Страница:
Армия – это горб Израиля. Не знаю, есть ли средство от горба, кроме могилы. Один человек сказал как-то горбатому мудрецу Гевиа б. Пасиса: «Я тебе таких пинков отвешу, что выпрямлю, как струну». Гевиа ответил ему: «Значит, ты станешь великим доктором, и сможешь брать солидный гонорар»
10. Когда-то я гордился своими красными ботинками и красным беретом парашютиста, гордился участием в войнах. Сегодня я отношусь с симпатией к тем, кто увиливает от армии – к молодым религиозным евреям, русским иммигрантам, нежным детям Тель-Авива. Если бы в Израиле была народная армия, если бы генералы получали зарплату квалифицированного рабочего – я уверен, что мир уже был бы заключен.
И не только армии не было в счастливые годы племенной вольницы. Не было тюрем и полиции. Если обывателю трудно представить себе общество без регулярной армии, то уж без тюрьмы – просто невозможно. Тем не менее обычное право Торы не знало таких “странных и жестоких наказаний”, как тюремное заключение. Чтобы была тюрьма, в обществе должны быть тюремщики, полиция, охрана, центральная власть. Но виноградари и пастухи Нагорья не хотели быть тюремщиками и не могли содержать преступников. Излишки продукта шли не на строительство новых тюрем, но на посадку новых оливковых деревьев и разработку источников и оросительных систем.
Люди не были ангелами и тогда. За преступление, – а такое случалось, – провинившийся платил добром или жизнью или бежал в города-убежища. Тора установила несколько городов, куда мог бежать совершивший неумышленное убийство, и там его не могла достать рука мстителя. В наши дни либералы борются повсеместно против смертной казни, принимая тюремное заключение за норму. Смертная казнь представляется варварским обычаем. Никого не удивляет, когда один судья в сегодняшнем Иерусалиме за полдня работы лишает людей нескольких сот лет жизни, хотя по простой арифметике это равносильно убийству двух-трех человек.
Судьи до Саула приговаривали к смерти чрезвычайно редко, и способ исполнения приговоров предполагал народный контроль. Казнь исполняли всем миром, забрасывая виновного камнями. И это представляется сегодняшнему обывателю варварским обычаем. Обыватель предпочитает платить наемному убийце-палачу, чтобы тот свершил за него кровавое дело. Во времена Судей народ голосовал за смерть – не поднятием руки, не выкриками, а прямым участием в казни. Не сомневаюсь, что это удерживало многих. Одно дело – осудить оппозиционера на партсобрании, а другое – взять камень и собственноручно убить его.
На общинности исполнения казни сыграл Иисус, спасший согрешившую женщину словами: “Кто без греха, пусть первым бросит в нее камень”. Когда казнь исполняется авторитарно, палачом во имя царя, а не народом во имя справедливости, спасения ждать не приходится. Так, Иисуса распял римский палач, состоявший на зарплате у прокуратора. Народ, конечно, мог кричать: “Распни его”, но сам за камни не взялся – иначе не было б нужды обращаться к прокуратору.
Убийство было делом редким еще и потому, что работал механизм естественного возмездия. Месть предпочтительней хотя бы потому, что она позволяет обойтись без палачей и дорогих и аморальных формальностей. Закон Торы ограничивал возмездие виновным (а не его семьей), и так древние израильтяне избегали затяжных корсиканских вендетт. В наши дни феллахи и бедуины, у которых этот обычай действует, прибегают к сульхе, межклановому примирению, когда возникает опасность большого кровопролития.
Современное государство старается сохранить за собой монополию на убийство, даже если это противоречит здравому смыслу. Несколько лет назад в Германии женщина застрелила убийцу и растлителя своей малолетней дочери, который смог отвертеться от правосудия. Она угодила в тюрьму, хоть в глазах народа она была героиней. Во времена Судей, да и в любой палестинской деревне наших дней, ее поступок считался бы естественным. Я не боюсь признаться, что мне месть убийце по закону Торы и Корана кажется более человечной, чем государственная машина лишения свободы, если уж не хватает великодушия на евангельское прощение . И если даже – предположим на минуту – у этой машины есть свои преимущества, цена ее содержания все равно слишком велика для общества: за нее платят ущемлением свободы для всех.
Лозунг «закон и порядок» превращает нас всех в рабов. В Израиле нас обыскивают по несколько раз в день – при входе в любое общественное здание. Суд поддерживает любое полицейское насилие. В Америке, этой модели западного общества, полицейская жестокость давно стала нормой. Убийства невинных, избиение арестованных, ложь на суде – таков лик современной полиции, пишет «Нью-Йорк Таймс».
Израильские либералы защищают суд от нападок религиозных евреев. Но, правду говоря, суд не стоит защиты. В Израиле нет суда присяжных, нет народных заседателей – решения принимают профессиональные судьи, принадлежащие к одной социально-этнической группе. Израиль не исключение – в любой стране Запада суды находятся в руках правящего меньшинства. В Америке черные автоматически попадают в тюрьму за преступления, за которые белые получают условный срок.
Суд в Израиле активно используется для политических целей. Стоило восточным евреям найти своего лидера, как его сажали. Так произошло с Аароном Абу-Хацерой, отпрыском знатной марокканской семьи. В первый раз суд дал осечку и оправдал Абу-Хацеру, прокуратура добилась передачи дела в другой суд, и он был осужден. В наши дни этот же метод был применен против Арье Дери, которого судили десять лет, прежде чем смогли засудить.
Государство слишком вмешивается в нашу жизнь, в основном из корыстных соображений. Почему мы обязаны пристегиваться в машине? Даже если это хорошо и полезно, неужели нам нельзя оставить минимальную свободу выбора? Почему можно продавать водку, и нельзя покупать марихуану? Почему нельзя ходить, где вздумается, и курить, где захочется?
Летописец завершает описание вольных дней Израиля словами: “Тогда не было царя в Израиле, каждый поступал так, как считал правильным (буквально – человек правое в глазах своих творил)”. Последующая привычка к государству и к его руководству привела к переосмысливанию этой фразы. Выражение «правое в глазах его творить» стало в современном иврите синонимом анархии и смуты. Но, если вспомнить проповедь Самуила и последующий опыт “государственного строительства”, можно понять, что слова эти правильнее произносить с ностальгической дрожью в голосе.
Народ забыл слова Самуила. Самый бедный еврей, живущий в муниципальной крошечной квартире в трущобах, все же считает, что Израиль – его государство, а палестинец из села мечтает о с в о е м государстве в Палестине. И тому и другому невдомек, что любое государство – не их, но против них, и за их счет. Но величайшее открытие марксизма, лаконично сформулированное Лениным в “Государстве и революции” сводится к тому, что государство не всегда было и не всегда будет.
Немногие “положительные” функции государства – помощь бедным, образование (как и дело обороны) – лучше были бы исполнены “самодействующей организацией населения”. Функции эти внове государству, но именно они привели к нынешнему ренессансу этатизма. Государство старого типа, государство Саула и Давида, не претендовало на заботу о благоденствии: царь брал мужчин в армию, а женщин в гарем. В наши дни государство, тратящее все деньги на ракеты и атомные бомбы, не вызывало бы энтузиазма, поэтому «для отмазки» государство взяло на себя полезные функции.
Победа социал-демократии в странах Запада привела к созданию системы медицинской помощи, социальных льгот, всеобщего бесплатного образования. В блистательные шестидесятые годы идея “государства всеобщего благоденствия” дошла до кульминации, а с ней пришли и высокие налоги. Государство стало выполнять роль предпринимателя и покровителя, которой у него не было с времен Древнего Египта: в речных цивилизациях государство было главным предпринимателем и собственником.
Рост налогов и развитие системы социальной помощи дали чиновникам реальную власть, и создали дымовую завесу, прикрывающую ответ на вопрос: куда же идут деньги? Гуманисты, социал-демократы и лейбористы шестидесятых-семидесятых годов выдали человечество головой государству, когда они возложили на чиновничий аппарат исполнение функций, связанных с благосостоянием, вместо того, чтобы требовать передачи этих функций самодействующей организации населения – коммунам.
Народу инстинктивно не понравилось усиление власти государства, и на этом сумели сыграть правые. Под знаменем ограничения налогов и власти государства в Америке победил Рональд Рейган, а в Англии – Маргарет Татчер. После этого выяснилось, что правые хотят ограничить налоги за счет сокращения полезных функций государства. При Рейгане расходы на образование упали, но фантастические суммы были направлены военно-промышленному комплексу на создание системы космического оружия. Бюджет не был сокращен.
Итак, социал-демократы способствовали усилению государства, а правые использовали новую мощь аппарата для традиционных идей: поддержания “закона и порядка” и развития военно-промышленного комплекса. Дважды за последние десятилетия два ведущих политических направления Запада провели избирателей: сначала социал-демократы, облегчившие положение бедных руками государства и давшие власть бюрократии, а затем правые, урезавшие все, кроме военно-полицейских расходов, и раздувшие их до бесконечности.
Понижение налогов не приносит желанных плодов. При сокращении штатов в израильских больницах и в калифорнийских школах в первую очередь увольняли медсестер и учителей, а чиновный персонал почти не страдал. Когда Министерство просвещения Израиля перестало получать деньги, оно платило зарплату чиновникам, а не учителям. До тех пор, пока просвещение, медицина, социальная помощь не перейдут в руки людей, не помогут никакие реформы в рамках государства.
В Израиле налоги идут на оборону, возврат долгов, деньги для приближенных к власти. Помощь на детей, по болезни, по старости так мала, будто основной налог – 4%, а не 40%. Если есть страна, где у людей нет никакого смысла платить налоги и содержать государство – это Израиль. Израильтяне понимают это и стараются не платить. Видимо, это предчувствовал пророк Самуил, когда отговаривал народ от избрания Саула на царство.
ГЛАВА IX. ВОЙНА НАГОРЬЯ С ПОБЕРЕЖЬЕМ
ГЛАВА X. ЦВЕТ ИЗРАИЛЯ
И не только армии не было в счастливые годы племенной вольницы. Не было тюрем и полиции. Если обывателю трудно представить себе общество без регулярной армии, то уж без тюрьмы – просто невозможно. Тем не менее обычное право Торы не знало таких “странных и жестоких наказаний”, как тюремное заключение. Чтобы была тюрьма, в обществе должны быть тюремщики, полиция, охрана, центральная власть. Но виноградари и пастухи Нагорья не хотели быть тюремщиками и не могли содержать преступников. Излишки продукта шли не на строительство новых тюрем, но на посадку новых оливковых деревьев и разработку источников и оросительных систем.
Люди не были ангелами и тогда. За преступление, – а такое случалось, – провинившийся платил добром или жизнью или бежал в города-убежища. Тора установила несколько городов, куда мог бежать совершивший неумышленное убийство, и там его не могла достать рука мстителя. В наши дни либералы борются повсеместно против смертной казни, принимая тюремное заключение за норму. Смертная казнь представляется варварским обычаем. Никого не удивляет, когда один судья в сегодняшнем Иерусалиме за полдня работы лишает людей нескольких сот лет жизни, хотя по простой арифметике это равносильно убийству двух-трех человек.
Судьи до Саула приговаривали к смерти чрезвычайно редко, и способ исполнения приговоров предполагал народный контроль. Казнь исполняли всем миром, забрасывая виновного камнями. И это представляется сегодняшнему обывателю варварским обычаем. Обыватель предпочитает платить наемному убийце-палачу, чтобы тот свершил за него кровавое дело. Во времена Судей народ голосовал за смерть – не поднятием руки, не выкриками, а прямым участием в казни. Не сомневаюсь, что это удерживало многих. Одно дело – осудить оппозиционера на партсобрании, а другое – взять камень и собственноручно убить его.
На общинности исполнения казни сыграл Иисус, спасший согрешившую женщину словами: “Кто без греха, пусть первым бросит в нее камень”. Когда казнь исполняется авторитарно, палачом во имя царя, а не народом во имя справедливости, спасения ждать не приходится. Так, Иисуса распял римский палач, состоявший на зарплате у прокуратора. Народ, конечно, мог кричать: “Распни его”, но сам за камни не взялся – иначе не было б нужды обращаться к прокуратору.
Убийство было делом редким еще и потому, что работал механизм естественного возмездия. Месть предпочтительней хотя бы потому, что она позволяет обойтись без палачей и дорогих и аморальных формальностей. Закон Торы ограничивал возмездие виновным (а не его семьей), и так древние израильтяне избегали затяжных корсиканских вендетт. В наши дни феллахи и бедуины, у которых этот обычай действует, прибегают к сульхе, межклановому примирению, когда возникает опасность большого кровопролития.
Современное государство старается сохранить за собой монополию на убийство, даже если это противоречит здравому смыслу. Несколько лет назад в Германии женщина застрелила убийцу и растлителя своей малолетней дочери, который смог отвертеться от правосудия. Она угодила в тюрьму, хоть в глазах народа она была героиней. Во времена Судей, да и в любой палестинской деревне наших дней, ее поступок считался бы естественным. Я не боюсь признаться, что мне месть убийце по закону Торы и Корана кажется более человечной, чем государственная машина лишения свободы, если уж не хватает великодушия на евангельское прощение . И если даже – предположим на минуту – у этой машины есть свои преимущества, цена ее содержания все равно слишком велика для общества: за нее платят ущемлением свободы для всех.
Лозунг «закон и порядок» превращает нас всех в рабов. В Израиле нас обыскивают по несколько раз в день – при входе в любое общественное здание. Суд поддерживает любое полицейское насилие. В Америке, этой модели западного общества, полицейская жестокость давно стала нормой. Убийства невинных, избиение арестованных, ложь на суде – таков лик современной полиции, пишет «Нью-Йорк Таймс».
Израильские либералы защищают суд от нападок религиозных евреев. Но, правду говоря, суд не стоит защиты. В Израиле нет суда присяжных, нет народных заседателей – решения принимают профессиональные судьи, принадлежащие к одной социально-этнической группе. Израиль не исключение – в любой стране Запада суды находятся в руках правящего меньшинства. В Америке черные автоматически попадают в тюрьму за преступления, за которые белые получают условный срок.
Суд в Израиле активно используется для политических целей. Стоило восточным евреям найти своего лидера, как его сажали. Так произошло с Аароном Абу-Хацерой, отпрыском знатной марокканской семьи. В первый раз суд дал осечку и оправдал Абу-Хацеру, прокуратура добилась передачи дела в другой суд, и он был осужден. В наши дни этот же метод был применен против Арье Дери, которого судили десять лет, прежде чем смогли засудить.
Государство слишком вмешивается в нашу жизнь, в основном из корыстных соображений. Почему мы обязаны пристегиваться в машине? Даже если это хорошо и полезно, неужели нам нельзя оставить минимальную свободу выбора? Почему можно продавать водку, и нельзя покупать марихуану? Почему нельзя ходить, где вздумается, и курить, где захочется?
Летописец завершает описание вольных дней Израиля словами: “Тогда не было царя в Израиле, каждый поступал так, как считал правильным (буквально – человек правое в глазах своих творил)”. Последующая привычка к государству и к его руководству привела к переосмысливанию этой фразы. Выражение «правое в глазах его творить» стало в современном иврите синонимом анархии и смуты. Но, если вспомнить проповедь Самуила и последующий опыт “государственного строительства”, можно понять, что слова эти правильнее произносить с ностальгической дрожью в голосе.
Народ забыл слова Самуила. Самый бедный еврей, живущий в муниципальной крошечной квартире в трущобах, все же считает, что Израиль – его государство, а палестинец из села мечтает о с в о е м государстве в Палестине. И тому и другому невдомек, что любое государство – не их, но против них, и за их счет. Но величайшее открытие марксизма, лаконично сформулированное Лениным в “Государстве и революции” сводится к тому, что государство не всегда было и не всегда будет.
Немногие “положительные” функции государства – помощь бедным, образование (как и дело обороны) – лучше были бы исполнены “самодействующей организацией населения”. Функции эти внове государству, но именно они привели к нынешнему ренессансу этатизма. Государство старого типа, государство Саула и Давида, не претендовало на заботу о благоденствии: царь брал мужчин в армию, а женщин в гарем. В наши дни государство, тратящее все деньги на ракеты и атомные бомбы, не вызывало бы энтузиазма, поэтому «для отмазки» государство взяло на себя полезные функции.
Победа социал-демократии в странах Запада привела к созданию системы медицинской помощи, социальных льгот, всеобщего бесплатного образования. В блистательные шестидесятые годы идея “государства всеобщего благоденствия” дошла до кульминации, а с ней пришли и высокие налоги. Государство стало выполнять роль предпринимателя и покровителя, которой у него не было с времен Древнего Египта: в речных цивилизациях государство было главным предпринимателем и собственником.
Рост налогов и развитие системы социальной помощи дали чиновникам реальную власть, и создали дымовую завесу, прикрывающую ответ на вопрос: куда же идут деньги? Гуманисты, социал-демократы и лейбористы шестидесятых-семидесятых годов выдали человечество головой государству, когда они возложили на чиновничий аппарат исполнение функций, связанных с благосостоянием, вместо того, чтобы требовать передачи этих функций самодействующей организации населения – коммунам.
Народу инстинктивно не понравилось усиление власти государства, и на этом сумели сыграть правые. Под знаменем ограничения налогов и власти государства в Америке победил Рональд Рейган, а в Англии – Маргарет Татчер. После этого выяснилось, что правые хотят ограничить налоги за счет сокращения полезных функций государства. При Рейгане расходы на образование упали, но фантастические суммы были направлены военно-промышленному комплексу на создание системы космического оружия. Бюджет не был сокращен.
Итак, социал-демократы способствовали усилению государства, а правые использовали новую мощь аппарата для традиционных идей: поддержания “закона и порядка” и развития военно-промышленного комплекса. Дважды за последние десятилетия два ведущих политических направления Запада провели избирателей: сначала социал-демократы, облегчившие положение бедных руками государства и давшие власть бюрократии, а затем правые, урезавшие все, кроме военно-полицейских расходов, и раздувшие их до бесконечности.
Понижение налогов не приносит желанных плодов. При сокращении штатов в израильских больницах и в калифорнийских школах в первую очередь увольняли медсестер и учителей, а чиновный персонал почти не страдал. Когда Министерство просвещения Израиля перестало получать деньги, оно платило зарплату чиновникам, а не учителям. До тех пор, пока просвещение, медицина, социальная помощь не перейдут в руки людей, не помогут никакие реформы в рамках государства.
В Израиле налоги идут на оборону, возврат долгов, деньги для приближенных к власти. Помощь на детей, по болезни, по старости так мала, будто основной налог – 4%, а не 40%. Если есть страна, где у людей нет никакого смысла платить налоги и содержать государство – это Израиль. Израильтяне понимают это и стараются не платить. Видимо, это предчувствовал пророк Самуил, когда отговаривал народ от избрания Саула на царство.
ГЛАВА IX. ВОЙНА НАГОРЬЯ С ПОБЕРЕЖЬЕМ
В то время, как в Нагорье сложилась своя жизнь, довольно бедная и простая, на Побережье торжествовала цивилизация. В 11 в. до н.э. в Яффе и Ашдоде шумели дискотеки, гуляли туристы из великих держав, и вино текло рекой. Там проходил торговый путь Египет-Междуречье. Жителям Нагорья, которых Библия называет «сынами Израиля», не удалось добраться до равнины и моря. Со своих гор они только поглядывали на праздник жизни внизу. К слову, и потом горные княжества Иудея и Израиль так и не получили выход к морю.
Но в горах росли оливы и виноград. Поэтому, говорит Библия, жители Побережья завоевали Нагорье и покорили местные племена. Легендарным героем, отстаивавшим независимость Нагорья, был Саул, царь из рода Вениамина. Рассказы о его бранной славе связаны с уделом Вениамина, их действие происходит в восточном диком и прекрасном краю, нависающем над пустыней. Эта окраина Нагорья не знала перемен до наших дней.
Возле Тель-эль-Фул – столицы Саула – свернем к востоку, на Анату (названную так в честь древней ханаанской богини Анат), не очень красивое село. Оно оживает зимой, когда зеленая трава покрывает голые холмы. Аната – село пророка Иеремии, где и по сей день указывают на его гробницу. (Она принадлежит русской православной церкви.) Когда Иерусалиму угрожала вавилонская армия, Бог подтолкнул Иеремию пойти и купить участок земли в селе. Иеремия пошел, полагая, что война закончится по-доброму. Но он ошибался – Бог отослал его в Анату подальше от беды. Иеремия был единственным праведником в Иерусалиме, как Лот в Содоме, и Бог не мог отдать город вавилонянам, не позаботившись о пророке.
Неподалеку – глубокое и дикое вади Сувенит. С двух сторон вади уже три тысячи лет смотрят друг на друга два села – Джаба (Гева) и Мухмас (Михмаш), и две крутых скалы Свет и Тьма (Боцец и Снэ, по Библии, Басса и Дамусие, в современной речи). Здесь Ионафан, сын Саула и друг Давида, один из самых прекрасных и трагических героев Библии, совершил свой подвиг. В Геве, над утесом Боцец, стояли «бану Исраиль» во главе с Ионафаном, а в Михмаше, над утесом Снэ, стояли филистимляне 11. Я люблю этот рассказ за скромные масштабы царств и военных действий в те дни.
Жители Побережья (Библия называет их «филистимлянами») были народом технически развитым – у них были колесницы, кони, мечи, копья. У них были заморские контакты, порты, прекрасные земли равнин, цивилизация и богатство. У племен Нагорья, где растет лоза и маслина, не было своей техники, искусством ковки металла они не владели, а филистимляне старались избежать утечки военных секретов. Лишь у Саула и Ионафана были мечи.
Дихотомия Побережье – Нагорье была и осталась основной для Святой Земли. На Побережье легче обосноваться развитому, динамичному государству с современной техникой, но в возникающем противостоянии победа остается за жителями Нагорья, коренными крестьянами-горцами. Джордж Глабб-паша, командир Арабского легиона, сравнивал крестьян Нагорья с шотландскими горцами, стойкими и упорными воинами. Действительно, на Побережье сменялись филистимляне, финикийцы, эллинистические полисы, римские имперские наместники, крестоносцы, но в Анате и Хизме, в Джабе и Мухмасе сидели все те же горцы, отцы которых входили в ополчение Ионафана.
Чтобы понять подвиг Ионафана, лучше прийти с “филистинской” стороны, со стороны Мухмаса-Михмаша. На отшибе стоит школа для девочек, а дальше – крутой спуск в вади: скала Снэ (Дамусие). Напротив – чуть менее крутая скала, меж ними пропасть. С той стороны, в Геве, стояли воины Саула и Ионафана. Можно понять, что филистимляне не опасались атаки с этой стороны. Оставив дружину в селе, Ионафан со своим оруженосцем спустился в вади. Филистимляне стали дразнить его: “Ну-ка, подымись”. К их изумлению, он вскарабкался – руками и ногами, вверх по круче Снэ, и задал жару филистимлянам.
О войнах израильтян с филистимлянами можно прочесть в историческом романе “Самсон”, написанном (по-русски) Владимиром Жаботинским, блестящим журналистом, переводчиком, масоном, основателем “ревизионизма”, правого крыла сионизма. Когда этот роман вышел в новом переводе на иврит, критик газеты “Давар” заметил любопытную параллель: Жаботинский, писавший в дни английского мандата и боровшийся против него, осовременил исторический материал (у него Самсон наступает на палестинский кактус, сабру, хотя кактус появился в Палестине куда позднее), и подразумевал под филистимлянами – англичан, под израильтянами – евреев. Однако для современного израильского читателя этот роман воспринимается, как апофеоз борьбы палестинцев: развитые филистимляне, пришедшие из-за моря, владеющие современной военной техникой, живущие на Побережье и оккупирующие Нагорье напоминают сегодняшних израильтян, а коренные жители Нагорья, уверенные в завтрашнем дне, в том, что их привязанность к земле пересилит технику пришельца, напоминают сегодняшних палестинцев – жителей Нагорья наших дней.
Сегодняшние палестинцы зачастую соглашаются с навязанной им трактовкой и называют себя «потомками филистимлян». Однако в глухих селах Нагорья, в глубинке Иудеи, от Мухмаса до Яты в горах Хеврона, живут потомки воинов Саула и Ионафана, – хотя бы потому, что там большого притока населения не происходило.
Мухмас – маленькое процветающее село, со старомодным шармом и новыми домами. Огромные новые каменные дома, набитые новой мебелью, настоящие виллы, как в Кесарии. Откуда изобилие? Тут, на краю пустыни, урожаи не могут его принести. Процветание, как выясняется, пришло из Америки – мухмасцы едут туда на время, шлют домой каждый заработанный доллар, и своими силами строят дома на своей земле. Принимавший нас Хасан, местный паренек, приехал домой в отпуск – он моет тарелки в рыбном ресторане в Лос-Анджелесе и шлет деньги домой в Мухмас.
С другой стороны вади, из Джабы-Гевы идет тропинка по крутому обрыву к этой жемчужине, источнику Эн-Сувенит, но его не так-то легко найти. Прямо на тропе на большом камне на иврите написано – “К источнику – 5 м”. Если хорошенько поискать, вам удастся найти крохотный ключ, бьющий в маленькой пещере, круто уходящей под землю в расселине между скал. В пещере хватает места для одного человека, и ключ образует крохотное озерко на дне. Вкус воды – райский, и искупает все муки поисков. Это один из моих любимых источников, хотя бы потому, что добраться до него трудно, людей там мало, пока найдешь его, можно умереть от жажды, и потому он представляется мне идеальным «родником в пустыне», как Эн-Тапуах – идеальным «деревенским родником».
В этом вади до 614 года жили монахи, но от тогдашней лавры св. Фирмина практически ничего не осталось, кроме нескольких камней с северной стороны вади, напротив родника, в месте, теперь называемом Элъ-Алейлиат. В пещерах в вади можно заметить следы жилья – камнями заложенное устье пещеры, опоры, печи, углубления в стенах, – и некоторые из них, видимо, остались от монахов св. Фирмина. Самая большая пещера находится за Эн-Сувенит: в ней водятся нетопыри, и местные жители считают, что она ведет до Тиверии, или до Иерусалима.
Победы Саула не помогли ему. Его славу затмил Давид, на чью сторону перешел и пророк Самуил. Обычно в этой истории современные израильтяне сочувствуют Саулу: пророк-де предпочел Давида потому, что Саул был слишком самостоятелен, веревки из него вить было трудно, а Давид был юн и послушен. А раз это – конфликт между клерикализмом и светской властью, то ясно, что симпатии интеллигентов отданы светской власти – особенно в современном Израиле с его растущим клерикализмом.
Саул согрешил: вместо того, чтобы слушать веление Бога, высказанное устами пророка, он предпочел поступить по совести. За это он был наказан, чтобы у читателя не было сомнений – наши представления о морали должны уступать покорности Божьей воле. Для того, чтобы заострить конфликт, Библия описывает экстремальную ситуацию. Пророк приказывает Саулу уничтожить вражеское племя Амалек до последнего человека, не щадить ни женщин, ни детей, ни животных. Саул учиняет порядочную резню, но щадит пленных женщин. Пророк лишает его короны за нарушение Божьей воли.
(Талмуд, сборник 4-го века, оценивает этот рассказ в свете новой морали, и говорит, что Саул лишился царства потому, что он был безупречен. Народ Израиля не заслуживал такого замечательного царя).
Рассказ о Самуиле и Сауле – лишь введение в замечательный цикл рассказов о грозном вожде Давиде и созданном им царстве. Библия рассказывает, что пастух Давид из Вифлеема затмил Саула, победив Голиафа. Пророк Самуил также перешел на сторону Давида. Звезда Саула закатилась, а звезда Давида взошла.
После гибели Саула на высотах Гильбоа Давид стал царем Иудеи и Израиля, а вслед за ним царствовал его сын Соломон, говорит Библия. Правление Давида над Израилем оказалось таким же непрочным, как правление Саула над Иудеей, и уже после смерти Соломона, сына Давидова, Иудея и Израиль расторгли свой непрочный союз 12.
Так, в течение нескольких поколений, выяснился главный недостаток единой власти. Пока не было царя и государства, различные племена Святой Земли могли жить мирно. каждый на своем месте, и лишь время от времени помогать друг другу. С возникновением государства у одного племени появилась возможность править другими. Давид и Соломон, несмотря на претензии всенародного представительства, были царями из колена Иуды. Поэтому при сооружении храма, когда Израиль был обложен тяжелыми налогами, Иудея не страдала от налогов. Это и привело к расколу между северными и южными коленами.
Из библейских историй можно извлечь урок. В создании многонационального государства самое проблематичное – контроль национальных групп над государством. Тогда, как и сейчас, каждый регион и община хотели жить по своему. В наши дни в Палестине идет упорная борьба между различными общинами за власть в стране. Этих общин вовсе не две (евреи и палестинцы), как утверждают сионисты, а с десяток – христиане и мусульмане, феллахи и бедуины, «израильтяне», восточные евреи, «богобоязненные», русские и другие. Пока власть в Палестине к западу от Иордана находится в руках одной группы, «израильтян» (довоенных колонистов и их потомков), но ее дни сочтены. Идеальным выходом было бы не создание уравновешенного центрального правительства, но восстановление веселой мешанины времен Судей. Этот путь был обрисован Марксом в “Парижской коммуне”. Коммуна была диалектическим возвратом к местному самоуправлению и отказом от центральной власти.
Если бы в Палестине не было центральной власти, но лишь конфедерация малых коммун – местных советов, не было бы и спора о господстве в стране. Тогда марокканцы Катамонов, христиане-палестинцы Бет-Сахура, русские иммигранты Неве-Шарета смогли бы сами решать свою судьбу – и только свою судьбу. Библия подтверждает, что невозможно править другим народом в течение долгого времени, каким бы близким ни был другой народ. Один выход – раздел – был опробован после смерти Соломона, и сейчас он все чаще стоит на повестке дня Ближнего Востока.
Но у раздела есть альтернатива – переход не к крупным племенным объединениям Израиля и Палестины, но к малым местным объединениям, занимающимся своими, местными – единственно важными делами. Идея национальных государств, победившая в Европе прошлого века и сейчас дошедшая до дальних уголков Третьего мира, не смогла решить проблемы Кипра, Палестины, Ирландии. Зато она смогла породить нацистское государство. Социал-демократы и социалисты не поняли главного и неожиданного урока Коммуны – решение национальных проблем лежит на пути решения проблем социальных, учреждение местных коммун снимает и вопрос, чьим – турецким или греческим – должен быть Кипр, чьей – еврейской или арабской должна быть Палестина.
Но в горах росли оливы и виноград. Поэтому, говорит Библия, жители Побережья завоевали Нагорье и покорили местные племена. Легендарным героем, отстаивавшим независимость Нагорья, был Саул, царь из рода Вениамина. Рассказы о его бранной славе связаны с уделом Вениамина, их действие происходит в восточном диком и прекрасном краю, нависающем над пустыней. Эта окраина Нагорья не знала перемен до наших дней.
Возле Тель-эль-Фул – столицы Саула – свернем к востоку, на Анату (названную так в честь древней ханаанской богини Анат), не очень красивое село. Оно оживает зимой, когда зеленая трава покрывает голые холмы. Аната – село пророка Иеремии, где и по сей день указывают на его гробницу. (Она принадлежит русской православной церкви.) Когда Иерусалиму угрожала вавилонская армия, Бог подтолкнул Иеремию пойти и купить участок земли в селе. Иеремия пошел, полагая, что война закончится по-доброму. Но он ошибался – Бог отослал его в Анату подальше от беды. Иеремия был единственным праведником в Иерусалиме, как Лот в Содоме, и Бог не мог отдать город вавилонянам, не позаботившись о пророке.
Неподалеку – глубокое и дикое вади Сувенит. С двух сторон вади уже три тысячи лет смотрят друг на друга два села – Джаба (Гева) и Мухмас (Михмаш), и две крутых скалы Свет и Тьма (Боцец и Снэ, по Библии, Басса и Дамусие, в современной речи). Здесь Ионафан, сын Саула и друг Давида, один из самых прекрасных и трагических героев Библии, совершил свой подвиг. В Геве, над утесом Боцец, стояли «бану Исраиль» во главе с Ионафаном, а в Михмаше, над утесом Снэ, стояли филистимляне 11. Я люблю этот рассказ за скромные масштабы царств и военных действий в те дни.
Жители Побережья (Библия называет их «филистимлянами») были народом технически развитым – у них были колесницы, кони, мечи, копья. У них были заморские контакты, порты, прекрасные земли равнин, цивилизация и богатство. У племен Нагорья, где растет лоза и маслина, не было своей техники, искусством ковки металла они не владели, а филистимляне старались избежать утечки военных секретов. Лишь у Саула и Ионафана были мечи.
Дихотомия Побережье – Нагорье была и осталась основной для Святой Земли. На Побережье легче обосноваться развитому, динамичному государству с современной техникой, но в возникающем противостоянии победа остается за жителями Нагорья, коренными крестьянами-горцами. Джордж Глабб-паша, командир Арабского легиона, сравнивал крестьян Нагорья с шотландскими горцами, стойкими и упорными воинами. Действительно, на Побережье сменялись филистимляне, финикийцы, эллинистические полисы, римские имперские наместники, крестоносцы, но в Анате и Хизме, в Джабе и Мухмасе сидели все те же горцы, отцы которых входили в ополчение Ионафана.
Чтобы понять подвиг Ионафана, лучше прийти с “филистинской” стороны, со стороны Мухмаса-Михмаша. На отшибе стоит школа для девочек, а дальше – крутой спуск в вади: скала Снэ (Дамусие). Напротив – чуть менее крутая скала, меж ними пропасть. С той стороны, в Геве, стояли воины Саула и Ионафана. Можно понять, что филистимляне не опасались атаки с этой стороны. Оставив дружину в селе, Ионафан со своим оруженосцем спустился в вади. Филистимляне стали дразнить его: “Ну-ка, подымись”. К их изумлению, он вскарабкался – руками и ногами, вверх по круче Снэ, и задал жару филистимлянам.
О войнах израильтян с филистимлянами можно прочесть в историческом романе “Самсон”, написанном (по-русски) Владимиром Жаботинским, блестящим журналистом, переводчиком, масоном, основателем “ревизионизма”, правого крыла сионизма. Когда этот роман вышел в новом переводе на иврит, критик газеты “Давар” заметил любопытную параллель: Жаботинский, писавший в дни английского мандата и боровшийся против него, осовременил исторический материал (у него Самсон наступает на палестинский кактус, сабру, хотя кактус появился в Палестине куда позднее), и подразумевал под филистимлянами – англичан, под израильтянами – евреев. Однако для современного израильского читателя этот роман воспринимается, как апофеоз борьбы палестинцев: развитые филистимляне, пришедшие из-за моря, владеющие современной военной техникой, живущие на Побережье и оккупирующие Нагорье напоминают сегодняшних израильтян, а коренные жители Нагорья, уверенные в завтрашнем дне, в том, что их привязанность к земле пересилит технику пришельца, напоминают сегодняшних палестинцев – жителей Нагорья наших дней.
Сегодняшние палестинцы зачастую соглашаются с навязанной им трактовкой и называют себя «потомками филистимлян». Однако в глухих селах Нагорья, в глубинке Иудеи, от Мухмаса до Яты в горах Хеврона, живут потомки воинов Саула и Ионафана, – хотя бы потому, что там большого притока населения не происходило.
Мухмас – маленькое процветающее село, со старомодным шармом и новыми домами. Огромные новые каменные дома, набитые новой мебелью, настоящие виллы, как в Кесарии. Откуда изобилие? Тут, на краю пустыни, урожаи не могут его принести. Процветание, как выясняется, пришло из Америки – мухмасцы едут туда на время, шлют домой каждый заработанный доллар, и своими силами строят дома на своей земле. Принимавший нас Хасан, местный паренек, приехал домой в отпуск – он моет тарелки в рыбном ресторане в Лос-Анджелесе и шлет деньги домой в Мухмас.
С другой стороны вади, из Джабы-Гевы идет тропинка по крутому обрыву к этой жемчужине, источнику Эн-Сувенит, но его не так-то легко найти. Прямо на тропе на большом камне на иврите написано – “К источнику – 5 м”. Если хорошенько поискать, вам удастся найти крохотный ключ, бьющий в маленькой пещере, круто уходящей под землю в расселине между скал. В пещере хватает места для одного человека, и ключ образует крохотное озерко на дне. Вкус воды – райский, и искупает все муки поисков. Это один из моих любимых источников, хотя бы потому, что добраться до него трудно, людей там мало, пока найдешь его, можно умереть от жажды, и потому он представляется мне идеальным «родником в пустыне», как Эн-Тапуах – идеальным «деревенским родником».
В этом вади до 614 года жили монахи, но от тогдашней лавры св. Фирмина практически ничего не осталось, кроме нескольких камней с северной стороны вади, напротив родника, в месте, теперь называемом Элъ-Алейлиат. В пещерах в вади можно заметить следы жилья – камнями заложенное устье пещеры, опоры, печи, углубления в стенах, – и некоторые из них, видимо, остались от монахов св. Фирмина. Самая большая пещера находится за Эн-Сувенит: в ней водятся нетопыри, и местные жители считают, что она ведет до Тиверии, или до Иерусалима.
Победы Саула не помогли ему. Его славу затмил Давид, на чью сторону перешел и пророк Самуил. Обычно в этой истории современные израильтяне сочувствуют Саулу: пророк-де предпочел Давида потому, что Саул был слишком самостоятелен, веревки из него вить было трудно, а Давид был юн и послушен. А раз это – конфликт между клерикализмом и светской властью, то ясно, что симпатии интеллигентов отданы светской власти – особенно в современном Израиле с его растущим клерикализмом.
Саул согрешил: вместо того, чтобы слушать веление Бога, высказанное устами пророка, он предпочел поступить по совести. За это он был наказан, чтобы у читателя не было сомнений – наши представления о морали должны уступать покорности Божьей воле. Для того, чтобы заострить конфликт, Библия описывает экстремальную ситуацию. Пророк приказывает Саулу уничтожить вражеское племя Амалек до последнего человека, не щадить ни женщин, ни детей, ни животных. Саул учиняет порядочную резню, но щадит пленных женщин. Пророк лишает его короны за нарушение Божьей воли.
(Талмуд, сборник 4-го века, оценивает этот рассказ в свете новой морали, и говорит, что Саул лишился царства потому, что он был безупречен. Народ Израиля не заслуживал такого замечательного царя).
Рассказ о Самуиле и Сауле – лишь введение в замечательный цикл рассказов о грозном вожде Давиде и созданном им царстве. Библия рассказывает, что пастух Давид из Вифлеема затмил Саула, победив Голиафа. Пророк Самуил также перешел на сторону Давида. Звезда Саула закатилась, а звезда Давида взошла.
После гибели Саула на высотах Гильбоа Давид стал царем Иудеи и Израиля, а вслед за ним царствовал его сын Соломон, говорит Библия. Правление Давида над Израилем оказалось таким же непрочным, как правление Саула над Иудеей, и уже после смерти Соломона, сына Давидова, Иудея и Израиль расторгли свой непрочный союз 12.
Так, в течение нескольких поколений, выяснился главный недостаток единой власти. Пока не было царя и государства, различные племена Святой Земли могли жить мирно. каждый на своем месте, и лишь время от времени помогать друг другу. С возникновением государства у одного племени появилась возможность править другими. Давид и Соломон, несмотря на претензии всенародного представительства, были царями из колена Иуды. Поэтому при сооружении храма, когда Израиль был обложен тяжелыми налогами, Иудея не страдала от налогов. Это и привело к расколу между северными и южными коленами.
Из библейских историй можно извлечь урок. В создании многонационального государства самое проблематичное – контроль национальных групп над государством. Тогда, как и сейчас, каждый регион и община хотели жить по своему. В наши дни в Палестине идет упорная борьба между различными общинами за власть в стране. Этих общин вовсе не две (евреи и палестинцы), как утверждают сионисты, а с десяток – христиане и мусульмане, феллахи и бедуины, «израильтяне», восточные евреи, «богобоязненные», русские и другие. Пока власть в Палестине к западу от Иордана находится в руках одной группы, «израильтян» (довоенных колонистов и их потомков), но ее дни сочтены. Идеальным выходом было бы не создание уравновешенного центрального правительства, но восстановление веселой мешанины времен Судей. Этот путь был обрисован Марксом в “Парижской коммуне”. Коммуна была диалектическим возвратом к местному самоуправлению и отказом от центральной власти.
Если бы в Палестине не было центральной власти, но лишь конфедерация малых коммун – местных советов, не было бы и спора о господстве в стране. Тогда марокканцы Катамонов, христиане-палестинцы Бет-Сахура, русские иммигранты Неве-Шарета смогли бы сами решать свою судьбу – и только свою судьбу. Библия подтверждает, что невозможно править другим народом в течение долгого времени, каким бы близким ни был другой народ. Один выход – раздел – был опробован после смерти Соломона, и сейчас он все чаще стоит на повестке дня Ближнего Востока.
Но у раздела есть альтернатива – переход не к крупным племенным объединениям Израиля и Палестины, но к малым местным объединениям, занимающимся своими, местными – единственно важными делами. Идея национальных государств, победившая в Европе прошлого века и сейчас дошедшая до дальних уголков Третьего мира, не смогла решить проблемы Кипра, Палестины, Ирландии. Зато она смогла породить нацистское государство. Социал-демократы и социалисты не поняли главного и неожиданного урока Коммуны – решение национальных проблем лежит на пути решения проблем социальных, учреждение местных коммун снимает и вопрос, чьим – турецким или греческим – должен быть Кипр, чьей – еврейской или арабской должна быть Палестина.
ГЛАВА X. ЦВЕТ ИЗРАИЛЯ
Наследник древнего Шхема, Наблус ароматной ладанкой лежит в ложбине меж двух гор, Гризим и Эйваль, по сказанному (Песнь Песней1): “Как мирра мне милый мой – спит меж моих грудей”. Меж грудями гор проходит дорога, расходясь на Калькилию к западу, Дженин к северу, Амман к востоку и Иерусалим к югу. Старинный город, Наблус изрыт кротовьими норами подземных ходов, этих старших братьев петербургских подворотен, как будто поколения трудолюбивых гномов проложили их под домами, соединяя базары, мечети и церкви. В касбе арочные ходы плавно перетекают друг в друга, создавая анфилады и исчезая во мраке. Возле мечети Салахие крытые своды создают розу ветров. Взгляд тонет в их черном зрачке, запинаясь об арки.
Арка – дань луне, она состоит из двух зеркальных полумесяцев. Полная луна породила римскую арку, заостренная исламская арка составлена из двух семидневных лун. В Наблусе можно найти арку на каждую фазу луны, на каждый день лунного календаря, и старательный студент архитектуры смог бы составить полную Историю Арки в этом древнем городе.
Этот древний город стал столицей Северного царства после развала державы Соломона. Слишком гордый и древний, чтоб покориться Иерусалиму, он обладал своими святынями и своим храмом. Эмигранты из Вавилона, реставрировавшие Иудейское царство в Иерусалиме, не пытались вернуть его в свою орбиту. И по сей день иудеи редко рискуют зайти в город, и обычно проскакивают его на рысях, наглухо закрыв окна своих японских машин, чтоб граната или камень не залетели.
Новая история Наблуса сложилась не удачно. Промышленности в городе мало, отношения с военными властями – самые неудовлетворительные. Но подлинная атмосфера живого, невеселого арабского города, живущего своей жизнь, стоит визита.
В Старом городе три мечети: Большая мечеть, бывшая церковь крестоносцев, Мечеть пророков, где по легенде похоронены десять сынов Иакова, предки Северных колен Израиля, Зеленая мечеть, где Иаков выплакал себе глаза после инсценированного братьями “убийства” Иосифа. Древности Шхема находятся в трех километрах к востоку от касбы, там, где торчит полураскопанный курган Тель-Балата. Холм зарос сорной травой, в траншеи, прорытые немецкими археологами, местные жители из близлежащего села Балата набросали консервные банки и мусор. Археология Шхема остановилась с Шестидневной войной и с установлением израильского военного правления. Израильтяне предпочитали раскапывать места побезопаснее и более тесно связанные с иудейской традицией, вроде Масады.
Несмотря на банки и мусор, руины древнего Шхема потрясают. Самое внушительное – огромная стена циклопической кладки, возведенная всухую, без строительного раствора за две тысячи лет до н.э. Сохранились и восточные ворота, и в них можно войти и сегодня. В центре холма – площадка с колоннами, где, видимо, стоял древний храм Шхема Бет-Баал-Брит, Храм Господа Завета. Храм был огромен, стены его в тридцать метров длиной, пятиметровой толщины, должны были производить внушительное впечатление. В центре рос огромный священный дуб – предок священных деревьев наших дней, о которых мы уже вели речь. У этого дуба – Элон-Морэ – Авраам построил алтарь. Эта традиция указывает на то, что в библейские времена храм Шхема считался священным и был принятым местом поклонения. Самое название шхемского божества – Господь Завета напоминает о Завете (союзе) Авраама с Господом.
Арка – дань луне, она состоит из двух зеркальных полумесяцев. Полная луна породила римскую арку, заостренная исламская арка составлена из двух семидневных лун. В Наблусе можно найти арку на каждую фазу луны, на каждый день лунного календаря, и старательный студент архитектуры смог бы составить полную Историю Арки в этом древнем городе.
Этот древний город стал столицей Северного царства после развала державы Соломона. Слишком гордый и древний, чтоб покориться Иерусалиму, он обладал своими святынями и своим храмом. Эмигранты из Вавилона, реставрировавшие Иудейское царство в Иерусалиме, не пытались вернуть его в свою орбиту. И по сей день иудеи редко рискуют зайти в город, и обычно проскакивают его на рысях, наглухо закрыв окна своих японских машин, чтоб граната или камень не залетели.
Новая история Наблуса сложилась не удачно. Промышленности в городе мало, отношения с военными властями – самые неудовлетворительные. Но подлинная атмосфера живого, невеселого арабского города, живущего своей жизнь, стоит визита.
В Старом городе три мечети: Большая мечеть, бывшая церковь крестоносцев, Мечеть пророков, где по легенде похоронены десять сынов Иакова, предки Северных колен Израиля, Зеленая мечеть, где Иаков выплакал себе глаза после инсценированного братьями “убийства” Иосифа. Древности Шхема находятся в трех километрах к востоку от касбы, там, где торчит полураскопанный курган Тель-Балата. Холм зарос сорной травой, в траншеи, прорытые немецкими археологами, местные жители из близлежащего села Балата набросали консервные банки и мусор. Археология Шхема остановилась с Шестидневной войной и с установлением израильского военного правления. Израильтяне предпочитали раскапывать места побезопаснее и более тесно связанные с иудейской традицией, вроде Масады.
Несмотря на банки и мусор, руины древнего Шхема потрясают. Самое внушительное – огромная стена циклопической кладки, возведенная всухую, без строительного раствора за две тысячи лет до н.э. Сохранились и восточные ворота, и в них можно войти и сегодня. В центре холма – площадка с колоннами, где, видимо, стоял древний храм Шхема Бет-Баал-Брит, Храм Господа Завета. Храм был огромен, стены его в тридцать метров длиной, пятиметровой толщины, должны были производить внушительное впечатление. В центре рос огромный священный дуб – предок священных деревьев наших дней, о которых мы уже вели речь. У этого дуба – Элон-Морэ – Авраам построил алтарь. Эта традиция указывает на то, что в библейские времена храм Шхема считался священным и был принятым местом поклонения. Самое название шхемского божества – Господь Завета напоминает о Завете (союзе) Авраама с Господом.