– Это и будет ваш экзамен…
Ну, ребята, начинайте… – Эту фразу Клочкед старался произнести, повторяя интонации Смерти из бессмертной оперы «Пизда со смертью Мурьетты Шагинян», но Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, не слышавшие ее, не въезжают в смысл и действительно начинают.
Стремясь обогнать товарища, они, вырывая друг у друга баян, стараются залить его содержимое в эфедрин.
– Ну что вы, словно дети! – Не выдерживает артистическая натура Клочкеда. – Если я сказал синхронно, это не значит наперегонки!
Темп засыпания ингредиентов снижается, он остается достаточно высоким.
– Еще медленнее! – Приказывает Клочкед, и поясняет, – Мульку надо бодяжить тихо, не торопясь, без суеты и оголтения. Это же наркотик, а в наркотике, кроме формулы, действует и энергетика. Как ты сваришь, так и подействует. Какое у тебя настроение, когда бодяжишь, так и тянуть будет.
На хуя тебе ломовой приход и таска на пол часа? Тут не надо хуем угли ворошить, надо нежно. Мулька, она ласку любит. Будешь с ней ласковым, – Вещал Клочкед, наблюдая за тем, как студенты трясут пузырьки, – И она с тобой по-хорошему. Будешь гнать, суетиться, и она такой же будет.
Запомните, главное, это то, что ты в нее вложишь. А вкладывать надо начинать еще до того как пузырь вскроешь. Погладь его, поговори с ним, скажи: «Здравствуй, эфедрина гидрохлорид. Как поживаешь? Как самочувствие? Не будешь ли ты против, чтобы я с легонца тебя окислил?»
А начиная бодяжный процесс, вы должны уже быть в том настроении, которое хотите поиметь от вмазки. Ну, конечно, не совсем в том, а так, в первом приближении. Работать, там, – Продолжал заливаться Клочкед, не забывая наблюдать за трясущими Чевеидом Снатайко и Шантором Червицем, – Или просто оттянуться по кайфу, чтоб попиздить от души, или порисовать…
И когда болтаешь, пузырь лучше всего держать не пальцами, а всей пятерней, чтоб мулька грелась, чтоб проникалась твоим теплом, пронизывалась твоей энергетикой, настраивалась на тебя, мудилу; чего трясти бросил, у тебя там, отсюда вижу, еще все фиолетовое; тогда и кайф полнее, и приход смурнее.
Когда все правильно сделано, бодяга сама оседает. Расслаивается все на три уровня. Сверху пузыри, снизу бутор коричневый, а промеж ними – чистяк. Даже петуха не надо.
Так что главное – настрой.
Если настроился, то кайф начинаешь ловить еще до вмазки. Минут за десять. Мулька странная штука. Наверное, в ее формулу входит тахионная составляющая. Слыхали про такое?
Тахионы – это частицы, которые идут из будущего в прошлое. Скажем, задумал ты взорвать тахионную бомбу. А она уже ебнула, но один хуй, тебе надо потом фитиль запалить. Так и мулька. Если кайф от нее просек, обязательно надо вмазаться, а то полетит к ебеням вся причинно-следственная структура Вселенной.
Врубаетесь? От нас зависит жизнь целой Вселенной!
Ну, хватит.
Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, берущие на себя ответственность за существование нашего мира, прекратили трясти пузырьки. Пока что они, не испытав действие настоящей мульки под собственной шкурой, не въезжали в гонки Клочкеда. Но его наметанный взгляд уже улавливал изменения, происшедшие в этих ребятах. У Шантора Червица и Чевеида Снатайко яростно блестели глаза, изо ртов стекали длинные нити слюны, их ноздри расширились и из них вырывалось невидимое пламя.
Но сами они этого не замечали и рассматривали на просвет получившуюся у них жидкость.
– Пальцы с пробок не убирать! – Посоветовал Клочкед.
– Во, расслаивается! – Восторгнулся Шантор Червиц, наблюдая за своим пузырьком.
– И у меня! – Захихикал Чевеид Снатайко.
– Следующая стадия – вскрытие. Тихо! – Рявкнул Клочкед, увидав, что Чевеид Снатайко готов отпустить палец, придерживающий резиновую крышечку, и сколупнуть ее.
– Запомните, в процессе бодяжения мульки выделяется некоторое количество углекислого газа. Его давление может запросто выбить крышку. На хуя это надо? Правильно, ни за хуй!
Поэтому открываем осторожно, от себя. Брызги бодяги въедаются в ткань и дают что? Лишние стремаки.
Поехали.
По воздуху, с легкими чпоками, пронеслись две струйки мелких коричневых брызг.
– Ну, – Потирал руки Клочкед, – Теперь дегустация…
Шантор Червиц и Чевеид Снатайко обрадовано заерзали на своих стульях, собирая из деталей еще пару шприцов.
– Дегустировать буду я. – Сказал Клочкед и оскалился в недоуменные грызла Чевеида Снатайко и Шантора Червица. – Вату.
Сполоснув баян от уксуса, Клочкед нацепил на него толстую иглу и одним профессиональным, годами оттачиваемым движением накрутил на нее ватный тампон.
– Петуха мотать я вам пока не доверю. – Клочкед пристально оглядел Чевеида Снатайко и Шантора Червица, и опустил петуха в мульку последнего. – Сейчас узнаю, что там у тебя вышло…
Шприц стал быстро наполняться чуть зеленоватой жидкостью. Когда набрались положенные пять миллилитров, Клочкед быстро сменил иглу с петухом на более тонкую, и задрал рукав. Рука напряглась, выступили вены, и игла с размаху была всажена в одну из них.
Чевеид Снатайко и Шантор Червиц не успели ничего сказать, предпринять и сделать, а Клочкед вгонял в себя уже последний куб.
Вытащив шприц из вены, он некоторое время посидел с закрытыми глазами, причмокивая, словно смакуя экзотический напиток. Шантор Червиц, не отрывая взора от лица Клочкеда, пытался вычислить, что же происходит у него внутри. Как ему мулька? По кайфу или нет?
Внезапно Клочкед открыл один глаз и глаз этот вперился в переносицу Шантора Червица.
– Что ж вы пиздили-то? – Млеющим голосом простонал Клочкед, – Нормальная мулька… Хотя…
Встрепенувшись, он схватил шприц, надел на него струну с петухом и погрузил ее во второй пузырек. Поступающая в баллончик мулька Чевеида Снатайко окрашивалась розовым от клочкедовской крови и было невозможно узнать, какой у нее натуральный цвет.
Вторые пять кубов исчезли так же бесследно, как и первые. Веняк Клочкеда поглотил их, оставив на память лишь пару капель крови.
Шантор Червиц и Чевеид Снатайко недоуменно переглядывались, не решаясь заговорить даже шепотом, чтоб не потревожить ловящего второй приход Клочкеда. Десять кубов за раз, пусть и в две порции, это было выше их разумения.
– Ширяться этим можно. – Хрипло выдавил из себя Клочкед, – Только я в одно не врублюсь, варите вы нормально, на кой хуй надо было представление разыгрывать?
– Ну, нам проверить хотелось… – Говорил Чевеид Снатайко, наполняя шприц своей мулькой.
– Мы ж не знали, все ли мы правильно делаем… – Говорил Шантор Червиц, наполняя шприц своей мулькой.
– А теперь мы уверены… – Говорил Чевеид Снатайко заголяя руку.
– Да и познакомиться хотелось… – Говорил Шантор Червиц, водя иглой в поисках вены Чевеида Снатайко.
– Что у нас все нормально… – Говорил Чевеид Снатайко, наблюдая за поисками Шантора Червица.
– Одним-то скучно… – Говорил Шантор Червиц, вгоняя в кровь Чевеида Снатайко первый куб мульки.
– А то уже два месяца… Прихо-од! – Возопил Чевеид Снатайко, после введения последнего куба мульки.
Клочкед, посмеиваясь про себя, слушал их оправдания. Семарь-Здрахарь еще несколько дней назад сообщил ему, что его персону разыскивают два пионера. Семарь-Здрахарь запудрил им мозги, заявив, что лучший метод знакомства попросить научить бодяжить. Семарь-Здрахарь проширял с Клочкедом за успех операции банку трехпроцентного, и все остались довольны.
ПЕРЕДОЗ.
С утреца, для поднятия настроения, Семарь-Здрахарь ширнулся, и пошел на работу. Где он вкалывал на Советскую власть, и какую должность занимал, для нашего повествования не имеет значения. Важно лишь то, что у него в кармане был пузырь винта, а после работы Семарь-Здрахарь намеревался пойти по теркам. Имеет значение еще и количество винта. Ибо наливал его Семарь-Здрахарь уже будучи вмазанным и по заширке забыл, что не разбодяжил отщелоченый винт.
Съебавшись пораньше, наш герой прямым ходом двинул в драгу. Она заслуживает отдельного описания.
Это был двухэтажный домик из красного кирпича. На втором этаже раньше помещались ремонт обуви и прачечная, а на первом была каличная. Семарь-Здрахарь не раз затаривался там джефом, а позже и салютом. Это была одна из московских достопримечательностей: мазовая драга. В ней никогда не дибили, и Семарь-Здрахарь держал ее на крайняк. Когда нигде больше вырубить не удавалось, он чапал сюда и получал свои две банки.
Теперь же все накрылось пиздой. Драгу закрыли и раздербанили. Дом готовился к сносу.
Вчера Семарь-Здрахарь забрел сюда. Он ностальгически побродил по битым стеклам. Нашел какие-то беспонтовые калики, и пачек сорок просроченного димедрола. Но под одним из фанерных листов его ждало открытие: две коробки ташкентского стекольного джефа!
Но самое главное ждало в подвале. Там гигантскими стопами громоздились терки! Все они были с таксировкой, но свести надпись, хотя и было достаточно геморройным делом, с номерными бумагами себя оправдывало.
В соседнем помещении валялись пузырьки, банки темного стекла с притертыми крышками, еще до хуя всякой полезной для ширового поебени.
И Семарь-Здрахарь решил наведаться сюда еще разок, прошмонать все как следует. Для этого он захватил самую большую из имевшихся у него сумок и пару целкофановых пакетов с ручками.
Шмон торгового зала почти ничего, кроме нескольких пластов релашки, карпика и седуксена, не дал. Семарь-Здрахарь, спугнув по дороге ссущего мужика, пошел в подвал.
Ветерок из разбитых окон продувал недлинный коридор. В нем было темновато, но в комнатах с обеих его сторон света было достаточно.
Зайдя в помещение со стопами терок, Семарь-Здрахарь прикинул фронт работ. Рыться здесь можно было несколько часов. Он уже решил, что конкретно он будет брать: только терки, написанные чернилами, они легче поддаются мытью, и те, что с самыми экзотическими верхними колотухами.
Семарь-Здрахарь присел на одну из кип. Действие утренней ширки почти кончилось, подступала легкая абстяга. Решив, что втюхавшись, на заморочке, он сделает все быстрее, Семарь-Здрахарь достал винт.
Выбралось три квадрата. Семарь-Здрахарь задумался.
Трешка. А его дозняк полтора куба. Значит, последовал логический вывод, он сделал себе полторашку и разбодяжил ее вдвое. Пора ширяться.
Перетянув руку, Семарь-Здрахарь нащупал канат, взял контроль, и с ветерком прошмыгал все три куба.
На последних децилах он понял, что чего-то не так. Его странно повело, но наркоман добил оставшееся в машине и выдернул агрегат из руки.
Сначала бешено заколотилось сердце. Его удары эхом отражались в ушах и Семарь-Здрахарь начал задыхаться.
С усилием заставляя себя делать вдохи и выдохи, он увидел, что все вокруг странно изменилось. Все поле зрения заполнили мелкие треугольники. Они радужно переливались, почти полностью заслоняя все окружающее.
Чувства резко обострились. Семарь-Здрахарь услышал чьи-то шаги, обстремался, что его заметут с баяном, полным контроля, до сих пор зажатым в его пальцах, но потом понял, что шаги раздаются с улицы.
Послышалось неразборчивое бормотание. Семарь-Здрахарь не мог определить, что это, глюк, или действительно кто-то поблизости разговаривает.
Замерев, он настороженно вслушивался. Треугольнички поблекли, но пока оставались, искажая очертания и краски окружающих стен.
«Передоз.» – Понял Семарь-Здрахарь. – «Как бы не кинуться невзначай…»
Звук приковал его внимание. Он был беспомощен, не мог пошевелиться, и это было чертовски страшно. Пластик баяна нагрелся от тепла его руки, но выпустить его не было возможности. Все было напряжено и возбуждено. Звук повторился. Это кто-то приближался по коридору.
Семарь-Здрахарь застыл. Страх, что его засекут в таком положении, парализовал все мышцы.
Шаги приблизились. Что-то загремело, очевидно, идущий в потемках обо что-то споткнулся. Послышался неразборчивый возглас, и шаги стали удаляться.
«Пронесло.» – Вытер пот со лба Семарь-Здрахарь и обнаружил, что может двигаться. Но когда он попытался разжать, наконец, пальцы и, хотя бы, выронить шприц, он понял, что тело его опять не слушается.
Продолжая насильственно дышать, он прислушался к внезапной тишине. Сердца слышно не было. Он потрогал себе пульс. Не слышно. Артерия на горле тоже не пульсировала как обычно. Он приложил руку к груди.
Ни звука.
«Остановилось… – Это слово, словно само по себе прозвучало в голове Семаря-Здрахаря. За ним появилось второе:
– Глупо…»
Тело моментально покрылось холодным водянистым потом.
«Я не хочу умирать!!! – Мысленно возопил Семарь-Здрахарь. – Сердце, бейся! Стучи, родное! Давай, давай, давай!!!»
В полнейшей панике, не понимая, что делает, Семарь-Здрахарь стал с силой давить себе на грудь. Ему казалось, что так он сможет сделать сам себе искусственное дыхание и заставить сердце заработать снова.
И оно пошло. Сначала Семарь-Здрахарь почувствовал, что сердце сначала колыхнулось, потом ударило активнее, и забилось, давая возможность своему хозяину прослушивать пульс и жить дальше.
Эйфория подступила к горлу Семаря-Здрахаря. Слезы покатились по его щекам, наркоман был искренне счастлив. Осознав, какое это счастье, одна лишь возможность жить.
Семарь-Здрахарь сидел на куче пользованных терок, плакал и улыбался, как идиот, все еще сжимая в ладони скользкий от пота баян.
Можно было бы прервать рассказ на этом эпизоде, но тогда бы создалось неверное представление о личности Семаря-Здрахаря. Можно было бы подумать, что чудом оставшись в живых, но как-то оценит этот факт. Но нет… На самом деде все было по-другому.
Вскоре приступ счастья начал затихать. Семарь-Здрахарь вытер слезы и сопли. Вытер сознательно и порадовался, что он теперь и все еще может что-то делать.
Кожа на лице ощущалась им, как воздушный шарик, который сперва надули до отказа, а потом спустили. Низ живота распирало от избытка мочи, а больше никаких дискомфортов не было. Разве что повышенное чувство стремности.
Семарь-Здрахарь встал. От долгого пребывания в одной позе, ноги затекли и теперь их кололи тысячи баянов со струнами. Он покачнулся и едва не грохнулся на терочные завалы. Второй шаг пришлось делать уже держась рукой за стену.
Выбравшись в темноту коридора, Семарь-Здрахарь долго ссал туда, покачиваясь то ли от внезапно накатившей усталости, то ли от нестойкости подгибающихся ног.
Совершая обратное путешествие, он запнулся и грохнулся на бумажные развалы. Подниматься не было сил, да и желания. Семарь-Здрахарь вытянул вперед руки, подтащил к себе перевязанную шпагатом стопу рецептов и стащил веревку. Верхняя терка при этом порвалась, но наркоман плюнул на это и начал разбирать оставшиеся.
В этой пачке все бумаги оказались на кодтерпин. Семарь-Здрахарь несколько секунд разглядывал каждый, оценивая его мазовость, и, или отшвыривал в сторону, или оставлял перед собой.
Из нескольких сотен бланков, заслуживающих внимания терок оказалось штук десять.
Перевернувшись, Семарь-Здрахарь сел и подцепил следующую пачку.
Стемнело. Семарь-Здрахарь сидел, обложенный рецептами и перебирал их с максимально возможной скоростью. Его сумка уже наполовину была забита. Когда потемнело так, что разбирать надписи на рецептах стало невозможным, он встал. Несколько раз прошелся по помещению, разминаясь. Покурил.
Вскоре он вышел из разрушенной аптеки, с трудом переставляя ноги, волоча за собой тяжеленную сумищу, и радуясь, что надыбанных терок ему хватит на несколько месяцев непрерывного зашира.
ВЫЕЗДНОЙ ДЖЕФ-СЕЙШЕН.
«А я видел, как ширяются эллипсы,
А я видел, как ширяются квадраты,
Как ширяют кубики конусы,
Как хуево ширяться без хаты,
Ну, как же хуево ширяться без хаты…»
– Напевал Блим Кололей, держа на коленях стрем-пакет, сидя при этом в автобусе, который направлялся в район, который Блим Кололей избрал для очередного выездного джеф-сейшена.
В принципе, по причине стремности хаты, многие шировые избирают для ублаготворения полевую форму работы. Но варить шнягу в лесу и мульку в парадняке – это совершенно разные вещи. Для первого нарк должен заблаговременно снарядиться всеми компонентами, а для полевого джеф-сейшена все что надо можно нааскать или купить на месте. Кроме, разумеется, набора шариковых ручек разных оттенков, которыми пишутся терки.
Но выездному джеф-сейшену предшествует и другая предварительная работа. На полу расстилается карта Москвы и на ней, в выбранном районе, отмечаются кружочками и крестиками все драги и полукаличные, по справочнику. После этого выбирается оптимальный маршрут, и торчок готов в путь.
Так и у Блима Кололея в стрем-пакете лежала такая карта. Но она бывала нужна только для первой или второй тусовки. В следующие разы местность запоминалась, и пособия по прохождению маршрута Великого Джефого Пути были уже излишними.
Кроме карты, стрем-пакет содержал полный комплект джефого торчка. Блиму Кололею было легче таскать с собой лишние полколо, чем постоянно аскать по параднякам усусь, бесконечно отвечая на идиотские вопросы жильцов.
– Два наркота в черных куртках, в галифе и с сапогами
Шли на место преступленья в город Кунцево далекий…
Где чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры
Утащили бочку джефа из аптеки Моссовета.
Да слегка переборщили, наколовшись мульки сраной,
Увидали они глюку, что повяжут всех их вместе.
Глюки с мульки – это вкусно!
Глюки с мульки – это классно!
Заходите, глюки с мульки!
А наркоты подоспели прям в разгар прихода глюков,
И давай ширяться джефом, не бодяжа марцифали!
А чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры
Побросали все баяны и бодяжные машины.
И уебывать помчались в направленьи ФэЭрГэ, бля,
Позабыв про бочку джефа, канули в века навечно!
– Пел про себя Блим Кололей, лишь слегка переиначивая слова знакомой песни. У него было приподнятое настроение, ибо автобусная остановка была рядом с полукаличной, а на ее помоечке нашлись терки, одну из которых Блим Кололей заполнил и теперь шел вырубать джеф.
Район действительно оказался классным. В первой же драге Блима Кололея отоварили. Правда один из пузырей оказался «негро вигро», темного стекла, и полезной жидкости в нем явно было меньше, чем положенные десять кубов.
Выбрав подходящую домину, Блим Кололей поднялся на лифте к последнему этажу, вышел на черную лестницу и расположился на ступеньках. Бодяжить.
– Мне себя ужасно жаль,
Я подсел на марцифаль.
И теперь брожу один,
Вырубая эфедрин!
Эфедрин, эритро эфедрин,
Эритро эфедрин, любимый изомер… —
Чуть ли не в голос распевал Блим Кололей, бодяжа жидкость в темном пузырьке. Но когда он это ширнул, он не почувствовал обычного действия. Прихода не было, зато на языке появился четкий вкус корвалола. И Блим Кололей понял, что его наебали. Но остался второй фуфырь. Он немедленно пошел в дело.
Приход от этого пузырька превзошел все ожидания. Блим Кололей, как был, с задранным рукавом и баяном в другой руке улегся на ступеньках, смежив веки.
Вдруг послышались чьи-то шаги. Двое поднимались по лестнице к пролету, на котором приходовался Блим Кололей. Поняв, что он все равно не успеет собрать стрем-пакет, и собственного постремания не избежать, Блим Кололей решил не реагировать, и наслаждаться таской пока это возможно.
Но, странное дело, эти двое прошли мимо. Они аккуратно перешагнули через разложенные на носовом платке баяны и прочую аппаратуру и пошли дальше. Заскрипела железная дверь, и вновь послышались приглушенные, что-то обсуждающие голоса.
Блим Кололей расслабился. Если не постремали сразу, значит, не постремают вообще. Он открыл глаза, сел и закурил.
Вскоре опять скрипнула дверь. На верхней площадке появились двое. Мужик в ватнике и тетка.
– А, – Радостно осклабился мужик, – Очухался?
Блим Кололей кивнул.
– Колешься? – Спросила тетка.
Прокашлявшись, Блим Кололей хрипло сказал:
– Ага…
Мужик и тетка стали спускаться, при этом мужик лыбился и подмигивал:
– А мы-то идем лифт чинить и тебя видим. Лежишь и не дышишь. Думали ментов вызывать надо. Помер наркоман. Ан нет. Живой!
Чем это ты колешься-то?
– А вот. – Показал Блим Кололей фуфырь из-под джефа. – Лекарство такое.
– Ишь ты!.. – Покачал головой мужик. – Не, по мне лучше это…
Он распахнул ватник и показал торчащую из штанов бомбу «Кавказа».
– А мне мое лучше… – Возразил Блим Кололей.
– Ну, как знаешь… – Хмыкнул мужик и скрылся из поля зрения Блима Кололея.
Встав, Блим Кололей прошелся, разминая ноги. Стены были здесь покрыты разными надписями, типа «Вася – мудак», «Ебу целок» с номером телефона, «Спартак – чемпион». Но внимание Блима Кололея привлек странный убористый текст. Приноровившись к чужому почерку, он прочитал:
«Нас было четверо друзей. Мы очень хотели поебать девушку, но у нас никак это не получалось. И тогда мы стали тренироваться друг на друге. Сперва мы целовались в губы, а потом стали сосать друг у друга хуи. И однажды мы решили, а зачем нам девушка? И стали ебать друг друга в попы. И всем нам теперь очень хорошо. Делайте как мы, и вы будете счастливы.»
Посмеявшись немного, Блим Кололей начертал чуть ниже:
«Нас было четверо друзей. Мы были очень несчастны. И однажды мы узнали, что такое мулька. Мы стали ею ширяться и стали счастливы. Все ширяйтесь мулькой!»
Дописав последнюю фразу-лозунг, Блим Кололей спустился к остаткам мульки и вмазался последними пятью кубами. Наскоро приходнувшись, он спустился вниз.
Выходя из парадняка, тут же, на скамеечке, он увидел знакомую пару лифтеров. Между ними стояла вскрытая бомба, а в руках у них были стаканы, полные темной жидкости. Блим Кололей зачем-то помахал им на прощание, а они помахали ему вслед.
И Блим Кололей направился к следующей полукаличной. Выездной джеф-сейшен продолжался.
ЗАМОРОЧКА – 7.
ЛОБКОВЫЕ БЛОХИ И ГОЛОВНЫЕ ВШИ.
Ты ебешь Женьку Полный Крышесъезддд уже третью или четвертую неделю. Пока ты бегаешь за салютом, она путанит, принося в дом баксы и хавчик. Пока ты варишь винта, она, на пару с тобой, в одной узкой кухне, превращенной в винтоварню, готовит всякие вкусности. Затем ты хаваешь и ширяешь ее.
А она ширяет тебя.
А потом, весь остаток ночи, ибо приезжает она часам к трем, ты ее ебешь. Пизда Женьки Полный Крышесъезддд на удивление узка, никакой разъебанности. Хуй входит в нее плотно, как пробка в бутылку, нет, как поршень в шприц, без малейшего зазора. И ты ебешь ее, ебешь, ебешь…
До полного нестояния ни на что.
Тогда начинаются заморочки.
Ты уже внушал ей мысли на расстоянии. Ты уже подчинял ее своей воле. Ты уже путешествовал с ней по астральным мирам. Ты уже делал с ней такое, что не приснится и самому вычурному фантасту. И все это в натуре. Ну, разве что, с легкой примесью безобидных глюков.
Но сегодня, после чумовой ебли, у тебя зачесалась голова. Конечно, это могло произойти и по причине ее трехдневной немытости, но такой почесон был тебе уже знаком.
Порывшись в гигиенических принадлежностях, ты откопал самую мелкую расческу, и причесался, после каждого прохода пристально рассматривая пространство между зубьями. И вот, ты нашел. Это создание, запутавшись в выпавших волосах, вяло шевелило шестью лапками.
Ты показал это Женьке Полный Крышесъезддд и объяснил, что этого зверя зовут головная вошь, а в хипповском простонародье – «мустанг». И ежели она появилась, то, по причине длинных волос у вас обоих, заражены ею вы оба. И сейчас нет мазы разбирать интересный вопрос, кто же подцепил их первыми, а надо провести быструю и решительную борьбу.
И ты потребовал, чтобы Женька Полный Крышесъезддд дала тебе свою голову для обследования. По своему опыту зная, что мустанги селятся большей частью за ушами, ты начал именно с этих районов.
Методично перебирая пряди волос Женьки Полный Крышесъезддд, ты нашел одного прицепившегося к коже вша, потом второго, третьего. Сперва ты извлекал животное и показывал его хозяйке, чтобы она убедилась в реальности их существования на ее голове. На первых экземплярах ты показал, как их надо сдавливать между ногтями, чтобы они издали свой последний звук «щелк!».
Вскоре обнаружились и гниды. Здесь пришлось пожертвовать несколькими волосками, опять-таки для наглядной демонстрации, что такое гнида, где она крепится к волосу, какого она цвета и как ее щелкают.
После этого перед тобой раскрылось обширное поле деятельности. Проведя первичный ликбез, ты стал выискивать мустангов, а Женька Полный Крышесъезддд начала считать их по количеству щелков, которым сопровождалась каждая смерть членистоногого паразита.
Ты прошелся от виска к виску через затылок. Потом от затылка дошел до макушки, а от макушки ко лбу. Второй заход, боле тщательный, ты стал делать в обратном направлении, уничтожая все живое, попадающееся на твоем пути.
Крупных, взрослых мустангов уже почти не попадалось, зато обнаруживалось гигантское количество гнид, практически у корня каждого волоса и ты с упоением их давил, добавляя цифры в статистике Женьки Полный Крышесъезддд.
В третий раз перебирая волосы, ты стал находить и меленьких вошек, которые уже замимикрировались под цвет волос и найти их с первого захода было довольно сложно. Но они пока еще были прозрачненькие и их выдавали желудки, наполненные красной свежей, или темной переварившейся кровью.
После пятого прохода, который ты делал уже в качестве дополнительной подстраховки, Женька Полный Крышесъезддд взмолилась о прекращении этой пытки. Ведь некоторых мустангов тебе приходилось давить непосредственно на коже и последняя зачастую прищемлялась твоими ногтями, что не добавляло кайфовости этой процедуре.