А ты-то чем хуже?
Дозняк винта блуждает среди твоих эритроцитов и аксонов. Если в это врубаться, то можно съехать: непонятно, как такое небольшое количество каких-то ебаных молекул, может дать такие пиздатые ощущения во всем теле и в башке, в частности.
Вероятно, думаешь ты, винт – это такая поебень, которая содержит хуеву кучу энергии. Энергия винта вводится с веняк вместе с жидкостью, ассимилируется и выплескивается наружу в виде биополя. Причем биополе это такое плотное, что пробиваясь наружу, оно буквально раздирает твое тело.
Так почему же этим не воспользоваться?
Где бы ты ни сидел, на винтоварне или дома, ширнувшись, ты кладешь перед собой спичку.
Сперва ты просто смотрел на нее, взглядом приказывая ей подняться в воздух на метр. Вроде как спичка шевелилась, подергивалась, но подниматься не хотела. Ты концентрировался, напрягался, вкладывал всю, как тебе казалось, волю в приказ деревяшке, но она не слушалась.
Так проходили дни.
Потом ты врубился, что делаешь что-то не так. Не правильно. Но как делать правильно, никто сказать тебе не мог. Поэтому ты бросил пустое глазение и начал экспериментировать со своими оккультными силами.
Спичка лежала перед тобой, а ты подносил к ней указательные пальцы и представлял себе, что между ними натянута нить, которая проходит сквозь спичку по всей ее длине. Очень медленно ты начинал отводить руки. Но спичка не поднималась. Невидимая нить растягивалась под ее весом, и спичка оставалась лежать, как лежала.
Тогда ты придумал нерастяжимую нить.
Но она была такой скользкой, что ты не мог ее удержать в себе. Она выскальзывала из кожи пальцев, а если она была на них намотана, все равно не задерживалась, вытягиваясь соответственно отдалению объекта.
Тебе было по хую, смотрят на тебя, или нет. Ты никогда не думал, как же выглядят твои действия со стороны. Чувак ест глазами спичку. Он подносит к ней руки. Замирает. Отводит. Опять смотрит. И это все сутками! С мелкими перерывами на посрать, поссать, пожрать, ширнуться. Курить приходится, не отходя от спички.
С каждым часом работы твое мастерство совершенствуется. Ты уже четко видишь нити, исходящие из твоих пальцев, видишь, как они входят в спичку, что они делают внутри нее. Множество неудач не обламывают тебя, наоборот, рождают в тебе странную уверенность, что ты все ближе к минуте своего триумфа.
После нескольких недель методика опять изменяется.
Сейчас ты обматываешь нитями спичку, как посылку бечевкой. Ты тщательно вяжешь невидимые остальным узлы, осторожно проверяешь их на прочность, пытаешься приподнять… Но морские узлы развязываются, и спичка вываливается из паутины канатов.
Проходит еще одна неделя. Ты непрерывно торчишь и занимаешься телекинезом. Много раз тебе кажется, что спичка стронулась со своего места и поплыла куда-то вбок. Но каждый раз, приглядевшись внимательнее, ты с огорчением осознаешь, что это была очередная глюка.
Отныне ты носишь с собой квадратик миллиметровки. Спичка занимает на нем свое, строго определенное положение, чтобы ты мог убедиться в реальности ее продвижения.
Но каждый день усилий все сильнее убеждает тебя в тупиковости твоих попыток. Ты понимаешь, что обвязывать спичку – это что-то не то. И ты начинаешь делать гамаки.
Из твоих пальцев выходит множество нитей, они сплетаются, образуя сетку, в центре которой покоится спичка. Ты отводишь руки, но энергетическая авоська растягивается или просто просачивается сквозь дерево, и спичка опять недвижима.
В какой-то из дней она таки страгивается с места. Ее передвижение очень мало, полмиллиметра, но это уже победа!
И ты начинаешь новые эксперименты.
Ты вспоминаешь Уэлса, его кэйворит, вещество, неподверженное гравитации, и теперь пытаешься трансмутировать дерево в этот металл.
Ты отклоняешь лучи земного притяжения.
Ты создаешь в пальцах притягивающую силу, превышающую земную.
Ты делаешь спичку железной, а в руках у тебя сильные электромагниты.
Через пару месяцев спичка надоедает тебе, ты пытаешься поднимать любые предметы, попадающиеся тебе на глаза: шкафы, шприцы, стулья, людей, деревья, машины… Они летают по воздуху, как тебе заблагорассудится. Ты силой мысли поднимаешь и сам себя. Ты летаешь по комнатам и улицам, вызывая зависть и удивление всех встречных.
Ты демонстрируешь это умение знакомым торчкам: из окна одиннадцатого этажа ты делаешь шаг в пространство…
ЭКСПЕРИМЕНТАТОР.
Порох был отбит, высушен и почищен ацетоном. Пришла пора варки винта.
Аптекарем был сегодня Седайко Стюмчек, в комнате его ждало бабье и Блим Кололей. Бабье повизгивало от оголтения и предвкушения знатной ебли, а Блим Кололей тусовался, мешая всем заниматься своими делами.
Уравновесив раздолбанные весы, Седайко Стюмчек отмерял белый сверкающий порошок эфедрина. За этим процессом наблюдал Блим Кололей, стараясь кашлять в противоположную от весов сторону. Блим Кололей всегда кашлял, когда поблизости кем-то другим готовился винт. Это было нервное. Несчастные волокна синапсов и аксонов не выдерживали такой страшной нагрузки. Как!? Варит! И не он!? Не лучший варщик на свете Блим Кололей! И, полностью солидарный со своей нервной системой, Блим Кололей старался, как мог, улучшить условия проведения реакции.
– Стоя по шуйцу от Седайко Стюмчика и стараясь не пихнуть его ненароком под локоть, Блим Кололей полюбопытствовал:
– Сколько выбилось?
– Примерно два.
Бумажку с эфедрином уравновешивала такая же бумажка с двумя копейками. В принципе, Блим Кололей мог бы и сам сообразить, не первый день мажется, но по непонятной даже для него самого причине, он задал этот вопрос вслух.
– Значит, будет двадцать квадратов…
– Угу… – Замычал Седайко Стюмчек, он уже снял эфедрин и взвешивал красный, подцепляя его спичкой и аккуратно ссыпая на вторую бумажку.
– Слушай, а не отделишь пол грамма? – Просьба Блима Кололея была настолько неуместной, что Седайко Стюмчек оторвался от взвешивания и непонимающе пронзил сказавшего взглядом.
– Пол грамма чего?
– Пороха… – Соловея от собственной наглости, чуть не выкрикнул Блим Кололей.
– А с какого хуя, собственно? – Седайко Стюмчек восстановил душевное равновесие, необходимое для равновесия чашек весов и выслушивания блим кололеевской телеги, и продолжил насыпать красный на бумажку.
– Я сварить хочу. – Попытался пояснить Блим Кололей свое неадекватное поведение.
– А с какого хуя, собственно? – Повторил Седайко Стюмчек. Чашки стронулись с насиженных мест и закачались, показывая, что скоро взвешивание будет закончено.
– Есть у меня одна идейка… – Таинственно приподнял брови Блим Кололей, но его мимика не была замечена затылком Седайко Стюмчека.
– Какая? – Полюбопытствовал Седайко Стюмчек. Он уже досыпал красного до нормы и теперь мойкой перемешивал два порошка, красный и белый. Получалась розоватая смесь.
– Так дашь? – Безнадежно упорствовал Блим Кололей.
– Хуюшки. Вот отбей сам, тогда и вари любую поебень. А мне качество важно. Понял? – С этими словами Седайко Стюмчек постелил тетрадный листок, поставил на него реактор на двадцать квадратов и стал засыпать в него приготовленную смесь.
– Бля, ну ты не въезжаешь! – Суетился Блим Кололей, понимая, что поздно, но надеясь на какое-то чудо. – Врубись, черного поменьше, красного побольше, пару стекляшек, для кипения, и катализатор – пористый никель.
– И чего будет? – Седайко Стюмчек уже взвешивал черный. Блим Кололей напрягся, если черный будет засыпан, то реакция уже началась, прерывать ее нельзя, а так, пока еще есть последние секунды.
– Ништяк будет! Бля буду! – Запрыгал Блим Кололей, потрясая скрюченными пальцами. В один из прыжков он оказался в опасной близости от пололка и прилип к известке, цепляясь за нее грязными всклоченными волосами.
Седайко Стюмчик посмотрел вверх, оценивая устойчивость позиции все еще машущего руками Блима Кололея, как бы тот не ебнулся и не уронил реактор. Оставшись, видимо, довольным увиденным, Седайко Стюмчек сказал:
– Хорошо.
И засыпал черный в пузырек.
От неожиданности хваталища волос Блима Кололея разжались, и он упал.
– Но ты… Обещал!.. – Прохрипел сверзнувшийся, пытаясь подняться с пола, отпихивая при этом особо назойливые бычки от «Пегаса» и «State Line».
– Обещал. – Спокойно подтвердил Седайко Стюмчек, закупоривая реактор пробкой и встряхивая, для равномерного распределения черного по объему порошка.
– Но ты уже начал… – Блим Кололей уже поднялся и теперь нависал над Седайко Стюмчиком с грозностью Ролингов.
– В углу стоят пол литра вторяков. Отбей и вари по-своему, если хочешь. – Дав такое указание, Седайко Стюмчек установил утюг, гладящей пластиной вверх, постелил на него клочок асбеста и воткнул утюговскую вилку в сеть.
Опешивший от непочтительного обращения и наглости, Блим Кололей не сразу нашелся что ответить. Наконец, мысль сформировалась в его мозгу, заполненном самыми разнообразными способами приготовления винта, и он выдал:
– Сам вторяки отбивай, варщик хуев!
Невозмутимый Седайко Стюмчек отреагировал мгновенно:
– Можешь моим винтом не шмыгаться…
Реакция уже началась, порошок в реакторе превратился в черную пузырящуюся жидкость, и Седайко Стюмчику было недосуг тратить энергию, которую он хотел вложить в свой винт, на пререкания с Блимом Кололеем.
– С хвоста хочешь скинуть? – Взъярился обиженный в альтруистических чувствах Блим Кололей. – Вот уж хуй! Вмажусь, бля! Вотрусь!
– Успокойся! – Рявкнул Седайко Стюмчик, – Реакцию запороть мне хочешь?! Чернухи в винт нагонишь, мудила!
Этот аргумент внезапно подействовал, и Блим Кололей почувствовал себя в чем-то виноватым, хотя и не понял в чем. Он наклонился к варщику и примирительно прошептал:
– Все. Меня нет.
Кивок Седайко Стюмчика мог означать что угодно, но Блим Кололей истрактовал его как выражение прощения.
Некоторое время они сидели рядом и молчали, наблюдая за пузырящейся жидкостью в реакторе, за каплями, стекающими из отгона, за дымом, заполнявшим свободное пространство пузырька. Блим Кололей пару раз выпинывал из помещения оголтелых бабов, которые не могли потерпеть до конца процесса и порывались ускорить его. За эти действия он получил молчаливую благодарность Седайко Стюмчика.
Приободрившись, Блим Кололей решил-таки спросить:
– Ты черного сколько добавляешь?
– Один к одному.
– А не пробовал в два раза меньше?
– Нет.
– А я тут в учебник химии залез и посчитал, что черного для реакции надо две трети от пороха.
– Хуево посчитал.
– Нет, – Просиял Блим Кололей, обрадованный, что его телеге внимают, – Есть такой метод, расчет по мо'лям. Моль красного реагирует с молем белого и с тремя молями черного. Я не помню цифры, но на граммушник эфедрина надо две трети черного и одну треть красного.
– Черный-то летит. – Хмыкнул Седайко Стюмчик.
– Или еще такая феня… – Блим Кололей чувствовал, что приближается время готовности продукта, а с ним и его кровная вмазка, и не мог остановиться, – У фосфора есть два йодида, PI3 и PI5. И если заранее смешать красный с черным в молярном соотношении 1 к 5-ти, а потом засыпать туда порох, то реакция пойдет быстрее, а сам винт выйдет более качественным.
– А ты пробовал? – Безразлично ответил Седайко Стюмчек, в реакционной смеси уже пошли мелкие пузыри, да и сама смесюга стала из коричневой темно бордовой.
– Нет, я все рассчитал!
А можно еще варить на йодоуксусной кислоте, вместо черного.
– А можно двигаться чистым джефом. – Добавил Седайко Стюмчек, которому уже остоебенила болтовня Блима Кололея. – Лучше метелки намотай, да принеси кипяченки.
Реакция уже почти прошла и вскоре предстояла раздача кубов, Блим Кололей, понимая, что если он хочет поскорее втюхаться, должен помочь, безропотно занялся порученными делами. Пока он ходил на кухню за стаканом кипяченой воды, Седайко Стюмчек уже снял реактор с утюга, вытащил отгон и теперь выдувал из пузырька кислотные газы, напоминая своим видом Змея-Героиныча. Сквозь облако едкого дыма Блим Кололей приблизился к варщику и протянул воду.
– Угу, – Поблагодарил Седайко Стюмчек.
Пока он по каплям наливал в реактор положенные двадцать квадратов, Блим Кололей, обложившись струнами и обрывками ваты, накручивал метелки.
– А ты не прогонял готовое масло через горючку? – Полюбопытствовал Блим Кололей, наматывая третью метлу.
– А зачем? – Седайко Стюмчек уже выбирал получившийся прозрачный раствор винта и не был расположен теоретизировать в непосредственной близости от времени в/в.
– Чтоб чище был, – Сказал Блим Кололей, наблюдая за шипением винта в бутыльке для щелочения.
– Итак, заебись. – Отмахнулся Седайко Стюмчек и нацепил колючку с метлой на свою пятикубовую боковушку. Минута, и дозняк винта бултыхался уже внутри шприца. Разбавив его кипяченкой, Седайко Стюмчек сел ширяться.
– Помочь? – Предложил Блим Кололей.
Варщик сначала не ответил, он сел на подтяжки и просовывал в петлю, торчавшую у него между ног, свою руку. Импровизированный жгут плотно обхватил предплечье Седайко Стюмчика, и на его кисти показалась одинокая вена. В нее-то и вонзилась струна седайко стюмчиковского баяна. Сразу пошел контроль.
– Как вмажусь, подержи дырку. – Попросил Седайко Стюмчек и привстал. Подтяжечная петля ослабла, и торчок начал вводить в себя винт. Блим Кололей с возрастающим напряжением следил за путешествием поршня. Когда тот дошел до конца ширы, Блим Кололей метнулся к Седайко Стюмчику и прижал пальцем место проникновения иглы. Шприц плавным рывком извлекается из плоти, Седайко Стюмчек перехватывает место укола своим пальцем и валится навзничь.
Блим Кололей не упускает своего шанса. Едва Седайко Стюмчек лег оприходоваться, Блим Кололей достает свою пятишку, выбирает себе отщелоченого винта и пытается вмазаться, перетянув руку седайко стюмчиковскими подтяжками. Первая попытка неудачна, мазовая с виду веревка внезапно становится бегунком. Второй веняк дает море контроля, но не желает принимать в себя винта. Следующий, последняя надежда Блима Кололея, ее оправдывает и вскоре приходующийся Блим Кололей падает на диван, рядом с Седайко Стюмчиком.
– Вмазался? – Спрашивает Седайко Стюмчик, не открывая глаз.
– Угу… Кайф… – Тяжело выдыхает Блим Кололей. Он децил пожадничал и теперь его распирает лишняя энергия, которую он не знает куда девать. Сердце колотит прямо в уши. Хочется дышать, ссать и ебаться. Нутро Блима Кололея жаждет ебли. Долгой, смачной, потной. Чтоб ебаемый баб визжал и извивался на хую Блима Кололея.
– Позови баба… – Просит Блим Кололей срывающимся от напряжения голосом. Слова, отразившись от стен и Седайко Стюмчика, возвращаются кучей поролоновых булыжников.
– Какого? – Оприходованный Седайко Стюмчек уже наполняет машины для бабов. Он еще не выбрал, кого из них ширять первым.
– Любого… – Шепчет Блим Кололей. – Приходом поделиться…
– А-а!.. – Ехидно хихикает Седайко Стюмчик, – Разобрал тебя мой винтяра!
– Да не пизди! Скорее! – Морщится Блим Кололей. Его приход волнами носится по всему телу, биясь то в пятки, то в голову, не находя достойного для себя выхода.
Седайко Стюмчек с заряженными баянами в обеих руках направляется в комнату бабов. Те уже почувствовали, что мужики ширяются и притихли.
Войдя к ним, Седайко Стюмчек сквозь полуприкрытые веки, яркий свет пока еще его раздражает, разглядывает бабов. Их двое. Крашеная блондинка и натуральная. Обе костлявы, обе абстяжны, обе тяжело дышат, в предвкушении дозняка. Они похожи как близняшки, но что-то в морде крашеной блондинки привлекает Седайко Стюмчика больше.
– Побудь пока в той комнате. – Приказывает Седайко Стюмчек отбракованному бабу. Тот, не пререкаясь, понуро идет в указанном направлении. Оставшийся баб, торжествуя, обнажает верхнюю часть тела…
В комнате, где лежит Блим Кололей, темнота, поэтому баб, войдя в нее, замирает на пороге.
– Закрой дверь и иди сюда… – Хрипит голос невидимого Блима Кололея. Баб подчиняется, на ощупь находит сперва диван, а затем и лежащее на нем тело. Тело обжигает странным жаром и хватает баба обеими руками.
– Тихо, тихо… – Шепчет Блим Кололей, одной рукой высвобождаясь из джинсов, а другой, нащупывая руки баба. Штаны приспущены, бабья рука найдена и положена на сморщенный хуй Блима Кололея.
– Не убирай!.. – Слышится приказ и баб, пытаясь представить, что же творится с ее товаркой, начинает массировать блим кололеевский хуй, который напоминает скорее крупную сливу. Блим Кололеевский хуй тащится, а вместе с ним тащится и сам Блим Кололей.
С кончика хуя бьет сильная энергетическая струя, которую Блим Кололей разделяет на три и засовывает их бабу в рот, пизду и жопу. Баб, не понимая, что с ним происходит, начинает ловить приход и тоже тащится. Через насколько минут этих занятий, Блиму Кололею становится лучше. Сердце продолжает активно громыхать, но теперь этот шум не такой навязчивый, да и хуй Блима Кололея начинает походить на мужской орган.
Только это произошло, как в дверях появляется Седайко Стюмчик. Он оглядывает телесную композицию и недовольно ворчит, обращаясь к бабу:
– Мазаться будешь?
Баб срывается с места и бежит вдогонку за Седайко Стюмчиком. Кряхтя и лениво подрачивая, Блим Кололей плетется за ними. Спущенные штаны путаются в ногах, но подтягивать их лень.
Достигнув соседней комнаты, Блим Кололей моргает, привыкая к свету. Вскоре перед нам вырисовывается картина происходящего. Седайко Стюмчек ковыряется баяном в бабе Блима Кололея, а второй баб лежит на ковре, с голыми сиськами, задранной юбкой, со спущенными до половины бедер рваными трусиками. Баб неровно дышит, его бритая пизда посверкивает в электрическом свете и зовет в себя
В мозгах Блима Кололея начинается процесс выбора. То ли присоседиться к лежащему бабу, то ли дождаться своего. Но не успевает Блим Кололей сделать пару шагов к голопиздому бабу, как Седайко Стюмчик говорит:
– Все!
Баб Блим Кололея уже ширнут. Он пытается повалиться рядом с первым, но, готовый к такому раскладу Блим Кололей хватает его за руку и тащит в темноту. Баб что-то недовольно бормочет, но он уже положен на койку, его рука прижата к блим кололеевскому хую, а вторая рука Блим Кололея пытается добраться до бабовой пизды. Разобравшись в молниях и пуговицах, Блим Кололей стягивает с баба остатки одежды. Его надроченый хуй уже готов к действию, и оно начинается.
Ебомый баб сразу начинает постанывать и хлюпать мокрой пиздой. Блим Кололей воображает себе, что его елдак имеет в радиусе десять сантиметров. Чпокание и визги соответствующе усиливаются. Баб начинает сучить ногами и пытается обхватить ими торс елозящего на нем Блима Кололея.
– О-о-о! – Верещит баб, чуя, что надвигается оргазм.
– У-у-у!.. – Рычит Блим Кололей, предвкушая то же самое.
Совместный истошный крик возвещает об окончании первого сеанса ебли.
Баб срывает свою пизду с хуя Блима Кололея и припадает к нему ртом, создавая в последнем отрицательное давление и, высасывая оставшиеся в уретре капли молофьи. Хуй уже съежился, но прикосновение слизистых поверхностей губ и языка доставляет ему, и Блиму Кололею, до кучи, приятность.
Сам же Блим Кололей думает. Он обсасывает со всех сторон предложение Седайко Стюмчика.
«Может, в натуре, отбить вторяки?» – Проносится из правого полушария в левое, достигает рук, и они начинают шевелиться, дойдя до ног, мысль заставляет их перемещать тело Блима Кололея к бутылке с вторяком. Баб, присосавшийся к хую, следует за ним.
Еще не осознавая до конца, что же он делает, Блим Кололей начинает отбивание. Он трясет бутыль, с бутылью трясется и тело с хуем, а с хуем трясется баб.
Отделив горючку от бутора, Блим Кололей подкисляет ее. Сперва ничего не происходит, но вскоре начинают выпадать эфедриновые хлопья.
Через пол часа Блим Кололей имеет порох. Целых полграмма! Он бел и искрится иголочками кристаллов. За это время Блим Кололей успевает кончить еще раз, но баб не отпускает хуй изо рта.
«Как же сварить?» – Встают у Блима Кололея вопрос и хуй.
«На никеле!» – Приходит один ответ.
«На недостатке черного.» – Появляется из другого угла сознания.
«Как обычно, но перегнать через горючку» – Внезапно подает голос левое яйцо.
Выслушав все рекомендации, то, что считает себя Блимом Кололеем, решает: Совместить все.
Взвешивание, варка, занимают по времени около часа. Блим Кололей торчит, торчит и баб с хуем, торчит и сам хуй.
Раствор получается зеленым.
Блим Кололей, понимая, что ширяться таким нельзя, продолжает воплощать задуманное. После прогона через горючку, получается нечто прозрачное и пахнущее несколько необычно.
Рискнув, Блим Кололей выбирает себе обычный дозняк. Мазаться с бабом на хую несколько неудобно, но Блим Кололей справляется со сложностями. Струна протыкает веняк и экспериментальный раствор мощной струей несется внутрь Блима Кололея.
Приход настолько силен, что Блим Кололей проваливается в него, как елдак вместе с мудями влетает в разъебаную манду.
Очухавшись, он видит, что на месте его гордости, находится бабова спина. Хуй Блима Кололея настолько сократился по приходу, что втянулся внутрь живота, а вместе с ним и голова баба, не пожелавшего его выпускать.
Баб уже хрипит и задыхается.
Дернув его за плечи, Блим Кололей вытаскивает голову баба, но хуй так и остается в старом месте. Блиму Кололею это надоедает. Несмотря на приятность, ему все же хочется погрузить его и в другие отверстия тела баба.
Выход один, Блим Кололей набирает в баян дозняк и ширяет баба в шейный веняк. Приход застает его врасплох, баб открывает пасть и блим кололеевский хуй оказывается на свободе. Чтобы моментально засунуться в жопу алчного баба.
Ебя, Блим Кололей думает: «Интересно, а что бы было, если бы я вмазался той зеленкой? Надо попробовать, может, не кинусь…»
ЗАМОРОЧКА – 2.
ЕБЛЯ ВСЕХ ПОДРЯД.
Сильнее всего хочется чего? Правильно, того чего не можешь.
Сегодня утром твоя баба, Лизка Полотеррр, любительница винта, ебли и чистоты в квартире, продинамила тебя. Вы втюхались с утреца, ты думал ее поебать, а она, блядум ширнутый, ускакала по своим делам.
А у тебя нет дел. Тебе просто не хуя делать. Винт еще есть. Салюта несколько непочатых банок. Компонентов – хоть жопой жуй. А больше ни хуя и не надо. Кроме одного. Поебаться.
Ты подходишь к окну. Там, у дома напротив, на скамеечке около подъезда сидят молоденькие телки. К твоему горлу подкатывает сладкий комок: телки. Бабы, мокрощелки, пизды. Ты думаешь о том, что как бы было замечательно, если бы они пришли к тебе, ты бы ширнул их и вы поебались…
Ебаться хочется так сильно, что ты открываешь окно, готовый позвать девок, но… Ты понимаешь, что при виде живого наркомана они могут обстрематься, а застреманые телки ебать не дадут. Да и сажать их на иглу – значит брать на себя лишний грех, да и ширять их винтом – значит переводить ценный продукт, не факт, что они въедут в кайф с первого раза…
Ты закрываешь окно, садишься напротив, так, чтобы видеть этих девок. Ты представляешь себе, что ты невидим. Ты представляешь себе, что ты неощутим, если сам того не захочешь. Ты представляешь себе, что ты можешь проникать сквозь стены и одежду…
Вот ты, невидимый и прозрачный, проходишь к телкам. Вот ты засовываешь свой хуй в пизду правой. Вот ты засовываешь свой второй хуй в пизду левой. Вот ты начинаешь их ебать.
Телки продолжают пиздить, но их поведение немного меняется. Они начинают нервно ерзать по скамейке, они оглядываются, их жестикуляция становится порывистой. Если бы ты не знал, что их кто-то ебет, ты бы и не обратил на это внимание, но ты-то знаешь, и даже ебешь!..
Телкам явно не по себе, они не понимают, что происходит, а ты начинаешь ебать их сильнее. Диаметр твоих хуев увеличивается в два раза, частота ебков – 60 в минуту. Девки сидят как на ежах. Ты увеличиваешь скорость ебания: 120 ебков в минуту, 180, 240, 300!
Телки хватаются руками за промежность, их трясет, но они не уходят. Ты понимаешь, что они чувствуют все, что ты с ними делаешь, они недоумевают, но им приятно, им чертовски приятно, им безумно хочется ебаться, ебаться, ебаться, до потери пульса, до судорог, до безумия!
Ты немного модифицируешь свой хуй. Теперь он состоит из двух, которые вращаются в противоположных направлениях. Еще по одному такому хую ты вводишь девкам в жопы.
Телки уже не разговаривают, они сидят, откинувшись на спинку скамейки, и на их лицах ты видишь блаженство, близкое к бешенству. Внезапно они кивают друг другу, резко встают и идут в подъезд. Ты, не прекращая ебать их, провожаешь их взглядом, ты видишь, как они мелькают в окнах, поднимаясь все выше, и, в какой-то момент, больше не появляются.
Ты резко отключаешься от них. Какой толк ебать, если ты не видишь, кого ты ебешь?
В твоем поле зрения появляется парочка, он и она. Ты тут же подключаешься к ней. Твои два хуя моментально проникают ей в пизду и жопу и начинают яростно их ебать, бешено вращаясь.
Девица спотыкается. Она пытается идти, изо всех сил сжимая ноги, но это не преграда для твоих хуев. Девка вешается на своего парня, что-то говорит ему, и они усаживаются на ту де скамейку, где сидели твои первые жертвы.
Тут же парочка начинает целоваться. Ты видишь, как девка берет парня за руку и кладет ее к себе на промежность.