Страница:
Жилище отшельника было таким же скромным, как он сам и его церковь. Хозяин усадил гостей за стол, поставил перед ними кувшин с козьим молоком и тарелку с финиками. Потекла спокойная, неторопливая беседа. Когда гостям, наконец, удалось изложить, что их сюда привело, монах заметно обеспокоился.
– Вы говорите, они шли сюда, в Мединет Хабу и ко мне… У нас такое нередко бывает… – он замолчал, на минуту задумался.
– Ну что ж, завтра воскресенье, будут прихожане. Я поговорю, может, кто-то что-то видел. Я дам вам знать, пришлю кого-нибудь в лагерь, – подвел монах итог разговору.
Несмотря на усталость, гости, подгоняемые тревогой, не остались на ночлег, отправившись назад, в лагерь.
– Садим, – вдруг услышал он свое имя и увидел вожака.
– Да… господин…
– Почему ты шатаешься вокруг лагеря гяуров?
– Я не шатаюсь, господин. Просто так…
– Ты ведь знаешь, что плохо выполнил задание.
– Нет, господин! Я сделал все, как ты сказал.
– Женщина жива и здорова.
– Я завалил выход…
– А она выбралась. Что ты на это скажешь?
– Я не знаю, господин.
Вожак шаг за шагом приближался к нему, а Садим шаг за шагом отступал к обрыву.
– Садим, ты хочешь меня предать?
– Нет, господин, нет! Я… Я сделал все, как ты сказал.
– Я вижу измену в твоих глазах. Вижу…
Вожак захохотал диким смехом.
– Господин, – простонал Садим. – Пощади! Не убивай!
– Убивать тебя? Я? Тебя? Я, владыка Долины – тебя, прислужника? Я не убиваю людей! – он сделал шаг к Садиму, второй, третий… Тот в ужасе, не отрывая взгляда от глаз вожака, резко отступил назад, закачался и рухнул в пропасть. Громкий крик заметался между скал, ему вторил короткий жуткий смех. Эхо разнесло этот крик и этот смех, будто плакали горы.
– Я не убиваю людей, – повторил «фараон». – Они сами за меня это сделают.
И он растворился в темноте.
Вильмовский вернулся в лагерь с двумя полицейскими из Луксора и целой командой рабочих. Один полицейский вместе с рабочими и Абером немедля отправился к пещере, чтобы расчистить засыпанный вход, поставить охрану, составить рапорт. Второй, родом из деревни Эль-Курна, остался в лагере.
– Меня зовут Мухаммед Расул, – представился он. – Я привез с собой телеграмму из Каира для господина Смуги.
– Из британского посольства, – сказал Смуга и прочитал вслух: «О вас знаю – точка – возвращайтесь немедленно».
– Вместе с телеграммой пришло распоряжение, чтобы найти вас в луксорской гостинице, либо на западном берегу Нила, – продолжал полицейский.
– Когда поступило это сообщение?
– Вчера вечером. Мы оставили известие в «Винтер палас», поскольку вы там значились.
– Увы, слишком поздно! Вы видите, в каком мы положении.
– Вижу! Мы этим делом занимаемся, уже давно ищем «фараона», да пока напрасно. Но о вашем приезде нам ничего не было известно, – сказал полицейский с упреком в голосе.
– Мы договорились встретиться здесь с друзьями. Если бы так и было, у нас оказалось бы достаточно информации, чтобы связаться с полицией, – пояснил Смуга. – А тем временем друзья исчезли, жену одного из них пытались убить.
– Сделаем все что в наших силах, – ответил Мухаммед, использовав ничего не значащие заверения, которыми пользуются все полиции мира. Затем добавил:
– Я откомандирован в ваше распоряжение. Пока могу только сказать, что семейство Расул не имело к этому делу никакого отношения. Кто-то хотел направить вас по фальшивому следу. Прошу принять мои заверения, что это дело стадо моим личным делом.
– Господин Расул – прекрасный проводник, как и многие другие жители Эль-Курна, и большой знаток окрестных пустынь, – заметил Вильмовский.
Абер вернулся к полудню, а вечером прибыл посланец от монаха-копта из Мединет Хабу. Посланец что-то нес без складу и ладу и, естественно, по-арабски. Переводил, как обычно, Абер.
– Он видел двух мужчин и мальчика, европейцев. Направлялись к Мединет Хабу. На них напали арабы, связали, посадили на лошадей и верблюдов и поехали на запад. Этот человек все видел, он прятался между скал. Он ужасно испугался и не хотел ничего говорить, но аббуна [121]его убедил, и вот он пришел чтобы нам все рассказать.
– Спроси, помнит ли он какие-нибудь подробности, – попросил Смуга.
Абер поговорил с посланцем, потом сказал:
– Он говорит, что ничего особенного не может сообщить. Нападающие действовали так умело, и все произошло столь быстро, что ему мало что запомнилось. Кроме того, вся эта борьба подняла тучи пыли. Его только удивило, что некоторые из нападающих, собирающихся в пустыню, взяли лошадей.
Разговор не принес ничего нового. Копт ушел, довольный щедрым бакшишем, а путешественники окончательно уверовали в то, что Томаша, Новицкого и Патрика похитили. Когда они известили об этом Расула, тот задумался.
– Этот человек сказал, что часть нападающих была верхом?
– Совершенно верно, – подтвердил Абер.
– Странно. Очень странно. Это должно означать, что они не собирались их далеко везти. Стоит обыскать ближайшие стоянки бедуинов… Так или иначе, рано утром отправляемся в пустыню.
События опять поскакали галопом. На рассвете Смуга выехал с Расулом и его людьми, прихватив с собой Динго, тот мог понадобиться при обыске бедуинских стоянок. Вильмовский, Абер и Салли остались в лагере, чтобы на месте согласовать поиски, поддерживать связь с властями. Полиция пока не сделала ничего, кроме того, что направила Расула и двух полицейских, днем и ночью охраняющих лагерь. Оставалось сидеть в бездействии и ждать. Хуже всех переносила это состояние Салли.
Перед наступлением вечера от нечего делать она пошла к колоссам Мемнона. К ней подошла какая-то арабка и с плачем стала ей что-то говорить. Немедленно рядом оказался вооруженный Вильмовский. Женщину отвели в лагерь, пригласили Абера.
– Ее прислал муж. Он хочет, чтобы мы пришли с ней к нему, – перевел Абер.
– Опять ловушка?
– Она говорит, что муж умирает и хочет сказать нам что-то важное.
– Пусть скажет полиции.
Женщина долго что-то толковала.
– Она клянется Аллахом, что говорит правду, что никакой опасности нет. Муж боится чего-то или кого-то и не может говорить с полицией, потому и прислал ее почти ночью. Она удивлена, что взрослые мужчины боятся слабой женщины.
– Скажи ей, чтобы пришла утром.
– Утром будет поздно. Муж умирает.
– Твой муж… – начал было Вильмовский, но женщина все еще что-то говорила, и он замолчал.
– Она сказала, что наш враг убил ее мужа, Садима. Он умирает и просит, чтобы привели к нему Салли. Это он был ее проводником в пещеру, и он засыпал коридор, – перевел Абер объяснения женщины.
Вильмовский все еще не был убежден, он неуверенно посмотрел на Салли, а та, подталкиваемая внезапным чувством, решила:
– Идем…
– Но… – начал Вильмовский.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, папа. Рискнем… Эта женщина говорит правду.
Абер перевел слова Салли, и женщина припала к ее ногам.
Деревня Садима располагалась неподалеку. Когда они увидели раненого, то сразу поняли, что дело идет к концу. Лишь каким-то чудом он пережил падение в пропасть, но жизнь еле теплилась в нем. В доме остались Салли и Абер, а Вильмовский вышел наружу покараулить.
Спустя час они встретились снова. Салли была явно взволнована, а из дома Садима доносились причитания. Абер тихо произнес:
– Скончался… Давайте поспешим, я знаю, где живет «фараон». Возможно, мы успеем, только нужно соблюдать осторожность, этот человек готов на все.
– Салли? – обратился к ней Вильмовский.
– Идемте, – повторила Салли. – Отец, народа в шайке немного, и в основном они разъехались. Вожак остался один, если только куда-то не исчез…
С готовым к бою оружием они последовали за уверенно ведшим их Абером.
Они шли к Нилу мимо полей и садов. Деревня стояла на самом берегу реки, на краю раскинулся большой двухэтажный дом желтого цвета, стены которого были украшены богатым восточным орнаментом, он чем-то напоминал лавку.
В окне на втором этаже горел свет. Полуоткрытые двери приглашали войти. Они осторожно обошли дом, поблизости никого не было.
– Войдем? – спросил Вильмовский.
Абер мягко тронул его за плечо, прошептал:
– Предоставьте это мне.
Внутри дома царил беспорядок, будто кто-то страшно спешил. Абер тихонько пробирался по лестнице к освещенной комнате. Он заглянул внутрь. У стола, закрыв лицо руками, сидел старик. Он плакал, между пальцев текли слезы.
– Салам! – произнес Абер.
Старик вздрогнул от неожиданности.
История оказалась весьма простой. Абер ее рассказал по дороге в лагерь. Старик был отцом «фараона». Будучи старостой деревни, он мечтал дать сыну образование и достиг цели, приложив немало усилий. Мальчик оказался таким способным, что закончил в Англии пользующийся хорошей репутацией университет. Только на родину, в свою деревню он вернулся какой-то странный. Таскался по скалам, будто что-то искал. Надолго уехал на юг. Позднее появились большие деньги, непонятные поездки, таинственные люди. Сын набрался уверенности в себе, пренебрегал отцом. Начал называть себя «владыкой», «железным фараоном», одеваться на манер древних египтян. В деревне его считали ненормальным. Людям из деревни он ничего не говорил о своих намерениях. а были они просто жуткими, ужасали отца. Сын полагал, что это он установит здесь закон, изменит облик страны, вернет жителям этой земли власть над ней, выгонит всех чужеземцев. Очевидно, он распоряжался деньгами от тех дел, которые его люди вели в Европе, на севере Египта, а также на юге, в Черной Африке, а именно в районе озера Альберта.
– Озеро Альберта! – повторила Салли. – Да ведь это говорил и покойный Садим.
– Что ж, это означает, что раз здесь земля загорелась у него под ногами, «фараон» сбежал на север или на юг.
– Вот именно, в совершенно противоположных направлениях, – иронически закивал Вильмовский.
На следующий день из-за Нила приехали полицейские, чтобы сменить товарищей по службе. Они привезли с собой газету «Аль-Ахрам», в которой была помещена краткая заметка под названием: «Сотрудник хедива – контрабандист». Она подтвердила подозрения Салли.
«Как мы ранее сообщали, в последнее время в некоторых странах Европы появились очень ценные древние реликвии, происходящие из Египта. Полиции многих стран вели поиск организаторов контрабанды. Большого успеха достигли наши службы, арестовав вчера в Каире Ахмада А., одного из чиновников хедива. Он и оказался организатором крупномасштабной контрабанды. Подробности в следующих номерах», – переводил Абер.
– Ахмад А. … Кто бы это мог быть? – соображал Вильмовский.
– Ахмад аль-Саид бен Юсуф, – ответил Абер. – Верно говорил наш друг из Аль-Фаюма, что нельзя ему доверять. Он был прав.
– И был прав тот купец из Александрии, утверждая, что след ведет в Каир, – напомнил Вильмовский.
– Аль-Хабиши действительно порядочный человек, – ответил Абер.
К полудню вернулась спасательная экспедиция, привезла с собой смертельно измученного Патрика и тяжело больного, почти слепого Новицкого. Их обоих нашли у единственного в этом районе колодца, всего в одном дне от дороги на запад от Луксора. Томека с ними не было.
XVI
– Вы говорите, они шли сюда, в Мединет Хабу и ко мне… У нас такое нередко бывает… – он замолчал, на минуту задумался.
– Ну что ж, завтра воскресенье, будут прихожане. Я поговорю, может, кто-то что-то видел. Я дам вам знать, пришлю кого-нибудь в лагерь, – подвел монах итог разговору.
Несмотря на усталость, гости, подгоняемые тревогой, не остались на ночлег, отправившись назад, в лагерь.
* * *
Уже несколько дней Садим был в печали. Дети старались не попадаться ему на глаза, а на жену, которая осмелилась его о чем-то спросить, он рявкнул с такой злостью, что та в испуге убежала. Как это было в его обычае, к вечеру он вышел из дома и направился к скалам, окружавшим деревню. Ему хотелось посидеть над обрывом, отдохнуть, глядя на долину Нила. Солнце медленно клонилось к западу, когда он добрался до места.– Садим, – вдруг услышал он свое имя и увидел вожака.
– Да… господин…
– Почему ты шатаешься вокруг лагеря гяуров?
– Я не шатаюсь, господин. Просто так…
– Ты ведь знаешь, что плохо выполнил задание.
– Нет, господин! Я сделал все, как ты сказал.
– Женщина жива и здорова.
– Я завалил выход…
– А она выбралась. Что ты на это скажешь?
– Я не знаю, господин.
Вожак шаг за шагом приближался к нему, а Садим шаг за шагом отступал к обрыву.
– Садим, ты хочешь меня предать?
– Нет, господин, нет! Я… Я сделал все, как ты сказал.
– Я вижу измену в твоих глазах. Вижу…
Вожак захохотал диким смехом.
– Господин, – простонал Садим. – Пощади! Не убивай!
– Убивать тебя? Я? Тебя? Я, владыка Долины – тебя, прислужника? Я не убиваю людей! – он сделал шаг к Садиму, второй, третий… Тот в ужасе, не отрывая взгляда от глаз вожака, резко отступил назад, закачался и рухнул в пропасть. Громкий крик заметался между скал, ему вторил короткий жуткий смех. Эхо разнесло этот крик и этот смех, будто плакали горы.
– Я не убиваю людей, – повторил «фараон». – Они сами за меня это сделают.
И он растворился в темноте.
Вильмовский вернулся в лагерь с двумя полицейскими из Луксора и целой командой рабочих. Один полицейский вместе с рабочими и Абером немедля отправился к пещере, чтобы расчистить засыпанный вход, поставить охрану, составить рапорт. Второй, родом из деревни Эль-Курна, остался в лагере.
– Меня зовут Мухаммед Расул, – представился он. – Я привез с собой телеграмму из Каира для господина Смуги.
– Из британского посольства, – сказал Смуга и прочитал вслух: «О вас знаю – точка – возвращайтесь немедленно».
– Вместе с телеграммой пришло распоряжение, чтобы найти вас в луксорской гостинице, либо на западном берегу Нила, – продолжал полицейский.
– Когда поступило это сообщение?
– Вчера вечером. Мы оставили известие в «Винтер палас», поскольку вы там значились.
– Увы, слишком поздно! Вы видите, в каком мы положении.
– Вижу! Мы этим делом занимаемся, уже давно ищем «фараона», да пока напрасно. Но о вашем приезде нам ничего не было известно, – сказал полицейский с упреком в голосе.
– Мы договорились встретиться здесь с друзьями. Если бы так и было, у нас оказалось бы достаточно информации, чтобы связаться с полицией, – пояснил Смуга. – А тем временем друзья исчезли, жену одного из них пытались убить.
– Сделаем все что в наших силах, – ответил Мухаммед, использовав ничего не значащие заверения, которыми пользуются все полиции мира. Затем добавил:
– Я откомандирован в ваше распоряжение. Пока могу только сказать, что семейство Расул не имело к этому делу никакого отношения. Кто-то хотел направить вас по фальшивому следу. Прошу принять мои заверения, что это дело стадо моим личным делом.
– Господин Расул – прекрасный проводник, как и многие другие жители Эль-Курна, и большой знаток окрестных пустынь, – заметил Вильмовский.
Абер вернулся к полудню, а вечером прибыл посланец от монаха-копта из Мединет Хабу. Посланец что-то нес без складу и ладу и, естественно, по-арабски. Переводил, как обычно, Абер.
– Он видел двух мужчин и мальчика, европейцев. Направлялись к Мединет Хабу. На них напали арабы, связали, посадили на лошадей и верблюдов и поехали на запад. Этот человек все видел, он прятался между скал. Он ужасно испугался и не хотел ничего говорить, но аббуна [121]его убедил, и вот он пришел чтобы нам все рассказать.
– Спроси, помнит ли он какие-нибудь подробности, – попросил Смуга.
Абер поговорил с посланцем, потом сказал:
– Он говорит, что ничего особенного не может сообщить. Нападающие действовали так умело, и все произошло столь быстро, что ему мало что запомнилось. Кроме того, вся эта борьба подняла тучи пыли. Его только удивило, что некоторые из нападающих, собирающихся в пустыню, взяли лошадей.
Разговор не принес ничего нового. Копт ушел, довольный щедрым бакшишем, а путешественники окончательно уверовали в то, что Томаша, Новицкого и Патрика похитили. Когда они известили об этом Расула, тот задумался.
– Этот человек сказал, что часть нападающих была верхом?
– Совершенно верно, – подтвердил Абер.
– Странно. Очень странно. Это должно означать, что они не собирались их далеко везти. Стоит обыскать ближайшие стоянки бедуинов… Так или иначе, рано утром отправляемся в пустыню.
События опять поскакали галопом. На рассвете Смуга выехал с Расулом и его людьми, прихватив с собой Динго, тот мог понадобиться при обыске бедуинских стоянок. Вильмовский, Абер и Салли остались в лагере, чтобы на месте согласовать поиски, поддерживать связь с властями. Полиция пока не сделала ничего, кроме того, что направила Расула и двух полицейских, днем и ночью охраняющих лагерь. Оставалось сидеть в бездействии и ждать. Хуже всех переносила это состояние Салли.
Перед наступлением вечера от нечего делать она пошла к колоссам Мемнона. К ней подошла какая-то арабка и с плачем стала ей что-то говорить. Немедленно рядом оказался вооруженный Вильмовский. Женщину отвели в лагерь, пригласили Абера.
– Ее прислал муж. Он хочет, чтобы мы пришли с ней к нему, – перевел Абер.
– Опять ловушка?
– Она говорит, что муж умирает и хочет сказать нам что-то важное.
– Пусть скажет полиции.
Женщина долго что-то толковала.
– Она клянется Аллахом, что говорит правду, что никакой опасности нет. Муж боится чего-то или кого-то и не может говорить с полицией, потому и прислал ее почти ночью. Она удивлена, что взрослые мужчины боятся слабой женщины.
– Скажи ей, чтобы пришла утром.
– Утром будет поздно. Муж умирает.
– Твой муж… – начал было Вильмовский, но женщина все еще что-то говорила, и он замолчал.
– Она сказала, что наш враг убил ее мужа, Садима. Он умирает и просит, чтобы привели к нему Салли. Это он был ее проводником в пещеру, и он засыпал коридор, – перевел Абер объяснения женщины.
Вильмовский все еще не был убежден, он неуверенно посмотрел на Салли, а та, подталкиваемая внезапным чувством, решила:
– Идем…
– Но… – начал Вильмовский.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, папа. Рискнем… Эта женщина говорит правду.
Абер перевел слова Салли, и женщина припала к ее ногам.
Деревня Садима располагалась неподалеку. Когда они увидели раненого, то сразу поняли, что дело идет к концу. Лишь каким-то чудом он пережил падение в пропасть, но жизнь еле теплилась в нем. В доме остались Салли и Абер, а Вильмовский вышел наружу покараулить.
Спустя час они встретились снова. Салли была явно взволнована, а из дома Садима доносились причитания. Абер тихо произнес:
– Скончался… Давайте поспешим, я знаю, где живет «фараон». Возможно, мы успеем, только нужно соблюдать осторожность, этот человек готов на все.
– Салли? – обратился к ней Вильмовский.
– Идемте, – повторила Салли. – Отец, народа в шайке немного, и в основном они разъехались. Вожак остался один, если только куда-то не исчез…
С готовым к бою оружием они последовали за уверенно ведшим их Абером.
Они шли к Нилу мимо полей и садов. Деревня стояла на самом берегу реки, на краю раскинулся большой двухэтажный дом желтого цвета, стены которого были украшены богатым восточным орнаментом, он чем-то напоминал лавку.
В окне на втором этаже горел свет. Полуоткрытые двери приглашали войти. Они осторожно обошли дом, поблизости никого не было.
– Войдем? – спросил Вильмовский.
Абер мягко тронул его за плечо, прошептал:
– Предоставьте это мне.
Внутри дома царил беспорядок, будто кто-то страшно спешил. Абер тихонько пробирался по лестнице к освещенной комнате. Он заглянул внутрь. У стола, закрыв лицо руками, сидел старик. Он плакал, между пальцев текли слезы.
– Салам! – произнес Абер.
Старик вздрогнул от неожиданности.
История оказалась весьма простой. Абер ее рассказал по дороге в лагерь. Старик был отцом «фараона». Будучи старостой деревни, он мечтал дать сыну образование и достиг цели, приложив немало усилий. Мальчик оказался таким способным, что закончил в Англии пользующийся хорошей репутацией университет. Только на родину, в свою деревню он вернулся какой-то странный. Таскался по скалам, будто что-то искал. Надолго уехал на юг. Позднее появились большие деньги, непонятные поездки, таинственные люди. Сын набрался уверенности в себе, пренебрегал отцом. Начал называть себя «владыкой», «железным фараоном», одеваться на манер древних египтян. В деревне его считали ненормальным. Людям из деревни он ничего не говорил о своих намерениях. а были они просто жуткими, ужасали отца. Сын полагал, что это он установит здесь закон, изменит облик страны, вернет жителям этой земли власть над ней, выгонит всех чужеземцев. Очевидно, он распоряжался деньгами от тех дел, которые его люди вели в Европе, на севере Египта, а также на юге, в Черной Африке, а именно в районе озера Альберта.
– Озеро Альберта! – повторила Салли. – Да ведь это говорил и покойный Садим.
– Что ж, это означает, что раз здесь земля загорелась у него под ногами, «фараон» сбежал на север или на юг.
– Вот именно, в совершенно противоположных направлениях, – иронически закивал Вильмовский.
На следующий день из-за Нила приехали полицейские, чтобы сменить товарищей по службе. Они привезли с собой газету «Аль-Ахрам», в которой была помещена краткая заметка под названием: «Сотрудник хедива – контрабандист». Она подтвердила подозрения Салли.
«Как мы ранее сообщали, в последнее время в некоторых странах Европы появились очень ценные древние реликвии, происходящие из Египта. Полиции многих стран вели поиск организаторов контрабанды. Большого успеха достигли наши службы, арестовав вчера в Каире Ахмада А., одного из чиновников хедива. Он и оказался организатором крупномасштабной контрабанды. Подробности в следующих номерах», – переводил Абер.
– Ахмад А. … Кто бы это мог быть? – соображал Вильмовский.
– Ахмад аль-Саид бен Юсуф, – ответил Абер. – Верно говорил наш друг из Аль-Фаюма, что нельзя ему доверять. Он был прав.
– И был прав тот купец из Александрии, утверждая, что след ведет в Каир, – напомнил Вильмовский.
– Аль-Хабиши действительно порядочный человек, – ответил Абер.
К полудню вернулась спасательная экспедиция, привезла с собой смертельно измученного Патрика и тяжело больного, почти слепого Новицкого. Их обоих нашли у единственного в этом районе колодца, всего в одном дне от дороги на запад от Луксора. Томека с ними не было.
XVI
Поиски
Абер и Смуга перевернули вверх дном всю округу. Отправились в пустыню поисковые отряды. Из Каира приехал знакомый Смуги, служащий в английском консульстве. После его вмешательства в спасательную акцию включились британские солдаты. Они прочесывали местность к западу от Долины царей.
Вильмовский дневал и ночевал в луксорской полиции, координировал деятельность разных отрядов, сидел там бледный, с темными кругами под глазами от бессонных ночей, напряженно вглядываясь в карту. Большая ее часть была закрашена красным, что означало, что эти территории уже обследованы. Черный пунктир показывал маршрут групп спасателей.
Стук в дверь прервал его грустные размышления.
Это пришел британский дипломат. Он с интересом взглянул на карту, а Вильмовский закурил.
– Есть у вас какие-нибудь новости из Каира? – спросил он.
– Никаких. Когда я уезжал, шел торг между консульством и людьми хедива. Ахмад аль-Саид занимает высокую ступень в египетской иерархии. Хедив постановил, что это их внутреннее дело.
– Как вам известно, – холодным тоном произнес Вильмовский, – все наши неприятности начались с посещения этого «достойного доверия человека» Ахмада аль-Саида. Вот от него-то с самого начала о нас и узнали.
– Да, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Но я бы не хотел оправдываться, – ответил англичанин, – я только стараюсь делать все, чтобы вам помочь.
– Я ценю это. И благодарю вас.
Далее пошел более спокойный разговор, он касался все уменьшавшейся надежды найти Томека. Незадолго до вечера вернулась одна из групп. В помещение вошли Смуга и Абер. Их лица, избитые ветром, пылью и солнцем, потемнели от усталости. Они сели на придвинутые им табуретки. Никаких слов не требовалось, они вернулись одни.
Вильмовский поднялся, обозначил красным цветом еще один кусок карты, снова тяжело уселся. Смуга сидел, опустив голову. Оба молчали. О чем им было говорить?
К Новицкому постепенно возвращалось здоровье. Он лежал с компрессами на глазах, рядом сидела Салли, глаза ее были постоянно красны. Когда моряк засыпал, она потихоньку плакала. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы не Патрик, упорно принуждавший ее к разговорам и прогулкам, Салли совсем бы замкнулась в себе. Временами к ней возвращалась давняя энергия, ей хотелось участвовать в спасательных экспедициях, куда-то ехать, спешить, что-то делать. Но потом возвращалась апатия.
Зато Новицкого, похоже, не оставляла надежда. Несмотря на свое трудное, неопределенное положение, на гнетущее чувство утраты из-за исчезновения Томека, он бывал оживлен, даже искрился юмором и шутил в своей манере, особенно в присутствии Салли. Оставшись в одиночестве, он увядал, а потом его сотрясали приступы внутренней ярости и гнева. Тогда он вставал с постели и мерил шагами комнату, часто ударяясь о мебель, пока не выучил ее расположение на память. До боли сжимал кулаки, а лицо его искажала ненависть. Вынужденная неподвижность, столь противная его натуре, была для него, как пытка. Тем не менее, когда ему предлагали прогуляться рядом с гостиницей, он неизменно отказывался.
– Варшавянин не будет выставлять себя на посмешище! – произнес он сквозь стиснутые зубы.
Новицкого – больного, замкнутого в ограниченном пространстве – изводило всепоглощающее, неизведанное им ранее чувство ненависти. И пока мысли всех остальных занимал «железный фараон», Новицкий жаждал помериться силами с Гарри, человеком с корбачом. Он свято верил, что когда он побьет Гарри, удача вернется к ним, отыщется Томек. Он еле мог высидеть в душном гостиничном номере. Как только ему стало получше, он попросил, чтобы его перевели «к тем лилипутам напротив», как он называл колоссов Мемнона, у подножия которых располагался лагерь. Там он мог чаще бывать на свежем воздухе, и к нему понемногу возвращались силы и зрение. И вместе с ними росла надежда. Надежда, что все хорошо кончится. Ведь до этих пор всегда же все хорошо кончалось!
Смуга молча жевал свою пищу, готовясь вместе с Расулом вновь побывать в Мединет Хабу, чтобы вместе с монахом-коптом объехать селения коптов на юго-западе. Лицо его было спокойным, лишь в глазах таился гнев. Хватит с него Египта! Какой-то рок преследовал его здесь. Второй раз его пребывание завершалось драмой. Когда-то давно его подстерегала смерть, а сейчас?.. Отыщут ли они Томека? Хотя Смуга и не отличался суеверием, и ему стала не давать покоя мысль о мести фараона. Да ведь речь-то шла о мести конкретного человека, «железного фараона», и это было страшно. Почему этот человек выбрал лучшего из них, Томека?
Смуга давно уже любил Томека, как сына, хотя никогда этого не показывал. Не было случая, не было нужды. И теперь жалел об этом, потому что терял надежду увидеть Томека живым.
– Отправляетесь? – не то спросил, не то подтвердил Новицкий, прерывая мучительное молчание.
– Наверное, это уже последняя экспедиция, – ответил Смуга, и Салли с Новицким не поняли, что он имел в виду: поиски в пустыне или вообще их образ жизни.
– Да, – тихо проговорила Салли. – Поедем домой. Нечего нам тут больше искать.
Новицкий так и сорвался с постели.
– Ну что ты, синичка… – начал было он, но здесь его выручил Смуга.
– Вернемся домой, когда расквитаемся с «фараоном», – сказал он со своим знаменитым спокойствием.
– Если мы и не найдем Томека…
Минуту он молчал. Затем прибавил тихим, находящимся и ужасающем противоречии со смыслом слов, голосом:
– Ты знаешь, Салли, если бы сейчас передо мной стоял этот «железный фараон», я бы со спокойным сердцем застрелил его, а потом закончил завтрак.
Он немного наклонил тарелку, зачерпывая ложкой остатки супа, затем поднялся. Салли с плачем упала ему на грудь.
– Да, мы найдем его, найдем! – шептала она, а они не знали, кого Салли имеет в виду – мужа или «фараона».
Появился Расул, они со Смугой вскочили на коней. В Мединет Хабу роль проводника взял на себя монах-копт. Копты оказались радушны и разговорчивы, однако ничего такого они не видели. Абер еще раз как следует опросил человека, который был свидетелем похищения Новицкого, Томека и Патрика. Тот подтвердил, что нападающие были на лошадях.
– Однако двое были и на верблюдах, – добавил он. – И один из них держал в руке бич.
Это лишь подтвердило сообщение Новицкого, что среди похитителей находился Гарри.
– Может быть, ты все-таки видел их лица? – спросил Смуга.
– Они все были в масках, – решительно возразил копт.
До ночи они оставили коптского священнослужителя в одной из деревень, не приняв приглашения на ночлег, а сами при свете факела двинулись в обратный путь через пустыню. Дорогу показывал Расул. Ночь была ясная, песок в лунном свете красновато поблескивал. В тишине послышался вой шакала, ему стал вторить другой. Перебежал дорогу пустынный лис. Ехали молча, кони с трудом вытягивали ноги из песка. К рассвету подъехали к Мединет Хабу, вдруг кони зафыркали, рванулись в сторону, Расул с трудом удержался в седле. Смуга, великолепный наездник, быстро справился с лошадью, спрыгнул на песок.
– Их что-то напугало.
Он подал поводья Расулу, осмотрелся и помертвел. Из песка на восход смотрели пустыми глазницами два человеческих черепа. Смуга опустился на колени. В первый раз в жизни он не мог шевельнуться, впервые воспринял такую встречу как зловещий знак, дурное предвестие. Вернувшись в лагерь, он не обмолвился ни словом.
Из Кина и Луксора навстречу друг другу вышли небольшие, но весьма тренированные британские военные патрули. Их задачей было обследовать деревни феллахов, расположенные на западном берегу Нила. Луксорским отрядом руководил очень толковый сержант Уайт. Они только что покинули одну такую деревеньку. Командир поговорил со старостой, солдаты потолкались среди лачуг феллахов, высматривая, нет ли там чего подозрительного. Феллахи поглядывали на них с плохо скрываемым подозрением, неохотно отвечая на вопросы. Сам факт, что пропавшего европейца искали в деревнях, вызывал страх и удивление.
– Почему вы ищите его по деревням, если он пропал в пустыне? Мы люди мирные и не таскаемся по пустыне. Нет, ни о чем таком мы не слышали, живем тихо и спокойно.
Повсюду Уайта встречали подозрительные или равнодушные взгляды.
Патруль ехал дальше на север, хотя смысла в поисках становилось все меньше. Уайт вытер пот со лба и обратился к ехавшему рядом солдату:
– В следующей деревне заночуем.
– Слушаюсь! – ответил солдат. – Лошади утомлены дорогой.
– Скоро нам должен встретиться отряд, который выехал из Кина.
К ним подъехал другой солдат.
– Господин сержант! Скоро полдень. Может, отдохнем?
Уайт оглядел подчиненных. Они были крайне измучены, то же самое и лошади. Местность постепенно понижалась в сторону Нила и вроде подходила для отдыха. Сержант махнул рукой, отряд подъехал к реке. Напоили и расседлали лошадей, люди расположились в тени пальм, отдыхали, рассуждали, делились соображениями.
– Что это за персона такая, которую мы ищем?
– Половина Египта за ним гоняется.
– Если бы за каждым пропавшим так рыскали…
– И что его понесло в эту кошмарную пустыню?
– А если он пропал в пустыне, так чего ради мы ищем его на Ниле.
Уайт, любивший производить впечатление на своих людей, ждал, пока они выговорятся.
– Том Аллан – человек, которого мы ищем, – оказался там не по своей воле, – приступил он к разъяснениям. – Его похитили! И мы, британцы, не можем позволить, чтобы у нас под носом творили, что хотят. Могу еще добавить, что это не такой уж обычный человек. Его делом интересовались из консульства, специально приехал человек из Каира.
Солдаты были уже достаточно заинтригованы, но им следовало еще подождать. Сержант должен был продемонстрировать свою осведомленность.
– Слышали об этой каирской афере? – спросил он наконец.
– Я что-то читал в газете, – отозвался один солдат.
– Арестовали какого-то чиновника хедива за контрабанду.
Уайт кивнул.
– А знаете, о какой контрабанде речь?
– Что можно вывозить из Египта? Какие-нибудь трухлявые сокровища…
– Тот европеец, Аллан, торговал ими?
Сержант отрицательно покачал головой.
– Наоборот! Он искал того торговца, а тот его перехитрил. Похитил Аллана, оставил его в пустыне, а сам сбежал куда-то на юг.
– Где его найдешь в этой глуши, в Африке?
– Говорят, у него там тоже есть дела, – прибавил Уайт. – То, что я вам скажу, не стоит повторять налево и направо…
Он снова прервал сам себя, а солдаты, затаив дыхание, молча ждали. Уайт всего-то слышал, что «железный фараон» ведет на юге какие-то подозрительные дела, но уж очень ему хотелось рассказать что-нибудь поцветастее.
– Слышали о торговце рабами?
– Да, уж давно никто этим не занимается, – в ответе явно звучало разочарование.
– Здесь, может быть, и нет, но кто знает, что делается в Черной Африке.
– И этим занимается кто-то здешний? А кто он такой? Как его зовут?
– Это не так важно, – ответил Уайт. – Его знают, как «владыку», «железного фараона». Советую вам хорошенько запомнить эти прозвища.
Уайт довольно усмехнулся, видя, какое впечатление его слова произвели на солдат. Он был бы на седьмом небе, если бы знал, как мало он ошибся.
Еще до наступления вечера они встретились с патрулем, вышедшим из Кина. Отрядам нечего было сообщить друг другу, в казармы они возвращались с пустыми руками.
На следующий день Уайт отрапортовал о поисках Вильмовскому, а тот закрасил красным всю территорию вдоль Нила, от Луксора до самого Кина. Незадолго перед этим он получил депешу о неудачных поисках между Ног Хаммади и Дендерой. Похоже, это был конец. Вильмовский сел у стола, обхватил руками голову. Надежды не осталось…
Никогда в жизни он не переживал такой трагедии, даже тогда, когда покинул родину. Даже тогда, когда весть о смерти жены чуть его не сломала. Его спасла тогда дружба Новицкого, а прежде всего мысль о сыне, оставшемся в разодранной тремя завоевателями Польше. Вильмовский жил для сына. Он пережил свою личную трагедию и выбрал небезопасную, но хорошо оплачиваемую профессию ловца диких животных. Тогда он познакомился со Смугой, и эта дружба стала одним из главных украшений его жизни. Вместе они прошли через столько приключений, справились с таким количеством опасностей. И вот роковая черта… Все сомнения отпали: Томаш, единственный сын, пропал в пустыне.
Вильмовский потерял представление о пространстве и времени. Мысленно он вернулся к одной из самых страшных минут в своей жизни. Через много лет, в Сибири, он нос к носу столкнулся с царским шпионом Павловым, из-за которого ему пришлось бежать из родного края. «Наконец-то мы встретились! Замечательно, жизнь за жизнь», – выплыли откуда-то хорошо запомнившиеся слова.
Вильмовский с трудом возвращался к действительности. Он с удивлением обнаружил, что стоит среди комнаты с вытянутыми вперед руками.
Он глубоко вздохнул, пытаясь преодолеть страшное напряжение.
– Ты не уйдешь от меня, фараон! Даже если ты из железа, – тихо произнес он.
Ранним утром Вильмовский переправился через Нил и появился в лагере у колоссов Мемнона. Все были там: Салли, Новицкий, Смуга, Патрик. Не было только Томека… И не будет?
Ближе к вечеру к ним присоединился Расул, измученный не меньше других. Он отдал поиску массу сил, все свое умение, сердце. И не только потому, что у него были свои причины сорвать планы «фараона». Чем дольше он сотрудничал с этими пораженными огромной болью людьми, тем больше ими восхищался. Они не сломились в столь драматической ситуации, вступили в схватку с безжалостной судьбой. И он знал, что они будут бороться до конца, пока не найдут пропавшего либо не отдадут злодея в руки правосудия. Он преклонялся перед тем, с каким достоинством несли они свое горе. Расул выпил сок, потом осторожно начал:
Вильмовский дневал и ночевал в луксорской полиции, координировал деятельность разных отрядов, сидел там бледный, с темными кругами под глазами от бессонных ночей, напряженно вглядываясь в карту. Большая ее часть была закрашена красным, что означало, что эти территории уже обследованы. Черный пунктир показывал маршрут групп спасателей.
Стук в дверь прервал его грустные размышления.
Это пришел британский дипломат. Он с интересом взглянул на карту, а Вильмовский закурил.
– Есть у вас какие-нибудь новости из Каира? – спросил он.
– Никаких. Когда я уезжал, шел торг между консульством и людьми хедива. Ахмад аль-Саид занимает высокую ступень в египетской иерархии. Хедив постановил, что это их внутреннее дело.
– Как вам известно, – холодным тоном произнес Вильмовский, – все наши неприятности начались с посещения этого «достойного доверия человека» Ахмада аль-Саида. Вот от него-то с самого начала о нас и узнали.
– Да, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Но я бы не хотел оправдываться, – ответил англичанин, – я только стараюсь делать все, чтобы вам помочь.
– Я ценю это. И благодарю вас.
Далее пошел более спокойный разговор, он касался все уменьшавшейся надежды найти Томека. Незадолго до вечера вернулась одна из групп. В помещение вошли Смуга и Абер. Их лица, избитые ветром, пылью и солнцем, потемнели от усталости. Они сели на придвинутые им табуретки. Никаких слов не требовалось, они вернулись одни.
Вильмовский поднялся, обозначил красным цветом еще один кусок карты, снова тяжело уселся. Смуга сидел, опустив голову. Оба молчали. О чем им было говорить?
К Новицкому постепенно возвращалось здоровье. Он лежал с компрессами на глазах, рядом сидела Салли, глаза ее были постоянно красны. Когда моряк засыпал, она потихоньку плакала. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы не Патрик, упорно принуждавший ее к разговорам и прогулкам, Салли совсем бы замкнулась в себе. Временами к ней возвращалась давняя энергия, ей хотелось участвовать в спасательных экспедициях, куда-то ехать, спешить, что-то делать. Но потом возвращалась апатия.
Зато Новицкого, похоже, не оставляла надежда. Несмотря на свое трудное, неопределенное положение, на гнетущее чувство утраты из-за исчезновения Томека, он бывал оживлен, даже искрился юмором и шутил в своей манере, особенно в присутствии Салли. Оставшись в одиночестве, он увядал, а потом его сотрясали приступы внутренней ярости и гнева. Тогда он вставал с постели и мерил шагами комнату, часто ударяясь о мебель, пока не выучил ее расположение на память. До боли сжимал кулаки, а лицо его искажала ненависть. Вынужденная неподвижность, столь противная его натуре, была для него, как пытка. Тем не менее, когда ему предлагали прогуляться рядом с гостиницей, он неизменно отказывался.
– Варшавянин не будет выставлять себя на посмешище! – произнес он сквозь стиснутые зубы.
Новицкого – больного, замкнутого в ограниченном пространстве – изводило всепоглощающее, неизведанное им ранее чувство ненависти. И пока мысли всех остальных занимал «железный фараон», Новицкий жаждал помериться силами с Гарри, человеком с корбачом. Он свято верил, что когда он побьет Гарри, удача вернется к ним, отыщется Томек. Он еле мог высидеть в душном гостиничном номере. Как только ему стало получше, он попросил, чтобы его перевели «к тем лилипутам напротив», как он называл колоссов Мемнона, у подножия которых располагался лагерь. Там он мог чаще бывать на свежем воздухе, и к нему понемногу возвращались силы и зрение. И вместе с ними росла надежда. Надежда, что все хорошо кончится. Ведь до этих пор всегда же все хорошо кончалось!
Смуга молча жевал свою пищу, готовясь вместе с Расулом вновь побывать в Мединет Хабу, чтобы вместе с монахом-коптом объехать селения коптов на юго-западе. Лицо его было спокойным, лишь в глазах таился гнев. Хватит с него Египта! Какой-то рок преследовал его здесь. Второй раз его пребывание завершалось драмой. Когда-то давно его подстерегала смерть, а сейчас?.. Отыщут ли они Томека? Хотя Смуга и не отличался суеверием, и ему стала не давать покоя мысль о мести фараона. Да ведь речь-то шла о мести конкретного человека, «железного фараона», и это было страшно. Почему этот человек выбрал лучшего из них, Томека?
Смуга давно уже любил Томека, как сына, хотя никогда этого не показывал. Не было случая, не было нужды. И теперь жалел об этом, потому что терял надежду увидеть Томека живым.
– Отправляетесь? – не то спросил, не то подтвердил Новицкий, прерывая мучительное молчание.
– Наверное, это уже последняя экспедиция, – ответил Смуга, и Салли с Новицким не поняли, что он имел в виду: поиски в пустыне или вообще их образ жизни.
– Да, – тихо проговорила Салли. – Поедем домой. Нечего нам тут больше искать.
Новицкий так и сорвался с постели.
– Ну что ты, синичка… – начал было он, но здесь его выручил Смуга.
– Вернемся домой, когда расквитаемся с «фараоном», – сказал он со своим знаменитым спокойствием.
– Если мы и не найдем Томека…
Минуту он молчал. Затем прибавил тихим, находящимся и ужасающем противоречии со смыслом слов, голосом:
– Ты знаешь, Салли, если бы сейчас передо мной стоял этот «железный фараон», я бы со спокойным сердцем застрелил его, а потом закончил завтрак.
Он немного наклонил тарелку, зачерпывая ложкой остатки супа, затем поднялся. Салли с плачем упала ему на грудь.
– Да, мы найдем его, найдем! – шептала она, а они не знали, кого Салли имеет в виду – мужа или «фараона».
Появился Расул, они со Смугой вскочили на коней. В Мединет Хабу роль проводника взял на себя монах-копт. Копты оказались радушны и разговорчивы, однако ничего такого они не видели. Абер еще раз как следует опросил человека, который был свидетелем похищения Новицкого, Томека и Патрика. Тот подтвердил, что нападающие были на лошадях.
– Однако двое были и на верблюдах, – добавил он. – И один из них держал в руке бич.
Это лишь подтвердило сообщение Новицкого, что среди похитителей находился Гарри.
– Может быть, ты все-таки видел их лица? – спросил Смуга.
– Они все были в масках, – решительно возразил копт.
До ночи они оставили коптского священнослужителя в одной из деревень, не приняв приглашения на ночлег, а сами при свете факела двинулись в обратный путь через пустыню. Дорогу показывал Расул. Ночь была ясная, песок в лунном свете красновато поблескивал. В тишине послышался вой шакала, ему стал вторить другой. Перебежал дорогу пустынный лис. Ехали молча, кони с трудом вытягивали ноги из песка. К рассвету подъехали к Мединет Хабу, вдруг кони зафыркали, рванулись в сторону, Расул с трудом удержался в седле. Смуга, великолепный наездник, быстро справился с лошадью, спрыгнул на песок.
– Их что-то напугало.
Он подал поводья Расулу, осмотрелся и помертвел. Из песка на восход смотрели пустыми глазницами два человеческих черепа. Смуга опустился на колени. В первый раз в жизни он не мог шевельнуться, впервые воспринял такую встречу как зловещий знак, дурное предвестие. Вернувшись в лагерь, он не обмолвился ни словом.
Из Кина и Луксора навстречу друг другу вышли небольшие, но весьма тренированные британские военные патрули. Их задачей было обследовать деревни феллахов, расположенные на западном берегу Нила. Луксорским отрядом руководил очень толковый сержант Уайт. Они только что покинули одну такую деревеньку. Командир поговорил со старостой, солдаты потолкались среди лачуг феллахов, высматривая, нет ли там чего подозрительного. Феллахи поглядывали на них с плохо скрываемым подозрением, неохотно отвечая на вопросы. Сам факт, что пропавшего европейца искали в деревнях, вызывал страх и удивление.
– Почему вы ищите его по деревням, если он пропал в пустыне? Мы люди мирные и не таскаемся по пустыне. Нет, ни о чем таком мы не слышали, живем тихо и спокойно.
Повсюду Уайта встречали подозрительные или равнодушные взгляды.
Патруль ехал дальше на север, хотя смысла в поисках становилось все меньше. Уайт вытер пот со лба и обратился к ехавшему рядом солдату:
– В следующей деревне заночуем.
– Слушаюсь! – ответил солдат. – Лошади утомлены дорогой.
– Скоро нам должен встретиться отряд, который выехал из Кина.
К ним подъехал другой солдат.
– Господин сержант! Скоро полдень. Может, отдохнем?
Уайт оглядел подчиненных. Они были крайне измучены, то же самое и лошади. Местность постепенно понижалась в сторону Нила и вроде подходила для отдыха. Сержант махнул рукой, отряд подъехал к реке. Напоили и расседлали лошадей, люди расположились в тени пальм, отдыхали, рассуждали, делились соображениями.
– Что это за персона такая, которую мы ищем?
– Половина Египта за ним гоняется.
– Если бы за каждым пропавшим так рыскали…
– И что его понесло в эту кошмарную пустыню?
– А если он пропал в пустыне, так чего ради мы ищем его на Ниле.
Уайт, любивший производить впечатление на своих людей, ждал, пока они выговорятся.
– Том Аллан – человек, которого мы ищем, – оказался там не по своей воле, – приступил он к разъяснениям. – Его похитили! И мы, британцы, не можем позволить, чтобы у нас под носом творили, что хотят. Могу еще добавить, что это не такой уж обычный человек. Его делом интересовались из консульства, специально приехал человек из Каира.
Солдаты были уже достаточно заинтригованы, но им следовало еще подождать. Сержант должен был продемонстрировать свою осведомленность.
– Слышали об этой каирской афере? – спросил он наконец.
– Я что-то читал в газете, – отозвался один солдат.
– Арестовали какого-то чиновника хедива за контрабанду.
Уайт кивнул.
– А знаете, о какой контрабанде речь?
– Что можно вывозить из Египта? Какие-нибудь трухлявые сокровища…
– Тот европеец, Аллан, торговал ими?
Сержант отрицательно покачал головой.
– Наоборот! Он искал того торговца, а тот его перехитрил. Похитил Аллана, оставил его в пустыне, а сам сбежал куда-то на юг.
– Где его найдешь в этой глуши, в Африке?
– Говорят, у него там тоже есть дела, – прибавил Уайт. – То, что я вам скажу, не стоит повторять налево и направо…
Он снова прервал сам себя, а солдаты, затаив дыхание, молча ждали. Уайт всего-то слышал, что «железный фараон» ведет на юге какие-то подозрительные дела, но уж очень ему хотелось рассказать что-нибудь поцветастее.
– Слышали о торговце рабами?
– Да, уж давно никто этим не занимается, – в ответе явно звучало разочарование.
– Здесь, может быть, и нет, но кто знает, что делается в Черной Африке.
– И этим занимается кто-то здешний? А кто он такой? Как его зовут?
– Это не так важно, – ответил Уайт. – Его знают, как «владыку», «железного фараона». Советую вам хорошенько запомнить эти прозвища.
Уайт довольно усмехнулся, видя, какое впечатление его слова произвели на солдат. Он был бы на седьмом небе, если бы знал, как мало он ошибся.
Еще до наступления вечера они встретились с патрулем, вышедшим из Кина. Отрядам нечего было сообщить друг другу, в казармы они возвращались с пустыми руками.
На следующий день Уайт отрапортовал о поисках Вильмовскому, а тот закрасил красным всю территорию вдоль Нила, от Луксора до самого Кина. Незадолго перед этим он получил депешу о неудачных поисках между Ног Хаммади и Дендерой. Похоже, это был конец. Вильмовский сел у стола, обхватил руками голову. Надежды не осталось…
Никогда в жизни он не переживал такой трагедии, даже тогда, когда покинул родину. Даже тогда, когда весть о смерти жены чуть его не сломала. Его спасла тогда дружба Новицкого, а прежде всего мысль о сыне, оставшемся в разодранной тремя завоевателями Польше. Вильмовский жил для сына. Он пережил свою личную трагедию и выбрал небезопасную, но хорошо оплачиваемую профессию ловца диких животных. Тогда он познакомился со Смугой, и эта дружба стала одним из главных украшений его жизни. Вместе они прошли через столько приключений, справились с таким количеством опасностей. И вот роковая черта… Все сомнения отпали: Томаш, единственный сын, пропал в пустыне.
Вильмовский потерял представление о пространстве и времени. Мысленно он вернулся к одной из самых страшных минут в своей жизни. Через много лет, в Сибири, он нос к носу столкнулся с царским шпионом Павловым, из-за которого ему пришлось бежать из родного края. «Наконец-то мы встретились! Замечательно, жизнь за жизнь», – выплыли откуда-то хорошо запомнившиеся слова.
Вильмовский с трудом возвращался к действительности. Он с удивлением обнаружил, что стоит среди комнаты с вытянутыми вперед руками.
Он глубоко вздохнул, пытаясь преодолеть страшное напряжение.
– Ты не уйдешь от меня, фараон! Даже если ты из железа, – тихо произнес он.
Ранним утром Вильмовский переправился через Нил и появился в лагере у колоссов Мемнона. Все были там: Салли, Новицкий, Смуга, Патрик. Не было только Томека… И не будет?
Ближе к вечеру к ним присоединился Расул, измученный не меньше других. Он отдал поиску массу сил, все свое умение, сердце. И не только потому, что у него были свои причины сорвать планы «фараона». Чем дольше он сотрудничал с этими пораженными огромной болью людьми, тем больше ими восхищался. Они не сломились в столь драматической ситуации, вступили в схватку с безжалостной судьбой. И он знал, что они будут бороться до конца, пока не найдут пропавшего либо не отдадут злодея в руки правосудия. Он преклонялся перед тем, с каким достоинством несли они свое горе. Расул выпил сок, потом осторожно начал: