Миссионерство Стефана проходило с большими трудностями. Особенно сопротивлялись его проповеди языческие жрецы, а среди них некий жрец Пам: «Лют супротивник преподобному и злоратоборец велик, неукротим супостат и боритель». Стефан и Пам как-то спорили друг с другом день и ночь, забыв о сне и пище, пока не решили доказать истинность своей веры и ложность противника испытанием огнем и водой. При большом стечении народа разожгли большой костер, сделали две проруби во льду, куда после испытания огнем должны были спуститься спорившие, но язычник Пам убоялся испытаний и, посрамленный, удалился из зырянской земли, а Стефан одержал полную победу.
   Деятельность его поддерживалась московскими князьями и церковными иерархами, и в 1383 г. он был рукоположен в сан епископа Пермского. На земле зырян епископ Стефан основывал школы, богадельни, монастыри, организовывал перевод книг на зырянский язык и их переписку. Он «во время трудные» раздавал голодающим свои деньги и хлебные запасы, делился с ними последним, охранял свою паству от нападений новгородских ушкуйников (разбойников), соседних племен и от преследований московской администрации.
   До нас дошел выразительный «плач Перми» о смерти Стефана: «Он молился о спасении душ наших перед Богом, а князю предлагал жалобы наши, печаловался о льготе для нас и о наших пользах; пред боярами и начальниками был усердным заступником нашим; много раз избавлял он от насилия, работ, тиунских взяток и облегчал нам подати».
   Стефан проповедовал христианство в Пермской земле еще несколько лет, а в 1396 г. был вызван в Москву, здесь скончался и был похоронен в Спасском соборе. В 1549 г. его причислили к лику русских святых. В соборе сохранялись мощи Стефана Пермского, и молящиеся могли видеть его посох.
   Долгое время считалось, что собор Спаса на Бору – одна из древнейших построек в Кремле, но выяснилось, что в XVIII в., после одного из больших пожаров, здание его было переложено заново (возможно, с использованием старых частей), да так, что в точности соответствовало древнему образцу. Все это было определено при поспешно проведенных в 1932 г. исследованиях перед сносом собора, и, как меланхолически отмечал один из исследователей, «как бы добросовестно ни была осуществлена эта новая модель древней постройки, она уже не может дать в руки исследователя наблюдений, которые позволили бы установить, к какому времени относятся те или иные части исчезнувшего оригинала».
   Все вопросы остались без ответа – собор Спаса на Бору к 1 мая 1933 г. был безжалостно разрушен.

Вознесенский монастырь

   Монастырь находился у Спасских ворот и почти вплотную примыкал к Кремлевской стене. Один из древнейших в Москве, он производил незабываемое впечатление своими церквями, тишиной, спокойствием. Автор «Воспоминания о посещении святыни московской» Андрей Муравьев так начинал свой очерк о монастыре: «Есть обитель инокинь, у Спасских ворот Кремля. Как робкие ласточки, которые, весеннею порою, вьют себе мирные гнезда, в преддверии домов, а иногда лепятся к башням и бойницам, не подозревая их ратного назначения: так и смиренные отшельницы, протекши житейское поприще, устроили себе приют, под навесом зубчатых твердынь, подле железных врат, отразивших столько приступов. Вдова витязя Донскаго указала им отважное место и сама легла на нем, чтобы укрепить своих преемниц на многие подвиги, подобно как ратные вожди водружают хоругвь свою там, где наиболее кипит сеча, чтобы удержать за собою поле битвы».
 
 
   Великая княгиня Софья Витовтовна
 
   В главном монастырском храме находилась почитаемая древняя икона Божией Матери Одигитрии, то есть Путеводительницы, которая, как говорили, была спасена великой княгиней Евдокией во время нашествия Тохтамыша на Москву в 1382 г. Монастырь славился хорошим хором, а на Вербное воскресенье здесь устраивалось гулянье, где посетители могли вдоволь налюбоваться на изделия монахинь и купить их.
   По преданию, монастырь основала великая княгиня Евдокия Дмитриевна, супруга Дмитрия Донского. В этот монастырь она удалилась под именем Евфросинии и там же начала постройку каменного Вознесенского собора, закладка которого состоялась 20 мая 1407 г.: «Тое же весны княгини великая Еудокыя Дмитреева заложи на Москве церковь камену святаго Възнесения внутри города». Через полмесяца она скончалась и была погребена в строившемся храме: «Месяца иуня в 7 день преставися великая княгини Еудокия Дмитреева Ивановича нареченная в мнишьеском чину Еуфросиния и положена бысть в манастыри в церкви Възнесения юже сама заложи».
   Ее невестка, великая княгиня Софья Витовтовна, продолжила строительство собора, но успела лишь вывести стены «по колцо, идеже верху быти», то есть до барабана и главы.
   Пожары, княжеские междоусобицы, борьба за власть в Москве привели к тому, что храм в продолжение 50 лет стоял недостроенным. В 1467 г. великая княгиня Мария Ярославна, вдова великого князя Василия II Темного, решила, разломав старый, уже порядком обветшавший собор, возвести новый. Поручили строительство архитектору Василию Ермолину, и он сделал то, чего еще не видела Москва: на старые стены были «надеты» новые – «оделаша еа около всю новым камением да кирпичем ожиганым, и своды сведоша, и всю свершиша», и тогда очевидцы «дивитися всем необычному делу сему».
   Но и этот собор простоял недолго – не смог выдержать опустошительные московские пожары. В 1518 г. по указу великого князя Василия III начали строить новый Вознесенский собор, закончили его через три года: «…того же лета (1521) месяца мая 9 день священна церковь камена Възнесенье господне в манастыри великии княгине подле Чюдова монастыря в граде Москве на празник Възнесения господа нашего Исуса Христа…»
   Автором, возможно, был итальянский архитектор Алевиз Новый, работавший в Москве с 1504 г.; он, в частности, строил кремлевский Архангельский собор.
   Считалось, что именно здание, построенное при Василии III, дожило до наших дней, но, как свидетельствует летопись, при царе Федоре Иоанновиче, в 1587–1588 гг., был «поставлен храм камен на Москве в Кремле-городе в Девиче монастыре у Вознесения, о пяти верхах, больши старово».
   Интересную гипотезу выдвинули историки, исследуя историю его строительства. В то время Борису Годунову было весьма необходимо укрепить свое положение в Москве, что он мог сделать через сестру Ирину, жену царя Федора. И Годуновы с этой целью строят в кремлевском девичьем Вознесенском монастыре новый собор, копию великокняжеского Архангельского собора.
   Кроме главного Вознесенского собора в монастыре было еще две церкви. Одна из них – во имя преподобного Михаила Малеина (Малеин – от названия горы на Афоне, где преподобный проводил жизнь в иноческих подвигах). Сразу за Спасскими воротами, немного в глубине, за красивой решеткой стоял этот храм, дата возведения которого не определена (возможно, в начале XVII в). Иногда авторами его называют подмастерьев каменных дел Бажена Огурцова и Семейку Белого.
   Он не был первым на этом месте – еще в 1617 г. упоминается: «…того же дни (1 сентября) в Вознесенской девичь монастырь к Государеву ангелу Михаилу дано фунт ладану». Возможно, здание церкви было выстроено между 1613 и 1617 гг., ибо именно в 1613 г. в монастыре поселилась мать новоизбранного царя Михаила Романова и она, царица-инокиня Марфа, выстроила в Вознесенском монастыре храм во имя Михаила Малеина с приделом во имя мученика Федора, то есть во имя святых, соименных мужу и сыну.
   Этот храм пользовался особенным благоволением царей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора, Ивана и Петра Алексеевичей, и он был буквально наполнен драгоценными дарами.
   Третью монастырскую церковь освятили во имя святой великомученицы Екатерины. Выстроенная в псевдоготическом стиле, которым так увлекались в конце XVIII – начале XIX в., она первой встречала посетителя, подходившего к Вознесенскому монастырю. Совсем не похожее на русское церковное здание, оно было скорее светским, даже несколько кокетливым, все украшенное мелкими декоративными деталями, как будто одетое в иноземную кружевную мантилью.
   Еще в XVII столетии на этом месте находилась небольшая Георгиевская церковь, к началу XIX в. совершенно обветшавшая. Ее и другие постройки разобрали и на их месте заложили новую, Екатерининскую церковь 4 июля 1809 г. Проект ее принадлежал молодому тогда зодчему Карлу Росси.
   В Москве по его проекту в 1807–1808 гг. построили на Арбатской площади театр, который поразил современников своим обликом – многие восторженно описывали красоту его фасадов и интерьеров. К сожалению, мы можем судить об Арбатском театре только со слов современников, ибо он стал первой жертвой грандиозного московского пожара 1812 г. и ни одного его изображения, ни планов, ни проектных чертежей не сохранилось.
   Дебют Росси в Москве был настолько удачен, что его назначили в Кремлевскую экспедицию и поручили проектирование и постройку Екатерининской церкви. Она начинает возводиться, но уже без него, так как Росси направляется в Тверь, где развертывает бурную деятельность по строительству жилых и общественных зданий.
   Екатерининская же церковь, будучи вчерне законченной, еще долго отделывается. Ее не успели освятить до пожара 1812 г., и только после окончания Отечественной войны, в 1817 г., церковь была закончена под наблюдением архитектора А.Н. Бакарева.
   Вознесенский монастырь был свидетелем многих важных событий. После воцарения первого самозванца Мария Федоровна Нагая, жена Ивана Грозного и мать убитого в Угличе малолетнего царевича Дмитрия, поселилась в этом монастыре под именем Марфы, и сюда к ней приходил ее мнимый сын, которого она торжественно признала за настоящего (но быстро отреклась от своих слов – как только Лжедмитрий был убит).
   Когда торжественная процессия, провожавшая невесту самозванца Марину Мнишек, сопровождаемая необычной для слуха москвичей игрой на барабанах и литаврах, вошла в Кремль, карета остановилась у ворот Вознесенского монастыря, из нее вышла Марина, которая была принята инокиней Марфой – важный акт комедии признания самозванца царевичем Дмитрием разыгрывался в Вознесенском монастыре.
   Еще шесть дней до свадьбы Марина жила в этом монастыре, куда регулярно приезжал Лжедмитрий.
   В монастыре жила и несчастная дочь Бориса Годунова Ксения, которую Лжедмитрий сделал своей наложницей.
   Здесь же в течение 18 лет монашествовала под именем Марфы Ксения Ивановна, урожденная Шестова, мать царя Михаила Федоровича и супруга боярина Федора Никитича Романова, насильно постриженного под именем Филарета и ставшего потом патриархом и фактическим правителем государства. Специально для нее в монастыре построили дом, смиренно именуемый в документах «избушкой», где были «шесть слюдяных окон, не малая изразчатая печь», а дверной и оконный прибор был «железный луженый».
   Еще со времен основательницы монастыря соборный Вознесенский храм сделался местом упокоения лиц женского пола из царствующей фамилии. В нем находилось 35 надгробных памятников и около 70 могил. Здесь были похоронены Софья Витовтовна, дочь великого князя Литовского и жена Василия I; другая Софья, племянница последнего императора Византии, вторая жена великого князя Ивана III. Тут же находилось и погребение его первой жены, Марии Борисовны, дочери великого князя Тверского. В соборе сохранялись могилы жен царя Ивана Грозного, начиная с Анастасии Романовны и кончая Марией Федоровной; царицы Агафьи Семеновны, супруги царя Федора Алексеевича; Марии Владимировны и Евдокии Лукьяновны, первой и второй супруги царя Михаила Федоровича; Марии Ильиничны, первой жены царя Алексея Михайловича, и его второй супруги Натальи Кирилловны, матери великого Петра. Последнее погребение в монастырском соборе датировалось 1731 г., когда умерла царевна Прасковья Ивановна, дочь царя Ивана Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой.
   При разрушении Вознесенского монастыря сотрудники Оружейной палаты смогли спасти погребения, которые ныне находятся в южной пристройке к Архангельскому собору.
   Во время военного переворота ноября 1917 г. Вознесенский монастырь сильно пострадал, после некоторого ремонта в кельях поселилась кремлевская обслуга, завелся кооперативный магазин с подходящим названием «Коммунист», а в Екатерининской церкви хотели оборудовать спортивный зал, но в конце концов взяли да все снесли.
   Вознесенский монастырь, столь богатый и памятниками искусства, и памятниками истории, был полностью разрушен, стерт с лица земли в зиму 1929/30 г. Тогда погибло все – и собор, и кельи, и храмы. Погибло и единственное произведение Карла Росси в Москве – его Екатерининская церковь.
   На месте Вознесенского монастыря построено заурядное здание школы для кремлевских курсантов.

Памятник В.И. Ленину

   Как-то получилось так, что на территории Кремля не поставили ни одного памятника основателю Советского государства (не считая того, что стоял в зале заседаний Большого Кремлевского дворца). Руки дошли только к 50-летию Октябрьского переворота. Весьма демократичным был конкурс на новый памятник Ленину, объявленный в 1965 г. В нем участвовало 50 (!) скульпторов (можно сравнить с недавними конкурсами, как, например, на памятник Александру II, объявленный летом 2002 г., где соревновались двое). Было из чего выбирать, представлялись самые разнообразные фигуры: Ленин стоящий, бегающий и сидящий мечтая, сидящий с кирпичом и мастерком в руках (строил коммунизм?), идущий просто, идущий и читающий, идущий один и с группой рабочих, крестьян, солдат и матросов, бегающий так, что «полы его пальто напоминают крылья», и т. д.
   Победили скульптор В.Б. Пинчук и архитектор С.Б. Сперанский из Ленинграда, представившие фигуру Ленина, присевшего на скамейку Тайницкого сада, с непокрытой головой и в расстегнутом пальто. Другие проекты конкурса использовались для памятников в Литве, Молдавии, Калмыкии, Казахстане и других местах.
   Памятник открыли 2 ноября 1967 г. в присутствии коммунистов из многих стран мира, приехавших на 50-летний юбилей. Как описывалось в книжке об этом памятнике, «разрезана красная лента… Сброшено покрывало… Перед взволнованными взорами собравшихся предстал монумент – строгий, проникновенный, значительный… Прозвучал Гимн Советского Союза, затем „Интернационал“. С глубоким вниманием и волнением воспринимались выступления. Это были слова о том, что в дни всенародного праздника мысли и чувства всех советских людей обращены к Ленину… Безграничны любовь к великому вождю и верность его учению. Замечательны свершения советского народа, под руководством Коммунистической партии уверенно идущего по ленинскому пути, по пути строительства коммунизма».
   В Кремле небольшой камерный памятник хорошо смотрелся на фоне зелени сада, вокруг были разбиты цветники, установлены гранитные скамейки, на которых, правда, ни тогда, ни сейчас отдыхающих нет.
   После краха Советской империи много памятников тоталитарному прошлому было снято, и в их числе этот, который демонтировали в 1995 г. и перенесли в музей, в Горки Ленинские.

КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

Исторический обзор

   Красная площадь – главная площадь Москвы, исторический и художественный центр города, сцена, на которой разыгрывались исторические спектакли, отражавшие важнейшие события русской истории, а также и главный, а на протяжении многих веков единственный центр городской торговли. На площади собирались при освящении храмов, при торжественных церемониях, казнях, триумфальных шествиях, процессиях послов. Площадь естественно стала мостом от посада к замку властителя – именно на нее выходил посадский народ с требованиями к властям, со своими бедами, горестями и также и радостями.
   Красная площадь – одна из самых больших в Москве, ее площадь равняется 7,3 га, она ограничена на юге собором Василия Блаженного, на севере – зданием Исторического музея и восстановленными Воскресенскими воротами; длинные стороны прямоугольника образуют с востока здания Верхних и Средних торговых рядов, а с запада – стены и башни Кремля, которые доминируют на площади.
   Судя по исследованиям, датирующим наиболее древние культурные слои на Красной площади, лес вырубили уже во второй половине XI – первой половине XII в. и здесь тогда была пашня, и, как выяснилось в результате раскопок на территории, прилегающей к Кремлю с востока, наши представления о степени заселенности посада нуждаются в существенных поправках.
 
 
   Красная площадь
 
   Еще в ранние периоды истории Москвы, то есть в XIII–XIV вв., довольно далеко от стен крепости, которые находились на мысу холма, над впадением Неглинной в Москву-реку, располагалось уже немалое поселение. Так, Богоявленский деревянный храм, находившийся примерно в полукилометре от первоначальных стен Кремля, возник во второй половине XIII в., а на территории современного Исторического проезда существовала жилая застройка в середине XIII в.
   Посад, то есть поселение крестьян, торговцев, ремесленников, теснился в основном ближе к крепости, где можно было бы быстро скрыться под защиту крепостных стен, и город расширялся в сторону посада в восточном, единственно возможном для этого направлении, где далеко протягивалась равнина, тогда как на юге и западе мешали реки. Если крепость Юрия Долгорукого 1156 г. была еще небольшой, занимающей мысовую часть холма, то дубовый кремль Ивана Калиты 1339 г. значительно выдвинулся к востоку, а белокаменный Кремль Дмитрия Донского в своей восточной части почти следовал нынешнему положению стен, и только в северо-западном углу линия стен крепости отходила от современного Кремля. К низменной, посадской стороне выходили ворота в городской Кремлевской стене, и, как бывало обычно, именно перед городскими крепостными воротами разворачивался оживленный торг. Так как жилые строения не подходили очень близко к крепостным стенам, то перед ними естественно образовалось пустое пространство, занимаемое временным торгом.
   Можно считать, что примерно с этого времени, то есть со второй половины XIV в., положение торга у восточной стены и, соответственно, позднейшей Красной площади в основном установилось.
   Однако во многих книгах утверждается, что появление площади произошло во времена великого князя Ивана III в конце XV в. Так, например, известный историк Москвы П.И. Сытин пишет, что «по указам Ивана III от 1493 и 1495 гг. с территории современной Красной площади были убраны дома, лавки и церкви посада, и образовалась площадь»; то же повторяется в десятках и сотнях книг и статей о Москве.
   Но авторы как-то забывают сказать, что оба этих указа никак не относились к Красной площади; один говорил об очистке территории к западу за рекой Неглинной, а другой об образовании на юге за Москвойрекой государева сада. Вот их тексты: Указ 1493. «Повелением великого князя Ивана Васильевича церкви сносиша и дворы за Неглимною; и постави меру от стены до дворов сто сажен да десять» (Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. VIII. С. 226; 1495). «Князь великый повеле сносити церкви и дворы за реку Москву против города, и повели на тех местех чинити сад» (ПСРЛ. Т. XII. С. 240). Как видим, ни один из них не говорит о будущей Красной площади, лежащей к северо-востоку от Кремля.
   Указа по отношению к будущей Красной площади и не надо было выпускать, так как приступы к крепостной стене и так были пустыми. Они, конечно, не один раз заполнялись разного рода временными постройками, и их время от времени приходилось приводить в порядок. Красная площадь не была искусственно сделана путем расчистки под так называемый плацдарм, то есть для предполья (плацдармом называется место для хранения оружия и размещения войск). Там было единственное удобное место (с запада и юга протекали реки) для торга под крепостными стенами, которое и не нужно было расчищать. Ссылка на то, что при раскопках в Историческом проезде нашли вымощенную площадку, отнюдь не свидетельствует о некоем «плацдарме». Организация предполий в Москве, как и в аналогичных случаях в Западной Европе, предпринималась для обороны, для создания зоны, свободной для обстрела, и недаром в указе об очистке территории к западу от кремлевских стен говорилось, что ширина очищенной территории должна быть равна расстоянию полета стрелы.
   На протяжении веков площадь и ее части назывались по-разному, и надо сказать, что многие названия употреблялись одновременно: либо просто «площадь», либо «торг», либо «пожар», либо, и это установилось окончательно, «Красная площадь».
   Многие исследователи писали о происхождении названия «Красная площадь», последнее и наиболее обоснованное мнение опубликовал историк Я.З. Рачинский в своем «Полном словаре названий московских улиц».
   Называлась она «Торгом», имя это продержалось в документах примерно с XV и до начала XVII в. Первое упоминание этого имени в летописях встречается в 1434 г. в известии о смерти юродивого Максима, «который положен бысть у Бориса и Глеба на Варварьской улице за Торгом».
   На Торгу не только торговали, то там совершались и наказания: «Toe же зимы [1488 г.], биша попов Новугородских по торгу кнутьем, присла бо их из Новагорода к великому князю владыка Генадей, что пьяни поругалися святым иконам; и посла их опять ко владыце». Но не только «пьяни» попы были биты на Торгу: «Toe же зимы архимандрита Чюдовского били в торгу кнутьем, и Ухтомского князя, и Хомутова…» Есть также сообщение о казни 28 апреля 1634 г., когда по несправедливому приговору боярина Михаила Шеина и окольничего Артемия Измайлова с сыном «отсекли им всем трем на пожаре головы».
   Здесь площадь называется «Пожаром», чему было много примеров: в 1587 г. цесарский посланник следовал «в Китай город в Неглименские ворота, да пожаром к Ильинскому Хресцу», то есть проехал по всей площади. Существует предположение, что это название «Пожар» относилось только к началу площади у Воскресенских ворот, где стояла Казанская церковь: «…в 1636 г. было выдано на молебен 2 гривны протопопу Казанской церкви, что на Пожаре», или в сообщении 1643 г. о том, что «октября в 22 день ходил Государь в Собор за кресты, а из Собору ходил Государь за кресты ж ко пречистой Богородице Казанской, что на пожар».
   Объясняют это название тем, что якобы у Земского приказа (на месте нынешнего Исторического музея) стояли пожарные обозы, следившие за порядком в городе. Но надо сказать, что пожарные находились в разных местах на площади – Иоганн Кильбургер в 1674 г. писал, что в рядах «денно и нощно в разных местах стоит караул и вода от пожаров, которые нигде так часто не бывают, как в Москве».
   В некоторых изданиях, и в том числе в Большой советской энциклопедии, связывают это название именно с пожаром 1571 г., но это неверно, ибо еще в 1534 г. летопись сообщила о строительстве Китайгородской стены у «пожара»: «По повелению государя великого Ивана Васильевича всея Руси поставиша града около всего пожара, идеже у них вси торговые места». Надо сказать, что напрямую связывать это название с определенным пожаром было бы опрометчиво, ибо пожары происходили отнюдь не только около Кремля.
   Разные части Торга в разное время носили разные имена: был, например, «Ильинский крестец», который, по уверению историка Забелина, «причислялся» к площади, но он представлял собой часть улицы Ильинки и отделялся деревянным мостом, идущим от Спасских ворот на Ильинку, в юго-восточной части рядом с Лобным местом.
   «Пожаром» назывались и далекие от Воскресенских ворот части площади: к примеру, в 1587 г. цесарский посланник следовал «в Китай город в Неглименские ворота, да пожаром к Ильинскому Хресцу», то есть проехал по всей площади. Мощи митрополита Филиппа, привезенные в Москву, принесли сначала «на пожар к Лобному месту», а по строельным книгам 1657 г. расстояние от первой церкви на рву у Спасских ворот до рядов отмерялось «по Пожару». Да и не только нынешняя Красная площадь называлась в Москве «Пожаром». Так, в январе 1581 г. литовский гонец Держка следовал «в Земляной город в Устретенския ворота да Устретенскою улицею, а с Устретенския улицы на пожар (здесь явно говорится о Лубянской площади), да на Покровскую улицу на Литовской двор».
   «Пожары», связанные с торговлей, были и в других городах: известны такие места в Новгороде, в Казани, в Суздале.
   В те времена, как кажется, слово «пожар» означало тогда не погорелое место, а просто полое, пустое место, связанное с торговлей.
   Еще знаток топографии старой Москвы художник А.М. Васнецов, обладавший не только тонким чувством художника, но и талантом и трудолюбием исследователя, писал о том, что она называлась «Пожаром» «не потому, конечно, что здесь постоянно были пожары, т. к. здесь и гореть-то было нечему – столы да скамьи, которые всегда можно было растащить или разломать… опасности в пожарном отношении, следовательно, на Красной площади не было. Пожарище, т. е. место постоянной сутолоки, как на пожаре; народ суетится, спешит, бежит…». «Пожаром», по его мнению, ее звали потому, что площадь была «местом постоянной сутолоки».