Страница:
Завтра с восходом солнца он отправится в Лондон, где стоит готовая к отплытию «Ветреница», и покинет Англию.
Навсегда.
Проведя в скучном Нортхемптоне три дня, лорд Томас вернулся в столицу и наутро проснулся в теплой постели очередной любовницы.
— Мне пора, Полли, — без особой уверенности пробормотал он. — Сейчас может прийти твоя сестра.
— Ах, Томас, — отозвалась та, поднимая голову с подушки, — ты совсем меня не любишь, иначе не стал бы и думать об этом.
— Нет, я люблю тебя, — упрямо сказал он, причем совершенно искренне, поскольку знал девушку четыре дня и его страсть еще не успела остыть.
— Но… — Рука Полли нежно скользнула по его животу к паху. — Я думала, та школьница…
— Какая школьница? Никаких школьниц, — заявил Томас, отвечая па соблазнительную ласку. — Неужели ты еще сомневаешься во мне? Для меня существует только одна женщина, и эта женщина — ты. Я никогда никого не любил так, как тебя!
— О, Томас, — хихикнула Полли, — ты говоришь это всем девушкам!
— Никогда! — твердо возразил он. — Никогда!
Лорд Томас опять был в Лондоне и взялся за старое.
Вбежав в дом через боковую дверь, Каролина промчалась к себе, закуталась в шерстяное одеяло и упала на кровать. Она дрожала всем телом, а когда дрожь прекратилась, ее начало трясти от безмолвных рыданий.
Она утратила нечто дорогое, утратила безвозвратно. Рэй оставил ее умирать в лабиринте и никогда больше не вернется.
А с его уходом в ее жизни образовалась пустота, которую уже ничем не заполнишь.
Утром Каролина с трудом поднялась и сняла наконец измятое бальное платье. Решится ли она теперь носить такой цвет? Ведь в светло-зеленом она встретила Рэя и в светло-зеленом потеряла его.
С ним все кончено, и в сущности, она получила по заслугам. Наверное, он случайно подслушал их на лестнице. Господи, что он при этом пережил! Девушка готова была сгореть со стыда: она влюбилась в Рэя и предала Томаса!
Нужно преодолеть сердечную боль и всепоглощающее чувство утраты, нужно забыть Рэя. Она попытается забыть его в Лондоне. Если сможет.
Но миссис Тарбелл думала иначе.
— Вы обе, — кратко распорядилась она, входя в столовую, — после завтрака подождете меня в библиотеке.
Каролина, печально уставившаяся в свою тарелку, даже не слышала ее, зато дочь, не менее мрачная, чем подруга, встревоженно посмотрела на мать.
— Теперь готовься, — пробормотала Реба, когда они входили в библиотеку.
— К чему? — равнодушно спросила Каролина. Для нее уже ничто происходящее в Бродлее не имело значения.
— Не знаю. Но мама очень разозлилась из-за неожиданного отъезда Рэя Эвистока. Он даже не попрощался, и ты исчезла куда-то. Гости начали поговаривать, что вы сбежали вместе!
— Рэй, наверное, подслушал наш разговор на лестнице.
— Ну и пусть, ведь мама ничего не знает, — отмахнулась Реба.
Девушкам пришлось минут десять подождать. Наконец появилась миссис Тарбелл и закрыла за собой дверь.
— Вряд ли я могу винить тебя, Реба. Ты молода и наивна, поэтому не знала, какую змею пригрела у себя на груди. — Тут Нэн с такой брезгливостью взглянула на Каролину, что девушка вспыхнула. — Твоя гостья не просто развлекалась, отбивая у тебя жениха. Она делала это за деньги!
Каролина задохнулась от возмущения, челюсть у Ребы отвисла, но миссис Тарбелл непререкаемым тоном продолжала:
— Я видела в окно, как он платил ей за благосклонность золотом. К счастью, он догадался оставить ее посреди лабиринта и уехать, чтобы она не вздумала ему навязываться.
Онемевшая от ужаса Каролина наконец обрела дар речи:
— Не правда! Рэй…
— Молчать! Из-за скандала с миссис Честертон я не могу отослать тебя в пансион. Но не могу оставить и здесь.
— Рэй только вернул мне деньги, которые я проиграла! — закричала Каролина. — Это было еще в пансионе…
— Значит, к твоим грехам нужно прибавить игру?! — грозно нахмурилась миссис Тарбелл.
— Нет! Только один раз, когда я одолжила мужской костюм и пошла искать лорда Томаса. — Девушка уже не сознавала, что с каждым новым словом все больше увязает в путаных объяснениях. — Реба, скажи матери, как все было, мне она не верит.
— В этом ты права. Я бы не поверила, даже если бы ты поклялась.
Каролина впилась глазами в Ребу.
— Не понимаю, о чем идет речь, — пробормотала та.
— Расскажи, как я взяла у тебя новый костюм Джорджа, вылезла в окно, чтобы найти лорда Томаса, и что было потом.
Реба совсем перепугалась:
— Я никогда не давала тебе костюм Джорджа. Зачем мне его вещи?
— Тогда говорить больше не о чем! — отрезала Каролина. — Я уеду в Лондон, как только подадут карету.
— Карета готова. — Миссис Тарбелл хлопнула в ладоши, дверь сразу отворилась, и девушка увидела коробки, сложенные в холле. Около вещей стояла толстая служанка, а перед ней здоровенный конюх. — Тебя отвезут в Лондон, но ты не останешься там. Я не желаю, чтобы ты распускала лживые сплетни о моей дочери и нашем гостеприимстве. Один из кораблей моего мужа уходит завтра в Йорктаун. Это как раз в Виргинии, по-моему, недалеко от твоего дома. Берта и Торп доставят тебя на борт «Летящего сокола» и передадут капитану письмо, в котором сообщается о твоем поведении. В Йорктауне его вручат твоей матери.
Каролина, ошеломленная столь энергичными действиями хозяйки, попробовала защищаться.
— Вы не имеете права так со мной поступать! — воскликнула она. — Я никуда не поеду с этими людьми! И не собираюсь плыть ни на одном из кораблей вашего мужа!
— Неужели? Торп, Берта, уберите ее с моих глаз!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 20
Глава 21
Навсегда.
Проведя в скучном Нортхемптоне три дня, лорд Томас вернулся в столицу и наутро проснулся в теплой постели очередной любовницы.
— Мне пора, Полли, — без особой уверенности пробормотал он. — Сейчас может прийти твоя сестра.
— Ах, Томас, — отозвалась та, поднимая голову с подушки, — ты совсем меня не любишь, иначе не стал бы и думать об этом.
— Нет, я люблю тебя, — упрямо сказал он, причем совершенно искренне, поскольку знал девушку четыре дня и его страсть еще не успела остыть.
— Но… — Рука Полли нежно скользнула по его животу к паху. — Я думала, та школьница…
— Какая школьница? Никаких школьниц, — заявил Томас, отвечая па соблазнительную ласку. — Неужели ты еще сомневаешься во мне? Для меня существует только одна женщина, и эта женщина — ты. Я никогда никого не любил так, как тебя!
— О, Томас, — хихикнула Полли, — ты говоришь это всем девушкам!
— Никогда! — твердо возразил он. — Никогда!
Лорд Томас опять был в Лондоне и взялся за старое.
Вбежав в дом через боковую дверь, Каролина промчалась к себе, закуталась в шерстяное одеяло и упала на кровать. Она дрожала всем телом, а когда дрожь прекратилась, ее начало трясти от безмолвных рыданий.
Она утратила нечто дорогое, утратила безвозвратно. Рэй оставил ее умирать в лабиринте и никогда больше не вернется.
А с его уходом в ее жизни образовалась пустота, которую уже ничем не заполнишь.
Утром Каролина с трудом поднялась и сняла наконец измятое бальное платье. Решится ли она теперь носить такой цвет? Ведь в светло-зеленом она встретила Рэя и в светло-зеленом потеряла его.
С ним все кончено, и в сущности, она получила по заслугам. Наверное, он случайно подслушал их на лестнице. Господи, что он при этом пережил! Девушка готова была сгореть со стыда: она влюбилась в Рэя и предала Томаса!
Нужно преодолеть сердечную боль и всепоглощающее чувство утраты, нужно забыть Рэя. Она попытается забыть его в Лондоне. Если сможет.
Но миссис Тарбелл думала иначе.
— Вы обе, — кратко распорядилась она, входя в столовую, — после завтрака подождете меня в библиотеке.
Каролина, печально уставившаяся в свою тарелку, даже не слышала ее, зато дочь, не менее мрачная, чем подруга, встревоженно посмотрела на мать.
— Теперь готовься, — пробормотала Реба, когда они входили в библиотеку.
— К чему? — равнодушно спросила Каролина. Для нее уже ничто происходящее в Бродлее не имело значения.
— Не знаю. Но мама очень разозлилась из-за неожиданного отъезда Рэя Эвистока. Он даже не попрощался, и ты исчезла куда-то. Гости начали поговаривать, что вы сбежали вместе!
— Рэй, наверное, подслушал наш разговор на лестнице.
— Ну и пусть, ведь мама ничего не знает, — отмахнулась Реба.
Девушкам пришлось минут десять подождать. Наконец появилась миссис Тарбелл и закрыла за собой дверь.
— Вряд ли я могу винить тебя, Реба. Ты молода и наивна, поэтому не знала, какую змею пригрела у себя на груди. — Тут Нэн с такой брезгливостью взглянула на Каролину, что девушка вспыхнула. — Твоя гостья не просто развлекалась, отбивая у тебя жениха. Она делала это за деньги!
Каролина задохнулась от возмущения, челюсть у Ребы отвисла, но миссис Тарбелл непререкаемым тоном продолжала:
— Я видела в окно, как он платил ей за благосклонность золотом. К счастью, он догадался оставить ее посреди лабиринта и уехать, чтобы она не вздумала ему навязываться.
Онемевшая от ужаса Каролина наконец обрела дар речи:
— Не правда! Рэй…
— Молчать! Из-за скандала с миссис Честертон я не могу отослать тебя в пансион. Но не могу оставить и здесь.
— Рэй только вернул мне деньги, которые я проиграла! — закричала Каролина. — Это было еще в пансионе…
— Значит, к твоим грехам нужно прибавить игру?! — грозно нахмурилась миссис Тарбелл.
— Нет! Только один раз, когда я одолжила мужской костюм и пошла искать лорда Томаса. — Девушка уже не сознавала, что с каждым новым словом все больше увязает в путаных объяснениях. — Реба, скажи матери, как все было, мне она не верит.
— В этом ты права. Я бы не поверила, даже если бы ты поклялась.
Каролина впилась глазами в Ребу.
— Не понимаю, о чем идет речь, — пробормотала та.
— Расскажи, как я взяла у тебя новый костюм Джорджа, вылезла в окно, чтобы найти лорда Томаса, и что было потом.
Реба совсем перепугалась:
— Я никогда не давала тебе костюм Джорджа. Зачем мне его вещи?
— Тогда говорить больше не о чем! — отрезала Каролина. — Я уеду в Лондон, как только подадут карету.
— Карета готова. — Миссис Тарбелл хлопнула в ладоши, дверь сразу отворилась, и девушка увидела коробки, сложенные в холле. Около вещей стояла толстая служанка, а перед ней здоровенный конюх. — Тебя отвезут в Лондон, но ты не останешься там. Я не желаю, чтобы ты распускала лживые сплетни о моей дочери и нашем гостеприимстве. Один из кораблей моего мужа уходит завтра в Йорктаун. Это как раз в Виргинии, по-моему, недалеко от твоего дома. Берта и Торп доставят тебя на борт «Летящего сокола» и передадут капитану письмо, в котором сообщается о твоем поведении. В Йорктауне его вручат твоей матери.
Каролина, ошеломленная столь энергичными действиями хозяйки, попробовала защищаться.
— Вы не имеете права так со мной поступать! — воскликнула она. — Я никуда не поеду с этими людьми! И не собираюсь плыть ни на одном из кораблей вашего мужа!
— Неужели? Торп, Берта, уберите ее с моих глаз!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЙОРКТАУНСКАЯ КРАСАВИЦА
Мне снится ночи напролет тепло твоей руки,
На фоне неба — твой портрет, в холмах — твои шаги.
Клянусь, наступит этот день, я вновь тебя найду!
И верю: прежнюю любовь в глазах твоих прочту.
Глава 20
Плантация Фарвью. Весна 1688 года
Невзирая на сопротивление, девушку втащили на борт «Летящего сокола» и заперли в капитанской каюте до самого отплытия, чтобы она не сбежала.
Хотя Каролина и не смогла известить лорда Томаса даже коротенькой запиской, но как только ее выпустили из каюты, сразу кинулась на палубу. Девушка почти верила, что Томас помашет ей с пристани, крикнет, что каким-то чудом узнал о случившемся, бросится в погоню на самом быстроходном судне и заберет с этого корабля.
Разумеется, ничего такого не произошло, и пока «Летящий сокол» медленно шел по Темзе, она хотела даже прыгнуть за борт. Однако ни одна лодка не показалась за кораблем, и морская волна приняла корабль на свою грудь, а паруса надулись под крепким, но не бурным ветром.
Морские волны уносили Каролину все дальше от Лондона. От Рэя, от Томаса, от всех ее детских грез.
Тогда девушка громко зарыдала, называя капитана гнусным похитителем. Наказание последовало немедленно. Ее снова заперли, но теперь уже в сырой и душной общей каюте, где она пыталась изгнать мучительные воспоминания о Рэе, чтобы сосредоточиться на Томасе. Неужели ему никто не расскажет о случившемся? И что он подумает?
Вскоре капитан позволил выпустить светловолосую пассажирку, которая сразу показалась ему осунувшейся. Каролина исподлобья взглянула на своего тюремщика, однако, наученная горьким опытом, благоразумно промолчала.
В темной каюте у нее было достаточно времени, чтобы понять, что в ее бедах виноваты Реба Тарбелл и Рэй Эвисток, а заодно осмотреть свой на удивление большой багаж. Обнаружив в коробках вещи подруги, Каролина немного позлорадствовала.
Видимо, пока она разговаривала с миссис Тарбелл, слуги наспех упаковали всю имеющуюся в комнате одежду. Девушка просто ахнула, увидев среди нарядов изумительное серебристое платье, в котором она появилась на первом балу в Эссексе.
Потом она закрыла коробки, твердо решив вернуть их Ребе.
Но горечь поражения постепенно усиливалась, Каролина подумала, что хозяйка все равно не станет печалиться об этих нарядах и, кроме того, заслужила маленькое наказание. Могла бы вступиться за подругу и рассказать матери правду.
Впрочем, она виновата сама. Реба, конечно, преследовала собственные цели, но зачем было слепо подчиняться ей? Почему она сразу не отказалась от этой постыдной роли? Так стоит ли осуждать Рэя? И все же нельзя простить ему, что он бросил ее в лабиринте, ведь наказание не соответствовало вине!
Очевидно, Рэй не любил ее, иначе бы непременно вернулся…
Томас… вот кто действительно беспокоится о ней, вот кто заслуживает ее любви. А она изменила ему… почти.
Чувствуя, что именно Рэй оказался победителем, девушка подумала о нем с неприязнью. И однажды, стоя туманным холодным утром на палубе, Каролина сказала себе, что именно он виноват абсолютно во всем. Это из-за него она попала на борт проклятого корабля! Девушка в ярости сорвала медальон и швырнула его в море. Золотая безделушка, как и сам Рэй, навсегда исчезла из ее жизни.
Каролина несколько секунд вглядывалась в молоко тумана и вдруг заплакала; порвалась ниточка, связывающая ее с Рэем, теперь ей легче ненавидеть этого человека. И чем больше росла в ней злоба на Рэя Эвистока, тем милее становился ей лорд Томас. Она не могла дождаться, когда снова увидит его, и решила любым способом вернуться в Лондон, чтобы принадлежать возлюбленному. По собственной воле.
Эти мысли не покидали девушку до конца путешествия.
Когда «Летящий сокол» бросил якорь в Чесапикском заливе, капитан лично доставил Каролину к удивленным родственникам.
По пути она пыталась убедить его разорвать письмо миссис Тарбелл, но капитан очень боялся хозяина. Сойдя на берег, он с достоинством последовал за девушкой, которая выскочила из шлюпки и побежала к отремонтированному дому.
Петиция встретила их на крыльце, удивленно взглянула на дочь и сразу повернулась к капитану, который немедленно вручил ей письмо. Каролина топталась на месте, пока мать быстро пробежала глазами послание и без всяких комментариев предложила капитану стакан портвейна. Но тот отказался, сославшись на дела.
Когда он ушел, Летиция окинула дочь взглядом и сказала:
— Ты похудела. И повзрослела.
«Однако вряд ли поумнела», — добавила она про себя. Дальнейшему разговору помешала Вирджи, которая с сияющими глазами бросилась обнимать сестру.
— Ой, как здорово, что ты приехала! — воскликнула она и, схватив Каролину за руку, повела в дом, где почти не было мебели. — Мы уже перевезли все, кроме самого необходимого. Мама не хочет окончательно переезжать, пока из нового дома не выветрится запах краски. Ты же знаешь, как она ненавидит его!
— А Фло и Делла? — спросила Каролина.
— Они у тети Пет. Мама решила, что не стоит мучить их.
Они приедут в Левел-Грин. Они так выросли, уже почти настоящие юные леди.
Вирджиния трещала весь день, пересказывая сестре местные новости, а та радовалась, что ей не пришлось сразу объясняться с матерью. Но Летиция и сама была очень занята.
— Как поживает Сэнди Рэндолф? — спросила Каролина за Обедом, потому что сестра ни разу не упомянула о родственнике матери.
— О, с ним все в порядке, — ответила Вирджи, — просто мы редко видим его. Последнюю неделю не только слуги, но и мы с мамой без остановки стирали и мыли все на свете, потому что вещи, которые мы берем с собой, должны быть абсолютно чистыми, выстиранными и отполированными!
«Значит, мама сменила прогулки с Сэнди ва хлопоты по хозяйству», — подумала Каролина, взглянув на другой конец стола, где сидела Петиция, явно раздраженная ее вопросом.
Только после обеда она позвала Каролину в библиотеку, чтобы переговорить наедине, и девушка ощутила привычную дрожь.
Летиция долго разглядывала дочь, потом небрежно взмахнула письмом.
— Женщина, которая это написала и самовольно отправила тебя домой без моего разрешения, считает тебя непорядочной девушкой, — резко сказала она. — Ты действительно стала такой?
— Конечно, нет.
— Она заявляет, что ты отбила жениха у ее дочери.
— Да, но Реба хотела выйти замуж за маркиза, а он был женат. Хотя все равно ничего не получилось, даже когда его жена умерла в Италии…
— Избавь меня от подробностей. Очевидно, твоя Реба — просто глупая выскочка.
— Ее мать еще хуже, — буркнула Каролина.
— Не сомневаюсь. Она пишет, что ты шаталась по Лондону в мужском костюме и играла в кости!
— Только один раз.
Тень улыбки скользнула по губам матери.
— Мне всегда хотелось сделать нечто подобное, — пробормотала она, — А ваша наставница? В письме говорится…
— По поводу миссис Честертон она, вероятно, права. Все родители забрали дочерей из пансиона.
— Да? В таком случае я весьма обязана автору письма за предупреждение, хотя гнусные обвинения в твой адрес не позволяют мне выказать этой женщине благодарность. Постарайся избегать подобных людей. — И Петиция швырнула письмо в камин, перейдя к новой теме:
— Когда Вирджи распаковала твои вещи, я, признаться, поинтересовалась ими и должна сказать, что ты хорошо распорядилась теми деньгами, которые я тебе высылала. Хотя поначалу у тебя совсем не было средств, поскольку ты отдала золото сестре. А потому у нас есть о чем поговорить.
Чувствуя, что настало время сознаваться, Каролина объяснила матери происхождение своего гардероба, рассказала обо всем, не упомянув лишь о Томасе. Да о том, почему Рэй оставил ее в лабиринте. Она только сказала, что Рэй огорчился, когда подслушал их разговор.
— Ты больше ничего не хочешь добавить? — невозмутимо спросила Летиция, когда дочь умолкла. Та покачала головой. — Можешь идти, Каролина. Твои вещи уберут, они не годятся для нашего климата. А я пока решу, что делать.
На следующее утро груженная мебелью лодка пересекла Чесапикский залив, благополучно вошла в широкое устье и двинулась вверх по самой короткой из четырех главных рек Тайдуотера. Подняв голову, Каролина смотрела на гряду красноватых известняковых скал. Над этими уступами, примерно на пятидесятифутовой высоте, располагался Йорктаун. Потом они миновали виллу Ринджфилд, двухэтажный кирпичный дом с большим флигелем, стоявший на полуострове, за ним усадьбу Тимбернек, в которой уже много лет жила семья Мэнн.
— Ты еще не видела наш дом! — гордо сказала Вирджи, чувствуя восхищение сестры. — Он тебя просто ошеломит.
Каролина действительно и представить себе не могла ничего подобного.
— Самый большой дом в Виргинии! В нем двадцать три комнаты, три огромных холла и не меньше девяти коридоров.
А в каждом крыле по шесть комнат, — объявила Вирджи.
Каролина разглядывала великолепную кладку («Во фламандском духе!»), изящную отделку фасада («Видишь белые мраморные карнизы?»), осмотрела четыре этажа и восхитилась двумя одинаковыми башенками на крыше.
— Папа разорится! — воскликнула Каролина.
— Я сказала ему то же самое, — пробормотала Легация, проходя мимо, и обратилась к слуге:
— Джош, этот столик в мою спальню, а все остальное в то крыло. Мы заменим мебель, как только новая прибудет из Англии.
— Папа назвал поместье Левел-Грин, — шепнула Вирджи, — но мама переименовала его в «Сумасшествие Филдинга», хотя и гордится им не меньше папы.
Тут из парадной двери вышел улыбающийся хозяин. Увидев Каролину, он слегка замедлил шаг, кинул быстрый взгляд на жену и направился к дочери. В его поцелуе не было искренней радости, но девушка сказала себе, что отец просто удивлен ее неожиданным появлением.
— Этот столик пойдет в мой кабинет, — велел он слуге, исполнявшему приказ Петиции.
— Нет, я решила поставить его в моей комнате возле окна, налево от…
— Он из моего кабинета, — перебил ее Филдинг, — и я хочу, как прежде, писать за ним.
— А куда я поставлю высокие медные подсвечники?
— Куда угодно! Хоть бы на каминную полку.
— Филдинг, мы ведь уже все с тобой решили…
Родители опять поссорились, а сестры, оставив их у крыльца, вошли в огромный холл, обшитый панелями из полированного красного дерева.
— Не понимаю, — сказала Вирджи. — Оба выглядели такими счастливыми, пока строили этот дом, и не ссорились.
Может, они просто устали от хлопотного переезда?
Каролина пожала плечами. Ей всю жизнь казалось, что родители начинают ссориться при ее появлении.
— Даже не верится, что мы будем здесь жить! — воскликнула она.
— Погоди, ты еще не видела наших комнат! — Вирджи подобрала юбки и побежала наверх.
Лестница с роскошными перилами была такой широкой, что по пей одновременно могли идти сразу восемь человек.
Просторные комнаты отражали тонкий вкус Петиции, предпочитавшей мягкие уильямсбергские тона — приглушенно-зеленые и неяркие синие. Мебель, казавшаяся слишком изящной для такого пространства, была сделана из полированного кедра и ореха. Сосну Летти не признавала, твердо решив, что ни одного такого предмета не допустит в свой новый дом.
— Мама заказала в Англии обюссонские ковры и много новой мебели, — сообщила Вирджи. — Она поручила купить все это мистеру Арбетноту, поскольку доверяет его безупречному вкусу. Скажи, как тебе нравится моя новая кровать с пологом?
Комната сестры понравилась Каролине: светло-зеленая обивка стен, на кровати темно-зеленое покрывало с белой седелкой, на окнах такие же занавески. Собственная спальня Каролины тоже была не менее элегантна. Девушка оценила и голубые стены, и белые занавески на высоких окнах, и белое покрывало с вышитыми на нем… синими ирисами.
— Мама купила для тебя бледно-голубой обюссонский ковер и чудесное трюмо, — объявила сестра.
Каролина не удержалась от сравнений: как проста и элегантна обстановка родительского дома, и как испорчен дурным вкусом новых хозяев старинный Бродлей. Она вдруг обрадовалась своему возвращению в дорогую ее сердцу Виргинию. Если бы только лорд Томас мог оказаться рядом…
Но письму, написанному ею той же ночью, не суждено было дойти до лорда Томаса. Пока Каролина плыла через Атлантику, тот, на свою беду, соблазнил дочку сэра Елейна, и разгневанный отец хотел заставить его жениться на опозоренной девушке. Узнав об этом, лорд Томас понял всю серьезность положения, сказал друзьям о своем намерении уехать в Европу, а сам на первом же корабле направился в Вест-Индию. На Барбадосе у него были дальние родственники, а кроме того, ему хотелось взглянуть на местных девушек. Говорят, они прекрасны и весьма доступны, поэтому он желал убедиться в этом лично. Каролина, разумеется, ничего не знала и продолжала мечтать о нем.
«Ты должен приехать и забрать меня, Томас, — писала она. — А до твоего приезда я обещаю отвергать всех женихов.
Как бы мама ни проклинали меня!»
Если бы письмо дошло до лорда Томаса, возможно, он сел бы на другой корабль и отправился в Тайдуотер, а не на Барбадос.
Но судьба уготовила Каролине иное.
Невзирая на сопротивление, девушку втащили на борт «Летящего сокола» и заперли в капитанской каюте до самого отплытия, чтобы она не сбежала.
Хотя Каролина и не смогла известить лорда Томаса даже коротенькой запиской, но как только ее выпустили из каюты, сразу кинулась на палубу. Девушка почти верила, что Томас помашет ей с пристани, крикнет, что каким-то чудом узнал о случившемся, бросится в погоню на самом быстроходном судне и заберет с этого корабля.
Разумеется, ничего такого не произошло, и пока «Летящий сокол» медленно шел по Темзе, она хотела даже прыгнуть за борт. Однако ни одна лодка не показалась за кораблем, и морская волна приняла корабль на свою грудь, а паруса надулись под крепким, но не бурным ветром.
Морские волны уносили Каролину все дальше от Лондона. От Рэя, от Томаса, от всех ее детских грез.
Тогда девушка громко зарыдала, называя капитана гнусным похитителем. Наказание последовало немедленно. Ее снова заперли, но теперь уже в сырой и душной общей каюте, где она пыталась изгнать мучительные воспоминания о Рэе, чтобы сосредоточиться на Томасе. Неужели ему никто не расскажет о случившемся? И что он подумает?
Вскоре капитан позволил выпустить светловолосую пассажирку, которая сразу показалась ему осунувшейся. Каролина исподлобья взглянула на своего тюремщика, однако, наученная горьким опытом, благоразумно промолчала.
В темной каюте у нее было достаточно времени, чтобы понять, что в ее бедах виноваты Реба Тарбелл и Рэй Эвисток, а заодно осмотреть свой на удивление большой багаж. Обнаружив в коробках вещи подруги, Каролина немного позлорадствовала.
Видимо, пока она разговаривала с миссис Тарбелл, слуги наспех упаковали всю имеющуюся в комнате одежду. Девушка просто ахнула, увидев среди нарядов изумительное серебристое платье, в котором она появилась на первом балу в Эссексе.
Потом она закрыла коробки, твердо решив вернуть их Ребе.
Но горечь поражения постепенно усиливалась, Каролина подумала, что хозяйка все равно не станет печалиться об этих нарядах и, кроме того, заслужила маленькое наказание. Могла бы вступиться за подругу и рассказать матери правду.
Впрочем, она виновата сама. Реба, конечно, преследовала собственные цели, но зачем было слепо подчиняться ей? Почему она сразу не отказалась от этой постыдной роли? Так стоит ли осуждать Рэя? И все же нельзя простить ему, что он бросил ее в лабиринте, ведь наказание не соответствовало вине!
Очевидно, Рэй не любил ее, иначе бы непременно вернулся…
Томас… вот кто действительно беспокоится о ней, вот кто заслуживает ее любви. А она изменила ему… почти.
Чувствуя, что именно Рэй оказался победителем, девушка подумала о нем с неприязнью. И однажды, стоя туманным холодным утром на палубе, Каролина сказала себе, что именно он виноват абсолютно во всем. Это из-за него она попала на борт проклятого корабля! Девушка в ярости сорвала медальон и швырнула его в море. Золотая безделушка, как и сам Рэй, навсегда исчезла из ее жизни.
Каролина несколько секунд вглядывалась в молоко тумана и вдруг заплакала; порвалась ниточка, связывающая ее с Рэем, теперь ей легче ненавидеть этого человека. И чем больше росла в ней злоба на Рэя Эвистока, тем милее становился ей лорд Томас. Она не могла дождаться, когда снова увидит его, и решила любым способом вернуться в Лондон, чтобы принадлежать возлюбленному. По собственной воле.
Эти мысли не покидали девушку до конца путешествия.
Когда «Летящий сокол» бросил якорь в Чесапикском заливе, капитан лично доставил Каролину к удивленным родственникам.
По пути она пыталась убедить его разорвать письмо миссис Тарбелл, но капитан очень боялся хозяина. Сойдя на берег, он с достоинством последовал за девушкой, которая выскочила из шлюпки и побежала к отремонтированному дому.
Петиция встретила их на крыльце, удивленно взглянула на дочь и сразу повернулась к капитану, который немедленно вручил ей письмо. Каролина топталась на месте, пока мать быстро пробежала глазами послание и без всяких комментариев предложила капитану стакан портвейна. Но тот отказался, сославшись на дела.
Когда он ушел, Летиция окинула дочь взглядом и сказала:
— Ты похудела. И повзрослела.
«Однако вряд ли поумнела», — добавила она про себя. Дальнейшему разговору помешала Вирджи, которая с сияющими глазами бросилась обнимать сестру.
— Ой, как здорово, что ты приехала! — воскликнула она и, схватив Каролину за руку, повела в дом, где почти не было мебели. — Мы уже перевезли все, кроме самого необходимого. Мама не хочет окончательно переезжать, пока из нового дома не выветрится запах краски. Ты же знаешь, как она ненавидит его!
— А Фло и Делла? — спросила Каролина.
— Они у тети Пет. Мама решила, что не стоит мучить их.
Они приедут в Левел-Грин. Они так выросли, уже почти настоящие юные леди.
Вирджиния трещала весь день, пересказывая сестре местные новости, а та радовалась, что ей не пришлось сразу объясняться с матерью. Но Летиция и сама была очень занята.
— Как поживает Сэнди Рэндолф? — спросила Каролина за Обедом, потому что сестра ни разу не упомянула о родственнике матери.
— О, с ним все в порядке, — ответила Вирджи, — просто мы редко видим его. Последнюю неделю не только слуги, но и мы с мамой без остановки стирали и мыли все на свете, потому что вещи, которые мы берем с собой, должны быть абсолютно чистыми, выстиранными и отполированными!
«Значит, мама сменила прогулки с Сэнди ва хлопоты по хозяйству», — подумала Каролина, взглянув на другой конец стола, где сидела Петиция, явно раздраженная ее вопросом.
Только после обеда она позвала Каролину в библиотеку, чтобы переговорить наедине, и девушка ощутила привычную дрожь.
Летиция долго разглядывала дочь, потом небрежно взмахнула письмом.
— Женщина, которая это написала и самовольно отправила тебя домой без моего разрешения, считает тебя непорядочной девушкой, — резко сказала она. — Ты действительно стала такой?
— Конечно, нет.
— Она заявляет, что ты отбила жениха у ее дочери.
— Да, но Реба хотела выйти замуж за маркиза, а он был женат. Хотя все равно ничего не получилось, даже когда его жена умерла в Италии…
— Избавь меня от подробностей. Очевидно, твоя Реба — просто глупая выскочка.
— Ее мать еще хуже, — буркнула Каролина.
— Не сомневаюсь. Она пишет, что ты шаталась по Лондону в мужском костюме и играла в кости!
— Только один раз.
Тень улыбки скользнула по губам матери.
— Мне всегда хотелось сделать нечто подобное, — пробормотала она, — А ваша наставница? В письме говорится…
— По поводу миссис Честертон она, вероятно, права. Все родители забрали дочерей из пансиона.
— Да? В таком случае я весьма обязана автору письма за предупреждение, хотя гнусные обвинения в твой адрес не позволяют мне выказать этой женщине благодарность. Постарайся избегать подобных людей. — И Петиция швырнула письмо в камин, перейдя к новой теме:
— Когда Вирджи распаковала твои вещи, я, признаться, поинтересовалась ими и должна сказать, что ты хорошо распорядилась теми деньгами, которые я тебе высылала. Хотя поначалу у тебя совсем не было средств, поскольку ты отдала золото сестре. А потому у нас есть о чем поговорить.
Чувствуя, что настало время сознаваться, Каролина объяснила матери происхождение своего гардероба, рассказала обо всем, не упомянув лишь о Томасе. Да о том, почему Рэй оставил ее в лабиринте. Она только сказала, что Рэй огорчился, когда подслушал их разговор.
— Ты больше ничего не хочешь добавить? — невозмутимо спросила Летиция, когда дочь умолкла. Та покачала головой. — Можешь идти, Каролина. Твои вещи уберут, они не годятся для нашего климата. А я пока решу, что делать.
На следующее утро груженная мебелью лодка пересекла Чесапикский залив, благополучно вошла в широкое устье и двинулась вверх по самой короткой из четырех главных рек Тайдуотера. Подняв голову, Каролина смотрела на гряду красноватых известняковых скал. Над этими уступами, примерно на пятидесятифутовой высоте, располагался Йорктаун. Потом они миновали виллу Ринджфилд, двухэтажный кирпичный дом с большим флигелем, стоявший на полуострове, за ним усадьбу Тимбернек, в которой уже много лет жила семья Мэнн.
— Ты еще не видела наш дом! — гордо сказала Вирджи, чувствуя восхищение сестры. — Он тебя просто ошеломит.
Каролина действительно и представить себе не могла ничего подобного.
— Самый большой дом в Виргинии! В нем двадцать три комнаты, три огромных холла и не меньше девяти коридоров.
А в каждом крыле по шесть комнат, — объявила Вирджи.
Каролина разглядывала великолепную кладку («Во фламандском духе!»), изящную отделку фасада («Видишь белые мраморные карнизы?»), осмотрела четыре этажа и восхитилась двумя одинаковыми башенками на крыше.
— Папа разорится! — воскликнула Каролина.
— Я сказала ему то же самое, — пробормотала Легация, проходя мимо, и обратилась к слуге:
— Джош, этот столик в мою спальню, а все остальное в то крыло. Мы заменим мебель, как только новая прибудет из Англии.
— Папа назвал поместье Левел-Грин, — шепнула Вирджи, — но мама переименовала его в «Сумасшествие Филдинга», хотя и гордится им не меньше папы.
Тут из парадной двери вышел улыбающийся хозяин. Увидев Каролину, он слегка замедлил шаг, кинул быстрый взгляд на жену и направился к дочери. В его поцелуе не было искренней радости, но девушка сказала себе, что отец просто удивлен ее неожиданным появлением.
— Этот столик пойдет в мой кабинет, — велел он слуге, исполнявшему приказ Петиции.
— Нет, я решила поставить его в моей комнате возле окна, налево от…
— Он из моего кабинета, — перебил ее Филдинг, — и я хочу, как прежде, писать за ним.
— А куда я поставлю высокие медные подсвечники?
— Куда угодно! Хоть бы на каминную полку.
— Филдинг, мы ведь уже все с тобой решили…
Родители опять поссорились, а сестры, оставив их у крыльца, вошли в огромный холл, обшитый панелями из полированного красного дерева.
— Не понимаю, — сказала Вирджи. — Оба выглядели такими счастливыми, пока строили этот дом, и не ссорились.
Может, они просто устали от хлопотного переезда?
Каролина пожала плечами. Ей всю жизнь казалось, что родители начинают ссориться при ее появлении.
— Даже не верится, что мы будем здесь жить! — воскликнула она.
— Погоди, ты еще не видела наших комнат! — Вирджи подобрала юбки и побежала наверх.
Лестница с роскошными перилами была такой широкой, что по пей одновременно могли идти сразу восемь человек.
Просторные комнаты отражали тонкий вкус Петиции, предпочитавшей мягкие уильямсбергские тона — приглушенно-зеленые и неяркие синие. Мебель, казавшаяся слишком изящной для такого пространства, была сделана из полированного кедра и ореха. Сосну Летти не признавала, твердо решив, что ни одного такого предмета не допустит в свой новый дом.
— Мама заказала в Англии обюссонские ковры и много новой мебели, — сообщила Вирджи. — Она поручила купить все это мистеру Арбетноту, поскольку доверяет его безупречному вкусу. Скажи, как тебе нравится моя новая кровать с пологом?
Комната сестры понравилась Каролине: светло-зеленая обивка стен, на кровати темно-зеленое покрывало с белой седелкой, на окнах такие же занавески. Собственная спальня Каролины тоже была не менее элегантна. Девушка оценила и голубые стены, и белые занавески на высоких окнах, и белое покрывало с вышитыми на нем… синими ирисами.
— Мама купила для тебя бледно-голубой обюссонский ковер и чудесное трюмо, — объявила сестра.
Каролина не удержалась от сравнений: как проста и элегантна обстановка родительского дома, и как испорчен дурным вкусом новых хозяев старинный Бродлей. Она вдруг обрадовалась своему возвращению в дорогую ее сердцу Виргинию. Если бы только лорд Томас мог оказаться рядом…
Но письму, написанному ею той же ночью, не суждено было дойти до лорда Томаса. Пока Каролина плыла через Атлантику, тот, на свою беду, соблазнил дочку сэра Елейна, и разгневанный отец хотел заставить его жениться на опозоренной девушке. Узнав об этом, лорд Томас понял всю серьезность положения, сказал друзьям о своем намерении уехать в Европу, а сам на первом же корабле направился в Вест-Индию. На Барбадосе у него были дальние родственники, а кроме того, ему хотелось взглянуть на местных девушек. Говорят, они прекрасны и весьма доступны, поэтому он желал убедиться в этом лично. Каролина, разумеется, ничего не знала и продолжала мечтать о нем.
«Ты должен приехать и забрать меня, Томас, — писала она. — А до твоего приезда я обещаю отвергать всех женихов.
Как бы мама ни проклинали меня!»
Если бы письмо дошло до лорда Томаса, возможно, он сел бы на другой корабль и отправился в Тайдуотер, а не на Барбадос.
Но судьба уготовила Каролине иное.
Глава 21
Усадьба Роузджилл, Тайдуотер Лето 1688 года
В усадьбе Ральфа Уормли, построенной в 1650 году, проходил второй бал этого сезона. А первый состоялся па прошлой неделе в Левел-Грин. Ведь каждый в Тайдуотере сгорал от нетерпения увидеть новый дом Филдинга Лайтфута, самый большой в Виргинии. Гости приехали даже из отдаленных мест. Вирджиния радовалась как ребенок, а Каролина насторожилась, заметив в глазах матери опасный блеск, поскольку Нед Шеклфорд и Дик Смитфилд наперебой приглашали ее танцевать.
Они продолжали искать благосклонности девушки и сегодня, на балу у Ральфа Уормли. Неудивительно, что всех занимал вопрос, кому же отдаст Петиция Лайтфут свою дочь. Ту, с волосами лунного цвета, которая получила образование в Лондоне.
Кто-то придумал устроить «рыцарский турнир». И вот уже молодые люди, выступая за дам своего сердца, скакали по лугу с копьями наперевес, чтобы сорвать с деревьев венки. На полном ходу надо было снять с каждого дерева хотя бы по одному. Победителями оказались Нед и Дик.
Теперь задача усложнилась: обоим предстояло сделать то же самое с подвешенными женскими кольцами. Каролина наблюдала за состязанием из окна знаменитой библиотеки Ральфа Уормли, куда ее послала мать с поручением привести Вирджи.
— Погляди на двух глупцов, — сказала Каролина. — Ну сорвут они кольца, и что потом? Будут стреляться через розовые кусты?
— Они хотят блеснуть перед тобой, — засмеялась Вирджи, закрывая книжку. — А я надеялась, что мама забудет обо мне и я смогу провести этот день за чтением.
— Чепуха! Неужто она велела тебе снять траур и нарядиться в голубое платье, чтобы ты сидела в книжной пыли?
Вирджиния тоже подошла к окну, и сестры, одна в небесно-голубом, другая в нежно-розовом, стали наблюдать за всадниками. Нед Шеклфорд вдруг остановился и торжествующе поднял копье с золотым кольцом на острие.
— Это не твой шарф у него на руке? — спросила Вирджи.
— Оба носят мои цвета. У Неда мой шарф, а у Дика мой кружевной платок.
— Наверное, приятно, когда твоего расположения добиваются сразу два кавалера!
— Ничего подобного, — раздраженно отозвалась Каролина. — Они ходят за мной по пятам, влезают в каждый разговор. Ты не представляешь, как они мне надоели!
— Дик называет себя рыцарем Аккомаком, а Нед — рыцарем Глостером, — пробормотала Вирджи. — И они, конечно, победили остальных рыцарей.
— Рыцари, — фыркнула Каролина. — Жалкие комедианты!
— Я бы предпочла Неда, — вздохнула сестра.
— Ну и забирай его себе.
— «Забирай», — передразнила Вирджи. — Легко сказать. — Ведь мама хочет выдать тебя за сегодняшнего победителя.
— Неужели?
— Да. Я слышала, как она говорила тетушке Пет, что выбирает между Недом и Диком. Оба подходящие женихи и влюблены в тебя по уши.
Каролина очень встревожилась, поскольку слова Вирджи напомнили ей об утреннем разговоре с матерью. Летиция попыталась добиться от нее, кого она предпочитает.
— Никого, — твердо ответила Каролина.
— Значит, отвергнешь достойных женихов из-за Томаса Энгвина, оставшегося в Лондоне? — спокойно поинтересовалась мать.
Каролина онемела. Ей показалось, что смолкли все звуки, только высоко в небе с клекотом парил золотой орел, гордый и свободный. Он свободен, а она нет. Никакие мольбы не помогут ей вернуться в Англию. Дочь виргинского плантатора-аристократа скована условностями, которые определяют ее жизнь. Но она порвет эти цепи и будет свободной как орел.
— Да, — сказала девушка, облизнув пересохшие губы И я с ним помолвлена. Откуда ты узнала?
Вместо ответа Петиция показала ей письмо.
— Как оно попало к тебе? — покраснела Каролина.
— Очень просто. Когда ты неожиданно явилась домой, я приказала слугам немедленно передавать мне всю твою почту.
— Хорошо. Раз ты прочла мое письмо к Томасу, то знаешь, что мы любим друг друга и собираемся пожениться.
— Любите? Я успела навести справки о лорде Томасе и выяснила, что это никчемный распутник. Он постоянно в кого-нибудь влюбляется, только ненадолго. Думаю, тебе повезло, что ты вовремя от него избавилась. Каролина, не забывай носить шляпу от солнца, а то испортишь цвет лица.
— К черту шляпу! — закричала девушка, подумав, что теперь снова придется искать надежный способ отправить письмо.
— Он не приедет за тобой, и ты это знаешь, — тихо произнесла мать, словно прочтя ее мысли. — Таким мужчинам не следует доверять. Они всю жизнь порхают с цветка на цветок.
— Ты же с ним не знакома, — возмутилась Каролина.
— Нет, зато разбираюсь в мужчинах Некоторые женятся и сразу остепеняются. Только ни тебя, ни меня такие не привлекают… — Петиция вздохнула. — Другие влюбляются в недосягаемых женщин, хотят того, чем не смогут обладать, и готовы всю жизнь стремиться к недостижимому. А есть такие, как лорд Томас. Они вообще не способны остепениться. Даже женившись, никогда не будут хранить верность супруге. — Петиция умолкла. — Теперь, когда мы въехали в новый дом и ты представлена виргинскому обществу, когда за тобой увивается половина кавалеров округа, ты обязана принять решение. Но кого бы ты ни выбрала, он должен по-настоящему любить тебя, поскольку из твоего упорного сопротивления я делаю вывод, что ты больше не девственница. Ладно, можешь не отвечать, ты не первая, кто совершил ошибку. Я… — Тут Петиция королевским жестом отпустила дочь. — Ступай надень розовое платье. В нем тебя еще не видели.
В отчаянии от своего полного разоблачения, девушка медленно поплелась из сада в дом. Очутившись в прохладе нижнего холла, она закрыла глаза и прислонилась к стене, чтобы хоть немного взять себя в руки. Петиция всегда узнавала правду, даже не прилагая особых усилий. Лишь однажды Каролина все-таки провела ее, делая вид, что собирается бежать с поклонником Вирджи…
Открыв глаза, девушка увидела свое отражение в зеркале.
Господи, как она похожа на мать! И вдруг ее осенило. Ведь слабость Петиции в том, что она судит о дочери по себе. Значит, можно опять без труда провести эту чересчур проницательную женщину. Нужно договориться о месте на корабле, уходящем в Англию, а мать пусть думает, что Каролина сбежала с кем-нибудь в Мэрридж-Триз. И пока Петиция разберется, корабль будет уже далеко в море и его никто не догонит.
Ах как бы легко все устроить с помощью Салли Монтроз!
В усадьбе Ральфа Уормли, построенной в 1650 году, проходил второй бал этого сезона. А первый состоялся па прошлой неделе в Левел-Грин. Ведь каждый в Тайдуотере сгорал от нетерпения увидеть новый дом Филдинга Лайтфута, самый большой в Виргинии. Гости приехали даже из отдаленных мест. Вирджиния радовалась как ребенок, а Каролина насторожилась, заметив в глазах матери опасный блеск, поскольку Нед Шеклфорд и Дик Смитфилд наперебой приглашали ее танцевать.
Они продолжали искать благосклонности девушки и сегодня, на балу у Ральфа Уормли. Неудивительно, что всех занимал вопрос, кому же отдаст Петиция Лайтфут свою дочь. Ту, с волосами лунного цвета, которая получила образование в Лондоне.
Кто-то придумал устроить «рыцарский турнир». И вот уже молодые люди, выступая за дам своего сердца, скакали по лугу с копьями наперевес, чтобы сорвать с деревьев венки. На полном ходу надо было снять с каждого дерева хотя бы по одному. Победителями оказались Нед и Дик.
Теперь задача усложнилась: обоим предстояло сделать то же самое с подвешенными женскими кольцами. Каролина наблюдала за состязанием из окна знаменитой библиотеки Ральфа Уормли, куда ее послала мать с поручением привести Вирджи.
— Погляди на двух глупцов, — сказала Каролина. — Ну сорвут они кольца, и что потом? Будут стреляться через розовые кусты?
— Они хотят блеснуть перед тобой, — засмеялась Вирджи, закрывая книжку. — А я надеялась, что мама забудет обо мне и я смогу провести этот день за чтением.
— Чепуха! Неужто она велела тебе снять траур и нарядиться в голубое платье, чтобы ты сидела в книжной пыли?
Вирджиния тоже подошла к окну, и сестры, одна в небесно-голубом, другая в нежно-розовом, стали наблюдать за всадниками. Нед Шеклфорд вдруг остановился и торжествующе поднял копье с золотым кольцом на острие.
— Это не твой шарф у него на руке? — спросила Вирджи.
— Оба носят мои цвета. У Неда мой шарф, а у Дика мой кружевной платок.
— Наверное, приятно, когда твоего расположения добиваются сразу два кавалера!
— Ничего подобного, — раздраженно отозвалась Каролина. — Они ходят за мной по пятам, влезают в каждый разговор. Ты не представляешь, как они мне надоели!
— Дик называет себя рыцарем Аккомаком, а Нед — рыцарем Глостером, — пробормотала Вирджи. — И они, конечно, победили остальных рыцарей.
— Рыцари, — фыркнула Каролина. — Жалкие комедианты!
— Я бы предпочла Неда, — вздохнула сестра.
— Ну и забирай его себе.
— «Забирай», — передразнила Вирджи. — Легко сказать. — Ведь мама хочет выдать тебя за сегодняшнего победителя.
— Неужели?
— Да. Я слышала, как она говорила тетушке Пет, что выбирает между Недом и Диком. Оба подходящие женихи и влюблены в тебя по уши.
Каролина очень встревожилась, поскольку слова Вирджи напомнили ей об утреннем разговоре с матерью. Летиция попыталась добиться от нее, кого она предпочитает.
— Никого, — твердо ответила Каролина.
— Значит, отвергнешь достойных женихов из-за Томаса Энгвина, оставшегося в Лондоне? — спокойно поинтересовалась мать.
Каролина онемела. Ей показалось, что смолкли все звуки, только высоко в небе с клекотом парил золотой орел, гордый и свободный. Он свободен, а она нет. Никакие мольбы не помогут ей вернуться в Англию. Дочь виргинского плантатора-аристократа скована условностями, которые определяют ее жизнь. Но она порвет эти цепи и будет свободной как орел.
— Да, — сказала девушка, облизнув пересохшие губы И я с ним помолвлена. Откуда ты узнала?
Вместо ответа Петиция показала ей письмо.
— Как оно попало к тебе? — покраснела Каролина.
— Очень просто. Когда ты неожиданно явилась домой, я приказала слугам немедленно передавать мне всю твою почту.
— Хорошо. Раз ты прочла мое письмо к Томасу, то знаешь, что мы любим друг друга и собираемся пожениться.
— Любите? Я успела навести справки о лорде Томасе и выяснила, что это никчемный распутник. Он постоянно в кого-нибудь влюбляется, только ненадолго. Думаю, тебе повезло, что ты вовремя от него избавилась. Каролина, не забывай носить шляпу от солнца, а то испортишь цвет лица.
— К черту шляпу! — закричала девушка, подумав, что теперь снова придется искать надежный способ отправить письмо.
— Он не приедет за тобой, и ты это знаешь, — тихо произнесла мать, словно прочтя ее мысли. — Таким мужчинам не следует доверять. Они всю жизнь порхают с цветка на цветок.
— Ты же с ним не знакома, — возмутилась Каролина.
— Нет, зато разбираюсь в мужчинах Некоторые женятся и сразу остепеняются. Только ни тебя, ни меня такие не привлекают… — Петиция вздохнула. — Другие влюбляются в недосягаемых женщин, хотят того, чем не смогут обладать, и готовы всю жизнь стремиться к недостижимому. А есть такие, как лорд Томас. Они вообще не способны остепениться. Даже женившись, никогда не будут хранить верность супруге. — Петиция умолкла. — Теперь, когда мы въехали в новый дом и ты представлена виргинскому обществу, когда за тобой увивается половина кавалеров округа, ты обязана принять решение. Но кого бы ты ни выбрала, он должен по-настоящему любить тебя, поскольку из твоего упорного сопротивления я делаю вывод, что ты больше не девственница. Ладно, можешь не отвечать, ты не первая, кто совершил ошибку. Я… — Тут Петиция королевским жестом отпустила дочь. — Ступай надень розовое платье. В нем тебя еще не видели.
В отчаянии от своего полного разоблачения, девушка медленно поплелась из сада в дом. Очутившись в прохладе нижнего холла, она закрыла глаза и прислонилась к стене, чтобы хоть немного взять себя в руки. Петиция всегда узнавала правду, даже не прилагая особых усилий. Лишь однажды Каролина все-таки провела ее, делая вид, что собирается бежать с поклонником Вирджи…
Открыв глаза, девушка увидела свое отражение в зеркале.
Господи, как она похожа на мать! И вдруг ее осенило. Ведь слабость Петиции в том, что она судит о дочери по себе. Значит, можно опять без труда провести эту чересчур проницательную женщину. Нужно договориться о месте на корабле, уходящем в Англию, а мать пусть думает, что Каролина сбежала с кем-нибудь в Мэрридж-Триз. И пока Петиция разберется, корабль будет уже далеко в море и его никто не догонит.
Ах как бы легко все устроить с помощью Салли Монтроз!