Пока делаю свое дело, узнаю, что в замке ждут Корвина. Он будет утром. Должен посмотреть на нас, и сказать, мы ли это. Интересуюсь, что такого может сказать Корвин, если мы с ним ни разу не встречались. Парнишка этого не знает. Но Мерлин удалился в неизвестном направлении, и никто не знает, где его искать. Иногда он сам появляется, то один, то с Корал, потом снова исчезает. Никто не знает, когда он появится в следующий раз.
Хороший парнишка. Вежливый, отзывчивый. Интересуюсь, кто такой? Сын местного палача, так-то. Все равно хороший.
Парнишка уходит, а я возвращаюсь к своим баранам. Кому нужен свет? Отражению? Нет. Снаружи свет есть. Это под маской темнота. Глазам? Мозгу? Мозгу, наверно. Идут сигналы по зрительным нервам, раздражают какие-то участки коры… Без этого раздражения не работают соседние, которые тасуют отражения. Логично? А пес его знает! Все равно, дальше – сплошная метафизика. Но гипотеза есть. Нужно проверить. Как раздражить зрительный нерв? Можно – головой об стенку. Чтоб искры из глаз. Только эффект непродолжительный. Кратковременный эффект. Есть еще фосфены. Такие цветные пятна, которые видишь, если крепко зажмуришься.
Минут десять экспериментирую и выясняю, что фосфены в правом глазу самые яркие, если посильнее прижаться углом маски к стене. Теперь нужно добавить движение. Пячусь задом, царапая углом маски по стене. Упираюсь в угол, иду на исходную позицию и вновь пячусь. На шум заглядывает парнишка.
– Сэр Богдан, вы так стенку не проковыряете. Там под штукатуркой камень.
– Важен не результат, важно действие, – объясняю я ему. – Не могу же я ничего не делать. Скучно. Характер не позволяет.
Парнишка уходит, успокоенный. Вновь вызываю образ Лабиринта и царапаю маской по стенке. Сколько царапин оставил я там? Двести? Триста? Давно сбился со счета.
Получилось!!! По-лу-чи-лось!!! Я сделал это!!! В маске зажегся маленький красный светодиодик! Теперь у меня перед глазами есть настоящий свет. Остальное – дело техники. Кружу по камере, превращая маску в инфракрасные очки. И маску Гилвы – тоже. Но ее очки пока выключены. Сюрприз будет.
Заработали очки. Вижу все в зеленом свете. Моя скромная каморка с охапкой соломы в углу совсем не похожа на комнату для желанных гостей. Но теперь все в моей власти. Кружу по камере, избавляясь от печной трубы, сковывающей руки и, заодно, на стене, напротив двери, формирую еще одну дверь. Эта дверь ведет в коридор, соединяющий наши камеры – мою, Паолы и Гилвы.
Кажется, достаточно. Выхожу в коридор, иду в гости к Паоле. Моя жена сладко спит, свернувшись калачиком на соломе. Бужу ее, зажав рот ладонью. Паола ощупывает мою руку, целует ладонь и сладко потягивается.
– Что так долго? – шепотом спрашивает она и, не удержавшись, хихикает. – Опять служба?
Я вдруг понимаю, что в камере абсолютная темнота. Паола меня не видит. Да будет свет! – беру ее за руку и веду в коридор. В дальнем конце теплится огонек свечки. Паола спешит к ней, поднимает, осматривает коридор.
– Мы где?
– Я наколдовал черный ход. Не люблю на соломе спать.
Паола уже сосчитала двери, сориентировалась и исчезла за дверью камеры Гилвы. Звякает железо. Когда я вхожу, Гилва разминает руки. Дотрагиваюсь до ее маски и включаю инфракраснные очки.
– Демоны Обода! – изумляется она. – Это зрение Лабиринта?
– Нет. Очки, в которых ты тепло видишь.
– Слегка похоже на Логрусово зрение. Но почему все зеленое?
– Так проще сделать. Я лентяй. Сейчас наколдую противогазы, баллоны с сонным газом, усыпим всех, разыщем лошадей и смоемся отсюда.
– Богдан… Только не смотри на меня как на полоумную… Я хочу остаться.
– Тебе что, гостеприимство понравилось?
– Пойми ты, если мы сейчас сбежим, назад дороги не будет. Бенедикт мне этого не простит.
– ОН – ТЕБЕ???
– Но ведь он нам ничего плохого не сделал. Очень добро с нами обошелся. Только принял меры, чтоб мы не убежали. Я извиниться перед ним должна.
– Кто-то из нас двоих сошел с ума. Надеюсь, не я. Паола, ты что скажешь?
– Ты только не ругайся… Давай останемся до завтра, Гилве поможем. Нельзя Гилву одну бросать. Он ее обидеть захочет. А если ты рядом будешь – не посмеет. И я еще не все ему сказала. Он меня запомнит!
– Извращенки вы обе.
Никогда не стать мне настоящим эмберитом. Какая-то у них перевернутая мораль. Гостей приглашают, потом палкой по голове… А гостям это нравится. Нет, палкой – это меня, а нравится – Гилве. Может, в этом дело?
– А он мне нравится, нравится, нравится… – напеваю я, маршируя по коридору и наколдовывая нам огромную, залитую электрическим светом спальню с тремя кроватями под балдахинами. Войдя в азарт, добавляю к спальне гостиную со шкурой тигра на полу, головами носорога и мамонта на стенах и коллекцией кремневых ружей на стеллажах. Открываю дверь, пропускаю вперед дам. Паола визжит от восторга, бьет в ладоши и повисает у меня на шее. Гилва растрогана.
– Спасибо. Спасибо, Богдан. Я этого не забуду. Теперь мы с ним совсем по-другому говорить будем. Теперь он не посмеет нас и пальцем тронуть.
– А вдруг? Может, наколдовать роты две гвардии – для охраны нашего сна?
– Тебя что, по голове сильно тюкнули?
– Ага.
ИГРА БЕЗ КОЗЫРЕЙ
ИГРА В БИРЮЛЬКИ
ИГРА НА ИНТЕРЕС
Хороший парнишка. Вежливый, отзывчивый. Интересуюсь, кто такой? Сын местного палача, так-то. Все равно хороший.
Парнишка уходит, а я возвращаюсь к своим баранам. Кому нужен свет? Отражению? Нет. Снаружи свет есть. Это под маской темнота. Глазам? Мозгу? Мозгу, наверно. Идут сигналы по зрительным нервам, раздражают какие-то участки коры… Без этого раздражения не работают соседние, которые тасуют отражения. Логично? А пес его знает! Все равно, дальше – сплошная метафизика. Но гипотеза есть. Нужно проверить. Как раздражить зрительный нерв? Можно – головой об стенку. Чтоб искры из глаз. Только эффект непродолжительный. Кратковременный эффект. Есть еще фосфены. Такие цветные пятна, которые видишь, если крепко зажмуришься.
Минут десять экспериментирую и выясняю, что фосфены в правом глазу самые яркие, если посильнее прижаться углом маски к стене. Теперь нужно добавить движение. Пячусь задом, царапая углом маски по стене. Упираюсь в угол, иду на исходную позицию и вновь пячусь. На шум заглядывает парнишка.
– Сэр Богдан, вы так стенку не проковыряете. Там под штукатуркой камень.
– Важен не результат, важно действие, – объясняю я ему. – Не могу же я ничего не делать. Скучно. Характер не позволяет.
Парнишка уходит, успокоенный. Вновь вызываю образ Лабиринта и царапаю маской по стенке. Сколько царапин оставил я там? Двести? Триста? Давно сбился со счета.
Получилось!!! По-лу-чи-лось!!! Я сделал это!!! В маске зажегся маленький красный светодиодик! Теперь у меня перед глазами есть настоящий свет. Остальное – дело техники. Кружу по камере, превращая маску в инфракрасные очки. И маску Гилвы – тоже. Но ее очки пока выключены. Сюрприз будет.
Заработали очки. Вижу все в зеленом свете. Моя скромная каморка с охапкой соломы в углу совсем не похожа на комнату для желанных гостей. Но теперь все в моей власти. Кружу по камере, избавляясь от печной трубы, сковывающей руки и, заодно, на стене, напротив двери, формирую еще одну дверь. Эта дверь ведет в коридор, соединяющий наши камеры – мою, Паолы и Гилвы.
Кажется, достаточно. Выхожу в коридор, иду в гости к Паоле. Моя жена сладко спит, свернувшись калачиком на соломе. Бужу ее, зажав рот ладонью. Паола ощупывает мою руку, целует ладонь и сладко потягивается.
– Что так долго? – шепотом спрашивает она и, не удержавшись, хихикает. – Опять служба?
Я вдруг понимаю, что в камере абсолютная темнота. Паола меня не видит. Да будет свет! – беру ее за руку и веду в коридор. В дальнем конце теплится огонек свечки. Паола спешит к ней, поднимает, осматривает коридор.
– Мы где?
– Я наколдовал черный ход. Не люблю на соломе спать.
Паола уже сосчитала двери, сориентировалась и исчезла за дверью камеры Гилвы. Звякает железо. Когда я вхожу, Гилва разминает руки. Дотрагиваюсь до ее маски и включаю инфракраснные очки.
– Демоны Обода! – изумляется она. – Это зрение Лабиринта?
– Нет. Очки, в которых ты тепло видишь.
– Слегка похоже на Логрусово зрение. Но почему все зеленое?
– Так проще сделать. Я лентяй. Сейчас наколдую противогазы, баллоны с сонным газом, усыпим всех, разыщем лошадей и смоемся отсюда.
– Богдан… Только не смотри на меня как на полоумную… Я хочу остаться.
– Тебе что, гостеприимство понравилось?
– Пойми ты, если мы сейчас сбежим, назад дороги не будет. Бенедикт мне этого не простит.
– ОН – ТЕБЕ???
– Но ведь он нам ничего плохого не сделал. Очень добро с нами обошелся. Только принял меры, чтоб мы не убежали. Я извиниться перед ним должна.
– Кто-то из нас двоих сошел с ума. Надеюсь, не я. Паола, ты что скажешь?
– Ты только не ругайся… Давай останемся до завтра, Гилве поможем. Нельзя Гилву одну бросать. Он ее обидеть захочет. А если ты рядом будешь – не посмеет. И я еще не все ему сказала. Он меня запомнит!
– Извращенки вы обе.
Никогда не стать мне настоящим эмберитом. Какая-то у них перевернутая мораль. Гостей приглашают, потом палкой по голове… А гостям это нравится. Нет, палкой – это меня, а нравится – Гилве. Может, в этом дело?
– А он мне нравится, нравится, нравится… – напеваю я, маршируя по коридору и наколдовывая нам огромную, залитую электрическим светом спальню с тремя кроватями под балдахинами. Войдя в азарт, добавляю к спальне гостиную со шкурой тигра на полу, головами носорога и мамонта на стенах и коллекцией кремневых ружей на стеллажах. Открываю дверь, пропускаю вперед дам. Паола визжит от восторга, бьет в ладоши и повисает у меня на шее. Гилва растрогана.
– Спасибо. Спасибо, Богдан. Я этого не забуду. Теперь мы с ним совсем по-другому говорить будем. Теперь он не посмеет нас и пальцем тронуть.
– А вдруг? Может, наколдовать роты две гвардии – для охраны нашего сна?
– Тебя что, по голове сильно тюкнули?
– Ага.
ИГРА БЕЗ КОЗЫРЕЙ
Завтракаем в компании Бенедикта и Корвина. Едим с серебра. Корвин в джинсах, черных кожаных сапогах и клетчатой рубашке. Руки в мозолях. Совсем не похож на себя на карте. С аппетитом обгладывает кабанью ногу. Задает Гилве и мне множество вопросов. На большинство ни я, ни Гилва не можем ответить.
Странная у нас за столом компания собралась. Я игнорирую Бенедикта, Гилва не сводит с него глаз. Паола ничего не ест, иногда (редко, но очень к месту) отпускает шпильки. Ни Корвин, ни Бенедикт не обращают на нее внимания.
– Итак, единственная ваша цель – выяснить свое происхождение?
– Да.
– А потом?
– Не знаю… Я должен научиться держать свои силы в узде.
– А хотите попробовать пройти Лабиринт Эмбера?
– Это мне что-нибудь даст?
– Если он вас не уничтожит, семья вас признает.
– Не соглашайся. Они могут припугнуть Лабиринт кровью, и он тебя уничтожит, – советует Гилва, строя глазки Бенедикту.
– Если рисковать – то с Лабиринтом Дворкина.
– Лабиринт Дворкина поврежден. Пытаться пройти его без Камня Правосудия – верная смерть. С камнем – смертельно опасно.
– Однако, вы проходили его с Грейсвандиром.
– Мне повезло. И у меня есть Грейсвандир.
– Узнаю ли я что-нибудь новое, пройдя отражение настоящего Лабиринта?
– На это даст ответ только эксперимент. Вы должны попробовать.
– Извините, Корвин, игра в русскую рулетку не для меня. Пожалуй, я все-таки рискну в Логрусе. Риск не меньше, но там я точно узнаю что-то новенькое. Я космодесантник. В нашей среде не принято рисковать ради спортивного интереса.
Новое блюдо и новая перемена вин. Гилва делает маленький глоток и отставляет бокал.
– Не пей. Вино отравлено.
– Разве? – удивленно поднимает бровь Бенедикт. Делает крупный глоток из ее бокала, из моего, из бокала Паолы. Гилва, глядя ему прямо в глаза, выпивает до дна свой бокал. И бросает его через плечо. Пока они с Бенедиктом играют в гляделки, прихлебывая вино продолжаю беседу с Корвиным.
– Зачем пьешь, глупый! – спохватившись, шипит в ухо Паола и отбирает бокал.
– Вы должны попробовать, – убеждает меня Корвин.
Все тело леденеет. Слышу, понимаю, но не могу пошевелиться. Глаза закрываются сами собой. Вино действительно отравлено. Отравил, и сам выпил… Эх, Гилва…
Кто-то влажной тряпочкой обтирает мне лицо. Открываю глаза – Паола. Смахиваю слезинку с ее щеки, отбираю тряпочку и целую пальцы.
– Я им все сказала! – сообщает мне любимая. – Они меня запомнят!
– Где мы? – пытаюсь приподняться, и это удается. Чувствую себя очень даже неплохо. В вине был не яд, но снотворное. Обманули. Паршивцы.
– Мы в подземелье Лабиринта. Они хотят, чтоб ты прошел Лабиринт.
Встаю с ложа, которое оказывается раскладушкой незнакомой конструкции и осматриваюсь. Боже мой, половина семейства собралась. Корвин, Рэндом, Флора, Фиона, Жерар, Джулиан. Интересно отметить, что у Корвина щека оцарапана женскими ногтями. В углу на раскладушках лежат еще два тела. В сполохах синего света не сразу узнаю Гилву и Бенедикта. Любуюсь Лабиринтом. Красив! Лабиринт под открытым небом не смотрится. Только здесь, в подземелье, можно понять его красоту и мощь.
– По улицам слона водили, – декламирую я. – Знаете, чем кончилась эта история? Моська таки цапнула слона за ногу. А через три дня слон взбесился, и его пристрелили.
– Кто есть Моська? – спрашивает Рэндом.
– Не знаю. Я – слон. Слоны плохо видят. У них близорукость. Вы меня перебили. Тушу слона выбросили на свалку, и там ее два дня обгладывали дворняги и бездомные кошки. А потом они перекусали поголовно всех жителей города. И город вымер.
– Какая же мораль?
– Когда идет слон, уберите с его пути мосек. Пусть себе идет. Он же никого не трогает. Или вы хотите иметь дело с бешеным слоном? Может, вы хотите получить второй залитый кровью Лабиринт? У меня шевелится в голове интересная мысль. Может, именно так, используя меня, Корвин и его Лабиринт хотят добиться власти?
Слышу звук звонкой пощечины. Оглядываюсь. Нет, это еще не влияние моей речи. Это Гилва будит Бенедикта.
– Хотите нас рассорить? – интересуется Рэндом.
– Нет, – вру я. – Хочу понять, кто именно загоняет меня В ЭТОТ Лабиринт.
– У меня есть одна гипотеза. Он сам. Лабиринты борятся за власть, а власть – это информация. Проходя Лабиринт, вы делитесь с ним информацией. Пока Лабиринт Дворкина не был поврежден, он полностью контролировал этот Лабиринт, Лабиринт в Ребмэ и Лабиринт в Тир-на-Ногт. Но, с некоторых пор, наш Лабиринт начал игру не по правилам. Именно он вынудил Мерлина починить один из сломанных Лабиринтов. Казалось бы, усиление власти Порядка, ослабление Хаоса. Но Первозданный Лабиринт вынужден теперь контролировать ЧЕТЫРЕ исправных лабиринта. В обычное время это ему по силам. Но сейчас он опять поврежден. Учтем также, что Восстановленный Лабиринт является отражением не какого-нибудь, а именно Лабиринта Эмбера. То есть, полностью подконтролен ему. Вассал моего вассала – не мой вассал. Суммируя все сказанное, делаю вывод, что Лабиринт Эмбера собирается примерить желтую майку лидера.
– Переведите, – просит Гилва.
– Сесть на трон вместо Лабиринта Дворкина, – объясняю я. – Но зачем ему я?
– Богдан, это ясно всем, кроме тебя, – объясняет Гилва. – Ты – сила. Тот, кто контролирует тебя, владеет силой. Страшной силой. Это во-первых. Во-вторых, ты – лопух. Об Мерлина они зубы обломали, хотят попытать счастья с тобой.
– Здорово! Знаешь, есть такая игра – бейсбол. Один бросает мячик, второй со всей силы лупит по нему палкой. Так вот – я не слон. Они думают, что я мячик. Что посоветуешь?
Гилва задумчиво потерла переносицу.
– Пройди Лабиринт, Богдан.
– Пройти – значит усилить его.
– Не только. Ты усилишь его, он усилит тебя. Ты выиграешь больше.
– Но я нарушу равновесие сил.
– Пройди Логрус. Из мячика стань камнем. Не позволяй собой играть.
– Рэндом, а вы не боитесь нарушить равновесие между Порядком и Хаосом?
– Изменение будет небольшим. Полюс Порядка сместится незначительно. Но Эмбер от этого выиграет. Укрепит свои позиции, станет более стабильным. Кроме того, у меня есть причины не ссориться с Лабиринтом, – улыбнулся он.
– А если я не захочу соваться в Лабиринт?
– У вас нет выбора, – пожал плечами Рэндом. – Мы можем выйти из этого зала через дверь, но вы – только через Лабиринт. Кроме того, на вас легко воздействовать через девушку. Она ничего собой не представляет, но вы к ней привязаны.
– Понятно… Кстати, вы привязаны к Виале.
Хорохорюсь. Только теперь осознаю, в какую кучу дерьма влез. Паола – заложница. Я беспомощен, пока она у них в руках.
– Где мои вещи?
Рэндом подходит к одной из раскладушек, откидывает одеяло. Рассовываю мелочи по карманам. Цепляю на пояс шашку и футляр с колодой. Ненужная больше раскладушка исчезает со слабой вспышкой. Боковым зрением замечаю, что исчезла она одновременно с жестом Фионы. Несколько секунд размышляю, каким бы чудом ответить. Ничего не приходит на ум. Может, заказать себе скафандр? Или экзоскелетон. Никто еще не проходил Лабиринт в экзоскелетоне. Запрограммирую его двигаться по голубой линии, и он сам донесет меня до центра…
– Богдан, не слушай их! Будь собой! – кричит Паола и бросается к Лабиринту. Наперерез ей – Фиона. Паола уворачивается, оставляя в руках Фионы разорванное платье и несется стрелой к началу Лабиринта.
Спасают рефлексы космодесантника. Спринтерским рывком догоняю ее, подхватываю на руки в последний момент, но, по инерции сам влетаю в Лабиринт. Делаю два шага по голубой дорожке. Вот и все… Начал движение, назад пути нет.
– Зачем ты меня схватил? – рыдает Паола. – Они из тебя веревки вьют. Я тебя освободить хотела.
По-моему, у нее истерика. Подкидываю ее и перехватываю поудобнее.
– Гилва, подойди сюда. Возьми у меня Паолу.
Гилва подходит, но Лабиринт вспыхивает огненной стеной.
– Рэндом! Возьмите Паолу.
Опять огненная стена.
– Мне кажется, Лабиринт хочет, чтоб вы прошли его вдвоем, – сообщает Рэндом.
– Я могу опустить Паолу?
Рэндом вопросительно смотрит на Фиону. Та размышляет долгую минуту, потирая пальцами виски.
– Только в центре, – говорит она, все взвесив. – Если Паола коснется узора, одной Паолой станет меньше. Но, человек, проходящий лабиринт, имеет право нести на себе вещи. Одежду, оружие… Живых существ проносить никто не пробовал. Но и запрета явного не было. Боюсь только, что Лабиринт сведет Паолу с ума. Слушай меня, малышка. Не сдавайся и не отчаивайся. Борись. Представь, что ты своими ногами идешь по Лабиринту. Соберись с духом, иначе он тебя сомнет. Помогай Богдану.
Окидываю взглядом предстоящий путь и пересаживаю Паолу себе на шею. На руках мне ее не донести.
– Богдан, прости меня, – плачет Паола. – Я хотела, чтоб ты свободный стал, чтоб они не смогли тебя принудить.
– Перестань на меня капать горючими слезами. Вот жизнь! Так и знал, что ты на мне ездить будешь!
Что ни говори, а данные у меня были неплохие. Жизнь на свежем воздухе, месяц упорных тренировок. Да и Паола не так много весит. Первые несколько шагов считал, что пройду этот Лабиринт без особых усилий.
Я ошибался.
Лабиринт автоматически подбирает усилие сопротивления под возможности человека. Мне он выдал по полной программе. За двоих. Видимо, хотел высосать меня до донышка и убить на последних шагах. Уже после первой Вуали у меня дрожали колени. Я почувствовал настрой Лабиринта. Да, Лабиринт Корвина тоже выматывает. Но он «смотрит» на тебя с дружественной иронией. Этот Лабиринт жесток. Он холоден как океанские глубины и обозлен на людей. Почему так – не знаю.
Я шел ослепленный, мокрый как мышь, на подгибающихся ногах. Искры взлетали выше головы и жалили щеки. С каждым шагом он разбивал мою сущность на тысячи кусков и собирал вновь. С каждым шагом я должен был осознать, кто я и где я, набраться мужества и сделать следующий шаг.
А потом моя сущность и сущность Паолы начали объединяться и перемешиваться. С каждым шагом мы сливались в одно существо и распадались на два. Страшней ничего не может быть. Делать шаг, чтобы потерять половину себя… Зачем его делать – этот шаг?.. Я увидел тот самый трехмерный граф, о котором говорила Гилва. И на следующем шаге Паола увидела его в моих воспоминаниях. И пришла в ужас. Как я боялся сделать очередной шаг…
– Не сейчас… Этим займемся потом, – сказала мне Паола. Она уже взяла себя в руки. Славная моя.
Одолев две трети Лабиринта, я спекся. Уже не соображал, что делаю. Пот щипал глаза, губы хватали воздух, которого было слишком мало, сердце стучало в груди отбойным молотком. Меня вела Паола. Шептала, уговаривала, кричала, била по щекам и натирала уши. И я, отзываясь на ее мольбы и приказы, делал очередной шаг. Десятки слов на каждый шаг – так мне казалось.
Лабиринт все рассчитал точно. Я должен был упасть метрах в пяти от площадки. Не знаю, пробовал ли кто преодолевать последние метры ползком, но для Паолы это верная смерть. Лабиринт ошибся только в одном. Ему не следовало столько раз сливать наши сущности.
– Биофорсаж! – скомандовала Паола. – Вперед шагом марш! – и я прошел последние метры строевым шагом, как на плацу.
– Стой! – скомандовала Паола. – Осторожно сними меня. Сядь на пол. Умница. Теперь ложись. Положи голову мне на колени… ПРИДИ В СЕБЯ!
Я слабо дернулся и отрубился.
Открываю глаза – восхитительная картина. Надо мной два упругих полушария с черными виноградинами сосков. Черные – это из-за синего освещения. На самом деле они восхитительного цвета. Протягиваю руку, чтоб пощупать это чудо, но мою руку отбрасывает сердитая ладошка.
– Нашел время! Гилве плохо!
Приподнимаю голову, смотрю на суету людей. Гилва снова лежит на раскладушке, Бенедикт и Фиона на коленях стоят у изголовья. Фиона делает руками пассы. Сдаю козырь Рэндома.
– Что с Гилвой?
– Не понимаю. Фиона говорит, похоже на нервное истощение. Впрочем, она уже приходит в себя.
Прерываю контакт, сдаю козырь Гилвы. Контакт устанавливается мгновенно. Но, похоже, здесь я лишний. Бенедикт держит за руку деву Хаоса, и глаза у него как у побитой собаки. Замечает меня, смущается, но руку Гилвы не выпускает.
– Как ты?
– Не беспокойся, Повелитель. Со мной все в порядке. В полном порядке. Вернула долг.
– Какой долг?
– Поделилась с Паолой жизненной энергией. Когда ты меня по горлу полоснул, она со мной делилась. Сейчас я вернула. Терпеть не могу в долг жить.
Странная у нас за столом компания собралась. Я игнорирую Бенедикта, Гилва не сводит с него глаз. Паола ничего не ест, иногда (редко, но очень к месту) отпускает шпильки. Ни Корвин, ни Бенедикт не обращают на нее внимания.
– Итак, единственная ваша цель – выяснить свое происхождение?
– Да.
– А потом?
– Не знаю… Я должен научиться держать свои силы в узде.
– А хотите попробовать пройти Лабиринт Эмбера?
– Это мне что-нибудь даст?
– Если он вас не уничтожит, семья вас признает.
– Не соглашайся. Они могут припугнуть Лабиринт кровью, и он тебя уничтожит, – советует Гилва, строя глазки Бенедикту.
– Если рисковать – то с Лабиринтом Дворкина.
– Лабиринт Дворкина поврежден. Пытаться пройти его без Камня Правосудия – верная смерть. С камнем – смертельно опасно.
– Однако, вы проходили его с Грейсвандиром.
– Мне повезло. И у меня есть Грейсвандир.
– Узнаю ли я что-нибудь новое, пройдя отражение настоящего Лабиринта?
– На это даст ответ только эксперимент. Вы должны попробовать.
– Извините, Корвин, игра в русскую рулетку не для меня. Пожалуй, я все-таки рискну в Логрусе. Риск не меньше, но там я точно узнаю что-то новенькое. Я космодесантник. В нашей среде не принято рисковать ради спортивного интереса.
Новое блюдо и новая перемена вин. Гилва делает маленький глоток и отставляет бокал.
– Не пей. Вино отравлено.
– Разве? – удивленно поднимает бровь Бенедикт. Делает крупный глоток из ее бокала, из моего, из бокала Паолы. Гилва, глядя ему прямо в глаза, выпивает до дна свой бокал. И бросает его через плечо. Пока они с Бенедиктом играют в гляделки, прихлебывая вино продолжаю беседу с Корвиным.
– Зачем пьешь, глупый! – спохватившись, шипит в ухо Паола и отбирает бокал.
– Вы должны попробовать, – убеждает меня Корвин.
Все тело леденеет. Слышу, понимаю, но не могу пошевелиться. Глаза закрываются сами собой. Вино действительно отравлено. Отравил, и сам выпил… Эх, Гилва…
Кто-то влажной тряпочкой обтирает мне лицо. Открываю глаза – Паола. Смахиваю слезинку с ее щеки, отбираю тряпочку и целую пальцы.
– Я им все сказала! – сообщает мне любимая. – Они меня запомнят!
– Где мы? – пытаюсь приподняться, и это удается. Чувствую себя очень даже неплохо. В вине был не яд, но снотворное. Обманули. Паршивцы.
– Мы в подземелье Лабиринта. Они хотят, чтоб ты прошел Лабиринт.
Встаю с ложа, которое оказывается раскладушкой незнакомой конструкции и осматриваюсь. Боже мой, половина семейства собралась. Корвин, Рэндом, Флора, Фиона, Жерар, Джулиан. Интересно отметить, что у Корвина щека оцарапана женскими ногтями. В углу на раскладушках лежат еще два тела. В сполохах синего света не сразу узнаю Гилву и Бенедикта. Любуюсь Лабиринтом. Красив! Лабиринт под открытым небом не смотрится. Только здесь, в подземелье, можно понять его красоту и мощь.
– По улицам слона водили, – декламирую я. – Знаете, чем кончилась эта история? Моська таки цапнула слона за ногу. А через три дня слон взбесился, и его пристрелили.
– Кто есть Моська? – спрашивает Рэндом.
– Не знаю. Я – слон. Слоны плохо видят. У них близорукость. Вы меня перебили. Тушу слона выбросили на свалку, и там ее два дня обгладывали дворняги и бездомные кошки. А потом они перекусали поголовно всех жителей города. И город вымер.
– Какая же мораль?
– Когда идет слон, уберите с его пути мосек. Пусть себе идет. Он же никого не трогает. Или вы хотите иметь дело с бешеным слоном? Может, вы хотите получить второй залитый кровью Лабиринт? У меня шевелится в голове интересная мысль. Может, именно так, используя меня, Корвин и его Лабиринт хотят добиться власти?
Слышу звук звонкой пощечины. Оглядываюсь. Нет, это еще не влияние моей речи. Это Гилва будит Бенедикта.
– Хотите нас рассорить? – интересуется Рэндом.
– Нет, – вру я. – Хочу понять, кто именно загоняет меня В ЭТОТ Лабиринт.
– У меня есть одна гипотеза. Он сам. Лабиринты борятся за власть, а власть – это информация. Проходя Лабиринт, вы делитесь с ним информацией. Пока Лабиринт Дворкина не был поврежден, он полностью контролировал этот Лабиринт, Лабиринт в Ребмэ и Лабиринт в Тир-на-Ногт. Но, с некоторых пор, наш Лабиринт начал игру не по правилам. Именно он вынудил Мерлина починить один из сломанных Лабиринтов. Казалось бы, усиление власти Порядка, ослабление Хаоса. Но Первозданный Лабиринт вынужден теперь контролировать ЧЕТЫРЕ исправных лабиринта. В обычное время это ему по силам. Но сейчас он опять поврежден. Учтем также, что Восстановленный Лабиринт является отражением не какого-нибудь, а именно Лабиринта Эмбера. То есть, полностью подконтролен ему. Вассал моего вассала – не мой вассал. Суммируя все сказанное, делаю вывод, что Лабиринт Эмбера собирается примерить желтую майку лидера.
– Переведите, – просит Гилва.
– Сесть на трон вместо Лабиринта Дворкина, – объясняю я. – Но зачем ему я?
– Богдан, это ясно всем, кроме тебя, – объясняет Гилва. – Ты – сила. Тот, кто контролирует тебя, владеет силой. Страшной силой. Это во-первых. Во-вторых, ты – лопух. Об Мерлина они зубы обломали, хотят попытать счастья с тобой.
– Здорово! Знаешь, есть такая игра – бейсбол. Один бросает мячик, второй со всей силы лупит по нему палкой. Так вот – я не слон. Они думают, что я мячик. Что посоветуешь?
Гилва задумчиво потерла переносицу.
– Пройди Лабиринт, Богдан.
– Пройти – значит усилить его.
– Не только. Ты усилишь его, он усилит тебя. Ты выиграешь больше.
– Но я нарушу равновесие сил.
– Пройди Логрус. Из мячика стань камнем. Не позволяй собой играть.
– Рэндом, а вы не боитесь нарушить равновесие между Порядком и Хаосом?
– Изменение будет небольшим. Полюс Порядка сместится незначительно. Но Эмбер от этого выиграет. Укрепит свои позиции, станет более стабильным. Кроме того, у меня есть причины не ссориться с Лабиринтом, – улыбнулся он.
– А если я не захочу соваться в Лабиринт?
– У вас нет выбора, – пожал плечами Рэндом. – Мы можем выйти из этого зала через дверь, но вы – только через Лабиринт. Кроме того, на вас легко воздействовать через девушку. Она ничего собой не представляет, но вы к ней привязаны.
– Понятно… Кстати, вы привязаны к Виале.
Хорохорюсь. Только теперь осознаю, в какую кучу дерьма влез. Паола – заложница. Я беспомощен, пока она у них в руках.
– Где мои вещи?
Рэндом подходит к одной из раскладушек, откидывает одеяло. Рассовываю мелочи по карманам. Цепляю на пояс шашку и футляр с колодой. Ненужная больше раскладушка исчезает со слабой вспышкой. Боковым зрением замечаю, что исчезла она одновременно с жестом Фионы. Несколько секунд размышляю, каким бы чудом ответить. Ничего не приходит на ум. Может, заказать себе скафандр? Или экзоскелетон. Никто еще не проходил Лабиринт в экзоскелетоне. Запрограммирую его двигаться по голубой линии, и он сам донесет меня до центра…
– Богдан, не слушай их! Будь собой! – кричит Паола и бросается к Лабиринту. Наперерез ей – Фиона. Паола уворачивается, оставляя в руках Фионы разорванное платье и несется стрелой к началу Лабиринта.
Спасают рефлексы космодесантника. Спринтерским рывком догоняю ее, подхватываю на руки в последний момент, но, по инерции сам влетаю в Лабиринт. Делаю два шага по голубой дорожке. Вот и все… Начал движение, назад пути нет.
– Зачем ты меня схватил? – рыдает Паола. – Они из тебя веревки вьют. Я тебя освободить хотела.
По-моему, у нее истерика. Подкидываю ее и перехватываю поудобнее.
– Гилва, подойди сюда. Возьми у меня Паолу.
Гилва подходит, но Лабиринт вспыхивает огненной стеной.
– Рэндом! Возьмите Паолу.
Опять огненная стена.
– Мне кажется, Лабиринт хочет, чтоб вы прошли его вдвоем, – сообщает Рэндом.
– Я могу опустить Паолу?
Рэндом вопросительно смотрит на Фиону. Та размышляет долгую минуту, потирая пальцами виски.
– Только в центре, – говорит она, все взвесив. – Если Паола коснется узора, одной Паолой станет меньше. Но, человек, проходящий лабиринт, имеет право нести на себе вещи. Одежду, оружие… Живых существ проносить никто не пробовал. Но и запрета явного не было. Боюсь только, что Лабиринт сведет Паолу с ума. Слушай меня, малышка. Не сдавайся и не отчаивайся. Борись. Представь, что ты своими ногами идешь по Лабиринту. Соберись с духом, иначе он тебя сомнет. Помогай Богдану.
Окидываю взглядом предстоящий путь и пересаживаю Паолу себе на шею. На руках мне ее не донести.
– Богдан, прости меня, – плачет Паола. – Я хотела, чтоб ты свободный стал, чтоб они не смогли тебя принудить.
– Перестань на меня капать горючими слезами. Вот жизнь! Так и знал, что ты на мне ездить будешь!
Что ни говори, а данные у меня были неплохие. Жизнь на свежем воздухе, месяц упорных тренировок. Да и Паола не так много весит. Первые несколько шагов считал, что пройду этот Лабиринт без особых усилий.
Я ошибался.
Лабиринт автоматически подбирает усилие сопротивления под возможности человека. Мне он выдал по полной программе. За двоих. Видимо, хотел высосать меня до донышка и убить на последних шагах. Уже после первой Вуали у меня дрожали колени. Я почувствовал настрой Лабиринта. Да, Лабиринт Корвина тоже выматывает. Но он «смотрит» на тебя с дружественной иронией. Этот Лабиринт жесток. Он холоден как океанские глубины и обозлен на людей. Почему так – не знаю.
Я шел ослепленный, мокрый как мышь, на подгибающихся ногах. Искры взлетали выше головы и жалили щеки. С каждым шагом он разбивал мою сущность на тысячи кусков и собирал вновь. С каждым шагом я должен был осознать, кто я и где я, набраться мужества и сделать следующий шаг.
А потом моя сущность и сущность Паолы начали объединяться и перемешиваться. С каждым шагом мы сливались в одно существо и распадались на два. Страшней ничего не может быть. Делать шаг, чтобы потерять половину себя… Зачем его делать – этот шаг?.. Я увидел тот самый трехмерный граф, о котором говорила Гилва. И на следующем шаге Паола увидела его в моих воспоминаниях. И пришла в ужас. Как я боялся сделать очередной шаг…
– Не сейчас… Этим займемся потом, – сказала мне Паола. Она уже взяла себя в руки. Славная моя.
Одолев две трети Лабиринта, я спекся. Уже не соображал, что делаю. Пот щипал глаза, губы хватали воздух, которого было слишком мало, сердце стучало в груди отбойным молотком. Меня вела Паола. Шептала, уговаривала, кричала, била по щекам и натирала уши. И я, отзываясь на ее мольбы и приказы, делал очередной шаг. Десятки слов на каждый шаг – так мне казалось.
Лабиринт все рассчитал точно. Я должен был упасть метрах в пяти от площадки. Не знаю, пробовал ли кто преодолевать последние метры ползком, но для Паолы это верная смерть. Лабиринт ошибся только в одном. Ему не следовало столько раз сливать наши сущности.
– Биофорсаж! – скомандовала Паола. – Вперед шагом марш! – и я прошел последние метры строевым шагом, как на плацу.
– Стой! – скомандовала Паола. – Осторожно сними меня. Сядь на пол. Умница. Теперь ложись. Положи голову мне на колени… ПРИДИ В СЕБЯ!
Я слабо дернулся и отрубился.
Открываю глаза – восхитительная картина. Надо мной два упругих полушария с черными виноградинами сосков. Черные – это из-за синего освещения. На самом деле они восхитительного цвета. Протягиваю руку, чтоб пощупать это чудо, но мою руку отбрасывает сердитая ладошка.
– Нашел время! Гилве плохо!
Приподнимаю голову, смотрю на суету людей. Гилва снова лежит на раскладушке, Бенедикт и Фиона на коленях стоят у изголовья. Фиона делает руками пассы. Сдаю козырь Рэндома.
– Что с Гилвой?
– Не понимаю. Фиона говорит, похоже на нервное истощение. Впрочем, она уже приходит в себя.
Прерываю контакт, сдаю козырь Гилвы. Контакт устанавливается мгновенно. Но, похоже, здесь я лишний. Бенедикт держит за руку деву Хаоса, и глаза у него как у побитой собаки. Замечает меня, смущается, но руку Гилвы не выпускает.
– Как ты?
– Не беспокойся, Повелитель. Со мной все в порядке. В полном порядке. Вернула долг.
– Какой долг?
– Поделилась с Паолой жизненной энергией. Когда ты меня по горлу полоснул, она со мной делилась. Сейчас я вернула. Терпеть не могу в долг жить.
ИГРА В БИРЮЛЬКИ
– Где мы? – испуганно озирается Паола. Присаживаюсь на корточки и рассматриваю черное пятно. Оно не очень широкое, но пересекает две голубые дорожки.
– На полюсе мира. Перед тобой – Лабиринт. Первозданный Лабиринт Порядка. Нарисованный кровью Дворкина. Он есть Дворкин, и Дворкин есть он.
– Кровью? – возмущается кто-то за моей спиной. – Ох уж мне эти переписчики! Лабиринт сотворен болью и кровью моей души – вот как было в оригинале. Все остальное – энтропия информации.
Паола падает на колени перед горбатым старичком и пытается поцеловать его руку.
– А ты, Богдан, в душе художник, – говорит Дворкин, поворачивая ее голову за подбородок. – Пришли узнать про Истинный Терминал? Торопитесь, ох, торопитесь. Ну воплотишь ты ее. Что получишь? Несмышленыша бестолкового. Нет, парень, рано ее в мир выводить.
– Я пришел посмотреть, сильно ли поврежден Лабиринт.
– А не за Истинным Терминалом? Парень, ты меня огорчаешь. Целый месяц… Хотя, с такой кобылкой… Эх, будь я помоложе… – старичок мелко захихикал, теряя облик, превращаясь во что-то рогатое, хвостатое. Однорогое!!! Черный единорог!
– Ах, – говорит Паола и падает. Я даже подхватить не успеваю. А пока привожу в чувство, Дворкин исчезает. Так и не успел спросить главное.
Нет, этот полюс мне не очень нравится. Можно сапоги стоптать, но так и не наколдовать себе ужин. Голова раскалывается, а результат – один крошечный мухомор величиной с наперсток.
– Давай, я ягод в лесу поищу, а ты Дворкина покараулишь, – предлагает Паола.
– Ты не понимаешь, это дело принципа, – внушаю я ей, и понимаю, что так оно и есть. Черт возьми, простая же задача. Добыть немного еды. Игра с отражениями здесь, на полюсе Порядка не проходит. Что остается? Все мои колдовские возможности можно по пальцам одной руки сосчитать. И три пальца свободные останутся. Отражения и карты. Установить козырной контакт с Гилвой и попросить колбаски? Выход, конечно, только стыдно. Мелко для Повелителя.
– Родил идею? Я есть хочу, – жалуется Паола.
– Думаешь, рожать легко?
– Мужчинам – легко! – уверенно заявляет находчивая моя.
Неожиданно вспоминаю, что я теперь умею рисовать козыри. Еще после первого Лабиринта умел. Но тогда это в глубине памяти сидело, наверх не всплыло. Дело, в общем-то, нехитрое. Козырь – это просто ярлык, отражающий истинную сущность субъекта-объекта финиш-позиции. Здесь, вблизи одного из полюсов мира, изготовить козырь особенно просто.
Бегу по туннелям в кабинет Дворкина. Нахожу несколько кусков мела и спешу назад. «Если от бОльшего взять немножко – это не кража, а просто дележка!» – так Максим Горький сказал.
У входа в туннель есть отличная гладкая черная скала. Лихорадочными штрихами намечаю картину. Стеллажи с занавесками, уходящие вдаль.
– Что ты рисуешь?
– Козырь! Склад! Там, за занавесками, все, что нам нужно.
– Не забудь мое новое платье, – напоминает практичная Паола.
Черный единорог с доброжелательной улыбкой наблюдал за суетливой возней молодых у скалы. (Не можете представить улыбку на морде единорога? Фу на вас!) На фоне черных камней он был практически незаметен. Девушка пожертвовала остатки одежды на тряпку. Мужчина торопливо стирал неверные линии, проводил не менее неверные, опять стирал… Единорог усмехнулся и незаметно выправил рисунок усилием воли.
– Богдан, а занавески зачем? – спросила девушка.
– Я что, Гоген, каждую фитюльку вырисовывать? Пусть она меня за занавеской дожидается.
– А-а…
– Кажется, получилось, – мужчина отошел на три шага и удовлетворенно окинул взглядом картину. – Все на местах… Начинаем!
Под пристальным взглядом скала покрылась изморосью. В воздухе похолодало. Мужчина засмеялся, по локоть засунул руку в скалу. Наклонился, и вся его верхняя половина скрылась в камне.
– Второй шаг третьей ступени, – пробормотал единорог. – Освоение мастерства. Выработка собственного почерка. Торопится. Спешит. Куда они все так торопятся?
– А-а-а!!! – завопил мужчина, вылетел из камня как пробка из бутылки, перевернулся пару раз через голову и растянулся на земле. Девушка вскрикнула и бросилась к нему.
– Богданчик, миленький, скажи, ты живой? Что с тобой? Не молчи! Скажи что-нибудь!
– И-и-и… И-и-иде… Иде-е-е…
– Закрой ротик. Дыши глубоко и ровно.
– И-идеол-логия была п-п-правильная. Но-о в-в мет-тодологию з-закралась ошибка!
– Ох, мамочка!
– О-о-охх… О-ох… Оххр-р…
– Успокойся. Помолчи. Тебе вредно разговаривать.
– О-охран-ная с-с-сигнализация.
– Успокойся, миленький, все пройдет.
– С-сигнализация! С-ссука! С-стуком токнула.
Мужчина осмотрел ладони, согнул и разогнул пальцы и, пошатываясь, побрел к скале.
– С-сейчас с-сотру с-сигнализацию, с-станет бе-е-е…
– Может, не надо, а?
– Бе-е-зопасно станет.
– А-а…
Мужчина изучил свой рисунок и присел на обломок скалы.
– О-отдохну. Руки дрожат. Со-отру что-нибудь не то, о-обидно будет.
Девушка опустилась рядом с ним и начачала массировать плечи.
– Не забудь новое платье и что-нибудь для Гилвы.
Отдохнув четверть часа, мужчина подошел к скале, стер несколько линий и вновь до половины погрузился в рисунок. Над его задницей, торчащей из камня, зажглось всеми цветами радуги маленькое полярное сияние.
– Как красиво… Ты покажешь это Гилве? – поинтересовалась девушка.
– Не сейчас. Держи, – из стены появилась рука с канистрой. Девушка поставила канистру в сторонку. За канистрой последовали картонная коробка, ящик, еще коробка, пластмассовый пенал, деревянная шкатулка, пакет с ручками и много-много других вещей. Девушка с трудом успевала их складывать. Внезапно мужчина вынырнул из камня и с лихорадочной поспешностью принялся стирать рисунок рукавом.
– Нет, это ж надо!.. Чтоб я сдох!
– Что случилось? – испуганно спросила девушка.
– Полиция набежала.
– На полюсе мира. Перед тобой – Лабиринт. Первозданный Лабиринт Порядка. Нарисованный кровью Дворкина. Он есть Дворкин, и Дворкин есть он.
– Кровью? – возмущается кто-то за моей спиной. – Ох уж мне эти переписчики! Лабиринт сотворен болью и кровью моей души – вот как было в оригинале. Все остальное – энтропия информации.
Паола падает на колени перед горбатым старичком и пытается поцеловать его руку.
– А ты, Богдан, в душе художник, – говорит Дворкин, поворачивая ее голову за подбородок. – Пришли узнать про Истинный Терминал? Торопитесь, ох, торопитесь. Ну воплотишь ты ее. Что получишь? Несмышленыша бестолкового. Нет, парень, рано ее в мир выводить.
– Я пришел посмотреть, сильно ли поврежден Лабиринт.
– А не за Истинным Терминалом? Парень, ты меня огорчаешь. Целый месяц… Хотя, с такой кобылкой… Эх, будь я помоложе… – старичок мелко захихикал, теряя облик, превращаясь во что-то рогатое, хвостатое. Однорогое!!! Черный единорог!
– Ах, – говорит Паола и падает. Я даже подхватить не успеваю. А пока привожу в чувство, Дворкин исчезает. Так и не успел спросить главное.
Нет, этот полюс мне не очень нравится. Можно сапоги стоптать, но так и не наколдовать себе ужин. Голова раскалывается, а результат – один крошечный мухомор величиной с наперсток.
– Давай, я ягод в лесу поищу, а ты Дворкина покараулишь, – предлагает Паола.
– Ты не понимаешь, это дело принципа, – внушаю я ей, и понимаю, что так оно и есть. Черт возьми, простая же задача. Добыть немного еды. Игра с отражениями здесь, на полюсе Порядка не проходит. Что остается? Все мои колдовские возможности можно по пальцам одной руки сосчитать. И три пальца свободные останутся. Отражения и карты. Установить козырной контакт с Гилвой и попросить колбаски? Выход, конечно, только стыдно. Мелко для Повелителя.
– Родил идею? Я есть хочу, – жалуется Паола.
– Думаешь, рожать легко?
– Мужчинам – легко! – уверенно заявляет находчивая моя.
Неожиданно вспоминаю, что я теперь умею рисовать козыри. Еще после первого Лабиринта умел. Но тогда это в глубине памяти сидело, наверх не всплыло. Дело, в общем-то, нехитрое. Козырь – это просто ярлык, отражающий истинную сущность субъекта-объекта финиш-позиции. Здесь, вблизи одного из полюсов мира, изготовить козырь особенно просто.
Бегу по туннелям в кабинет Дворкина. Нахожу несколько кусков мела и спешу назад. «Если от бОльшего взять немножко – это не кража, а просто дележка!» – так Максим Горький сказал.
У входа в туннель есть отличная гладкая черная скала. Лихорадочными штрихами намечаю картину. Стеллажи с занавесками, уходящие вдаль.
– Что ты рисуешь?
– Козырь! Склад! Там, за занавесками, все, что нам нужно.
– Не забудь мое новое платье, – напоминает практичная Паола.
Черный единорог с доброжелательной улыбкой наблюдал за суетливой возней молодых у скалы. (Не можете представить улыбку на морде единорога? Фу на вас!) На фоне черных камней он был практически незаметен. Девушка пожертвовала остатки одежды на тряпку. Мужчина торопливо стирал неверные линии, проводил не менее неверные, опять стирал… Единорог усмехнулся и незаметно выправил рисунок усилием воли.
– Богдан, а занавески зачем? – спросила девушка.
– Я что, Гоген, каждую фитюльку вырисовывать? Пусть она меня за занавеской дожидается.
– А-а…
– Кажется, получилось, – мужчина отошел на три шага и удовлетворенно окинул взглядом картину. – Все на местах… Начинаем!
Под пристальным взглядом скала покрылась изморосью. В воздухе похолодало. Мужчина засмеялся, по локоть засунул руку в скалу. Наклонился, и вся его верхняя половина скрылась в камне.
– Второй шаг третьей ступени, – пробормотал единорог. – Освоение мастерства. Выработка собственного почерка. Торопится. Спешит. Куда они все так торопятся?
– А-а-а!!! – завопил мужчина, вылетел из камня как пробка из бутылки, перевернулся пару раз через голову и растянулся на земле. Девушка вскрикнула и бросилась к нему.
– Богданчик, миленький, скажи, ты живой? Что с тобой? Не молчи! Скажи что-нибудь!
– И-и-и… И-и-иде… Иде-е-е…
– Закрой ротик. Дыши глубоко и ровно.
– И-идеол-логия была п-п-правильная. Но-о в-в мет-тодологию з-закралась ошибка!
– Ох, мамочка!
– О-о-охх… О-ох… Оххр-р…
– Успокойся. Помолчи. Тебе вредно разговаривать.
– О-охран-ная с-с-сигнализация.
– Успокойся, миленький, все пройдет.
– С-сигнализация! С-ссука! С-стуком токнула.
Мужчина осмотрел ладони, согнул и разогнул пальцы и, пошатываясь, побрел к скале.
– С-сейчас с-сотру с-сигнализацию, с-станет бе-е-е…
– Может, не надо, а?
– Бе-е-зопасно станет.
– А-а…
Мужчина изучил свой рисунок и присел на обломок скалы.
– О-отдохну. Руки дрожат. Со-отру что-нибудь не то, о-обидно будет.
Девушка опустилась рядом с ним и начачала массировать плечи.
– Не забудь новое платье и что-нибудь для Гилвы.
Отдохнув четверть часа, мужчина подошел к скале, стер несколько линий и вновь до половины погрузился в рисунок. Над его задницей, торчащей из камня, зажглось всеми цветами радуги маленькое полярное сияние.
– Как красиво… Ты покажешь это Гилве? – поинтересовалась девушка.
– Не сейчас. Держи, – из стены появилась рука с канистрой. Девушка поставила канистру в сторонку. За канистрой последовали картонная коробка, ящик, еще коробка, пластмассовый пенал, деревянная шкатулка, пакет с ручками и много-много других вещей. Девушка с трудом успевала их складывать. Внезапно мужчина вынырнул из камня и с лихорадочной поспешностью принялся стирать рисунок рукавом.
– Нет, это ж надо!.. Чтоб я сдох!
– Что случилось? – испуганно спросила девушка.
– Полиция набежала.
ИГРА НА ИНТЕРЕС
Мы вновь в Эмбере. За трое суток ожидания Дворкин так и не появился. Теперь мы в замке свои. Родство доказано, хотя степень родства не установлена. Нам даже выделили в вечное пользование две комнаты на третьем этаже. Все думали, что я – скромный, остановлюсь на двух маленьких комнатушках напротив лаборатории, но Паоле приглянулись комнаты над столовой: угловая и соседняя, примыкающая к покоям Флоры. Просторней апартаменты только у Рэндома – если считать вместе со студией Виалы. Из каждой комнаты есть выход на крохотный полукруглый балкончик. До библиотеки два шага – гостиную перейти. Пришлось одну дверь заложить и одну прорезать. Но бластер справился со стеной за несколько минут, а остальное доделали каменщики и плотники. Кое-кому (не будем указывать пальцем, но это был Джулиан) Паола объяснила, что я имею право на четыре комнаты, как семейный человек, и лишь врожденная скромность велит мне остановиться на двух. Корвину было поставлено на вид, что его гостей третируют, а если так, то я, как человек скромный и простой, могу поселиться и в подвальчике, Бенедикт подтвердит. Но вот, что станет с Лабиринтом…
Чем рискует Лабиринт, мы так и не узнали, потому что Виала и Гилва подхватили Паолу под локотки и увели в студию. Вскоре туда же ускользнула и Льювилла. А когда за дверью скрылась Флори и колокольчиком зазвенел смех Паолы, началась вербовка меня. Надо отдать должное эмберитам, делали они это деликатно и в порядке очереди. Лишь Корвин и Фиона не строили на мой счет никаких планов, но предложили обращаться за помощью. Бенедикт не изъявил желания подойти ко мне, и я ответил тем же. Рэндом деликатно намекнул, что Гилва – не его, а мой гость. Надо понимать так, что если она испачкает ковер, по попе отшлепают меня.
Чем рискует Лабиринт, мы так и не узнали, потому что Виала и Гилва подхватили Паолу под локотки и увели в студию. Вскоре туда же ускользнула и Льювилла. А когда за дверью скрылась Флори и колокольчиком зазвенел смех Паолы, началась вербовка меня. Надо отдать должное эмберитам, делали они это деликатно и в порядке очереди. Лишь Корвин и Фиона не строили на мой счет никаких планов, но предложили обращаться за помощью. Бенедикт не изъявил желания подойти ко мне, и я ответил тем же. Рэндом деликатно намекнул, что Гилва – не его, а мой гость. Надо понимать так, что если она испачкает ковер, по попе отшлепают меня.