ее и пришлю к вам. (Уходит в сад.) Миссис Хэшебай (показывает Мадзини на фигуру в кресле). Ну, мистер Дэн,
смотрите. Вы только посмотрите! Да хорошенько. Вы все еще настаиваете
на том, чтобы принести вашу дочь в жертву этому чучелу? Мадзини (смущенно). Меня прямо всего перевернуло, миссис Хэшебай, от того,
что вы мне сказали. И чтобы кто-нибудь мог подумать, что я, я,
прирожденный солдат свободы, если можно так выразиться, мог кому-нибудь
или чему-нибудь пожертвовать моей Элли или что у меня когда-нибудь
могла возникнуть мысль насиловать ее чувства или склонности, - это
такой тяжкий удар моему... ну, скажем, моему доброму мнению о самом
себе. Миссис Хэшебай (довольно равнодушно). Простите. Мадзини (уныло глядя на сонное тело). Что вы, собственно, имеете против
бедняги Менгена, миссис Хэшебай? По-моему, он хороший человек. Но,
правда, я так привык к нему. Миссис Хэшебай. Неужели у вас нет сердца, нет чувства? Вы только посмотрите
на это животное. Подумайте о бедной, невинной, слабенькой Элли в лапах
этого рабовладельца, который всю жизнь заставляет толпы грубых,
непокорных рабочих подчиняться ему и потеть для его процветания.
Человек, для которого паровые молоты куют огромные раскаленные массы
железа! Который способен часами безжалостно препираться с женщинами и
девушками из-за какого-нибудь полпенни! Капитан промышленности - так,
что ли, вы его зовете? Неужели вы способны бросить ваше нежное,
хрупкое, беспомощное дитя в когти этого зверя? И только из-за того, что
она будет жить у него в роскошном доме и он обвешает ее брильянтами,
чтобы все видели, какой он богатый. Мадзини (смотрит на нее широко раскрытыми, изумленными глазами). Дорогая
миссис Хэшебай, да бог с вами, откуда у вас такие романтические
представления о деловой жизни? Бедняга Менген совсем не такой. Миссис Хэшебай (презрительно). Бедняга Менген - действительно! Мадзини. Да он ничего не смыслит в машинах. Он никогда и близко-то не
подходит к рабочим. Он не мог бы ими управлять. Он их боится. Мне
никогда не удавалось его хоть сколько-нибудь заинтересовать
производством. Он не больше вашего понимает в этом. Люди жестоко
заблуждаются в Менгене. Они думают, что это такая грубая сила, - и все
только потому, что у него плохие манеры. Миссис Хэшебай. Не хотите ли вы уверить меня, что у него не хватит сил
раздавить бедную малютку Элли? Мадзини. Конечно, очень трудно сказать, как может обернуться тот или иной
брак. Но я лично думаю, что у него решительно нет никаких шансов взять
над ней верх. У Элли удивительно сильный характер. Я думаю, это потому,
что, когда она была еще совсем маленькая, я научил ее любить Шекспира. Миссис Хэшебай (пренебрежительно). Шекспир! Теперь вам еще только не хватает
сказать мне, что вы способны загребать деньги лучше Менгена. (Подходит
к дивану и садится с левого края, страшно раздраженная.) Мадзини (идет за ней и садится на другой конец). Нет. Это я плохо умею. Да
я, видите ли, и не очень стремлюсь. Я не честолюбив! Должно быть,
поэтому. Менген - вот он насчет денег просто удивительный! Он ни о чем
больше не думает. У него ужасный страх перед бедностью. А я всегда
думаю о чем-нибудь другом. Даже на фабрике я думаю о вещах, которые мы
делаем, а вовсе не о том, сколько они стоят. Но самое худшее во всем
этом, что бедняга Менген не знает, что ему делать со своими деньгами.
Это такой младенец, что он не знает даже, что ему есть, что пить. Он
себе печень испортил тем, что ел и пил то, что ему было вредно. И
сейчас почти ничего не может есть. Элли создаст ему режим и заставит
соблюдать диету. Вы просто удивитесь, когда узнаете его поближе. Это,
уверяю вас, самый беспомощный человек на свете. Проникаешься к нему
таким, как бы сказать, покровительственным чувством. Миссис Хэшебай. А скажите, пожалуйста, кто же в таком случае заворачивает
всеми его предприятиями? Мадзини. Я. И другие, вот такие же, как я. Миссис Хэшебай. Которых он держит на побегушках? Мадзини. Если смотреть с вашей точки зрения - да. Миссис Хэшебай. А скажите на милость, почему же вы, собственно, не можете
без него обойтись, если вы все настолько умнее его? Мадзини. Ах, нет, мы без него пропадем. Мы погубим все дело за какой-нибудь
год. Да я уж пробовал. Знаю. Мы бы слишком много тратили денег на
разные разности, улучшили бы качество товаров. И все это обошлось бы
нам очень дорого. И с рабочими тоже; мы, вероятно, в некоторых случаях
пошли бы на уступки. Ну, а Менген заставляет нас соблюдать порядок. Он
накидывается на нас из-за каждого лишнего пенни. Мы никак не можем без
него обойтись. Вы знаете, он способен целую ночь просидеть, раздумывая,
как бы ему сэкономить какой-нибудь шестипенсовик. Но Элли заставит его
поплясать, когда она возьмет дом в свои руки. Миссис Хэшебай. Так, значит, это ничтожество даже и в качестве капитана
промышленности всего лишь шарлатан чистейшей воды? Мадзини. Боюсь, что все наши капитаны промышленности такие вот, как вы
говорите, шарлатаны, миссис Хэшебай. Конечно, есть фабриканты, которые
действительно знают свое дело. Но они не умеют добывать таких громадных
барышей, как Менген. Уверяю вас, Менген по-своему хороший человек.
Такой добродушный... Миссис Хэшебай. Вид у него очень непривлекательный. И ведь он уж далеко не
молод. Мадзини. В конце концов, миссис Хэшебай, ни один супруг не пребывает очень
долго в состоянии первой молодости. Да в наше время мужчины и не могут
позволить себе жениться очень рано. Миссис Хэшебай. Вот, видите ли, если бы я сказала так, это звучало бы
остроумно. Почему же у вас получается как раз наоборот? Чего-то в вас
не хватает. Почему вы никому не внушаете доверия, уважения? Мадзини (смиренно). Мне кажется, все дело в том, что я беден. Вы себе
представить не можете, что это значит для семьи. Заметьте, я не хочу
сказать, что они когда-нибудь жаловались. Всегда они по отношению ко
мне держали себя замечательно. Они гордились моей бедностью. Они даже
частенько подшучивали над этим. Но жене моей приходилось туго. Она
готова была со всем примириться.
Миссис Хэшебай невольно вздрагивает.
Вот то-то и есть. Вы понимаете, миссис Хэшебай, я не хочу, чтобы и Элли
пришлось мириться... Миссис Хэшебай. И вы хотите, чтобы она примирилась с необходимостью жить с
человеком, которого она не любит? Мадзини (грустно). А вы уверены, что это хуже, чем жить с человеком,
которого любишь, а он всю жизнь у кого-то на побегушках? Миссис Хэшебай (у нее исчезает презрительный тон, и она с интересом смотрит
на Мадзини). Знаете, я теперь думаю, что вы действительно очень любите
Элли. Потому что вы становитесь положительно умником, когда говорите о
ней. Мадзини. Я не знал, что я до того уж глуп, когда говорю на другие темы. Миссис Хэшебай. Бывает иной раз. Мадзини (отворачивается, потому что глаза у него влажны). Я многое узнал о
себе от вас, миссис Хэшебай. Вряд ли только мне будет легче от вашей
откровенности. Но если вы считаете, что это нужно для того, чтобы я
подумал о счастье Элли, то вы очень ошибаетесь. Миссис Хэшебай (наклоняется к нему в сердечном порыве). Я отвратительно
груба, правда? Мадзини (овладевая собой). Да ну, что обо мне говорить, миссис Хэшебай! Я
вижу, что вы любите Элли, и для меня этого достаточно. Миссис Хэшебай. Я начинаю и вас любить немножко. Я просто ненавидела вас
сначала. Я считала вас самым отвратительным, самодовольным, скучным
стариком ханжой. Мадзини (он уже решил принять ее тон за должное и заметно повеселел). Что ж,
может быть, я такой и есть Я никогда не был в чести у таких роскошных
женщин, как вы. Я их всегда побаивался. Миссис Хэшебай (польщенная). А я, по-вашему, роскошная женщина, Мадзини?
Смотрите, как бы я в вас не влюбилась. Мадзини (с невозмутимой учтивостью). Нет, вы не влюбитесь, Гесиона. Нет, со
мной вы в совершенной безопасности. Поверьте мне, много женщин
флиртовали со мной только потому, что они знали - со мной это
совершенно безопасно. Но, конечно, именно поэтому им это очень быстро
надоедало. Миссис Хэшебай (коварно). Берегитесь. Вы, может быть, вовсе не так
неуязвимы, как вы думаете. Мадзини. О нет, совершенно неуязвим. Видите ли, я любил по-настоящему, то
есть такой любовью, которая бывает только раз в жизни. (Проникновенно.)
Потому-то Элли такая миленькая. Миссис Хэшебай. Вы... гм... Нет, знаете, вы начинаете раскрываться. Вы
совершенно уверены, что не дадите мне совратить вас на второе такое же
сильное чувство? Мадзини. Вполне уверен. Это было бы противоестественно. Дело в том, что вы,
как бы это сказать... от меня не загоритесь и я от вас не загорюсь. Миссис Хэшебай. Понятно. Ваш брак, по-видимому, это нечто вроде
противопожарного крана. Мадзини. Как вы остроумно перевернули мою мысль. Я бы никогда не додумался.
Из сада входит Элли; вид у нее удрученный.
Миссис Хэшебай (поднимаясь). Ах, вот наконец и Элли. (Обходит диван сзади.) Элли (остановившись в двери по правому борту). Гинес сказала, что вы хотели
меня видеть. Вы и папа. Миссис Хэшебай. Вы заставили нас так долго ждать, что это почти уже
потеряло... Ну, впрочем, все равно. Ваш отец совершенно удивительный
человек. (Ласково ерошит ему волосы.) Первый и единственный до сих пор,
который мог устоять против меня, когда я изо всех сил старалась
понравиться. (Подходит к большому креслу по левую сторону от Менгена.)
Подите сюда. Я хочу вам что-то показать.
Элли безучастно подходит к креслу с другой стороны.
Полюбуйтесь. Элли (смотрит на Менгена без всякого интереса). Я знаю. Он спит. Мы с ним
тут говорили после обеда, и он заснул среди разговора. Миссис Хэшебай. Вы его усыпили, Элли? Мадзини (быстро вскакивает и подходит к спинке кресла). Нет, надеюсь, это не
ты. Разве ты, в самом деле, сделала это, Элли? Элли (устало). Он сам меня попросил. Мадзини. Но ведь это очень опасно. Ты помнишь, что тогда со мной было? Элли (совершенно равнодушно). Да, я думаю, я сумею разбудить его. Ну, а не
я, так кто-нибудь другой. Миссис Хэшебай. В конце концов это не важно, потому что я наконец убедила
вашего отца, что вам не следует выходить за него замуж. Элли (внезапно выходя из своего равнодушия, очень раздосадованная). А зачем
вы это делали? Я хочу выйти за него замуж. Я твердо решила выйти за
него. Мадзини. Ты вполне уверена в этом, Элли? Миссис Хэшебай дала мне
почувствовать, что я в этом деле проявил, быть может, некоторый эгоизм
и легкомыслие. Элли (очень отчетливо, внятно и уверенно). Папа, если когда-нибудь миссис
Хэшебай еще раз возьмет на себя смелость объяснить тебе, что я думаю и
чего я не думаю, ты заткни уши покрепче и закрой глаза. Гесиона ничего
обо мне не знает. Она не имеет ни малейшего понятия, что я за человек,
и никогда этого не поймет. Обещаю тебе, что я никогда не буду делать
ничего такого, чего бы я не хотела и не считала бы нужным для
собственного блага. Мадзини. Ты в этом вполне, вполне уверена? Элли. Вполне, вполне. Ну, а теперь иди и дай нам поговорить с миссис
Хэшебай. Мадзини. Мне хотелось бы послушать. Разве я помешаю? Элли (неумолимо). Я предпочитаю поговорить с ней наедине. Мадзини (нежно). Ну хорошо, хорошо. Я понимаю. Родители - всегда помеха. Я
буду паинькой. (Идет к двери в сад.) Да, кстати, ты не помнишь адреса
того специалиста, который меня разбудил? Как ты думаешь, не послать ли
ему сейчас телеграмму? Миссис Хэшебай (направляясь к дивану). Сегодня уж поздно телеграфировать. Мадзини. Да, пожалуй. Ну, я надеюсь, он ночью сам проснется (Уходит в сад.) Элли (едва только отец выходит из комнаты, круто поворачивается к Гесионе).
Гесиона, какого черта вы заводите такие неприятные разговоры с отцом
из-за Менгена? Миссис Хэшебай (сразу теряя самообладание). Как вы смеете так разговаривать
со мной, противная девчонка? Не забывайте, что вы у меня в доме! Элли. Чепуха! Зачем вы суетесь не в свое дело? Вам-то что, выйду я за
Менгена замуж или нет? Миссис Хэшебай. Вы что, думаете запугать меня? Вы, маленькая авантюристка,
которая ищет себе мужа! Элли. Всякая женщина, у которой нет денег, ищет себе мужа. Вам хорошо
болтать. Вы никогда не знали, что это такое - вечно быть без денег. Вы
можете себе подхватывать мужчин, как цветочки по дороге. А я, бедная,
порядочная... Миссис Хэшебай (прерывает ее). Ха! Порядочная. Как вы подцепили Менгена? Как
вы подцепили моего мужа? И у вас хватает дерзости говорить мне, что
я... я... Элли. Сирена, вот вы кто. Вы созданы для того, чтобы водить мужчин за нос.
Если бы это было не так, Марк, может быть, дождался бы меня. Миссис Хэшебай (внезапно остывая и уже полу смеясь). Ах, бедняжка моя Элли,
детка моя! Бедная моя крошка! Мне до того жаль, что это так вышло с
Гектором. Но что же я могу сделать? Ведь я не виновата. Я бы вам его
уступила, если бы могла. Элли. Я вас и не виню. Миссис Хэшебай. Какая же я скотина, что начала с вами ругаться. Ну, идите ко
мне, поцелуйте и скажите, что не сердитесь. Элли (злобно). Ах, перестаньте вы, пожалуйста, сюсюкать, изливаться и
сентиментальничать. Неужели вы не понимаете, что если я не заставлю
себя быть жестокой и твердой, как камень, то я сойду с ума. Мне
совершенно наплевать, что вы меня ругали и обзывали как-то. Неужели вы
думаете, что для женщины в моем положении могут что-нибудь значить
какие-то слова? Миссис Хэшебай. Бедненькая вы моя женщинка! Такое ужасное положение! Элли. Вам, наверное, кажется, что вы необыкновенно чуткая. А вы просто
глупое, взбалмошное, эгоистическое существо. Вы видите, как меня
ударило - ударило прямо в лицо, - и это убило целую и лучшую часть моей
жизни - ту, что уже никогда теперь не вернется. И вы воображаете, что
можно меня утешить вот этими поцелуями и сюсюканьем. Когда мне нужно
собрать в себе всю силу, чтобы я могла хоть на что-нибудь опереться, на
что-то железное, каменное, все равно, как бы это ни было больно,- вы
болтаете тут всякую чепуху и причитаете надо мной. Я не сержусь; я не
чувствую к вам никакой вражды. Но только, бога ради, возьмите вы себя в
руки и не думайте, пожалуйста, что если вы всю жизнь нежились в бархате
и сейчас так живете, то женщины, которые жили в самом настоящем аду,
могут так же легко ко всему относиться, как и вы. Миссис Хэшебай (пожимая плечами). Превосходно. (Садится на диван, на старое
место.) Но я должна предупредить вас, что когда я не сюсюкаю, не
целуюсь, не смеюсь, то я только об одном думаю: сколько еще я могу
выдержать в этом проклятом мире, наполненном жестокостью. Сирены вам не
нравятся. Хорошо, оставим сирен в покое. Вы хотите успокоить ваше
израненное сердце на жернове. Отлично. (Скрещивая руки на груди.) Вот
вам жернов. Элли (усаживается около нее, несколько успокоившись). Так-то вот лучше. У
вас поистине удивительная способность - приладиться к любому
настроению. Но все равно вы ничего не понимаете, потому что вы не из
того сорта женщин, для которых существует только один мужчина и одна
возможность. Миссис Хэшебай. Я, конечно, совершенно не понимаю, каким образом, связав
себя с этим чучелом (указывая на Менгена), вы утешитесь в том, что не
можете стать женою Гектора. Элли. Вы, вероятно, не понимаете и того, почему сегодня утром я была такой
милой девочкой, а сейчас я уже не девочка и не такая уж милая. Миссис Хэшебай. Нет, это я понимаю. Потому что вы вбили себе в голову, что
вы должны сделать что-то гадкое и мерзкое. Элли. Нет, этого у меня нет в мыслях, Гесиона. Но я должна что-то
постараться сделать с этим разбитым корытом. Миссис Хэшебай. Ну-у! Все это вы переживете. И корыто ваше целехонько. Элли. Конечно переживу. Надеюсь, вы не воображаете, что я сяду, сложив руки,
и буду ждать, когда я умру от разбитого сердца или останусь старой
девой, которая живет на подаяние общества помощи престарелым инвалидам.
Но все равно - сердце у меня разбито. Я просто хочу сказать этим, что я
знаю: то, что было у меня с Марком, больше для меня никогда не
повторится. И в мире для меня существует Марк и безликая масса других
мужчин, которые все одинаковы. Но если мне отказано в любви, это еще не
значит, что я к тому же должна жить в бедности. И если у Менгена нет
ничего другого, так у него по крайней мере есть деньги. Миссис Хэшебай. А разве нет на свете молодых людей с деньгами? Элли. Для меня нет. Кроме того, молодой человек будет вправе ожидать от меня
любви и, возможно, бросит меня, когда увидит, что ничего такого я ему
дать не могу. Богатые молодые люди, вы сами знаете, имеют возможность
очень легко отделаться от своих жен. А это чучело, как вы изволите
выражаться, не может от меня ждать ничего, кроме того, что я намерена
ему предоставить. Миссис Хэшебай. Вы будете его собственностью, не забудьте. Если он вас
купит, он постарается, чтобы эта сделка была выгодна ему, а вовсе не
вам. Спросите-ка у вашего отца. Элли (встает, подходит к креслу и разглядывает предмет их разговора). Об
этом вы можете не беспокоиться, Гесиона. Я могу дать Боссу Менгену
больше, чем он мне. Это я его покупаю, и за хорошую цену. Женщины в
такого рода сделках судят лучше мужчин. И десять Боссов Менгенов не
помешают мне делать то, что мне заблагорассудится в качестве его жены,
и много больше, чем если бы я осталась бедной девушкой. (Наклоняясь над
неподвижным телом.) Ведь правда, не помешают. Босс? Я думаю, нет. (Идет
к чертежному столу, останавливается, прислонившись к нему, и смотрит в
окно.) Во всяком случае, мне не придется вечно думать о том, долго ли
еще продержатся мои перчатки. Миссис Хэшебай (величественно поднимаясь). Элли! Вы маленькое порочное,
подленькое животное. И подумать только: я снизошла до того, что
старалась пленить эту жалкую тварь, чтобы спасти вас от него. Так вот,
разрешите заявить вам следующее: если вы вступите в этот омерзительный
союз. вы больше никогда не увидите Гектора, поверьте мне. Элли (невозмутимо). Я сразила Менгена, пригрозив ему, что если он не женится
на мне, так он вас больше никогда в глаза не увидит. (Садится на край
стола.) Миссис Хэшебай (содрогаясь). Вы... вы... Элли. Так что видите, этот ваш козырь - он для меня не неожиданность. А
впрочем, ну что ж, попробуйте. Посмотрим. Я могла бы сделать из Марка
человека, а не комнатную собачку. Миссис Хэшебай (вспыхивая). Как вы смеете? Элли (с почти угрожающим видом). А вот попробуйте, дайте ему повод думать
обо мне; посмотрим, как вы посмеете. Миссис Хэшебай. Нет, в жизни моей не видела такого наглого чертенка! Гектор
говорит, что есть предел, после которого единственный ответ человеку,
не желающему знать никаких правил, это хорошая оплеуха. Что, если я
надеру вам уши? Элли (спокойно). Я вцеплюсь вам в волосы. Миссис Хэшебай (ехидно). А я бы и не почувствовала. Может быть, я их снимаю
на ночь. Элли (так поражена, что соскакивает со стола и подбегает к ней). О нет, не
может быть, Гесиона, чтобы эти чудесные волосы были фальшивые. Миссис Хэшебай (поглаживая свои волосы). Только вы не говорите Гектору: он
ведь думает, что они настоящие Элли (со стоном отчаяния). О, даже волосы, которыми вы опутали его, - все,
все фальшивое! Миссис Хэшебай. Ну-ка, потяните, попробуйте. Есть женщины, которые своими
волосами ловят мужчин, как в сеть, а я вот на своих укачиваю младенца.
А вам, золотые локончики, этого не сделать! Элли (убитая). Нет, не сделать. Вы украли моих младенцев. Миссис Хэшебай. Душенька, ведь я сейчас заплачу. Вы знаете, вот то, что вы
сказали, будто я из него делаю комнатную собачку, это до некоторой
степени правда. Может быть, ему следовало подождать вас. Ну разве
какая-нибудь другая женщина на свете простила бы вам это? Элли. Ах, но по какому праву вы забрали его всего, всего целиком и только
для себя! (Овладевая собой.) Ну довольно, вы тут ничем не виноваты. И
никто не виноват. И он не виноват. Нет, нет, не говорите мне больше
ничего Я не могу этого вынести. Давайте разбудим наше чучело. (Начинает
поглаживать Менгена по голове в обратном направлении - от ушей ко лбу.)
Проснитесь, слышите9 Вы должны сейчас же проснуться. Проснитесь.
Проснитесь. Менген (подскакивает в кресле и в ярости накидывается на них). Проснитесь!
Так вы думаете, я спал? (В бешенстве отталкивает ногой стул и
становится между ними.) Вы меня вогнали в такой столбняк, что я не мог
шевельнуть ни ногой, ни рукой. Меня могли бы так и похоронить заживо!
Хорошо, что до этого хоть не дошло. А они думают, что я просто спал!
Если бы я свалился на пол оба раза, когда вы меня тут трясли, я бы
сломал себе нос ко всем чертям и остался бы так на всю жизнь. Но зато
теперь я вас всех знаю вдоль и поперек. Знаю, что вы за публика и куда
я попал. Я слышал каждое ваше слово. И ваше, и вашего драгоценного
папаши, и (к миссис Хэшебай) ваше тоже. Итак, значит, я чучело! Я
ничтожество! Я дурак! Дурак, который даже не знает, что ему есть. Я,
видите ли, боюсь рабочих, которые бы все подохли с голоду, если бы я не
кормил их, давая им заработок. Я отвратительный старый скупердяй,
который только и годится чтобы им пользовались ловкие женщины и его
собственные безмозглые управляющие. Я... Миссис Хэшебай (с апломбом самого изысканного свойства). Ш-ш-ш... ш-ш-ш...
ш-ш-ш... Мистер Менген, ваше достоинство обязывает вас вычеркнуть из
памяти все, что вы слышали в то время, когда вы так мило притворялись,
что изволите спать. Это отнюдь не предназначалось для вашего слуха. Менген. Притворялся! Неужели вы думаете, что, если бы я только притворялся,
я бы лежал здесь беспомощный и выслушивал всю эту клевету, ложь,
несправедливость? Терпел бы это ляганье в спину, это поношение... Если
бы я только мог встать и сказать вам всем, что я о вас думаю!
Удивляюсь, как меня не разорвало. Миссис Хэшебай (воркующим голосом). Вам все это приснилось, мистер Менген.
Мы только говорили, какой у вас удивительно мирный вид во сне. Вот и
все. Ведь правда, Элли? Поверьте мне, мистер Менген, все эти неприятные
вещи причудились вам в самую последнюю секунду, перед тем как вы
проснулись. Это просто Элли погладила вас по голове против шерсти. И
это пренеприятное ощущение вызвало у вас такой неприятный сон. Менген (угрюмо). Я верю снам. Миссис Хэшебай. Я тоже. Только они всегда сбываются наоборот. Менген (все его чувство бурно прорывается наружу). Нет, я до самой смерти не
забуду, что, когда вы кокетничали со мной в саду, вы просто дурачили
меня. Это было грязно, подло, недостойно так поступать. Вы не имели
права привлекать меня к себе, если я вам внушал такое отвращение. Не
моя вина, что я не молод и что у меня усы не похожи на бронзовые
канделябры, как у вашего уважаемого супруга. Есть вещи, которые
порядочная женщина не позволит себе по отношению к мужчинам, как
мужчина не позволит себе ударить женщину в грудь.
Гесиона, пристыженная, садится на диван и закрывает лицо
руками. Менген тоже опускается в кресло и начинает
всхлипывать, как ребенок. Элли переводит глаза с одного
на другого. Миссис Хэшебай, услышав жалобные всхлипы,
отнимает руки от лица и глядит на Менгена. Потом
вскакивает и подбегает к нему.
Миссис Хэшебай. Не плачьте. Я не могу этого вынести. Неужели я разбила ваше
сердце? Я не знала, что оно у вас есть. Разве я могла это знать? Менген. Мужчина я или нет? Миссис Хэшебай (полуласкательно, полушутя и вместе с тем очень нежно). Ах,
нет. Не то, что я называю мужчиной. Вы - Босс. И больше ничего. Ну, а
зачем же Боссу сердце? Менген. Значит, вы нисколько не раскаиваетесь? Вам не стыдно? Миссис Хэшебай. Мне стало стыдно в первый раз в жизни, когда вы сказали, что
это то же, что ударить женщину в грудь. И я поняла, что я наделала. Я
чуть не сгорела от стыда. Вы взяли свое, Босс. Разве вам этого мало? Менген. Так вам и надо! Вы слышите - так и надо! Вы жестокая, только одно и
можно сказать - жестокая! Миссис Хэшебай. Ну что же, жестокость была бы очень приятной вещью, если бы
можно было найти такую жестокость, которая не причиняла бы боли. Кстати
(усаживается около него на ручку кресла), как вас зовут? Ведь не Босс
же, наконец! Менген (отрывисто). Если вам угодно знать, меня зовут Альфред. Миссис Хэшебай (вскакивает). Альфред! Элли, его зовут как Теннисона! Менген (вставая). Меня так назвали в честь моего дядюшки, от которого я
никогда ни пенни не получил, будь он проклят. Но что из этого следует? Миссис Хэшебай. Мне вдруг, знаете, пришло в голову, что ведь и вы тоже
человек, что у вас была мать, как и у всякого другого. (Кладет ему руки
на плечи и разглядывает его.) Крошка Альф. Менген. Ну и характер же у вас! Миссис Хэшебай. А у вас, оказывается, есть сердце, Альф. Крошечное такое,
жалкое сердечко, но все-таки настоящее. (Внезапно отпускает его.) Ну, а
теперь идите и помиритесь с Элли. У нее было достаточно времени, чтобы
придумать, что вам сказать. Гораздо больше, чем у меня. (Быстро уходит
в сад через правую дверь.) Менген. Эта женщина своими руками вам всю душу наизнанку вывернет. Элли. Вы еще влюблены в нее, несмотря на все, что мы о вас говорили. Менген. Неужели все женщины такие, как вот вы с ней? Неужели они всегда
смотрите. Вы только посмотрите! Да хорошенько. Вы все еще настаиваете
на том, чтобы принести вашу дочь в жертву этому чучелу? Мадзини (смущенно). Меня прямо всего перевернуло, миссис Хэшебай, от того,
что вы мне сказали. И чтобы кто-нибудь мог подумать, что я, я,
прирожденный солдат свободы, если можно так выразиться, мог кому-нибудь
или чему-нибудь пожертвовать моей Элли или что у меня когда-нибудь
могла возникнуть мысль насиловать ее чувства или склонности, - это
такой тяжкий удар моему... ну, скажем, моему доброму мнению о самом
себе. Миссис Хэшебай (довольно равнодушно). Простите. Мадзини (уныло глядя на сонное тело). Что вы, собственно, имеете против
бедняги Менгена, миссис Хэшебай? По-моему, он хороший человек. Но,
правда, я так привык к нему. Миссис Хэшебай. Неужели у вас нет сердца, нет чувства? Вы только посмотрите
на это животное. Подумайте о бедной, невинной, слабенькой Элли в лапах
этого рабовладельца, который всю жизнь заставляет толпы грубых,
непокорных рабочих подчиняться ему и потеть для его процветания.
Человек, для которого паровые молоты куют огромные раскаленные массы
железа! Который способен часами безжалостно препираться с женщинами и
девушками из-за какого-нибудь полпенни! Капитан промышленности - так,
что ли, вы его зовете? Неужели вы способны бросить ваше нежное,
хрупкое, беспомощное дитя в когти этого зверя? И только из-за того, что
она будет жить у него в роскошном доме и он обвешает ее брильянтами,
чтобы все видели, какой он богатый. Мадзини (смотрит на нее широко раскрытыми, изумленными глазами). Дорогая
миссис Хэшебай, да бог с вами, откуда у вас такие романтические
представления о деловой жизни? Бедняга Менген совсем не такой. Миссис Хэшебай (презрительно). Бедняга Менген - действительно! Мадзини. Да он ничего не смыслит в машинах. Он никогда и близко-то не
подходит к рабочим. Он не мог бы ими управлять. Он их боится. Мне
никогда не удавалось его хоть сколько-нибудь заинтересовать
производством. Он не больше вашего понимает в этом. Люди жестоко
заблуждаются в Менгене. Они думают, что это такая грубая сила, - и все
только потому, что у него плохие манеры. Миссис Хэшебай. Не хотите ли вы уверить меня, что у него не хватит сил
раздавить бедную малютку Элли? Мадзини. Конечно, очень трудно сказать, как может обернуться тот или иной
брак. Но я лично думаю, что у него решительно нет никаких шансов взять
над ней верх. У Элли удивительно сильный характер. Я думаю, это потому,
что, когда она была еще совсем маленькая, я научил ее любить Шекспира. Миссис Хэшебай (пренебрежительно). Шекспир! Теперь вам еще только не хватает
сказать мне, что вы способны загребать деньги лучше Менгена. (Подходит
к дивану и садится с левого края, страшно раздраженная.) Мадзини (идет за ней и садится на другой конец). Нет. Это я плохо умею. Да
я, видите ли, и не очень стремлюсь. Я не честолюбив! Должно быть,
поэтому. Менген - вот он насчет денег просто удивительный! Он ни о чем
больше не думает. У него ужасный страх перед бедностью. А я всегда
думаю о чем-нибудь другом. Даже на фабрике я думаю о вещах, которые мы
делаем, а вовсе не о том, сколько они стоят. Но самое худшее во всем
этом, что бедняга Менген не знает, что ему делать со своими деньгами.
Это такой младенец, что он не знает даже, что ему есть, что пить. Он
себе печень испортил тем, что ел и пил то, что ему было вредно. И
сейчас почти ничего не может есть. Элли создаст ему режим и заставит
соблюдать диету. Вы просто удивитесь, когда узнаете его поближе. Это,
уверяю вас, самый беспомощный человек на свете. Проникаешься к нему
таким, как бы сказать, покровительственным чувством. Миссис Хэшебай. А скажите, пожалуйста, кто же в таком случае заворачивает
всеми его предприятиями? Мадзини. Я. И другие, вот такие же, как я. Миссис Хэшебай. Которых он держит на побегушках? Мадзини. Если смотреть с вашей точки зрения - да. Миссис Хэшебай. А скажите на милость, почему же вы, собственно, не можете
без него обойтись, если вы все настолько умнее его? Мадзини. Ах, нет, мы без него пропадем. Мы погубим все дело за какой-нибудь
год. Да я уж пробовал. Знаю. Мы бы слишком много тратили денег на
разные разности, улучшили бы качество товаров. И все это обошлось бы
нам очень дорого. И с рабочими тоже; мы, вероятно, в некоторых случаях
пошли бы на уступки. Ну, а Менген заставляет нас соблюдать порядок. Он
накидывается на нас из-за каждого лишнего пенни. Мы никак не можем без
него обойтись. Вы знаете, он способен целую ночь просидеть, раздумывая,
как бы ему сэкономить какой-нибудь шестипенсовик. Но Элли заставит его
поплясать, когда она возьмет дом в свои руки. Миссис Хэшебай. Так, значит, это ничтожество даже и в качестве капитана
промышленности всего лишь шарлатан чистейшей воды? Мадзини. Боюсь, что все наши капитаны промышленности такие вот, как вы
говорите, шарлатаны, миссис Хэшебай. Конечно, есть фабриканты, которые
действительно знают свое дело. Но они не умеют добывать таких громадных
барышей, как Менген. Уверяю вас, Менген по-своему хороший человек.
Такой добродушный... Миссис Хэшебай. Вид у него очень непривлекательный. И ведь он уж далеко не
молод. Мадзини. В конце концов, миссис Хэшебай, ни один супруг не пребывает очень
долго в состоянии первой молодости. Да в наше время мужчины и не могут
позволить себе жениться очень рано. Миссис Хэшебай. Вот, видите ли, если бы я сказала так, это звучало бы
остроумно. Почему же у вас получается как раз наоборот? Чего-то в вас
не хватает. Почему вы никому не внушаете доверия, уважения? Мадзини (смиренно). Мне кажется, все дело в том, что я беден. Вы себе
представить не можете, что это значит для семьи. Заметьте, я не хочу
сказать, что они когда-нибудь жаловались. Всегда они по отношению ко
мне держали себя замечательно. Они гордились моей бедностью. Они даже
частенько подшучивали над этим. Но жене моей приходилось туго. Она
готова была со всем примириться.
Миссис Хэшебай невольно вздрагивает.
Вот то-то и есть. Вы понимаете, миссис Хэшебай, я не хочу, чтобы и Элли
пришлось мириться... Миссис Хэшебай. И вы хотите, чтобы она примирилась с необходимостью жить с
человеком, которого она не любит? Мадзини (грустно). А вы уверены, что это хуже, чем жить с человеком,
которого любишь, а он всю жизнь у кого-то на побегушках? Миссис Хэшебай (у нее исчезает презрительный тон, и она с интересом смотрит
на Мадзини). Знаете, я теперь думаю, что вы действительно очень любите
Элли. Потому что вы становитесь положительно умником, когда говорите о
ней. Мадзини. Я не знал, что я до того уж глуп, когда говорю на другие темы. Миссис Хэшебай. Бывает иной раз. Мадзини (отворачивается, потому что глаза у него влажны). Я многое узнал о
себе от вас, миссис Хэшебай. Вряд ли только мне будет легче от вашей
откровенности. Но если вы считаете, что это нужно для того, чтобы я
подумал о счастье Элли, то вы очень ошибаетесь. Миссис Хэшебай (наклоняется к нему в сердечном порыве). Я отвратительно
груба, правда? Мадзини (овладевая собой). Да ну, что обо мне говорить, миссис Хэшебай! Я
вижу, что вы любите Элли, и для меня этого достаточно. Миссис Хэшебай. Я начинаю и вас любить немножко. Я просто ненавидела вас
сначала. Я считала вас самым отвратительным, самодовольным, скучным
стариком ханжой. Мадзини (он уже решил принять ее тон за должное и заметно повеселел). Что ж,
может быть, я такой и есть Я никогда не был в чести у таких роскошных
женщин, как вы. Я их всегда побаивался. Миссис Хэшебай (польщенная). А я, по-вашему, роскошная женщина, Мадзини?
Смотрите, как бы я в вас не влюбилась. Мадзини (с невозмутимой учтивостью). Нет, вы не влюбитесь, Гесиона. Нет, со
мной вы в совершенной безопасности. Поверьте мне, много женщин
флиртовали со мной только потому, что они знали - со мной это
совершенно безопасно. Но, конечно, именно поэтому им это очень быстро
надоедало. Миссис Хэшебай (коварно). Берегитесь. Вы, может быть, вовсе не так
неуязвимы, как вы думаете. Мадзини. О нет, совершенно неуязвим. Видите ли, я любил по-настоящему, то
есть такой любовью, которая бывает только раз в жизни. (Проникновенно.)
Потому-то Элли такая миленькая. Миссис Хэшебай. Вы... гм... Нет, знаете, вы начинаете раскрываться. Вы
совершенно уверены, что не дадите мне совратить вас на второе такое же
сильное чувство? Мадзини. Вполне уверен. Это было бы противоестественно. Дело в том, что вы,
как бы это сказать... от меня не загоритесь и я от вас не загорюсь. Миссис Хэшебай. Понятно. Ваш брак, по-видимому, это нечто вроде
противопожарного крана. Мадзини. Как вы остроумно перевернули мою мысль. Я бы никогда не додумался.
Из сада входит Элли; вид у нее удрученный.
Миссис Хэшебай (поднимаясь). Ах, вот наконец и Элли. (Обходит диван сзади.) Элли (остановившись в двери по правому борту). Гинес сказала, что вы хотели
меня видеть. Вы и папа. Миссис Хэшебай. Вы заставили нас так долго ждать, что это почти уже
потеряло... Ну, впрочем, все равно. Ваш отец совершенно удивительный
человек. (Ласково ерошит ему волосы.) Первый и единственный до сих пор,
который мог устоять против меня, когда я изо всех сил старалась
понравиться. (Подходит к большому креслу по левую сторону от Менгена.)
Подите сюда. Я хочу вам что-то показать.
Элли безучастно подходит к креслу с другой стороны.
Полюбуйтесь. Элли (смотрит на Менгена без всякого интереса). Я знаю. Он спит. Мы с ним
тут говорили после обеда, и он заснул среди разговора. Миссис Хэшебай. Вы его усыпили, Элли? Мадзини (быстро вскакивает и подходит к спинке кресла). Нет, надеюсь, это не
ты. Разве ты, в самом деле, сделала это, Элли? Элли (устало). Он сам меня попросил. Мадзини. Но ведь это очень опасно. Ты помнишь, что тогда со мной было? Элли (совершенно равнодушно). Да, я думаю, я сумею разбудить его. Ну, а не
я, так кто-нибудь другой. Миссис Хэшебай. В конце концов это не важно, потому что я наконец убедила
вашего отца, что вам не следует выходить за него замуж. Элли (внезапно выходя из своего равнодушия, очень раздосадованная). А зачем
вы это делали? Я хочу выйти за него замуж. Я твердо решила выйти за
него. Мадзини. Ты вполне уверена в этом, Элли? Миссис Хэшебай дала мне
почувствовать, что я в этом деле проявил, быть может, некоторый эгоизм
и легкомыслие. Элли (очень отчетливо, внятно и уверенно). Папа, если когда-нибудь миссис
Хэшебай еще раз возьмет на себя смелость объяснить тебе, что я думаю и
чего я не думаю, ты заткни уши покрепче и закрой глаза. Гесиона ничего
обо мне не знает. Она не имеет ни малейшего понятия, что я за человек,
и никогда этого не поймет. Обещаю тебе, что я никогда не буду делать
ничего такого, чего бы я не хотела и не считала бы нужным для
собственного блага. Мадзини. Ты в этом вполне, вполне уверена? Элли. Вполне, вполне. Ну, а теперь иди и дай нам поговорить с миссис
Хэшебай. Мадзини. Мне хотелось бы послушать. Разве я помешаю? Элли (неумолимо). Я предпочитаю поговорить с ней наедине. Мадзини (нежно). Ну хорошо, хорошо. Я понимаю. Родители - всегда помеха. Я
буду паинькой. (Идет к двери в сад.) Да, кстати, ты не помнишь адреса
того специалиста, который меня разбудил? Как ты думаешь, не послать ли
ему сейчас телеграмму? Миссис Хэшебай (направляясь к дивану). Сегодня уж поздно телеграфировать. Мадзини. Да, пожалуй. Ну, я надеюсь, он ночью сам проснется (Уходит в сад.) Элли (едва только отец выходит из комнаты, круто поворачивается к Гесионе).
Гесиона, какого черта вы заводите такие неприятные разговоры с отцом
из-за Менгена? Миссис Хэшебай (сразу теряя самообладание). Как вы смеете так разговаривать
со мной, противная девчонка? Не забывайте, что вы у меня в доме! Элли. Чепуха! Зачем вы суетесь не в свое дело? Вам-то что, выйду я за
Менгена замуж или нет? Миссис Хэшебай. Вы что, думаете запугать меня? Вы, маленькая авантюристка,
которая ищет себе мужа! Элли. Всякая женщина, у которой нет денег, ищет себе мужа. Вам хорошо
болтать. Вы никогда не знали, что это такое - вечно быть без денег. Вы
можете себе подхватывать мужчин, как цветочки по дороге. А я, бедная,
порядочная... Миссис Хэшебай (прерывает ее). Ха! Порядочная. Как вы подцепили Менгена? Как
вы подцепили моего мужа? И у вас хватает дерзости говорить мне, что
я... я... Элли. Сирена, вот вы кто. Вы созданы для того, чтобы водить мужчин за нос.
Если бы это было не так, Марк, может быть, дождался бы меня. Миссис Хэшебай (внезапно остывая и уже полу смеясь). Ах, бедняжка моя Элли,
детка моя! Бедная моя крошка! Мне до того жаль, что это так вышло с
Гектором. Но что же я могу сделать? Ведь я не виновата. Я бы вам его
уступила, если бы могла. Элли. Я вас и не виню. Миссис Хэшебай. Какая же я скотина, что начала с вами ругаться. Ну, идите ко
мне, поцелуйте и скажите, что не сердитесь. Элли (злобно). Ах, перестаньте вы, пожалуйста, сюсюкать, изливаться и
сентиментальничать. Неужели вы не понимаете, что если я не заставлю
себя быть жестокой и твердой, как камень, то я сойду с ума. Мне
совершенно наплевать, что вы меня ругали и обзывали как-то. Неужели вы
думаете, что для женщины в моем положении могут что-нибудь значить
какие-то слова? Миссис Хэшебай. Бедненькая вы моя женщинка! Такое ужасное положение! Элли. Вам, наверное, кажется, что вы необыкновенно чуткая. А вы просто
глупое, взбалмошное, эгоистическое существо. Вы видите, как меня
ударило - ударило прямо в лицо, - и это убило целую и лучшую часть моей
жизни - ту, что уже никогда теперь не вернется. И вы воображаете, что
можно меня утешить вот этими поцелуями и сюсюканьем. Когда мне нужно
собрать в себе всю силу, чтобы я могла хоть на что-нибудь опереться, на
что-то железное, каменное, все равно, как бы это ни было больно,- вы
болтаете тут всякую чепуху и причитаете надо мной. Я не сержусь; я не
чувствую к вам никакой вражды. Но только, бога ради, возьмите вы себя в
руки и не думайте, пожалуйста, что если вы всю жизнь нежились в бархате
и сейчас так живете, то женщины, которые жили в самом настоящем аду,
могут так же легко ко всему относиться, как и вы. Миссис Хэшебай (пожимая плечами). Превосходно. (Садится на диван, на старое
место.) Но я должна предупредить вас, что когда я не сюсюкаю, не
целуюсь, не смеюсь, то я только об одном думаю: сколько еще я могу
выдержать в этом проклятом мире, наполненном жестокостью. Сирены вам не
нравятся. Хорошо, оставим сирен в покое. Вы хотите успокоить ваше
израненное сердце на жернове. Отлично. (Скрещивая руки на груди.) Вот
вам жернов. Элли (усаживается около нее, несколько успокоившись). Так-то вот лучше. У
вас поистине удивительная способность - приладиться к любому
настроению. Но все равно вы ничего не понимаете, потому что вы не из
того сорта женщин, для которых существует только один мужчина и одна
возможность. Миссис Хэшебай. Я, конечно, совершенно не понимаю, каким образом, связав
себя с этим чучелом (указывая на Менгена), вы утешитесь в том, что не
можете стать женою Гектора. Элли. Вы, вероятно, не понимаете и того, почему сегодня утром я была такой
милой девочкой, а сейчас я уже не девочка и не такая уж милая. Миссис Хэшебай. Нет, это я понимаю. Потому что вы вбили себе в голову, что
вы должны сделать что-то гадкое и мерзкое. Элли. Нет, этого у меня нет в мыслях, Гесиона. Но я должна что-то
постараться сделать с этим разбитым корытом. Миссис Хэшебай. Ну-у! Все это вы переживете. И корыто ваше целехонько. Элли. Конечно переживу. Надеюсь, вы не воображаете, что я сяду, сложив руки,
и буду ждать, когда я умру от разбитого сердца или останусь старой
девой, которая живет на подаяние общества помощи престарелым инвалидам.
Но все равно - сердце у меня разбито. Я просто хочу сказать этим, что я
знаю: то, что было у меня с Марком, больше для меня никогда не
повторится. И в мире для меня существует Марк и безликая масса других
мужчин, которые все одинаковы. Но если мне отказано в любви, это еще не
значит, что я к тому же должна жить в бедности. И если у Менгена нет
ничего другого, так у него по крайней мере есть деньги. Миссис Хэшебай. А разве нет на свете молодых людей с деньгами? Элли. Для меня нет. Кроме того, молодой человек будет вправе ожидать от меня
любви и, возможно, бросит меня, когда увидит, что ничего такого я ему
дать не могу. Богатые молодые люди, вы сами знаете, имеют возможность
очень легко отделаться от своих жен. А это чучело, как вы изволите
выражаться, не может от меня ждать ничего, кроме того, что я намерена
ему предоставить. Миссис Хэшебай. Вы будете его собственностью, не забудьте. Если он вас
купит, он постарается, чтобы эта сделка была выгодна ему, а вовсе не
вам. Спросите-ка у вашего отца. Элли (встает, подходит к креслу и разглядывает предмет их разговора). Об
этом вы можете не беспокоиться, Гесиона. Я могу дать Боссу Менгену
больше, чем он мне. Это я его покупаю, и за хорошую цену. Женщины в
такого рода сделках судят лучше мужчин. И десять Боссов Менгенов не
помешают мне делать то, что мне заблагорассудится в качестве его жены,
и много больше, чем если бы я осталась бедной девушкой. (Наклоняясь над
неподвижным телом.) Ведь правда, не помешают. Босс? Я думаю, нет. (Идет
к чертежному столу, останавливается, прислонившись к нему, и смотрит в
окно.) Во всяком случае, мне не придется вечно думать о том, долго ли
еще продержатся мои перчатки. Миссис Хэшебай (величественно поднимаясь). Элли! Вы маленькое порочное,
подленькое животное. И подумать только: я снизошла до того, что
старалась пленить эту жалкую тварь, чтобы спасти вас от него. Так вот,
разрешите заявить вам следующее: если вы вступите в этот омерзительный
союз. вы больше никогда не увидите Гектора, поверьте мне. Элли (невозмутимо). Я сразила Менгена, пригрозив ему, что если он не женится
на мне, так он вас больше никогда в глаза не увидит. (Садится на край
стола.) Миссис Хэшебай (содрогаясь). Вы... вы... Элли. Так что видите, этот ваш козырь - он для меня не неожиданность. А
впрочем, ну что ж, попробуйте. Посмотрим. Я могла бы сделать из Марка
человека, а не комнатную собачку. Миссис Хэшебай (вспыхивая). Как вы смеете? Элли (с почти угрожающим видом). А вот попробуйте, дайте ему повод думать
обо мне; посмотрим, как вы посмеете. Миссис Хэшебай. Нет, в жизни моей не видела такого наглого чертенка! Гектор
говорит, что есть предел, после которого единственный ответ человеку,
не желающему знать никаких правил, это хорошая оплеуха. Что, если я
надеру вам уши? Элли (спокойно). Я вцеплюсь вам в волосы. Миссис Хэшебай (ехидно). А я бы и не почувствовала. Может быть, я их снимаю
на ночь. Элли (так поражена, что соскакивает со стола и подбегает к ней). О нет, не
может быть, Гесиона, чтобы эти чудесные волосы были фальшивые. Миссис Хэшебай (поглаживая свои волосы). Только вы не говорите Гектору: он
ведь думает, что они настоящие Элли (со стоном отчаяния). О, даже волосы, которыми вы опутали его, - все,
все фальшивое! Миссис Хэшебай. Ну-ка, потяните, попробуйте. Есть женщины, которые своими
волосами ловят мужчин, как в сеть, а я вот на своих укачиваю младенца.
А вам, золотые локончики, этого не сделать! Элли (убитая). Нет, не сделать. Вы украли моих младенцев. Миссис Хэшебай. Душенька, ведь я сейчас заплачу. Вы знаете, вот то, что вы
сказали, будто я из него делаю комнатную собачку, это до некоторой
степени правда. Может быть, ему следовало подождать вас. Ну разве
какая-нибудь другая женщина на свете простила бы вам это? Элли. Ах, но по какому праву вы забрали его всего, всего целиком и только
для себя! (Овладевая собой.) Ну довольно, вы тут ничем не виноваты. И
никто не виноват. И он не виноват. Нет, нет, не говорите мне больше
ничего Я не могу этого вынести. Давайте разбудим наше чучело. (Начинает
поглаживать Менгена по голове в обратном направлении - от ушей ко лбу.)
Проснитесь, слышите9 Вы должны сейчас же проснуться. Проснитесь.
Проснитесь. Менген (подскакивает в кресле и в ярости накидывается на них). Проснитесь!
Так вы думаете, я спал? (В бешенстве отталкивает ногой стул и
становится между ними.) Вы меня вогнали в такой столбняк, что я не мог
шевельнуть ни ногой, ни рукой. Меня могли бы так и похоронить заживо!
Хорошо, что до этого хоть не дошло. А они думают, что я просто спал!
Если бы я свалился на пол оба раза, когда вы меня тут трясли, я бы
сломал себе нос ко всем чертям и остался бы так на всю жизнь. Но зато
теперь я вас всех знаю вдоль и поперек. Знаю, что вы за публика и куда
я попал. Я слышал каждое ваше слово. И ваше, и вашего драгоценного
папаши, и (к миссис Хэшебай) ваше тоже. Итак, значит, я чучело! Я
ничтожество! Я дурак! Дурак, который даже не знает, что ему есть. Я,
видите ли, боюсь рабочих, которые бы все подохли с голоду, если бы я не
кормил их, давая им заработок. Я отвратительный старый скупердяй,
который только и годится чтобы им пользовались ловкие женщины и его
собственные безмозглые управляющие. Я... Миссис Хэшебай (с апломбом самого изысканного свойства). Ш-ш-ш... ш-ш-ш...
ш-ш-ш... Мистер Менген, ваше достоинство обязывает вас вычеркнуть из
памяти все, что вы слышали в то время, когда вы так мило притворялись,
что изволите спать. Это отнюдь не предназначалось для вашего слуха. Менген. Притворялся! Неужели вы думаете, что, если бы я только притворялся,
я бы лежал здесь беспомощный и выслушивал всю эту клевету, ложь,
несправедливость? Терпел бы это ляганье в спину, это поношение... Если
бы я только мог встать и сказать вам всем, что я о вас думаю!
Удивляюсь, как меня не разорвало. Миссис Хэшебай (воркующим голосом). Вам все это приснилось, мистер Менген.
Мы только говорили, какой у вас удивительно мирный вид во сне. Вот и
все. Ведь правда, Элли? Поверьте мне, мистер Менген, все эти неприятные
вещи причудились вам в самую последнюю секунду, перед тем как вы
проснулись. Это просто Элли погладила вас по голове против шерсти. И
это пренеприятное ощущение вызвало у вас такой неприятный сон. Менген (угрюмо). Я верю снам. Миссис Хэшебай. Я тоже. Только они всегда сбываются наоборот. Менген (все его чувство бурно прорывается наружу). Нет, я до самой смерти не
забуду, что, когда вы кокетничали со мной в саду, вы просто дурачили
меня. Это было грязно, подло, недостойно так поступать. Вы не имели
права привлекать меня к себе, если я вам внушал такое отвращение. Не
моя вина, что я не молод и что у меня усы не похожи на бронзовые
канделябры, как у вашего уважаемого супруга. Есть вещи, которые
порядочная женщина не позволит себе по отношению к мужчинам, как
мужчина не позволит себе ударить женщину в грудь.
Гесиона, пристыженная, садится на диван и закрывает лицо
руками. Менген тоже опускается в кресло и начинает
всхлипывать, как ребенок. Элли переводит глаза с одного
на другого. Миссис Хэшебай, услышав жалобные всхлипы,
отнимает руки от лица и глядит на Менгена. Потом
вскакивает и подбегает к нему.
Миссис Хэшебай. Не плачьте. Я не могу этого вынести. Неужели я разбила ваше
сердце? Я не знала, что оно у вас есть. Разве я могла это знать? Менген. Мужчина я или нет? Миссис Хэшебай (полуласкательно, полушутя и вместе с тем очень нежно). Ах,
нет. Не то, что я называю мужчиной. Вы - Босс. И больше ничего. Ну, а
зачем же Боссу сердце? Менген. Значит, вы нисколько не раскаиваетесь? Вам не стыдно? Миссис Хэшебай. Мне стало стыдно в первый раз в жизни, когда вы сказали, что
это то же, что ударить женщину в грудь. И я поняла, что я наделала. Я
чуть не сгорела от стыда. Вы взяли свое, Босс. Разве вам этого мало? Менген. Так вам и надо! Вы слышите - так и надо! Вы жестокая, только одно и
можно сказать - жестокая! Миссис Хэшебай. Ну что же, жестокость была бы очень приятной вещью, если бы
можно было найти такую жестокость, которая не причиняла бы боли. Кстати
(усаживается около него на ручку кресла), как вас зовут? Ведь не Босс
же, наконец! Менген (отрывисто). Если вам угодно знать, меня зовут Альфред. Миссис Хэшебай (вскакивает). Альфред! Элли, его зовут как Теннисона! Менген (вставая). Меня так назвали в честь моего дядюшки, от которого я
никогда ни пенни не получил, будь он проклят. Но что из этого следует? Миссис Хэшебай. Мне вдруг, знаете, пришло в голову, что ведь и вы тоже
человек, что у вас была мать, как и у всякого другого. (Кладет ему руки
на плечи и разглядывает его.) Крошка Альф. Менген. Ну и характер же у вас! Миссис Хэшебай. А у вас, оказывается, есть сердце, Альф. Крошечное такое,
жалкое сердечко, но все-таки настоящее. (Внезапно отпускает его.) Ну, а
теперь идите и помиритесь с Элли. У нее было достаточно времени, чтобы
придумать, что вам сказать. Гораздо больше, чем у меня. (Быстро уходит
в сад через правую дверь.) Менген. Эта женщина своими руками вам всю душу наизнанку вывернет. Элли. Вы еще влюблены в нее, несмотря на все, что мы о вас говорили. Менген. Неужели все женщины такие, как вот вы с ней? Неужели они всегда