По вечерам у лагерного костра звенят песни: приятное развлечение в нашем нелегком путешествии.
   Мы знакомимся с одной достопримечательностью турецкого быта, с так называемым долмушем - многоместным такси. В Турции мало железных дорог, и в большинство городов можно попасть лишь на автобусе дальнего следования. Для поездок на близкие расстояния турки предпочитают пользоваться услугами такси - это быстрее и удобнее, - которые ждут на стоянках, пока не наберется достаточно пассажиров. "Долмуш" означает "полный". Весьма меткое название! Когда мы однажды отправились на экскурсию, в небольшой пикап "Варшава" набилось 14 человек, не считая водителя!
   В рыбацком поселке мы снова пытаемся уменьшить наш все еще довольно объемистый багаж. Вольфганг, специалист по хозяйственной части, в один прекрасный день распорол палатку и после сложнейших манипуляций сшил ее вновь. Теперь она приобрела форму верши для ловли угрей, и, чтобы влезть в нее на ночлег, нужна воистину акробатическая ловкость. Столь же много труда приходится нам затрачивать и утром, когда мы, соблюдая величайшие предосторожности, выползаем наружу. Однажды в Центральной Африке мы оба одновременно вскочили на ноги, в результате чего на веревках повисли вырванные крепления. Мы успели только высунуть головы, чтобы поглядеть вслед промчавшейся газели.
   Однако с этими незначительными неудобствами нас мирило то, что вес палатки сократился вдвое. В третий раз за время путешествия нам удалось существенно уменьшить объем сумок. И все же груз далеко превышал допустимую норму.
   ВСЯК ХВАЛИТ СВОИ ТОВАР
   [Фото: 03.jpg]
   Тысячи страниц написаны об Эфесе, о былом блеске его торговых домов, о величии его царей, о духовном и культурном влиянии, распространявшемся отсюда на всю римскую провинцию Азию. Здесь находился храм Дианы, одно из семи чудес античного мира. Здесь Смирна и Пергам долго боролись между собой за господство над Малой Азией.
   Мы - посреди развалин. Дорога идет мимо множества храмов и театров, спортивных сооружений и гимнасиев. Отдельные здания уцелели или же восстановлены в их первоначальном виде, так что нетрудно себе представить, как выглядел город 2 тысячи лет назад. Мы идем вдоль украшенных барельефами мраморных аркад и сводчатых галерей.
   Смирна, нынешний Измир, - тоже сокровищница для археологов. Многоярусная римская базилика и античная базарная площадь свидетельствуют о том, что здесь когда-то велась оживленная торговля. Разнообразные сооружения напоминают и о былом могуществе этого города. Конак, часовая башня с тончайшей мраморной резьбой, - шедевр архитектурного искусства.
   Но не архитектурные памятники различных эпох определяют внешний облик Измира. Особое своеобразие и красочность придают ему бесчисленные торговые ряды в центральной части города. Яркая, шумная, бьющая ключом жизнь базара в первый миг захватывает европейца. Базар, местами даже крытый, занимает целый квартал. Не будет преувеличением сказать, что почти нет вещи, которую здесь нельзя было бы купить.
   "Всяк хвалит свой товар" - эта поговорка полностью подтверждается в лавках Востока. А так как торговцы расхваливают свой товар во всю силу голосовых связок, на базарах крупных городов царит невообразимый шум. Политика цен во многих восточных странах все еще наводит на весьма грустные размышления. Как только в нас узнают иностранцев, цены автоматически подскакивают в два, а то и в три раза. Только после продолжительного торга нам удается добиться незначительных уступок.
   Но по-восточному блистательная жизнь города имеет и обратную сторону: толпы мальчишек с сапожными щетками снуют по улицам в надежде заработать пару курусов; те, кто строил великолепные особняки предместий, ютятся на мрачных, грязных задворках, в домах-развалюхах. Турецкий рабочий считает себя счастливым, если имеет хоть какой-нибудь заработок. Мы встречали очень, очень многих, которые еще ни разу в жизни не имели постоянной работы и коротают время в чайных - разумеется, за стаканом чаю, а не за чашкой кофе. В классической стране кофе этот напиток стал предметом роскоши. Последняя волна повышения цен вызвала вздорожание - и не одного только кофе - в три раза.
   На базаре нас то и дело дергают за рукав, стараясь привлечь наше внимание к "особенно ценному товару". Один торговец пытается навязать нам серебряный портсигар, очень тонкой, по его уверениям, работы. Стоит он 30 лир (турецкий фунт), не так-то дешево. Мы смеемся и хотим пройти дальше, но цена тут же падает на пять лир. Сходимся, наконец, на восемнадцати. Это местный обычай: если торговец не заломит баснословную цену и вы не станете с ним торговаться, самая продажа товара не доставит ему и половины удовольствия.
   Нам это кажется странным. Непонятно нам также и отношение к чаевым. Вот, скажем, такой пример: в мечеть не разрешается входить в уличной обуви, и у входа обычно сидит служитель, который подает посетителям войлочные туфли, надеваемые поверх ботинок. "Справедливость требует вознаградить его за эту услугу" - прочли мы в одном путеводителе. И дальше, в другом месте: "На чай следует давать и сторожам в парках, сколько - это зависит от времени и места, кассирам кинотеатров, водителям такси и т.д., как правило, от 13 до 30 процентов уплачиваемой суммы, но во всяком случае не меньше лиры". Времена "бакшиша" здесь еще не миновали, небольшие чаевые, положенные в руку нужному человеку, нередко творят чудеса.
   Едем дальше на юго-восток. Температура - 40 градусов в тени. Что же ждет нас впереди? Дорога часто выходит к берегу моря. Оно придает пейзажу особую прелесть и так и манит смыть в его волнах усталость от напряженной езды. На полях по обеим сторонам шоссе мы то и дело видим крестьян. Подобно своим отцам и дедам, они пашут деревянной сохой. Для механизации сельского хозяйства нет средств; танки и орудия в военных лагерях свидетельствуют о том, на что расходовало свой бюджет недавно свергнутое правительство. Строительство ведется средневековыми методами, а о ремеслах и говорить нечего. Дороги такие же, какими они были сто лет назад. На протяжении многих веков по ним шагали караваны верблюдов, а теперь их присыпали сверху гравием и занесли на туристские карты как "шоссе первого класса".
   Пересекаем холмистую местность на юге Анатолии. Дорога идет вверх под углом от 10 до 15 градусов к высоте 500 метров и затем вновь круто спускается. На моторы, тормоза и покрышки ложится необычайная нагрузка, через каждые 100 километров приходится прочищать воздухоочистители. Заплаты, которые мы раньше положили на камеры, от жары отклеиваются. Починка камер под палящими лучами полуденного солнца становится отныне нашим повседневным занятием.
   Примерно через каждые 50 километров нам попадаются деревушки, иногда в них даже удается купить кое-какую еду. Но вот уже несколько дней мы не встречаем ни одной машины. Рыбацкие поселки и деревни сами производят все необходимое, жители их большей частью слишком бедны, чтобы что-нибудь покупать.
   Ошалевшая от страха при виде нас курица бросается прямо под переднее колесо мопеда. Приходится остановиться и потратить не одну минуту на то, чтобы высвободить из спиц ее шею, ставшую вдруг необычайно длинной.
   Вдоль дороги часто вырастают руины, представляющие почти все культурные эпохи. Рядом с громоздкими римскими акведуками возвышаются изящные стены все, что осталось от строений турецкой архитектуры, мечетей и церквей.
   Подъезжаем к Анталье. Путеводитель уверяет, что грех умереть, не увидев Анталью. И действительно, природа с особой щедростью оделила эту провинцию. Город лежит в венце из пальм у самого моря. Он являет собой картину глубочайшего покоя. Розовые цветы олеандра на фоне темной зелени цитрусовых создают чудесный контраст глубокой синеве воды. Куда ни бросишь взгляд, всюду сочные, яркие краски.
   Через плодородные равнины едем на восток. Жара такая, что в душных глиняных домишках невозможно находиться, и их обитатели переселяются на крыши или на деревья. В ветвях они сколачивают из нескольких досок нечто вроде беседки, и там, на высоте пяти-шести метров, протекает вся жизнь семьи. Такое "жилье" имеет еще одно бесценное преимущество: хозяева время от времени могут окинуть взором плантации бананов, которые уже начинают созревать...
   Снова ставим палатки на берегу моря и наслаждаемся заслуженным отдыхом перед тем, как покинуть территорию Турции. Уже три недели мы пользуемся ее гостеприимством, и наша виза истекла.
   СТРАНА СОЛНЦА И РУИН
   [Фото: 04-06.jpg]
   - Счастливого пути, - сказал нам по-французски турецкий таможенник и, лениво передвинув сигарету из одного угла рта в другой, возвратил наши документы.
   Нехотя вышли мы из тени, отбрасываемой зданием пограничной заставы, выехали на залитую солнцем дорогу и покатили по направлению к Сирии. Внезапно, без всякого перехода, растительность исчезла. Далеко позади остались яркие краски Средиземного моря, субтропическая флора побережья сменилась удручающей пустыней. Невысокие холмы, развалины, земля, покрытая гравием и тонким песком... Нет ни деревца, ни кустика, ни травинки, не растет даже чертополох. Ничто не оживляет монотонную картину.
   Здесь в палитре природы всего три тона - красно-коричневый (цвет земли), синий (неба) и черный (асфальтированного шоссе). Это наш первый перегон по пустыне. Ртутный столбик термометра ползет все выше, 40-градусную отметку он миновал еще утром, а сейчас солнце стоит прямо над нами. А ведь до тропиков еще далеко!
   Вокруг нет ничего, что бы привлекло наше внимание и побудило остановиться, и мы продолжаем мчаться вперед. Вдали изредка мелькают небольшие скопления побеленных каменных домиков с конусообразными крышами. Кое-где виднеются полоски обработанной земли. Теперь, в разгар лета, на выжженной земле, конечно, ничего не растет, но кое-где среди камней торчат сухие стебельки сорго. Судя по этому, крестьяне ценой нечеловеческих усилий собирали здесь весной какой-то урожай. В землю врезаются оросительные каналы. У их русла чахнут редкие кустики, под толстым слоем пыли не различить, какого они цвета. Внезапно перед нами вырастает базар. Здесь бурлит жизнь, на площади перед мечетью кишат люди и животные. Но вот базар остается позади, и снова вокруг нас на десятки километров - бескрайняя Сирийская пустыня. Следующая деревня будет в лучшем случае через час.
   К вечеру мы прибываем в Халеб (Алеппо), второй по величине город Сирии, древнейший центр торговли и искусства, расположенный на пересечении дорог из Турции в Иерусалим и от Евфрата к Средиземному морю.
   Небольшая вынужденная остановка: по сирийским законам мы должны получить разрешение на пребывание в стране. Четыре часа требуется Министерству иностранных дел, чтобы поставить на наши паспорта печать - на сей раз треугольную, с вычурной надписью, - и мы решаем использовать это время для прогулки по городу.
   - Прежде всего осмотрите крепость, она всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, - настоятельно советует нам один из писарей, которые расположились во дворе у стен министерства и без устали выстукивают на машинках прошения для приходящих из деревни крестьян.
   Искать, а тем более найти определенное здание в сложнейшем лабиринте переулков восточных городов не так-то просто. Пройдя каких-нибудь 500 метров, вы чувствуете, что безнадежно заблудились. В пустыне ориентироваться куда проще, там выручает компас.
   Улицы лишь в редких случаях имеют названия. Приглашение в гости содержит поэтому не адрес, а указание такого рода: "Третий дом с зелеными рамами, налево от Омейядской мечети". Почта на дом не доставляется. Ее опускают в абонементный почтовый ящик, в Халебе их несколько тысяч.
   Но вот и крепость! Она возвышается над всем городом. И найти ее, оказывается, совсем нетрудно. Возраст крепости до сих пор вызывает споры среди ученых. Одни дают ей три с половиной тысячи лет, другие - "только" две с половиной. Свой нынешний облик крепость приобрела, однако, в раннем средневековье. Но в одном специалисты единодушны: нет другого древнего арабского сооружения, которое бы так хорошо сохранилось до наших дней. Крепостная стена и мосты, ворота и башни, сводчатые подвалы и рвы - все это и поныне остается шедевром арабской архитектуры и строительного искусства.
   С минарета виден весь город. Прямо под нами - бурлящий поток городского транспорта, на окраинах - новые текстильные фабрики и рафинадные предприятия, дымящиеся трубы цементного завода. А за ними до самого горизонта простирается Сирийская пустыня...
   Мы возвращаемся в приемную Министерства иностранных дел. Наши паспорта еще не готовы, и мы от нечего делать перелистываем путеводитель, изданный туристическим агентством Сирии. "Посетите Сирию, страну солнца и памятников древности!" - взывает брошюра в яркой обложке. Спору нет: солнца в Сирии хоть отбавляй. В памяти немедленно всплывают картины каменистых, высохших полей.
   Страна страдает от немилосердно палящих лучей дневного светила, за все летние месяцы тут не выпадает ни капли дождя. А так как в последние три года обычных осенних и зимних осадков тоже не было, иссохшие поля могут снова превратиться в степи. Путеводитель сообщает нам несколько любопытных цифр. Хотя площадь страны в два раза больше площади Германской Демократической Республики, Сирию населяют всего четыре с половиной миллиона человек. Приложенная к путеводителю карта говорит о том, что люди жмутся к узкой полосе земли вдоль западного побережья Средиземного моря; лишь на Евфрате, далеко на востоке, есть еще несколько населенных пунктов. Слишком щедро солнце, слишком мало воды - для людей и для посевов, три четверти территории страны занимают пустыни и неосвоенные земли. И в этом в немалой степени повинны сами жители. Развалины римского города Пальмиры, лежащие далеко в пустыне (к ним ведут лишь щебеночные дороги), красноречиво свидетельствуют о том, что 2 тысячи лет назад здесь были плодородные поля, способные прокормить десятки тысяч человек.
   Проблема водоснабжения в арабских странах на протяжении веков не нашла своего разрешения. В Хаме туриста, давно уж разучившегося чему-либо изумляться в наш век техники, восхищают гидравлические колеса. Эти гигантские сооружения, приводимые в движение силой течения реки Оронт, заставляют воду подниматься на высоту около 15 метров и через акведук поступать на поля. Колеса построены еще во времена Рима, и в течение почти 2 тысяч лет они выполняют свою функцию без помощи другого двигателя.
   Перефразируя арабскую поговорку, можно было бы сказать: "Время смеется над вещами, но колеса смеются над временем". Династии возвышались и гибли, бесконечной чередой сменяли друг друга римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, гунны, турки и снова арабы... А колеса продолжали вращаться, и теперь их монотонный скрип все так же смешивается с шумом потока. Дворцы эмиров и султанов давно превратились в прах, но, равнодушные к событиям, камеры колес по-прежнему поднимают воду и несут земле плодородие.
   Вода - одна из важнейших проблем нового государства. Лишь немногим деревням выпало счастье находиться поблизости от источника или реки, не высыхающей в летнее время. Правительство планирует построить на Евфрате плотину стоимостью 130 миллионов марок. Высота насыпи достигнет 65 метров, широко разветвленная система каналов даст воду 800 тысячам гектаров земли. Водохранилища и водонапорные башни постепенно, метр за метром, вынудят пустыню отступить.
   Но Сирия еще не в состоянии осуществить своими силами столь обширный проект. Усилия молодых национальных государств создать собственное независимое хозяйство заставляют активизироваться бывшие колониальные державы, которые пытаются возместить свое былое политическое господство над народами экономическим подчинением. Так, Западная Германия готова предоставить кредиты на строительство Евфратской плотины, но на условиях, несовместимых с суверенитетом Сирийского государства.
   Сирия, однако, уверенно идет своим путем. Евфратский проект - лишь один из многих.
   Нет нужды долго перелистывать экономический ежегодник Сирии, чтобы ознакомиться с другими планами гидросооружений. Уже на первых страницах приведены подробные данные об отдельных проектах. Давно миновали времена, когда Сирия безропотно принимала от природы ее скудные подачки и довольствовалась узенькими полосками плодородной земли вдоль берега моря.
   Цифры говорят не только о технических деталях, они красноречиво свидетельствуют о том, что народ осознал свою силу, понял, что может построить новую, свободную, лучшую жизнь. При наличии известной фантазии нетрудно представить себе, что кроется за сухими индексами справочника: для Сирии они означают увеличение плодородия почвы, а следовательно, и урожаев.
   "Проект строительства туннеля под горой Эль-Вастани, который соединит озеро Рогре, находящееся в 15 километрах к юго-западу от Адлаба, с рекой Эль-Ази. Осуществление этого проекта позволит освоить 5 тысяч гектаров пахотной земли". Кроме того, будет построена электростанция, которая благодаря разнице высот между озером и рекой сможет давать ежегодно 2500 киловатт-часов электроэнергии.
   "Проект Эль-Кабур. Ирригация 12.600 гектаров земли на левом берегу реки".
   "Проект Сен. Плотина между Баниясом и Хабалой поднимет уровень воды реки Сен на пять метров. Сеть каналов покроет площадь в полторы тысячи гектаров; система насосных станций позволит освоить еще полторы тысячи гектаров земли".
   Мы останавливаемся у одной из таких насосных станций. Маленький белый домик кубической формы. Перед ним - несколько грядок дынь и бобовых, небольшое поле сорго, а кругом - пустыня. На темно-коричневой земле - едва различимая, более светлая полоса: след недавно прорытого рва. На дне его проложены уходящие вдаль водопроводные трубы.
   В компрессорной стоит араб и привычными движениями управляет машиной. Своеобразное противоречие нашего времени: передовая техника, с одной стороны, и вековые обычаи - с другой. Центробежный насос новейшей конструкции, поблескивающая стальная арматура, а рядом механик в белой, длинной до пят галабии, его голову до самых бровей покрывает платок.
   Мы пожимаем ему руку - мозолистую, жесткую руку крестьянина. Его зовут Ахмед Амин, сообщает он нам, со своим сыном он, к сожалению, не может нас познакомить, так как мальчик в Хаме, в школе. Но если бы мы пожелали переночевать в его доме, он счел бы это за честь. Мы быстро принимаем решение. Солнце стоит уже угрожающе низко, до крупного города нам сегодня все равно не доехать.
   И вот мы сидим около костра. Пламя не спеша пожирает солому, смешанную с верблюжьим пометом. К ужину подают лепешки из кукурузной муки, овечье молоко, сорговую кашу и дыни - все то, что производится около дома. Крепкие сирийские сигареты идут по кругу. У нас за спиной хозяйка готовит нам постель из козьих шкур и одеял. Дрожащее пламя освещает как бы высеченный из камня профиль хозяина. Медленно, неторопливо сходят с его уст слова. О чем бы мы ни беседовали, разговор неизменно возвращается к одной и той же теме к воде.
   В МАШИНЕ ГЛАВНОЕ - СИГНАЛ
   Едем по направлению к столице. Дорога все время идет в гору. Прохладный ветер, задувающий сбоку, поднимает тучи песка, тормозит движение. Затихает он лишь после заката солнца. До самого горизонта простирается безбрежная пустыня. Шоссе все время петляет. Даже там, где асфальтированная лента стелется по равнине, повороты следуют один за другим - странное зрелище!
   Загадка разрешается просто: французской фирме, строившей дорогу, платили в зависимости от числа проложенных километров шоссе. Теперь сирийские инженеры прокладывают новую трассу, старая уже давно признана неудовлетворительной. Через каждые два-три поворота нам попадаются щиты с названием бригады, укладывающей настил. Дорога между Халебом и Дамаском сократится почти на треть.
   Чем ближе мы подъезжаем к столице, тем оживленнее становится движение. Часто встречаются автобусы дальнего следования, обшитые серебристым алюминием, с двойной крышей, и перегруженные десятитонки. Мимо на предельной скорости проносятся легковые машины и пикапы. Номера машин написаны дважды: рядом с европейскими цифрами ставятся арабские; благодаря этому мы быстро осваиваем последние. При покупках это сэкономит нам не одну копейку!
   Сирийские водители - народ бесцеремонный, это сразу бросается в глаза. Они убеждены, что дорога принадлежит тому, у кого более мощный мотор, поэтому, завидев грузовик, мы предпочитаем съезжать на обочину шоссе.
   Кстати, эти грузовики выглядят здесь в высшей степени оригинально. Огромные кузова обвешаны несметным количеством цветных лампочек, и под ними трудно различить привычные могучие очертания. В ночное время автомобили напоминают богато иллюминированные яхты. В кабинах наряду с орнаментами и изречениями из Корана висят вырезанные из газет портреты американских кинозвезд. Грузовик, у которого лишь один сигнал, считается в Сирии несовершенным. Как только на холме показывается встречная машина, установленные на крыше рожки компрессорной системы поднимают оглушительный рев. При сближении гремит еще сдвоенный клаксон. Этот шум может поднять и мертвого.
   И все же это мало помогает, что доказывают помятые, обгоревшие, искалеченные обломки грузовиков, которыми усеяны обочины дороги между Халебом и Дамаском. Хотя средства сообщения изменились, картина в основном та же, что и много веков назад, когда караванные пути окаймлялись скелетами павших верблюдов.
   ДРЕВНЕЙШИЙ ГОРОД МИРА
   Даже при самом поверхностном знакомстве Дамаск производит чарующее впечатление. Зеленым оазисом раскинулся он в долине реки Нахр-Барада, посреди серо-коричневых горных хребтов, начисто лишенных растительности.
   "Один из древнейших и густонаселенных городов мира, - сообщает путеводитель. - Дата основания теряется а полумраке истории" [4]. Путеводитель изобилует хронологическими датами, ссылками на годы царствования династий. Но поездка по старинным кварталам города не менее поучительна, чем перечисление правителей Сирии. Чем дальше мы углубляемся в узкие, извилистые переулки, тем больше убеждаемся, что развитие культуры приостановилось здесь еще много веков назад. Как и тогда, ремесленники сидят перед своими домишками, выделывая из меди и серебра украшения с арабским орнаментом. Мы наблюдаем работу стеклодувов, золотых дел мастеров. Под руками шорников кожа различных цветов превращается в удобные арабские седла. Продавцы лимонада напевными возгласами зазывают покупателей. На спине они несут бидоны с освежающими напитками: кокосовым молоком, финиковым соком, водой из сахарного тростника.
   Мы проталкиваемся сквозь толпы людей, заполняющих бесчисленные переулки базара, где тысячи торговцев выставили свои товары. Можете себе представить, как велик этот базар, если длина только крытых торговых рядов превышает 20 километров. Мы с трудом протискиваемся между прилавками. Яркая эмалированная посуда, швейцарские часы, изделия из кожи, масса золота и серебра с гравировкой и драгоценности тончайшей работы... Продавцы тканей предлагают славящийся во всем мире сирийский дамаст [так].
   Из архитектурных сооружений больше всего нам понравился Азмский [так] дворец. Он был построен в XVIII веке как резиденция губернатора, а сейчас доступ в него открыт всем, кто хочет ознакомиться с этим образцом арабской архитектуры и восточного великолепия. В оружейной палате наше восхищение вызвали дамасские клинки с искусной резьбой, прославившие свой родной город на весь мир.
   Другой квартал города напоминает о религиозных распрях. Еще и сегодня туристу показывают окно, через которое в I веке был спущен в корзине апостол Павел, спасавшийся от преследователей. В Омейядской мечети рядом с саркофагом Саладина захоронена голова Иоанна Крестителя.
   Мечети и дворцы безмолвно, но красноречиво свидетельствуют о том, как ислам вел борьбу за распространение своего влияния, а тяжелые ворота с запорами напоминают об ожесточенных боях за обладание городом.
   Зато облик Дамаска наших дней вполне современен. Кварталы узких темных улочек окружены кольцом новых зданий. Огромные корпуса жмутся один к другому: на просторах пустыни, где раньше ветер подымал тучи пыли, воздвигаются жилые дома бурно растущей столицы.
   С соседних гор открывается великолепный вид на море домов, мечети и широкие, обсаженные пальмами опрятные улицы. Легкие строения в южном стиле из бетона и стекла, которые можно встретить в любом крупном европейском городе, говорят о том, что и для Дамаска наступили новые времена. Но еще прекраснее город в вечерние часы. Как только удушающий зной спадает, город пробуждается к жизни. Вспыхивают яркие неоновые огни реклам, оглушительная перекличка современных автомобилей резко контрастирует с мерным, спокойным шагом толпы, прогуливающейся по бульварам.