Страница:
К моменту осады Акки Ричардом у города уже был опыт жизни под крестоносцами. Акка не сдалась победоносным воинам Первого крестового похода, продвигавшимся с севера на Юг и Восток, и она, наряду с Ашкелоном/Аскалуном оставалась в руках мусульман еще много лет после взятия Иерусалима. Без помощи с моря Акку было взять невозможно, а своего флота у иерусалимских королей не было. Тогда они попросили помощи у итальянских купцов с их мощными флотилиями и дали каждому из помогавших итальянских городов долю и часть города. Так возникли кварталы пизанцев, генуэзцев, венецианцев, а затем и марсельцев. Были свои кварталы и у орденов – иоаннитов и храмовников. Опытный глаз и сейчас может заметить архитектурные различия в зданиях разных кварталов, хотя, конечно, Акка с тех пор была разрушена и отстроена не один раз.
Пизанский квартал находился вокруг постоялого двора Хан эш-Шунэ, в центре Венецианского квартала стоит сегодня Хан эль Франдж, в бывшем Генуэзском квартале стоит православная церковь св. Георгия, которая раньше была посвящена св. Николаю, а также мечеть Джама эль Муалик, которая была главной церковью квартала при крестоносцах, при Фахр эд-Дине стала синагогой и лишь при Омере стала мечетью. (Омер дал местным евреям под синагогу другой дом, около Хан эль Фарандж, но там давно не молятся). Квартал темплиеров находился в районе Морских ворот, нынешняя греко-католическая церковь св. Андрея построена на руинах их церкви.
Но самым главным в городе был орден иоаннитов, и не зря город назывался тогда «Аккра св. Иоанна», Сен-Жан д'Акр. Цитадель иоаннитов находилась с другой стороны города, далеко от порта, и она – много раз отстроенная – осталась и по сей день самым большим зданием Акки. «Вскоре после прихода Ричарда и его французского союзника Филиппа чаши весов склонились в пользу христиан. Англичане и французы привели с собой огромный флот, и они смогли обложить Акку с моря. Утомленные долгой осадой жители решили сдаться. Саладин пытался отложить это решение, но после нескольких неудачных столкновений ему не удалось прорваться в город. Акка капитулировала, и ее защитники-сарацины были перебиты под предлогом того, что Саладин не вернул Истинный Крест, попавший в его руки на поле битвы у Рогов Хаттина»
Ричард укрепил город, и с тех пор Акка стала столицей королевства крестоносцев. Хотя впоследствии, на короткое время, крестоносцам удавалось даже получить Иерусалим в свое владение, столицей оставалась Акка.
Тогда, в те дни, – а крестоносцы правили Аккой еще сто лет, до 1291 года – и была отстроена мощная цитадель, которая стоит и по сей день напротив зеленого купола мечети эль Джаззара. В ее “рыцарских залах” устраивают иногда концерты и выставки. В ее огромном подземельи св. Иоанна находился главный зал ордена (по мнению других – рефекториум) и в нем бывал в свое время неутомимый путешественник Марко Поло. У подножия одной из его огромных колонн – подземный ход, который когда-то вел к порту, а сейчас выводит из цитадели.
В этой цитадели сидел и победитель Наполеона, албанец Джаззар-паша – “мясник”, как прозвали его. Непокорных подданных он зарывал живьем в землю. Более мягкий и гуманный правитель навряд ли совладал бы с представшим перед ним противником. Джаззару противостоял молодой генерал Наполеон Бонапарт, стоявший на холме Тель эль Фуххар, – у стен Акки был похоронен его план похода на Индию. Генерал Бонапарт не знал, суждено ли ему пойти по стопам Александра Македонского или Карла Великого, стать ли императором Востока или Запада. Упорство Джаззара решило дело – Наполеон пошел обратно в Египет, оставив своих раненых солдат в монастыре Кармилитов на Стелла Марис, в нынешней Хайфе.
Англичане помогали Джаззару во время наполеоновской осады, и один из бастионов города, Бурдж Кураим, самый северный в морской стене города, называется иногда Английским – в особенности на английских картах. Это было лишним подтверждением тому, что Акку невозможно взять без господства на море. Новое доказательство этому было представлено в 1840 году, во время мятежа Мухаммеда Али, правителя Египта, против Блистательной Порты. Мухаммед Али овладел Палестиной, и в Акке сидел тогда его сын, Ибрагим-паша, а Англия требовала возврата Палестины – Турции. Напротив цитадели, у сегодняшней стоянки автобусов, – сегмент ничего не защищающей старой крепостной стены. Ее продолжение взлетело на воздух 3 ноября 1840 года, когда английское ядро попало прямо в пороховой склад Ибрагима-паши, после чего египтянин поспешно отступил.
Крестоносцы понимали, что, при их господстве на море, Акка несокрушима, и поэтому она и стала центром нового королевства. Относительно Нагорья у крестоносцев была концепция заиорданского тыла: Иерусалим и Нагорье невозможно удержать без господства над заиорданскими высотами – горами Гилеада, Моава и Эдома. В этом была своя правда – восточной границей Святой земли традиционно была пустыня, разделяющая Землю Обетованную и Хиджаз. Возможно, грядущая зеленая Палестина коммун воссоединит не только евреев и палестинцев, но и оба берега Иордана. Но решение крестоносцев – остаться на берегу – было основано и на какой-то психологической народной правде. Крестоносцам просто больше нравилось Побережье, издавна пропитанное средиземноморским духом. Эвакуация Нагорья, хотя и была результатом поражения при Рогах Хаттииа, позволила франкам консолидировать свое правление и свои территории.
Окончательно (еще на сто лет) судьба королевства Акки была решена на много миль к югу, у того замка, где мы начали путешествие по стране крестоносцев: у Арсуфа. Взяв Акку, армия франков во главе с Ричардом двинулась на юг, взяла Хайфу, Кесарию, приблизилась к Яффе. Поход был долгим и мерным – несмотря на свою легендарную храбрость, Ричард Львиное Сердце был осторожным полководцем, и его войско отдыхало каждый второй день.
Саладин со своей армией шел параллельно Ричарду, не решаясь на большое сражение. Налеты легкой конницы сарацинов производили малое впечатление на сплоченную, свежую армию франков. Наконец Саладин решил дать бой. Топографически место было выбрано хорошо – широкая равнина к северо-востоку от Арсуфа.
Решающая битва произошла субботним утром, 7-го сентября 1191 года. Сарацины пошли в атаку с рассветом. Сначала на христиан пошли волны легкой негритянской пехоты и бесконные бедуины, вооруженные луками и копьями. Рыцари не дрогнули. Внезапно Саладин послал вперед турецкую конницу, и та полетела лавой, блестя саблями и секирами. Но рыцари не уступали. Затем началась контратака. Ставка Саладина была на одном из невысоких холмов на востоке равнины. Адъютант Саладина, следивший за боем оттуда, увидел, как в его сторону с громоподобным грохотом неслась христианская конница, – и ахнул от потрясающей красоты этого зрелища. Казалось, что на поле боя вернулись непобедимые рыцари Первого крестового похода. Мусульманские воины не устояли и бросились бежать.
После этой победы Ричард все же не решился пойти на Иерусалим, хотя он тешился этой мыслью и, видимо, во время одного из разведрейдов доскакал до гробницы пророка Самуила в виду Иерусалима. Легенда говорит, что увидев краем глаза башни города, Ричард поспешно прикрыл глаза рукой – он дал обет увидеть Иерусалим победителем или не увидеть вообще. Саладин опасался его атаки, и, как мы уже говорили, велел вырубить деревья, которые могли бы помочь франкам в случае осады. Но, осторожный полководец, Ричард не верил в возможность взять и удержать Иерусалим, и приступил к консолидации завоеваний. Со временем был заключен мирный договор, закрепивший завоевания франков на Побережье и давший им права посещения Святых мест Иерусалима и Вифлеема.
После этого положение Акки упрочилось. Раньше центром мира считали Иерусалим; кто – Голгофу, кто – скалу под Золотым Куполом. Но во времена Второго королевства центром мира и местом встречи трех материков – Европы, Азии и Африки стали считать Мушиную башню, и поныне торчащую на одной из черных скал в виду веранды Абу Кристо. Мушиная башня контролировала вход в порт Акки, и судя по данным современной морской археологии, ее основания, покоящиеся на морском дне, были заложены греками, затем башню отстроили заново во время недолговечной династии Тулуна, что правила Святой землей после аббасидов и до фатимидов. Построил башню иерусалимец Абу Бакр, дед иерусалимского географа и землепроходца эль Муккадаси. После сооружения башни аккский порт можно было запереть цепью, как порты Тира и Константинополя, чтобы вражеские корабли не могли войти во внутренние воды. Арабы называли ее просто “эль Манара”, “маяк”, а название “Мушиной башни” она получила по ошибке: крестоносцы отождествляли Акку с библейским Экроном, городом филистимлян, в котором стоял храм Вельзевула – Повелителя Мух, и видели в башне руины капища. (На самом деле Экрон находится среди полей кибуца Нахшон).
Нынешняя Акка сформировалась в XIX веке, но в тех же старых стенах и на тех же фундаментах. Мечеть эль-Джаззара, огромное здание с зеленым куполом, созданное под влиянием Айя Софии Константинопольской, стоит на руинах церкви св. Иоанна, одной из главных церквей города. Колонны, украшающие двор мечети, привезены из разрушенных Кесарии, Ашкелона, Тира. Под мечетью – подземелья времен крестоносцев, ставшие водосборниками. Некоторые считают, что церковь св. Иоанна находилась рядом с мечетью, ближе к хамаму, турецким баням, превращенным в городской музей. Там также находится огромное подземелье и в нем еще в 1745 году христиане Акки праздновали день св. Иоанна. Теперь мечеть славится волосом из бороды пророка Мухаммада, и его достают и носят всенародно во время праздника Ид эль Фитр.
Но не святынями славна Акка, но морем, портом, свежей рыбой, памятью о финикийском и эллинском прошлом. И Второе королевство крестоносцев с центром в Акке, от Яффы до Бейрута, было подлинным королевством Побережья, не связанного с Нагорьем. Королевство Акки отличалось всеми добродетелями: оно служило мостом между Западом и Востоком, оно прошло натурализацию и стало местным продуктом, оно воспринимало влияния мусульманского мира. Оно было эквивалентом королевства Гранады. Мир был бы лучше, коль Гранада и Акка остались в руках мавров и франков.
Но в 1250-х годах французский король Людовик IX Святой пустился в новый крестовый поход. Он высадился в Египте, дошел до Палестины, заново укрепил Кесарию. И хотя он был несчастлив в войне, его кампания напомнила соседям, что королевство крестоносцев может послужить предмостным укреплением для европейской агрессии.
В 1260 году преемникам Саладина пришлось столкнуться с новой страшной опасностью – монгольское войско захватило Русь, Среднюю Азию, Иран, Багдадский халифат и шло в Египет через Палестину. Монголы надеялись на поддержку крестоносцев в борьбе против общего врага, но крестоносцы не вмешались в схватку. В бою у Эн Джалуда, полноводного источника между нынешними Афулой и Бет Шеаном, посланный правителем Каира генерал Байбарс разбил считавшееся непобедимым монгольское войско. «Чем ты отблагодаришь меня?» – спросил Байбарс своего султана. «Своим царским добрым словом», – ответил султан. «Этого недостаточно», сказал Байбарс и зарубил султана. Став правителем Египта и Палестины, Байбарс решил обратиться к старой проблеме и ликвидировать королевство крестоносцев. Их вооруженный нейтралитет причинял ему много беспокойства, и он не сомневался, что в случае нового крестового похода королевство станет на сторону франков.
В 1265 году Байбарс начал свою кампанию. Тогда-то и были низвергнуты в море черные бастионы Арсура и Кесарии. Байбарс и его мамелюки считали, что единственный способ избежать появления новых крестоносцев – превратить Побережье в полосу выжженной земли, и они систематически уничтожали все, что только можно было уничтожить. Побережье постигла судьба Андалусии, а то и горше: христиане Кастилии думали сохранить эту провинцию, изгнав ее население, но мамелюки намеревались уничтожить большую часть Палестины, чтоб она не привлекала франков.
Мамелюки хотели не только уничтожить предмостное укрепление западного христианства, но и выкорчевать укоренившееся государство франков. И тут, возможно, их задача была выполнена единственно возможным методом – полным разрушением Побережья.
Некоторые задачи в сфере национальной политики хоть и выполнимы, но летальны: “операция удалась, но больной умер”. Это произошло в Андалусии, где пыл христиан привел к разрушению благодатного юга, его самой плодородной и цветущей провинции, а окончился возникновением иностранного бетонного пояса вилл и апартаментов на берегу. Это произошло в Иерусалимском коридоре, где изгнание крестьян Нагорья привело к гибели традиционной культуры и создало почву для противостояния сефардов и ашкеназов. Это произошло на Побережье, где ярость мамелюков уничтожила богатую и плодородную страну, чтобы избавиться от франков.
Палестинцы должны попытаться понять, что изгнание израильтян обернулось бы катастрофой для Палестины, сравнимой с гибелью Андалусии или Побережья. Осуществление мечтаний экстремистов привело бы к тем же результатам, что и победа Байбарса: к созданию полосы выжженной земли, к многовековому запустению, к потере Побережья в дальнейшем.
Можно сказать, что победа Байбарса и уничтожение королевства франков заложили фундамент для строительства Израиля: если бы Побережье Святой Земли не было б опустошено, на нем не смог бы возникнуть миллионный Тель-Авив. Ведь демографически подавляющее большинство еврейского народа Израиля живет на Побережье, на территории Второго королевства крестоносцев. Победа арабских экстремистов – я уж не говорю о том, что она маловероятна в обозримом будущем – привела бы к тотальной гибели Палестины, и невозможно даже предсказать, кто населил бы в будущем ее опустошенные земли. И поэтому, хотя и безумно жаль Тантуру и Сабарин, и хотя и здесь, как и в Иерусалимском коридоре, можно вернуть часть изгнанников – Государство Побережья в пределах, установленных ООН 29 ноября 1947 года является реальностью.
(Салман Абу Ситта, палестинский исследователь, доказал, что подавляющее большинство беженцев – из мест, захваченных евреями вопреки решению ООН о разделе, и они могут быть возвращены, практически не потревожив современных израильтян).
Трагедия Побережья была завершена при втором преемнике султана Байбарса, султане Малике аль Ашрафе. В 1291 году его мамелюки взяли Акку и вырезали многих уцелевших христиан – популярный прием демографического контроля, который хотел повторить много лет спустя победитель Наполеона Джаззар-паша – его остановили англичане, пообещав разбомбить город с моря. Аль Ашрафа никто не сдержал, и Акка была разрушена и впала в многовековое запустение.
Последний оплот крестоносцев, огромный замок Атлит (Шато де Пелерин) на мысу к югу от Хайфы, построенный уже в дни Второго королевства в 1218 году, так и не был взят мамелюками. После многомесячной осады однажды мусульмане осмелились подойти к несокрушимым стенам Шато де Пелерин, и обнаружили, что замок пуст: его последние защитники отплыли под покровом ночи на Кипр. К замку Атлит сейчас трудно добраться – в нем располагается военно-морская база. И все же он производит внушительное впечатление – символ так и не сдавшегося королевства франков, которое можно было уничтожить только со всей страной.
У грустной истории крестоносцев может быть два эпилога. Корабль, плывущий из Хайфы в Афины обычно заходит в древнюю гавань Родоса, и там путник обнаружит, к своему изумлению, город, бесконечно напоминающий Иерусалим и Акку – столицу последнего королевства крестоносцев.
После эвакуации Святой земли орден иоаннитов – главный орден города – оказался на Кипре. Идея возврата в Европу обанкротилась сразу, с началом процессов против храмовников: европейские владыки не могли примириться с появлением богатого и воинственного ордена в своих пределах. Поэтому через четырнадцать лет после падения Акки изгнанные палестинцы ордена святого Иоанна все еще искали новую родину, и не прекращали своего отдельного существования. В 1306 году они приобрели остров Родос и воссоздали на нем Третье королевство крестоносцев. Ландшафт острова похож на палестинский, гавань Родоса заведомо превосходит гавань Акки. Только через двести с лишним лет, в 1522 году, Сулейману Великолепному удалось взять Родос и водрузить полумесяц на последнем оплоте франков в Восточном Средиземноморье.
Я люблю гулять по улицам Родоса, с их “latin touch”,знакомыми очертаниями домов, знакомыми именами, всем тем, что отличает его от прочих греческих островов. И хотя крестоносцы уплыли и отсюда, чтобы исчезнуть в пыльных архивах и кровавых банях, их память зацепилась за горы и заливы острова напоминанием, что даже самые, казалось бы, недавние этнические образования иногда оказываются необычно прочными. Мир был бы лучше, если б победители умели уживаться со вчерашними правителями, если б хуту не охотились на тутси в Руанде, если б англо-индусам вроде Киплинга удалось найти место в независимой Индии, если буры смогли бы удержаться в Южной Африке после возможных кровавых преобразований, если б крестоносцы смогли оставаться на Побережье Святой Земли, если б турки смогли оставаться в Болгарии, а татары – в Крыму.
Израильтяне, по понятным причинам, обычно неверно оценивали крестоносцев. Амос Оз в одной из самых популярных своих повестей отмежевался от них – антисемитов и погромщиков. Популярная израильская концепция лучше всего выражена известным археологом Михаэлем Ави Иона в его “The Holy Land”: “В истории Святой Земли крестовые походы остались преходящим эпизодом: разваливающиеся стены, ржавые доспехи и цветная стеклянная пыль витражей в раскопках – вот и все, что осталось от них. (Крестоносцы) не усвоили простой. истины: недостаточно захватить страну военной мощью; чтобы захват стал постоянным, для этого нужно трудиться в поте лица своего”.
С первого взгляда эти наблюдения напоминают и наши замечания. Ави Иона (вольно или невольно) сравнивает израильтян и крестоносцев и подчеркивает различие: труд, в соответствии с догмой социалистического сионизма. Но это сравнение заводит его слишком далеко: крестоносцы не планировали “постоянного захвата” на израильский манер, с массовым изгнанием коренного населения, и его вытеснением и заменой. Крестоносцы не собирались стать новым населением страны, в отличие от израильтян или американцев. Ави Иона хотел подчеркнуть, что израильтяне не строят свое общество на эксплуатации туземцев, в отличие от прочих современных колонистских обществ.
Но у крестоносцев была совершенно иная установка. Они сделали применительно к Святой земле то же что сделали их родичи норманны в Британии за тридцать три года до взятия Иерусалима. Крестоносцы Первого похода больше всего напоминали норманнов Вильгельма Завоевателя, и по прошествии без малого двухсот лет они тоже амальгамировались с местной знатью и стали частью нового правящего класса. Если норманнов никто не изгнал из Англии, можно ли считать изгнание крестоносцев неизбежным только потому, что оно произошло?
Если б королевство крестоносцев не было уничтожено, через какое-то время оно было бы не более “франкским”, чем Англия времен Елизаветы и Шекспира была “норманской”, хотя франкский элемент был бы, видимо, заметен в местной восточно-христианской аристократии. В его рамках существовала бы христианская община Леванта, дотянувшая до наших дней в горах у Бейрута. Невозможно согласиться и с оценкой крестовых походов (“преходящий эпизод”), хотя бы потому, что “эпизод” завершился разорением половины страны на века.
Второй возможный эпилог истории крестоносцев дает ответ на вопрос: что осталось от них, кроме разрушенных стен и ржавых доспехов.
В сердце Нагорья, у дороги Иерусалим-Наблус стоит большое село Синжил, которое можно назвать “будущим Израиля по Арафату”. Его название хранит имя его сеньора, графа Тулузского Раймонда VI де Сен Жиля. Село выросло вокруг замка Сен Жилей, и жили в нем франки, женившиеся на местных женщинах: европейских женщин в Палестине было мало. После падения королевства сеньоры уехали– а простолюдины остались и смешались с местным населением.
Я приходил в село Синжил: местные жители принимали меня за сына синжильца, уехавшего давным-давно в Америку. Я не разубеждал их, почтительно отвечал на вопросы стариков, сидя на маленькой плетеной табуретке за чашкой кофе в их кругу. Старики и школьники не слыхали о крестоносцах – лишь о близлежащем еврейском поселении Шило, где подстрелили одного синжильца. Они рассказали мне, что их предки – филистимляне, а пришли они из Аравии миллион лет назад. Около здания почты стоит несколько огромных камней – последние следы замка Сен Жилей. Синжильцы учтивы и спокойны, молодежь стоит за освобождение Палестины и показывает рожки “ви” в знак победы над заморским пришельцем. За прошедшие семьсот лет франки, оставшиеся в Нагорье, полностью растворились в палестинском народе, как эллины, македонцы, римляне, бедуины Хиджаза до них. И в этом смысле крестоносцы остались в Палестине навеки.
ГЛАВА XXX. ЮЖНАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
Пизанский квартал находился вокруг постоялого двора Хан эш-Шунэ, в центре Венецианского квартала стоит сегодня Хан эль Франдж, в бывшем Генуэзском квартале стоит православная церковь св. Георгия, которая раньше была посвящена св. Николаю, а также мечеть Джама эль Муалик, которая была главной церковью квартала при крестоносцах, при Фахр эд-Дине стала синагогой и лишь при Омере стала мечетью. (Омер дал местным евреям под синагогу другой дом, около Хан эль Фарандж, но там давно не молятся). Квартал темплиеров находился в районе Морских ворот, нынешняя греко-католическая церковь св. Андрея построена на руинах их церкви.
Но самым главным в городе был орден иоаннитов, и не зря город назывался тогда «Аккра св. Иоанна», Сен-Жан д'Акр. Цитадель иоаннитов находилась с другой стороны города, далеко от порта, и она – много раз отстроенная – осталась и по сей день самым большим зданием Акки. «Вскоре после прихода Ричарда и его французского союзника Филиппа чаши весов склонились в пользу христиан. Англичане и французы привели с собой огромный флот, и они смогли обложить Акку с моря. Утомленные долгой осадой жители решили сдаться. Саладин пытался отложить это решение, но после нескольких неудачных столкновений ему не удалось прорваться в город. Акка капитулировала, и ее защитники-сарацины были перебиты под предлогом того, что Саладин не вернул Истинный Крест, попавший в его руки на поле битвы у Рогов Хаттина»
Ричард укрепил город, и с тех пор Акка стала столицей королевства крестоносцев. Хотя впоследствии, на короткое время, крестоносцам удавалось даже получить Иерусалим в свое владение, столицей оставалась Акка.
Тогда, в те дни, – а крестоносцы правили Аккой еще сто лет, до 1291 года – и была отстроена мощная цитадель, которая стоит и по сей день напротив зеленого купола мечети эль Джаззара. В ее “рыцарских залах” устраивают иногда концерты и выставки. В ее огромном подземельи св. Иоанна находился главный зал ордена (по мнению других – рефекториум) и в нем бывал в свое время неутомимый путешественник Марко Поло. У подножия одной из его огромных колонн – подземный ход, который когда-то вел к порту, а сейчас выводит из цитадели.
В этой цитадели сидел и победитель Наполеона, албанец Джаззар-паша – “мясник”, как прозвали его. Непокорных подданных он зарывал живьем в землю. Более мягкий и гуманный правитель навряд ли совладал бы с представшим перед ним противником. Джаззару противостоял молодой генерал Наполеон Бонапарт, стоявший на холме Тель эль Фуххар, – у стен Акки был похоронен его план похода на Индию. Генерал Бонапарт не знал, суждено ли ему пойти по стопам Александра Македонского или Карла Великого, стать ли императором Востока или Запада. Упорство Джаззара решило дело – Наполеон пошел обратно в Египет, оставив своих раненых солдат в монастыре Кармилитов на Стелла Марис, в нынешней Хайфе.
Англичане помогали Джаззару во время наполеоновской осады, и один из бастионов города, Бурдж Кураим, самый северный в морской стене города, называется иногда Английским – в особенности на английских картах. Это было лишним подтверждением тому, что Акку невозможно взять без господства на море. Новое доказательство этому было представлено в 1840 году, во время мятежа Мухаммеда Али, правителя Египта, против Блистательной Порты. Мухаммед Али овладел Палестиной, и в Акке сидел тогда его сын, Ибрагим-паша, а Англия требовала возврата Палестины – Турции. Напротив цитадели, у сегодняшней стоянки автобусов, – сегмент ничего не защищающей старой крепостной стены. Ее продолжение взлетело на воздух 3 ноября 1840 года, когда английское ядро попало прямо в пороховой склад Ибрагима-паши, после чего египтянин поспешно отступил.
Крестоносцы понимали, что, при их господстве на море, Акка несокрушима, и поэтому она и стала центром нового королевства. Относительно Нагорья у крестоносцев была концепция заиорданского тыла: Иерусалим и Нагорье невозможно удержать без господства над заиорданскими высотами – горами Гилеада, Моава и Эдома. В этом была своя правда – восточной границей Святой земли традиционно была пустыня, разделяющая Землю Обетованную и Хиджаз. Возможно, грядущая зеленая Палестина коммун воссоединит не только евреев и палестинцев, но и оба берега Иордана. Но решение крестоносцев – остаться на берегу – было основано и на какой-то психологической народной правде. Крестоносцам просто больше нравилось Побережье, издавна пропитанное средиземноморским духом. Эвакуация Нагорья, хотя и была результатом поражения при Рогах Хаттииа, позволила франкам консолидировать свое правление и свои территории.
Окончательно (еще на сто лет) судьба королевства Акки была решена на много миль к югу, у того замка, где мы начали путешествие по стране крестоносцев: у Арсуфа. Взяв Акку, армия франков во главе с Ричардом двинулась на юг, взяла Хайфу, Кесарию, приблизилась к Яффе. Поход был долгим и мерным – несмотря на свою легендарную храбрость, Ричард Львиное Сердце был осторожным полководцем, и его войско отдыхало каждый второй день.
Саладин со своей армией шел параллельно Ричарду, не решаясь на большое сражение. Налеты легкой конницы сарацинов производили малое впечатление на сплоченную, свежую армию франков. Наконец Саладин решил дать бой. Топографически место было выбрано хорошо – широкая равнина к северо-востоку от Арсуфа.
Решающая битва произошла субботним утром, 7-го сентября 1191 года. Сарацины пошли в атаку с рассветом. Сначала на христиан пошли волны легкой негритянской пехоты и бесконные бедуины, вооруженные луками и копьями. Рыцари не дрогнули. Внезапно Саладин послал вперед турецкую конницу, и та полетела лавой, блестя саблями и секирами. Но рыцари не уступали. Затем началась контратака. Ставка Саладина была на одном из невысоких холмов на востоке равнины. Адъютант Саладина, следивший за боем оттуда, увидел, как в его сторону с громоподобным грохотом неслась христианская конница, – и ахнул от потрясающей красоты этого зрелища. Казалось, что на поле боя вернулись непобедимые рыцари Первого крестового похода. Мусульманские воины не устояли и бросились бежать.
После этой победы Ричард все же не решился пойти на Иерусалим, хотя он тешился этой мыслью и, видимо, во время одного из разведрейдов доскакал до гробницы пророка Самуила в виду Иерусалима. Легенда говорит, что увидев краем глаза башни города, Ричард поспешно прикрыл глаза рукой – он дал обет увидеть Иерусалим победителем или не увидеть вообще. Саладин опасался его атаки, и, как мы уже говорили, велел вырубить деревья, которые могли бы помочь франкам в случае осады. Но, осторожный полководец, Ричард не верил в возможность взять и удержать Иерусалим, и приступил к консолидации завоеваний. Со временем был заключен мирный договор, закрепивший завоевания франков на Побережье и давший им права посещения Святых мест Иерусалима и Вифлеема.
После этого положение Акки упрочилось. Раньше центром мира считали Иерусалим; кто – Голгофу, кто – скалу под Золотым Куполом. Но во времена Второго королевства центром мира и местом встречи трех материков – Европы, Азии и Африки стали считать Мушиную башню, и поныне торчащую на одной из черных скал в виду веранды Абу Кристо. Мушиная башня контролировала вход в порт Акки, и судя по данным современной морской археологии, ее основания, покоящиеся на морском дне, были заложены греками, затем башню отстроили заново во время недолговечной династии Тулуна, что правила Святой землей после аббасидов и до фатимидов. Построил башню иерусалимец Абу Бакр, дед иерусалимского географа и землепроходца эль Муккадаси. После сооружения башни аккский порт можно было запереть цепью, как порты Тира и Константинополя, чтобы вражеские корабли не могли войти во внутренние воды. Арабы называли ее просто “эль Манара”, “маяк”, а название “Мушиной башни” она получила по ошибке: крестоносцы отождествляли Акку с библейским Экроном, городом филистимлян, в котором стоял храм Вельзевула – Повелителя Мух, и видели в башне руины капища. (На самом деле Экрон находится среди полей кибуца Нахшон).
Нынешняя Акка сформировалась в XIX веке, но в тех же старых стенах и на тех же фундаментах. Мечеть эль-Джаззара, огромное здание с зеленым куполом, созданное под влиянием Айя Софии Константинопольской, стоит на руинах церкви св. Иоанна, одной из главных церквей города. Колонны, украшающие двор мечети, привезены из разрушенных Кесарии, Ашкелона, Тира. Под мечетью – подземелья времен крестоносцев, ставшие водосборниками. Некоторые считают, что церковь св. Иоанна находилась рядом с мечетью, ближе к хамаму, турецким баням, превращенным в городской музей. Там также находится огромное подземелье и в нем еще в 1745 году христиане Акки праздновали день св. Иоанна. Теперь мечеть славится волосом из бороды пророка Мухаммада, и его достают и носят всенародно во время праздника Ид эль Фитр.
Но не святынями славна Акка, но морем, портом, свежей рыбой, памятью о финикийском и эллинском прошлом. И Второе королевство крестоносцев с центром в Акке, от Яффы до Бейрута, было подлинным королевством Побережья, не связанного с Нагорьем. Королевство Акки отличалось всеми добродетелями: оно служило мостом между Западом и Востоком, оно прошло натурализацию и стало местным продуктом, оно воспринимало влияния мусульманского мира. Оно было эквивалентом королевства Гранады. Мир был бы лучше, коль Гранада и Акка остались в руках мавров и франков.
Но в 1250-х годах французский король Людовик IX Святой пустился в новый крестовый поход. Он высадился в Египте, дошел до Палестины, заново укрепил Кесарию. И хотя он был несчастлив в войне, его кампания напомнила соседям, что королевство крестоносцев может послужить предмостным укреплением для европейской агрессии.
В 1260 году преемникам Саладина пришлось столкнуться с новой страшной опасностью – монгольское войско захватило Русь, Среднюю Азию, Иран, Багдадский халифат и шло в Египет через Палестину. Монголы надеялись на поддержку крестоносцев в борьбе против общего врага, но крестоносцы не вмешались в схватку. В бою у Эн Джалуда, полноводного источника между нынешними Афулой и Бет Шеаном, посланный правителем Каира генерал Байбарс разбил считавшееся непобедимым монгольское войско. «Чем ты отблагодаришь меня?» – спросил Байбарс своего султана. «Своим царским добрым словом», – ответил султан. «Этого недостаточно», сказал Байбарс и зарубил султана. Став правителем Египта и Палестины, Байбарс решил обратиться к старой проблеме и ликвидировать королевство крестоносцев. Их вооруженный нейтралитет причинял ему много беспокойства, и он не сомневался, что в случае нового крестового похода королевство станет на сторону франков.
В 1265 году Байбарс начал свою кампанию. Тогда-то и были низвергнуты в море черные бастионы Арсура и Кесарии. Байбарс и его мамелюки считали, что единственный способ избежать появления новых крестоносцев – превратить Побережье в полосу выжженной земли, и они систематически уничтожали все, что только можно было уничтожить. Побережье постигла судьба Андалусии, а то и горше: христиане Кастилии думали сохранить эту провинцию, изгнав ее население, но мамелюки намеревались уничтожить большую часть Палестины, чтоб она не привлекала франков.
Мамелюки хотели не только уничтожить предмостное укрепление западного христианства, но и выкорчевать укоренившееся государство франков. И тут, возможно, их задача была выполнена единственно возможным методом – полным разрушением Побережья.
Некоторые задачи в сфере национальной политики хоть и выполнимы, но летальны: “операция удалась, но больной умер”. Это произошло в Андалусии, где пыл христиан привел к разрушению благодатного юга, его самой плодородной и цветущей провинции, а окончился возникновением иностранного бетонного пояса вилл и апартаментов на берегу. Это произошло в Иерусалимском коридоре, где изгнание крестьян Нагорья привело к гибели традиционной культуры и создало почву для противостояния сефардов и ашкеназов. Это произошло на Побережье, где ярость мамелюков уничтожила богатую и плодородную страну, чтобы избавиться от франков.
Палестинцы должны попытаться понять, что изгнание израильтян обернулось бы катастрофой для Палестины, сравнимой с гибелью Андалусии или Побережья. Осуществление мечтаний экстремистов привело бы к тем же результатам, что и победа Байбарса: к созданию полосы выжженной земли, к многовековому запустению, к потере Побережья в дальнейшем.
Можно сказать, что победа Байбарса и уничтожение королевства франков заложили фундамент для строительства Израиля: если бы Побережье Святой Земли не было б опустошено, на нем не смог бы возникнуть миллионный Тель-Авив. Ведь демографически подавляющее большинство еврейского народа Израиля живет на Побережье, на территории Второго королевства крестоносцев. Победа арабских экстремистов – я уж не говорю о том, что она маловероятна в обозримом будущем – привела бы к тотальной гибели Палестины, и невозможно даже предсказать, кто населил бы в будущем ее опустошенные земли. И поэтому, хотя и безумно жаль Тантуру и Сабарин, и хотя и здесь, как и в Иерусалимском коридоре, можно вернуть часть изгнанников – Государство Побережья в пределах, установленных ООН 29 ноября 1947 года является реальностью.
(Салман Абу Ситта, палестинский исследователь, доказал, что подавляющее большинство беженцев – из мест, захваченных евреями вопреки решению ООН о разделе, и они могут быть возвращены, практически не потревожив современных израильтян).
Трагедия Побережья была завершена при втором преемнике султана Байбарса, султане Малике аль Ашрафе. В 1291 году его мамелюки взяли Акку и вырезали многих уцелевших христиан – популярный прием демографического контроля, который хотел повторить много лет спустя победитель Наполеона Джаззар-паша – его остановили англичане, пообещав разбомбить город с моря. Аль Ашрафа никто не сдержал, и Акка была разрушена и впала в многовековое запустение.
Последний оплот крестоносцев, огромный замок Атлит (Шато де Пелерин) на мысу к югу от Хайфы, построенный уже в дни Второго королевства в 1218 году, так и не был взят мамелюками. После многомесячной осады однажды мусульмане осмелились подойти к несокрушимым стенам Шато де Пелерин, и обнаружили, что замок пуст: его последние защитники отплыли под покровом ночи на Кипр. К замку Атлит сейчас трудно добраться – в нем располагается военно-морская база. И все же он производит внушительное впечатление – символ так и не сдавшегося королевства франков, которое можно было уничтожить только со всей страной.
У грустной истории крестоносцев может быть два эпилога. Корабль, плывущий из Хайфы в Афины обычно заходит в древнюю гавань Родоса, и там путник обнаружит, к своему изумлению, город, бесконечно напоминающий Иерусалим и Акку – столицу последнего королевства крестоносцев.
После эвакуации Святой земли орден иоаннитов – главный орден города – оказался на Кипре. Идея возврата в Европу обанкротилась сразу, с началом процессов против храмовников: европейские владыки не могли примириться с появлением богатого и воинственного ордена в своих пределах. Поэтому через четырнадцать лет после падения Акки изгнанные палестинцы ордена святого Иоанна все еще искали новую родину, и не прекращали своего отдельного существования. В 1306 году они приобрели остров Родос и воссоздали на нем Третье королевство крестоносцев. Ландшафт острова похож на палестинский, гавань Родоса заведомо превосходит гавань Акки. Только через двести с лишним лет, в 1522 году, Сулейману Великолепному удалось взять Родос и водрузить полумесяц на последнем оплоте франков в Восточном Средиземноморье.
Я люблю гулять по улицам Родоса, с их “latin touch”,знакомыми очертаниями домов, знакомыми именами, всем тем, что отличает его от прочих греческих островов. И хотя крестоносцы уплыли и отсюда, чтобы исчезнуть в пыльных архивах и кровавых банях, их память зацепилась за горы и заливы острова напоминанием, что даже самые, казалось бы, недавние этнические образования иногда оказываются необычно прочными. Мир был бы лучше, если б победители умели уживаться со вчерашними правителями, если б хуту не охотились на тутси в Руанде, если б англо-индусам вроде Киплинга удалось найти место в независимой Индии, если буры смогли бы удержаться в Южной Африке после возможных кровавых преобразований, если б крестоносцы смогли оставаться на Побережье Святой Земли, если б турки смогли оставаться в Болгарии, а татары – в Крыму.
Израильтяне, по понятным причинам, обычно неверно оценивали крестоносцев. Амос Оз в одной из самых популярных своих повестей отмежевался от них – антисемитов и погромщиков. Популярная израильская концепция лучше всего выражена известным археологом Михаэлем Ави Иона в его “The Holy Land”: “В истории Святой Земли крестовые походы остались преходящим эпизодом: разваливающиеся стены, ржавые доспехи и цветная стеклянная пыль витражей в раскопках – вот и все, что осталось от них. (Крестоносцы) не усвоили простой. истины: недостаточно захватить страну военной мощью; чтобы захват стал постоянным, для этого нужно трудиться в поте лица своего”.
С первого взгляда эти наблюдения напоминают и наши замечания. Ави Иона (вольно или невольно) сравнивает израильтян и крестоносцев и подчеркивает различие: труд, в соответствии с догмой социалистического сионизма. Но это сравнение заводит его слишком далеко: крестоносцы не планировали “постоянного захвата” на израильский манер, с массовым изгнанием коренного населения, и его вытеснением и заменой. Крестоносцы не собирались стать новым населением страны, в отличие от израильтян или американцев. Ави Иона хотел подчеркнуть, что израильтяне не строят свое общество на эксплуатации туземцев, в отличие от прочих современных колонистских обществ.
Но у крестоносцев была совершенно иная установка. Они сделали применительно к Святой земле то же что сделали их родичи норманны в Британии за тридцать три года до взятия Иерусалима. Крестоносцы Первого похода больше всего напоминали норманнов Вильгельма Завоевателя, и по прошествии без малого двухсот лет они тоже амальгамировались с местной знатью и стали частью нового правящего класса. Если норманнов никто не изгнал из Англии, можно ли считать изгнание крестоносцев неизбежным только потому, что оно произошло?
Если б королевство крестоносцев не было уничтожено, через какое-то время оно было бы не более “франкским”, чем Англия времен Елизаветы и Шекспира была “норманской”, хотя франкский элемент был бы, видимо, заметен в местной восточно-христианской аристократии. В его рамках существовала бы христианская община Леванта, дотянувшая до наших дней в горах у Бейрута. Невозможно согласиться и с оценкой крестовых походов (“преходящий эпизод”), хотя бы потому, что “эпизод” завершился разорением половины страны на века.
Второй возможный эпилог истории крестоносцев дает ответ на вопрос: что осталось от них, кроме разрушенных стен и ржавых доспехов.
В сердце Нагорья, у дороги Иерусалим-Наблус стоит большое село Синжил, которое можно назвать “будущим Израиля по Арафату”. Его название хранит имя его сеньора, графа Тулузского Раймонда VI де Сен Жиля. Село выросло вокруг замка Сен Жилей, и жили в нем франки, женившиеся на местных женщинах: европейских женщин в Палестине было мало. После падения королевства сеньоры уехали– а простолюдины остались и смешались с местным населением.
Я приходил в село Синжил: местные жители принимали меня за сына синжильца, уехавшего давным-давно в Америку. Я не разубеждал их, почтительно отвечал на вопросы стариков, сидя на маленькой плетеной табуретке за чашкой кофе в их кругу. Старики и школьники не слыхали о крестоносцах – лишь о близлежащем еврейском поселении Шило, где подстрелили одного синжильца. Они рассказали мне, что их предки – филистимляне, а пришли они из Аравии миллион лет назад. Около здания почты стоит несколько огромных камней – последние следы замка Сен Жилей. Синжильцы учтивы и спокойны, молодежь стоит за освобождение Палестины и показывает рожки “ви” в знак победы над заморским пришельцем. За прошедшие семьсот лет франки, оставшиеся в Нагорье, полностью растворились в палестинском народе, как эллины, македонцы, римляне, бедуины Хиджаза до них. И в этом смысле крестоносцы остались в Палестине навеки.
ГЛАВА XXX. ЮЖНАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
Негев мы видим, укутавшись в защитную оливковую форму, хотя цвет ее не защищает на выжженной, совсем не зеленой земле Негева. От Рафаха на Средиземном море и до Эйлата на Красном море тянется граница между Негевом и Синаем, между Израилем и Египтом. Вдоль границы торчат сторожевые вышки, эти современные зиккураты, ответ еврейского государства на фалличность минаретов. Между вышками курсируют джипы со следопытами – местными бедуинами в израильской форме и с красными кафиями Арабского Легиона. Сейчас это – мирная граница, хотя она видала немало войн.
Весь Негев – граница Иудеи, трудная и непроходимая. Ни одному врагу не удалось придти в Нагорье по самой прямой дороге с юга, через Беер Шеву на Хеврон, она прибережена только для друзей местного населения и мирных купцов. По этому пути пробовали пройти израильтяне, вышедшие из Египта. Они просили у местных племен – амалекитян – разрешения пройти Негевом, но те их не пропустили, и израильтянам пришлось идти вокруг, через Заиорданье. Жители Иудеи потом вели долгую вендетту с амалекитянами и пытались вести войну на уничтожение, как рассказывает Библия. Во времена расцвета Иудеи в Негеве стояли крепости царей Иерусалимских.
Звездный час Негева пробил в дни падения Иудеи. После того, как вавилоняне разорили Иерусалим, на юге сплотился племенной союз набатеев – группы кочевников-бедуинов. Набатеи основались в горах Эдома, вытеснив оттуда эдомитян: те откочевали в Южную Иудею под натиском набатеев, и основали Идумею с центром в Дуре-Адораим и Хевроне, и слились с потомками Иуды. Набатеи, удивительный народ, создавший единственную развитую цивилизацию пустыни, начинали с обычного бедуинского быта. Их главным умением было создание колодцев и водоемов для сбора дождевой воды, как описывает Диодор: “Колодцы они умело маскировали, местонахождение их хранили в секрете, и таким образом вторгшиеся в их пределы армии либо помирали от жажды, либо отступали после многих мучений. Они рыли подземные водосборники, цементировали их особым раствором, и оставляли лишь узкий вход, который легко спрятать. Затем они расширяли эти водоемы до тридцати метров, заливали дождевой водой, закрывали входы, стирали все внешние следы водоема. Только известные набатеям вешки указывали на место водоема. Пустыня им – крепость и убежище, и туда они отступают в случае опасности”.
Как и нынешние бедуины, набатеи разводили овец и верблюдов, не строили домов, ибо считали, что с дома начинается порабощение (они предчувствовали изобретение машканты, израильской ипотечной ссуды, которая порабощает не хуже средневековой долговой кабалы). В отличие от нынешних бедуинов, они не ограничились грабежом караванов и взыманием дани с проезжих купцов, но и сами занялись торговлей между Аравией и Побережьем. Они везли пряности и прочие товары из Эдома через пустыню на Газу, а потом, когда порт Газы попал – при Хасмонеях – в руки иудеев, переключились на эль Ариш.
Дороги набатеев сохранились и поныне, иногда в форме шоссе, иногда – колеи джипа. Продольная дорога продолжала линию водораздела Иерусалим – Хеврон: на Беер Шеву, Халуцу, Ницану и Кадеш, а оттуда – к святой горе Синай либо прямиком в Египет. Более важные, поперечные маршруты вели из Заиорданья к Газе и эль Аришу через Курнуб/Мамшит, Авдат, Халуцу или через Рас эль Накеб, Кунтилу, Куссейму.
Затем богатство и время сломили набатеев и они осели на землю, построили города, создали сельское хозяйство в пустыне и вырубили из скалы столицу – город Сэла (Петра).
В Петру ведет узкое ущелье, "Сик Муса", с километр длиной, шириной десять метров. Стены ущелья уходят прямо в небо. Оно похоже на трещину в гигантском грецком орехе. Не дай Бог оказаться здесь во время дождя – как и в ущельях Иудейской пустыни, от бурного паводка не убежишь. В 1963 году тут, в сердце пустыни, утонуло 28 человек.
То справа, то слева возникают первые набатейские монументы – триумфальная арка, гробницы, высеченные в скалах. И вдруг за поворотом – дворец из розового камня: Казна Фараона, не то усыпальница царя, не то римский храм. Это – самое известное здание в Петре. За поворотом горы расступаются и мы оказываемся в долине Вади Муса. Здесь, далеко в горах, набатеи и построили этот удивительный город.
Весь Негев – граница Иудеи, трудная и непроходимая. Ни одному врагу не удалось придти в Нагорье по самой прямой дороге с юга, через Беер Шеву на Хеврон, она прибережена только для друзей местного населения и мирных купцов. По этому пути пробовали пройти израильтяне, вышедшие из Египта. Они просили у местных племен – амалекитян – разрешения пройти Негевом, но те их не пропустили, и израильтянам пришлось идти вокруг, через Заиорданье. Жители Иудеи потом вели долгую вендетту с амалекитянами и пытались вести войну на уничтожение, как рассказывает Библия. Во времена расцвета Иудеи в Негеве стояли крепости царей Иерусалимских.
Звездный час Негева пробил в дни падения Иудеи. После того, как вавилоняне разорили Иерусалим, на юге сплотился племенной союз набатеев – группы кочевников-бедуинов. Набатеи основались в горах Эдома, вытеснив оттуда эдомитян: те откочевали в Южную Иудею под натиском набатеев, и основали Идумею с центром в Дуре-Адораим и Хевроне, и слились с потомками Иуды. Набатеи, удивительный народ, создавший единственную развитую цивилизацию пустыни, начинали с обычного бедуинского быта. Их главным умением было создание колодцев и водоемов для сбора дождевой воды, как описывает Диодор: “Колодцы они умело маскировали, местонахождение их хранили в секрете, и таким образом вторгшиеся в их пределы армии либо помирали от жажды, либо отступали после многих мучений. Они рыли подземные водосборники, цементировали их особым раствором, и оставляли лишь узкий вход, который легко спрятать. Затем они расширяли эти водоемы до тридцати метров, заливали дождевой водой, закрывали входы, стирали все внешние следы водоема. Только известные набатеям вешки указывали на место водоема. Пустыня им – крепость и убежище, и туда они отступают в случае опасности”.
Как и нынешние бедуины, набатеи разводили овец и верблюдов, не строили домов, ибо считали, что с дома начинается порабощение (они предчувствовали изобретение машканты, израильской ипотечной ссуды, которая порабощает не хуже средневековой долговой кабалы). В отличие от нынешних бедуинов, они не ограничились грабежом караванов и взыманием дани с проезжих купцов, но и сами занялись торговлей между Аравией и Побережьем. Они везли пряности и прочие товары из Эдома через пустыню на Газу, а потом, когда порт Газы попал – при Хасмонеях – в руки иудеев, переключились на эль Ариш.
Дороги набатеев сохранились и поныне, иногда в форме шоссе, иногда – колеи джипа. Продольная дорога продолжала линию водораздела Иерусалим – Хеврон: на Беер Шеву, Халуцу, Ницану и Кадеш, а оттуда – к святой горе Синай либо прямиком в Египет. Более важные, поперечные маршруты вели из Заиорданья к Газе и эль Аришу через Курнуб/Мамшит, Авдат, Халуцу или через Рас эль Накеб, Кунтилу, Куссейму.
Затем богатство и время сломили набатеев и они осели на землю, построили города, создали сельское хозяйство в пустыне и вырубили из скалы столицу – город Сэла (Петра).
В Петру ведет узкое ущелье, "Сик Муса", с километр длиной, шириной десять метров. Стены ущелья уходят прямо в небо. Оно похоже на трещину в гигантском грецком орехе. Не дай Бог оказаться здесь во время дождя – как и в ущельях Иудейской пустыни, от бурного паводка не убежишь. В 1963 году тут, в сердце пустыни, утонуло 28 человек.
То справа, то слева возникают первые набатейские монументы – триумфальная арка, гробницы, высеченные в скалах. И вдруг за поворотом – дворец из розового камня: Казна Фараона, не то усыпальница царя, не то римский храм. Это – самое известное здание в Петре. За поворотом горы расступаются и мы оказываемся в долине Вади Муса. Здесь, далеко в горах, набатеи и построили этот удивительный город.