Страница:
В сложнейших духовных структурах – религиях – есть десятки и сотни слоев и направлений. Попробуйте заглянуть в регистр вашей операционной системы. Вы увидите там сотни файлов, назначение которых вам непонятно. Уберите или измените один из них – и система рухнет. Религия куда сложнее «виндоус» и «линукса». Она содержит редко используемые файлы, которые для чего-то нужны. К их числу относится файлы «джихад», «Амалек», «уничтожение безверного города», «убийство блудного сына», «убийство пророков Ваала». В Библии можно найти немало таких скрытых кровавых файлов. К невмешательству в эти скрытые файлы еврейской операционной системы призывали учителя закона, и оговаривали свою позицию фразой «сейчас таких нет и быть не может». Знайте, что они есть, и не трогайте.
Не стоит винить создателей еврейской операционной системы – можно и нужно винить наших современников, которые пытаются изменить и задействовать эти файлы. Так, в старом городе, в Иерусалиме, на улице ал-Вад (она же долина Тираполейон, по Иосифу Флавию) стоит маленькая мемориальная доска в память об убитом поселенце и библейской цитатой: «Помни, что сделал тебе Амалек». Этот текст, отождествляющий палестинцев с Амалеком, призывает истребить всех палестинцев, вплоть до последнего младенца и юной девы. Газета Гаарец поместила платное объявление группы раввинов, называвших палестинцев – Амалеком, и тоже не усомнилась.
(К сожалению, в Израиле мистические секреты стали использоваться как руководство к действию, как инструкция для пылесоса, если не для карабина М-16. Так, еврейские мистики считали, что у животного есть лишь дух (руах), у гоя – дух и дыхание (нешама), а у еврея – дух, дыхание и душа (нефеш). Эта дополнительная часть духовной оснастки объясняет смысл «избранности Израиля». С помощью души еврей вступает в связь с Богом Израиля, образует единое целое с другими евреями. Душа – это маленький кусочек Бога в еврее. Все души евреев постоянно связаны друг с другом, духовными трубками, артериями и капиллярами. Еврейство является единым организмом, ведомым Богом Израиля, и защита жизни еврея связана с тем, что еврей несет в себе кусочек божественного организма.
Эта странная и неприятная теория никому не мешала, пока оставалась «скрытым файлом». Но она стала руководством к действию в руках Ицхака Гинзбурга, раввина – каббалиста из ешивы «Иосеф Хай». Он перевел мысли мистиков на язык повседневности, и сказал в интервью нью-йоркской еврейской газете «Джуиш Уик»: «Если еврею нужна печень для спасения жизни, он имеет божественное право вырезать печень у любого гоя, потому что жизнь еврея бесконечно более ценна, чем жизнь гоя». Теорией это не осталось. Когда Гинзбурга позвали свидетелем по делу его ученика, убившего тринадцатилетнюю девочку-палестинку, он сказал: «Не сравнивайте еврейскую кровь с кровью гоев. Даже ДНК еврея – не такая, как у гоя. Заповедь «Не убий» касается только евреев. За убийство гоя нельзя судить».
Дальше – больше. Гинзбург и его ученики развязали войну за гробницу Иосифа в Наблусе, погибли десятки людей, пока палестинцам не удалось освободить святыню. Сейчас гробница любовно отреставрирована. Мэрия Наблуса наняла лучших мастеров, привезла экспертов из Италии, и провела полную реконструкцию гробницы Иосифа. Результат поражает: еще пару недель назад здесь бушевал пожар, увозили убитых и раненых, пулеметные очереди дробили камень и плоть, виртуальная реальность телеэкранов спешила оправдать худшие страхи: арабы громят еврейское святое место. И вот, буря отбушевала, и гробница Иосифа Прекрасного стала куда красивее. Как волшебное средство Воланда стерло ведьмино буйство с нежного лица Маргариты, так палестинские мастера, с помощью итальянского архитектора, убрали нагроможденное вокруг гробницы армейское безобразие. Ушли колючая проволока, пулеметные гнезда, будка вертухая, крепостная стена, стоянка БТРа, армейская столовая, «ежи» и вышки. Ушла построенная здесь израильтянами военная база, и вернулось – святое место.
Сейчас, как и до 1975 года, туристы, мусульмане, иудеи, христиане и неверующие могут придти сюда свободно, без досмотра, положить цветок или камешек на надгробье и вспомнить того, кто свел с ума Зюлейку красой своих ресниц. Иосиф-Йосеф-Юсуф, любимый герой Корана и Библии, герой божественной поэмы Фердуси, стихов Саади и суфийского откровения Джами, перестал быть оккупантом и вернулся на родину, к людям, почитавшим его испокон веков. Его можно посетить, только не на танке. Всего этого не было бы, если бы не попытка Гинзбурга задействовать спящие идеи.)
Рассказ о гибели жрецов Ваала является лишним подтверждением версии о божественности Илии. Богу Кармила, молниеносцу и громовержцу, местному Зевесу, несущемуся на огненной колеснице, больше подходит этот подвиг, нежели пророку. Редакторы Библии вплели этот рассказ о завершении великой засухи в свое повествование, и превратили бога – в пророка, но мы можем провести и обратный процесс.
Общее происхождение иудаизма, православия, латинского христианства, обеих ветвей ислама создают у нашего современника иллюзию очевидности монотеизма. Люди говорят об «одном Боге» и высокомерно глядят на политеистов. Но это – культурная аберрация, и только. Как и другие распропагандированные религиозные воззрения наших дней – ленинизм, маоизм, чикагский монетаризм Милтона Фридмана и его вариант, вера в стихию рынка у русских интеллигентов начала 90-х годов – монотеизм только кажется единственно возможным и единственно верным. Если призадуматься, гомерово видение мира более адекватно действительности. Легче, более логично объяснить беды и спасение, катастрофы и процветание – противодействием нескольких богов, нежели переменой настроения одного-единственного Бога.
Для того, чтобы объяснить, почему хорошему человеку плохо, а плохому – хорошо, монотеизм вынужден вводить загробную жизнь, где всем воздастся по заслугам. Буддизм объясняет это реинкарнацией и расплатой за грехи в прошлой жизни, а политеисты объясняли проще – тот или иной бог был заступником или противником человека. При таком объяснении не было нужды в загробной жизни или метемпсихозе. Древняя история – почему грекам так долго не удавалось справиться с Троей, – или новая история – противостояние России и Запада, мировые войны, холодная война – куда лучше объясняется с позиций политеистических, как борьба про-троянских богов с про-греческими, или конфликт русского православного Христа с откормленным американским Маммоной.
Евреи, хоть и провозглашают единобожие, имеют в виду то, что они чтят только одного бога, своего племенного бога Израиля. Прочих богов они не чтят, но реальность их не всегда отрицают: так израильтяне стараются спланировать удар по врагам в день праздника Пурим, когда «еврейский бог» особенно силен. В этот день был сокрушен Ирак Саддама, в этот день Барух Гольдштейн перебил десятки мусульман и т.д. И поэтому именно в этот день противники евреев, верующие мусульмане, стараются нанести удар по Израилю, чтобы доказать преимущество Аллаха над Яхве даже в Пурим.
В 1997 году в ночь «эль Кадр» – самую важную ночь мусульманского календаря, соответствующую еврейскому Иом Киппуру – в воздухе столкнулись два израильских вертолета, везших солдат в Южный Ливан для карательной акции. 73 израильских парашютиста погибли. Может быть, это дело рук Аллаха, если убийство 30 мусульман в мечети Ибрагимие – дело рук «еврейского бога»?
С этой мыслью мы сталкиваемся все чаще и чаще: еретический польский философ Марек Глогочовский предложил идентифицировать «еврейского бога» – с Маммоном, и приписал низвержение Храма Маммона в Нью Йорке – лично Аллаху. Катастрофы и стихийные бедствия без политеизма разумно не объяснишь – Библии пришлось вводить Сатану (в книге Иова) как бога поменьше. Еврейские каббалисты вернулись к развитому политеизму.
Ощущая неадекватность монотеизма, православные и католики пополнили Троицу культом святых, а Даниил Андреев счел нужным создать нео-олимпийскую систему уицраоров. Сейчас, когда европеоцентризм девятнадцатого века отошел в прошлое, и мы столкнулись с политеизмом развитых народов, японцев, китайцев, индусов, стало легче понять и политеизм древних.
С крыши здания Мухраки открывается сказочный вид, с лихвой окупающий малую плату за вход. Во дворе здания стоит статуя Илии с мечом в руках и длинным библейским текстом на постаменте. Но самое главное в рассказе о сражении богов – в его эпилоге. После победы Илия говорит царю:
– Поезжайте скорее домой, Ваше Величество, а то, неровен час, промокнете.
– Ты что, старый дурак! Три года как дождя не было, а ты «промокнете!»
Илия приказывает мальчишке залезть на высокое дерево, и тот сообщает с верху:
– Вижу облачко величиной с ладонь!
Это облачко, которое несет благодатный дождь и напояет землю, предвещает, по традиции Кармилитов, пришествие девы Марии.
Это облачко, которое несет благодатный дождь и напояет землю, предвещает, по традиции Кармилитов, пришествие девы Марии. Она действительно приходит на Кармил по пути из Египта в Назарет. Всюду, где на Кармиле есть пещеры Илии, – на Стелла Марис и в вади Сиях – традиция указывает: тут останавливалось Святое Семейство. Замечательное изображение Святого Семейства с хорошеньким мальчишкой Иисусом между Святой Девой и Иосифом можно увидеть на куполе Кармилитской церкви «Стелла Марис». Традиция вписывается в евангельский рассказ: после того, как ангел сообщил Иосифу, что царь Ирод послал солдат убить младенца. Иосиф немедленно взял жену и ребенка, водрузил на ослика, и бежал в Египет. Святое Семейство жило какое-то время в Каире, где стоит и поныне древняя православная церковь Фустата (так назывался доисламский Каир).
Но однажды утром Иосиф узнал о смерти царя Ирода. Многочисленные политэмигранты устремились домой. Среди них было и Святое Семейство. Они могли вернуться в Иудею – в Вифлеем или Эн-Карем, но там воцарился Архелай, старавшийся быть еще круче своего крутого отца. Поэтому Иосиф и Мария решили вернуться в Назарет, в Галилею. Из Каира они взяли курс на аль-Ариш, Газу, Афек, и далее на север, вокруг Кармила, а не по узким проходам вади Ары или вади Милик. Это хороший маршрут – если учесть, что в те времена не было «пробок», их ослику не приходилось стоять у каждого светофора Хайфы, а идти склонами Кармила приятно.
Связь Святого Семейства и Илии не исчерпывается пещерами Кармила. Так, в пещере преп. Георгия Хозевита, где скрывался Илия, провел сорок дней св. Иоахим, отец девы Марии и дед Христа. В первоевангелии от Иакова, содержащем, возможно, традиции первых христиан, рассказывается, что у Иоахима и Анны долгое время не было детей. Однажды Иоахим пришел в Синедрион, высший иудейский совет, и получил от ворот поворот – бездетный считался наказанным Богом. В расстройстве Иоахим отправился в пустыню, и в пещере провел сорок дней в посте и молитве. После этого вернулся домой, и с Божьей помощью зачал Пресвятую деву.
ГЛАВА XXXII. ДЕВА И АНГЕЛ
Не стоит винить создателей еврейской операционной системы – можно и нужно винить наших современников, которые пытаются изменить и задействовать эти файлы. Так, в старом городе, в Иерусалиме, на улице ал-Вад (она же долина Тираполейон, по Иосифу Флавию) стоит маленькая мемориальная доска в память об убитом поселенце и библейской цитатой: «Помни, что сделал тебе Амалек». Этот текст, отождествляющий палестинцев с Амалеком, призывает истребить всех палестинцев, вплоть до последнего младенца и юной девы. Газета Гаарец поместила платное объявление группы раввинов, называвших палестинцев – Амалеком, и тоже не усомнилась.
(К сожалению, в Израиле мистические секреты стали использоваться как руководство к действию, как инструкция для пылесоса, если не для карабина М-16. Так, еврейские мистики считали, что у животного есть лишь дух (руах), у гоя – дух и дыхание (нешама), а у еврея – дух, дыхание и душа (нефеш). Эта дополнительная часть духовной оснастки объясняет смысл «избранности Израиля». С помощью души еврей вступает в связь с Богом Израиля, образует единое целое с другими евреями. Душа – это маленький кусочек Бога в еврее. Все души евреев постоянно связаны друг с другом, духовными трубками, артериями и капиллярами. Еврейство является единым организмом, ведомым Богом Израиля, и защита жизни еврея связана с тем, что еврей несет в себе кусочек божественного организма.
Эта странная и неприятная теория никому не мешала, пока оставалась «скрытым файлом». Но она стала руководством к действию в руках Ицхака Гинзбурга, раввина – каббалиста из ешивы «Иосеф Хай». Он перевел мысли мистиков на язык повседневности, и сказал в интервью нью-йоркской еврейской газете «Джуиш Уик»: «Если еврею нужна печень для спасения жизни, он имеет божественное право вырезать печень у любого гоя, потому что жизнь еврея бесконечно более ценна, чем жизнь гоя». Теорией это не осталось. Когда Гинзбурга позвали свидетелем по делу его ученика, убившего тринадцатилетнюю девочку-палестинку, он сказал: «Не сравнивайте еврейскую кровь с кровью гоев. Даже ДНК еврея – не такая, как у гоя. Заповедь «Не убий» касается только евреев. За убийство гоя нельзя судить».
Дальше – больше. Гинзбург и его ученики развязали войну за гробницу Иосифа в Наблусе, погибли десятки людей, пока палестинцам не удалось освободить святыню. Сейчас гробница любовно отреставрирована. Мэрия Наблуса наняла лучших мастеров, привезла экспертов из Италии, и провела полную реконструкцию гробницы Иосифа. Результат поражает: еще пару недель назад здесь бушевал пожар, увозили убитых и раненых, пулеметные очереди дробили камень и плоть, виртуальная реальность телеэкранов спешила оправдать худшие страхи: арабы громят еврейское святое место. И вот, буря отбушевала, и гробница Иосифа Прекрасного стала куда красивее. Как волшебное средство Воланда стерло ведьмино буйство с нежного лица Маргариты, так палестинские мастера, с помощью итальянского архитектора, убрали нагроможденное вокруг гробницы армейское безобразие. Ушли колючая проволока, пулеметные гнезда, будка вертухая, крепостная стена, стоянка БТРа, армейская столовая, «ежи» и вышки. Ушла построенная здесь израильтянами военная база, и вернулось – святое место.
Сейчас, как и до 1975 года, туристы, мусульмане, иудеи, христиане и неверующие могут придти сюда свободно, без досмотра, положить цветок или камешек на надгробье и вспомнить того, кто свел с ума Зюлейку красой своих ресниц. Иосиф-Йосеф-Юсуф, любимый герой Корана и Библии, герой божественной поэмы Фердуси, стихов Саади и суфийского откровения Джами, перестал быть оккупантом и вернулся на родину, к людям, почитавшим его испокон веков. Его можно посетить, только не на танке. Всего этого не было бы, если бы не попытка Гинзбурга задействовать спящие идеи.)
Рассказ о гибели жрецов Ваала является лишним подтверждением версии о божественности Илии. Богу Кармила, молниеносцу и громовержцу, местному Зевесу, несущемуся на огненной колеснице, больше подходит этот подвиг, нежели пророку. Редакторы Библии вплели этот рассказ о завершении великой засухи в свое повествование, и превратили бога – в пророка, но мы можем провести и обратный процесс.
Общее происхождение иудаизма, православия, латинского христианства, обеих ветвей ислама создают у нашего современника иллюзию очевидности монотеизма. Люди говорят об «одном Боге» и высокомерно глядят на политеистов. Но это – культурная аберрация, и только. Как и другие распропагандированные религиозные воззрения наших дней – ленинизм, маоизм, чикагский монетаризм Милтона Фридмана и его вариант, вера в стихию рынка у русских интеллигентов начала 90-х годов – монотеизм только кажется единственно возможным и единственно верным. Если призадуматься, гомерово видение мира более адекватно действительности. Легче, более логично объяснить беды и спасение, катастрофы и процветание – противодействием нескольких богов, нежели переменой настроения одного-единственного Бога.
Для того, чтобы объяснить, почему хорошему человеку плохо, а плохому – хорошо, монотеизм вынужден вводить загробную жизнь, где всем воздастся по заслугам. Буддизм объясняет это реинкарнацией и расплатой за грехи в прошлой жизни, а политеисты объясняли проще – тот или иной бог был заступником или противником человека. При таком объяснении не было нужды в загробной жизни или метемпсихозе. Древняя история – почему грекам так долго не удавалось справиться с Троей, – или новая история – противостояние России и Запада, мировые войны, холодная война – куда лучше объясняется с позиций политеистических, как борьба про-троянских богов с про-греческими, или конфликт русского православного Христа с откормленным американским Маммоной.
Евреи, хоть и провозглашают единобожие, имеют в виду то, что они чтят только одного бога, своего племенного бога Израиля. Прочих богов они не чтят, но реальность их не всегда отрицают: так израильтяне стараются спланировать удар по врагам в день праздника Пурим, когда «еврейский бог» особенно силен. В этот день был сокрушен Ирак Саддама, в этот день Барух Гольдштейн перебил десятки мусульман и т.д. И поэтому именно в этот день противники евреев, верующие мусульмане, стараются нанести удар по Израилю, чтобы доказать преимущество Аллаха над Яхве даже в Пурим.
В 1997 году в ночь «эль Кадр» – самую важную ночь мусульманского календаря, соответствующую еврейскому Иом Киппуру – в воздухе столкнулись два израильских вертолета, везших солдат в Южный Ливан для карательной акции. 73 израильских парашютиста погибли. Может быть, это дело рук Аллаха, если убийство 30 мусульман в мечети Ибрагимие – дело рук «еврейского бога»?
С этой мыслью мы сталкиваемся все чаще и чаще: еретический польский философ Марек Глогочовский предложил идентифицировать «еврейского бога» – с Маммоном, и приписал низвержение Храма Маммона в Нью Йорке – лично Аллаху. Катастрофы и стихийные бедствия без политеизма разумно не объяснишь – Библии пришлось вводить Сатану (в книге Иова) как бога поменьше. Еврейские каббалисты вернулись к развитому политеизму.
Ощущая неадекватность монотеизма, православные и католики пополнили Троицу культом святых, а Даниил Андреев счел нужным создать нео-олимпийскую систему уицраоров. Сейчас, когда европеоцентризм девятнадцатого века отошел в прошлое, и мы столкнулись с политеизмом развитых народов, японцев, китайцев, индусов, стало легче понять и политеизм древних.
С крыши здания Мухраки открывается сказочный вид, с лихвой окупающий малую плату за вход. Во дворе здания стоит статуя Илии с мечом в руках и длинным библейским текстом на постаменте. Но самое главное в рассказе о сражении богов – в его эпилоге. После победы Илия говорит царю:
– Поезжайте скорее домой, Ваше Величество, а то, неровен час, промокнете.
– Ты что, старый дурак! Три года как дождя не было, а ты «промокнете!»
Илия приказывает мальчишке залезть на высокое дерево, и тот сообщает с верху:
– Вижу облачко величиной с ладонь!
Это облачко, которое несет благодатный дождь и напояет землю, предвещает, по традиции Кармилитов, пришествие девы Марии.
Это облачко, которое несет благодатный дождь и напояет землю, предвещает, по традиции Кармилитов, пришествие девы Марии. Она действительно приходит на Кармил по пути из Египта в Назарет. Всюду, где на Кармиле есть пещеры Илии, – на Стелла Марис и в вади Сиях – традиция указывает: тут останавливалось Святое Семейство. Замечательное изображение Святого Семейства с хорошеньким мальчишкой Иисусом между Святой Девой и Иосифом можно увидеть на куполе Кармилитской церкви «Стелла Марис». Традиция вписывается в евангельский рассказ: после того, как ангел сообщил Иосифу, что царь Ирод послал солдат убить младенца. Иосиф немедленно взял жену и ребенка, водрузил на ослика, и бежал в Египет. Святое Семейство жило какое-то время в Каире, где стоит и поныне древняя православная церковь Фустата (так назывался доисламский Каир).
Но однажды утром Иосиф узнал о смерти царя Ирода. Многочисленные политэмигранты устремились домой. Среди них было и Святое Семейство. Они могли вернуться в Иудею – в Вифлеем или Эн-Карем, но там воцарился Архелай, старавшийся быть еще круче своего крутого отца. Поэтому Иосиф и Мария решили вернуться в Назарет, в Галилею. Из Каира они взяли курс на аль-Ариш, Газу, Афек, и далее на север, вокруг Кармила, а не по узким проходам вади Ары или вади Милик. Это хороший маршрут – если учесть, что в те времена не было «пробок», их ослику не приходилось стоять у каждого светофора Хайфы, а идти склонами Кармила приятно.
Связь Святого Семейства и Илии не исчерпывается пещерами Кармила. Так, в пещере преп. Георгия Хозевита, где скрывался Илия, провел сорок дней св. Иоахим, отец девы Марии и дед Христа. В первоевангелии от Иакова, содержащем, возможно, традиции первых христиан, рассказывается, что у Иоахима и Анны долгое время не было детей. Однажды Иоахим пришел в Синедрион, высший иудейский совет, и получил от ворот поворот – бездетный считался наказанным Богом. В расстройстве Иоахим отправился в пустыню, и в пещере провел сорок дней в посте и молитве. После этого вернулся домой, и с Божьей помощью зачал Пресвятую деву.
ГЛАВА XXXII. ДЕВА И АНГЕЛ
Когда в 1945 году Советская Армия взяла Берлин, в городе оставалось несколько тысяч евреев, несмотря на жесткую политику нацистов. Полная этническая чистка видимо, вряд ли возможна. Как ни старались израильтяне в 1948 году, полтораста тысяч палестинцев смогли удержаться в своих или соседних селах, к западу от «зеленой черты». В наши дни их численность немногим менее миллиона человек. Нижняя Галилея, приятная страна невысоких холмов, лежит к северу от Нагорья, отделена от него длинным коридором Долин. В центре Нижней Галилеи лежит Назарет, самый большой арабский город к западу от “зеленой черты”.
Собственно говоря, к западу от зеленой черты он оказался в результате войны 1948 года – по решению ООН о разделе Палестины Назарет должен был остаться палестинским, но был завоеван израильтянами, вместе со всей Галилеей. Завоеватели собирались изгнать его жителей, но американский еврей, занимавший важный пост в израильской армии, сумел предотвратить изгнание, и жители Назарета остались в своем городе. Назарет – живой, энергичный город, довольно процветающий и современный. На главной улице продают, возможно, лучший фалафелъв стране, и базар дешевле иерусалимского.
В Назарете – коммунистический муниципалитет, как в Неаполе; даже мэр города, маленький усатый и бодрый Тауфик Зиад похож на итальянского коммуниста, – подлинно-народный, веселый, дерзкий. Зиад – неизменный член кнесета, израильского парламента, где он, впрочем, редко бывает: занят городскими делами. Из всех депутатов-коммунистов он самый привлекательный, живой, за словом в карман не лезет. Однажды в парламенте тогдашний премьер-министр, Шимон Перес сказал: “Как можно вести переговоры с ООП, если у них внутренние разногласия решаются оружием”, имея в виду убийство Сартауи. “Как насчет Арлозорова? (сиониста-социалиста, в убийстве которого обвиняли учеников Жаботинского)” – бросил Зиад с места, и весь зал покатился со смеху.
В Назарете понимаешь, что израильская компартия – не «агенты Москвы», но подлинная живая партия Палестины. Она довольно умерена, и радикальные палестинские группы обвиняют ее в сотрудничестве с сионизмом. Компартия признает право Израиля на существование и молчит о возврате беженцев 48-го года, но ее влияние среди евреев невелико. Еврейский политический истэблишмент бойкотирует РАКАХ, и сионисты-социалисты не решились в 1984 году составить правительство, опирающееся на коммунистов. Но среди палестинцев – граждан Израиля («Израильских арабов», как их называют сионисты) коммунисты играют важную, если не главную роль.
Коммунистом был и отпетый в Назаретском соборе Благовещения православный палестинский писатель Эмиль Хабиби. Он был погребен в Хайфе, и на его надгробье выбита составленная им самим эпитафия: «Остался в Хайфе». Тонкий художник, Хабиби подытожил в этих словах важную часть своей жизни. Ведь для его поколения, как для Алисы в стране чудес, нужно было прилагать много усилий, чтобы остаться на одном месте. Наряду с Тауфиком Зиядом, он стал пророком «оставания», по-арабски – «цумуд».
После изгнания 90% коренного палестинского населения уцелевшие 10%, отцы теперешних «израильских арабов», оказались под страшным прессом военных властей, стали жертвами дискриминации. У них конфисковали земли, разрушали дома. Они не могли выйти из деревни без пропуска, подписанного еврейским комендантом. Но еще хуже было моральное давление. От них требовалось ежечасно демонстрировать свою преданность еврейскому государству, построенному на руинах Палестины и на могилах их близких. От них требовалось сотрудничать с органами госбезопасности. За отказ они шли на пытки или в изгнание.
Не удивительно, что целое поколение было сломлено. Когда в 1967 году Израиль завоевал остаток палестинских земель, встреча родичей с двух сторон «зеленой черты» оказалась непростой. Вольные палестинцы поначалу видели в своих израильских собратьях – изменников, коллаборационистов. Те и сами не знали, как объяснить свою позицию. Хабиби спас честь израильских палестинцев: он дал идеологическое оформление их пассивной борьбе. Она получила название «цумуда». Остаться на родине, удержаться вопреки всему – было настоящим подвигом, сказал Хабиби. Оставшиеся хранили память Святой Земли, память древней Палестины, память ее разоренных сел, память народа.
Герой его лучшего романа «Опсимист» (оптимист+пессимист) – профессиональный «цумудист», маленький человек, насмерть запуганный репрессивным сионистским аппаратом, ставший свидетелем гибели арабской Палестины и сотен сел Галилеи, готов унижаться перед новыми еврейскими правителями, махать израильским флагом, представляться идиотом, как Швейк – лишь бы удержаться и остаться на родине.
Мне он напомнил моего дядюшку Якова, московского инженера. Дядя Яков исхитрился не сесть в дни Сталина, он остался на своем месте в главке, когда вокруг рубили головы. Но он всего боялся. Даже ночью жене на ушко он не смел сказать того, что думал. В ГУЛАГ он не попал, но его опалило ужасом сталинской опричнины.
Опсимист родился в зажиточном селе Тантура, возле кургана древнего Дора. Тантура славилась своими арбузами, как Яффа – апельсинами. Она погибла в 1948 году. И на ее руинах построен кемпинг Нахшолим.
Сын Опсимиста бросает в лицо родителям слова, вполне понятные моему диссидентскому поколению: «Я с детства слышал только ваш шепот. Когда я пошел в школу, вы меня предупредили: «Держи язык за зубами». Когда я рассказал вам, что подружился с учителем, вы меня предупредили: «Может, он следит за тобой». Когда я проклял тех, кто разрушил Тантуру, вы прошептали: «Не болтай лишнего». Я пел под душем и отец мне крикнул: «Не пой эту песню. У стен есть уши. Надо быть поосторожнее». Хочу хоть раз в жизни не быть осторожным. Ведь я задыхался!»
Сын «опсимиста» обороняется от израильских солдат на руинах Тантуры. В конце книги «опсимист» возвращается на берег Тантуры, и разговаривает с еврейским мальчиком. «Мальчик спросил меня:
– Дядя, на каком языке вы говорите?
– На арабском.
– А с кем?
– С рыбкой.
– А что, рыбка понимает только по-арабски?
– Это старая рыбка. Она жила здесь, когда тут еще были арабы.
– А маленькая рыбка понимает иврит?
– Она понимает и иврит, и арабский, и все другие языки. Ведь моря друг с другом соединяются. В них живут всякие рыбы.
Так выглядела мечта Хабиби о Палестине – море, в котором живут всякие рыбы. В Израиле его книги были переведены на иврит (молодым израильским палестинским писателем Антоном Шамасом) и инсценированы. Монопьесу «Опсимист» исполнял замечательный актер Мухаммад Бахри, голубоглазый красавец с сухощавым интеллигентным лицом
Кроме коммунистов, «израильских арабов» пытались привлечь и левые сионисты. Неудача их попыток понятна, если рассмотреть их детище – арабско-еврейский институт “Гиват Хавива”.
Идея “Гиват Хавивы” прекрасна (на фоне полного апартеида в школьном образовании): арабские и еврейские дети растут и учатся вместе, говорят по-арабски и на иврите. Израильская армия дает еврейским ученикам “Гиват Хавивы” отсрочку на год для завершения занятий: после школы ученики идут в армию в Службу Безопасности. Иными словами, пока еврейско-палестинский конфликт не разрешен, такие школы могут только выпускать лучших шинбетников. Это, конечно, трагедия для учеников, и для учителей, и для левых социалистов с добрыми намерениями. Ее предвосхитил Киплинг, у которого Ким мог только шпионить за индусами.
Смущенные арабским монолитом Галилеи, израильтяне решили построить рядом с Назаретом еврейский городок. Так возник Верхний Назарет. Такие города не могут быть удачными – города должны расти, как деревья, как цветы, как жемчуг, и искусственные жемчужины редко получаются прекрасными в нашем мире. Городу нужен тыл, сельская периферия, – а этого не было у Верхнего Назарета и других возникших таким же образом городов Израиля.
Некоторые города возникают из стратегических соображений: так возникли Ленинград, Кесария, Александрия, великие порты. И такого потенциала не было у Верхнего Назарета, – как и у Афулы, Бет Шеана, Мигдал гаЭмека, Шломи, Маалот. Все эти города были построены без всякой связи с местностью, из однотипных домов» и заселены новыми иммигрантами, в случае Верхнего Назарета в основном румынскими евреями. Верхний Назарет – чистый, аккуратный городок, с высокой занятостью, где много заводов. Он мог бы стоять в любом месте на свете, и так он и выглядит. Не понятно, зачем он нужен.
Я люблю города. Города – нехорошие люди, города – стервы, но без стерв скучно. В городах куют полезные гвозди и ставят “Махабхарату”. С Богом можно общаться и без города, но искусству нужен город. Мир без Парижа, Лондона, Токио был бы другим, не таким интересным. Но обычный современный город – не Париж. Его населяет толпа, которая не ходит в театры и не создает культуры. В Верхнем Назарете нет, да и не будет театра, не напишут в нем и книг. Дело не в размере: в средневековом Ковентри, маленьком городке, ставились мистерии, в современном Ковентри только заполняют отчеты. В средние века окрестности Ковентри были отдельной страной, как удел графа Маэда на берегу холодного Японского моря. В более тесно связанном мире становится меньше столиц, и для полезных служб нет надобности в этих городах. Мир не заметил бы исчезновения Верхнего Назарета – даже в округе этого бы не заметили.
Глядя на два Назарета, снова можно вспомнить загадку недавнего прошлого Палестины – была ли эта страна дикой пустыней до прихода сионистов. Сегодняшние евреи из Америки и России, приезжающие в Святую землю, с удовольствием смотрят на чистые улицы и зеленые газоны Верхнего города, похожие и знакомые, и фыркают, глядя на восточную грязь Назарета. Палестина 18—19 вв. была еще менее похожа на Верхний Назарет, который, возможно, казался пришельцам – идеалом.
Верхний Назарет был основан во имя изменения демографического баланса в Нижней Галилее и его рост был стимулирован административными мерами, скорее, чем естественным стремлением в город. Но Назарет растет, как и все города – за счет крестьян, уходящих в город. Их тех же соображений израильтяне не разрешают арабам Назарета свободно строиться: земли города были конфискованы для строительства Верхнего Назарета. И, хотя практикуемая израильтянами дискриминация отвратительна, эта политика все же имеет положительный аспект: она приостанавливает бегство крестьян из сел в город и откладывает возникновение разбухшего от бараков, шантитаунов, нахаловок города, каких так много в Третьем мире.
Растущие, как дикое мясо, города Третьего мира ужасны. От Калькутты и Бомбея до Хеврона и Каира они слишком разбухли; они, как рак, отсасывают здоровые соки из деревенского организма. Слишком много крестьян покидает села и пускается на заработки в города, населяет бесконечные нахаловки от Лагоса до Шхема. Этот процесс нельзя назвать естественным хотя бы потому, что он вызван субсидиями на продукты питания, закупками американской пшеницы, получением английской филантропической помощи. Ни одно правительство не может морить людей голодом – поэтому продолжаются закупки продовольствия за границей, увеличивается удельный вес субсидий, пустеют села и множится городской люмпен-пролетариат.
В старину баланс населения восстанавливался стихийными бедствиями, войнами, эпидемиями. В “кипрском прологе” к “Илиаде” объясняется причина – а не повод – Троянской войны: на свете стало слишком много людей, и Мать—Земля возроптала на это бремя. Но в нашем мире, запрещающем лишение жизни, но позволяющем превращать жизнь в ад, нет способов восстановления нарушенного баланса. В Святой Земле проблема перенаселения не видна глазу: палестинские беженцы находятся в лагерях для беженцев и получают помощь ООН, излишнее население в еврейском секторе занято, изготовляя ненужные вещи, что становится возможным благодаря американским субсидиям. Тем не менее проблема существует: в Израиле, как и во всем мире.
Говоря о страданиях многотысячных потоков беженцев и о тяжком бремени, которым они легли на Иорданию, основатель Арабского Легиона Глабб приводит “мнение циника”, по всей видимости, самого Глабба: “В древности по стране прошли бы в таком случае страшный мор, голод, эпидемии, сотни тысяч погибли бы, но через несколько лет баланс населения и производительных сил был бы восстановлен. Помощь ООН увековечила проблему беженцев, вместо того, чтобы разрешить ее”. (Разрешить ее можно было лишь путем возврата беженцев, но это было не по силам ООН). Если мы стремимся к созданию зеленой и свободной Палестины, мы должны ответить на вопрос, где будет занято население. Города будут существовать всегда – как центры населения, очаги культуры, служб и промышленности. Но нынешние города слишком тяжелы для Святой Земли, и без субсидий и поддержки из-за границы не смогут сохраниться.
В этом смысле Святая Земля – не исключение. Население Земли, которое оставалось довольно стабильным на протяжении двух тысяч лет, упятерилось с 1800 года. Это было вызвано ростом производительных сил, появлением промышленности, требовавшей – в своей ранней форме – много рабочих рук, возможно – увеличением рождаемости и падением смертности. Этот процесс исчерпал себя, и в будущем население планеты должно быть сокращено до удобных размеров, с тем, чтобы люди будущего могли жить “под сенью своей лозы”, а не в многоквартирных домах. Тогда в Святой Земле останутся несколько древних городов, выросших за тысячи лет в самых удобных местах, и они станут центрами для местного сельского населения. Если рождаемость будет на время ограничена, – что, возможно, произойдет и само по себе с повышением уровня жизни – через три-четыре поколения население может дойти до приемлемого уровня. Но палестинцы и евреи должны прекратить дурацкую гонку населения за демографический контроль в стране, гонку, которую выразила в свое время Голда Меир: “проснуться поутру и пересчитать, сколько еврейских и палестинских младенцев родилось за ночь”.
Собственно говоря, к западу от зеленой черты он оказался в результате войны 1948 года – по решению ООН о разделе Палестины Назарет должен был остаться палестинским, но был завоеван израильтянами, вместе со всей Галилеей. Завоеватели собирались изгнать его жителей, но американский еврей, занимавший важный пост в израильской армии, сумел предотвратить изгнание, и жители Назарета остались в своем городе. Назарет – живой, энергичный город, довольно процветающий и современный. На главной улице продают, возможно, лучший фалафелъв стране, и базар дешевле иерусалимского.
В Назарете – коммунистический муниципалитет, как в Неаполе; даже мэр города, маленький усатый и бодрый Тауфик Зиад похож на итальянского коммуниста, – подлинно-народный, веселый, дерзкий. Зиад – неизменный член кнесета, израильского парламента, где он, впрочем, редко бывает: занят городскими делами. Из всех депутатов-коммунистов он самый привлекательный, живой, за словом в карман не лезет. Однажды в парламенте тогдашний премьер-министр, Шимон Перес сказал: “Как можно вести переговоры с ООП, если у них внутренние разногласия решаются оружием”, имея в виду убийство Сартауи. “Как насчет Арлозорова? (сиониста-социалиста, в убийстве которого обвиняли учеников Жаботинского)” – бросил Зиад с места, и весь зал покатился со смеху.
В Назарете понимаешь, что израильская компартия – не «агенты Москвы», но подлинная живая партия Палестины. Она довольно умерена, и радикальные палестинские группы обвиняют ее в сотрудничестве с сионизмом. Компартия признает право Израиля на существование и молчит о возврате беженцев 48-го года, но ее влияние среди евреев невелико. Еврейский политический истэблишмент бойкотирует РАКАХ, и сионисты-социалисты не решились в 1984 году составить правительство, опирающееся на коммунистов. Но среди палестинцев – граждан Израиля («Израильских арабов», как их называют сионисты) коммунисты играют важную, если не главную роль.
Коммунистом был и отпетый в Назаретском соборе Благовещения православный палестинский писатель Эмиль Хабиби. Он был погребен в Хайфе, и на его надгробье выбита составленная им самим эпитафия: «Остался в Хайфе». Тонкий художник, Хабиби подытожил в этих словах важную часть своей жизни. Ведь для его поколения, как для Алисы в стране чудес, нужно было прилагать много усилий, чтобы остаться на одном месте. Наряду с Тауфиком Зиядом, он стал пророком «оставания», по-арабски – «цумуд».
После изгнания 90% коренного палестинского населения уцелевшие 10%, отцы теперешних «израильских арабов», оказались под страшным прессом военных властей, стали жертвами дискриминации. У них конфисковали земли, разрушали дома. Они не могли выйти из деревни без пропуска, подписанного еврейским комендантом. Но еще хуже было моральное давление. От них требовалось ежечасно демонстрировать свою преданность еврейскому государству, построенному на руинах Палестины и на могилах их близких. От них требовалось сотрудничать с органами госбезопасности. За отказ они шли на пытки или в изгнание.
Не удивительно, что целое поколение было сломлено. Когда в 1967 году Израиль завоевал остаток палестинских земель, встреча родичей с двух сторон «зеленой черты» оказалась непростой. Вольные палестинцы поначалу видели в своих израильских собратьях – изменников, коллаборационистов. Те и сами не знали, как объяснить свою позицию. Хабиби спас честь израильских палестинцев: он дал идеологическое оформление их пассивной борьбе. Она получила название «цумуда». Остаться на родине, удержаться вопреки всему – было настоящим подвигом, сказал Хабиби. Оставшиеся хранили память Святой Земли, память древней Палестины, память ее разоренных сел, память народа.
Герой его лучшего романа «Опсимист» (оптимист+пессимист) – профессиональный «цумудист», маленький человек, насмерть запуганный репрессивным сионистским аппаратом, ставший свидетелем гибели арабской Палестины и сотен сел Галилеи, готов унижаться перед новыми еврейскими правителями, махать израильским флагом, представляться идиотом, как Швейк – лишь бы удержаться и остаться на родине.
Мне он напомнил моего дядюшку Якова, московского инженера. Дядя Яков исхитрился не сесть в дни Сталина, он остался на своем месте в главке, когда вокруг рубили головы. Но он всего боялся. Даже ночью жене на ушко он не смел сказать того, что думал. В ГУЛАГ он не попал, но его опалило ужасом сталинской опричнины.
Опсимист родился в зажиточном селе Тантура, возле кургана древнего Дора. Тантура славилась своими арбузами, как Яффа – апельсинами. Она погибла в 1948 году. И на ее руинах построен кемпинг Нахшолим.
Сын Опсимиста бросает в лицо родителям слова, вполне понятные моему диссидентскому поколению: «Я с детства слышал только ваш шепот. Когда я пошел в школу, вы меня предупредили: «Держи язык за зубами». Когда я рассказал вам, что подружился с учителем, вы меня предупредили: «Может, он следит за тобой». Когда я проклял тех, кто разрушил Тантуру, вы прошептали: «Не болтай лишнего». Я пел под душем и отец мне крикнул: «Не пой эту песню. У стен есть уши. Надо быть поосторожнее». Хочу хоть раз в жизни не быть осторожным. Ведь я задыхался!»
Сын «опсимиста» обороняется от израильских солдат на руинах Тантуры. В конце книги «опсимист» возвращается на берег Тантуры, и разговаривает с еврейским мальчиком. «Мальчик спросил меня:
– Дядя, на каком языке вы говорите?
– На арабском.
– А с кем?
– С рыбкой.
– А что, рыбка понимает только по-арабски?
– Это старая рыбка. Она жила здесь, когда тут еще были арабы.
– А маленькая рыбка понимает иврит?
– Она понимает и иврит, и арабский, и все другие языки. Ведь моря друг с другом соединяются. В них живут всякие рыбы.
Так выглядела мечта Хабиби о Палестине – море, в котором живут всякие рыбы. В Израиле его книги были переведены на иврит (молодым израильским палестинским писателем Антоном Шамасом) и инсценированы. Монопьесу «Опсимист» исполнял замечательный актер Мухаммад Бахри, голубоглазый красавец с сухощавым интеллигентным лицом
Кроме коммунистов, «израильских арабов» пытались привлечь и левые сионисты. Неудача их попыток понятна, если рассмотреть их детище – арабско-еврейский институт “Гиват Хавива”.
Идея “Гиват Хавивы” прекрасна (на фоне полного апартеида в школьном образовании): арабские и еврейские дети растут и учатся вместе, говорят по-арабски и на иврите. Израильская армия дает еврейским ученикам “Гиват Хавивы” отсрочку на год для завершения занятий: после школы ученики идут в армию в Службу Безопасности. Иными словами, пока еврейско-палестинский конфликт не разрешен, такие школы могут только выпускать лучших шинбетников. Это, конечно, трагедия для учеников, и для учителей, и для левых социалистов с добрыми намерениями. Ее предвосхитил Киплинг, у которого Ким мог только шпионить за индусами.
Смущенные арабским монолитом Галилеи, израильтяне решили построить рядом с Назаретом еврейский городок. Так возник Верхний Назарет. Такие города не могут быть удачными – города должны расти, как деревья, как цветы, как жемчуг, и искусственные жемчужины редко получаются прекрасными в нашем мире. Городу нужен тыл, сельская периферия, – а этого не было у Верхнего Назарета и других возникших таким же образом городов Израиля.
Некоторые города возникают из стратегических соображений: так возникли Ленинград, Кесария, Александрия, великие порты. И такого потенциала не было у Верхнего Назарета, – как и у Афулы, Бет Шеана, Мигдал гаЭмека, Шломи, Маалот. Все эти города были построены без всякой связи с местностью, из однотипных домов» и заселены новыми иммигрантами, в случае Верхнего Назарета в основном румынскими евреями. Верхний Назарет – чистый, аккуратный городок, с высокой занятостью, где много заводов. Он мог бы стоять в любом месте на свете, и так он и выглядит. Не понятно, зачем он нужен.
Я люблю города. Города – нехорошие люди, города – стервы, но без стерв скучно. В городах куют полезные гвозди и ставят “Махабхарату”. С Богом можно общаться и без города, но искусству нужен город. Мир без Парижа, Лондона, Токио был бы другим, не таким интересным. Но обычный современный город – не Париж. Его населяет толпа, которая не ходит в театры и не создает культуры. В Верхнем Назарете нет, да и не будет театра, не напишут в нем и книг. Дело не в размере: в средневековом Ковентри, маленьком городке, ставились мистерии, в современном Ковентри только заполняют отчеты. В средние века окрестности Ковентри были отдельной страной, как удел графа Маэда на берегу холодного Японского моря. В более тесно связанном мире становится меньше столиц, и для полезных служб нет надобности в этих городах. Мир не заметил бы исчезновения Верхнего Назарета – даже в округе этого бы не заметили.
Глядя на два Назарета, снова можно вспомнить загадку недавнего прошлого Палестины – была ли эта страна дикой пустыней до прихода сионистов. Сегодняшние евреи из Америки и России, приезжающие в Святую землю, с удовольствием смотрят на чистые улицы и зеленые газоны Верхнего города, похожие и знакомые, и фыркают, глядя на восточную грязь Назарета. Палестина 18—19 вв. была еще менее похожа на Верхний Назарет, который, возможно, казался пришельцам – идеалом.
Верхний Назарет был основан во имя изменения демографического баланса в Нижней Галилее и его рост был стимулирован административными мерами, скорее, чем естественным стремлением в город. Но Назарет растет, как и все города – за счет крестьян, уходящих в город. Их тех же соображений израильтяне не разрешают арабам Назарета свободно строиться: земли города были конфискованы для строительства Верхнего Назарета. И, хотя практикуемая израильтянами дискриминация отвратительна, эта политика все же имеет положительный аспект: она приостанавливает бегство крестьян из сел в город и откладывает возникновение разбухшего от бараков, шантитаунов, нахаловок города, каких так много в Третьем мире.
Растущие, как дикое мясо, города Третьего мира ужасны. От Калькутты и Бомбея до Хеврона и Каира они слишком разбухли; они, как рак, отсасывают здоровые соки из деревенского организма. Слишком много крестьян покидает села и пускается на заработки в города, населяет бесконечные нахаловки от Лагоса до Шхема. Этот процесс нельзя назвать естественным хотя бы потому, что он вызван субсидиями на продукты питания, закупками американской пшеницы, получением английской филантропической помощи. Ни одно правительство не может морить людей голодом – поэтому продолжаются закупки продовольствия за границей, увеличивается удельный вес субсидий, пустеют села и множится городской люмпен-пролетариат.
В старину баланс населения восстанавливался стихийными бедствиями, войнами, эпидемиями. В “кипрском прологе” к “Илиаде” объясняется причина – а не повод – Троянской войны: на свете стало слишком много людей, и Мать—Земля возроптала на это бремя. Но в нашем мире, запрещающем лишение жизни, но позволяющем превращать жизнь в ад, нет способов восстановления нарушенного баланса. В Святой Земле проблема перенаселения не видна глазу: палестинские беженцы находятся в лагерях для беженцев и получают помощь ООН, излишнее население в еврейском секторе занято, изготовляя ненужные вещи, что становится возможным благодаря американским субсидиям. Тем не менее проблема существует: в Израиле, как и во всем мире.
Говоря о страданиях многотысячных потоков беженцев и о тяжком бремени, которым они легли на Иорданию, основатель Арабского Легиона Глабб приводит “мнение циника”, по всей видимости, самого Глабба: “В древности по стране прошли бы в таком случае страшный мор, голод, эпидемии, сотни тысяч погибли бы, но через несколько лет баланс населения и производительных сил был бы восстановлен. Помощь ООН увековечила проблему беженцев, вместо того, чтобы разрешить ее”. (Разрешить ее можно было лишь путем возврата беженцев, но это было не по силам ООН). Если мы стремимся к созданию зеленой и свободной Палестины, мы должны ответить на вопрос, где будет занято население. Города будут существовать всегда – как центры населения, очаги культуры, служб и промышленности. Но нынешние города слишком тяжелы для Святой Земли, и без субсидий и поддержки из-за границы не смогут сохраниться.
В этом смысле Святая Земля – не исключение. Население Земли, которое оставалось довольно стабильным на протяжении двух тысяч лет, упятерилось с 1800 года. Это было вызвано ростом производительных сил, появлением промышленности, требовавшей – в своей ранней форме – много рабочих рук, возможно – увеличением рождаемости и падением смертности. Этот процесс исчерпал себя, и в будущем население планеты должно быть сокращено до удобных размеров, с тем, чтобы люди будущего могли жить “под сенью своей лозы”, а не в многоквартирных домах. Тогда в Святой Земле останутся несколько древних городов, выросших за тысячи лет в самых удобных местах, и они станут центрами для местного сельского населения. Если рождаемость будет на время ограничена, – что, возможно, произойдет и само по себе с повышением уровня жизни – через три-четыре поколения население может дойти до приемлемого уровня. Но палестинцы и евреи должны прекратить дурацкую гонку населения за демографический контроль в стране, гонку, которую выразила в свое время Голда Меир: “проснуться поутру и пересчитать, сколько еврейских и палестинских младенцев родилось за ночь”.