Страница:
Шекспир рассказал свидетелю [то есть Николасу], что ответчик
[Маунтджой] говорил ему, что, если истец [Белотт] женится на его
дочери Мэри, он даст ему, истцу, некоторую сумму денег за ней в
качестве приданого, И что если он, истец, не женится на ней, на
названной Мэри, а она не выйдет замуж за истца, то он, ответчик, ее
отец, не даст за ней и ломаного гроша; после чего и так как г-н
Шекспир сказал им, что они получат от отца некоторую сумму денег, они,
убежденные г-ном Шекспиром, согласились пожениться.
Бракосочетание состоялось 19 ноября 1604 г. в приходской церкви св. Олива на Сильвер-стрит. В записях не указано, присутствовал ли при этом Шекспир.
Осложнения начались сразу же после свадьбы. Вместо того чтобы остаться в мастерской на Сильвер-стрит, как ожидали Маунтджой, супруги основали соперничающее заведение со своим собственным подмастерьем. Белотт ожидал, что за Мэри дадут 60 фунтов приданого, а после смерти ее отца полагал получить 200 фунтов по завещанию. Старик же надул их, дав им всего 10 фунтов на личные их нужды и какой-то жалкий домашний скарб - подержанную мебель, старую перьевую подушку, потрепанное одеяло, грубые салфетки, ящик с катушками и две пары ножниц, к тому же маленьких. Когда мадам Маунтджой, убеждавшая мужа не скупиться, умерла в 1606 г., Белотты вновь переехали на Сильвер-стрит, чтобы вести хозяйство вдовца и участвовать в его деле. Однако начались споры из-за денег. Стивен и Мэри сложили свои пожитки и покинули дом, а Маунтджой пустился в разгул. Эти передряги длились несколько лет. Наконец, стали распространяться слухи о том, что Маунтджой намерен лишить свою дочь и ее мужа наследства, не оставив им ни гроша. Следствием этих слухов был иск.
Перед судом стояла задача определить, на каких финансовых условиях было заключено соглашение о браке. Белотт уговорил Николасв отправиться вместе с женой к Шекспиру и доподлинно установить, "сколько и что" обещал Маунтджой. И когда Шекспира спросили об этом, он [Шекспир] ответил, что он [Маунтджой] обещал, что в случае, если истец женится на Мэри, его единственной дочери то он, ответчик, согласно своему обещанию, насколько он [Шекспир] помнит, даст истцу за своей дочерью в качестве приданого сумму около 50 фунтов деньгами и кое-какие пожитки. Такое свидетельство, разумеется, делалось с чужих слов, к тому же весьма неопределенных. Только сам Шекспир мог внести ясность в этот вопрос, и, должно быть обе стороны с надеждой или с опасением ожидали его показаний. Однако Шекспир давно уже забыл точные по - дробности, связанные с этим делом. Да и почему он должен был их помнить? Лично его все это не касалось. Маунтджой обещал Белотту какое-то приданое, и об этом много толковали, но каково было приданое и когда его следовало выплатить, Шекспир не мог сказать, так же как он не мог поручиться в том, что "ответчик обещал истцу и своей дочери Мэри 200 фунтов после своей смерти". Подобным же образом свидетель открыто признавал свое неведение относительно того, "какие инструменты и предметы домашнего обихода" ответчик дал истцу при заключении брака с его дочерью Мэри.
Слушание дела происходило 11 мая 1612 г. На 19 июня суд назначил второе слушание, и в деле записан ряд вопросов, которые собирались задать Шекспиру; однако он не давал повторных наказаний. Давали их другие - Николас, Уильям Итон (в то время подмастерье в мастерской на Сильвер-стрит), брат Маунтджоя, Ноуэл, также изготовлявший женские парики. И хотя все они согласно подтвердили, что Шекспир действовал как честный посредник при заключении этого брака, никто из них не смог припомнить тех сумм, о которых шла речь. В конце концов суд направил дело на арбитраж "достопочтенным приходским попечителям и старейшинам французской церкви в Лондоне", которые решили, что оба, и тесть и зять, никуда не годные люди - "tous 2 pere et gendre debauches", однако присудили Белотту 20 ноблей (6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса). Прошел год, а Маунтджой так и не заплатил эту сумму, хотя (согласно более поздним церковным записям) у него хватало средств продолжать беспутный образ жизни: "за vie dereglee, et debordee".
Из всех документов о Шекспире только дело Белотт - Маунтджой показывает, как он попал в обстановку, пригодную для создания бытовой комедии. В этом процессе, обнаружившем всю скаредность и своекорыстие его участников, гениальный поэт-драматург появляется перед нами в роли слегка озадаченного человека, простого смертного или (говоря словами ученого, открывшего эти документы) как "обыкновенный человек среди обыкновенных людей" {19}. Один биограф даже вообразил себе, как Шекспир у собора св. Павла покупает французский разговорник и при помощи Мэри постепенно усваивает азы французской разговорной речи, что впоследствии ему так пригодится в сцене обучения принцессы Екатерины английскому языку {20}. "Comment appelez-vous la main en Anglais?" - "La main? Elle est appelee de hand". "Как говорится по-английски рука?" - "Рука? Она называется hand". Прелестная догадка, но, увы, Шекспир написал "Генри V", по-видимому, до того, как поселился у Маунтджоя.
Между тем в жизни труппы происходили важные события. В августе 1608 г. "слуги его величества" снова взяли в свои руки театр Блэкфрайарз. В качестве одного из главных пайщиков Шекспир имел голос при решении этого серьезного вопроса. Блэкфрайарз, как мы помним, был заброшенным монастырем, который в 1596 г. Джеймс Бербедж избрал для создания нового театра, но был вынужден отказаться от проекта, хотя и вложил большие деньги в восстановление помещения. Его сыновья сдали здание в аренду нотариусу из Уэльса Генри Эвансу, ставшему антрепренером нескольких детских трупп. Эванс давал в Блэкфрайарзе представления, в которых играли мальчики-актеры, эти "маленькие соколята", упомянутые Гамлетом. У этого театра была бурная история. Мальчики из Блэкфрайарза не раз вызывали неудовольствие властей, и, наконец, поставленная ими в 1608 г. пьеса Чапмена "Заговор и трагедия Шарля, герцога Бирона" настолько возмутила французского посланника, что король запретил им играть. Тогда Эванс вернул аренду Ричарду Бербеджу. Театры так или иначе были закрыты из-за чумы. Однако к концу осени 1609 г. "слуги его величества", по-видимому, начали работать в новом помещении, расположенном в самом центре Лондона, примерно в 250 метрах к юго-западу от собора св. Павла.
По сравнению с "Глобусом" это был небольшой театр.
Прямоугольный зрительный зал (Джеймс Бербедж переделал под него помещение верхней монастырской трапезной) занимал площадь 14X20 метров. В одном конце зала находилось закулисное помещение, сделанное во всю его ширину; над ним на втором этаже были устроены три ложи, служившие помещением для музыкантов, для самых знатных посетителей и (если требовалось) для исполнения сцен, проходивших наверху. Свечи на люстрах "освещали сцену". Помещение вмещало примерно 700 зрителей; это было немного по сравнению с 2,5-3 тысячами в Банксайде. Вся публика - в партере, на галереях и в ложах сидела, и за это зрители платили при входе минимум 6 пенсов, в шесть раз дороже по сравнению с самой дешевой входной платой в "Глобусе". В театре Блэкфрайарз в спокойной обстановке освещенного зала "слуги его величества" старались угодить изощренному вкусу придворных, их присных, людей свободной профессии и интеллигентов, а не той разнородной массе, которая посещала "Глобус" и (что можно сказать в ее пользу) вовсе не находила, что "Гамлет" и "Король Лир" выше ее понимания {21}.
Историки театра считают, что переезд в новое помещение глубоко повлиял на драматургию последних пьес Шекспира: с этого времени, как полагает профессор Бентли, Шекспир писал, "имея в виду Блэкфрайарз, а не "Глобус" {22}. Интимная обстановка театра, без шумной толпы, стоявшей прямо на земле, располагала к созданию интимных сцен, в которых должно было теперь господствовать настроение, а не страсть. Так это выглядит в теории. Можно сказать, что вторая сцена второго акта "Цимбелина" подтверждает это. Якимо вылезает из сундука в спальне Имогены, освещенной единственной мерцающей свечой. Он запоминает подробности обстановки: окно, убранство постели, раскрашенные холсты-гобелены и более конкретно - черты спящей женщины с родинкой на левой груди. Затем он снимает с ее руки браслет и тихо прячется в сундук, закрывая крышку над головой. Такую сцену легче вообразить в закрытом, освещенном свечами помещении театра Блэкфрайарз, чем под открытым небом в огромном "Глобусе".
Хотя это предположение весьма привлекательно, однако неясно, для какой именно сцены были написаны "Цимбелин", "Зимняя сказка" и "Буря". Мы знаем, что "Генри VIII" был поставлен в "Глобусе" в качестве "новой" пьесы. Поскольку "слуги его величества" не покинули своего театра в Банксайде после 1609 г., Блэкфрайарз служил зимним помещением; с наступлением весны актеры вновь играли в "Глобусе". В нем 20 апреля 1611 г. Саймон Форман видел "Макбета" и 15 мая - "Зимнюю сказку". Он попал также на представление "Цимбелина", и, хотя он не назвал ни даты посещения, ни театра, все же можно предположить, что имеется в виду "Глобус". В своей "Книге пьес" {23} этот астролог оставил потомкам уникальный рассказ об этих постановках {}. В плутовских шутках Автолика он нашел полезное поучение: "Опасайся доверчивых притворщиков-нищих и льстецов". Сцена в спальне из "Цимбелина" произвела на него иное впечатление. "Запомнилось, - пишет Форман, - как самой глухой ночной порою, когда она спит, он открывает сундук, выходит из него и видит ее лежащей в постели, разглядывая родинки на ее теле, и уносит ее браслет..."
Где бы ни играли "слуги его величества" - в больших или малых помещениях постоянных театров, таких, как Блэкфрайарз или "Глобус", на временных сценах при дворе или во время провинциального турне, - они приспосабливали пьесы своего репертуара к изменяющимся условиям, в которых давались представления. Такова была сказочно податливая гибкость елизаветинской драматургии. Переезд в Блэкфрайарз следует рассматривать скорее в плане социальном и экономическом, но, конечно, он имел в эстетическое значение. Чуя, откуда дует ветер, труппа стала отдавать предпочтение двору, а не городу. Конечно, актеры не могли предвидеть, что трещины, уже возникшие в обществе, в конце концов расширятся так, что ввергнут народ в гражданскую войну, которая положит конец всякой театральной деятельности, кроме осуществляемой тайком. Им было далеко до таких пророчеств. Переезд был связан с риском, но он хорошо окупился. "Слуги его величества" знали, как угодить новой, более избранной по своему социальному составу публике. И трагедия стала уступать место новому господствующему жанру - трагикомедии.
Для управления театром Блэкфрайарз 9 августа было {Форман видел также постановку "Ричарда II" в "Глобусе" 30 апреля 1611 г., однако его описание не соответствует содержанию пьесы Шекспира и заставляет предположить, что "слуги короля" ставили другую вещь о том же царствовании.} создано товарищество из семи владельцев или "хозяев помещения"; в него вошли: Ричард и Катберт Бербеджи, Томас Эванс (о котором ничего не известно), Шекспир, Хеминг, Кондел и Слай. Каждый из членов товарищества внес свой вклад - 5 фунтов 14 шиллингов 4 пенса, чтобы покрыть годовую арендную плату в 40 фунтов. Не прошло и недели после образования этого товарищества, как уме рСлай, так что пай Шекспира стал составлять 1/6. Театр Блэкфрайарз оказался более прибыльным, чем "Глобус". Через двадцать лет после смерти Шекспира доля участия в театре Блэкфрайарз давала почти вдвое больше дохода, чем доля участия в "Глобусе". Восьмая доля во владении театром Блэкфрайарз давала 90 фунтов прибыли в год, в то время как одна шестнадцатая доля участия в "Глобусе", приносила 25 фунтов годового дохода {24}.
В 1609 г. при необычных обстоятельствах была опубликована драма, "Троил и Крессида". За шесть лет до этого, пьеса была зарегистрирована в гильдии печатников и издателем "мастером Робертсом" с пометкой о задержании публикаций до тех пор, пока Робертс "не будет иметь на то достаточных полномочий". Труппа охраняла принадлежащие ей пьесы. Однако 28 января 1609 г. два других издателя - Ричард Бонион и Генри Уолли - внесли "Троила и Крессиду" в реестр гильдии и выпустили ее в том же году, объявив на титульном листе, что пьеса "написана Уильямом Шекспиром" и играна "слугами его величества" в "Глобусе". Во втором издании пьесы, выпущенном в свет в том же году, упоминание о постановке было снято с ти тульного листа, зато добавлено недописанное предисловие, в котором содержатся некоторые интригующие утверждения:
Неизменный читатель, перед тобой новая пьеса, не затрепанная
исполнением на сцене, не замызганная хлопками ладоней черни, зато с
полными пригоршнями комизма... Пусть это послужит вам
предостережением, что вы рискуете лишиться удовольствия и поучения,
если откажетесь от этой пьесы только из-за того, что ее не замарало
нечистое дыхание толпы, и, наоборот, благодарите судьбу за то, что она
попала к вам в таком виде. Я надеюсь, вы из числа тех, кто
предпочитает молиться за других, оставивших им большое наследство, чем
чтобы другие молились за них {25}.
Пьеса могла быть "новой" только для читателей. Пренебрежительно насмехаясь над "оставившими большое наследство", автор, вероятно, имеет в виду членов шекспировской труппы. Не получили ли издатели рукопись из частных рук? И что это за упоминание о комедии, "не затрепанной исполнением на сцене", которую "не замарало нечистое дыхание толпы", прямо противоречащее тому, что утверждалось на титульном листе первого издания? Должны ли мы считать, что драма "Троил и Крессида" ни - когда не ставилась или что пьеса игралась только в частных домах? Скорее всего, правильнее последнее. Одна из юридических школ могла быть подходящим местом для постановки этой полной рассуждений драмы. По этому поводу существуют интересные биографические предположения. "Так как пьеса предназначалась для публики особого рода, то это позволяет отвергнуть всякую мысль о том, что в ней отразился глубокий цинизм автора по отношению к своему времени; ее сатирический элемент можно по крайней мере отчасти объяснить характером публики, а также временем и местом постановки" {26}. Такого рода предположения, сколь бы достоверными они ни выглядели, разумеется, являются лишь гадательными.
Какими бы спорными ни были проблемы, связанные с первым изданием "Троила и Крессиды", они кажутся незначительными рядом с теми проблемами, которые поставил перед шекспироведением Томас Торп, опубликовав в том же, 1609 г. форматом ин-кварто "Сонеты". Некоторые, если не все эти стихотворения, распространялись в списках, начиная по крайней мере с 1598 г., когда Мерез упомянул о "сладчайших сонетах" Шекспира, "распространенных среди его близких друзей". Варианты двух сонетов (138-го и 144-го) появились в 1599 г. в "Страстном пилигриме", собрании коротких, в основном любовных стихотворений, напечатанных Уильямом Джаггардом, который в расчете на то, что это привлечет покупателей, приписал на титульном листе их авторство Шекспиру, хотя большинство произведений, включая хорошо известную песню "Ворчливая старость и юность", принадлежало другим авторам. Через десять лет Тори выпустил свое издание "Сонетов".
Все свидетельства указывают на то, что эта публикация была осуществлена без разрешения автора, но с разрешения гильдии печатников и издателей. Многочисленные опечатки в ней говорят о том, что Шекспир, столько хлопотавший об исправности текста поэм "Венера и Адонис" и "Обесчещенная Лукреция", не принимал никакого участия в наблюдении за изданием наиболее важного собрания своей недраматической поэзии. Мало кто из добросовестных ученых допускает, что все сто пятьдесят четыре стихотворения этого цикла расположены в той последовательности, которую предполагал их создатель, и все же никто не преуспел в попытках убедительным образом их перегруппировать.
Но самые загадочные проблемы, связанные с этим изданием, ставит перед нами посвящение, которым снабдил книгу не сам автор, как это обычно принято, а издатель:
Тому,
единственному. кому. обязаны. своим. появлением.
нижеследующие. сонеты.
г-ну W. Н. всякого. счастья.
и. вечной, жизни.
обещанной.
ему.
нашим. бессмертным. поэтом.
желает. доброжелатель.
рискнувший. издать. их.
в свет.
Т. Т.
Более ста лет назад Ричард Грант Уайт писал: "Мистер Торп со своим посвящением подобен литературному сфинксу" {27}. Он до сих пор так и не встретил своего Эдипа, хотя число доброжелателей, пытающихся разрешить загадку или загадки - "Сонетов", не уменьшилось.
Интерес вызывает прежде всего тот, кому адресовано посвящение. Если г-н W. Н. является "тем единственным, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты" в том смысле, что он вдохновил автора на создание "Сонетов", то, устанавливая его личность, мы устанавливаем личность "светловолосого юноши", который, будучи предметом обожания, лести и упреков, является, если не считать лицо, от которого ведется речь, основным персонажем драмы. Может быть, это Генри Ризли, третий в роду граф Саутгемптон, чьи инициалы переставлены для того, чтобы ввести в заблуждение непосвященных? Это маловероятно. С другой стороны, не требуется никаких ухищрений для того, чтобы приписать эти инициалы Уильяму Герберту, третьему в роду графу Пембруку. Богатый и красивый, великодушный в роли покровителя ("Наиболее великолепный и превосходный пэр, любивший ученых", - как говорил о нем Обри), он был чувствителен к женской красоте и не торопился связать себя браком. Кроме того, этот вельможа имеет отношение к Шекспиру еще и потому, что является одним из двух братьев, которым Хеминг и Кондел посвятили пьесы своего друга - эти "пустяки", которые их светлости ценили и относились с благосклонностью как к пьесам, так и к их автору, пока он был жив. В поддержку Герберта высказались выдающиеся ученые, включая Довера Уилсона и Эдмунда Чемберса. В последние годы, однако, его звезда закатилась. Он родился в 1580 г., и ему не по летам рано играть роль друга и влюбленного в "Сонетах", если не устанавливать для них более поздней даты, чем та, которую большинство находит вероятной {Большинство исследователей считают, что первые сонеты были напечатаны в 1592 г., то есть тогда, когда Герберту было 12 лет. - Прим. перев.}. Сомнительно также, чтобы подобострастный Торп дерзко обращался к знаменитому лорду с непочтительным "г-н".
Остальные кандидаты в большинстве своем сразу отпадают. Не ранее как в XVIII в. Тирвит выдвинул на эту роль У. Хьюза, и Мэлон поддержал эту кандидатуру. Они увидели ключ к разгадке проблемы в 20-м сонете: "A man in hue all hues in his controlling" {Дословно: человек, чьи краски (лица) превосходят краски других, т.е. тот, чья красота является наивысшей в самой совершенной. - Прим. перев.} - и создали этого никогда не существовавшего Хьюза. Оскар Уайльд дал жизнь Хьюзу в своей возвышенной гомоэротической фантазии "Портрет мистера W. Н.". Интересующиеся другими кандидатами, предложенными позднее, могут поразмыслить над шансами Уильяма Хэтклифа, "Распорядителя бесчинств" на рождественских празднествах 1587-1588 гг. в юридической школе "Грейз инн". Лесли Хотсон полагает что этот выходец из Линкольншира, запутавшийся в постоянных долгах, приехал в Лондон в 1609 г. и здесь договорился с Торпом о публикации "Сонетов" {28}. Однако претензии на роль адресата Хэтклифа не вызвали большого энтузиазма. Гипотеза Хотсона, возможно, даже менее привлекательна, чем предположение одного немца, сухого исследователя Д. Барнсторфа, утверждающего, что "Mr. W. Н." означает "сам мастер Уильям" (Master William Himself). P. Роллинз, редактор "Сонетов" в издании Variourum прав, заявляя, что это еще не самое идиотское из высказанных предположений.
Другую школу основал еще Джордж Чалмерз, опубликовав в 1799 г. свою "Дополнительную апологию". Он считает, что слово "begetter" ["тот, кому обязаны появлением..."] означает "procurer" ["тот, кто доставил нам"] и что посвящение двусмысленно прославляет не вдохновителя автора "Сонетов", а непоэтичного посредника, который доставил Торпу экземпляр текста. Перед нами новые претенденты. Внимание Сидни Ли привлек издатель Уильям Холл, у которого те же инициалы и чье имя, написанное полностью, действительно смотрит на нас со страницы посвящения, стоит лишь убрать точку, стоящую после буквы Н: Mr. W. Н. ALL. Другой претендент-шурин Шекспира Уильям Хетеуей, однако наиболее вероятным претендентом является сэр Уильям Харви, который в 1598 г. стал третьим мужем графини Саутгемптон. Когда она в 1607 г. умерла, сэр Уильям (гласит эта гипотеза) согласился опубликовать поэтическое завещание, которое его жена считала слишком интимным для того, чтобы предать его гласности при жизни. "Вечная жизнь, обещанная, нашим, бессмертным поэтом" должна была воплотиться в потомках того, кому адресовано посвящение, ибо в 1608 г. Харви женился на юной Корделии Эннсли. Имеются случаи обращения к рыцарю как к г-ну; леди Саутгемптон сама пользовалась такой формой обращения в своих письмах. В то же время прочтение слова begetter как procurer по вполне понятным причинам кажется некоторым ученым натяжкой. Проблема остается нерешенной.
Действительно, все посвящение, в котором пунктуацию заменяют произвольно поставленные точки, настолько синтаксически двусмысленно, что почти исключает всякую возможность единодушия исследователей. Одни усматривают в этих строках два предложения; другие видят в "г-не W. Н.", а не в Торпе того, кто "желает". Все загадки "Сонетов" - датировка, посвящение, последовательность стихотворений, идентичность действующих лиц, - оставаясь неразрешимыми, одновременно вызывают желание найти дм решение. Автору этой работы доставляет удовольствие тот факт, что он не может предложить никакой собственной теории по данному вопросу.
В 1612 г. Уильям Джаггард выпустил новое издание "Страстного пилигрима", дополненное двумя длинными стихотворениями из "Британской Трои" Томаса Хейвуда. Поскольку Джаггард не поставил об этом в известность Хейвуда и даже не поместил его фамилию на титульный лист, последний, естественно, оскорбился и дал выход своему неудовольствию в более раздраженном, нежели внятном послании издателю, которое было помещено в конце "Защиты актеров", также вышедшей в 1612 г.:
Точно так же я должен здесь непременно вставить заявление о
вопиющем ущербе, причиненном мне этим изданием, в котором были
напечатаны мои два послания - Париса к Елене и Елены к Парису - в
сокращенном виде и под чужим именем, что может дать повод свету
считать, что я решился украсть эти стихи у автора; и тогда он, чтобы
утвердить свое авторство, опубликовал их теперь под своим именем. Я
признаю, что мои строки недостойны покровительства того, под чьим
именем издатель напечатал их, и этот автор, как мне известно, также
весьма недоволен поступком Джаггарда (с которым он даже не знаком),
решившегося столь дерзновенно воспользоваться его именем {29}.
Очевидно, Шекспир, хотя и не публично, тоже выразил недовольство издателю, так как Джаггард изъял этот титульный лист и заменил его новым, опустив имя Шекспира. Это издание сохранилось в одном экземпляре в Бодлевской библиотеке. Таким образом, два сонета, стихи Хейвуда и другие мелочи составляли теперь анонимный, но зато не подписанный чужим именем сборник. Смягчился ли после этого Хейвуд, неизвестно, но в этом вполне можно усомниться.
Ведущий драматург ведущей труппы не пренебрегал попытками заработать на пустяковых предприятиях, о которых сразу же забывали по их осуществлении. За вознаграждение Шекспир придумал эмблему, которую должен был носить Фрэнсис Маннэрс, шестой в роду граф Ретленд, во время рыцарского турнира при дворе 24 марта 1613 г. в ознаменование вступления короля на престол. Такие эмблемы представляли собой знак с аллегорическими или мифологическими изображениями и соответствующими девизами, выполненными на бумажных щитах. Эмблемы участников этого турнира вызвали недоумение по крайней мере у одного из зрителей - сэра Генри Уоттона, он пожаловался, что "девизы на некоторых эмблемам были слишком темны и смысл их трудно понять, конечно если идея не заключалась именно в том, чтобы сделать из непонятными" {30}. Уоттон считал, что самые лучшие эмблемы в тот день были у братьев Гербертов. Как бы то ни было, 31 марта в резиденции Ретленда, замке Бивор Касл, управляющий Ретленда Томас Скревин зафиксировал выплату Шекспиру 44 шиллингов "золотом за эмблему для моего господина" и еще 44 шиллинга "Ричарду Бербеджу за то, что он нарисовал эмблему". Бербедж был талантливым художником-любителем. Его знаменитый портрет, возможно написанный им самим, выставлен теиерь в Даллидж-Колледже. Упоминание его имени вместе с именем Шекспира устраняет всякие сомнения относительно того, что это именно наш поэт, а не какой-то другой Шекспир - например, Джон Шекспир из королевской челяди создавал эмблемы для графа {В бумагах Ретленда зафиксирована еще одна выплата денег Бербеджу за эмблему, выполненную 25 марта 1616 г.}.
[Маунтджой] говорил ему, что, если истец [Белотт] женится на его
дочери Мэри, он даст ему, истцу, некоторую сумму денег за ней в
качестве приданого, И что если он, истец, не женится на ней, на
названной Мэри, а она не выйдет замуж за истца, то он, ответчик, ее
отец, не даст за ней и ломаного гроша; после чего и так как г-н
Шекспир сказал им, что они получат от отца некоторую сумму денег, они,
убежденные г-ном Шекспиром, согласились пожениться.
Бракосочетание состоялось 19 ноября 1604 г. в приходской церкви св. Олива на Сильвер-стрит. В записях не указано, присутствовал ли при этом Шекспир.
Осложнения начались сразу же после свадьбы. Вместо того чтобы остаться в мастерской на Сильвер-стрит, как ожидали Маунтджой, супруги основали соперничающее заведение со своим собственным подмастерьем. Белотт ожидал, что за Мэри дадут 60 фунтов приданого, а после смерти ее отца полагал получить 200 фунтов по завещанию. Старик же надул их, дав им всего 10 фунтов на личные их нужды и какой-то жалкий домашний скарб - подержанную мебель, старую перьевую подушку, потрепанное одеяло, грубые салфетки, ящик с катушками и две пары ножниц, к тому же маленьких. Когда мадам Маунтджой, убеждавшая мужа не скупиться, умерла в 1606 г., Белотты вновь переехали на Сильвер-стрит, чтобы вести хозяйство вдовца и участвовать в его деле. Однако начались споры из-за денег. Стивен и Мэри сложили свои пожитки и покинули дом, а Маунтджой пустился в разгул. Эти передряги длились несколько лет. Наконец, стали распространяться слухи о том, что Маунтджой намерен лишить свою дочь и ее мужа наследства, не оставив им ни гроша. Следствием этих слухов был иск.
Перед судом стояла задача определить, на каких финансовых условиях было заключено соглашение о браке. Белотт уговорил Николасв отправиться вместе с женой к Шекспиру и доподлинно установить, "сколько и что" обещал Маунтджой. И когда Шекспира спросили об этом, он [Шекспир] ответил, что он [Маунтджой] обещал, что в случае, если истец женится на Мэри, его единственной дочери то он, ответчик, согласно своему обещанию, насколько он [Шекспир] помнит, даст истцу за своей дочерью в качестве приданого сумму около 50 фунтов деньгами и кое-какие пожитки. Такое свидетельство, разумеется, делалось с чужих слов, к тому же весьма неопределенных. Только сам Шекспир мог внести ясность в этот вопрос, и, должно быть обе стороны с надеждой или с опасением ожидали его показаний. Однако Шекспир давно уже забыл точные по - дробности, связанные с этим делом. Да и почему он должен был их помнить? Лично его все это не касалось. Маунтджой обещал Белотту какое-то приданое, и об этом много толковали, но каково было приданое и когда его следовало выплатить, Шекспир не мог сказать, так же как он не мог поручиться в том, что "ответчик обещал истцу и своей дочери Мэри 200 фунтов после своей смерти". Подобным же образом свидетель открыто признавал свое неведение относительно того, "какие инструменты и предметы домашнего обихода" ответчик дал истцу при заключении брака с его дочерью Мэри.
Слушание дела происходило 11 мая 1612 г. На 19 июня суд назначил второе слушание, и в деле записан ряд вопросов, которые собирались задать Шекспиру; однако он не давал повторных наказаний. Давали их другие - Николас, Уильям Итон (в то время подмастерье в мастерской на Сильвер-стрит), брат Маунтджоя, Ноуэл, также изготовлявший женские парики. И хотя все они согласно подтвердили, что Шекспир действовал как честный посредник при заключении этого брака, никто из них не смог припомнить тех сумм, о которых шла речь. В конце концов суд направил дело на арбитраж "достопочтенным приходским попечителям и старейшинам французской церкви в Лондоне", которые решили, что оба, и тесть и зять, никуда не годные люди - "tous 2 pere et gendre debauches", однако присудили Белотту 20 ноблей (6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса). Прошел год, а Маунтджой так и не заплатил эту сумму, хотя (согласно более поздним церковным записям) у него хватало средств продолжать беспутный образ жизни: "за vie dereglee, et debordee".
Из всех документов о Шекспире только дело Белотт - Маунтджой показывает, как он попал в обстановку, пригодную для создания бытовой комедии. В этом процессе, обнаружившем всю скаредность и своекорыстие его участников, гениальный поэт-драматург появляется перед нами в роли слегка озадаченного человека, простого смертного или (говоря словами ученого, открывшего эти документы) как "обыкновенный человек среди обыкновенных людей" {19}. Один биограф даже вообразил себе, как Шекспир у собора св. Павла покупает французский разговорник и при помощи Мэри постепенно усваивает азы французской разговорной речи, что впоследствии ему так пригодится в сцене обучения принцессы Екатерины английскому языку {20}. "Comment appelez-vous la main en Anglais?" - "La main? Elle est appelee de hand". "Как говорится по-английски рука?" - "Рука? Она называется hand". Прелестная догадка, но, увы, Шекспир написал "Генри V", по-видимому, до того, как поселился у Маунтджоя.
Между тем в жизни труппы происходили важные события. В августе 1608 г. "слуги его величества" снова взяли в свои руки театр Блэкфрайарз. В качестве одного из главных пайщиков Шекспир имел голос при решении этого серьезного вопроса. Блэкфрайарз, как мы помним, был заброшенным монастырем, который в 1596 г. Джеймс Бербедж избрал для создания нового театра, но был вынужден отказаться от проекта, хотя и вложил большие деньги в восстановление помещения. Его сыновья сдали здание в аренду нотариусу из Уэльса Генри Эвансу, ставшему антрепренером нескольких детских трупп. Эванс давал в Блэкфрайарзе представления, в которых играли мальчики-актеры, эти "маленькие соколята", упомянутые Гамлетом. У этого театра была бурная история. Мальчики из Блэкфрайарза не раз вызывали неудовольствие властей, и, наконец, поставленная ими в 1608 г. пьеса Чапмена "Заговор и трагедия Шарля, герцога Бирона" настолько возмутила французского посланника, что король запретил им играть. Тогда Эванс вернул аренду Ричарду Бербеджу. Театры так или иначе были закрыты из-за чумы. Однако к концу осени 1609 г. "слуги его величества", по-видимому, начали работать в новом помещении, расположенном в самом центре Лондона, примерно в 250 метрах к юго-западу от собора св. Павла.
По сравнению с "Глобусом" это был небольшой театр.
Прямоугольный зрительный зал (Джеймс Бербедж переделал под него помещение верхней монастырской трапезной) занимал площадь 14X20 метров. В одном конце зала находилось закулисное помещение, сделанное во всю его ширину; над ним на втором этаже были устроены три ложи, служившие помещением для музыкантов, для самых знатных посетителей и (если требовалось) для исполнения сцен, проходивших наверху. Свечи на люстрах "освещали сцену". Помещение вмещало примерно 700 зрителей; это было немного по сравнению с 2,5-3 тысячами в Банксайде. Вся публика - в партере, на галереях и в ложах сидела, и за это зрители платили при входе минимум 6 пенсов, в шесть раз дороже по сравнению с самой дешевой входной платой в "Глобусе". В театре Блэкфрайарз в спокойной обстановке освещенного зала "слуги его величества" старались угодить изощренному вкусу придворных, их присных, людей свободной профессии и интеллигентов, а не той разнородной массе, которая посещала "Глобус" и (что можно сказать в ее пользу) вовсе не находила, что "Гамлет" и "Король Лир" выше ее понимания {21}.
Историки театра считают, что переезд в новое помещение глубоко повлиял на драматургию последних пьес Шекспира: с этого времени, как полагает профессор Бентли, Шекспир писал, "имея в виду Блэкфрайарз, а не "Глобус" {22}. Интимная обстановка театра, без шумной толпы, стоявшей прямо на земле, располагала к созданию интимных сцен, в которых должно было теперь господствовать настроение, а не страсть. Так это выглядит в теории. Можно сказать, что вторая сцена второго акта "Цимбелина" подтверждает это. Якимо вылезает из сундука в спальне Имогены, освещенной единственной мерцающей свечой. Он запоминает подробности обстановки: окно, убранство постели, раскрашенные холсты-гобелены и более конкретно - черты спящей женщины с родинкой на левой груди. Затем он снимает с ее руки браслет и тихо прячется в сундук, закрывая крышку над головой. Такую сцену легче вообразить в закрытом, освещенном свечами помещении театра Блэкфрайарз, чем под открытым небом в огромном "Глобусе".
Хотя это предположение весьма привлекательно, однако неясно, для какой именно сцены были написаны "Цимбелин", "Зимняя сказка" и "Буря". Мы знаем, что "Генри VIII" был поставлен в "Глобусе" в качестве "новой" пьесы. Поскольку "слуги его величества" не покинули своего театра в Банксайде после 1609 г., Блэкфрайарз служил зимним помещением; с наступлением весны актеры вновь играли в "Глобусе". В нем 20 апреля 1611 г. Саймон Форман видел "Макбета" и 15 мая - "Зимнюю сказку". Он попал также на представление "Цимбелина", и, хотя он не назвал ни даты посещения, ни театра, все же можно предположить, что имеется в виду "Глобус". В своей "Книге пьес" {23} этот астролог оставил потомкам уникальный рассказ об этих постановках {}. В плутовских шутках Автолика он нашел полезное поучение: "Опасайся доверчивых притворщиков-нищих и льстецов". Сцена в спальне из "Цимбелина" произвела на него иное впечатление. "Запомнилось, - пишет Форман, - как самой глухой ночной порою, когда она спит, он открывает сундук, выходит из него и видит ее лежащей в постели, разглядывая родинки на ее теле, и уносит ее браслет..."
Где бы ни играли "слуги его величества" - в больших или малых помещениях постоянных театров, таких, как Блэкфрайарз или "Глобус", на временных сценах при дворе или во время провинциального турне, - они приспосабливали пьесы своего репертуара к изменяющимся условиям, в которых давались представления. Такова была сказочно податливая гибкость елизаветинской драматургии. Переезд в Блэкфрайарз следует рассматривать скорее в плане социальном и экономическом, но, конечно, он имел в эстетическое значение. Чуя, откуда дует ветер, труппа стала отдавать предпочтение двору, а не городу. Конечно, актеры не могли предвидеть, что трещины, уже возникшие в обществе, в конце концов расширятся так, что ввергнут народ в гражданскую войну, которая положит конец всякой театральной деятельности, кроме осуществляемой тайком. Им было далеко до таких пророчеств. Переезд был связан с риском, но он хорошо окупился. "Слуги его величества" знали, как угодить новой, более избранной по своему социальному составу публике. И трагедия стала уступать место новому господствующему жанру - трагикомедии.
Для управления театром Блэкфрайарз 9 августа было {Форман видел также постановку "Ричарда II" в "Глобусе" 30 апреля 1611 г., однако его описание не соответствует содержанию пьесы Шекспира и заставляет предположить, что "слуги короля" ставили другую вещь о том же царствовании.} создано товарищество из семи владельцев или "хозяев помещения"; в него вошли: Ричард и Катберт Бербеджи, Томас Эванс (о котором ничего не известно), Шекспир, Хеминг, Кондел и Слай. Каждый из членов товарищества внес свой вклад - 5 фунтов 14 шиллингов 4 пенса, чтобы покрыть годовую арендную плату в 40 фунтов. Не прошло и недели после образования этого товарищества, как уме рСлай, так что пай Шекспира стал составлять 1/6. Театр Блэкфрайарз оказался более прибыльным, чем "Глобус". Через двадцать лет после смерти Шекспира доля участия в театре Блэкфрайарз давала почти вдвое больше дохода, чем доля участия в "Глобусе". Восьмая доля во владении театром Блэкфрайарз давала 90 фунтов прибыли в год, в то время как одна шестнадцатая доля участия в "Глобусе", приносила 25 фунтов годового дохода {24}.
В 1609 г. при необычных обстоятельствах была опубликована драма, "Троил и Крессида". За шесть лет до этого, пьеса была зарегистрирована в гильдии печатников и издателем "мастером Робертсом" с пометкой о задержании публикаций до тех пор, пока Робертс "не будет иметь на то достаточных полномочий". Труппа охраняла принадлежащие ей пьесы. Однако 28 января 1609 г. два других издателя - Ричард Бонион и Генри Уолли - внесли "Троила и Крессиду" в реестр гильдии и выпустили ее в том же году, объявив на титульном листе, что пьеса "написана Уильямом Шекспиром" и играна "слугами его величества" в "Глобусе". Во втором издании пьесы, выпущенном в свет в том же году, упоминание о постановке было снято с ти тульного листа, зато добавлено недописанное предисловие, в котором содержатся некоторые интригующие утверждения:
Неизменный читатель, перед тобой новая пьеса, не затрепанная
исполнением на сцене, не замызганная хлопками ладоней черни, зато с
полными пригоршнями комизма... Пусть это послужит вам
предостережением, что вы рискуете лишиться удовольствия и поучения,
если откажетесь от этой пьесы только из-за того, что ее не замарало
нечистое дыхание толпы, и, наоборот, благодарите судьбу за то, что она
попала к вам в таком виде. Я надеюсь, вы из числа тех, кто
предпочитает молиться за других, оставивших им большое наследство, чем
чтобы другие молились за них {25}.
Пьеса могла быть "новой" только для читателей. Пренебрежительно насмехаясь над "оставившими большое наследство", автор, вероятно, имеет в виду членов шекспировской труппы. Не получили ли издатели рукопись из частных рук? И что это за упоминание о комедии, "не затрепанной исполнением на сцене", которую "не замарало нечистое дыхание толпы", прямо противоречащее тому, что утверждалось на титульном листе первого издания? Должны ли мы считать, что драма "Троил и Крессида" ни - когда не ставилась или что пьеса игралась только в частных домах? Скорее всего, правильнее последнее. Одна из юридических школ могла быть подходящим местом для постановки этой полной рассуждений драмы. По этому поводу существуют интересные биографические предположения. "Так как пьеса предназначалась для публики особого рода, то это позволяет отвергнуть всякую мысль о том, что в ней отразился глубокий цинизм автора по отношению к своему времени; ее сатирический элемент можно по крайней мере отчасти объяснить характером публики, а также временем и местом постановки" {26}. Такого рода предположения, сколь бы достоверными они ни выглядели, разумеется, являются лишь гадательными.
Какими бы спорными ни были проблемы, связанные с первым изданием "Троила и Крессиды", они кажутся незначительными рядом с теми проблемами, которые поставил перед шекспироведением Томас Торп, опубликовав в том же, 1609 г. форматом ин-кварто "Сонеты". Некоторые, если не все эти стихотворения, распространялись в списках, начиная по крайней мере с 1598 г., когда Мерез упомянул о "сладчайших сонетах" Шекспира, "распространенных среди его близких друзей". Варианты двух сонетов (138-го и 144-го) появились в 1599 г. в "Страстном пилигриме", собрании коротких, в основном любовных стихотворений, напечатанных Уильямом Джаггардом, который в расчете на то, что это привлечет покупателей, приписал на титульном листе их авторство Шекспиру, хотя большинство произведений, включая хорошо известную песню "Ворчливая старость и юность", принадлежало другим авторам. Через десять лет Тори выпустил свое издание "Сонетов".
Все свидетельства указывают на то, что эта публикация была осуществлена без разрешения автора, но с разрешения гильдии печатников и издателей. Многочисленные опечатки в ней говорят о том, что Шекспир, столько хлопотавший об исправности текста поэм "Венера и Адонис" и "Обесчещенная Лукреция", не принимал никакого участия в наблюдении за изданием наиболее важного собрания своей недраматической поэзии. Мало кто из добросовестных ученых допускает, что все сто пятьдесят четыре стихотворения этого цикла расположены в той последовательности, которую предполагал их создатель, и все же никто не преуспел в попытках убедительным образом их перегруппировать.
Но самые загадочные проблемы, связанные с этим изданием, ставит перед нами посвящение, которым снабдил книгу не сам автор, как это обычно принято, а издатель:
Тому,
единственному. кому. обязаны. своим. появлением.
нижеследующие. сонеты.
г-ну W. Н. всякого. счастья.
и. вечной, жизни.
обещанной.
ему.
нашим. бессмертным. поэтом.
желает. доброжелатель.
рискнувший. издать. их.
в свет.
Т. Т.
Более ста лет назад Ричард Грант Уайт писал: "Мистер Торп со своим посвящением подобен литературному сфинксу" {27}. Он до сих пор так и не встретил своего Эдипа, хотя число доброжелателей, пытающихся разрешить загадку или загадки - "Сонетов", не уменьшилось.
Интерес вызывает прежде всего тот, кому адресовано посвящение. Если г-н W. Н. является "тем единственным, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты" в том смысле, что он вдохновил автора на создание "Сонетов", то, устанавливая его личность, мы устанавливаем личность "светловолосого юноши", который, будучи предметом обожания, лести и упреков, является, если не считать лицо, от которого ведется речь, основным персонажем драмы. Может быть, это Генри Ризли, третий в роду граф Саутгемптон, чьи инициалы переставлены для того, чтобы ввести в заблуждение непосвященных? Это маловероятно. С другой стороны, не требуется никаких ухищрений для того, чтобы приписать эти инициалы Уильяму Герберту, третьему в роду графу Пембруку. Богатый и красивый, великодушный в роли покровителя ("Наиболее великолепный и превосходный пэр, любивший ученых", - как говорил о нем Обри), он был чувствителен к женской красоте и не торопился связать себя браком. Кроме того, этот вельможа имеет отношение к Шекспиру еще и потому, что является одним из двух братьев, которым Хеминг и Кондел посвятили пьесы своего друга - эти "пустяки", которые их светлости ценили и относились с благосклонностью как к пьесам, так и к их автору, пока он был жив. В поддержку Герберта высказались выдающиеся ученые, включая Довера Уилсона и Эдмунда Чемберса. В последние годы, однако, его звезда закатилась. Он родился в 1580 г., и ему не по летам рано играть роль друга и влюбленного в "Сонетах", если не устанавливать для них более поздней даты, чем та, которую большинство находит вероятной {Большинство исследователей считают, что первые сонеты были напечатаны в 1592 г., то есть тогда, когда Герберту было 12 лет. - Прим. перев.}. Сомнительно также, чтобы подобострастный Торп дерзко обращался к знаменитому лорду с непочтительным "г-н".
Остальные кандидаты в большинстве своем сразу отпадают. Не ранее как в XVIII в. Тирвит выдвинул на эту роль У. Хьюза, и Мэлон поддержал эту кандидатуру. Они увидели ключ к разгадке проблемы в 20-м сонете: "A man in hue all hues in his controlling" {Дословно: человек, чьи краски (лица) превосходят краски других, т.е. тот, чья красота является наивысшей в самой совершенной. - Прим. перев.} - и создали этого никогда не существовавшего Хьюза. Оскар Уайльд дал жизнь Хьюзу в своей возвышенной гомоэротической фантазии "Портрет мистера W. Н.". Интересующиеся другими кандидатами, предложенными позднее, могут поразмыслить над шансами Уильяма Хэтклифа, "Распорядителя бесчинств" на рождественских празднествах 1587-1588 гг. в юридической школе "Грейз инн". Лесли Хотсон полагает что этот выходец из Линкольншира, запутавшийся в постоянных долгах, приехал в Лондон в 1609 г. и здесь договорился с Торпом о публикации "Сонетов" {28}. Однако претензии на роль адресата Хэтклифа не вызвали большого энтузиазма. Гипотеза Хотсона, возможно, даже менее привлекательна, чем предположение одного немца, сухого исследователя Д. Барнсторфа, утверждающего, что "Mr. W. Н." означает "сам мастер Уильям" (Master William Himself). P. Роллинз, редактор "Сонетов" в издании Variourum прав, заявляя, что это еще не самое идиотское из высказанных предположений.
Другую школу основал еще Джордж Чалмерз, опубликовав в 1799 г. свою "Дополнительную апологию". Он считает, что слово "begetter" ["тот, кому обязаны появлением..."] означает "procurer" ["тот, кто доставил нам"] и что посвящение двусмысленно прославляет не вдохновителя автора "Сонетов", а непоэтичного посредника, который доставил Торпу экземпляр текста. Перед нами новые претенденты. Внимание Сидни Ли привлек издатель Уильям Холл, у которого те же инициалы и чье имя, написанное полностью, действительно смотрит на нас со страницы посвящения, стоит лишь убрать точку, стоящую после буквы Н: Mr. W. Н. ALL. Другой претендент-шурин Шекспира Уильям Хетеуей, однако наиболее вероятным претендентом является сэр Уильям Харви, который в 1598 г. стал третьим мужем графини Саутгемптон. Когда она в 1607 г. умерла, сэр Уильям (гласит эта гипотеза) согласился опубликовать поэтическое завещание, которое его жена считала слишком интимным для того, чтобы предать его гласности при жизни. "Вечная жизнь, обещанная, нашим, бессмертным поэтом" должна была воплотиться в потомках того, кому адресовано посвящение, ибо в 1608 г. Харви женился на юной Корделии Эннсли. Имеются случаи обращения к рыцарю как к г-ну; леди Саутгемптон сама пользовалась такой формой обращения в своих письмах. В то же время прочтение слова begetter как procurer по вполне понятным причинам кажется некоторым ученым натяжкой. Проблема остается нерешенной.
Действительно, все посвящение, в котором пунктуацию заменяют произвольно поставленные точки, настолько синтаксически двусмысленно, что почти исключает всякую возможность единодушия исследователей. Одни усматривают в этих строках два предложения; другие видят в "г-не W. Н.", а не в Торпе того, кто "желает". Все загадки "Сонетов" - датировка, посвящение, последовательность стихотворений, идентичность действующих лиц, - оставаясь неразрешимыми, одновременно вызывают желание найти дм решение. Автору этой работы доставляет удовольствие тот факт, что он не может предложить никакой собственной теории по данному вопросу.
В 1612 г. Уильям Джаггард выпустил новое издание "Страстного пилигрима", дополненное двумя длинными стихотворениями из "Британской Трои" Томаса Хейвуда. Поскольку Джаггард не поставил об этом в известность Хейвуда и даже не поместил его фамилию на титульный лист, последний, естественно, оскорбился и дал выход своему неудовольствию в более раздраженном, нежели внятном послании издателю, которое было помещено в конце "Защиты актеров", также вышедшей в 1612 г.:
Точно так же я должен здесь непременно вставить заявление о
вопиющем ущербе, причиненном мне этим изданием, в котором были
напечатаны мои два послания - Париса к Елене и Елены к Парису - в
сокращенном виде и под чужим именем, что может дать повод свету
считать, что я решился украсть эти стихи у автора; и тогда он, чтобы
утвердить свое авторство, опубликовал их теперь под своим именем. Я
признаю, что мои строки недостойны покровительства того, под чьим
именем издатель напечатал их, и этот автор, как мне известно, также
весьма недоволен поступком Джаггарда (с которым он даже не знаком),
решившегося столь дерзновенно воспользоваться его именем {29}.
Очевидно, Шекспир, хотя и не публично, тоже выразил недовольство издателю, так как Джаггард изъял этот титульный лист и заменил его новым, опустив имя Шекспира. Это издание сохранилось в одном экземпляре в Бодлевской библиотеке. Таким образом, два сонета, стихи Хейвуда и другие мелочи составляли теперь анонимный, но зато не подписанный чужим именем сборник. Смягчился ли после этого Хейвуд, неизвестно, но в этом вполне можно усомниться.
Ведущий драматург ведущей труппы не пренебрегал попытками заработать на пустяковых предприятиях, о которых сразу же забывали по их осуществлении. За вознаграждение Шекспир придумал эмблему, которую должен был носить Фрэнсис Маннэрс, шестой в роду граф Ретленд, во время рыцарского турнира при дворе 24 марта 1613 г. в ознаменование вступления короля на престол. Такие эмблемы представляли собой знак с аллегорическими или мифологическими изображениями и соответствующими девизами, выполненными на бумажных щитах. Эмблемы участников этого турнира вызвали недоумение по крайней мере у одного из зрителей - сэра Генри Уоттона, он пожаловался, что "девизы на некоторых эмблемам были слишком темны и смысл их трудно понять, конечно если идея не заключалась именно в том, чтобы сделать из непонятными" {30}. Уоттон считал, что самые лучшие эмблемы в тот день были у братьев Гербертов. Как бы то ни было, 31 марта в резиденции Ретленда, замке Бивор Касл, управляющий Ретленда Томас Скревин зафиксировал выплату Шекспиру 44 шиллингов "золотом за эмблему для моего господина" и еще 44 шиллинга "Ричарду Бербеджу за то, что он нарисовал эмблему". Бербедж был талантливым художником-любителем. Его знаменитый портрет, возможно написанный им самим, выставлен теиерь в Даллидж-Колледже. Упоминание его имени вместе с именем Шекспира устраняет всякие сомнения относительно того, что это именно наш поэт, а не какой-то другой Шекспир - например, Джон Шекспир из королевской челяди создавал эмблемы для графа {В бумагах Ретленда зафиксирована еще одна выплата денег Бербеджу за эмблему, выполненную 25 марта 1616 г.}.