, ведая вопросами развития и вооружения подводного флота. К этому времени получают общее признание «исключительная работоспособность» Канариса и «на редкость высокие качества, делающие его пригодным для занятия высокого поста»; отмечается особая компетентность в вопросах военно-политического характера применительно к военно-морским силам.
В одной из характеристик Канариса, датированной 1 ноября 1926 года, говорилось: «… чувствуя до тонкостей психологию и национальные особенности иностранцев, обладая к тому же поразительным знанием многих языков, Канарис умеет отличным образом устанавливать контакты (от самого маленького человека до знаменитостей) и завоевывать в кратчайшие сроки их доверие. Когда он имеет задание установить такой контакт, то никаких преград для него не существует; ничто не может удержать; нет такого неприступного бастиона, куда бы он не смог проникнуть к интересующему его лицу, а затем, одержав быструю победу, строить по-детски невинную мину». В июне 1929 года Канарис был произведен в капитаны II ранга и вскоре назначен начальником штаба эскадры в Северном море, а некоторое время спустя — в октябре 1932 года — становится командиром линкора «Шлезвиг». Вскоре после прихода Гитлера к власти Канарис начал выступать перед личным составом линкора с восхвалением национал-социалистских идей и, как писал один из его начальников, «в результате тщательной подготовки и высоких умственных способностей добился в этой области заметных успехов»[248]. Он не упускал возможности завязать знакомства среди влиятельных лиц новой фашистской иерархии.
На «Шлезвиге» Канарис прослужил два года, затем в самый ответственный для своей карьеры момент потерпел неудачу. Ему не удалось получить должность командира боевого корабля, на что он твердо рассчитывал. Руководство не дало ему нужных рекомендаций, считая, что он скорее склонен к «военно-политической, чем к военной, карьере и, хотя являлся храбрым командиром, мало подходил для высокого руководящего поста в военно-морском флоте»[249]. Имело, видимо, значение и то, что Канариса недолюбливали тогдашний главнокомандующий военно-морским флотом Э. Редер и ряд других влиятельных офицеров ВМС, среди которых он слыл «большим лицемером». Ему пришлось довольствоваться постом командира военно-морской базы в Свинемюнде. Но через несколько недель после его прибытия к новому месту службы освободилась должность начальника абвера. Занимавший этот пост Патциг не поладил с гестапо[250]. Уходя, он рекомендовал командованию на этот пост Канариса. И хотя поначалу Редер не был склонен к назначению Канариса, Патциг легко убедил его, обратив внимание на то, что в противном случае командование военно-морскими силами упустит контроль над абвером, поскольку он не видит другой подходящей кандидатуры среди моряков.
1 января 1935 года капитан I ранга Канарис становится начальником управления разведки и контрразведки (абвера) при военном министерстве, а с 1938 года при верховном командовании вооруженных сил. К моменту его прихода абвер, по оценке западных исследователей, уже представлял собой «хорошо налаженный и точно направляемый организм».
Учтя печальный опыт Патцига, не сумевшего наладить отношения с СД, Канарис свое пребывание на посту начальника абвера начинает с того. что. порвав всякое общение с Патцигом, приступает к налаживанию личных связей с людьми аппарата Гиммлера. 17 января 1935 года он проводит трехчасовую встречу с Гейдрихом, на которой они договариваются о разграничении функций между абвером, гестапо и СД. (Спустя два года — 21 декабря 1936 года эта договоренность получает официальное оформление в виде соглашения «О разделе сфер влияния»[251].) Из этой первой деловой встречи Гейдрих вынес впечатление, что «маленький адмирал», как величали Канариса в кругах вермахта, хотя «человек несомненно умный и ловкий», однако ему «не составит особого труда преследовать его в джунглях» третьего рейха, где Гейдрих был одним из самых крупных хищников. Правда, позднее, когда шеф СД увидел Канариса в деле, то понял, что недооценивал своего противника. «Это старая лиса, — предупреждал Гейдрих подчиненных — будьте с ним очень осторожны»[252]. Канарис же, как можно судить по его записи в дневнике, со своей стороны, оценив острый ум Гейдриха, решил, что с этим жестоким фанатиком «надо быть всегда начеку, чтобы не угодить ему в когти». Он испытывал какой-то «инстинктивный, животный страх перед ним». «Его чуть раскосые глаза, холодный пронизывающий взгляд, — говорится в дневниковой записи Канариса, — невольно вызывали ощущение внутреннего беспокойства»[253].
Как видный деятель германской военной разведки, Канарис приложил руку ко многим планам и делам, укреплявшим военную мощь сначала кайзеровской, а затем гитлеровской Германии. Политике агрессии он был до конца привержен, отдавал ее осуществлению свой опыт крупного профессионала-разведчика, свои немалые способности к политическим интригам. В этом типичном представителе штабной военщины высокого ранга, немало позаимствовавшем из опыта прежней немецкой секретной службы, Гитлер нуждался для укрепления своей власти, претворения в жизнь программы завоевания нового жизненного пространства, подрыва военно-экономического потенциала будущих жертв агрессии. И не ошибся: Канарис был ревностным исполнителем его воли в провоцировании в середине 30-х годов международных кризисов, таивших в себе военную опасность и в конце концов приведших к мировой войне, — вторжение в рейнскую демилитаризованную зону, аншлюс Австрии, захват Чехословакии и другие. И в этом смысле обязанности Канариса выходили за пределы повседневного руководства работой абвера. Гитлер нередко использовал его в качестве личного эмиссара: Канарис вел переговоры с румынским диктатором генералом Антонеску в Бухаресте, диктатором Испании генералиссимусом Франко в Мадриде, главой фашистской партии и фашистского правительства Муссолини в Риме. В годы второй мировой войны Канарис подтвердил свою приверженность фюреру и его политике насилия созданием широко разветвленной, успешно справляющейся со своими задачами шпионско-диверсионной сети в странах Европы, Азии, Африки и Америки, сети, оказавшей значительные услуги фашистской Германии.
Как часто прибегал Гитлер в то время к услугам Канариса и возглавляемого им ведомства шпионажа и диверсии, можно судить хотя бы по такому малоизвестному факту — в канун начала претворения в жизнь своей агрессивной политики фюрер виделся с ним чаще, чем когда-либо с момента прихода его в абвер. Вот некоторые данные, зафиксированные в журнале встреч Гитлера: между декабрем 1935 года и мартом 1936 года он принимал Канариса 17 раз, причем всегда с глазу на глаз. Совершенно очевидно, что ставшие тогда столь частыми не подлежащие огласке их «сокровенные» беседы были вызваны необходимостью обсуждения захватнических планов в Европе, в которых абверу отводилась важная роль. Не встречая должного отпора со стороны западных держав, гитлеровцы начали действовать более открыто, устраняя все, что хоть в какой-то мере мешало осуществлению их агрессивных замыслов.
Первым объектом нацистской агрессии явилась Рейнская область. Гитлер считал, что не сможет начать осуществление своих военных планов на Востоке, пока он связан Локарнским соглашением, которое обязывало Германию согласиться с демилитаризацией Рейнской области[254].
Решив послать немецкие войска в Рейнскую демилитаризованную зону, Гитлер 2 мая 1935 года приказал тогдашнему военному министру генералу Бломбергу приступить к штабной проработке вариантов вооруженного вторжения. Группа отобранных специалистов, каждый из которых дал письменное обязательство держать в строжайшей тайне данное им поручение, в срочном порядке разработала оперативный план вторжения, получивший кодовое наименование «Упражнение» (он имел еще название «Операция Шулунг»). Во второй половине июня 1935 года полковник Йодль представил его на рассмотрение имперского совета обороны[255]. Осуществление плана, однако, откладывалось: нужен был повод[256]. Гитлера сдерживал слишком большой риск затеваемой операции. Великобритания. Франция и Италия, несмотря на всю непоследовательность занятой ими позиции, все же в той или иной форме давали понять, что нарушение статуса демилитаризованной зоны вдоль Рейна может повлечь за собой ответные действия с их стороны. Приходилось считаться и с доводами Бломберга, который неоднократно предупреждал фюрера о том, что его генералы не уверены в успехе, по их твердому мнению, рейхсвер пока еще по-настоящему не окреп и плохо оснащен для подобной операции. Наконец, нельзя было не принять во внимание и тот факт— о чем 26 декабря 1936 года докладывал Гитлеру Канарис, ссылаясь на полученные им из «особо надежных источников» агентурные данные, — что между штабами французской и английской армий ведутся переговоры, связанные с обеспечением координации их действий в случае возникновения в Рейнской области чрезвычайного положения.
Но прошло какое-то время, и 11 февраля Канарис обратился к Гитлеру за аудиенцией: он торопился довести до сведения фюрера содержание информации, только что полученной от парижского резидента абвера. Информация эта, так обрадовавшая Гитлера, имела смысл многозначный и важный: она позволила ему ощутить реальную возможность претворения в жизнь своего плана. Поэтому реакция на нее была мгновенной. Не успел Канарис покинуть апартаменты Гитлера, как в рейхсканцелярию был вызван Бломберг, и ему было приказано в самое ближайшее время приступить к операции «Упражнение». 27 февраля Блом-берг доложил Гитлеру, что подготовка к вторжению в Рейнскую область завершена, и получил указание приступить к осуществлению операции через неделю, в субботу 7 марта. Предполагалось, что сначала на левый берег перейдут три пехотных батальона, причем если Франция предпримет ответные действия, им предписывалось немедленно вернуться назад.
Небезынтересна такая деталь: за пять дней до этой даты, 2 марта 1936 года, Бломберг передал приказ фюрера начальнику генерального штаба генералу Беку и главнокомандующему генералу Фритшу. Фритш заявил, что все, чем он располагает, — это 35 тысяч солдат и офицеров, из которых можно в лучшем случае сформировать одну боеспособную дивизию. Бек со своей стороны предупреждал, что французы в состоянии быстро отмобилизовать 20 прекрасно оснащенных Дивизий и разгромить слабые части Фритша. Генералы сообщили Гитлеру о своих сомнениях, но тот, основываясь на докладе Канариса, ответил:
— Я знаю, что делаю. У меня есть абсолютно надежные сведения, что французы не двинут против нас ни одного солдата. Но вы убедитесь не только в этом. Освободив Рейнскую область из-под версальского ига, мы поставим мир перед свершившимся фактом, на том дело и кончится[257].
Вскоре началось скрытое продвижение германских войск, насчитывавших в своих рядах 30 тысяч немецких солдат, к границам Рейнской области. Операция, как того требовала директива имперского министра обороны, «должна была быть проведена неожиданным ударом с молниеносной быстротой».
Как это видно из материалов секретных apxивов абвеpa, среди обильной информации, поставляемой в те дни Канарисом Гитлеру, внимание фюрера особенно привлекло одно донесение. Оно исходил от агента абвера, судя по всему, занимавшего высокий пост в министерстве иностранных дел Франции, «Непременной составной частью французских военных планов, — говорилось в этом донесении, — является обязательное участие англичан. Начальник французского генерального штаба генерал Гамелен заявил министру иностранных дел Фландену, что он не может (или не хочет) посылать войска в Рейнскую область, если не присоединятся англичане»[258]. Такую же точку зрения высказывал министр иностранных дел Германии, предшественник Риббентропа, Нейрат, который заверил Гитлера, что англичане вовсе не намерены оказывать французам помощь, на чем настаивает генерал Гамелен. Столь категоричное утверждение Нейрата, слывшего весьма осторожным дипломатом, основывалось на многочисленных сообщениях немецкого посла в Лондоне Леопольда фон Хеша, находившегося в Англии с 1932 года и располагавшего там надежными источниками информации, вхожего в «коридоры власти, вплоть до королевской семьи». «Запад не выступит» — таков был основной смысл его донесений. Как видим, и министр иностранных дел подтверждал точность сообщения Канариса.
Как же развивались события дальше?
Издав приказ о начале вторжения, Гитлер, понимавший, насколько рискованной была эта авантюра, крайне нервничал (как он заявит потом, 48 часов после вступления немецких батальонов в зону были самыми напряженными в его жизни). Это и понятно. Ведь объяви Франция, к примеру, мобилизацию, направь она хотя бы один полк в Рейнскую область, немецким батальонам не оставалось ничего другого, как только ретироваться. (Германия в то время была еще не в состоянии вести войну с Францией даже с минимальными надеждами на успех; соотношение сил все еще было в пользу французской армии.) Гитлер не мог не отдавать себе отчета в том. что разрыв Локарнского соглашения, а потом отвод батальонов назад, другими словами, политический и военный провал задуманного предприятия означал бы как в международном, так и внутреннем плане крушение его режима, а для него самого — быть может, политическую смерть[259]. «У нас. — признавал Йодль впоследствии, — было неспокойное чувство игрока, поставившего на карту всю свою карьеру»[260]. И вот через 48 часов к Гитлеру пришло понимание того, что его отчаянный маневр удался. Франция, открытой конфронтации с которой Берлин побаивался и до поры до времени хотел избежать ее, не объявляла мобилизацию. Ни один французский солдат не пересек границы. Англия не поддержала Францию. И первым, кто в трудной для Гитлера ситуации укрепил его в убеждении, что французская армия без поддержки англичан не сделает и шага к Рейнской демилитаризованной зоне, был не кто иной, как глава абвера Канарис.
Спустя 13 дней после начала событий Совет Лиги Наций приступил к голосованию вопроса: нарушила ли Германия границы Рейнской зоны? Большинство членов Совета все же нашло в себе смелость утвердительно ответить на этот вопрос, уточнив, однако, что их ответ не означает «порицания» или «осуждения» Германии, а является лишь «констатацией факта». Совет Лиги Наций принял резолюцию, которая ограничилась признанием факта нарушений Германией статьи 34 Версальского договора и Локарнского соглашения. Словом, нарушитель договоров, явно преследовавший захватнические цели, остался безнаказанным.
Операция же «Упражнение» и ее результаты имели для будущего фашистской Германии огромное значение. Во-первых, прочно обосновавшись на данной территории после ее захвата, Гитлер, как показали выборы в рейхстаг, существенно укрепил положение нацистского режима и свои собственные позиции внутри страны. Во-вторых, разорвав условия Локарнского договора, нацисты обрели возможность направить агрессию в сторону Восточной Европы. Правильным оказался прогноз событий, данный VII Конгрессом Коминтерна (лето 1935 года). «Германские фашисты, — говорилось в принятой им резолюции, — являющиеся главными поджигателями войны, стремящиеся к гегемонии германского империализма в Европе, ставят вопрос об изменении европейских границ посредством войны, за счет своих соседей. Авантюристические планы германских фашистов простираются весьма далеко и рассчитаны на военный реванш против Франции, на раздел Чехословакии, на аннексию Австрии, на уничтожение самостоятельности Прибалтийских стран, которые они стремятся превратить в плацдарм для нападения на Советский Союз… »
После захвата демилитаризованной Рейнской области акции абвера и особенно его шефа Канариса резко возросли.
На следующем этапе развития гитлеровской агрессии Канарис сыграл важную роль в разжигании гражданской войны в Испании, где он еще в свое время пустил прочные корни и обзавелся влиятельными друзьями. В тесном сотрудничестве с испанской разведкой, возглавляемой другом Канариса генералом Кампосом Мартинесом, абвер покрыл всю страну густой агентурной сетью, наладил полезные линии связи и создал несколько фиктивных фирм, служащих «крышей» для разведчиков и их финансовых операций. Благодаря близким отношениям между Канарисом и Франко, местная разведка, так называемая «Сирена», фактически превратилась в филиал абвера. В Испании вовсю свирепствовал германский «Легион Кондор».
По мнению западных исследователей, связь, существовавшая почти в течение десяти лет между фюрером и начальником разведки и контрразведки вермахта, можно было бы назвать «браком по рассудку». Вначале, и это было широко известно, Гитлер относился с определенной симпатией к морскому офицеру, прошедшему испытания первой мировой войны, человеку, стяжавшему славу «хитроумного Одиссея», и отдавал должное его выдающимся умственным способностям, «богатству уловок и дьявольской изворотливости». С другой стороны, и Канарис, «политический игрок», мастер закулисных интриг, в течение многих лет легко находил подход к фюреру и при желании мог даже оказывать на него влияние. Определенную роль, по утверждению сослуживцев Канариса, играло здесь то обстоятельство, что руководитель абвера особое значение придавал «разведывательной политике», то есть использованию добываемой информации в качестве политического орудия. Во всей своей деятельности по руководству военной разведкой он исходил из непреложной установки, что знание не только военных, но также политических тайн, особенно секретов противника, должно служить основой для достижения абвером политического влияния. Он был полон решимости употребить добываемую информацию в качестве средства оказания прямого воздействия на внешнеполитический и военный курс третьего рейха. И это ему, особенно на первом этапе, вполне удавалось. По выражению давнего сослуживца Канариса Ганса Гизевиуса, «в шефе абвера в еще большей степени, чем его необыкновенное понимание политической реальности, было развито интуитивное ощущение иррациональных процессов». «Я редко встречал человека, — говорил Гизевиус, — который так точно знал, во что выльются те или иные события… » В таком же духе оценивали Канариса и другие его сподвижники, знавшие этого сдержанного и скрытного человека многие годы по службе в абвере. По их словам, это был осторожный, зоркий, терпеливый хищник, опасный своим даром далекого предвидения, своей удивительной способностью нащупать каким-то инстинктом правильную линию в самых запутанных случаях и «затейливых комбинациях». И с этим до какого-то времени вынужден был считаться шеф РСХА Гейдрих, выжидавший удобный случай для нанесения удара Канарису. В одной из доверительных бесед с Шелленбергом на охоте Гейдрих так оценивал тогдашнюю ситуацию: «У меня такое ощущение, что Канарис выдал врагу срок начала нашего наступления на Западе — 10 мая 1940 года. Но я не хотел бы сейчас обращаться к фюреру со своими подозрениями, еще не время. Но придет день, когда Канариса постигнет возмездие… До той поры нужно ждать и собирать документы»[261].
Канарис родился 1 января 1887 года в семье богатого инженера, директора сталелитейного завода. Предки Канариса прожили много лет в Северной Италии, прежде чем переселиться в Германию. После окончания реальной гимназии в 1905 году в возрасте 18 лет он становится кадетом королевского военно-морского флота, а в 1907 году направляется на крейсер «Бремен» в качестве адъютанта командира корабля. Крейсер «Бремен», курсировавший под немецким флагом у берегов Южной и Центральной Америки, должен был во время волнений в латиноамерикансих странах защищать интересы немецких компаний. После недолгого пребывания на родине Канарис вновь отправляется в заграничное плавание. На этот раз на борту крейсера «Дрезден», решавшего ту же задачу, что и «Бремен», но в восточной части Средиземноморья-на Балканах. Весной 1915 года «Дрезден» получил пробоину в заливе Камберлен, и основные члены экипажа были интернированы чилийскими властями на острове Хуана Фернандеса. Пробыв в неволе несколько месяцев, Канарис совершил дерзкий побег и через Анды добрался до Вальпараисо. Получив там паспорт на имя Риида Розаса, он на голландском корабле прибыл в Германию через Плимут и Роттердам[246].
Летом 1916 года с тем же чилийским паспортом ему удалось, невзирая на блокаду англичан, проскользнуть в Испанию, где он был зачислен в штат немецкого посольства в качестве помощника военно-морского атташе. Поставленная перед Канарисом задача состояла в том, чтобы выявить на испанских базах лиц, согласных работать на немецкий военно-морской флот и, в частности, готовых вести наблюдение за движением (особенно через Гибралтар) транспорта союзников и нейтралов. Он должен был также, используя свои связи, склонить местные компании к участию в снабжении немецких подводных лодок, заходящих в испанские порты, топливом и продовольствием. Это рискованная миссия, выполнение которой нельзя было возложить ни на военно-морского атташе Германии, ни на его немецкий персонал. Между тем наполовину англичанин — наполовину чилиец Риид Розас вполне подходил для этого. Благодаря хорошему знанию испанского языка и умению обходиться с людьми Канарису удалось создать успешно функционировавшую организацию, действовавшую на территории Испании и Португалии. (Завязанные им связи среди испанцев оказались полезными и через 20 лет.)
Вскоре он был отозван в Германию, чтобы принять командование подводной лодкой, которая базировалась в Каттаро. В то время у него было много друзей в австрийских военно-морских силах, и он отлично разбирался в австрийских проблемах.
После Ноябрьской революции 1918 года в Германии Канарис, страшившийся революционных потрясений, охотно принял предложение о работе в личном аппарате военного министра «кровавой собаки» Г. Носке и в качестве его адъютанта участвовал в подавлении «спартаковцев» в Берлине, выдвинувших лозунг «Вся власть Советам!». Был тесно связан с реакционной военщиной и ее террористическими организациями, с помощью которых учинялась расправа с революционным движением в Германии. Стоял за кулисами подлого убийства в 1919 году видных деятелей германского и международного рабочего движения Р. Люксембург и К. Либкнехта.
В последующие годы Канарис, продолжая службу в германском военно-морском флоте, завязал тесные связи с национал-социалистами, горячо поддерживал их антикоммунистические воззрения. Сначала он служит в штабе эскадры на Балтийском море, затем переводится на крейсер «Берлин»[247]. В дальнейшем работает в штабе начальника морского управления военного министра, ведая вопросами развития и вооружения подводного флота. К этому времени получают общее признание «исключительная работоспособность» Канариса и «на редкость высокие качества, делающие его пригодным для занятия высокого поста»; отмечается особая компетентность в вопросах военно-политического характера применительно к военно-морским силам.
В одной из характеристик Канариса, датированной 1 ноября 1926 года, говорилось: «… чувствуя до тонкостей психологию и национальные особенности иностранцев, обладая к тому же поразительным знанием многих языков, Канарис умеет отличным образом устанавливать контакты (от самого маленького человека до знаменитостей) и завоевывать в кратчайшие сроки их доверие. Когда он имеет задание установить такой контакт, то никаких преград для него не существует; ничто не может удержать; нет такого неприступного бастиона, куда бы он не смог проникнуть к интересующему его лицу, а затем, одержав быструю победу, строить по-детски невинную мину». В июне 1929 года Канарис был произведен в капитаны II ранга и вскоре назначен начальником штаба эскадры в Северном море, а некоторое время спустя — в октябре 1932 года — становится командиром линкора «Шлезвиг». Вскоре после прихода Гитлера к власти Канарис начал выступать перед личным составом линкора с восхвалением национал-социалистских идей и, как писал один из его начальников, «в результате тщательной подготовки и высоких умственных способностей добился в этой области заметных успехов»[248]. Он не упускал возможности завязать знакомства среди влиятельных лиц новой фашистской иерархии.
На «Шлезвиге» Канарис прослужил два года, затем в самый ответственный для своей карьеры момент потерпел неудачу. Ему не удалось получить должность командира боевого корабля, на что он твердо рассчитывал. Руководство не дало ему нужных рекомендаций, считая, что он скорее склонен к «военно-политической, чем к военной, карьере и, хотя являлся храбрым командиром, мало подходил для высокого руководящего поста в военно-морском флоте»[249]. Имело, видимо, значение и то, что Канариса недолюбливали тогдашний главнокомандующий военно-морским флотом Э. Редер и ряд других влиятельных офицеров ВМС, среди которых он слыл «большим лицемером». Ему пришлось довольствоваться постом командира военно-морской базы в Свинемюнде. Но через несколько недель после его прибытия к новому месту службы освободилась должность начальника абвера. Занимавший этот пост Патциг не поладил с гестапо[250]. Уходя, он рекомендовал командованию на этот пост Канариса. И хотя поначалу Редер не был склонен к назначению Канариса, Патциг легко убедил его, обратив внимание на то, что в противном случае командование военно-морскими силами упустит контроль над абвером, поскольку он не видит другой подходящей кандидатуры среди моряков.
1 января 1935 года капитан I ранга Канарис становится начальником управления разведки и контрразведки (абвера) при военном министерстве, а с 1938 года при верховном командовании вооруженных сил. К моменту его прихода абвер, по оценке западных исследователей, уже представлял собой «хорошо налаженный и точно направляемый организм».
Учтя печальный опыт Патцига, не сумевшего наладить отношения с СД, Канарис свое пребывание на посту начальника абвера начинает с того. что. порвав всякое общение с Патцигом, приступает к налаживанию личных связей с людьми аппарата Гиммлера. 17 января 1935 года он проводит трехчасовую встречу с Гейдрихом, на которой они договариваются о разграничении функций между абвером, гестапо и СД. (Спустя два года — 21 декабря 1936 года эта договоренность получает официальное оформление в виде соглашения «О разделе сфер влияния»[251].) Из этой первой деловой встречи Гейдрих вынес впечатление, что «маленький адмирал», как величали Канариса в кругах вермахта, хотя «человек несомненно умный и ловкий», однако ему «не составит особого труда преследовать его в джунглях» третьего рейха, где Гейдрих был одним из самых крупных хищников. Правда, позднее, когда шеф СД увидел Канариса в деле, то понял, что недооценивал своего противника. «Это старая лиса, — предупреждал Гейдрих подчиненных — будьте с ним очень осторожны»[252]. Канарис же, как можно судить по его записи в дневнике, со своей стороны, оценив острый ум Гейдриха, решил, что с этим жестоким фанатиком «надо быть всегда начеку, чтобы не угодить ему в когти». Он испытывал какой-то «инстинктивный, животный страх перед ним». «Его чуть раскосые глаза, холодный пронизывающий взгляд, — говорится в дневниковой записи Канариса, — невольно вызывали ощущение внутреннего беспокойства»[253].
Как видный деятель германской военной разведки, Канарис приложил руку ко многим планам и делам, укреплявшим военную мощь сначала кайзеровской, а затем гитлеровской Германии. Политике агрессии он был до конца привержен, отдавал ее осуществлению свой опыт крупного профессионала-разведчика, свои немалые способности к политическим интригам. В этом типичном представителе штабной военщины высокого ранга, немало позаимствовавшем из опыта прежней немецкой секретной службы, Гитлер нуждался для укрепления своей власти, претворения в жизнь программы завоевания нового жизненного пространства, подрыва военно-экономического потенциала будущих жертв агрессии. И не ошибся: Канарис был ревностным исполнителем его воли в провоцировании в середине 30-х годов международных кризисов, таивших в себе военную опасность и в конце концов приведших к мировой войне, — вторжение в рейнскую демилитаризованную зону, аншлюс Австрии, захват Чехословакии и другие. И в этом смысле обязанности Канариса выходили за пределы повседневного руководства работой абвера. Гитлер нередко использовал его в качестве личного эмиссара: Канарис вел переговоры с румынским диктатором генералом Антонеску в Бухаресте, диктатором Испании генералиссимусом Франко в Мадриде, главой фашистской партии и фашистского правительства Муссолини в Риме. В годы второй мировой войны Канарис подтвердил свою приверженность фюреру и его политике насилия созданием широко разветвленной, успешно справляющейся со своими задачами шпионско-диверсионной сети в странах Европы, Азии, Африки и Америки, сети, оказавшей значительные услуги фашистской Германии.
Как часто прибегал Гитлер в то время к услугам Канариса и возглавляемого им ведомства шпионажа и диверсии, можно судить хотя бы по такому малоизвестному факту — в канун начала претворения в жизнь своей агрессивной политики фюрер виделся с ним чаще, чем когда-либо с момента прихода его в абвер. Вот некоторые данные, зафиксированные в журнале встреч Гитлера: между декабрем 1935 года и мартом 1936 года он принимал Канариса 17 раз, причем всегда с глазу на глаз. Совершенно очевидно, что ставшие тогда столь частыми не подлежащие огласке их «сокровенные» беседы были вызваны необходимостью обсуждения захватнических планов в Европе, в которых абверу отводилась важная роль. Не встречая должного отпора со стороны западных держав, гитлеровцы начали действовать более открыто, устраняя все, что хоть в какой-то мере мешало осуществлению их агрессивных замыслов.
Первым объектом нацистской агрессии явилась Рейнская область. Гитлер считал, что не сможет начать осуществление своих военных планов на Востоке, пока он связан Локарнским соглашением, которое обязывало Германию согласиться с демилитаризацией Рейнской области[254].
Решив послать немецкие войска в Рейнскую демилитаризованную зону, Гитлер 2 мая 1935 года приказал тогдашнему военному министру генералу Бломбергу приступить к штабной проработке вариантов вооруженного вторжения. Группа отобранных специалистов, каждый из которых дал письменное обязательство держать в строжайшей тайне данное им поручение, в срочном порядке разработала оперативный план вторжения, получивший кодовое наименование «Упражнение» (он имел еще название «Операция Шулунг»). Во второй половине июня 1935 года полковник Йодль представил его на рассмотрение имперского совета обороны[255]. Осуществление плана, однако, откладывалось: нужен был повод[256]. Гитлера сдерживал слишком большой риск затеваемой операции. Великобритания. Франция и Италия, несмотря на всю непоследовательность занятой ими позиции, все же в той или иной форме давали понять, что нарушение статуса демилитаризованной зоны вдоль Рейна может повлечь за собой ответные действия с их стороны. Приходилось считаться и с доводами Бломберга, который неоднократно предупреждал фюрера о том, что его генералы не уверены в успехе, по их твердому мнению, рейхсвер пока еще по-настоящему не окреп и плохо оснащен для подобной операции. Наконец, нельзя было не принять во внимание и тот факт— о чем 26 декабря 1936 года докладывал Гитлеру Канарис, ссылаясь на полученные им из «особо надежных источников» агентурные данные, — что между штабами французской и английской армий ведутся переговоры, связанные с обеспечением координации их действий в случае возникновения в Рейнской области чрезвычайного положения.
Но прошло какое-то время, и 11 февраля Канарис обратился к Гитлеру за аудиенцией: он торопился довести до сведения фюрера содержание информации, только что полученной от парижского резидента абвера. Информация эта, так обрадовавшая Гитлера, имела смысл многозначный и важный: она позволила ему ощутить реальную возможность претворения в жизнь своего плана. Поэтому реакция на нее была мгновенной. Не успел Канарис покинуть апартаменты Гитлера, как в рейхсканцелярию был вызван Бломберг, и ему было приказано в самое ближайшее время приступить к операции «Упражнение». 27 февраля Блом-берг доложил Гитлеру, что подготовка к вторжению в Рейнскую область завершена, и получил указание приступить к осуществлению операции через неделю, в субботу 7 марта. Предполагалось, что сначала на левый берег перейдут три пехотных батальона, причем если Франция предпримет ответные действия, им предписывалось немедленно вернуться назад.
Небезынтересна такая деталь: за пять дней до этой даты, 2 марта 1936 года, Бломберг передал приказ фюрера начальнику генерального штаба генералу Беку и главнокомандующему генералу Фритшу. Фритш заявил, что все, чем он располагает, — это 35 тысяч солдат и офицеров, из которых можно в лучшем случае сформировать одну боеспособную дивизию. Бек со своей стороны предупреждал, что французы в состоянии быстро отмобилизовать 20 прекрасно оснащенных Дивизий и разгромить слабые части Фритша. Генералы сообщили Гитлеру о своих сомнениях, но тот, основываясь на докладе Канариса, ответил:
— Я знаю, что делаю. У меня есть абсолютно надежные сведения, что французы не двинут против нас ни одного солдата. Но вы убедитесь не только в этом. Освободив Рейнскую область из-под версальского ига, мы поставим мир перед свершившимся фактом, на том дело и кончится[257].
Вскоре началось скрытое продвижение германских войск, насчитывавших в своих рядах 30 тысяч немецких солдат, к границам Рейнской области. Операция, как того требовала директива имперского министра обороны, «должна была быть проведена неожиданным ударом с молниеносной быстротой».
Как это видно из материалов секретных apxивов абвеpa, среди обильной информации, поставляемой в те дни Канарисом Гитлеру, внимание фюрера особенно привлекло одно донесение. Оно исходил от агента абвера, судя по всему, занимавшего высокий пост в министерстве иностранных дел Франции, «Непременной составной частью французских военных планов, — говорилось в этом донесении, — является обязательное участие англичан. Начальник французского генерального штаба генерал Гамелен заявил министру иностранных дел Фландену, что он не может (или не хочет) посылать войска в Рейнскую область, если не присоединятся англичане»[258]. Такую же точку зрения высказывал министр иностранных дел Германии, предшественник Риббентропа, Нейрат, который заверил Гитлера, что англичане вовсе не намерены оказывать французам помощь, на чем настаивает генерал Гамелен. Столь категоричное утверждение Нейрата, слывшего весьма осторожным дипломатом, основывалось на многочисленных сообщениях немецкого посла в Лондоне Леопольда фон Хеша, находившегося в Англии с 1932 года и располагавшего там надежными источниками информации, вхожего в «коридоры власти, вплоть до королевской семьи». «Запад не выступит» — таков был основной смысл его донесений. Как видим, и министр иностранных дел подтверждал точность сообщения Канариса.
Как же развивались события дальше?
Издав приказ о начале вторжения, Гитлер, понимавший, насколько рискованной была эта авантюра, крайне нервничал (как он заявит потом, 48 часов после вступления немецких батальонов в зону были самыми напряженными в его жизни). Это и понятно. Ведь объяви Франция, к примеру, мобилизацию, направь она хотя бы один полк в Рейнскую область, немецким батальонам не оставалось ничего другого, как только ретироваться. (Германия в то время была еще не в состоянии вести войну с Францией даже с минимальными надеждами на успех; соотношение сил все еще было в пользу французской армии.) Гитлер не мог не отдавать себе отчета в том. что разрыв Локарнского соглашения, а потом отвод батальонов назад, другими словами, политический и военный провал задуманного предприятия означал бы как в международном, так и внутреннем плане крушение его режима, а для него самого — быть может, политическую смерть[259]. «У нас. — признавал Йодль впоследствии, — было неспокойное чувство игрока, поставившего на карту всю свою карьеру»[260]. И вот через 48 часов к Гитлеру пришло понимание того, что его отчаянный маневр удался. Франция, открытой конфронтации с которой Берлин побаивался и до поры до времени хотел избежать ее, не объявляла мобилизацию. Ни один французский солдат не пересек границы. Англия не поддержала Францию. И первым, кто в трудной для Гитлера ситуации укрепил его в убеждении, что французская армия без поддержки англичан не сделает и шага к Рейнской демилитаризованной зоне, был не кто иной, как глава абвера Канарис.
Спустя 13 дней после начала событий Совет Лиги Наций приступил к голосованию вопроса: нарушила ли Германия границы Рейнской зоны? Большинство членов Совета все же нашло в себе смелость утвердительно ответить на этот вопрос, уточнив, однако, что их ответ не означает «порицания» или «осуждения» Германии, а является лишь «констатацией факта». Совет Лиги Наций принял резолюцию, которая ограничилась признанием факта нарушений Германией статьи 34 Версальского договора и Локарнского соглашения. Словом, нарушитель договоров, явно преследовавший захватнические цели, остался безнаказанным.
Операция же «Упражнение» и ее результаты имели для будущего фашистской Германии огромное значение. Во-первых, прочно обосновавшись на данной территории после ее захвата, Гитлер, как показали выборы в рейхстаг, существенно укрепил положение нацистского режима и свои собственные позиции внутри страны. Во-вторых, разорвав условия Локарнского договора, нацисты обрели возможность направить агрессию в сторону Восточной Европы. Правильным оказался прогноз событий, данный VII Конгрессом Коминтерна (лето 1935 года). «Германские фашисты, — говорилось в принятой им резолюции, — являющиеся главными поджигателями войны, стремящиеся к гегемонии германского империализма в Европе, ставят вопрос об изменении европейских границ посредством войны, за счет своих соседей. Авантюристические планы германских фашистов простираются весьма далеко и рассчитаны на военный реванш против Франции, на раздел Чехословакии, на аннексию Австрии, на уничтожение самостоятельности Прибалтийских стран, которые они стремятся превратить в плацдарм для нападения на Советский Союз… »
После захвата демилитаризованной Рейнской области акции абвера и особенно его шефа Канариса резко возросли.
На следующем этапе развития гитлеровской агрессии Канарис сыграл важную роль в разжигании гражданской войны в Испании, где он еще в свое время пустил прочные корни и обзавелся влиятельными друзьями. В тесном сотрудничестве с испанской разведкой, возглавляемой другом Канариса генералом Кампосом Мартинесом, абвер покрыл всю страну густой агентурной сетью, наладил полезные линии связи и создал несколько фиктивных фирм, служащих «крышей» для разведчиков и их финансовых операций. Благодаря близким отношениям между Канарисом и Франко, местная разведка, так называемая «Сирена», фактически превратилась в филиал абвера. В Испании вовсю свирепствовал германский «Легион Кондор».
По мнению западных исследователей, связь, существовавшая почти в течение десяти лет между фюрером и начальником разведки и контрразведки вермахта, можно было бы назвать «браком по рассудку». Вначале, и это было широко известно, Гитлер относился с определенной симпатией к морскому офицеру, прошедшему испытания первой мировой войны, человеку, стяжавшему славу «хитроумного Одиссея», и отдавал должное его выдающимся умственным способностям, «богатству уловок и дьявольской изворотливости». С другой стороны, и Канарис, «политический игрок», мастер закулисных интриг, в течение многих лет легко находил подход к фюреру и при желании мог даже оказывать на него влияние. Определенную роль, по утверждению сослуживцев Канариса, играло здесь то обстоятельство, что руководитель абвера особое значение придавал «разведывательной политике», то есть использованию добываемой информации в качестве политического орудия. Во всей своей деятельности по руководству военной разведкой он исходил из непреложной установки, что знание не только военных, но также политических тайн, особенно секретов противника, должно служить основой для достижения абвером политического влияния. Он был полон решимости употребить добываемую информацию в качестве средства оказания прямого воздействия на внешнеполитический и военный курс третьего рейха. И это ему, особенно на первом этапе, вполне удавалось. По выражению давнего сослуживца Канариса Ганса Гизевиуса, «в шефе абвера в еще большей степени, чем его необыкновенное понимание политической реальности, было развито интуитивное ощущение иррациональных процессов». «Я редко встречал человека, — говорил Гизевиус, — который так точно знал, во что выльются те или иные события… » В таком же духе оценивали Канариса и другие его сподвижники, знавшие этого сдержанного и скрытного человека многие годы по службе в абвере. По их словам, это был осторожный, зоркий, терпеливый хищник, опасный своим даром далекого предвидения, своей удивительной способностью нащупать каким-то инстинктом правильную линию в самых запутанных случаях и «затейливых комбинациях». И с этим до какого-то времени вынужден был считаться шеф РСХА Гейдрих, выжидавший удобный случай для нанесения удара Канарису. В одной из доверительных бесед с Шелленбергом на охоте Гейдрих так оценивал тогдашнюю ситуацию: «У меня такое ощущение, что Канарис выдал врагу срок начала нашего наступления на Западе — 10 мая 1940 года. Но я не хотел бы сейчас обращаться к фюреру со своими подозрениями, еще не время. Но придет день, когда Канариса постигнет возмездие… До той поры нужно ждать и собирать документы»[261].