Страница:
Но в феврале события развивались благоприятно. Боясь окружения, танковые дивизии СС все же были отведены из Харькова, и 16 февраля в город вошли части Красной Армии. Ранее, 14 февраля, немцы оставили Ростов, хотя оборона там и была прочной. Отвод произошел из-за угрозы окружения со стороны Донбасской группы Красной Армии. Однако решено было не просто отойти за реку Миус, а сократив линию фронта и высвободив танковые части, в свою очередь ударить во фланг наступающим. Юго-Западный фронт в это время частью своих сил пытался прорваться в тыл группы армий "Дон". Но что это были за силы? В "Истории Второй мировой войны" дается следующая оценка состояния атакующей группы: "Командование Юго-Западного фронта, ставя столь глубокие задачи войскам, исходило из того, что противник вынужден будет отходить за Днепр. Поэтому все армии продолжали действовать в прежних полосах, в том же оперативном построении, без вторых эшелонов. В резерве фронта находилось два слабо укомплектованных танковых корпуса... Главная ударная сила - подвижная группа генерала М.М. Попова, на которую возлагалась основная задача фронтовой операции, имела ограниченные боевые возможности: в ее танковых корпусах... было всего 137 Танков, обеспеченных заправкой горючего и одним-двумя боевыми комплектами боеприпасов" (т. 6, с. 132){8}. А начало было таким успешным.
Главные ударные силы Юго-Западного фронта - 6-я и 1-я гвардейская армии перешли в наступление 29 и 30 января. 11 февраля 1 -я гвардейская армия овладела станцией Лозовая (примерно в 100 км от Днепропетровска), а части М.М. Попова вышли в район Красноармейское (в 150 км от Мариуполя). К 18 февраля советские части находились в каких-то двух десятках километров от Днепропетровска. То было пиком успехов наступавших. И каких! Стоит еще раз перечислить: 14 февраля освобожден Ростов, 16-го - Харьков, и на горизонте виднелись огни Днепропетровска и Запорожья - основных баз снабжения вермахта на южном крыле советско-германского фронта. Казалось, еще немного - и состоится окружение группы армий "Дон" Манштейна, и Днепр станет внешним кольцом окружения.
Чтобы понять, какие прекрасные возможности открывались перед Красной Армией, достаточно посмотреть на карту боевых действий середины февраля 1943 г. Группа армий "Дон" провисала в своем построении, открывая перед советским командованием прекрасные перспективы ее отсечения от основных сил и выхода советских войск к Днепру и Крыму. Немецкая 2-я танковая армия в районе Орла глубоко охватывалась с флангов Воронежским и Брянским фронтами. Уже прибывали войска Рокоссовского из-под Сталинграда с задачей ударить ей в тыл. Смог бы вермахт воспрянуть, если бы еще две армии погибли в Орловском и Ростовском "котлах"? Вряд ли. Но эти и подобные им возможности были упущены. Причем опять во многом по вине Верховного Главнокомандования Красной Армии.
В январе и особенно феврале 1943 г. создалась типичная ситуация "погони за двумя зайцами". Крушение стабильного фронта у противника позволяло наступать на юг, на север, на запад и по всем направлениям одновременно. Почти везде фронт немцев был хлипок, а стратегических резервов у них не было. Глаза разбегались, а голова кружилась, как это уже случилось у Сталина зимой 19411942 гг. Ему опять показалось, что враг собрался бежать подобно армии Наполеона, и опять он ошибался. Многое решала воля оборонявшихся. Советским войскам удалось подавить волю к борьбе итальянских и венгерских дивизий зимой 19421943 гг., но никому за всю войну не удавалось подавить волю германских войск к сопротивлению. Не удалось это сделать и зимой 1943 г. Советское командование и прежде всего Сталин, уверовавший вдруг, что немцы решили отойти за Днепр, не осознавали этого до самого момента контрнаступления Манштейна.
Но вопрос воли - это проблема, так сказать, идеальная, не измеряемая в единицах солдат и техники, а потому трудноуловимая. Другое дело - вопрос соотношения сил и наличия крупных оперативных резервов. Когда наступление ведется с максимальной концентрацией сил на прорываемых участках, то успех закономерен. Но этот фактор действенен на начальном этапе. Когда же линия обороны прорвана, оперативные задачи усложняются, хотя на первый взгляд противник отступает, и потому главные проблемы, казалось бы, позади. Однако преследование противника увеличивает количество достижимых целей, а чем глубже прорыв, тем больше наступающим надо заботиться о флангах, охране новых коммуникаций, снабжении, связи и т.д. Перед органами оперативного планирования и управления встает сложная задача найти "золотую середину" между имеющимися средствами и целями, достижение которых может иметь перспективное продолжение. Задача еще более усложняется при наличии сильного, волевого врага. Именно в такой ситуации находилось Верховное Главнокомандование Красной Армии зимой 19421943 гг. Цели все больше расходились в пространстве, и фронты начали наступать по расходящимся направлениям, что резко увеличило разброс сил. Концентрация ударных группировок снижалась до опасного предела, когда в случае встречного сильного контрудара парировать его было бы нечем. Причем контрудар в этом случае оказывается сильным не потому, что противник получил обильные резервы, а потому что наступающие как бы растворяются в пространстве, теряя мощность и становясь слабее обороняющихся.
При рассмотрении операций зимы 1943 г. возникает недоумение относительно выделенных Ставкой сил и намеченных целей. Как мыслилось, например, силами нескольких дивизий группы М.М. Попова организовать внешний и внутренний фронт вокруг группировки Манштейна, если бы ее и впрямь удалось отсечь? Юго-Западному фронту ставилась задача наступать по расходящимся направлениям выйти к Днепру и к Азовскому морю. За счет каких сил Юго-Западный фронт мог одновременно громить группировку Манштейна у Ростова, обеспечивать фланги со стороны Харькова и держать фронт у Днепропетровска и Запорожья? Причем Ставка планировала вести наступление до Перекопа, дабы отрезать 17-ю армию на Кубани. Его соседу Воронежскому фронту предстояло одновременно наступать на запад и левым флангом обеспечивать провисающий фланг в районе Харькова.
Решить проблему с расходящимися веером ударами можно было только путем привлечения солидных резервов. Но, ставя верные цели, Ставка не обеспечила наступающие фронты необходимыми силами. Значительные массы войск на спокойных участках оставались не задействованы, хотя было ясно, что противник так ослаблен, что часть их можно было смело перебрасывать на помощь Воронежскому и Юго-Западному фронтам. Сталин предпочел быть сильным везде и в результате оказался слабым в решающем месте.
Иным путем пошло германское командование. Естественно, что прорывы Красной Армии на широких участках южного крыла обороны германских войск и их союзников остро поставили перед ним вопрос о скорейшей стабилизации положения. Прежде всего для этого нужны были дополнительные войска. Кое-что прибыло с Запада, но куда больше помог отвод в январе 1-й танковой и 17-й армий с Северного Кавказа. Это позволило существенно сократить протяженность фронта, затянуть борьбу на Дону до февраля и предотвратить прорыв советских войск к Ростову, избежав, таким образом, более обширного "котла".
Теперь германскому командованию предстояло справиться с задачей стабилизации положения на центральных участках от Орла до Донбасса. Такую трудную проблему, как прикрытие бреши в несколько сот километров, удалось решить на удивление быстро. Но пришлось пожертвовать Демянским и Ржевско-Вяземским выступами, которые немцы успешно обороняли целый год. Отводом войск из этих районов удалось высвободить 12 дивизий с большим военным опытом. Они были переброшены в полосу наступления Воронежского фронта. Оставалось закрыть участок в Донбассе, однако других значительных резервов у германского командования уже не было. Кризис удалось разрешить единственно правильным путем, приняв предложение Манштейна оставить Ростовский выступ и отвести группу армий "Дон" за реку Миус, а высвободившиеся танковые дивизии использовать для нанесения сильного контрудара во фланг наступавшего Юго-Западного фронта.
Следует отдать должное этим непростым решениям: они оказались достаточно своевременными и действенными. Ведь на 400-километровом участке от района севернее Харькова до Азовского моря фронт держали всего 32 дивизии. Противник также в полной мере использовал появившееся у советского командования неверие в оборонительные, а тем более наступательные возможности немецких войск. В то время как Воронежский и Юго-Западный фронты остро нуждались в дополнительных силах для наращивания ударов, в лесах и болотах Северо-Западного фронта по приказу Сталина у Демянского выступа сосредоточивались 1-я танковая армия М.Е. Катукова и 68-я армия с задачей ликвидировать выступ, не имевший серьезного оперативного значения. "Формирование и сосредоточение армии осуществлялось в исключительно тяжелых условиях, - вспоминал участник событий, будущий маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян, - в том числе и метеорологических, лесисто-болотистой местности, бедной даже грунтовыми дорогами... Красноармейцы были измучены до предела, но героическими усилиями всего личного состава 1-я танковая армия постепенно сосредоточивалась в районах назначения" (с. 82){10}. Но то был напрасный труд. Противник начал отвод своих войск из Демянского выступа, а 1-я танковая армия, насчитывавшая 600 танков не смогла принять участие в преследовании, так как "наступившая весенняя оттепель полностью парализовала передвижение нашей артиллерии и танков" (с. 82){10}. Как мыслилось использовать в боях на такой местности танковую армию, остается загадкой. Но в итоге, в разгар решающих событий на юге, из борьбы было полностью выключено крупное оперативное соединение, которое могло сыграть огромную роль в отражении наступления немцев у Харькова, ведь по числу танков армия Катукова превосходила все танковые дивизии, имеющиеся у Манштейна.
Эйфория сравнительно легких побед захватила и командование фронтов. Командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков "ежедневно докладывал в Ставку, что противник крупными силами отходит на запад. Аналогичные вести поступали и с Юго-Западного фронта... Н.Ф. Ватутин также оценивал характер действий противника как бегство за Днепр" (кн. 1, с. 159-160){11}. Желаемое выдавалось за действительное. Накануне контрнаступления немцев Н.Ф. Ватутин бросил в бой свои последние резервы - два танковых корпуса, чтобы захватить Днепропетровск и Запорожье. По свидетельству С.М. Штеменко, "самоуговаривание" Ватутина в неизбежности отхода противника за Днепр зашло так далеко, что даже 21 февраля, уже после начала контрнаступления, в приказе командующему подвижной группой М.М. Попову указывалось: "Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий" (кн. 1, с. 166){11}.
Могли ли эти фронты достойно встретить контрудар противника? Могли, при условии, что Ставка последовательно вела бы политику концентрации основных сил и средств на южном крыле советско-германского фронта. Крупными силами располагал Южный фронт, так и не сумевший выполнить поставленную перед ним задачу - в лобовой борьбе разгромить группу армий "Дон". Советская 1-я танковая армия "заплуталась" у Спас-Демянска.
Если противник с Ржевско-Вяземского плацдарма перебросил на юг значительное количество дивизий, то силы Красной Армии остались там практически нетронутыми. Германское командование более смело шло на переброску своих соединений с других участков советско-германского фронта на решающие для судеб кампании места. Ставка предпочитала воевать наличными силами и если и вводила свежие войска, то из стратегических резервов. Но, в отличие от немецких резервов, новые соединения, укомплектованные в значительной мере новобранцами, конечно, сильно уступали немцам в боевой выучке и опыте. Совершенно неуместной в тех условиях была директива Ставки от 29 января 1943 г., в которой предписывалось: "С февраля месяца текущего года приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стрелковых бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других наиболее ослабленных соединений" (кн. 1, с. 159){11}. О каком отводе частей на отдых можно вести речь, если дивизии Воронежского и Юго-Западного фронтов были фактически вытянуты в одну линию?
В таких условиях шла подготовка немецких войск к контрнаступлению, последние детали которого были обсуждены на совещании в Запорожье 17-19 февраля с участием Гитлера, Йодля, Манштейна, Клейста и других военачальников.
Контрудар наносили дивизии 1 -и и 4-й танковых армий из Донбасса и танковый корпус СС из-под Харькова. На первом этапе предполагалось разгромить группу М.М. Попова и 6-ю армию, после чего начать наступление на Харьков. К началу удара 19 февраля у противника были в наличии почти все слагаемые успеха: превосходство в силах на участках наступления и фактор внезапности. Минусом являлась определенная незавершенность сосредоточения всех соединений, поэтому 48-й танковый корпус выступил 22 февраля. Но советские части были настолько измотаны и малочисленны, что вполне хватило того, что имелось. К тому же Ватутин воспринял начало контрудара у Красноармейска как попытку немцев прикрыть отход Донбасской группировки за Днепр и отказал Попову в его просьбе отвести свою группу на 40-50 км из-за охвата ее врагом. Приказ удерживать позиции был отдан и 6-й армии. В результате к 23 февраля ее взяли в клещи, а ряд соединений оказались в окружении. Лишь после этого командование Юго-Западного фронта осознало всю сложность положения - угрозу очередного, как в 1941 и 1942 гг., поражения этого многострадального фронта - и доложило 23, февраля в Ставку о реальном положении дел. 25 февраля Ставка санкционировала отход за Северский Донец, и к 3 марта вновь разбитый Юго-Западный фронт завершил отход на запланированные рубежи.
Поражение Юго-Западного фронта ставило под удар правый фланг соседнего Воронежского фронта. Каких-либо серьезных резервов у Воронежского фронта тоже не было. 4-я танковая армия вермахта последовательно громила выдвигаемые ей навстречу части. Например, 3-я танковая армия отступила к Харькову, имея лишь десяток исправных танков. 4 марта начались бои на подступах к городу. Командование фронтом делало все, что было в его силах, подтягивая к месту сражения части с других участков. Они несколько задержали продвижение противника, но остановить его оказались не в состоянии. Элитные танковые соединения СС вроде танковых дивизий "Великая Германия", "Рейх", "Адольф Гитлер" пробивались все дальше на север. Был окружен Харьков. 15 марта оборонявшие его части пошли на прорыв, и 16 марта Харьков был оставлен. К этому времени Ставка уже выделила по-настоящему крупные резервы - сразу несколько армий, что принесло свой результат. Последним крупным успехом немецкого наступления стало взятие Белгорода 18 марта, после чего оно захлебнулось.
Показательно, что в качестве оперативного резерва в район Обояни начала прибывать из-под Демянска 1-я танковая армия, которой так и не суждено было принять участие в зимней кампании 1943 г., проведя это время на колесах. Крупные подкрепления в виде дивизий и корпусов получили и другие участки фронта. К 25 марта бои затихли до 5 июля 1943 г. Если коротко резюмировать главные причины неудачи советского наступления во второй половине февраля, то они заключались в отрыве целей от средств. Хотя войскам ставились далеко идущие цели, они не обеспечивались надлежащими ресурсами. Ставка не выполнила основного требования наступления - сосредоточивать главные силы на решающих участках битвы. Психологическая уверенность в том, что противник будет вести себя так, как этого хочет советское Верховное Главнокомандование, сыграла свою негативную роль в руководстве операциями, привела к недооцениванию врага. В результате зимой 1943 г. Ставка упустила уникальные возможности, когда можно было создать как минимум еще один "Сталинград", после чего выйти к Днепру и Крыму, как это и планировалось. Решающую пробу сил противоборствующим сторонам пришлось перенести на летнюю кампанию 1943 г.
Организационное чудо
В паузе между полубегством и полуотступлением Красной Армии в июле августе 1942 г. и ее же неожиданно успешным контрнаступлением в ноябре декабре 1942 г. произошло подлинное чудо. Если летом солдаты и офицеры воевали посредственно, а генералы командовали просто плохо, то зимой положение кардинально изменилось. Войска хорошо дрались, генералы успешно проводили неподъемные прежде операции на охват и окружение. И как показали дальнейшие события, то не было отдельным эпизодом, обусловленным, например, зимними условиями. Армия продолжала воевать хорошо и дальше, вплоть до конца войны.
Такое качественное преобразование войск за столь короткий срок (2-3 месяца) - случай редкий в мировой истории, а потому заслуживающий самого пристального внимания военных историков и специалистов по управлению. Последующие успехи Красной Армии - результат быстрого переучивания и перехода армии на современные методы ведения войны. Чего это стоило и как происходило, во многом пока остается за рамками исторических исследований о Великой Отечественной войне. На поверхности остается лишь сам факт удивительного преображения действующей армии в конце 1942 г. Можно лишь отметить следующие факторы, способствовавшие этому:
1. Работа Тыла. Военная промышленность страны продолжала давать больше оружия, чем германская, и зачастую лучшего качества. Цена оружейного благополучия - нещадная эксплуатация рабочей силы и прежде всего стариков, женщин и подростков. За 10-12-часовой рабочий день они получали скудный продуктовый паек и иногда кое-какие хозяйственные принадлежности (мыло, теплую одежду вроде фуфайки и стеганых брюк).
Ни в одной из воюющих стран не использовался детский труд своих граждан. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г. говорилось: "Лица, не достигшие 16 лет, могут быть привлечены к обязательным сверхурочным работам продолжительностью не более двух часов в день" (с. 9){12}. То есть рабочий день для несовершеннолетних мог составлять 10 часов. И этот указ вышел не в то время, когда враг стоял у Москвы или у Волги, а на четвертый день войны, в период действия директивы No 3, требовавшей незамедлительно взять Люблин.
Из Тыла выжимались все соки. В 70% колхозов выдавался 1 кг зерна на трудодень. В остальных еще меньше. Работали за несколько мешков зерновых. От дистрофии и смерти спасали только личный огород и живность.
Для восполнения гигантских, невиданных в истории страны (да и любой другой страны тоже) потерь на фронте использовалось все что можно. Указами Президиума Верховного Совета СССР от 12-июля и 24 ноября 1941 г. в Красную Армию было мобилизовано 175 тыс. заключенных (с. 42){12}.
Германская разведка не верила, что потери таких масштабов можно восполнить. Сталинская система управления смогла. Причем с помощью драконовских, безжалостных мер сумела обеспечить войска оружием, да еще в таком количестве, о каком и не мечталось капитанам германской индустрии. Во втором полугодии 1942 г. Германия произвела 4,8 тыс. минометов и 20 тыс. орудий. СССР соответственно 107,1 тыс. (!) и 73 тыс. Соотношение 1 к 20 и 1 к 3,5.
За этот же период Германия выпустила 3 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок, СССР - 13 тыс. Германия произвела 5,7 тыс. самолетов, СССР - 13,4 тыс.
При таком раскладе технических средств у вермахта не оставалось шансов на победу, хотя немецкие солдаты продолжали исправно перемалывать весь этот стальной поток в металлолом за считанное число боев. Но чудеса не могли длиться бесконечно, хотя для подлинной победы Красной Армии требовалось повысить качественную подготовку войск.
2. Преображение армии. Удивителен прагматизм Сталина. Осознав, что на лозунгах социализма войну можно и проиграть, он шаг за шагом возвращается к армии традиционного типа.
9 октября 1942 г. издается указ об упразднении института военных комиссаров и установлении полного единоначалия в Красной Армии.
Идет подготовка к введению погон. Это новшество по психологической значимости равно замене звезды на орла в гербе государства. Ненависть к "золотопогонникам" являлась органичной у многих ветеранов Гражданской войны. Но Сталин с их чувствами не считался. Он решительно насаждал иерархию и элитарность, поняв ее выгодность для системы власти. Чуть позже, когда обозначился успех реформ, он сделает последний жест - заменит у Армии прилагательное "Красная" на "Советская", завершив отход от ортодоксального интернационализма к державности.
Но все эти факторы лежат на поверхности и не объясняют скорости преображения Армии. Ведь Тыл прекрасно работал и в 1941 г. А указами о введении погон войны не выигрываются. Точно так же жестокости гитлеровцев на оккупированных территориях нельзя отнести к явлениям, вдохнувшим в армию свежие силы, О них было известно с 1941 г. Значит, было еще что-то, более глубинное, не бросающееся в глаза, однако очень действенное для войск.
Сталинизм как система властвования продемонстрировал высокую степень эффективности организации военного производства, включая конструкторские работы, и низкую - в деле организации боеспособности Красной Армии. И это не случайно. В системе, где чрезвычайно высока роль личности-властителя, качество организации в той или иной сфере сильно зависит от способности диктатора к данному делу, ибо он вынужден постоянно вмешиваться во все важные вопросы, затрагивающие его власть. Сталин был выдающимся администратором и никудышным военным. Результат налицо. В 1941-1942 гг. Армия воевала в тесных рамках понимания тактики и стратегии вождем и подобранных им кадров, и она терпела поражения. Зато военная промышленность показывала чудеса производительности. В конце 1942 г. Сталин наконец ослабил давление на профессиональных военных, заодно отстранив от оперативного командования большинство своих выдвиженцев. Пусть и не всегда, но командирам и военачальникам позволяли учитывать реалии боевой обстановки. И как следствие, сократилось число бездумных лобовых атак, зато резко увеличилась доля маневренных действий войск. И дела у Армии сразу пошли в гору. Даже не блиставшие полководческими талантами военачальники, подобно Голикову, проводили успешные операции на окружение и охват. А это верный признак роста качества командования во всех звеньях.
С "отводом в тыл" большинства сталинских выдвиженцев, таких как К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, Г.И. Кулик, и ограничением вмешательства в боевые вопросы "феноменов" вроде Л.З. Мехлиса, в действиях войск появилась оперативная осмысленность.
Свою роль в сохранении и приумножении этого качества сыграли два объективных обстоятельства: зима и германские союзники. Зимой стратегическая инициатива объективно переходила к Красной армии, что позволяло ей теснить противника на довольно широких участках советско-германского фронта. Однако когда резервы Красной Армии бросали в бой против немецких частей, те их быстро перемалывали. Зимой 19421943 гг. стратегия изменилась. Главные удары наносились сначала против союзных Германии армий - двух румынских, одной итальянской и одной венгерской, которые качественно уступали советским войскам, - и только затем, с развитием успеха, по немецким. Причем в ряде случаев атаковали германские войска во фланг и тыл, где не имелось подготовленных рубежей обороны, что помогало преодолевать сопротивление немецких частей. (Особенно удачно это получилось со 2-й немецкой армией.) Советские дивизии получили возможность приобретать боевой опыт в течение значительно большего времени, чем раньше, и прежде чем понести потери, делавшие их малобоеспособными, успевали нанести серьезный ущерб и немецким войскам. К советским войскам приходила уверенность, что германская армия им теперь по плечу.
Кроме того, война шла на измор, на истощение, что тоже было на руку советскому командованию, имевшему куда большие людские резервы, чем вермахт, хотя соотношение потерь было просто страшным. По данным начальника Генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдера, потери вермахта на Восточном фронте за период с 22 июня 1941 г. по 31 августа 1942 г. убитыми и пропавшими без вести составили всего 390 тыс. человек (запись в дневнике от 4 сентября 1942 г.), тогда как счет безвозвратных потерь в Красной Армии шел на миллионы (примерно 6-7 млн.). Даже с учетом коррекции в ту или иную сторону (спор о размерах потерь продолжается) Красная Армия несла непропорционально большие потери.
И последнее. События осени - зимы 19421943 гг. показали, что толковое управление серьезно сказалось на моральном состоянии простых солдат. Оборона Сталинграда стала символом этих перемен, хотя войска всегда хорошо показывали себя в позиционной борьбе "на пятачке". Но фактов паники в войсках практически уже не встречается. Наконец Красная Армия продемонстрировала себя как целостный боевой организм. Впервые войска захватили большое количество пленных - свыше 200 тыс., тогда как с июня 1941 г. по июль 1942 г. всего 17 тыс.! Правда, больше половины пленных пришлось на союзников Германии, но, опять же впервые, количество пленных солдат противника превысило число плененных красноармейцев.
Главные ударные силы Юго-Западного фронта - 6-я и 1-я гвардейская армии перешли в наступление 29 и 30 января. 11 февраля 1 -я гвардейская армия овладела станцией Лозовая (примерно в 100 км от Днепропетровска), а части М.М. Попова вышли в район Красноармейское (в 150 км от Мариуполя). К 18 февраля советские части находились в каких-то двух десятках километров от Днепропетровска. То было пиком успехов наступавших. И каких! Стоит еще раз перечислить: 14 февраля освобожден Ростов, 16-го - Харьков, и на горизонте виднелись огни Днепропетровска и Запорожья - основных баз снабжения вермахта на южном крыле советско-германского фронта. Казалось, еще немного - и состоится окружение группы армий "Дон" Манштейна, и Днепр станет внешним кольцом окружения.
Чтобы понять, какие прекрасные возможности открывались перед Красной Армией, достаточно посмотреть на карту боевых действий середины февраля 1943 г. Группа армий "Дон" провисала в своем построении, открывая перед советским командованием прекрасные перспективы ее отсечения от основных сил и выхода советских войск к Днепру и Крыму. Немецкая 2-я танковая армия в районе Орла глубоко охватывалась с флангов Воронежским и Брянским фронтами. Уже прибывали войска Рокоссовского из-под Сталинграда с задачей ударить ей в тыл. Смог бы вермахт воспрянуть, если бы еще две армии погибли в Орловском и Ростовском "котлах"? Вряд ли. Но эти и подобные им возможности были упущены. Причем опять во многом по вине Верховного Главнокомандования Красной Армии.
В январе и особенно феврале 1943 г. создалась типичная ситуация "погони за двумя зайцами". Крушение стабильного фронта у противника позволяло наступать на юг, на север, на запад и по всем направлениям одновременно. Почти везде фронт немцев был хлипок, а стратегических резервов у них не было. Глаза разбегались, а голова кружилась, как это уже случилось у Сталина зимой 19411942 гг. Ему опять показалось, что враг собрался бежать подобно армии Наполеона, и опять он ошибался. Многое решала воля оборонявшихся. Советским войскам удалось подавить волю к борьбе итальянских и венгерских дивизий зимой 19421943 гг., но никому за всю войну не удавалось подавить волю германских войск к сопротивлению. Не удалось это сделать и зимой 1943 г. Советское командование и прежде всего Сталин, уверовавший вдруг, что немцы решили отойти за Днепр, не осознавали этого до самого момента контрнаступления Манштейна.
Но вопрос воли - это проблема, так сказать, идеальная, не измеряемая в единицах солдат и техники, а потому трудноуловимая. Другое дело - вопрос соотношения сил и наличия крупных оперативных резервов. Когда наступление ведется с максимальной концентрацией сил на прорываемых участках, то успех закономерен. Но этот фактор действенен на начальном этапе. Когда же линия обороны прорвана, оперативные задачи усложняются, хотя на первый взгляд противник отступает, и потому главные проблемы, казалось бы, позади. Однако преследование противника увеличивает количество достижимых целей, а чем глубже прорыв, тем больше наступающим надо заботиться о флангах, охране новых коммуникаций, снабжении, связи и т.д. Перед органами оперативного планирования и управления встает сложная задача найти "золотую середину" между имеющимися средствами и целями, достижение которых может иметь перспективное продолжение. Задача еще более усложняется при наличии сильного, волевого врага. Именно в такой ситуации находилось Верховное Главнокомандование Красной Армии зимой 19421943 гг. Цели все больше расходились в пространстве, и фронты начали наступать по расходящимся направлениям, что резко увеличило разброс сил. Концентрация ударных группировок снижалась до опасного предела, когда в случае встречного сильного контрудара парировать его было бы нечем. Причем контрудар в этом случае оказывается сильным не потому, что противник получил обильные резервы, а потому что наступающие как бы растворяются в пространстве, теряя мощность и становясь слабее обороняющихся.
При рассмотрении операций зимы 1943 г. возникает недоумение относительно выделенных Ставкой сил и намеченных целей. Как мыслилось, например, силами нескольких дивизий группы М.М. Попова организовать внешний и внутренний фронт вокруг группировки Манштейна, если бы ее и впрямь удалось отсечь? Юго-Западному фронту ставилась задача наступать по расходящимся направлениям выйти к Днепру и к Азовскому морю. За счет каких сил Юго-Западный фронт мог одновременно громить группировку Манштейна у Ростова, обеспечивать фланги со стороны Харькова и держать фронт у Днепропетровска и Запорожья? Причем Ставка планировала вести наступление до Перекопа, дабы отрезать 17-ю армию на Кубани. Его соседу Воронежскому фронту предстояло одновременно наступать на запад и левым флангом обеспечивать провисающий фланг в районе Харькова.
Решить проблему с расходящимися веером ударами можно было только путем привлечения солидных резервов. Но, ставя верные цели, Ставка не обеспечила наступающие фронты необходимыми силами. Значительные массы войск на спокойных участках оставались не задействованы, хотя было ясно, что противник так ослаблен, что часть их можно было смело перебрасывать на помощь Воронежскому и Юго-Западному фронтам. Сталин предпочел быть сильным везде и в результате оказался слабым в решающем месте.
Иным путем пошло германское командование. Естественно, что прорывы Красной Армии на широких участках южного крыла обороны германских войск и их союзников остро поставили перед ним вопрос о скорейшей стабилизации положения. Прежде всего для этого нужны были дополнительные войска. Кое-что прибыло с Запада, но куда больше помог отвод в январе 1-й танковой и 17-й армий с Северного Кавказа. Это позволило существенно сократить протяженность фронта, затянуть борьбу на Дону до февраля и предотвратить прорыв советских войск к Ростову, избежав, таким образом, более обширного "котла".
Теперь германскому командованию предстояло справиться с задачей стабилизации положения на центральных участках от Орла до Донбасса. Такую трудную проблему, как прикрытие бреши в несколько сот километров, удалось решить на удивление быстро. Но пришлось пожертвовать Демянским и Ржевско-Вяземским выступами, которые немцы успешно обороняли целый год. Отводом войск из этих районов удалось высвободить 12 дивизий с большим военным опытом. Они были переброшены в полосу наступления Воронежского фронта. Оставалось закрыть участок в Донбассе, однако других значительных резервов у германского командования уже не было. Кризис удалось разрешить единственно правильным путем, приняв предложение Манштейна оставить Ростовский выступ и отвести группу армий "Дон" за реку Миус, а высвободившиеся танковые дивизии использовать для нанесения сильного контрудара во фланг наступавшего Юго-Западного фронта.
Следует отдать должное этим непростым решениям: они оказались достаточно своевременными и действенными. Ведь на 400-километровом участке от района севернее Харькова до Азовского моря фронт держали всего 32 дивизии. Противник также в полной мере использовал появившееся у советского командования неверие в оборонительные, а тем более наступательные возможности немецких войск. В то время как Воронежский и Юго-Западный фронты остро нуждались в дополнительных силах для наращивания ударов, в лесах и болотах Северо-Западного фронта по приказу Сталина у Демянского выступа сосредоточивались 1-я танковая армия М.Е. Катукова и 68-я армия с задачей ликвидировать выступ, не имевший серьезного оперативного значения. "Формирование и сосредоточение армии осуществлялось в исключительно тяжелых условиях, - вспоминал участник событий, будущий маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян, - в том числе и метеорологических, лесисто-болотистой местности, бедной даже грунтовыми дорогами... Красноармейцы были измучены до предела, но героическими усилиями всего личного состава 1-я танковая армия постепенно сосредоточивалась в районах назначения" (с. 82){10}. Но то был напрасный труд. Противник начал отвод своих войск из Демянского выступа, а 1-я танковая армия, насчитывавшая 600 танков не смогла принять участие в преследовании, так как "наступившая весенняя оттепель полностью парализовала передвижение нашей артиллерии и танков" (с. 82){10}. Как мыслилось использовать в боях на такой местности танковую армию, остается загадкой. Но в итоге, в разгар решающих событий на юге, из борьбы было полностью выключено крупное оперативное соединение, которое могло сыграть огромную роль в отражении наступления немцев у Харькова, ведь по числу танков армия Катукова превосходила все танковые дивизии, имеющиеся у Манштейна.
Эйфория сравнительно легких побед захватила и командование фронтов. Командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков "ежедневно докладывал в Ставку, что противник крупными силами отходит на запад. Аналогичные вести поступали и с Юго-Западного фронта... Н.Ф. Ватутин также оценивал характер действий противника как бегство за Днепр" (кн. 1, с. 159-160){11}. Желаемое выдавалось за действительное. Накануне контрнаступления немцев Н.Ф. Ватутин бросил в бой свои последние резервы - два танковых корпуса, чтобы захватить Днепропетровск и Запорожье. По свидетельству С.М. Штеменко, "самоуговаривание" Ватутина в неизбежности отхода противника за Днепр зашло так далеко, что даже 21 февраля, уже после начала контрнаступления, в приказе командующему подвижной группой М.М. Попову указывалось: "Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий" (кн. 1, с. 166){11}.
Могли ли эти фронты достойно встретить контрудар противника? Могли, при условии, что Ставка последовательно вела бы политику концентрации основных сил и средств на южном крыле советско-германского фронта. Крупными силами располагал Южный фронт, так и не сумевший выполнить поставленную перед ним задачу - в лобовой борьбе разгромить группу армий "Дон". Советская 1-я танковая армия "заплуталась" у Спас-Демянска.
Если противник с Ржевско-Вяземского плацдарма перебросил на юг значительное количество дивизий, то силы Красной Армии остались там практически нетронутыми. Германское командование более смело шло на переброску своих соединений с других участков советско-германского фронта на решающие для судеб кампании места. Ставка предпочитала воевать наличными силами и если и вводила свежие войска, то из стратегических резервов. Но, в отличие от немецких резервов, новые соединения, укомплектованные в значительной мере новобранцами, конечно, сильно уступали немцам в боевой выучке и опыте. Совершенно неуместной в тех условиях была директива Ставки от 29 января 1943 г., в которой предписывалось: "С февраля месяца текущего года приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стрелковых бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других наиболее ослабленных соединений" (кн. 1, с. 159){11}. О каком отводе частей на отдых можно вести речь, если дивизии Воронежского и Юго-Западного фронтов были фактически вытянуты в одну линию?
В таких условиях шла подготовка немецких войск к контрнаступлению, последние детали которого были обсуждены на совещании в Запорожье 17-19 февраля с участием Гитлера, Йодля, Манштейна, Клейста и других военачальников.
Контрудар наносили дивизии 1 -и и 4-й танковых армий из Донбасса и танковый корпус СС из-под Харькова. На первом этапе предполагалось разгромить группу М.М. Попова и 6-ю армию, после чего начать наступление на Харьков. К началу удара 19 февраля у противника были в наличии почти все слагаемые успеха: превосходство в силах на участках наступления и фактор внезапности. Минусом являлась определенная незавершенность сосредоточения всех соединений, поэтому 48-й танковый корпус выступил 22 февраля. Но советские части были настолько измотаны и малочисленны, что вполне хватило того, что имелось. К тому же Ватутин воспринял начало контрудара у Красноармейска как попытку немцев прикрыть отход Донбасской группировки за Днепр и отказал Попову в его просьбе отвести свою группу на 40-50 км из-за охвата ее врагом. Приказ удерживать позиции был отдан и 6-й армии. В результате к 23 февраля ее взяли в клещи, а ряд соединений оказались в окружении. Лишь после этого командование Юго-Западного фронта осознало всю сложность положения - угрозу очередного, как в 1941 и 1942 гг., поражения этого многострадального фронта - и доложило 23, февраля в Ставку о реальном положении дел. 25 февраля Ставка санкционировала отход за Северский Донец, и к 3 марта вновь разбитый Юго-Западный фронт завершил отход на запланированные рубежи.
Поражение Юго-Западного фронта ставило под удар правый фланг соседнего Воронежского фронта. Каких-либо серьезных резервов у Воронежского фронта тоже не было. 4-я танковая армия вермахта последовательно громила выдвигаемые ей навстречу части. Например, 3-я танковая армия отступила к Харькову, имея лишь десяток исправных танков. 4 марта начались бои на подступах к городу. Командование фронтом делало все, что было в его силах, подтягивая к месту сражения части с других участков. Они несколько задержали продвижение противника, но остановить его оказались не в состоянии. Элитные танковые соединения СС вроде танковых дивизий "Великая Германия", "Рейх", "Адольф Гитлер" пробивались все дальше на север. Был окружен Харьков. 15 марта оборонявшие его части пошли на прорыв, и 16 марта Харьков был оставлен. К этому времени Ставка уже выделила по-настоящему крупные резервы - сразу несколько армий, что принесло свой результат. Последним крупным успехом немецкого наступления стало взятие Белгорода 18 марта, после чего оно захлебнулось.
Показательно, что в качестве оперативного резерва в район Обояни начала прибывать из-под Демянска 1-я танковая армия, которой так и не суждено было принять участие в зимней кампании 1943 г., проведя это время на колесах. Крупные подкрепления в виде дивизий и корпусов получили и другие участки фронта. К 25 марта бои затихли до 5 июля 1943 г. Если коротко резюмировать главные причины неудачи советского наступления во второй половине февраля, то они заключались в отрыве целей от средств. Хотя войскам ставились далеко идущие цели, они не обеспечивались надлежащими ресурсами. Ставка не выполнила основного требования наступления - сосредоточивать главные силы на решающих участках битвы. Психологическая уверенность в том, что противник будет вести себя так, как этого хочет советское Верховное Главнокомандование, сыграла свою негативную роль в руководстве операциями, привела к недооцениванию врага. В результате зимой 1943 г. Ставка упустила уникальные возможности, когда можно было создать как минимум еще один "Сталинград", после чего выйти к Днепру и Крыму, как это и планировалось. Решающую пробу сил противоборствующим сторонам пришлось перенести на летнюю кампанию 1943 г.
Организационное чудо
В паузе между полубегством и полуотступлением Красной Армии в июле августе 1942 г. и ее же неожиданно успешным контрнаступлением в ноябре декабре 1942 г. произошло подлинное чудо. Если летом солдаты и офицеры воевали посредственно, а генералы командовали просто плохо, то зимой положение кардинально изменилось. Войска хорошо дрались, генералы успешно проводили неподъемные прежде операции на охват и окружение. И как показали дальнейшие события, то не было отдельным эпизодом, обусловленным, например, зимними условиями. Армия продолжала воевать хорошо и дальше, вплоть до конца войны.
Такое качественное преобразование войск за столь короткий срок (2-3 месяца) - случай редкий в мировой истории, а потому заслуживающий самого пристального внимания военных историков и специалистов по управлению. Последующие успехи Красной Армии - результат быстрого переучивания и перехода армии на современные методы ведения войны. Чего это стоило и как происходило, во многом пока остается за рамками исторических исследований о Великой Отечественной войне. На поверхности остается лишь сам факт удивительного преображения действующей армии в конце 1942 г. Можно лишь отметить следующие факторы, способствовавшие этому:
1. Работа Тыла. Военная промышленность страны продолжала давать больше оружия, чем германская, и зачастую лучшего качества. Цена оружейного благополучия - нещадная эксплуатация рабочей силы и прежде всего стариков, женщин и подростков. За 10-12-часовой рабочий день они получали скудный продуктовый паек и иногда кое-какие хозяйственные принадлежности (мыло, теплую одежду вроде фуфайки и стеганых брюк).
Ни в одной из воюющих стран не использовался детский труд своих граждан. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г. говорилось: "Лица, не достигшие 16 лет, могут быть привлечены к обязательным сверхурочным работам продолжительностью не более двух часов в день" (с. 9){12}. То есть рабочий день для несовершеннолетних мог составлять 10 часов. И этот указ вышел не в то время, когда враг стоял у Москвы или у Волги, а на четвертый день войны, в период действия директивы No 3, требовавшей незамедлительно взять Люблин.
Из Тыла выжимались все соки. В 70% колхозов выдавался 1 кг зерна на трудодень. В остальных еще меньше. Работали за несколько мешков зерновых. От дистрофии и смерти спасали только личный огород и живность.
Для восполнения гигантских, невиданных в истории страны (да и любой другой страны тоже) потерь на фронте использовалось все что можно. Указами Президиума Верховного Совета СССР от 12-июля и 24 ноября 1941 г. в Красную Армию было мобилизовано 175 тыс. заключенных (с. 42){12}.
Германская разведка не верила, что потери таких масштабов можно восполнить. Сталинская система управления смогла. Причем с помощью драконовских, безжалостных мер сумела обеспечить войска оружием, да еще в таком количестве, о каком и не мечталось капитанам германской индустрии. Во втором полугодии 1942 г. Германия произвела 4,8 тыс. минометов и 20 тыс. орудий. СССР соответственно 107,1 тыс. (!) и 73 тыс. Соотношение 1 к 20 и 1 к 3,5.
За этот же период Германия выпустила 3 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок, СССР - 13 тыс. Германия произвела 5,7 тыс. самолетов, СССР - 13,4 тыс.
При таком раскладе технических средств у вермахта не оставалось шансов на победу, хотя немецкие солдаты продолжали исправно перемалывать весь этот стальной поток в металлолом за считанное число боев. Но чудеса не могли длиться бесконечно, хотя для подлинной победы Красной Армии требовалось повысить качественную подготовку войск.
2. Преображение армии. Удивителен прагматизм Сталина. Осознав, что на лозунгах социализма войну можно и проиграть, он шаг за шагом возвращается к армии традиционного типа.
9 октября 1942 г. издается указ об упразднении института военных комиссаров и установлении полного единоначалия в Красной Армии.
Идет подготовка к введению погон. Это новшество по психологической значимости равно замене звезды на орла в гербе государства. Ненависть к "золотопогонникам" являлась органичной у многих ветеранов Гражданской войны. Но Сталин с их чувствами не считался. Он решительно насаждал иерархию и элитарность, поняв ее выгодность для системы власти. Чуть позже, когда обозначился успех реформ, он сделает последний жест - заменит у Армии прилагательное "Красная" на "Советская", завершив отход от ортодоксального интернационализма к державности.
Но все эти факторы лежат на поверхности и не объясняют скорости преображения Армии. Ведь Тыл прекрасно работал и в 1941 г. А указами о введении погон войны не выигрываются. Точно так же жестокости гитлеровцев на оккупированных территориях нельзя отнести к явлениям, вдохнувшим в армию свежие силы, О них было известно с 1941 г. Значит, было еще что-то, более глубинное, не бросающееся в глаза, однако очень действенное для войск.
Сталинизм как система властвования продемонстрировал высокую степень эффективности организации военного производства, включая конструкторские работы, и низкую - в деле организации боеспособности Красной Армии. И это не случайно. В системе, где чрезвычайно высока роль личности-властителя, качество организации в той или иной сфере сильно зависит от способности диктатора к данному делу, ибо он вынужден постоянно вмешиваться во все важные вопросы, затрагивающие его власть. Сталин был выдающимся администратором и никудышным военным. Результат налицо. В 1941-1942 гг. Армия воевала в тесных рамках понимания тактики и стратегии вождем и подобранных им кадров, и она терпела поражения. Зато военная промышленность показывала чудеса производительности. В конце 1942 г. Сталин наконец ослабил давление на профессиональных военных, заодно отстранив от оперативного командования большинство своих выдвиженцев. Пусть и не всегда, но командирам и военачальникам позволяли учитывать реалии боевой обстановки. И как следствие, сократилось число бездумных лобовых атак, зато резко увеличилась доля маневренных действий войск. И дела у Армии сразу пошли в гору. Даже не блиставшие полководческими талантами военачальники, подобно Голикову, проводили успешные операции на окружение и охват. А это верный признак роста качества командования во всех звеньях.
С "отводом в тыл" большинства сталинских выдвиженцев, таких как К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, Г.И. Кулик, и ограничением вмешательства в боевые вопросы "феноменов" вроде Л.З. Мехлиса, в действиях войск появилась оперативная осмысленность.
Свою роль в сохранении и приумножении этого качества сыграли два объективных обстоятельства: зима и германские союзники. Зимой стратегическая инициатива объективно переходила к Красной армии, что позволяло ей теснить противника на довольно широких участках советско-германского фронта. Однако когда резервы Красной Армии бросали в бой против немецких частей, те их быстро перемалывали. Зимой 19421943 гг. стратегия изменилась. Главные удары наносились сначала против союзных Германии армий - двух румынских, одной итальянской и одной венгерской, которые качественно уступали советским войскам, - и только затем, с развитием успеха, по немецким. Причем в ряде случаев атаковали германские войска во фланг и тыл, где не имелось подготовленных рубежей обороны, что помогало преодолевать сопротивление немецких частей. (Особенно удачно это получилось со 2-й немецкой армией.) Советские дивизии получили возможность приобретать боевой опыт в течение значительно большего времени, чем раньше, и прежде чем понести потери, делавшие их малобоеспособными, успевали нанести серьезный ущерб и немецким войскам. К советским войскам приходила уверенность, что германская армия им теперь по плечу.
Кроме того, война шла на измор, на истощение, что тоже было на руку советскому командованию, имевшему куда большие людские резервы, чем вермахт, хотя соотношение потерь было просто страшным. По данным начальника Генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдера, потери вермахта на Восточном фронте за период с 22 июня 1941 г. по 31 августа 1942 г. убитыми и пропавшими без вести составили всего 390 тыс. человек (запись в дневнике от 4 сентября 1942 г.), тогда как счет безвозвратных потерь в Красной Армии шел на миллионы (примерно 6-7 млн.). Даже с учетом коррекции в ту или иную сторону (спор о размерах потерь продолжается) Красная Армия несла непропорционально большие потери.
И последнее. События осени - зимы 19421943 гг. показали, что толковое управление серьезно сказалось на моральном состоянии простых солдат. Оборона Сталинграда стала символом этих перемен, хотя войска всегда хорошо показывали себя в позиционной борьбе "на пятачке". Но фактов паники в войсках практически уже не встречается. Наконец Красная Армия продемонстрировала себя как целостный боевой организм. Впервые войска захватили большое количество пленных - свыше 200 тыс., тогда как с июня 1941 г. по июль 1942 г. всего 17 тыс.! Правда, больше половины пленных пришлось на союзников Германии, но, опять же впервые, количество пленных солдат противника превысило число плененных красноармейцев.