Страница:
С 12 октября на новых рубежах обороны в третий раз воссозданного Западного фронта, который теперь возглавил Г.К. Жуков, развернулись ожесточенные бои. "В те дни и ночи я "мотался" вдоль фронта, чтобы организовать оборону, вспоминал Жуков. - На самочувствии и работе отрицательно сказывались панические настроения в столице в те дни, бесконечные запросы и часто не соответствовавшие обстановке указания Сталина" (1995, No 3, с. 44){4}. Был момент, когда казалось, что немцы, с ликвидацией "котла" высвободившие свои силы, вот-вот проломят оборону слабых советских частей и прорвутся к столице. Это выплеснулось в панику 15-16 октября в Москве, когда тысячи людей бросились на вокзалы и на дороги, ведущие на восток, когда сжигались архивы учреждений и партбилеты, готовились к взрыву заводы и электростанции. Но силы вермахта уже были не те. Сказывался эффект "армии Наполеона", которая вошла в Россию могучим 600-тысячным кулаком, а докатилась до Москвы 130-тысячным талым комом, истаяв на бескрайних просторах Нью-Скифии. Именно в октябре 1941 г., в момент наивысших побед германской армии, стала со всей наглядностью вырисовываться одна из краеугольных военных истин - побеждает тот, у кого больше резервов. К 16 октября во 2-й танковой группе оставался 271 танк, а в 3-й - 259, включая неисправные машины. Правда, потери в личном составе были невелики - с 1 по 16 октября группа армий "Центр" потеряла 48 тыс. человек (с. 93, 94, 381){5}, поэтому наступление, хотя и медленно, но продолжалось.
Руководство страны предпринимало все мыслимые меры, чтобы поправить положение. 18 октября приказом Ставки стали формироваться три новые армии: 32-я и 34-я, в составе четырех дивизий народного ополчения (что это такое, известно - плохо обученные гражданские лица, сырье войн) и одной дивизии НКВД каждая; 33-я армия из трех дивизий НКВД и двух дивизий народного ополчения. Подтягивались войска с Дальнего Востока. А пока...
18 октября немцы заняли Можайск и Малоярославец, до Москвы оставалось около 80 км. Но помимо отсутствия оперативных резервов настигла и другая напасть - распутица. Командующий группой армий "Центр" фон Бок записал в дневнике: "Ужасная погода привела к тому, что мы сидим на месте. А русские выигрывают время для того, чтобы пополнить свои разгромленные дивизии и укрепить оборону" (с. 98){5}.
Но шоссе не поддавались распутице, поэтому советские саперы минировали их. Волоколамское шоссе заминировали минами замедленного действия. В журнале боевых действий 9-й армии отмечалось: "Такие мины, разрываясь, образуют воронку в 10 м глубиной и 30 м диаметром. Взрыватели установлены с такой точностью, что ежедневно происходит по нескольку взрывов, и поэтому приходится каждый день строить заново объездные пути". И далее: "19 октября для ремонта шоссейной дороги была выделена целиком 5-я пехотная дивизия" (с. 98){5}.
3 ноября начальник Генштаба сухопутных сил Ф. Гальдер записал в дневнике: "Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию... Однако это лишь в теории. На самом же деле войска завязли в грязи и должны быть довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз продовольствия" (т. 3, кн. 2, с. 29){6}.
4 ноября новая запись на ту же тему, но уже касательно группы армий "Юг": "6-я армия застряла в грязи и потеряла соприкосновение с противником" (там же, с. 32){6}. Можно, подобно советским историкам, отмахнуться от этих сетований германских военачальников, но генерал А.В. Горбатов в своих мемуарах также недобрым словом помянул распутицу, но уже применительно к советским частям: "Отход был исключительно тяжелым... из-за трудно проходимых дорог - шли беспрерывно дожди..." (с. 229){7}. Германским войскам пришлось брать оперативную паузу.
Кстати, о дорогах. Советские историки, подчиняясь указаниям сверху, напрочь отвергали такой фактор, действовавший против немцев, как дороги. Но в мемуарной литературе можно найти немало объективных свидетельств фронтовиков об этой проблеме. Только они, естественно, описывали свои беды. Но по ним можно судить, каково приходилось наступающему противнику. Вот некоторые из таких воспоминаний.
Сапер и подрывник И. Старинов: в октябре 1941 г. их колонна с минно-подрывным имуществом из 20 машин преодолевала расстояние в 120 км от Чугуева до Валуек (район Харькова) по разбитым дорогам шесть суток! (с. 226){12}.
Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев: "Вследствие непроходимости дорог в отдельных случаях приходилось подносить боеприпасы на руках, пользуясь услугами местного населения... в период особого бездорожья, когда автотранспорт вообще не мог обеспечить снабжение войск... командование фронта привлекло... дивизию ПО-2" (с. 162){13}.
Маршал А.И. Еременко: "23 июля разразился сильный летний ливень. Дороги размыло, артиллерия и обозы стали отставать от пехоты и танков" (1985, с. 263){14}. Или: "В целом обстановка благоприятствовала нашему удару - дороги были проходимы для всех видов транспорта" (там же, с. 266){14}. Чисто российское понятие: дороги есть, но проходимы отнюдь не для всех видов транспорта.
Вместе со стабилизацией положения у И. Сталина вновь прорезался зуд к частным наступательным операциям, которые толкали Западный фронт на порочный путь расходования своих скудных резервов. Г.К. Жуков в мемуарах утверждает, что он и Б.М. Шапошников были против подобных контрударов, но ничего поделать не могли. За считанные дни были обескровлены 58-я танковая дивизия, большие потери понесла 112-я танковая и практически полностью погибли в атаках 17-я и 44-я кавалерийские дивизии. Толку контрудары не принесли никакого, зато в семьи ушли несколько тысяч дополнительных похоронок.
15 ноября генеральное наступление на Москву возобновилось с новой силой. То было, наверное, одно из самых загадочных наступлений вермахта. По логике вещей группа армий "Центр" должна была перейти к глухой обороне ввиду крайней нехватки зимнего обмундирования, неготовности техники к зимней эксплуатации и ее изношенности. У командования не было резервов, а тут еще с 5 ноября на помощь Муссолини стали перебрасывать 2-й воздушный флот. В распоряжении фон Бока оставили лишь один авиационный корпус. Правда, элитный - 8-й авиакорпус Рихтгофена. Но протяженность фронта достигала 500 км. Поспеть всюду пикировщикам, конечно, было невозможно. Вполне вероятно, что верховное командование исходило из того соображения, что плохая погода все равно не позволит использовать авиацию в полной мере. Войскам предлагалось наступать на одном энтузиазме. Странно, но он был. Танковые моторы приходилось разогревать утром по два-три часа. И в бой.
Дивизии Гудериана прорвали фронт и окружили часть советских войск, открыв дорогу на Москву с юга. Но к Кашире смогли выйти лишь около батальона солдат. Войск уже не хватало даже на создание сплошной линии все увеличивающегося фронта. У советского командования резервы были, и оно быстро заткнуло "дырку" у Каширы.
На северном участке немцам удалось прорваться к каналу Москва - Волга, форсировать его, чтобы двигаться в обход города. До столицы оставалось 30-40 км. "Фронт нашей обороны выгибался дугой, образовались очень слабые места, казалось, вот-вот случится непоправимое", - вспоминал Г.К. Жуков. Примерно в эти дни и позвонил Сталин со своим знаменитым "Скажите как коммунист коммунисту. Мы удержим Москву?".
Дело решили резервы. Западный фронт получил 1-ю ударную и 20-ю армии. Ими удалось ликвидировать плацдарм на канале у Яхромы.
30-я армия получила в эти дни четыре стрелковые и одну кавалерийскую дивизии. 5-я и 16-я армии - две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад.
С Дальнего Востока подходили свежие кадровые дивизии - две стрелковые и одна мотострелковая. В тылу командованию Московского военного округа на случай прорыва врага к столице были переданы 4 стрелковые, 1 кавалерийская дивизии, 7 стрелковых бригад. А еще дальше в тылу уже готовились три резервные армии 10-я, 26-я и 61-я. Фон Боку не дали ничего.
Мороз крепчал. Но 2 декабря немцы умудрились прорвать фронт под Наро-Фоминском. Бои передвинулись к штабу Западного фронта, расположенному в том районе. Очередную "дырку" заткнули имеющимися резервами. На этом успехи противника закончились.
Трагедия Юго-Западного фронта (июль - ноябрь)
Несмотря на первоначально крупные силы в сравнении с немецкими, Юго-Западный фронт в середине июля оказался в крайне тяжелом положении. Фронт был рассечен надвое. 5-я армия и созданная для обороны Киева 37-я армия занимали северный и центральный его участок, 6-я, 12-я и 26-я армии прикрывали Южную Украину. Лишь сухопутная перемычка вдоль Днепра примерно в сотню километров соединяла Юго-Западный фронт в относительно единое целое. Но ей предстояло быстро уменьшаться. Командование фронта, еще две недели назад располагавшее крупными бронетанковыми силами, теперь просило у Ставки танки для сдерживания "разбитых" моторизованных дивизий Клейста. И Ставка, не менее, если не более виноватая в такой ситуации, не отказала в просьбе. Из состава Южного фронта был изъят 16-й механизированный корпус и несколько стрелковых дивизий в придачу. Но ничего не помогало. Все моментально перемалывалось, и уже через несколько дней вновь обозначались бреши, которые нечем было заткнуть.
Во второй половине июля 38 немецких дивизий неуклонно теснили 44 советские. Им удалось окончательно расколоть Юго-Западный фронт, выйдя к Днепру, поэтому 25 июля Ставка передала 6-ю и 12-ю армии в подчинение Южному фронту. В это время соединения 1-й танковой Группы у Днепра были заменены пехотными частями, и танки Клейста смогли ударить на юг, как и планировалось перед войной, со всей своей мощью. 2 августа, пройдя около 200 км, они прорвались к Первомайску и вышли в тыл 6-й и 12-й армиям. С запада, им навстречу выходили дивизии 17-й армии. Советское командование делало все возможное, чтобы избежать окружения. В контрудары бросалось все, что попадалось под руку, а сами 6-я и 12-я армии беспрестанно отходили с рубежа на рубеж в глубь украинских степей. Порой германскому верховному командованию казалось, что окружение не состоится, и Гальдер неоднократно записывал свои сомнения в тайный дневник. Но Клейст творил чудеса своими немногочисленными танковыми силами, и ловушка все же захлопнулась. Две армии сопротивлялись только до 7 августа, и лишь отдельные части продержались на несколько дней дольше. В плен попали оба командующих - генералы И.Н. Музыченко и П.Г. Понеделин, а также около 140 тыс. солдат и офицеров.
Это поражение круто меняло оперативную обстановку на Украине. Закрыть брешь было нечем. Уже 14 августа был взят Кировоград, 17 - Николаев и Кривой Рог. К 30 августа немцы вышли почти на всю линию Днепра от устья до разграничительной полосы с группой армий "Центр" южнее Лоева. На Правобережье Украины оборонялись лишь два плацдарма - города Киев и Одесса.
31 августа 100-я пехотная дивизия 17-й армии захватила небольшой плацдарм у Кременчуга. Германское командование поначалу не обратило на него должного внимания. Но с каждым днем плацдарм увеличивался, а вместе с размером росло его оперативное значение. И если 2 сентября Гальдер записывает в дневнике: "Удачно захваченные 11-й и 17-й армиями плацдармы потребуют некоторого времени, чтобы сказалось их значение" (т. 3, кн. 2, с. 324){6}, то уже через несколько дней в Генеральном штабе сухопутных сил и у командования группы армий "Юг" рождается замысел прорыва танковых групп Гудериана и Клейста в тыл Юго-Западного фронта. Ф. Гальдер записал в дневник 7 сентября: "Вылет в группу армий "Юг" (Умань) для обсуждения операции по охвату противника в излучине Днепра и Десны" (там же, с. 332){6}. 7 и 8 сентября он обсуждал детали операции с Г. Рундштедтом. В результате на свет появился план "битвы за Киев" - план по окружению войск Юго-Западного фронта. Его реализация не заставила себя долго ждать. Уже 10 сентября дивизии Гудериана вышли на линию Бахмач-Ромны (в 200 км от Кременчугского плацдарма). А 15 сентября танки Гудериана и Клейста соединились в Лохвице. Скорость просто фантастическая для таких пространств, учитывая тяжесть уже проведенных боев.
Кольцо вокруг Юго-Западного фронта замкнулось, и через неделю он прекратил свое существование. Была ликвидирована группировка, насчитывающая свыше 500 тыс. человек. Командование фронта почти целиком погибло. Разгрома такого фронтового масштаба еще не знала ни одна армия мира. Хотя англо-французские войска и потерпели поражение в Бельгии в 1940 г., они все же смогли эвакуировать основные силы через Дюнкерк. В плен попало тогда 40 тыс. французских военнослужащих и несколько тысяч англичан. А тут... Но печальный рекорд продержался недолго и был перекрыт месяц спустя в Вяземском котле.
Разгром войск фронта явился следствием крупнейшего просчета в оценке событий И.В. Сталиным как Верховным Главнокомандующим. Истоки же просчета имели старые корни - уверенность в своей способности оценивать события глубже других.
7 сентября Военный Совет Юго-Западного фронта, видя опасность, нависшую над флангами, обратил внимание главкома Юго-Западного направления С.М. Буденного на серьезность складывающейся обстановки. Чуть позже М.П. Кирпонос вновь обратился к Буденному, указывая на угрозы с флангов и отсутствие резервов у фронта для их надежного прикрытия. Аргументы командования Юго-Западного фронта были приняты, и 11 сентября Военный Совет Юго-Западного направления обратился в Ставку с просьбой дать согласие на отход. В докладе констатировался "замысел противника по охвату и окружению ЮЗФ с направлений Новгород-Северский и Кременчуг. Для противодействия этому замыслу необходимо создать сильную группировку войск. Юго-Западный фронт сделать этого не в состоянии" (т. 2, с. 107){8}. Именно такой оборот событий предрекал еще 29 июля Г.К. Жуков в докладе Сталину, за что и поплатился - был снят с должности начальника Генерального штаба.
Сталин с самого начала событий был категорически против отвода Юго-Западного фронта. Ему показалось, что ситуация начала выправляться. Закончилось наступление на Москву. Были подписаны первые соглашения о военно-экономической помощи со стороны США и Великобритании. Сталин заверил специального посланника президента США А. Гарримана, что фронт практически стабилизировался и отступать дальше Красная Армия не намерена. Но ход событий и на этот раз разошелся с оценками вождя.
11 сентября Сталин имел телефонный разговор с Кирпоносом. Он полностью отверг возможность отвода войск Юго-Западного фронта за реку Псел и оставление Киева. Вместо этого последовал "мудрый" приказ: перебросить против группы Гудериана части с других участков фронта и разгромить (не больше и не меньше!) противника совместно с Брянским фронтом.
Сталин возлагал на Брянский фронт большие надежды. Командующий фронтом А.И. Еременко самонадеянно дал твердое обещание разбить "подлеца Гудериана" ударом во фланг, и хотя все попытки в течение второй половины августа ни к чему не привели, надежда у Верховного отнюдь не угасла.
Чтобы покончить с "паническими" настроениями в штабе Юго-Западного направления, Сталин незамедлительно освободил от должности С.М. Буденного, назначив вместо него С.К. Тимошенко.
Опубликованные документы, прежде всего стенограммы переговоров между Москвой и штабом Юго-Западного фронта, достойны особого внимания не только с точки зрения познания хода исторических событий, но и с точки зрения психологии и методов анализа оперативной обстановки в условиях разновариантности таких событий. А История любит предлагать такого рода шарады. Прежде всего обращает на себя внимание отсутствие, казалось бы, видимых грубейших ошибок в анализе обстановки начальника Генштаба Б.М. Шапошникова и Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Их рассуждения внешне логичны и последовательны.
Б.М. Шапошников - М.П. Кирпоносу 11 сентября: "Вашу телеграмму о занятии Ромн и поэтому о необходимости скорейшего отхода Ставка Верховного Главнокомандующего получила. Однако..." И Шапошников перечисляет данные о силах прорыва: "Авиационной разведкой был обнаружен в 13.25 и 14.25 подход двух колонн автомашин с танками... к северу от Ромн. Судя по длине колонн, здесь небольшие части, примерно не более тридцати-сорока танков. По непроверенным данным, из Сум якобы в 16.00 10.08 в Ромны высажен десант с машин... По-видимому, часть подвижных войск противника просочились между Бахмачем и Конотопом. Все эти данные не дают еще оснований для принятия того коренного решения, о котором Вы просите" (с. 226){15}.
Стоит обратить внимание на скудость сведений у начальника Генштаба, и отсюда филологические тонкости в оборотах анализа: "примерно", "по непроверенным данным", "якобы", "по-видимому". А в итоге делается категорическое заключение, что оснований для отвода нет.
Далее Шапошников сообщает: "Я уже вчера, 10.09, говорил с Вами относительно того, что через три дня Еременко начинает операцию по закрытию прорыва к северу от Конотопа и что 2-й конный корпус Верховным Главнокомандующим от Днепропетровска направлен на Путивль. Таким образом, необходимо Вам в течение трех дней ликвидировать передовые части противника у Ромн, для чего, я считаю, Вы сможете две дивизии с противотанковой артиллерией взять от черкасской (26-й) армии и быстро перебросить их на Лохвицу навстречу мотомехчастям противника".
Чего же еще надо командованию Юго-Западного фронта? Но... А. И. Еременко начинал и безуспешно заканчивал неизвестно какую по счету атаку против Гудериана. Конному корпусу еще надо было дойти от Днепропетровска до Путивля. И Кирпонос осмеливается возразить начальнику Генштаба (Сталину он не возражал): "Создавшееся положение... характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромн, Гайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов, Окунино. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении (кстати, тоже по вине Ставки, не давшей своевременного разрешения на отход. - Б.Ш.), и мы все стремимся к тому, чтобы не дать возможность противнику достигнуть здесь какого-либо успеха. Но, к сожалению, все возможности, которыми мог самостоятельно располагать Военный Совет фронта, исчерпаны и оказались недостаточными в условиях сложившейся обстановки". Тогда в переговоры вступил сам Сталин.
"Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной Вам реки мне кажется опасным". Предлагалось, создав ударный кулак из 5-6 дивизий, "повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом", а также "немедленно организовать оборонительный рубеж на р. Псел. После всего этого начать эвакуацию Киева... закрепиться на восточном берегу Днепра. Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления" (с. 325-326){9}.
Казалось бы, все верно. Сталин предупреждает: отступать без подготовленных тыловых рубежей обороны опасно. Правда, неясно, кто виноват в том, что они не готовились, ведь Гудериан наступал на юг с августа, да и дивизии группы армий "Юг" давно стояли у днепровских переправ. Верховный Главнокомандующий предложил сначала создать оборонительный рубеж, задержав Гудериана "отчаянными" атаками, а затем отойти на восточный берег Днепра и там закрепиться. План мог бы быть приемлемым, если бы имелись время для организации тылового рубежа и эти самые 5-6 дивизий, способные задержать наступление противника. Сталин предлагал то, что в сложившейся ситуации осуществить было уже невозможно.
Невольно всплывает аналогия со знаменитым советом в Филях, где Кутузов принял свое историческое решение об отходе. А положение русской армии после Бородинского сражения, казалось, было прочным. Но Кутузов отступил не потому, что ему не жалко было Москвы, а потому, что мудро рассудил: выиграть войну можно, лишь сохранив армию. Сталину же хотелось сохранить все разом - войска, Киев, престиж. Он рассчитывал на мифические "отчаянные" атаки. Кутузов же высчитывал свои шансы не как игрок, ставящий все на одну карту, а как полководец-аналитик. Решение в Филях 1812 г. и решение в Кремле 1941 г. примеры разного уровня анализа проблемы, счета вариантов. Сталин в очередной раз за 1941 г. оказался не на высоте.
Прибывший на место С.М. Буденного С.К. Тимошенко в отличие от прежнего главкома не сразу сумел правильно оценить обстановку. Его вывод сводился к тому, что "мероприятия, проводимые генералом Кирпоносом, не преследуют решительных целей для нанесения удара в направлении Ромн, где противник слабее". Через несколько дней, под напором фактов, он изменил свое мнение, только для восприятия этих фактов не требовалось маршальского звания. Хватило бы и капитанского опыта.
Сам М.П. Кирпонос в эти дни совсем потерял себя. Он разрывался между пониманием угрозы фронту и необходимостью оправдываться из-за обвинений в панических настроениях. Ему фатально недоставало воли принципиально отстаивать свою оценку ситуации. Демарши в Ставку от 7 и 11 сентября делались во многом под давлением нового начштаба фронта генерал-майора В.И. Туликова, личности яркой, волевой, с обостренным чувством опасности и хорошими аналитическими способностями. Будучи военным атташе в Берлине, он неоднократно слал в Москву предупреждения о надвигающейся войне, что даже вызвало недовольство Берии. (В своей резолюции он обыграл фамилию атташе. Но тупость проявило как раз сановное начальство с благополучными фамилиями.) И вновь Тупиков сигнализировал об опасности, теперь применительно к Юго-Западному фронту. И опять кремлевские вожди его не слышали. Кирпонос же гнулся между двумя волевыми полюсами. Попросив отвода войск у Шапошникова, он в разговоре со Сталиным, после его заключительного требования перестать искать рубежи для отступления, вдруг забил отбой: "У нас мысли об отводе войск не было" (Тупиков, слушая Кирпоноса, схватился за голову). На что Сталин резонно заметил: "Предложение об отводе войск Юго-Западного фронта исходит от Вас и Буденного" (с. 326, 327){9}.
14 сентября В.И. Тупиков По собственной инициативе направил телеграмму начальнику Генштаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного направления, в которой, вновь охарактеризовав критическое положение фронта, высказался за немедленный отход. Учитывая разницу в чинах и служебном положении, телеграмма Б.М. Шапошникову заканчивалась довольно "вызывающе": "Начало понятной Вам катастрофы - дело пары дней".
Реакция Шапошникова была по-большевистски смелой. "Генерал-майор Тупиков... предоставил в Генштаб паническое донесение, - обрушился в ответе командованию фронта Шапошников. - Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки... Надо заставить (!) Кузнецова и Потапова прекратить отход. Надо внушить (!) всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина" (с. 182){2}. Увы, начальник Генерального штаба в эти решающие для Юго-Западного фронта дни не поднимался выше уровня плохого парткома на стройплощадке.
Но обстановка на фронте уже не зависела от указаний тов. Сталина. 15 сентября танки противника перерезали горловину у Лохвицы и Лубен. В окружение попали четыре армии - 5-я, 21-я, 26-я и 37-я. Но даже в этих условиях Ставка дала разрешение на отход лишь в ночь на 18 сентября, когда противник укрепил стенки кольца, да и то только с Киевского выступа на западном берегу Днепра. Кирпонос стал готовить войска к прорыву, так и не получив приказа на отход по всей форме (штаб Юго-Западного направления разрешил сделать это 16 сентября, но устно, через Баграмяна, который в тот момент оказался у Тимошенко). Время было упущено. Правда, хладнокровный Шапошников послал ободряющее (и издевательское по существу) указание следующего содержания: "Больше решительности и спокойствия. Успех обеспечен... Пробивайтесь... на Лохвицу, Ромны" (с. 197){2}. 19 сентября 37-я армия оставила Киев. В этот момент немецкие дивизии уже рассекали боевые порядки 26-й и 37-й армий. 20 сентября они были разрезаны на три "котла", а 5-я и 21-я армии, разделившись на отдельные группы, стали самостоятельно пробиваться на восток. Остальное было делом судьбы.
Удалось выйти из окружения группам работников штаба 21-й, 26-й, 37-й армий во главе с их командующими генералами В.И. Кузнецовым, Ф.Я. Костенко и А.А. Власовым; отдельным отрядам под командованием генерал-майоров К.С. Москаленко, П.П. Корзуна, А.И. Лопатина, И.Х. Баграмяна. Но М.П. Кирпонос и В.И. Тупиков погибли. Командарм 5-й армии, которая сыграла очень большую роль в оборонительных боях на Украине, М.И. Потапов попал в плен. Как и М.Ф. Лукин, он показал себя одним из самым способных и современно мыслящих военачальников первого периода войны. Возможно, наши вооруженные силы потеряли одного из самых крупных своих полководцев.
Неожиданная для Сталина катастрофа на Юго-Западном фронте серьезно повлияла на его решительное прежде настроение. 27 сентября Ставка издает приказ о переходе к жесткой обороне, в котором требовалось "лишь в случае необходимости предпринимать частные наступательные операции для улучшения своих оборонительных позиций" (т. 4, с. 116){1}. Понадобилась гибель целого фронта, чтобы Верховный Главнокомандующий осознал бесперспективность бесконечных плохо подготовленных наступлений. Правда, ненадолго...
После разгрома Юго-Западного фронта перед противником открывались радужные перспективы: ударить двумя танковыми группами на Курск - Харьков, а затем, оставив полевым армиям задачу продвигаться к Дону, повернуть - Клейсту на Таганрог - Ростов в тыл Южному фронту, Гудериану - на Тулу в тыл Брянскому фронту. Операция сулила скорый успех, так как почти 400-километровую линию нового Юго-Западного фронта, которым теперь командовал С.К. Тимошенко, прикрывала жидкая цепочка из ослабленных в предыдущих боях 40-й, 21-й, 38-й, 6-й армий, пополненных кавалерийским корпусом и некоторыми другими частями. Вместо этого танковые группы были брошены на расходящиеся направления. Причем на группу Гудериана пришлась лесистая местность, что сильно помогло советским войскам при обороне.
Руководство страны предпринимало все мыслимые меры, чтобы поправить положение. 18 октября приказом Ставки стали формироваться три новые армии: 32-я и 34-я, в составе четырех дивизий народного ополчения (что это такое, известно - плохо обученные гражданские лица, сырье войн) и одной дивизии НКВД каждая; 33-я армия из трех дивизий НКВД и двух дивизий народного ополчения. Подтягивались войска с Дальнего Востока. А пока...
18 октября немцы заняли Можайск и Малоярославец, до Москвы оставалось около 80 км. Но помимо отсутствия оперативных резервов настигла и другая напасть - распутица. Командующий группой армий "Центр" фон Бок записал в дневнике: "Ужасная погода привела к тому, что мы сидим на месте. А русские выигрывают время для того, чтобы пополнить свои разгромленные дивизии и укрепить оборону" (с. 98){5}.
Но шоссе не поддавались распутице, поэтому советские саперы минировали их. Волоколамское шоссе заминировали минами замедленного действия. В журнале боевых действий 9-й армии отмечалось: "Такие мины, разрываясь, образуют воронку в 10 м глубиной и 30 м диаметром. Взрыватели установлены с такой точностью, что ежедневно происходит по нескольку взрывов, и поэтому приходится каждый день строить заново объездные пути". И далее: "19 октября для ремонта шоссейной дороги была выделена целиком 5-я пехотная дивизия" (с. 98){5}.
3 ноября начальник Генштаба сухопутных сил Ф. Гальдер записал в дневнике: "Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию... Однако это лишь в теории. На самом же деле войска завязли в грязи и должны быть довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз продовольствия" (т. 3, кн. 2, с. 29){6}.
4 ноября новая запись на ту же тему, но уже касательно группы армий "Юг": "6-я армия застряла в грязи и потеряла соприкосновение с противником" (там же, с. 32){6}. Можно, подобно советским историкам, отмахнуться от этих сетований германских военачальников, но генерал А.В. Горбатов в своих мемуарах также недобрым словом помянул распутицу, но уже применительно к советским частям: "Отход был исключительно тяжелым... из-за трудно проходимых дорог - шли беспрерывно дожди..." (с. 229){7}. Германским войскам пришлось брать оперативную паузу.
Кстати, о дорогах. Советские историки, подчиняясь указаниям сверху, напрочь отвергали такой фактор, действовавший против немцев, как дороги. Но в мемуарной литературе можно найти немало объективных свидетельств фронтовиков об этой проблеме. Только они, естественно, описывали свои беды. Но по ним можно судить, каково приходилось наступающему противнику. Вот некоторые из таких воспоминаний.
Сапер и подрывник И. Старинов: в октябре 1941 г. их колонна с минно-подрывным имуществом из 20 машин преодолевала расстояние в 120 км от Чугуева до Валуек (район Харькова) по разбитым дорогам шесть суток! (с. 226){12}.
Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев: "Вследствие непроходимости дорог в отдельных случаях приходилось подносить боеприпасы на руках, пользуясь услугами местного населения... в период особого бездорожья, когда автотранспорт вообще не мог обеспечить снабжение войск... командование фронта привлекло... дивизию ПО-2" (с. 162){13}.
Маршал А.И. Еременко: "23 июля разразился сильный летний ливень. Дороги размыло, артиллерия и обозы стали отставать от пехоты и танков" (1985, с. 263){14}. Или: "В целом обстановка благоприятствовала нашему удару - дороги были проходимы для всех видов транспорта" (там же, с. 266){14}. Чисто российское понятие: дороги есть, но проходимы отнюдь не для всех видов транспорта.
Вместе со стабилизацией положения у И. Сталина вновь прорезался зуд к частным наступательным операциям, которые толкали Западный фронт на порочный путь расходования своих скудных резервов. Г.К. Жуков в мемуарах утверждает, что он и Б.М. Шапошников были против подобных контрударов, но ничего поделать не могли. За считанные дни были обескровлены 58-я танковая дивизия, большие потери понесла 112-я танковая и практически полностью погибли в атаках 17-я и 44-я кавалерийские дивизии. Толку контрудары не принесли никакого, зато в семьи ушли несколько тысяч дополнительных похоронок.
15 ноября генеральное наступление на Москву возобновилось с новой силой. То было, наверное, одно из самых загадочных наступлений вермахта. По логике вещей группа армий "Центр" должна была перейти к глухой обороне ввиду крайней нехватки зимнего обмундирования, неготовности техники к зимней эксплуатации и ее изношенности. У командования не было резервов, а тут еще с 5 ноября на помощь Муссолини стали перебрасывать 2-й воздушный флот. В распоряжении фон Бока оставили лишь один авиационный корпус. Правда, элитный - 8-й авиакорпус Рихтгофена. Но протяженность фронта достигала 500 км. Поспеть всюду пикировщикам, конечно, было невозможно. Вполне вероятно, что верховное командование исходило из того соображения, что плохая погода все равно не позволит использовать авиацию в полной мере. Войскам предлагалось наступать на одном энтузиазме. Странно, но он был. Танковые моторы приходилось разогревать утром по два-три часа. И в бой.
Дивизии Гудериана прорвали фронт и окружили часть советских войск, открыв дорогу на Москву с юга. Но к Кашире смогли выйти лишь около батальона солдат. Войск уже не хватало даже на создание сплошной линии все увеличивающегося фронта. У советского командования резервы были, и оно быстро заткнуло "дырку" у Каширы.
На северном участке немцам удалось прорваться к каналу Москва - Волга, форсировать его, чтобы двигаться в обход города. До столицы оставалось 30-40 км. "Фронт нашей обороны выгибался дугой, образовались очень слабые места, казалось, вот-вот случится непоправимое", - вспоминал Г.К. Жуков. Примерно в эти дни и позвонил Сталин со своим знаменитым "Скажите как коммунист коммунисту. Мы удержим Москву?".
Дело решили резервы. Западный фронт получил 1-ю ударную и 20-ю армии. Ими удалось ликвидировать плацдарм на канале у Яхромы.
30-я армия получила в эти дни четыре стрелковые и одну кавалерийскую дивизии. 5-я и 16-я армии - две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад.
С Дальнего Востока подходили свежие кадровые дивизии - две стрелковые и одна мотострелковая. В тылу командованию Московского военного округа на случай прорыва врага к столице были переданы 4 стрелковые, 1 кавалерийская дивизии, 7 стрелковых бригад. А еще дальше в тылу уже готовились три резервные армии 10-я, 26-я и 61-я. Фон Боку не дали ничего.
Мороз крепчал. Но 2 декабря немцы умудрились прорвать фронт под Наро-Фоминском. Бои передвинулись к штабу Западного фронта, расположенному в том районе. Очередную "дырку" заткнули имеющимися резервами. На этом успехи противника закончились.
Трагедия Юго-Западного фронта (июль - ноябрь)
Несмотря на первоначально крупные силы в сравнении с немецкими, Юго-Западный фронт в середине июля оказался в крайне тяжелом положении. Фронт был рассечен надвое. 5-я армия и созданная для обороны Киева 37-я армия занимали северный и центральный его участок, 6-я, 12-я и 26-я армии прикрывали Южную Украину. Лишь сухопутная перемычка вдоль Днепра примерно в сотню километров соединяла Юго-Западный фронт в относительно единое целое. Но ей предстояло быстро уменьшаться. Командование фронта, еще две недели назад располагавшее крупными бронетанковыми силами, теперь просило у Ставки танки для сдерживания "разбитых" моторизованных дивизий Клейста. И Ставка, не менее, если не более виноватая в такой ситуации, не отказала в просьбе. Из состава Южного фронта был изъят 16-й механизированный корпус и несколько стрелковых дивизий в придачу. Но ничего не помогало. Все моментально перемалывалось, и уже через несколько дней вновь обозначались бреши, которые нечем было заткнуть.
Во второй половине июля 38 немецких дивизий неуклонно теснили 44 советские. Им удалось окончательно расколоть Юго-Западный фронт, выйдя к Днепру, поэтому 25 июля Ставка передала 6-ю и 12-ю армии в подчинение Южному фронту. В это время соединения 1-й танковой Группы у Днепра были заменены пехотными частями, и танки Клейста смогли ударить на юг, как и планировалось перед войной, со всей своей мощью. 2 августа, пройдя около 200 км, они прорвались к Первомайску и вышли в тыл 6-й и 12-й армиям. С запада, им навстречу выходили дивизии 17-й армии. Советское командование делало все возможное, чтобы избежать окружения. В контрудары бросалось все, что попадалось под руку, а сами 6-я и 12-я армии беспрестанно отходили с рубежа на рубеж в глубь украинских степей. Порой германскому верховному командованию казалось, что окружение не состоится, и Гальдер неоднократно записывал свои сомнения в тайный дневник. Но Клейст творил чудеса своими немногочисленными танковыми силами, и ловушка все же захлопнулась. Две армии сопротивлялись только до 7 августа, и лишь отдельные части продержались на несколько дней дольше. В плен попали оба командующих - генералы И.Н. Музыченко и П.Г. Понеделин, а также около 140 тыс. солдат и офицеров.
Это поражение круто меняло оперативную обстановку на Украине. Закрыть брешь было нечем. Уже 14 августа был взят Кировоград, 17 - Николаев и Кривой Рог. К 30 августа немцы вышли почти на всю линию Днепра от устья до разграничительной полосы с группой армий "Центр" южнее Лоева. На Правобережье Украины оборонялись лишь два плацдарма - города Киев и Одесса.
31 августа 100-я пехотная дивизия 17-й армии захватила небольшой плацдарм у Кременчуга. Германское командование поначалу не обратило на него должного внимания. Но с каждым днем плацдарм увеличивался, а вместе с размером росло его оперативное значение. И если 2 сентября Гальдер записывает в дневнике: "Удачно захваченные 11-й и 17-й армиями плацдармы потребуют некоторого времени, чтобы сказалось их значение" (т. 3, кн. 2, с. 324){6}, то уже через несколько дней в Генеральном штабе сухопутных сил и у командования группы армий "Юг" рождается замысел прорыва танковых групп Гудериана и Клейста в тыл Юго-Западного фронта. Ф. Гальдер записал в дневник 7 сентября: "Вылет в группу армий "Юг" (Умань) для обсуждения операции по охвату противника в излучине Днепра и Десны" (там же, с. 332){6}. 7 и 8 сентября он обсуждал детали операции с Г. Рундштедтом. В результате на свет появился план "битвы за Киев" - план по окружению войск Юго-Западного фронта. Его реализация не заставила себя долго ждать. Уже 10 сентября дивизии Гудериана вышли на линию Бахмач-Ромны (в 200 км от Кременчугского плацдарма). А 15 сентября танки Гудериана и Клейста соединились в Лохвице. Скорость просто фантастическая для таких пространств, учитывая тяжесть уже проведенных боев.
Кольцо вокруг Юго-Западного фронта замкнулось, и через неделю он прекратил свое существование. Была ликвидирована группировка, насчитывающая свыше 500 тыс. человек. Командование фронта почти целиком погибло. Разгрома такого фронтового масштаба еще не знала ни одна армия мира. Хотя англо-французские войска и потерпели поражение в Бельгии в 1940 г., они все же смогли эвакуировать основные силы через Дюнкерк. В плен попало тогда 40 тыс. французских военнослужащих и несколько тысяч англичан. А тут... Но печальный рекорд продержался недолго и был перекрыт месяц спустя в Вяземском котле.
Разгром войск фронта явился следствием крупнейшего просчета в оценке событий И.В. Сталиным как Верховным Главнокомандующим. Истоки же просчета имели старые корни - уверенность в своей способности оценивать события глубже других.
7 сентября Военный Совет Юго-Западного фронта, видя опасность, нависшую над флангами, обратил внимание главкома Юго-Западного направления С.М. Буденного на серьезность складывающейся обстановки. Чуть позже М.П. Кирпонос вновь обратился к Буденному, указывая на угрозы с флангов и отсутствие резервов у фронта для их надежного прикрытия. Аргументы командования Юго-Западного фронта были приняты, и 11 сентября Военный Совет Юго-Западного направления обратился в Ставку с просьбой дать согласие на отход. В докладе констатировался "замысел противника по охвату и окружению ЮЗФ с направлений Новгород-Северский и Кременчуг. Для противодействия этому замыслу необходимо создать сильную группировку войск. Юго-Западный фронт сделать этого не в состоянии" (т. 2, с. 107){8}. Именно такой оборот событий предрекал еще 29 июля Г.К. Жуков в докладе Сталину, за что и поплатился - был снят с должности начальника Генерального штаба.
Сталин с самого начала событий был категорически против отвода Юго-Западного фронта. Ему показалось, что ситуация начала выправляться. Закончилось наступление на Москву. Были подписаны первые соглашения о военно-экономической помощи со стороны США и Великобритании. Сталин заверил специального посланника президента США А. Гарримана, что фронт практически стабилизировался и отступать дальше Красная Армия не намерена. Но ход событий и на этот раз разошелся с оценками вождя.
11 сентября Сталин имел телефонный разговор с Кирпоносом. Он полностью отверг возможность отвода войск Юго-Западного фронта за реку Псел и оставление Киева. Вместо этого последовал "мудрый" приказ: перебросить против группы Гудериана части с других участков фронта и разгромить (не больше и не меньше!) противника совместно с Брянским фронтом.
Сталин возлагал на Брянский фронт большие надежды. Командующий фронтом А.И. Еременко самонадеянно дал твердое обещание разбить "подлеца Гудериана" ударом во фланг, и хотя все попытки в течение второй половины августа ни к чему не привели, надежда у Верховного отнюдь не угасла.
Чтобы покончить с "паническими" настроениями в штабе Юго-Западного направления, Сталин незамедлительно освободил от должности С.М. Буденного, назначив вместо него С.К. Тимошенко.
Опубликованные документы, прежде всего стенограммы переговоров между Москвой и штабом Юго-Западного фронта, достойны особого внимания не только с точки зрения познания хода исторических событий, но и с точки зрения психологии и методов анализа оперативной обстановки в условиях разновариантности таких событий. А История любит предлагать такого рода шарады. Прежде всего обращает на себя внимание отсутствие, казалось бы, видимых грубейших ошибок в анализе обстановки начальника Генштаба Б.М. Шапошникова и Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Их рассуждения внешне логичны и последовательны.
Б.М. Шапошников - М.П. Кирпоносу 11 сентября: "Вашу телеграмму о занятии Ромн и поэтому о необходимости скорейшего отхода Ставка Верховного Главнокомандующего получила. Однако..." И Шапошников перечисляет данные о силах прорыва: "Авиационной разведкой был обнаружен в 13.25 и 14.25 подход двух колонн автомашин с танками... к северу от Ромн. Судя по длине колонн, здесь небольшие части, примерно не более тридцати-сорока танков. По непроверенным данным, из Сум якобы в 16.00 10.08 в Ромны высажен десант с машин... По-видимому, часть подвижных войск противника просочились между Бахмачем и Конотопом. Все эти данные не дают еще оснований для принятия того коренного решения, о котором Вы просите" (с. 226){15}.
Стоит обратить внимание на скудость сведений у начальника Генштаба, и отсюда филологические тонкости в оборотах анализа: "примерно", "по непроверенным данным", "якобы", "по-видимому". А в итоге делается категорическое заключение, что оснований для отвода нет.
Далее Шапошников сообщает: "Я уже вчера, 10.09, говорил с Вами относительно того, что через три дня Еременко начинает операцию по закрытию прорыва к северу от Конотопа и что 2-й конный корпус Верховным Главнокомандующим от Днепропетровска направлен на Путивль. Таким образом, необходимо Вам в течение трех дней ликвидировать передовые части противника у Ромн, для чего, я считаю, Вы сможете две дивизии с противотанковой артиллерией взять от черкасской (26-й) армии и быстро перебросить их на Лохвицу навстречу мотомехчастям противника".
Чего же еще надо командованию Юго-Западного фронта? Но... А. И. Еременко начинал и безуспешно заканчивал неизвестно какую по счету атаку против Гудериана. Конному корпусу еще надо было дойти от Днепропетровска до Путивля. И Кирпонос осмеливается возразить начальнику Генштаба (Сталину он не возражал): "Создавшееся положение... характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромн, Гайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов, Окунино. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении (кстати, тоже по вине Ставки, не давшей своевременного разрешения на отход. - Б.Ш.), и мы все стремимся к тому, чтобы не дать возможность противнику достигнуть здесь какого-либо успеха. Но, к сожалению, все возможности, которыми мог самостоятельно располагать Военный Совет фронта, исчерпаны и оказались недостаточными в условиях сложившейся обстановки". Тогда в переговоры вступил сам Сталин.
"Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной Вам реки мне кажется опасным". Предлагалось, создав ударный кулак из 5-6 дивизий, "повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом", а также "немедленно организовать оборонительный рубеж на р. Псел. После всего этого начать эвакуацию Киева... закрепиться на восточном берегу Днепра. Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления" (с. 325-326){9}.
Казалось бы, все верно. Сталин предупреждает: отступать без подготовленных тыловых рубежей обороны опасно. Правда, неясно, кто виноват в том, что они не готовились, ведь Гудериан наступал на юг с августа, да и дивизии группы армий "Юг" давно стояли у днепровских переправ. Верховный Главнокомандующий предложил сначала создать оборонительный рубеж, задержав Гудериана "отчаянными" атаками, а затем отойти на восточный берег Днепра и там закрепиться. План мог бы быть приемлемым, если бы имелись время для организации тылового рубежа и эти самые 5-6 дивизий, способные задержать наступление противника. Сталин предлагал то, что в сложившейся ситуации осуществить было уже невозможно.
Невольно всплывает аналогия со знаменитым советом в Филях, где Кутузов принял свое историческое решение об отходе. А положение русской армии после Бородинского сражения, казалось, было прочным. Но Кутузов отступил не потому, что ему не жалко было Москвы, а потому, что мудро рассудил: выиграть войну можно, лишь сохранив армию. Сталину же хотелось сохранить все разом - войска, Киев, престиж. Он рассчитывал на мифические "отчаянные" атаки. Кутузов же высчитывал свои шансы не как игрок, ставящий все на одну карту, а как полководец-аналитик. Решение в Филях 1812 г. и решение в Кремле 1941 г. примеры разного уровня анализа проблемы, счета вариантов. Сталин в очередной раз за 1941 г. оказался не на высоте.
Прибывший на место С.М. Буденного С.К. Тимошенко в отличие от прежнего главкома не сразу сумел правильно оценить обстановку. Его вывод сводился к тому, что "мероприятия, проводимые генералом Кирпоносом, не преследуют решительных целей для нанесения удара в направлении Ромн, где противник слабее". Через несколько дней, под напором фактов, он изменил свое мнение, только для восприятия этих фактов не требовалось маршальского звания. Хватило бы и капитанского опыта.
Сам М.П. Кирпонос в эти дни совсем потерял себя. Он разрывался между пониманием угрозы фронту и необходимостью оправдываться из-за обвинений в панических настроениях. Ему фатально недоставало воли принципиально отстаивать свою оценку ситуации. Демарши в Ставку от 7 и 11 сентября делались во многом под давлением нового начштаба фронта генерал-майора В.И. Туликова, личности яркой, волевой, с обостренным чувством опасности и хорошими аналитическими способностями. Будучи военным атташе в Берлине, он неоднократно слал в Москву предупреждения о надвигающейся войне, что даже вызвало недовольство Берии. (В своей резолюции он обыграл фамилию атташе. Но тупость проявило как раз сановное начальство с благополучными фамилиями.) И вновь Тупиков сигнализировал об опасности, теперь применительно к Юго-Западному фронту. И опять кремлевские вожди его не слышали. Кирпонос же гнулся между двумя волевыми полюсами. Попросив отвода войск у Шапошникова, он в разговоре со Сталиным, после его заключительного требования перестать искать рубежи для отступления, вдруг забил отбой: "У нас мысли об отводе войск не было" (Тупиков, слушая Кирпоноса, схватился за голову). На что Сталин резонно заметил: "Предложение об отводе войск Юго-Западного фронта исходит от Вас и Буденного" (с. 326, 327){9}.
14 сентября В.И. Тупиков По собственной инициативе направил телеграмму начальнику Генштаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного направления, в которой, вновь охарактеризовав критическое положение фронта, высказался за немедленный отход. Учитывая разницу в чинах и служебном положении, телеграмма Б.М. Шапошникову заканчивалась довольно "вызывающе": "Начало понятной Вам катастрофы - дело пары дней".
Реакция Шапошникова была по-большевистски смелой. "Генерал-майор Тупиков... предоставил в Генштаб паническое донесение, - обрушился в ответе командованию фронта Шапошников. - Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки... Надо заставить (!) Кузнецова и Потапова прекратить отход. Надо внушить (!) всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина" (с. 182){2}. Увы, начальник Генерального штаба в эти решающие для Юго-Западного фронта дни не поднимался выше уровня плохого парткома на стройплощадке.
Но обстановка на фронте уже не зависела от указаний тов. Сталина. 15 сентября танки противника перерезали горловину у Лохвицы и Лубен. В окружение попали четыре армии - 5-я, 21-я, 26-я и 37-я. Но даже в этих условиях Ставка дала разрешение на отход лишь в ночь на 18 сентября, когда противник укрепил стенки кольца, да и то только с Киевского выступа на западном берегу Днепра. Кирпонос стал готовить войска к прорыву, так и не получив приказа на отход по всей форме (штаб Юго-Западного направления разрешил сделать это 16 сентября, но устно, через Баграмяна, который в тот момент оказался у Тимошенко). Время было упущено. Правда, хладнокровный Шапошников послал ободряющее (и издевательское по существу) указание следующего содержания: "Больше решительности и спокойствия. Успех обеспечен... Пробивайтесь... на Лохвицу, Ромны" (с. 197){2}. 19 сентября 37-я армия оставила Киев. В этот момент немецкие дивизии уже рассекали боевые порядки 26-й и 37-й армий. 20 сентября они были разрезаны на три "котла", а 5-я и 21-я армии, разделившись на отдельные группы, стали самостоятельно пробиваться на восток. Остальное было делом судьбы.
Удалось выйти из окружения группам работников штаба 21-й, 26-й, 37-й армий во главе с их командующими генералами В.И. Кузнецовым, Ф.Я. Костенко и А.А. Власовым; отдельным отрядам под командованием генерал-майоров К.С. Москаленко, П.П. Корзуна, А.И. Лопатина, И.Х. Баграмяна. Но М.П. Кирпонос и В.И. Тупиков погибли. Командарм 5-й армии, которая сыграла очень большую роль в оборонительных боях на Украине, М.И. Потапов попал в плен. Как и М.Ф. Лукин, он показал себя одним из самым способных и современно мыслящих военачальников первого периода войны. Возможно, наши вооруженные силы потеряли одного из самых крупных своих полководцев.
Неожиданная для Сталина катастрофа на Юго-Западном фронте серьезно повлияла на его решительное прежде настроение. 27 сентября Ставка издает приказ о переходе к жесткой обороне, в котором требовалось "лишь в случае необходимости предпринимать частные наступательные операции для улучшения своих оборонительных позиций" (т. 4, с. 116){1}. Понадобилась гибель целого фронта, чтобы Верховный Главнокомандующий осознал бесперспективность бесконечных плохо подготовленных наступлений. Правда, ненадолго...
После разгрома Юго-Западного фронта перед противником открывались радужные перспективы: ударить двумя танковыми группами на Курск - Харьков, а затем, оставив полевым армиям задачу продвигаться к Дону, повернуть - Клейсту на Таганрог - Ростов в тыл Южному фронту, Гудериану - на Тулу в тыл Брянскому фронту. Операция сулила скорый успех, так как почти 400-километровую линию нового Юго-Западного фронта, которым теперь командовал С.К. Тимошенко, прикрывала жидкая цепочка из ослабленных в предыдущих боях 40-й, 21-й, 38-й, 6-й армий, пополненных кавалерийским корпусом и некоторыми другими частями. Вместо этого танковые группы были брошены на расходящиеся направления. Причем на группу Гудериана пришлась лесистая местность, что сильно помогло советским войскам при обороне.