Страница:
Тем временем ведьма с помощниками закончила плот. Это была массивная платформа из четырех десятков стволов, связанных и перетянутых крест-накрест, а на ближнем к реке краю лежала плетеная рама с закрепленным на ней чучелом.
Когда ведьма собрала нас вокруг плота, восходящая луна как раз посеребрила восточный край неба.
– Отлично, мои доблестные солдаты, отлично! Вы работали прямо как черти, и, по правде сказать, за вашу прыть я вас и выбрала! Но прежде чем настанет сладкий миг кровопролития, придется выполнить еще одну задачу. Нужно перенести вот этот плот к самому порогу святилища А-Рака.
Причина сладкоречия, столь нехарактерного для нашей спутницы, кажется, прояснилась: нам вшестером предстояло перетащить сорок связанных вместе бревен через все пеньки, которые загромождали оставленную нами просеку, а затем проволочить их еще шагов сто по довольно крутому, покрытому травой склону! Невозможно, у нас просто не хватит сил, сколько бы наша ведьма нам ни льстила.
Мы хором запротестовали, но скоро успокоились, потому что на этот раз Желтушница согласилась поднапрячь свои скудные магические ресурсы и доставить илот к вратам святилища без нашей помощи (как всем известно, Подвиг Имянаречения считается действительным лишь при условии строжайшей экономии колдовских средств). Но прежде чем заняться плотом, ведьма повела меня к храму, где мне предстояло прорепетировать свою роль наживки для дичи, за которой мы охотились. Или, лучше сказать, ведьма подвела меня настолько близко к храму, насколько мы осмелились подойти. «Потому что, если мы подойдем по-настоящему близко, твой запах вора выманит его наружу слишком рано», – уверила меня она. И все же под сгущающимся покровом ночи мы приблизились почти к самой зияющей дыре входа в святилище, сквозь которую можно было разглядеть его дымное в красном свете факелов нутро, и, клянусь, это зрелище пробудило во мне если не благочестивое почтение перед культом, то по крайней мере трепет перед ужасными существами, которым он был посвящен.
Мы как могли спрятались, и ведьма стала натаскивать меня в опасном сценарии, разработанном специально для того, чтобы завлечь монстра в ловушку. Надо отдать ей должное, воображение у нее было незаурядное. В общем-то, с ее планом я согласился полностью, уточнив лишь способ исполнения некоторых деталей, которые она жизнерадостно мне выложила, и отметив, что, хотя я и в самом деле замечательно ловок, некоторые из ее инструкций предполагают наличие проворства поистине нечеловеческого, и если я попытаюсь исполнить их в точности, то наверняка погибну.
Она была столь же расположена выслушивать критические замечания по поводу собственных пожеланий, как и любая другая ведьма, то есть, попросту говоря, ни в малейшей степени, но, когда я пригрозил, что вообще ничего не буду делать, приняла мои поправки.
Весь обратный путь Желтушница, как обычно, раздраженно бормотала вполголоса что-то язвительное. Когда мы собрались вокруг плота в дальнем конце просеки, россыпь звезд уже покрывала небо, хотя веер холодного лунного блеска еще не раскрылся над горизонтом. В полном молчании мы разглядывали святилище на вершине холма.
Даже одержимая фанатическим пылом ведьма поняла, что страх и трепет перед делом, которое нам предстояло, сковал наши языки.
– Каким бы вопиющим нахальством ни казалось то, что мы собираемся сделать, – неожиданно для себя самой принялась успокаивать нас ведьма, – внезапность нападения сыграет нам на руку, мое воинство! После обильной еды паук наверняка отяжелел. Да и потом, гиганты наподобие него в такие времена, как сейчас, вряд ли прислушиваются к чему-то еще, кроме шагов своего Прародителя, который, может быть, в это самое мгновение подкрадывается к ним, чтобы отнять дань, собранную с меньших братьев. Короче, он не узнает о нашем приближении до тех пор, пока наш храбрый эфезионит не войдет в храм и каменный свод над головой чудовища не задрожит под тяжестью шагов вора. А когда мы выманим его, пораженного такой наглостью, наружу, он неминуемо попадет в нашу ловушку, можете не сомневаться! А сейчас, как я и обещала, вы увидите, к чему привела моя магическая экономия: я призову нам в помощь могучего раба да еще и что-то вроде плаща-невидимки в придачу. Забирайтесь все на плот, поближе к драгоценной Помпилле!
Ведьма шагнула к кромке берега и уставилась неотрывно на волны, бурлившие внизу. Потом она подняла руки и задвигала большим и указательным пальцами левой так, словно щипала и скручивала шерсть, а правой – будто бы вытягивала нитку. Поначалу ее руки были пусты, но вот меж пальцев и впрямь замелькала нить: яркий желтый лучик в серебристом сиянии звезд. Так она и тянула из пустой левой руки светящуюся желтую нить, пока та, свернувшись петлями, не легла яркой кучкой у ее ног. Тогда, видимо решив, что напряла довольно, ведьма подбросила свободный конец в воздух.
Весь моток пряжи, что лежал у ног Желтушницы, подскочил и развернулся, нить сомкнулась в кольцо, которое заколыхалось над сонно бормочущей рекой. Вдруг оно метнулось вниз, прорезало толщу воды насквозь, раздалось шипение, и на поверхности показался круг желтого пара, через который, ничуть не тревожа его, продолжали перекатываться волны. Река текла, а курящаяся паром окружность спокойно лежала на ней. Тогда Желтушница Толстая взмахнула рукой, и круглый, дрожащий, точно желе, пласт воды поднялся над волнами.
– Ну вот, славный толстенький кусочек прирученной воды понесет нас как по маслу… – пробормотала ведьма. Свежей чеканки водяная монетка, гладкие края которой на ощупь напоминали кованое олово, легко, как язык во рту, скользнула по берегу и подкатилась прямо под наш плот. – Проверьте, крепко ли держится повозка, и станьте смирно! – крикнула нам Желтушница.
И мы понеслись, скользя, по прорубленному нами коридору, а затем и вверх по залитому звездным светом травянистому склону. Двигались мы почти беззвучно: вода, бережно подхватив наш плот снизу, точно ладонью, несла нac наверх, лишь иногда негромко всхлипывая и чмокая.
Покачиваясь на проворном, несмотря на его массивность, ломте чистой магии, я перестал беспокоиться о роли, которую мне вскоре предстояло сыграть, и поверил, что наших сил, глядишь, и достанет, чтобы загнать в ловушку жертву, которую мы себе наметили.
Плот подкатился к самому порогу святилища. Ведьма снова взмахнула рукой, и вода послушно скользнула в траву и затаилась.
Команды нунции и Мав рассредоточились и затаились в зарослях по обе стороны от входа в святилище. Их оружие – луки с зажигательными стрелами и копья – само по себе не могло причинить вреда гиганту, появления которого мы ждали, но смазанные сильнодействующим паралитическим ядом наконечники должны были увеличить силу удара. Ведьма откатила повозку в сторону, скорчилась в своем укрытии и начала нетерпеливо жестикулировать, показывая, что мне пора начинать.
Сцену, так сказать, отдали в мое полное распоряжение. По роли мне даже полагался кое-какой реквизит, которым я и занялся в первую очередь. Еще до начала представления мы соорудили из серых шерстяных одеял два совершенно одинаковых просторных плаща с капюшонами. Один из них я набросил, стараясь как можно более естественно расположить складки, на кусок смолы в задней части плота. В другой с шиком завернулся сам.
Покончив с одеванием, я обнаружил, что никаких предлогов для промедления больше нет. И я ступил – очень робко, надо признать, – в зияющие врата святилища А-Рака в долине Тощей Фермы.
В каждом из восьми углов сурового храма под мрачными сводами пылали факелы, бросая неверные, трепещущие отблески на каменный край колодца-алтаря. Он не был столь чудовищно широк, как провал в Храме Большой Гавани, но все-таки в него могла пройти порядочная туша. От порога до алтаря было шагов сорок, а я сделал пока не больше десяти. Внутри храма не было ни одной скамьи, – похоже, в деревнях молились стоя. Придется держать ухо востро: что бы ни выскочило из алтарной ямы, на голом полу оно настигнет меня в считанные мгновения.
Хотя скамей и не было, гигантское святилище не казалось совсем пустым: из-под купола до самого пола, как и в столичном храме, спускались длинные полотнища просвечивающей белой ткани, которые делили весь интерьер на части. Я обнаружил, что эти занавеси лишают меня присутствия духа. Они так странно вздыхали, лениво покачиваясь от малейшего колебания воздуха, что мне, конечно же, все время казалось, будто их шевелит вырывающееся из колодца дыхание.
Немного погодя мне пришло в голову, что просто так стоять, дожидаясь, пока меня заметят, смешно, и в то же время пошевелить рукой или ногой или подать голос, чтобы заявить о своем присутствии, оказалось унизительно трудно. Мой внутренний голос молил о неподвижности, все мое тело, до самой мельчайшей жилки, требовало того же, ибо только полное отсутствие движения могло спасти от гибели в логове чудовища.
Гигантским усилием воли я заставил себя сделать несколько шагов сначала влево, потом вправо, стараясь, однако, не приближаться к алтарю. При каждом шаге я так шаркал подошвами сандалий по плитам пола, что скрежет поднялся, по-моему, просто неимоверный.
Бесполезно. Все так же медленно и угрожающе колыхались безмолвные полотнища. Придется, видимо, прибегнуть к еще более отчаянным средствам. Пока я колебался, не зная, что предпринять, дуновение прохлады, смешанное с едва уловимым запахом могилы, достигло моих ноздрей. Я понял, что это дыхание паучьего подземного мира, испарения темных сырых пещер, которые бесконечными лабиринтами пронизывают глубинные основания Хагии… Но даже в этом призрачном вздохе, поднявшемся из алтарного колодца, не было и намека на движение внизу.
Не только моя собственная жизнь, но и успех всего нашего предприятия требовал, чтобы я выскочил из храма раньше, чем бог насядет на меня. И хотя ведьма желала, чтобы я проник как можно глубже внутрь храма, мне это требование казалось тактической ошибкой. Поэтому я решил, что, если святотатственного соприкосновения моих воровских подошв со священными камнями храма окажется недостаточно, чтобы выманить нашего зверя наружу, я лучше совершу богохульство еще более тяжкое, но не пойду ближе к алтарю.
– Что за славные шелковые занавесочки! – Голос мой прозвучал, как удар грома. – А отрежу-ка я себе Кусочек на плащ-другой! – проорал я снова.
Сказано – сделано: я немедленно вытащил меч из ножен, которые висели у меня на спине, и отхватил порядочный кусок шелка от ближайшего полотнища. Потом подскочил к другому и чиркнул мечом по нему – просто чтобы не останавливаться, ведь больше всего я боялся окаменеть от страха в решающую минуту.
Не успел я нагнуться за своими прозрачными трофеями, как до меня с тошнотворной отчетливостью донеслись шорох и царапанье – что-то карабкалось наверх по каменному колодцу алтаря. Лихорадочно соображая, что делать дальше, я набросил отрезанные куски шелка себе на плечи, скрыв под ними шерстяной плащ, и тут же метнулся назад, к входу в святилище.
Теперь шелковые занавеси уже точно раздувала струя воздуха, которая вырвалась из колодца, откуда в то же мгновение, точно кошмарные кактусы, выросли две ощетинившиеся шипами и колючками лапы. На секунду они замерли, изогнувшись двумя арками, на краю, а затем провал изрыгнул косматое чудовище целиком. Липкий шепот мысли титана защекотал мне спину:
– Вор! Замри! За то, что ты святотатственно нарушил покой моего храма, поплатишься своей плотью и духом!
Я надеялся, хотя и не смел рассчитывать, что он начнет с формального обвинения. Паучье отродье (если считать того, с которым мы столкнулись недавно, типичным представителем семейства), похоже, отличала слабость ко всякого рода церемониям. Может быть, они и впрямь считали себя богами. Признаться, тот, который стоял передо мной, на самом деле внушал трепет. Величиной он был как два крестьянских дома, если поставить их друг на друга, клыки копьями торчали из пасти. Острые когти выбивали сухую трескучую дробь на каменном полу, пока паук переминался с ноги на ногу, готовясь к прыжку.
– Тысяча извинений, о благородный отпрыск Великого! – ответил я учтиво, зная, что пауки всегда выслушивают до конца. – Я трепещу перед тобой! Просто я не ожидал, что бог… окажется дома! Прошу прощения и от всей души сожалею, что испортил убранство твоего храма! Вот, пожалуйста, возьми свою материю обратно!
– Твою вину нельзя ни искупить, ни загладить. Само твое существование уже есть преступление, заслуживающее смерти, ибо от тебя смердит воровством, а ни один вор, чья нога осквернила мой храм, не имеет права оставаться на земле и часа.
– Прошу меня простить, о божественный, – взмолился я. – Но не кажется ли тебе, что ты чрезмерно жесток и придирчив? Позволь указать тебе на то, что…
Однако мои слова были не более чем уловкой, которой я прикрыл свое отступление, отпрыгнув назад. Это был замечательный скачок: дерзкий и ловкий. Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я приземлился на середину плота, а после третьего прыжка оказался позади смоляной груды, вокруг которой одним быстрым движением обмотал оба отреза шелковистой ткани и оперся подбородком о ее вершину. В это самое мгновение громадный паук, гремя когтями, точно грозовая туча вырвался из зияющих врат храма.
– Разреши мне хотя бы беспрепятственно уплыть на моем плоту! – нахально выкрикнул я первое, что пришло в голову. – И не пожалей для меня, о великий, хотя бы того клочка шелка, из которого я сделал себе плащ…
Но косматый гигант уже взвился в воздух:
– Телом и душой ты будешь принадлежать мне, грязный вор!
В моем распоряжении оставались считанные секунды, я должен был подпустить его к себе как можно ближе, чтобы он не успел в полете повернуть назад. Никогда раньше не приходилось мне видеть такой скорости у столь крупного существа: громадный паук скакал, точно блоха! По сей день в кошмарных снах я переживаю то затяжное мгновение, когда он висел надо мной, но вот я отскочил в сторону, да так поздно, что пущенные моими спутниками зажигательные стрелы едва не опалили меня своим пламенем. Смоляное чучело вспыхнуло в тот самый миг, когда клыки А-Ракова семени пронзили его до самого основания и намертво влипли в него.
Едва я успел, упав наземь, откатиться в сторону, как надо мной пропели копья, и мохнатая луковица паучьего тела украсилась добавочной щетиной. Мощные лапы яростно дергались, пытаясь избавиться от пламенеющей добычи (которую мы надежно прикрепили к плетеной раме), но, как только копья нашли свою цель, движения паука стали замедленными и бесцельными. Еще немного, и кошмарное чудовище осело на плоту. Его наполовину расплавленные клыки облепила спекшаяся от жара смола, ноги время от времени судорожно вздрагивали.
– Все на борт! – взревела Желтушница и, таща за собой повозку, подала пример остальным.
– Веревки, быстрее! Привяжите его к плоту! Я – воплощенная гениальность, разве не так?!! Только поглядите на эту скотину! Наш! А эта тощая сучка надо мной насмехалась, – вот, полюбуйся теперь, змея старая! Сюда, водяной раб! Сюда, быстрее!
Едва мы успели выполнить ее приказание, как мускулистый водяной язык поднялся из травы, скользнул под плот и понес его вниз по склону с такой скоростью, что мы едва устояли на ногах. Ведьма, однако, не желала терпеть промедлений, даже минутная заминка раздражала ее:
– Привяжите зверя к плоту, гром вас разрази, привяжите немедленно, этой ночью нам еще не так мчаться придется, нечего тут шататься да падать, веревки в руки – и за дело!
Мы окружили А-Ракова отпрыска: на плоту едва хватило места для всех нас, так много пространства занимала его туша. Набросив на него несколько веревочных петель крест-накрест, мы надежно привязали громадную луковицу его тела к плоту, а концы веревок обмотали вокруг колышков, которые вбили прямо в бревна.
– Сейчас прыгнем! – заверещала ведьма. И точно, мы приближались к концу прорубленного нами коридора, за которым, двумя саженями ниже, ярилась черная речная вода. Упав на четвереньки, мы вцепились в веревки, а водяной язык соскользнул с берега и завис в воздухе. – Вниз! – взвизгнула Желтушница, и мы рухнули в реку, подняв целый фонтан брызг.
Теперь, когда нас увлекало вперед течение, движение плота стало плавным и беззвучным. Широкая река разлучала деревья, которые покрывали ее берега, и в просвет между их кронами была видна полоса звездного неба, заметно побледневшего в преддверии восхода луны.
– Ноги ему свяжите, ноги! – рявкнула ведьма. – Да поживее, чтоб вас разорвало, будете вы шевелиться или нет? До победы осталось всего каких-нибудь полшага! Свяжите ему ноги! Ты, нунция, и ты, девочка! Помогите мне развязать ящик и поднять нашу Помпиллу ему на спину!
Света было маловато, и плот качался на волнах, но головы у нас шли кругом не столько от этого, сколько от нечеловеческих мыслей, бессвязных и непоследовательных, которые непрестанно порождал мозг нашего пленника. Я чувствовал, как они языками холодного пламени пробегают по моему хребту, отчего я весь покрывался гусиной кожей, и странные приступы дурноты поднимались откуда-то из глубины моего существа. Под действием яда мысли чудовища превратились в невнятное бормотание: казалось, сознание вот-вот угаснет, точно искра под толстым слоем пепла, и все же враждебный разум продолжал жить, воля, пусть и в оковах, не сдавалась.
Тем временем ведьма с помощью Мав и Лагадамии извлекла бледную куколку Помпиллы из ящика, взгромоздила ее на плоскую, покрытую панцирем спину нашего пленника, взяла у Мав разлучник и наклонилась к сверкающим, точно черные драгоценности, глазам, целые гирлянды которых опоясывали все тело А-Ракова отпрыска. В глазах самой Желтушницы злорадный восторг зажег неприятное бледно-оранжевое пламя.
– Ну что, кривоног, как тебе это нравится? Паралич, я имею в виду? Хочешь пошевелиться, а не можешь, слышишь, а ответить нет сил. Чувствуешь, как я отплясываю на твоей распростертой туше, а, божество липовое? Нравится? Нравится? – При каждом слове ведьма притопывала все крепче. – Что, поболтаем, ты да я, как, бывало, ты любил покалякать со своей добычей, помнишь? А? А? Однако погоди, кривоног. Все, что от тебя осталось, – это мысль, беспомощная и безголосая, ты даже тревогу поднять не можешь, но обрывки того, что ты видишь, продолжают утекать в пустоту, – вдруг да окажутся поблизости родичи, которые тебя услышат. А потому с прискорбием сообщаю, что мне придется выколоть все твои буркалы до последнего. – И ведьма плашмя похлопала клинком Мав по ладони. – Ну, готов? А?
Окажись на месте А-Ракова отродья любое другое существо, не столь омерзительное, смак, с которым ведьма выкалывала его глаза, непременно насторожил бы меня. Мысли паука бессвязно забурлили и постепенно утихли.
– Огромное спасибо, кривоног, за несказанное удовольствие, которое ты мне только что доставил; тем более мило с твоей стороны доставить мне еще одну радость! Скажи, ты ведь помнишь Помпиллу? Пам-Пель?
Новый взрыв мыслей, от которого нам всем стало жутко, был ей ответом: паук, без сомнения, знал, о ком идет речь.
– Еще бы тебе не помнить! – возликовала Желтушница. – А теперь ты примешь ее, как радушный хозяин! Ты станешь ее колыбелью! Она будет угощаться тобой, пока не выест всего дочиста! Да, да! Как тебе это нравится, мой милый кривоножек? А? А? А?!
Радость победы до смешного опьянила ведьму. Но когда дело дошло до церемонии, которая, по-видимому, имела для нее какой-то особый, священный смысл, все ее движения стали торжественно-размеренными. Она попросила Мав и нунцию стать по обе стороны похожего на саркофаг ящика, поднять его и повернуть заостренным концом к шерстистому вздутию передней части паучьего брюха. Сама она приблизилась к волосатой луковице и занесла над ней разлучник Мав, крепко сжав его обеими руками.
– Теперь толкайте, да посильней, чтобы вся вошла!
Мав и Лагадамия подскочили к пауку, втолкнули саркофаг в разрез на его брюхе и тут же отдернули залитые черной кровью руки. Ведьма подняла окровавленный клинок над головой и запела:
Следующий час прошел, можно сказать, спокойно. Наш плот тихонько скользил вниз по течению, деревья стеной обступили петляющий поток, мы успокоились и почти свыклись с чудовищной тварью, которая громоздилась среди нас. Плавное движение почти убедило нас в том, что безумная афера, в которую мы ввязались, дело верное, начало ему уже положено и остановить его никому не под силу, ведь вода, как мы хорошо знали, мешает обитателям подземелий почуять наше приближение.
И вдруг, не успела луна подкрасться к узенькой полоске неба, тянувшейся промеж древесных крон, как бег воды замедлился и река растеклась широкой болотистой равниной. Густой туман немедленно выслал нам навстречу свое призрачное воинство, и, несмотря на усилия близившейся к зениту луны, весь мир утонул в молочной белизне.
– Неподалеку отсюда вытекает из озера ручей Тощей Фермы, – шепнула Мав. И в ту же секунду ужас ледяными пальцами сжал наши сердца.
– Брат, где ты?… Чувствую, ты страдаешь… Почему ты так быстро движешься?
Какой-то паук, не слишком близко от нас, но и не так далеко, выпустил пробное щупальце мысли. Чуть дрожа, протянулось оно над водой откуда-то с берега, нашаривая нас в тумане. Не успели мы переглянуться (каждый надеялся, что ему только показалось, а остальные ничего не слышали), как откуда-то издалека долетело второе дуновение, от которого мороз дошел у меня по коже. Слов мы не разобрали, но прикосновение было такое же неуверенное, ищущее.
– Вон там, слева, ручей,– прошипела Мав. Сбитая с толку ведьма, яростно сверкая глазами, взмахнула рукой, водяной раб приподнялся над поверхностью и, гоня перед собой пенную волну, понес нас вверх по течению ручья, заполнив собой его русло от берега до берега.
– Ты разве этого не предусмотрела, ведьма? – спросила у Желтушницы Мав.
Мы все вскарабкались на плоскую спину чудовища и сбились в кучу, чтобы не упустить ни слова из их разговора. Берега ручья тоже поросли лесом, но здесь деревья стояли реже, местами между ними открывались прогалины, и мы, сидя на своем громадном пленнике, чувствовали себя не очень-то уютно в ярком лунном свете.
– Маскирующую способность воды я исчислила с точностью до капли, девочка, я…
– Про нас с Помпиллой они не знают, ведьма, но вот старого кривонога чуют наверняка, – заявила Мав. – У пауков отличный нюх, в том числе и друг на друга, они– ведь друг друга едят. Наша добыча для них – большой кусок мяса, они уже знают, что он очень велик, и к тому же ранен. Так что если ты собираешься подыскать какое-нибудь укрытие на озере, то имей в виду: нас они не найдут, но его… – тут она ударила пяткой в чудовищную тушу, на которой мы стояли,– придется тоже спрятать, иначе к нам сбегутся пауки со всей округи.
НИФФТ 7
Когда ведьма собрала нас вокруг плота, восходящая луна как раз посеребрила восточный край неба.
– Отлично, мои доблестные солдаты, отлично! Вы работали прямо как черти, и, по правде сказать, за вашу прыть я вас и выбрала! Но прежде чем настанет сладкий миг кровопролития, придется выполнить еще одну задачу. Нужно перенести вот этот плот к самому порогу святилища А-Рака.
Причина сладкоречия, столь нехарактерного для нашей спутницы, кажется, прояснилась: нам вшестером предстояло перетащить сорок связанных вместе бревен через все пеньки, которые загромождали оставленную нами просеку, а затем проволочить их еще шагов сто по довольно крутому, покрытому травой склону! Невозможно, у нас просто не хватит сил, сколько бы наша ведьма нам ни льстила.
Мы хором запротестовали, но скоро успокоились, потому что на этот раз Желтушница согласилась поднапрячь свои скудные магические ресурсы и доставить илот к вратам святилища без нашей помощи (как всем известно, Подвиг Имянаречения считается действительным лишь при условии строжайшей экономии колдовских средств). Но прежде чем заняться плотом, ведьма повела меня к храму, где мне предстояло прорепетировать свою роль наживки для дичи, за которой мы охотились. Или, лучше сказать, ведьма подвела меня настолько близко к храму, насколько мы осмелились подойти. «Потому что, если мы подойдем по-настоящему близко, твой запах вора выманит его наружу слишком рано», – уверила меня она. И все же под сгущающимся покровом ночи мы приблизились почти к самой зияющей дыре входа в святилище, сквозь которую можно было разглядеть его дымное в красном свете факелов нутро, и, клянусь, это зрелище пробудило во мне если не благочестивое почтение перед культом, то по крайней мере трепет перед ужасными существами, которым он был посвящен.
Мы как могли спрятались, и ведьма стала натаскивать меня в опасном сценарии, разработанном специально для того, чтобы завлечь монстра в ловушку. Надо отдать ей должное, воображение у нее было незаурядное. В общем-то, с ее планом я согласился полностью, уточнив лишь способ исполнения некоторых деталей, которые она жизнерадостно мне выложила, и отметив, что, хотя я и в самом деле замечательно ловок, некоторые из ее инструкций предполагают наличие проворства поистине нечеловеческого, и если я попытаюсь исполнить их в точности, то наверняка погибну.
Она была столь же расположена выслушивать критические замечания по поводу собственных пожеланий, как и любая другая ведьма, то есть, попросту говоря, ни в малейшей степени, но, когда я пригрозил, что вообще ничего не буду делать, приняла мои поправки.
Весь обратный путь Желтушница, как обычно, раздраженно бормотала вполголоса что-то язвительное. Когда мы собрались вокруг плота в дальнем конце просеки, россыпь звезд уже покрывала небо, хотя веер холодного лунного блеска еще не раскрылся над горизонтом. В полном молчании мы разглядывали святилище на вершине холма.
Даже одержимая фанатическим пылом ведьма поняла, что страх и трепет перед делом, которое нам предстояло, сковал наши языки.
– Каким бы вопиющим нахальством ни казалось то, что мы собираемся сделать, – неожиданно для себя самой принялась успокаивать нас ведьма, – внезапность нападения сыграет нам на руку, мое воинство! После обильной еды паук наверняка отяжелел. Да и потом, гиганты наподобие него в такие времена, как сейчас, вряд ли прислушиваются к чему-то еще, кроме шагов своего Прародителя, который, может быть, в это самое мгновение подкрадывается к ним, чтобы отнять дань, собранную с меньших братьев. Короче, он не узнает о нашем приближении до тех пор, пока наш храбрый эфезионит не войдет в храм и каменный свод над головой чудовища не задрожит под тяжестью шагов вора. А когда мы выманим его, пораженного такой наглостью, наружу, он неминуемо попадет в нашу ловушку, можете не сомневаться! А сейчас, как я и обещала, вы увидите, к чему привела моя магическая экономия: я призову нам в помощь могучего раба да еще и что-то вроде плаща-невидимки в придачу. Забирайтесь все на плот, поближе к драгоценной Помпилле!
Ведьма шагнула к кромке берега и уставилась неотрывно на волны, бурлившие внизу. Потом она подняла руки и задвигала большим и указательным пальцами левой так, словно щипала и скручивала шерсть, а правой – будто бы вытягивала нитку. Поначалу ее руки были пусты, но вот меж пальцев и впрямь замелькала нить: яркий желтый лучик в серебристом сиянии звезд. Так она и тянула из пустой левой руки светящуюся желтую нить, пока та, свернувшись петлями, не легла яркой кучкой у ее ног. Тогда, видимо решив, что напряла довольно, ведьма подбросила свободный конец в воздух.
Весь моток пряжи, что лежал у ног Желтушницы, подскочил и развернулся, нить сомкнулась в кольцо, которое заколыхалось над сонно бормочущей рекой. Вдруг оно метнулось вниз, прорезало толщу воды насквозь, раздалось шипение, и на поверхности показался круг желтого пара, через который, ничуть не тревожа его, продолжали перекатываться волны. Река текла, а курящаяся паром окружность спокойно лежала на ней. Тогда Желтушница Толстая взмахнула рукой, и круглый, дрожащий, точно желе, пласт воды поднялся над волнами.
– Ну вот, славный толстенький кусочек прирученной воды понесет нас как по маслу… – пробормотала ведьма. Свежей чеканки водяная монетка, гладкие края которой на ощупь напоминали кованое олово, легко, как язык во рту, скользнула по берегу и подкатилась прямо под наш плот. – Проверьте, крепко ли держится повозка, и станьте смирно! – крикнула нам Желтушница.
И мы понеслись, скользя, по прорубленному нами коридору, а затем и вверх по залитому звездным светом травянистому склону. Двигались мы почти беззвучно: вода, бережно подхватив наш плот снизу, точно ладонью, несла нac наверх, лишь иногда негромко всхлипывая и чмокая.
Покачиваясь на проворном, несмотря на его массивность, ломте чистой магии, я перестал беспокоиться о роли, которую мне вскоре предстояло сыграть, и поверил, что наших сил, глядишь, и достанет, чтобы загнать в ловушку жертву, которую мы себе наметили.
Плот подкатился к самому порогу святилища. Ведьма снова взмахнула рукой, и вода послушно скользнула в траву и затаилась.
Команды нунции и Мав рассредоточились и затаились в зарослях по обе стороны от входа в святилище. Их оружие – луки с зажигательными стрелами и копья – само по себе не могло причинить вреда гиганту, появления которого мы ждали, но смазанные сильнодействующим паралитическим ядом наконечники должны были увеличить силу удара. Ведьма откатила повозку в сторону, скорчилась в своем укрытии и начала нетерпеливо жестикулировать, показывая, что мне пора начинать.
Сцену, так сказать, отдали в мое полное распоряжение. По роли мне даже полагался кое-какой реквизит, которым я и занялся в первую очередь. Еще до начала представления мы соорудили из серых шерстяных одеял два совершенно одинаковых просторных плаща с капюшонами. Один из них я набросил, стараясь как можно более естественно расположить складки, на кусок смолы в задней части плота. В другой с шиком завернулся сам.
Покончив с одеванием, я обнаружил, что никаких предлогов для промедления больше нет. И я ступил – очень робко, надо признать, – в зияющие врата святилища А-Рака в долине Тощей Фермы.
В каждом из восьми углов сурового храма под мрачными сводами пылали факелы, бросая неверные, трепещущие отблески на каменный край колодца-алтаря. Он не был столь чудовищно широк, как провал в Храме Большой Гавани, но все-таки в него могла пройти порядочная туша. От порога до алтаря было шагов сорок, а я сделал пока не больше десяти. Внутри храма не было ни одной скамьи, – похоже, в деревнях молились стоя. Придется держать ухо востро: что бы ни выскочило из алтарной ямы, на голом полу оно настигнет меня в считанные мгновения.
Хотя скамей и не было, гигантское святилище не казалось совсем пустым: из-под купола до самого пола, как и в столичном храме, спускались длинные полотнища просвечивающей белой ткани, которые делили весь интерьер на части. Я обнаружил, что эти занавеси лишают меня присутствия духа. Они так странно вздыхали, лениво покачиваясь от малейшего колебания воздуха, что мне, конечно же, все время казалось, будто их шевелит вырывающееся из колодца дыхание.
Немного погодя мне пришло в голову, что просто так стоять, дожидаясь, пока меня заметят, смешно, и в то же время пошевелить рукой или ногой или подать голос, чтобы заявить о своем присутствии, оказалось унизительно трудно. Мой внутренний голос молил о неподвижности, все мое тело, до самой мельчайшей жилки, требовало того же, ибо только полное отсутствие движения могло спасти от гибели в логове чудовища.
Гигантским усилием воли я заставил себя сделать несколько шагов сначала влево, потом вправо, стараясь, однако, не приближаться к алтарю. При каждом шаге я так шаркал подошвами сандалий по плитам пола, что скрежет поднялся, по-моему, просто неимоверный.
Бесполезно. Все так же медленно и угрожающе колыхались безмолвные полотнища. Придется, видимо, прибегнуть к еще более отчаянным средствам. Пока я колебался, не зная, что предпринять, дуновение прохлады, смешанное с едва уловимым запахом могилы, достигло моих ноздрей. Я понял, что это дыхание паучьего подземного мира, испарения темных сырых пещер, которые бесконечными лабиринтами пронизывают глубинные основания Хагии… Но даже в этом призрачном вздохе, поднявшемся из алтарного колодца, не было и намека на движение внизу.
Не только моя собственная жизнь, но и успех всего нашего предприятия требовал, чтобы я выскочил из храма раньше, чем бог насядет на меня. И хотя ведьма желала, чтобы я проник как можно глубже внутрь храма, мне это требование казалось тактической ошибкой. Поэтому я решил, что, если святотатственного соприкосновения моих воровских подошв со священными камнями храма окажется недостаточно, чтобы выманить нашего зверя наружу, я лучше совершу богохульство еще более тяжкое, но не пойду ближе к алтарю.
– Что за славные шелковые занавесочки! – Голос мой прозвучал, как удар грома. – А отрежу-ка я себе Кусочек на плащ-другой! – проорал я снова.
Сказано – сделано: я немедленно вытащил меч из ножен, которые висели у меня на спине, и отхватил порядочный кусок шелка от ближайшего полотнища. Потом подскочил к другому и чиркнул мечом по нему – просто чтобы не останавливаться, ведь больше всего я боялся окаменеть от страха в решающую минуту.
Не успел я нагнуться за своими прозрачными трофеями, как до меня с тошнотворной отчетливостью донеслись шорох и царапанье – что-то карабкалось наверх по каменному колодцу алтаря. Лихорадочно соображая, что делать дальше, я набросил отрезанные куски шелка себе на плечи, скрыв под ними шерстяной плащ, и тут же метнулся назад, к входу в святилище.
Теперь шелковые занавеси уже точно раздувала струя воздуха, которая вырвалась из колодца, откуда в то же мгновение, точно кошмарные кактусы, выросли две ощетинившиеся шипами и колючками лапы. На секунду они замерли, изогнувшись двумя арками, на краю, а затем провал изрыгнул косматое чудовище целиком. Липкий шепот мысли титана защекотал мне спину:
– Вор! Замри! За то, что ты святотатственно нарушил покой моего храма, поплатишься своей плотью и духом!
Я надеялся, хотя и не смел рассчитывать, что он начнет с формального обвинения. Паучье отродье (если считать того, с которым мы столкнулись недавно, типичным представителем семейства), похоже, отличала слабость ко всякого рода церемониям. Может быть, они и впрямь считали себя богами. Признаться, тот, который стоял передо мной, на самом деле внушал трепет. Величиной он был как два крестьянских дома, если поставить их друг на друга, клыки копьями торчали из пасти. Острые когти выбивали сухую трескучую дробь на каменном полу, пока паук переминался с ноги на ногу, готовясь к прыжку.
– Тысяча извинений, о благородный отпрыск Великого! – ответил я учтиво, зная, что пауки всегда выслушивают до конца. – Я трепещу перед тобой! Просто я не ожидал, что бог… окажется дома! Прошу прощения и от всей души сожалею, что испортил убранство твоего храма! Вот, пожалуйста, возьми свою материю обратно!
– Твою вину нельзя ни искупить, ни загладить. Само твое существование уже есть преступление, заслуживающее смерти, ибо от тебя смердит воровством, а ни один вор, чья нога осквернила мой храм, не имеет права оставаться на земле и часа.
– Прошу меня простить, о божественный, – взмолился я. – Но не кажется ли тебе, что ты чрезмерно жесток и придирчив? Позволь указать тебе на то, что…
Однако мои слова были не более чем уловкой, которой я прикрыл свое отступление, отпрыгнув назад. Это был замечательный скачок: дерзкий и ловкий. Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я приземлился на середину плота, а после третьего прыжка оказался позади смоляной груды, вокруг которой одним быстрым движением обмотал оба отреза шелковистой ткани и оперся подбородком о ее вершину. В это самое мгновение громадный паук, гремя когтями, точно грозовая туча вырвался из зияющих врат храма.
– Разреши мне хотя бы беспрепятственно уплыть на моем плоту! – нахально выкрикнул я первое, что пришло в голову. – И не пожалей для меня, о великий, хотя бы того клочка шелка, из которого я сделал себе плащ…
Но косматый гигант уже взвился в воздух:
– Телом и душой ты будешь принадлежать мне, грязный вор!
В моем распоряжении оставались считанные секунды, я должен был подпустить его к себе как можно ближе, чтобы он не успел в полете повернуть назад. Никогда раньше не приходилось мне видеть такой скорости у столь крупного существа: громадный паук скакал, точно блоха! По сей день в кошмарных снах я переживаю то затяжное мгновение, когда он висел надо мной, но вот я отскочил в сторону, да так поздно, что пущенные моими спутниками зажигательные стрелы едва не опалили меня своим пламенем. Смоляное чучело вспыхнуло в тот самый миг, когда клыки А-Ракова семени пронзили его до самого основания и намертво влипли в него.
Едва я успел, упав наземь, откатиться в сторону, как надо мной пропели копья, и мохнатая луковица паучьего тела украсилась добавочной щетиной. Мощные лапы яростно дергались, пытаясь избавиться от пламенеющей добычи (которую мы надежно прикрепили к плетеной раме), но, как только копья нашли свою цель, движения паука стали замедленными и бесцельными. Еще немного, и кошмарное чудовище осело на плоту. Его наполовину расплавленные клыки облепила спекшаяся от жара смола, ноги время от времени судорожно вздрагивали.
– Все на борт! – взревела Желтушница и, таща за собой повозку, подала пример остальным.
– Веревки, быстрее! Привяжите его к плоту! Я – воплощенная гениальность, разве не так?!! Только поглядите на эту скотину! Наш! А эта тощая сучка надо мной насмехалась, – вот, полюбуйся теперь, змея старая! Сюда, водяной раб! Сюда, быстрее!
Едва мы успели выполнить ее приказание, как мускулистый водяной язык поднялся из травы, скользнул под плот и понес его вниз по склону с такой скоростью, что мы едва устояли на ногах. Ведьма, однако, не желала терпеть промедлений, даже минутная заминка раздражала ее:
– Привяжите зверя к плоту, гром вас разрази, привяжите немедленно, этой ночью нам еще не так мчаться придется, нечего тут шататься да падать, веревки в руки – и за дело!
Мы окружили А-Ракова отпрыска: на плоту едва хватило места для всех нас, так много пространства занимала его туша. Набросив на него несколько веревочных петель крест-накрест, мы надежно привязали громадную луковицу его тела к плоту, а концы веревок обмотали вокруг колышков, которые вбили прямо в бревна.
– Сейчас прыгнем! – заверещала ведьма. И точно, мы приближались к концу прорубленного нами коридора, за которым, двумя саженями ниже, ярилась черная речная вода. Упав на четвереньки, мы вцепились в веревки, а водяной язык соскользнул с берега и завис в воздухе. – Вниз! – взвизгнула Желтушница, и мы рухнули в реку, подняв целый фонтан брызг.
Теперь, когда нас увлекало вперед течение, движение плота стало плавным и беззвучным. Широкая река разлучала деревья, которые покрывали ее берега, и в просвет между их кронами была видна полоса звездного неба, заметно побледневшего в преддверии восхода луны.
– Ноги ему свяжите, ноги! – рявкнула ведьма. – Да поживее, чтоб вас разорвало, будете вы шевелиться или нет? До победы осталось всего каких-нибудь полшага! Свяжите ему ноги! Ты, нунция, и ты, девочка! Помогите мне развязать ящик и поднять нашу Помпиллу ему на спину!
Света было маловато, и плот качался на волнах, но головы у нас шли кругом не столько от этого, сколько от нечеловеческих мыслей, бессвязных и непоследовательных, которые непрестанно порождал мозг нашего пленника. Я чувствовал, как они языками холодного пламени пробегают по моему хребту, отчего я весь покрывался гусиной кожей, и странные приступы дурноты поднимались откуда-то из глубины моего существа. Под действием яда мысли чудовища превратились в невнятное бормотание: казалось, сознание вот-вот угаснет, точно искра под толстым слоем пепла, и все же враждебный разум продолжал жить, воля, пусть и в оковах, не сдавалась.
Тем временем ведьма с помощью Мав и Лагадамии извлекла бледную куколку Помпиллы из ящика, взгромоздила ее на плоскую, покрытую панцирем спину нашего пленника, взяла у Мав разлучник и наклонилась к сверкающим, точно черные драгоценности, глазам, целые гирлянды которых опоясывали все тело А-Ракова отпрыска. В глазах самой Желтушницы злорадный восторг зажег неприятное бледно-оранжевое пламя.
– Ну что, кривоног, как тебе это нравится? Паралич, я имею в виду? Хочешь пошевелиться, а не можешь, слышишь, а ответить нет сил. Чувствуешь, как я отплясываю на твоей распростертой туше, а, божество липовое? Нравится? Нравится? – При каждом слове ведьма притопывала все крепче. – Что, поболтаем, ты да я, как, бывало, ты любил покалякать со своей добычей, помнишь? А? А? Однако погоди, кривоног. Все, что от тебя осталось, – это мысль, беспомощная и безголосая, ты даже тревогу поднять не можешь, но обрывки того, что ты видишь, продолжают утекать в пустоту, – вдруг да окажутся поблизости родичи, которые тебя услышат. А потому с прискорбием сообщаю, что мне придется выколоть все твои буркалы до последнего. – И ведьма плашмя похлопала клинком Мав по ладони. – Ну, готов? А?
Окажись на месте А-Ракова отродья любое другое существо, не столь омерзительное, смак, с которым ведьма выкалывала его глаза, непременно насторожил бы меня. Мысли паука бессвязно забурлили и постепенно утихли.
– Огромное спасибо, кривоног, за несказанное удовольствие, которое ты мне только что доставил; тем более мило с твоей стороны доставить мне еще одну радость! Скажи, ты ведь помнишь Помпиллу? Пам-Пель?
Новый взрыв мыслей, от которого нам всем стало жутко, был ей ответом: паук, без сомнения, знал, о ком идет речь.
– Еще бы тебе не помнить! – возликовала Желтушница. – А теперь ты примешь ее, как радушный хозяин! Ты станешь ее колыбелью! Она будет угощаться тобой, пока не выест всего дочиста! Да, да! Как тебе это нравится, мой милый кривоножек? А? А? А?!
Радость победы до смешного опьянила ведьму. Но когда дело дошло до церемонии, которая, по-видимому, имела для нее какой-то особый, священный смысл, все ее движения стали торжественно-размеренными. Она попросила Мав и нунцию стать по обе стороны похожего на саркофаг ящика, поднять его и повернуть заостренным концом к шерстистому вздутию передней части паучьего брюха. Сама она приблизилась к волосатой луковице и занесла над ней разлучник Мав, крепко сжав его обеими руками.
Одним верным ударом ведьма вспорола толстый щетинистый панцирь.
Паук, врага родителя прими! Корми ее,
Пока растет внутри!
– Теперь толкайте, да посильней, чтобы вся вошла!
Мав и Лагадамия подскочили к пауку, втолкнули саркофаг в разрез на его брюхе и тут же отдернули залитые черной кровью руки. Ведьма подняла окровавленный клинок над головой и запела:
Прямо на наших глазах разрез на брюхе паука затянулся и покрылся коркой.
Богиня, законной добычей кормись,
Сил наберись и на месть поднимись!
Следующий час прошел, можно сказать, спокойно. Наш плот тихонько скользил вниз по течению, деревья стеной обступили петляющий поток, мы успокоились и почти свыклись с чудовищной тварью, которая громоздилась среди нас. Плавное движение почти убедило нас в том, что безумная афера, в которую мы ввязались, дело верное, начало ему уже положено и остановить его никому не под силу, ведь вода, как мы хорошо знали, мешает обитателям подземелий почуять наше приближение.
И вдруг, не успела луна подкрасться к узенькой полоске неба, тянувшейся промеж древесных крон, как бег воды замедлился и река растеклась широкой болотистой равниной. Густой туман немедленно выслал нам навстречу свое призрачное воинство, и, несмотря на усилия близившейся к зениту луны, весь мир утонул в молочной белизне.
– Неподалеку отсюда вытекает из озера ручей Тощей Фермы, – шепнула Мав. И в ту же секунду ужас ледяными пальцами сжал наши сердца.
– Брат, где ты?… Чувствую, ты страдаешь… Почему ты так быстро движешься?
Какой-то паук, не слишком близко от нас, но и не так далеко, выпустил пробное щупальце мысли. Чуть дрожа, протянулось оно над водой откуда-то с берега, нашаривая нас в тумане. Не успели мы переглянуться (каждый надеялся, что ему только показалось, а остальные ничего не слышали), как откуда-то издалека долетело второе дуновение, от которого мороз дошел у меня по коже. Слов мы не разобрали, но прикосновение было такое же неуверенное, ищущее.
– Вон там, слева, ручей,– прошипела Мав. Сбитая с толку ведьма, яростно сверкая глазами, взмахнула рукой, водяной раб приподнялся над поверхностью и, гоня перед собой пенную волну, понес нас вверх по течению ручья, заполнив собой его русло от берега до берега.
– Ты разве этого не предусмотрела, ведьма? – спросила у Желтушницы Мав.
Мы все вскарабкались на плоскую спину чудовища и сбились в кучу, чтобы не упустить ни слова из их разговора. Берега ручья тоже поросли лесом, но здесь деревья стояли реже, местами между ними открывались прогалины, и мы, сидя на своем громадном пленнике, чувствовали себя не очень-то уютно в ярком лунном свете.
– Маскирующую способность воды я исчислила с точностью до капли, девочка, я…
– Про нас с Помпиллой они не знают, ведьма, но вот старого кривонога чуют наверняка, – заявила Мав. – У пауков отличный нюх, в том числе и друг на друга, они– ведь друг друга едят. Наша добыча для них – большой кусок мяса, они уже знают, что он очень велик, и к тому же ранен. Так что если ты собираешься подыскать какое-нибудь укрытие на озере, то имей в виду: нас они не найдут, но его… – тут она ударила пяткой в чудовищную тушу, на которой мы стояли,– придется тоже спрятать, иначе к нам сбегутся пауки со всей округи.
НИФФТ 7
Доставка Помпиллы в святилище Эндон Тиоз оказалась задачей столь головоломной, мой дорогой Шаг, что я счел неуместным прерывать свой рассказ об этих событиях. Поэтому теперь мне придется вернуться немного назад и поведать о том, что приключилось в тот день с Паанджей Пандагоном в Большой Гавани. Жаль, что я не мог вовремя сообщить Первосвященнику об оружии ведьмы и о том, что военные действия между обитателями Северной Хагии и их божествами вот-вот начнутся, быть может, тогда решение, которое ему пришлось принять в то утро, далось бы ему не так тяжело.
За дело он взялся мастерски, так что даже паника среди населения на время угасла. Докмейстеры и начальники городской стражи оповестили всех о закрытии гавани и передали командам чужеземных судов приглашение принять участие в распределении золотого дара на следующее утро. Тем временем городские глашатаи усердно распространяли среди населения подробные указания, как себя вести во время церемонии вручения дара. Обитатели каждой улицы и переулка обнаружили расклеенные на стенах домов афиши, в которых им досконально разъясняли, в котором часу и по какому маршруту им надлежит явиться на площадь Корабельных Верфей за своей долей божественных щедрот и в каком порядке ее покинуть. Столь детально продуманный план успокоил граждан, золотой дар из призрачной мечты превратился в надежную и заманчивую реальность. Несколько повозок извлеченных из ближайших монастий золотых монет уже стояли на площади, открытые всеобщему обозрению. Вся городская стража и гарнизон Большой Гавани, усиленные отрядами церковных бейлифов, старост и наемников, с утра пораньше наводнили гавань, где размещали капитанов и матросов застрявших на Хагии кораблей по свободным квартирам да угощали их, чтобы – они поменьше жаловались, бесплатным элем и аквавитой.
За дело он взялся мастерски, так что даже паника среди населения на время угасла. Докмейстеры и начальники городской стражи оповестили всех о закрытии гавани и передали командам чужеземных судов приглашение принять участие в распределении золотого дара на следующее утро. Тем временем городские глашатаи усердно распространяли среди населения подробные указания, как себя вести во время церемонии вручения дара. Обитатели каждой улицы и переулка обнаружили расклеенные на стенах домов афиши, в которых им досконально разъясняли, в котором часу и по какому маршруту им надлежит явиться на площадь Корабельных Верфей за своей долей божественных щедрот и в каком порядке ее покинуть. Столь детально продуманный план успокоил граждан, золотой дар из призрачной мечты превратился в надежную и заманчивую реальность. Несколько повозок извлеченных из ближайших монастий золотых монет уже стояли на площади, открытые всеобщему обозрению. Вся городская стража и гарнизон Большой Гавани, усиленные отрядами церковных бейлифов, старост и наемников, с утра пораньше наводнили гавань, где размещали капитанов и матросов застрявших на Хагии кораблей по свободным квартирам да угощали их, чтобы – они поменьше жаловались, бесплатным элем и аквавитой.