Перегруженный впечатлениями, бреду в свои покои. Здоровые ребята только что протащили в комнату кровать. Дверь оказалась узкая, поэтому кровать протащили по частям. Части уже собрали, но клей схватится только к утру. А я могу переночевать в гостевых комнатах. Тем более, краской и штукатуркой воняет…
И действительно… Вы слышали, что раствор раньше на яичном белке делали? А яйца какие брали? Свежие? Ха! Свежие – это продукты! В раствор шли те, которые уже не продукты… Не пропадать же добру…
На мое счастье, соседка по общежитию Флора тоже не хочет спать в гостевых комнатах. Через козырь вызывается Фиона. Мы изгоняемся из комнат, в ход пускается магия – и никакого амбре. Кровать тоже готова к использованию. Рассыпаюсь в комплиментах, провожаю дам до двери, падаю на кровать и мгновенно засыпаю.
Паола роется в библиотеке. Гилва во дворе звенит мечами с Бенедиктом. Вроде бы, дела у них идут на лад. Во всяком случае, ночевала Гилва не в гостевых покоях и не у нас. А я шляюсь как неприкаянное привидение по всему замку, сую нос во все углы. Уже нашел два входа в тайные проходы и одну дохлую кошку. За мной шляются два лакея-телохранителя. Дело свое они знают, я проверил. Но зачем Рэндом их приставил ко мне? Кого из близких и родных мне следует опасаться?
Сворачиваю в очередной коридор. Слышу за спиной звуки, которые интерпретирую как незнакомое ругательство. Один из охранников уже передо мной.
– Сэр… Простите меня… Не надо ходить этим коридором.
– Почему?
– Здесь нет коридора.
– Вот те раз! А где же мы стоим?
Охранник нервно оглядывается через плечо.
– Понимаете, сэр, Замок – не совсем обычный дом. Ходят слухи… В общем, если вы сто раз проходили, и коридора не было, а на сто первый он появился, то лучше пройти мимо.
– Это интересно! А почему – мимо?
– Ходит слух… Служанка Мэрилонг несла королю Эрику чашечку горячего кофе и свернула в такой коридор… А принесла кофе через два месяца. Вместо нее уже наняли другую служанку. Родные получили компенсацию за ее смерть. Счастье, что кофе не успел остыть, иначе ее непременно бы уволили, а компенсацию отобрали.
– Понятно. Давайте проведем научный эксперимент. Встаньте у той стены, чтоб видеть весь коридор, а я пройду его из конца в конец. Наблюдайте за мной в четыре глаза.
– Но…
– Это приказ. Сами в коридор не суйтесь, что бы там ни происходило.
– Есть, сэр! – ответили повеселевшие ребята и заняли наблюдательный пост.
Читал я об этом коридоре. Называется Коридор Зеркал. Здесь вас может съесть родная мама, но, если повезет, узнаете много интересного. Уверенно шагаю на дрожащих коленках к первому зеркалу. Странное зеркало. Кусок ночи в резной раме. Из темноты доносится смешок.
– Борисыч, береги печонку! – россыпь смешков. Мужских и женских.
– Кто звал меня? Отзовись из мрака!
Умней реплики не придумал. Жду минуту, провожу пальцем по холодному стеклу и перехожу к следующему. Ну конечно, кто же еще!
– Здравствуй, Паола.
– Кобель!
– За что так неласково?
– Ездить на мне по девочкам? Ты для этого меня выдумал? Для этого в лошадь превратил? – Паола хватает меня за грудки, тянет к себе, в зеркало.
– Малышка моя, это был страшный сон. Кроме тебя нет у меня девочек.
– Лжец! А Фима с заправочного спутника, а Лариса с пятой диспетчерской? А Тома?
– Это было до тебя.
– Ну смотри, Повелитель! Я ведь волшебное слово знаю. Не веришь? Б-и-о-ф-о-р…
– Не надо! Верю!
– Застану тебя с юбкой, произнесу это слово… Ты сам себе под корень отрежешь. А если попробуешь хоть что-нибудь во мне изменить, я тебе кухонным ножом лоботомию сделаю. Станешь тихим и послушным как кастрированный кот!
С трудом вырываюсь из цепких рук. Если хотите завести врага, постарайтесь, чтоб он был не женщиной.
– На, хлебни, – Гилва из следующего зеркала протягивает стеклянную фляжку. Как раз то, что нужно. Нервы успокоить. Делаю глоток. Только в этом сумасшедшем мире можно придумать пойло, в котором больше 100% спирта. Карнавальное шествие с факелами двигается по пищеводу в желудок. Занюхиваю рукавом, им же вытираю слезящиеся глаза.
– У-ух, ядреная плазма! – завинчиваю колпачок, возвращаю фляжку, но в зеркале уже нет Гилвы. Обычное отражение. Чокаюсь сам с собой, подмигиваю и опускаю фляжку в задний карман брюк.
– Почему Лабиринт хотел меня убить? – спрашиваю Дворкина из следующего зеркала.
– Кабы всегда его желания совпадали с возможностями… – туманно отвечает он.
– А почему Паола не может даже картами пользоваться? Она же прошла Лабиринт. Теоретически все о них знает.
– Почему гусеница не может летать? А? Хи-хи-хи! Она еще не родилась бабочкой.
– Она… живая?
– Парень, ты глубоко копаешь. А ты – живой?
– Да.
– Хороший ответ. Итак, ты считаешь, что в данную минуту ты живой?
– Ну да! Я мыслю, значит я существую. Cogito, ergo sum. Декарт, если не ошибаюсь.
– Великолепно! Примем это за точку отсчета. Начало координат… Базис… Упорядоченный набор единичных ортов. Или орт сам по себе единичный? Неужели склероз?
– Может, повреждение Лабиринта?
– Может-может. О чем я говорил? Ах, да… Она менее живая, чем ты. Но, с течением времени, приближается к состоянию, охарактеризованному тобой как жизнь. Без внешнего воздействия твоего уровня никогда не достигнет, да в этом и нет необходимости… Эмулятор… Это утратит значение. Квантовый переход количества в качество. Готов спорить на бессмертную душу Великого Морского Змея, что ты не заметишь этого момента, – Дворкин рассыпался мелким смехом.
– Она рожать сможет?
– Рожать? От тебя? Получится типичный эмберит. Не бессмертный, но долгожитель. Способный контролировать отражения и пробежать сто метров за семь секунд. Езус Мария, какие глупости тебя волнуют!
Вношу поправку на высокие материи и задаю гносеологический вопрос:
– Кто создал Логрус?
– Мальчик, ты не перестаешь меня удивлять. Тебя бросает из идиотизма в гениальность. Отвечаю: Логрус создал я! Но идею стибрил! – Дворкин опять рассмеялся как нашкодивший мальчишка.
– А что было до Логруса и Лабиринта? Мир без метафизики? Хаос и Порядок сосуществовали, не разделенные территориально?
– Ты будешь долго смеяться, парень, но Хаос и Порядок создал тоже я! Было дьявольски скучно, пока их не было.
– А что было тогда, когда ничего не было?
– Четырнадцать триллионов мегабайт, жестко закодированных по третьей системе Каспаро-Карпова. Никто не знал, что с ними делать.
Знакомая цифра – 14 триллионов. Атлас освоенной части Галактики? Хочу уточнить, но момент упущен. В зеркале – я. Отражение повторяет все мои движения. Одно странно – я стою к зеркалу лицом, а отражение ко мне – спиной… Невежливо это.
ИГРЫ С ОРУЖИЕМ
ИГРА В ЗАГАДКИ
СВОЯ ИГРА
И действительно… Вы слышали, что раствор раньше на яичном белке делали? А яйца какие брали? Свежие? Ха! Свежие – это продукты! В раствор шли те, которые уже не продукты… Не пропадать же добру…
На мое счастье, соседка по общежитию Флора тоже не хочет спать в гостевых комнатах. Через козырь вызывается Фиона. Мы изгоняемся из комнат, в ход пускается магия – и никакого амбре. Кровать тоже готова к использованию. Рассыпаюсь в комплиментах, провожаю дам до двери, падаю на кровать и мгновенно засыпаю.
Паола роется в библиотеке. Гилва во дворе звенит мечами с Бенедиктом. Вроде бы, дела у них идут на лад. Во всяком случае, ночевала Гилва не в гостевых покоях и не у нас. А я шляюсь как неприкаянное привидение по всему замку, сую нос во все углы. Уже нашел два входа в тайные проходы и одну дохлую кошку. За мной шляются два лакея-телохранителя. Дело свое они знают, я проверил. Но зачем Рэндом их приставил ко мне? Кого из близких и родных мне следует опасаться?
Сворачиваю в очередной коридор. Слышу за спиной звуки, которые интерпретирую как незнакомое ругательство. Один из охранников уже передо мной.
– Сэр… Простите меня… Не надо ходить этим коридором.
– Почему?
– Здесь нет коридора.
– Вот те раз! А где же мы стоим?
Охранник нервно оглядывается через плечо.
– Понимаете, сэр, Замок – не совсем обычный дом. Ходят слухи… В общем, если вы сто раз проходили, и коридора не было, а на сто первый он появился, то лучше пройти мимо.
– Это интересно! А почему – мимо?
– Ходит слух… Служанка Мэрилонг несла королю Эрику чашечку горячего кофе и свернула в такой коридор… А принесла кофе через два месяца. Вместо нее уже наняли другую служанку. Родные получили компенсацию за ее смерть. Счастье, что кофе не успел остыть, иначе ее непременно бы уволили, а компенсацию отобрали.
– Понятно. Давайте проведем научный эксперимент. Встаньте у той стены, чтоб видеть весь коридор, а я пройду его из конца в конец. Наблюдайте за мной в четыре глаза.
– Но…
– Это приказ. Сами в коридор не суйтесь, что бы там ни происходило.
– Есть, сэр! – ответили повеселевшие ребята и заняли наблюдательный пост.
Читал я об этом коридоре. Называется Коридор Зеркал. Здесь вас может съесть родная мама, но, если повезет, узнаете много интересного. Уверенно шагаю на дрожащих коленках к первому зеркалу. Странное зеркало. Кусок ночи в резной раме. Из темноты доносится смешок.
– Борисыч, береги печонку! – россыпь смешков. Мужских и женских.
– Кто звал меня? Отзовись из мрака!
Умней реплики не придумал. Жду минуту, провожу пальцем по холодному стеклу и перехожу к следующему. Ну конечно, кто же еще!
– Здравствуй, Паола.
– Кобель!
– За что так неласково?
– Ездить на мне по девочкам? Ты для этого меня выдумал? Для этого в лошадь превратил? – Паола хватает меня за грудки, тянет к себе, в зеркало.
– Малышка моя, это был страшный сон. Кроме тебя нет у меня девочек.
– Лжец! А Фима с заправочного спутника, а Лариса с пятой диспетчерской? А Тома?
– Это было до тебя.
– Ну смотри, Повелитель! Я ведь волшебное слово знаю. Не веришь? Б-и-о-ф-о-р…
– Не надо! Верю!
– Застану тебя с юбкой, произнесу это слово… Ты сам себе под корень отрежешь. А если попробуешь хоть что-нибудь во мне изменить, я тебе кухонным ножом лоботомию сделаю. Станешь тихим и послушным как кастрированный кот!
С трудом вырываюсь из цепких рук. Если хотите завести врага, постарайтесь, чтоб он был не женщиной.
– На, хлебни, – Гилва из следующего зеркала протягивает стеклянную фляжку. Как раз то, что нужно. Нервы успокоить. Делаю глоток. Только в этом сумасшедшем мире можно придумать пойло, в котором больше 100% спирта. Карнавальное шествие с факелами двигается по пищеводу в желудок. Занюхиваю рукавом, им же вытираю слезящиеся глаза.
– У-ух, ядреная плазма! – завинчиваю колпачок, возвращаю фляжку, но в зеркале уже нет Гилвы. Обычное отражение. Чокаюсь сам с собой, подмигиваю и опускаю фляжку в задний карман брюк.
– Почему Лабиринт хотел меня убить? – спрашиваю Дворкина из следующего зеркала.
– Кабы всегда его желания совпадали с возможностями… – туманно отвечает он.
– А почему Паола не может даже картами пользоваться? Она же прошла Лабиринт. Теоретически все о них знает.
– Почему гусеница не может летать? А? Хи-хи-хи! Она еще не родилась бабочкой.
– Она… живая?
– Парень, ты глубоко копаешь. А ты – живой?
– Да.
– Хороший ответ. Итак, ты считаешь, что в данную минуту ты живой?
– Ну да! Я мыслю, значит я существую. Cogito, ergo sum. Декарт, если не ошибаюсь.
– Великолепно! Примем это за точку отсчета. Начало координат… Базис… Упорядоченный набор единичных ортов. Или орт сам по себе единичный? Неужели склероз?
– Может, повреждение Лабиринта?
– Может-может. О чем я говорил? Ах, да… Она менее живая, чем ты. Но, с течением времени, приближается к состоянию, охарактеризованному тобой как жизнь. Без внешнего воздействия твоего уровня никогда не достигнет, да в этом и нет необходимости… Эмулятор… Это утратит значение. Квантовый переход количества в качество. Готов спорить на бессмертную душу Великого Морского Змея, что ты не заметишь этого момента, – Дворкин рассыпался мелким смехом.
– Она рожать сможет?
– Рожать? От тебя? Получится типичный эмберит. Не бессмертный, но долгожитель. Способный контролировать отражения и пробежать сто метров за семь секунд. Езус Мария, какие глупости тебя волнуют!
Вношу поправку на высокие материи и задаю гносеологический вопрос:
– Кто создал Логрус?
– Мальчик, ты не перестаешь меня удивлять. Тебя бросает из идиотизма в гениальность. Отвечаю: Логрус создал я! Но идею стибрил! – Дворкин опять рассмеялся как нашкодивший мальчишка.
– А что было до Логруса и Лабиринта? Мир без метафизики? Хаос и Порядок сосуществовали, не разделенные территориально?
– Ты будешь долго смеяться, парень, но Хаос и Порядок создал тоже я! Было дьявольски скучно, пока их не было.
– А что было тогда, когда ничего не было?
– Четырнадцать триллионов мегабайт, жестко закодированных по третьей системе Каспаро-Карпова. Никто не знал, что с ними делать.
Знакомая цифра – 14 триллионов. Атлас освоенной части Галактики? Хочу уточнить, но момент упущен. В зеркале – я. Отражение повторяет все мои движения. Одно странно – я стою к зеркалу лицом, а отражение ко мне – спиной… Невежливо это.
ИГРЫ С ОРУЖИЕМ
– Далеко еще?
– Ну что ты в душу лезешь? – зло отзывается Гилва.
– Послушай, может я тебя обидел? Честное слово, не хотел. Скажи только, чем.
– На самом деле не понимаешь? Это для тебя все рядом! От Авалона до нового Лабиринта за полчаса доходишь. Не все такие крутые, как ты. Нормальному человеку два-три дня на этот путь надо. Мне до Дворов Хаоса неделю добираться, а ты – по два раза в час – «далеко еще?» Как плевок в душу.
Прошу прощения у девы Хаоса, хмуро смотрю вперед. За пол дня мы успели несколько раз промокнуть и обсохнуть, попасть под ливень, в снежную бурю, в пустыню, полюбоваться двумя закатами, тремя восходами, звездным небом с двумя лунами, зеленым небом, розовым небом, фиолетовым небом с бирюзовыми облаками, отбились от комаров с карандаш длиной, затоптали копытами паука размером с табуретку, видели в небе летающую тарелку и мираж летучего голландца под всеми парусами, а Дворы Хаоса все еще далеко. Сейчас тащимся по каменистой пустыне с отдельно стоящими выветрившимися скалами. Наши с Паолой лошади не меняются, но Камелот в душе хаосит. Или перенял дурные привычки от хозяйки. То клыки отрастит, то мягкие кошачьи лапы с трехдюймовыми когтями и хвост с кисточкой. Сейчас вообще больше похож на буйвола, чем на лошадь. Лошади рогов не носят. Я еще могу заблуждаться в этом вопросе, но Поля точно знает. Камелот стремительно теряет уважение в ее глазах.
– Что у вас произошло с Бенедиктом?
– Расстались друзьями.
– Извини.
– Сама виновата. Ты был прав. Нельзя мечту трогать руками.
– Он оказался не таким?
– В точности таким, каким я его представляла. Цепной пес Эмбера. Хорошо то, что хорошо для Эмбера – вот его мораль. Я знала это, но не представляла, каково это вблизи. Он готов любить меня, готов жениться на мне. Но если ему покажется, что я несу опасность Эмберу, он меня убьет. Даже, если в этот момент я буду рожать ему ребенка. Такого человека хорошо иметь слугой, но не мужем.
На Бенедикте печать рока, – вспоминаю я слова Дворкина. Жаль парня. Гилву тоже. Из них получилась бы сильная пара. Вглядываюсь в горизонт. Очень уж тут скучно и однообразно.
– Что за срань? – удивленно хмурит брови Гилва.
– Где?
– Впереди. Их здесь не должно быть. Это не ты вмешался?
Смотрю вперед. Дорога делает поворот, и вижу фургон, влекомый четверкой лошадей. Перед фургоном бредет множество людей.
– Может, и я. Мне было скучно. А почему их не должно здесь быть?
– Ты знаешь, что там впереди?
– Нет.
– Вот поэтому.
Сегодня разговаривать с Гилвой бесполезно. Фургон двигается медленно, скоро сам узнаю.
Узнал. Это караван рабов. Две шеренги, человек по тридцать в каждой. Слева мужчины, справа женщины. Длинная цепь тянется от ошейника к ошейнику. Вместо одежды рабам выдано по белой простыне, в которую они кутаются от солнца. Хозяин каравана и человек шесть наемников едут в фургоне.
– Твоя работа, – шипит Гилва. Отказываться бесполезно. Все рабыни чем-то напоминают Паолу. Тащу из кобуры бластер и испытываю на обломке скалы. Работает.
– Отбить хочешь? А подумал, что потом с ними делать будешь? Их же кормить надо, поить надо, жильем и заработком обеспечить. А если ты через час еще караван выдумаешь, опять отбивать будешь? – не унимается Гилва. – Или девушки понравились? Дать золотой? На пару штук хватит.
– Что же с ними делать?
– Мимо проехать. Ты здесь чужой. Без тебя разберутся. Будешь во все встревать, не сможешь ходить по отражениям.
Наверно, она права. В угрюмом молчании обгоняем караван.
– Радуйся! – говорит мне хозяин каравана.
– С чего бы, – фыркает Паола, с подозрением косясь на караван.
– Это приветствие, – шепчет Гилва. – Радуйся и ты!
Хозяин интересуется, не хотим ли мы приобрести рабыню. Здесь они дешевы, но в Элисете каждая по золотому пойдет. «Почему так?» – интересуется Гилва. Воды мало. Кто-то может не дойти. Хозяин продолжает расхваливать товар, спрашивает, не интересуемся ли мы росписью по коже. Среди них есть большой художник, готов дешево изобразить на спине любой девушки все, что мы пожелаем.
Чтоб тебя скорпион в задницу ужалил, – думаю я и пришпориваю лошадь. Караван остается позади.
Накаркал… Позади крики. Огромное насекомое – то ли клоп, то ли божья коровка размером со слона атакует караван. Изогнутые сабли наемников отскакивают от хитинового панциря. Один не успевает отскочить, и черная лапа в жестких щетинках утаскивает его под панцирь. Крик быстро затихает. Выхватываю из кобуры бластер и несусь на чудовище. Но Поля, разглядев объект атаки, встает на дыбы. Вылетев из седла, кручу заднее сальто, приземляюсь на ноги. Узким лучом полной мощности отсекаю переднюю ногу чудовища. То ли аккумулятор сел, то ли бластер слабоват, но вести лучом нужно очень медленно. Уворачиваюсь от удара другой ноги. Пока она в воздухе, резать бесполезно. Можно резать только неподвижную, ту, на которой стоит монстр. Несколько секунд, игры в чехарду – и отпадает, подламываясь, вторая нога. Выбираю позицию и спокойно отрезаю третью. Чудовище, лишившись ног с одной стороны, вертится как танк с подбитой гусеницей. Пристраиваюсь сзади, и, не спеша, делаю свое дело.
Через минуту все шесть ног и два уса отрезаны. Наемники с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отделяют голову чудовища. Их осталось пятеро. Одного эта махина успела высосать как божья коровка тлю. Хозяин каравана хватает меня за руку, благодарит, пытается всучить рабыню в качестве подарка. Одну из девушек разложили на козлах фургона, привязали за руки, за ноги, и художник по свежей памяти угольной палочкой намечает на ее спине будущую картину. Заглядываю через плечо. Батальная сцена. Все очень реалистично, только в руках у меня меч.
– … да, да, да, эти наложницы недостойны взгляда такого рыцаря, – лопочет хозяин каравана, – Но у меня есть дочь, она только что встретила шестнадцатую весну. Цветок сказочной красоты. Моргните глазом, и она украсит своим юным телом ваше брачное ложе.
– У меня есть жена. – Жду, когда Паола поймает мою лошадь.
– Одна? Настоящий мужчина должен иметь четырех жен и нескольких наложниц! У меня есть дворец в Элисете и дворец в Синходе. Скажи слово, и любой из них станет твоим.
– У меня есть дворец. – Беру из рук Паолы повод и вскакиваю в седло.
– Успокоил совесть? – спрашивает Гилва, когда караван остается позади. – А знаешь, что впереди? Сфинкс! Голодный. Угадай, чем толстяк расплатится с ним за проход?
– Подожди… Он же загадки задает.
– Мир не идеален. Все берут взятки. Сфинкс тоже берет взятки.
– Мой муж не берет! – гордо заявляет Паола.
– Думаешь, почему толстяк тебе дочку предлагал? Купить хотел.
– Меня?
– Твое оружие. Если иначе нельзя, то с тобой в комплекте.
Проходим мимо скопления валунов и двигаемся вверх по склону по высохшему руслу канала. Склон еле заметный – не круче одного-двух градусов. О том, что это канал, говорят внушительные шестиметровые каменные стены. Интересное место. Лимонное небо, голубые камни под ногами. Если пустят воду, выбраться будет затруднительно.
– Ну что ты в душу лезешь? – зло отзывается Гилва.
– Послушай, может я тебя обидел? Честное слово, не хотел. Скажи только, чем.
– На самом деле не понимаешь? Это для тебя все рядом! От Авалона до нового Лабиринта за полчаса доходишь. Не все такие крутые, как ты. Нормальному человеку два-три дня на этот путь надо. Мне до Дворов Хаоса неделю добираться, а ты – по два раза в час – «далеко еще?» Как плевок в душу.
Прошу прощения у девы Хаоса, хмуро смотрю вперед. За пол дня мы успели несколько раз промокнуть и обсохнуть, попасть под ливень, в снежную бурю, в пустыню, полюбоваться двумя закатами, тремя восходами, звездным небом с двумя лунами, зеленым небом, розовым небом, фиолетовым небом с бирюзовыми облаками, отбились от комаров с карандаш длиной, затоптали копытами паука размером с табуретку, видели в небе летающую тарелку и мираж летучего голландца под всеми парусами, а Дворы Хаоса все еще далеко. Сейчас тащимся по каменистой пустыне с отдельно стоящими выветрившимися скалами. Наши с Паолой лошади не меняются, но Камелот в душе хаосит. Или перенял дурные привычки от хозяйки. То клыки отрастит, то мягкие кошачьи лапы с трехдюймовыми когтями и хвост с кисточкой. Сейчас вообще больше похож на буйвола, чем на лошадь. Лошади рогов не носят. Я еще могу заблуждаться в этом вопросе, но Поля точно знает. Камелот стремительно теряет уважение в ее глазах.
– Что у вас произошло с Бенедиктом?
– Расстались друзьями.
– Извини.
– Сама виновата. Ты был прав. Нельзя мечту трогать руками.
– Он оказался не таким?
– В точности таким, каким я его представляла. Цепной пес Эмбера. Хорошо то, что хорошо для Эмбера – вот его мораль. Я знала это, но не представляла, каково это вблизи. Он готов любить меня, готов жениться на мне. Но если ему покажется, что я несу опасность Эмберу, он меня убьет. Даже, если в этот момент я буду рожать ему ребенка. Такого человека хорошо иметь слугой, но не мужем.
На Бенедикте печать рока, – вспоминаю я слова Дворкина. Жаль парня. Гилву тоже. Из них получилась бы сильная пара. Вглядываюсь в горизонт. Очень уж тут скучно и однообразно.
– Что за срань? – удивленно хмурит брови Гилва.
– Где?
– Впереди. Их здесь не должно быть. Это не ты вмешался?
Смотрю вперед. Дорога делает поворот, и вижу фургон, влекомый четверкой лошадей. Перед фургоном бредет множество людей.
– Может, и я. Мне было скучно. А почему их не должно здесь быть?
– Ты знаешь, что там впереди?
– Нет.
– Вот поэтому.
Сегодня разговаривать с Гилвой бесполезно. Фургон двигается медленно, скоро сам узнаю.
Узнал. Это караван рабов. Две шеренги, человек по тридцать в каждой. Слева мужчины, справа женщины. Длинная цепь тянется от ошейника к ошейнику. Вместо одежды рабам выдано по белой простыне, в которую они кутаются от солнца. Хозяин каравана и человек шесть наемников едут в фургоне.
– Твоя работа, – шипит Гилва. Отказываться бесполезно. Все рабыни чем-то напоминают Паолу. Тащу из кобуры бластер и испытываю на обломке скалы. Работает.
– Отбить хочешь? А подумал, что потом с ними делать будешь? Их же кормить надо, поить надо, жильем и заработком обеспечить. А если ты через час еще караван выдумаешь, опять отбивать будешь? – не унимается Гилва. – Или девушки понравились? Дать золотой? На пару штук хватит.
– Что же с ними делать?
– Мимо проехать. Ты здесь чужой. Без тебя разберутся. Будешь во все встревать, не сможешь ходить по отражениям.
Наверно, она права. В угрюмом молчании обгоняем караван.
– Радуйся! – говорит мне хозяин каравана.
– С чего бы, – фыркает Паола, с подозрением косясь на караван.
– Это приветствие, – шепчет Гилва. – Радуйся и ты!
Хозяин интересуется, не хотим ли мы приобрести рабыню. Здесь они дешевы, но в Элисете каждая по золотому пойдет. «Почему так?» – интересуется Гилва. Воды мало. Кто-то может не дойти. Хозяин продолжает расхваливать товар, спрашивает, не интересуемся ли мы росписью по коже. Среди них есть большой художник, готов дешево изобразить на спине любой девушки все, что мы пожелаем.
Чтоб тебя скорпион в задницу ужалил, – думаю я и пришпориваю лошадь. Караван остается позади.
Накаркал… Позади крики. Огромное насекомое – то ли клоп, то ли божья коровка размером со слона атакует караван. Изогнутые сабли наемников отскакивают от хитинового панциря. Один не успевает отскочить, и черная лапа в жестких щетинках утаскивает его под панцирь. Крик быстро затихает. Выхватываю из кобуры бластер и несусь на чудовище. Но Поля, разглядев объект атаки, встает на дыбы. Вылетев из седла, кручу заднее сальто, приземляюсь на ноги. Узким лучом полной мощности отсекаю переднюю ногу чудовища. То ли аккумулятор сел, то ли бластер слабоват, но вести лучом нужно очень медленно. Уворачиваюсь от удара другой ноги. Пока она в воздухе, резать бесполезно. Можно резать только неподвижную, ту, на которой стоит монстр. Несколько секунд, игры в чехарду – и отпадает, подламываясь, вторая нога. Выбираю позицию и спокойно отрезаю третью. Чудовище, лишившись ног с одной стороны, вертится как танк с подбитой гусеницей. Пристраиваюсь сзади, и, не спеша, делаю свое дело.
Через минуту все шесть ног и два уса отрезаны. Наемники с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отделяют голову чудовища. Их осталось пятеро. Одного эта махина успела высосать как божья коровка тлю. Хозяин каравана хватает меня за руку, благодарит, пытается всучить рабыню в качестве подарка. Одну из девушек разложили на козлах фургона, привязали за руки, за ноги, и художник по свежей памяти угольной палочкой намечает на ее спине будущую картину. Заглядываю через плечо. Батальная сцена. Все очень реалистично, только в руках у меня меч.
– … да, да, да, эти наложницы недостойны взгляда такого рыцаря, – лопочет хозяин каравана, – Но у меня есть дочь, она только что встретила шестнадцатую весну. Цветок сказочной красоты. Моргните глазом, и она украсит своим юным телом ваше брачное ложе.
– У меня есть жена. – Жду, когда Паола поймает мою лошадь.
– Одна? Настоящий мужчина должен иметь четырех жен и нескольких наложниц! У меня есть дворец в Элисете и дворец в Синходе. Скажи слово, и любой из них станет твоим.
– У меня есть дворец. – Беру из рук Паолы повод и вскакиваю в седло.
– Успокоил совесть? – спрашивает Гилва, когда караван остается позади. – А знаешь, что впереди? Сфинкс! Голодный. Угадай, чем толстяк расплатится с ним за проход?
– Подожди… Он же загадки задает.
– Мир не идеален. Все берут взятки. Сфинкс тоже берет взятки.
– Мой муж не берет! – гордо заявляет Паола.
– Думаешь, почему толстяк тебе дочку предлагал? Купить хотел.
– Меня?
– Твое оружие. Если иначе нельзя, то с тобой в комплекте.
Проходим мимо скопления валунов и двигаемся вверх по склону по высохшему руслу канала. Склон еле заметный – не круче одного-двух градусов. О том, что это канал, говорят внушительные шестиметровые каменные стены. Интересное место. Лимонное небо, голубые камни под ногами. Если пустят воду, выбраться будет затруднительно.
ИГРА В ЗАГАДКИ
– Привет, пушистик! – говорит Гилва.
– Я вижу тебя не в первый раз, – отзывается голубой пернатый хищник, – следовательно, правила ты знаешь.
– Мог бы сначала поздороваться, – укоряю его я.
– Прошу прощения, здравствуйте, – отзывается сфинкс. – Хотя, в контексте нашей беседы, это пожелание может быть не совсем уместно. Здесь так давно никого не было, и я изрядно проголодался. Давайте опустим формальности и перейдем к загадкам.
– Кто в прошлый раз задавал загадку? Ты или путник?
– Я.
– Значит, теперь моя очередь. Назови имя моего отца. Поясняю, не мое отчество, записанное в документах, а истинное имя моего отца. Информация для размышления: я прошел Лабиринт Корвина.
– Мне не нравится твоя загадка.
– Но у каждого человека есть отец и мать. Следовательно, у этой загадки есть решение, причем только одно, так?
– Да.
– Назови его.
– Подразумевается, что человек, давший тебе отчество, не является твоим отцом?
– Я этого не говорил. – Гилва хихикнула и вновь сделала строгое лицо.
– Поскольку я вижу тебя первый раз в жизни, и ничего о тебе не знаю, предположу, что в твоих документах записано имя твоего настоящего отца. Я прав?
– Кабы знать… – тяжело вздыхаю я. – Очень надеялся, что ты назовешь имя Мерлина. Ты, кстати, его видел.
– Зеленое и красное, и кружит, и кружит, и кружит… – припоминает загадку сфинкс.
– Он самый, – жизнерадостно подтверждаю я.
– Ты нарушил правила, загадал загадку, на которую не знаешь ответа.
– Наверно, так, – соглашаюсь я. – Тогда вот другая загадка: «Мы похожи на людей, но выи наши скованы железом. Тела наши смертельно ядовиты, и вкусивший их погибнет быстрой, лютой смертью. Ноги наши сбиты камнями, и идем мы не по своей воле. Мы похожи на людей». Подразумевается вопрос: «Кто мы?»
– Это настоящая загадка, – радуется сфинкс. – Скажи, ты уверен, что знаешь ее ответ? – спрашивает он на всякий случай.
– Еще бы. Я видел ответ три часа назад, и он движется сюда. Если ты не успеешь отгадать к тому времени, как он появится здесь, ты проиграл.
– Сколько времени у меня есть на размышления?
– Думаю, не больше часа. Учти, этой подсказкой я сообщаю тебе дополнительную информацию.
Сфинкс задумывается минут на сорок, нервно поглядывая в ту сторону, откуда пришли мы.
– Это хорошая загадка, – сообщает он наконец. – Я не нашел ответа. Скажи его.
– Караван рабов, который движется сюда. За рабами следует фургон, который тащат четыре полудохлые клячи.
– Я знаю работорговца Хаима. Но ты что-то говорил о ядовитых телах…
– Видимо, Хаиму надоело делиться с тобой прибылью.
– Ты уверен, что тела ядовиты?
– В трех часах езды отсюда на караван напал огромный клоп. Теперь в караване на одного человека меньше, а клоп скоро начнет вонять так, что ты отсюда почуешь.
Сфинкс вопросительно смотрит на Гилву.
– Повелитель не прав, – говорит дева Хаоса. – Трупы воняют во влажном воздухе. В сухом воздухе пустыни клоп высохнет и превратится в мумию. Запаха почти не будет. Но ты можешь слетать, посмотреть.
Сфинкс нервно развернул и сложил крылья.
– Вы можете пройти. Но ваши лошади… Не хотите продать одну за десять золотых? Это хорошая цена.
– Друзей не продают, – гордо отвечаю я, и зарабатываю восхищенный взгляд Паолы.
– Доволен? – спрашивает Гилва, когда сфинкс уже не может нас слышать. – Он за тебя родную дочку хотел выдать, а ты девочку сиротой оставил.
– Девочку жалко, но его – нет.
– Может, он от сфинкса лошадью откупиться хотел.
Меня начинает мучить совесть.
– Дурак ты, Повелитель. Все правильно, – говорит Гилва. – Мир жесток. Закаляй душу.
– Я вижу тебя не в первый раз, – отзывается голубой пернатый хищник, – следовательно, правила ты знаешь.
– Мог бы сначала поздороваться, – укоряю его я.
– Прошу прощения, здравствуйте, – отзывается сфинкс. – Хотя, в контексте нашей беседы, это пожелание может быть не совсем уместно. Здесь так давно никого не было, и я изрядно проголодался. Давайте опустим формальности и перейдем к загадкам.
– Кто в прошлый раз задавал загадку? Ты или путник?
– Я.
– Значит, теперь моя очередь. Назови имя моего отца. Поясняю, не мое отчество, записанное в документах, а истинное имя моего отца. Информация для размышления: я прошел Лабиринт Корвина.
– Мне не нравится твоя загадка.
– Но у каждого человека есть отец и мать. Следовательно, у этой загадки есть решение, причем только одно, так?
– Да.
– Назови его.
– Подразумевается, что человек, давший тебе отчество, не является твоим отцом?
– Я этого не говорил. – Гилва хихикнула и вновь сделала строгое лицо.
– Поскольку я вижу тебя первый раз в жизни, и ничего о тебе не знаю, предположу, что в твоих документах записано имя твоего настоящего отца. Я прав?
– Кабы знать… – тяжело вздыхаю я. – Очень надеялся, что ты назовешь имя Мерлина. Ты, кстати, его видел.
– Зеленое и красное, и кружит, и кружит, и кружит… – припоминает загадку сфинкс.
– Он самый, – жизнерадостно подтверждаю я.
– Ты нарушил правила, загадал загадку, на которую не знаешь ответа.
– Наверно, так, – соглашаюсь я. – Тогда вот другая загадка: «Мы похожи на людей, но выи наши скованы железом. Тела наши смертельно ядовиты, и вкусивший их погибнет быстрой, лютой смертью. Ноги наши сбиты камнями, и идем мы не по своей воле. Мы похожи на людей». Подразумевается вопрос: «Кто мы?»
– Это настоящая загадка, – радуется сфинкс. – Скажи, ты уверен, что знаешь ее ответ? – спрашивает он на всякий случай.
– Еще бы. Я видел ответ три часа назад, и он движется сюда. Если ты не успеешь отгадать к тому времени, как он появится здесь, ты проиграл.
– Сколько времени у меня есть на размышления?
– Думаю, не больше часа. Учти, этой подсказкой я сообщаю тебе дополнительную информацию.
Сфинкс задумывается минут на сорок, нервно поглядывая в ту сторону, откуда пришли мы.
– Это хорошая загадка, – сообщает он наконец. – Я не нашел ответа. Скажи его.
– Караван рабов, который движется сюда. За рабами следует фургон, который тащат четыре полудохлые клячи.
– Я знаю работорговца Хаима. Но ты что-то говорил о ядовитых телах…
– Видимо, Хаиму надоело делиться с тобой прибылью.
– Ты уверен, что тела ядовиты?
– В трех часах езды отсюда на караван напал огромный клоп. Теперь в караване на одного человека меньше, а клоп скоро начнет вонять так, что ты отсюда почуешь.
Сфинкс вопросительно смотрит на Гилву.
– Повелитель не прав, – говорит дева Хаоса. – Трупы воняют во влажном воздухе. В сухом воздухе пустыни клоп высохнет и превратится в мумию. Запаха почти не будет. Но ты можешь слетать, посмотреть.
Сфинкс нервно развернул и сложил крылья.
– Вы можете пройти. Но ваши лошади… Не хотите продать одну за десять золотых? Это хорошая цена.
– Друзей не продают, – гордо отвечаю я, и зарабатываю восхищенный взгляд Паолы.
– Доволен? – спрашивает Гилва, когда сфинкс уже не может нас слышать. – Он за тебя родную дочку хотел выдать, а ты девочку сиротой оставил.
– Девочку жалко, но его – нет.
– Может, он от сфинкса лошадью откупиться хотел.
Меня начинает мучить совесть.
– Дурак ты, Повелитель. Все правильно, – говорит Гилва. – Мир жесток. Закаляй душу.
СВОЯ ИГРА
– Это и есть Дворы Хаоса? – спрашивает Паола.
– Нет, это мой скромный тайный сарайчик. Отсюда есть несколько Путей ко дворам Птенцов Дракона, но, надеюсь, никто о них не знает.
Паоле Дворы Хаоса не нравятся. Здесь она абсолютно беспомощна. Дело в том, что материя отражений на этом полюсе мира настолько податлива и послушна, что двери делать не принято. Достаточно мысленного усилия, двух-трех шагов – и проход открыт. Но Паола не имеет власти над отражениями. Каждая комната для нее – клетка. Я пытался строить для нее двери, но они за несколько минут срастались со стенами.
– Ты куда?
– Навещу родных, узнаю новости. Потом пройду Логрус, чтоб снять остатки твоего заклятия, – Гилва превращает часть стены в зеркало, трансформируется в покрытую чешуей пантеру на задних лапах и, шутливо лязгнув на меня клыками, упархивает сквозь зеркало. По зеркалу разбегаются круги, словно в воду камень бросили. Любуюсь своим отражением. Хотел оценить, насколько отросла бородка, которую начал отпускать в день свадьбы, но коварное стекло отражает только кости скелета и оружие. Остальное его не интересует. Меня не покидает ощущение, что мы пробрались во Дворы Хаоса с черного хода. Не может быть, чтоб главная дорога вела мимо сфинкса. Гилва меня прячет, или сама прячется? Интриганы…
Паола подходит сзади, кладет руки на мои плечи и прижимается лбом к спине. Накрываю ее пальцы ладонью.
– Что-нибудь не так, малышка?
– Все не так, – всхлипывает она. – Я тебе не игрушка.
– Господи, что на этот раз?
– Я хочу читать. Три дня – ни одной строчки.
– Сейчас сотворю тебе компьютер.
– Ты что, не понимаешь, о чем я говорю? Разве раньше я мучилась от того, что книги под рукой нет? Это ты со мной сделал. Как хочешь, так меня и лепишь. Я не кусок пластилина.
Вместо того, чтоб утешить, раздеваю Паолу и несу… в ванну. Вот уж чего она никак не ожидала. Ванна, правда, напоминает маленький бассейн. Раздеваюсь сам, бросаюсь в горячую воду, тру любимой спинку, потом она мне… Непонятно как оказываемся на прохладных, хрустящих простынях…
Гилва вернулась поздно вечером. Видимо, это время надо считать вечером. Трудно судить о времени в мире, где солнце готово всходить и садиться по твоему желанию. Паола вскочила из-за компьютера, девушки обнялись, закружились и рухнули на кровать. Усталая, измученная, со свежей царапиной на лбу, но счастливая и энергичная Гилва заявила:
– Ты проходишь Логрус сегодня в синий цикл. Завтра тебя вычислят и найдут. Будет лучше, если к этому времени ты станешь наполовину своим.
– А как ты? Сняла заклятие?
– Ага! Словно заново родилась. Собирайся.
Пристегиваю на всякий случай шашку к поясу, обхлопываю себя по карманам. В одном портативный комп, в другом складной ножик и зажигалка. Бластер оставляю Паоле. Двери прорезать.
– Я готов.
Гилва берет меня за руку, ведет в угол. Чувствую, как с каждым шагом уменьшается гравитация. Еще шаг – и неведомая сила подхватывает и несет нас куда-то по тоннелю с мерцающими стенами. Приземляемся в огромном зале с неровным сводчатым потолком, озаренным голубыми бликами. Это, скорее, пещера. Гилва удивленно вскрикивает.
– Мы не туда попали?
– Как раз туда. Но из моего убежища не было прямого Пути к Логрусу.
Любуюсь Логрусом. Живой лабиринт. Забавно. Даже очень. Не меньше пятнадцати скелетов на полу.
– Ты знаешь, твое зеркало отразило меня скелетом.
– Срань! Я его разобью когда-нибудь! Выкини из головы. Оно в половине случаев – пальцем в небо.
– Итак, последние рекомендации?
– Те же, что и раньше. Если в Лабиринте нужно дойти до центра, то здесь – пересечь Логрус. Пройти на ту сторону. Начнешь движение – не оглядывайся. Не задумывайся. Только вперед!
Провожу ладонью по щеке девушки и делаю первый шаг…
Чьи-то прохладные пальцы кладут на лоб влажную тряпочку. Компресс. Примитивная медицина. Значит, я не в космосе. И не на Горгулье. В десант хожу один. И вообще, я же высадился в Эмберленде. Эмбернулся, одним словом. А потом полез в Логрус. И похоже, прошел Логрус, если еще живой. Только соображалка плохо работает. Логротюкнутая соображалка. А если попробовать глаза открыть?
Полумрак.
А если попробовать пошевелиться?
Зря пробовал. Кажется, опять отрубился.
– Повелитель, ты никак очухался?
– Кхх-гкхх.
– Точно очухался. Не хрипи, Паолу разбудешь.
Понятно. В доме все нормально. Раз так, можно поспать. В Эмбере тоже была мокрая тряпочка. До Лабиринта. А тут – после. Удивительно! Симметрия, ети ее!
Долго кашляю, прочищая горло. Очень больно, но боль быстро проходит. Судя по «Хроникам», мы, эмбернутые, если сразу не загнулись, значит выкарабкались. Когда смаргиваю слезы, вижу перед собой седого, чуть сутулого старика.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, здравствуй. Дай-ка на тебя погляжу. Впервые вижу человека, которого Логрус хотел убить – и не смог.
– Ему это почти удалось.
– Не знаю, кому это лучше удалось. Ты едва не разрушил наш мир. Впрочем, не могу тебя осуждать, ты защищал свою жизнь. Возможно, в этом не было особого смысла…
– Извините, что перебиваю, но мне кажется, был.
– Помолчи. Тебе вредно разговаривать. Если я говорю, что не было смысла, значит ни Логрус, ни Лабиринт не смогли бы тебя убить. Но вызывать знак Лабиринта, в центре Логруса, да еще лупить Лабиринтом по Логрусу – согласись, это неэтично…
Зато дешево, надежно и практично, – хочу сказать я, но прикусываю язык.
– … Ты выбрал удачное место для атаки. Логрус не мог адекватно ответить, не повредив самого себя. И в то же время, он не мог не ответить, так как Лабиринт припомнил старые обиды. Логрусу пришлось пожертвовать частью узора, выплюнуть тебя и со всей силой ударить по знаку Лабиринта. В результате еще часть узора оказалась разрушенной. Нарушилось равновесие сил, волна возмущений прокатилась по всем отражениям, и старый Лабиринт перешел в атаку. Все могло кончиться очень плохо, но против старого Лабиринта выступил Лабиринт Корвина. Борьба ослабила обоих противников, и равновесие было восстановлено – на новом, более низком уровне. Видимо, создавая новый Лабиринт, Корвин заложил в него функцию поддержания статус кво. В конце концов, Корвин и задумывал его как стабилизирующий фактор в момент гибели мира. Одно могу сказать точно: мир был намного ближе к гибели, чем во времена войны Падения Лабиринта.
– А что будет теперь с Логрусом?
Старик улыбнулся.
– Лабиринт – стабильность, Логрус – изменчивость. Порядок нуждается в создателе для поддержания, Хаос поддерживает себя сам. В этом сила Логруса, в этом слабость Лабиринта.
– Приятно слышать, что Вселенная уцелела. А что со мной? Я, как бы это сказать, не совсем уцелел.
– Множественные переломы, разошедшиеся швы черепа, разрыв печенки, селезенки, и так далее.
– Почему же я жив?
– На эту тему мы поговорим позднее. Когда вы, молодой человек, поправитесь. А сейчас – прощайте.
Хотел повернуть голову и посмотреть ему вслед, но вовремя отказался от этой мысли. К постели подходит лохматая, страшная как смертный грех Паола с кастрюлькой и ложкой.
– Сейчас мы будем ням-ням. Откроем ротик, и выпьем бульончик. Еще ложечку.
– Паола, господи, что с тобой?
– Девочка за пять суток спала пять часов, – объясняет Гилва.
– Нет, это мой скромный тайный сарайчик. Отсюда есть несколько Путей ко дворам Птенцов Дракона, но, надеюсь, никто о них не знает.
Паоле Дворы Хаоса не нравятся. Здесь она абсолютно беспомощна. Дело в том, что материя отражений на этом полюсе мира настолько податлива и послушна, что двери делать не принято. Достаточно мысленного усилия, двух-трех шагов – и проход открыт. Но Паола не имеет власти над отражениями. Каждая комната для нее – клетка. Я пытался строить для нее двери, но они за несколько минут срастались со стенами.
– Ты куда?
– Навещу родных, узнаю новости. Потом пройду Логрус, чтоб снять остатки твоего заклятия, – Гилва превращает часть стены в зеркало, трансформируется в покрытую чешуей пантеру на задних лапах и, шутливо лязгнув на меня клыками, упархивает сквозь зеркало. По зеркалу разбегаются круги, словно в воду камень бросили. Любуюсь своим отражением. Хотел оценить, насколько отросла бородка, которую начал отпускать в день свадьбы, но коварное стекло отражает только кости скелета и оружие. Остальное его не интересует. Меня не покидает ощущение, что мы пробрались во Дворы Хаоса с черного хода. Не может быть, чтоб главная дорога вела мимо сфинкса. Гилва меня прячет, или сама прячется? Интриганы…
Паола подходит сзади, кладет руки на мои плечи и прижимается лбом к спине. Накрываю ее пальцы ладонью.
– Что-нибудь не так, малышка?
– Все не так, – всхлипывает она. – Я тебе не игрушка.
– Господи, что на этот раз?
– Я хочу читать. Три дня – ни одной строчки.
– Сейчас сотворю тебе компьютер.
– Ты что, не понимаешь, о чем я говорю? Разве раньше я мучилась от того, что книги под рукой нет? Это ты со мной сделал. Как хочешь, так меня и лепишь. Я не кусок пластилина.
Вместо того, чтоб утешить, раздеваю Паолу и несу… в ванну. Вот уж чего она никак не ожидала. Ванна, правда, напоминает маленький бассейн. Раздеваюсь сам, бросаюсь в горячую воду, тру любимой спинку, потом она мне… Непонятно как оказываемся на прохладных, хрустящих простынях…
Гилва вернулась поздно вечером. Видимо, это время надо считать вечером. Трудно судить о времени в мире, где солнце готово всходить и садиться по твоему желанию. Паола вскочила из-за компьютера, девушки обнялись, закружились и рухнули на кровать. Усталая, измученная, со свежей царапиной на лбу, но счастливая и энергичная Гилва заявила:
– Ты проходишь Логрус сегодня в синий цикл. Завтра тебя вычислят и найдут. Будет лучше, если к этому времени ты станешь наполовину своим.
– А как ты? Сняла заклятие?
– Ага! Словно заново родилась. Собирайся.
Пристегиваю на всякий случай шашку к поясу, обхлопываю себя по карманам. В одном портативный комп, в другом складной ножик и зажигалка. Бластер оставляю Паоле. Двери прорезать.
– Я готов.
Гилва берет меня за руку, ведет в угол. Чувствую, как с каждым шагом уменьшается гравитация. Еще шаг – и неведомая сила подхватывает и несет нас куда-то по тоннелю с мерцающими стенами. Приземляемся в огромном зале с неровным сводчатым потолком, озаренным голубыми бликами. Это, скорее, пещера. Гилва удивленно вскрикивает.
– Мы не туда попали?
– Как раз туда. Но из моего убежища не было прямого Пути к Логрусу.
Любуюсь Логрусом. Живой лабиринт. Забавно. Даже очень. Не меньше пятнадцати скелетов на полу.
– Ты знаешь, твое зеркало отразило меня скелетом.
– Срань! Я его разобью когда-нибудь! Выкини из головы. Оно в половине случаев – пальцем в небо.
– Итак, последние рекомендации?
– Те же, что и раньше. Если в Лабиринте нужно дойти до центра, то здесь – пересечь Логрус. Пройти на ту сторону. Начнешь движение – не оглядывайся. Не задумывайся. Только вперед!
Провожу ладонью по щеке девушки и делаю первый шаг…
Чьи-то прохладные пальцы кладут на лоб влажную тряпочку. Компресс. Примитивная медицина. Значит, я не в космосе. И не на Горгулье. В десант хожу один. И вообще, я же высадился в Эмберленде. Эмбернулся, одним словом. А потом полез в Логрус. И похоже, прошел Логрус, если еще живой. Только соображалка плохо работает. Логротюкнутая соображалка. А если попробовать глаза открыть?
Полумрак.
А если попробовать пошевелиться?
Зря пробовал. Кажется, опять отрубился.
– Повелитель, ты никак очухался?
– Кхх-гкхх.
– Точно очухался. Не хрипи, Паолу разбудешь.
Понятно. В доме все нормально. Раз так, можно поспать. В Эмбере тоже была мокрая тряпочка. До Лабиринта. А тут – после. Удивительно! Симметрия, ети ее!
Долго кашляю, прочищая горло. Очень больно, но боль быстро проходит. Судя по «Хроникам», мы, эмбернутые, если сразу не загнулись, значит выкарабкались. Когда смаргиваю слезы, вижу перед собой седого, чуть сутулого старика.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, здравствуй. Дай-ка на тебя погляжу. Впервые вижу человека, которого Логрус хотел убить – и не смог.
– Ему это почти удалось.
– Не знаю, кому это лучше удалось. Ты едва не разрушил наш мир. Впрочем, не могу тебя осуждать, ты защищал свою жизнь. Возможно, в этом не было особого смысла…
– Извините, что перебиваю, но мне кажется, был.
– Помолчи. Тебе вредно разговаривать. Если я говорю, что не было смысла, значит ни Логрус, ни Лабиринт не смогли бы тебя убить. Но вызывать знак Лабиринта, в центре Логруса, да еще лупить Лабиринтом по Логрусу – согласись, это неэтично…
Зато дешево, надежно и практично, – хочу сказать я, но прикусываю язык.
– … Ты выбрал удачное место для атаки. Логрус не мог адекватно ответить, не повредив самого себя. И в то же время, он не мог не ответить, так как Лабиринт припомнил старые обиды. Логрусу пришлось пожертвовать частью узора, выплюнуть тебя и со всей силой ударить по знаку Лабиринта. В результате еще часть узора оказалась разрушенной. Нарушилось равновесие сил, волна возмущений прокатилась по всем отражениям, и старый Лабиринт перешел в атаку. Все могло кончиться очень плохо, но против старого Лабиринта выступил Лабиринт Корвина. Борьба ослабила обоих противников, и равновесие было восстановлено – на новом, более низком уровне. Видимо, создавая новый Лабиринт, Корвин заложил в него функцию поддержания статус кво. В конце концов, Корвин и задумывал его как стабилизирующий фактор в момент гибели мира. Одно могу сказать точно: мир был намного ближе к гибели, чем во времена войны Падения Лабиринта.
– А что будет теперь с Логрусом?
Старик улыбнулся.
– Лабиринт – стабильность, Логрус – изменчивость. Порядок нуждается в создателе для поддержания, Хаос поддерживает себя сам. В этом сила Логруса, в этом слабость Лабиринта.
– Приятно слышать, что Вселенная уцелела. А что со мной? Я, как бы это сказать, не совсем уцелел.
– Множественные переломы, разошедшиеся швы черепа, разрыв печенки, селезенки, и так далее.
– Почему же я жив?
– На эту тему мы поговорим позднее. Когда вы, молодой человек, поправитесь. А сейчас – прощайте.
Хотел повернуть голову и посмотреть ему вслед, но вовремя отказался от этой мысли. К постели подходит лохматая, страшная как смертный грех Паола с кастрюлькой и ложкой.
– Сейчас мы будем ням-ням. Откроем ротик, и выпьем бульончик. Еще ложечку.
– Паола, господи, что с тобой?
– Девочка за пять суток спала пять часов, – объясняет Гилва.