Страница:
Птах Арлиндский первым направился в замок. И угораздило же его связаться с мессонцами. И планета какая-то дурацкая. То ли Релан, то ли не Релан. Да какое, в сущности, Птаху Арлиндскому до всего этого дело. Изволь теперь освобождать несравненную червонную даму. А что с ней, освобожденной, делать, позвольте вас спросить?
Птах и сам не заметил, как остался один. Только что, минуту назад, за его спиной звучали голоса веселых братьев, и вдруг все смолкло и наступила зловещая тишина. И случилось это в ту секунду, когда принц Арлиндский ступил на первую ступеньку каменной лестницы, с виду ничем не примечательной. Самым разумным было бы вернуться назад. Но все дело в том, что на планетах Темного круга действия в согласии с разумом всегда почему-то оборачиваются абсурдом. Здесь возносится только безумие, которое нечистая сила, оседлавшая эти планеты, приветствует безудержным ржанием, доводя невинные наши заскоки до размеров маразма. Ну что, казалось бы, плохого в тихом помешательстве Гига на поэзии? Кропал себе человек стишки и радовался. На Либии он мог бы их писать до глубокой старости, вызывая неискреннее восхищение придворных, а вот на планете Темного круга поэтические занятия оборачиваются кошмарной явью.
Непонятное существо взмахнуло крыльями над головой Птаха. Он отшатнулся к стене, выставив вперед меч. Скорее всего, это была сова. Во всяком случае, потревоженная ею паутина еще долго отвратительными белесыми нитями сыпалась червонному кавалеру на плечи. И что за мрачные фантазии у Мессонского принца? Мог ведь создать что-нибудь веселенькое с песенками и плясками миловидных поселянок на лугу!
Взору Птаха открылся мрачный зал, почти пустой, если не считать длинного стола, заставленного серебряной и золотой посудой, меж которой резвились крысы. Их писк действовал принцу на нервы. Внезапно на каменные плиты рядом с Птахом упала тень, кажется человеческая. Звука шагов арлиндец не слышал, и это его настораживало.
– Эй, кто здесь? – спросил он громко.
Крысы с писком бросились врассыпную. Над головой замахали перепончатыми крыльями летучие мыши, а из угла выкатился маленький человечек, до смешного похожий на Пигала Сиринского. В сущности, это была карикатура на просвещеннейшего магистра. Ибо настоящий Пигал при небольшом росте обладал фигурой безупречных пропорций. А у этого карлика все было не по размеру – и руки, и ноги, и голова, и даже нос, торчащий острым клювом. Счастье Гига Мессонского, что просвещеннейший не видит этого существа, иначе он никогда бы не простил незадачливому поэту издевательства над своим благообразным обликом. Карлик смотрел на Птаха острыми глазками, и на лице его страх мешался с любопытством.
– Я несчастный принц Лафар, что, прельстившись слухами...– затянул он было Гигову, судя по всему, песню, но Птах его оборвал:
– Будет тебе чушь молоть. Покажи-ка лучше, где красавица томится.
Проводник был ненадежный, но другого все равно не найти. Карлик пошел вперед без споров, принц двинулся за ним следом, внимательно оглядываясь по сторонам. Проведя арлиндца через зал, мимо разоренного крысами стола, он стал спускаться по лестнице, точно такой же, какой принц воспользовался только что, поднимаясь наверх. Шел карлик молча, быстро семеня коротковатыми кривыми ножками по скользким ступенькам. И завел он Птаха в совершенно немыслимое подземелье, гадкое до отвращения и на палец заросшее плесенью. В довершение ко всему под сапогами принца захлюпала зловонная жидкость.
Жабовидных пщаков Птах не видел никогда, зато много о них слышал, не слишком, однако, веря в их существование. Но здесь, в подземелье, они были во плоти и крови и очень быстро доказали червонному кавалеру, что шутить с ними опасно. Во всяком случае, замешательство в начале схватки едва не стоило ему головы. Уклонившись от летящего навстречу меча, Птах успел смахнуть голову чужую, а затем, оттолкнувшись спиной от стены, насквозь пропорол грудь второго пщака. С третьим особых хлопот не было, он оказался самым неуклюжим из всех. Арлиндец не был знаком с анатомией пщаков, но кровь убитых им существ сходна была с человеческой.
Карлик вынырнул из темноты и сделал знак червонному кавалеру следовать за собой. Блуждание по закоулкам не доставляло принцу удовольствия. Его смущали груды человеческих костей и черепов, которые валялись повсюду. А несравненную, прилегшую отдохнуть буквально в воздухе, он увидел немного погодя и не слишком удивился этому зрелищу. Похоже, воображение Гига Мессонского сильно захромало под конец поэмы, коли он не смог выдумать ничего менее тривиального. Все слышанные Птахом от матери сказки заканчивались именно так. Гроб хрустальный разлетался на части, а влюбленные обретали свое счастье.
– Это классический игирийский четырехгранник,– проскрипел карлик,– но недаром же меня считают лучшим из магистров...
Птах Арлиндский уже склонился над несравненной, чтобы подхватить ее на лету, но, увы, поймал он только воздух. Все исчезло в одно мгновение – девушка, карлик и даже замок. А в двух шагах от Птаха сидел Феликс Садерлендский и ругался последними словами.
– Да что же это такое, ведь, можно сказать, в руках держал. Опять ибсянин мне свинью подложил.
– Ты карлика видел? – спросил Птах у барона.
– Я видел Летучего Зена, который вместе с подружкой устраивали мне встречу с несравненной.
– Она была в хрустальном гробу?
– Какой гроб! Она была обольстительно живая. Я уже ощущал ее дыхание на своих губах, и все исчезло.
Ибсянин объявился буквально через минуту, причем возник он буквально из ничего, а следом за ним вывалился Гиг Мессонский с печатью разочарования на лице. Феликсовы обвинения в колдовстве трефовый кавалер отверг с порога, заявив, что не имеет никакого отношения к исчезновению замка.
– У меня есть подозрение,– поделился с братьями Андрей,– что мы присутствовали при собственном зачатии, каждый, разумеется, при своем.
– С чего ты взял? – возразил Гиг.– Я пережил головокружительное приключение с переодеваниями.
– С переодеваниями?! – насторожился Птах.– Ты проник в спальню своей несравненной, переодевшись в женское платье, пока два чудака занимались магическими опытами?
– Допустим,– согласился Гиг.– А ты что, пережил нечто подобное?
– Нет,– покачал головой Птах.– Я просто слышал эту историю в Арлиндии. Ибо приключение, которое ты только что пережил, Гиг, стоило моей матери Елене мессонского трона.
– Но позволь,– возмутился Гиг.– Я видел несравненную, ту самую, что изображена на бубновой карте.
– Все мы видели своих несравненных,– подтвердил Птах.– Тем не менее прав Андрей. Замок был плодом твоей фантазии, принц Мессонский, но то, что с нами происходило, очень напоминает истинные происшествия, случившиеся с одним человеком. И этот человек – наш отец, князь Тимерийский.
– Меня интересует другое,– покачал головой Гиг,– зачем мы вообще гоняемся за несравненными, если их нет на свете?
– А разве погоня за химерами не святой долг всякого приличного поэта? – всплеснул руками Феликс.– Ты ме-ня разочаровал, дорогой братец.
– Я не поэт,– твердо сказал Птах.– За это время я бы отыскал целую дюжину несравненных в своей Арлиндии.
– Есть, видимо, смысл вернуться к Пигалу и Лулу,– предложил Гиг.– И взглянуть на карты – не произошли ли там какие-нибудь изменения?
С принцем Мессонским согласились все, уж больно бесперспективное это занятие – хватать руками пустоту. Благо до ворот станции гельфов было всего ничего.
– Я одного не могу понять,– сказал Феликс,– почему мы все время крутимся на небольших пятачках между входом и выходом? Ведь за пределами этого пятачка целая планета.
– Возможно, все дело в голубых замках,– задумчиво проговорил Андрей Ибсянин, но объяснить свою мысль не успел.
Ворота станции гельфов распахнулись, вобрав в себя незадачливых охотников за несравненными. В эту минуту необходимо было сосредоточиться на дороге, чтобы не оказаться в какой-нибудь невероятной дыре. Молодые люди на своем опыте убедились, что шутить с чудесным творением предков опасно.
Просвещеннейший Пигал колдовал над костром. Впрочем, колдовство было прикладного свойства, поскольку результатом магических пассов должна была явиться обыкновенная уха, запах которой путешественники уловили от самых ворот станции.
– А вы заметили, как скромно нас кормят на этой дороге? – спросил проголодавшийся Феликс.– Ни одного приличного трактира на обочине. Гельфы были уж очень непредусмотрительными людьми. Счастье еще, что с нами просвещеннейший из просвещенных, магистр из магистров, который не даст нам умереть с голоду.
– Магия здесь ни при чем,– сказал Пигал после приветствия, хмуро оглядывая вернувшихся ни с чем молодых людей.– В этом озере рыбы с избытком, бери хоть голыми руками.
Чуть в стороне от костра паслись кони, среди которых Феликс обнаружил своего гнедого.
– Переплыли стараниями ее высочества Лулу,– пояснил Пигал.
Феликс не стал расспрашивать, как ей удалось это сделать. В конце концов, ведьме ничего не стоит заставить бедную лошадку проделать водой вплавь далекий и трудный путь. Гоняет же принцесса единокровных братьев по дороге гельфов, словно гончих псов, правда, пока без толку. А что касается барона Садерлендского, то он вполне солидарен с просвещеннейшим Пигалом – пропади она пропадом, эта Черная плазма, со всеми населяющими ее Сагкхами.
Пигал и подошедшая Лулу внимательно выслушали рассказы молодых людей и пришли к выводу, что они попали в след князя Тимерийского. Только его память могла хранить подробности зачатий благородных отпрысков. Но его воспоминания были существенно подкорректированы, поскольку на месте Асольды, Елены, Лилии и Леды оказались несравненные.
– Ибсянин считает, что во всем виноваты голубые замки,– сказал Птах.– И я полагаю, что он прав.
– Почему? – Лулу перевела взгляд на Андрея.
– Видишь ли,– задумчиво проговорил тот,– гельфы готовились к затяжной войне с Черной плазмой. Отсюда голубые замки с якобы зародышами чудовищ. Но, как мы знаем, драконы оказались неэффективным средством борьбы против Сагкхов. То же самое происходило и с другими чудовищами, созданными человеческой мыслью. И тогда кто-то умный решил: а почему бы не использовать для этой цели фантазию самих Сагкхов? Сагкхи, появляясь на планетах гельфов, испускают волны, взрывая голубые замки-мины, и их фантазии, их страхи, их комплексы начинают приобретать материальную форму. По сути дела, Сагкхи начинают бороться сами с собой, как это происходило с нами.
– Но почему все это разрушилось в самый неподходящий момент? – возмутился Феликс.– Ведь если верить твоим рассуждениям, то все наши и не наши фантазии должны были обрести законченную форму?
– Да потому, что до нашего прихода на планете побывал человек, обезвредивший гельфийскую мину. И ее энергии хватило только на пшик, который мы с вами застали.
Просвещеннейший Пигал едва не подпрыгнул от осенившей его мысли. Конечно, ибсянин прав. Именно для этого вышел на дорогу гельфов проклятый князь. Сагкхи не могли пройти по этой дороге из-за мин-ловушек, их сгубили бы собственные материализовавшиеся фантазии, которые по сравнению с человеческими, надо полагать, просто чудовищны. Вот Сагкхи и пустили впереди князя Тимерийского. А дальше последует прорыв Черной плазмы к Светлому кругу и неизбежный закат человеческой цивилизации. И Пигал Сиринский причастен к реализации этого чудовищного плана! Более того, если уж говорить начистоту, то он один из самых рьяных пособников проклятого князя. Именно с помощью Сиринского магистра Чернопалый вышел на эту дорогу. А теперь Пигал ведет ему на подмогу сыновей, чтобы ускорить гибель Вселенной. Было от чего встать дыбом остаткам волос на голове несчастного сиринца.
– Допустим, князь взрывает мины,– согласился Феликс.– Но кто тогда посадил в голубых замках убитых нами монстров? А у этих монстров и химеры, надо полагать, соответствующие. Это вам не полузвери-полулюди, придуманные Гигом. И кто предупредил нас посредством карт о грозящей опасности? Черная плазма?
– Я еще понимаю, когда нас бросают против чудищ,– поддержал барона Птах,– но зачем нас дразнят несравненными, кто-нибудь может мне объяснить?
Может, кто-нибудь и мог бы, но Пигал Сиринский за это дело не взялся. Ему кружение за несравненными тоже действовало на нервы. Разумеется, он кое о чем догадывался, но эти догадки не приносили ему облегчения. После мучительных раздумий магистр пришел к выводу, что брать всю ответственность на себя он не вправе. Видимо, настал тот момент, когда следует обратиться за помощью к членам Высшего Совета, даже если ему придется поступиться ради этого своими принципами и поработать немного на черной волне.
Посвящать молодых людей в свои планы Пигал не стал, сказав лишь, что утро вечера мудренее. Обмануть Лулу было сложнее, чем ее простодушных братьев, кроме того, без ее помощи магистр вряд ли сумел бы связаться с нужными людьми, а потому он просто сказал ей, что разговор будет конфиденциальным. Лулу, как хорошо воспитанная девушка, не препятствовала магистру в его делах. И никакого подвоха с его стороны она, судя по всему, не ждала. Разумеется, Пигал испытывал чувство неловкости, используя чужую доверчивость в своих целях, но оправдывало его то, что действовал он не в своих корыстных интересах, а исключительно на благо человечества.
Магистр нашел понимание у членов Высшего Совета, правда, по части дельных предложений дело обстояло значительно хуже. Но общими усилиями план действий составить удалось. И с самого раннего утра Пигал приступил к его осуществлению, предварительно обговорив кое-какие детали с Лулу. Собственное коварство ужаснуло Пигала Сиринского, но тут уж ничего не поделаешь: назвался груздем – полезай в кузов. Увы, прав, наверное, просвещеннейший кентавр Семерлинг: чем больше у человека власти, тем больше возможностей совершать подлости. Во всяком случае, магистр стал за собой примечать, что врет он уже не краснея.
– Мы отправляемся на Весту,– сказал Пигал проснувшимся молодым людям.– Князь Тимерийский рано или поздно обязательно объявится на этой планете хотя бы потому, что знает о существовании на Весте четырех голубых замков. О Весте много пишут в вефалийских и игирийских хрониках, которые князь читал. К тому же это чуть ли не единственная планета Темного круга, местоположение которой мы знаем точно. Думаю, Лулу выведет нас к ней без проблем.
В общем, в данном случае просвещеннейший Пигал не солгал нисколечко. Он просто умолчал о том, что на Весте путешественников ожидают сюрпризы, которые должен для них приготовить кентавр Семерлинг. А перед решающим шагом магистр предложил молодым людям отдохнуть денька два-три. В конце концов, неизвестно, что их на Весте ждет, и непродолжительный отдых позволит кавалерам встретить испытания во всеоружии.
Никто с Пигалом спорить не стал. Ничего хорошего молодые люди от Весты не ждали, а потому и спешить туда не было причины. Развлекались в основном тем, что удили рыбу и купались. Ну а у Пигала Сиринского было и дополнительное развлечение – муки совести.
Может, он напрасно оговорил молодых людей перед членами Высшего Совета? И его наблюдения в голубом замке не более чем плод разгоряченного воображения? Но, с другой стороны, не мог же магистр умолчать о своих подозрениях, когда на карту поставлено существование Вселенной. В данном случае лучше перестраховаться, чем упустить из виду хоть одну важную деталь. Очень может быть, что именно она окажется решающей. При взгляде на барона Садерлендского на ум Пигалу пришел другой Феликс, убитый в Лорк-Нее сорок лет назад. Его смерть магистр до сих пор не мог простить кентавру Семерлингу. А ведь Семерлинг исходил из тех же соображений, что и Пигал Сиринский в данную минуту. И результатом этой перестраховки оказалась гибель десяти тысяч человек на Альдеборане.
На третий день, рано поутру, прекраснейшая Лулу, ведя в поводу коня, уверенно зашагала по дороге гельфов. Просвещеннейший Пигал, знавший принцессу с раннего детства, в последнее время стал сомневаться даже в ней. Смущало просвещеннейшего ее очевидное пристрастие к Черной магии. А если принять во внимание сомнительное родство, то подозрения магистра не были столь уж беспочвенными. Печать Черной плазмы лежала на всех спутниках магистра. Даже чуткая совесть Пигала Сиринского этот факт отрицать не могла.
– Сдается мне, магистр, что вы нам не доверяете.
Пигал даже вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос барона Садерлендского.
– С чего вы взяли, человек молодой?
– Будь я на вашем месте, никогда бы не поверил сыновьям человека, тесно связанного с Черной плазмой. Поговаривают, что наш батюшка был с Сагкхом в большой дружбе.
– От кого вы слышали эту чушь?
– От Летучего Зена, а он в свою очередь подслушал ваш с кентавром Семерлингом разговор. Конечно, верить Зену на слово я бы не стал, но, понаблюдав за вами, просвещеннейший, я пришел к выводу, что вас, мягко так скажем, мучают сомнения. И мне захотелось узнать, в чем вы подозреваете князя Тимерийского и какой подлости ожидаете от нас?
Просвещеннейший Пигал был слегка смущен напором человека молодого, но отмалчиваться в создавшейся ситуации было бы глупо.
– Я подозреваю, что ваш батюшка разрушает мины гельфов, чтобы облегчить Черной плазме прорыв в наши пределы. Возможно, он действует бессознательно, по заложенной Сагкхом программе.
– И вы не исключаете, что мы эту программу унаследовали?
– Согласитесь, человек молодой, что я просто обязан рассмотреть эту версию.
– Но я не чувствую влияния Черной плазмы,– возразил Феликс.
– Видите ли, барон, многие поступки мы совершаем бессознательно, не отдавая себе отчета в их последствиях. Иногда нам кажется, что мы совершаем благое дело, но на поверку оказывается, что это далеко не так. Очень может быть, что я ошибаюсь в своих сомнениях, но рассеять их может только время.
Выговорившись, Пигал почувствовал облегчение. Теперь никто уже не вправе упрекать его в коварстве. А если в молодых людях преобладают человеческие качества, то, надо полагать, они призадумаются.
Световой удар, ставший уже привычным, заставил магистра поспешно прикрыть глаза. Отрезок дороги гельфов закончился, и, обретя себя на чужой планете, Пигал неожиданно осознал, что окружен существами, от которых, откровенно говоря, предпочел бы держаться подальше. Будь просвещеннейший один, на этом, вероятно, и закончилось бы его путешествие по дороге гельфов. К счастью, его молодые спутники раскрыли глаза вовремя и дружно взялись за мечи. Нападающие очень напоминали людей – две ноги, две руки и одна голова. Бросалась, правда, в глаза поразительная свирепость рыл, а также рога на головах. Но, присмотревшись повнимательнее, магистр пришел к выводу, что рога эти искусственного происхождения. А что касается свирепости, то она отчасти объяснялась раскраской лиц. Если нападающие рассчитывали на легкую победу, то они явно просчитались. В мгновение ока расторопные Пигаловы спутники вышибли из седел своих наиболее рьяных противников, а остальных обратили в бегство.
– Браво, Лулу,– сказал Феликс,– ты бесценный проводник.
– Голубой замок,– указала Лулу на знакомое уже всем сооружение.– И, как видишь, он цел и невредим.
Между прочим, как раз к этому замку и отступали сейчас довольно поспешно рогатые всадники, в которых Пигал окончательно опознал людей.
– Именно с этой планеты гельфийский император Вэл Великий отправился в свой последний поход, закончившийся катастрофой.– Лулу вздохнула, видимо, по поводу утерянного могущества.
– В отличие от Вэла мы должны одержать победу,– сказал Феликс,– и прибрать к рукам голубой замок, чтобы в случае нужды было где отсидеться и перекусить.
Предложение пикового кавалера хоть и с большой натяжкой, но можно было счесть здравым. Однако просвещеннейший Пигал вспомнил свои переживания во время штурма такого же сооружения на Альбакерке и пал духом. Зато братья удалого барона приняли предложение с большим энтузиазмом.
– Будем жечь дыру.– Феликс уже поднял руку, но Лулу остановила его.
– Погоди, мне этот замок нужен целым.
– В таком случае объясни, как ты планируешь туда проникнуть! – воскликнул охваченный азартом принц Мессонский.
Штурм замков был любимейшим занятием его высочества. К сожалению, предаваться ему он мог только в своем воображении, поскольку среди мессонских баронов не находилось отчаянных, способных бросить вызов императрице Асольде. Но на Весте Гигу, кажется, неожиданно повезло.
– Я попробую открыть ворота с помощью этого ключа.– Лулу поднесла к губам маленькую штучку, очень напоминавшую детскую свистульку.
– А вы будьте готовы к тому, чтобы не дать противнику захлопнуть их перед вашим носом.
Просвещеннейший Пигал вздохнул и огляделся в поисках надежного убежища. Искомое он обнаружил в тридцати шагах от того места, где молодые безумцы готовили атаку на чужой замок, не озаботившись выяснением того, какие силы будут им противостоять. Поразительное легкомыслие.
– Поосторожнее со слезами Сагкха,– предостерег Пигал.– Иначе замок расползется под вашими ногами.
Камень, облюбованный магистром в качестве щита, выглядел солидно, но на всякий случай Пигал слегка искривил пространство, дабы избежать неприятных случайностей в виде стрелы или копья, брошенного сильной рукой.
Стена раздвинулась столь неожиданно, что Гиг запоздал с атакой. Его опередил расторопный барон Садерлендский, первым пославший своего коня в образовавшийся проем. Стремительный натиск застал защитников голубого замка врасплох, и двое рогатых стражей были зарублены лихим бароном раньше, чем успели подать сигнал тревоги. Впрочем, топот чужих коней не остался неуслышанным. Сверху полетели стрелы и копья, не причинившие, впрочем, вреда нападающим.
Гиг Мессонский первым спрыгнул с коня и взлетел по ступенькам на галерею, где столкнулся лицом к лицу с рогатым воином в серебристой одежде, которая выгодно отличала его от одетых в бурую шерсть соплеменников. Впрочем, серебристые одежды не спасли его от удара Гигова меча. Рогатая голова покатилась вниз по ступенькам, а принц Мессонский ринулся вперед прямо на выскочившую навстречу группу воинов. Справа ломил Птах Арлиндский, слева отмахивался Андрей Ибсянин, а голос Феликса Садерлендского звучал уже где-то наверху.
– Их только пятеро,– крикнули из бокового прохода.– Чего вы испугались, ублюдки?!
– Сдавайтесь,– услышал Гиг голос Лулу.– Я, гельфийская принцесса, гарантирую вам жизнь.
В ответ раздался дружный хохот, заглушаемый треском энергетических мечей. Рванувшегося на помощь сестре Гига едва не опалило языком пламени, опередившего Мессонского принца на несколько секунд. Послышались дикие вопли, запахло паленым.
– С ума сошел, Феликс,– возмутилась вынырнувшая невредимой из огня и дыма Лулу.– Ты погубишь замок.
Барон спрыгнул сверху, следом упало еще одно тело, но, кажется, уже безголовое. Птах с Андреем добивали за спиной Гига двух рогоносцев, которые, впрочем, умирать не захотели и бросили мечи на пол.
– Как зовут вашего командира? – спросил Гиг у одного из пленников.
– Капитан Бэг.
– Я принц Мессонский,– крикнул Гиг в скудно освещенный проем в дальнем углу зала.– Капитан Бэг, предлагаю вам сложить оружие.
– Ваши гарантии?
– Мы гарантируем вам жизнь и свободу, а замок остается в наших руках.
– Это разбой,– одетый в серебристые одежды человек выступил на средину зала.– Вы напали на императорских гвардейцев и нанесли ущерб голубому замку. Это святотатство. Вам, принц Мессонский, придется отвечать за бесчинства перед императором.
Претензии можно было бы счесть обоснованными, если бы не поведение гвардейцев, напавших на ни в чем не повинных путешественников. Об этом Гиг и сказал капитану Бэгу.
– Согласен, что с вами обошлись негостеприимно. Но ведь вид у вас подозрительный, и объявились вы на наших землях незваными.
– Брось трепаться,– оборвал Бэга Феликс Садерлендский.– Ничего подозрительного в нас нет. Люди как люди. А вот ты самый настоящий разбойник. Так что забирай своих уцелевших придурков и выметайся отсюда.
Капитан Бэг, мужчина приличного роста и представительной внешности, смотрел на пришельцев без большого дружелюбия. А если говорить откровенно, его просто трясло от ярости. Правда, к этой ярости примешивалась и изрядная доля страха. Видимо, страх и помешал ему проявить себя в полном блеске хотя бы в словесной баталии. Ничего, кроме неразборчивого бурчания, путешественники от него больше не услышали. Что же касается рогатых гвардейцев, то они проявили удивительную расторопность – не прошло и пяти минут, как замок очистился от посторонних. Посторонними гвардейцев назвал Птах Арлиндский, слегка погрешив против истины.
Просвещеннейший Пигал прибыл к самому финалу драмы, когда Гиг Мессонский и капитан Бэг спорили по поводу пленных, обнаруженных в подвалах замка. Капитан требовал, чтобы ему отдали пленных, если не всех, то хотя бы по выбору. Настойчивость Бэга возмутила принца Мессонского, и его «нет» прозвучало непреклонно.
– Здесь собраны враги императора,– надрывался капитан.– Эти люди достойны самой суровой кары.
– Разберемся,– сухо отозвался Гиг.– С нами член Высшего Совета Светлого круга, на которого императором Гельфийским возложены обязанности судьи на всех планетах, связанных дорогой.
Птах и сам не заметил, как остался один. Только что, минуту назад, за его спиной звучали голоса веселых братьев, и вдруг все смолкло и наступила зловещая тишина. И случилось это в ту секунду, когда принц Арлиндский ступил на первую ступеньку каменной лестницы, с виду ничем не примечательной. Самым разумным было бы вернуться назад. Но все дело в том, что на планетах Темного круга действия в согласии с разумом всегда почему-то оборачиваются абсурдом. Здесь возносится только безумие, которое нечистая сила, оседлавшая эти планеты, приветствует безудержным ржанием, доводя невинные наши заскоки до размеров маразма. Ну что, казалось бы, плохого в тихом помешательстве Гига на поэзии? Кропал себе человек стишки и радовался. На Либии он мог бы их писать до глубокой старости, вызывая неискреннее восхищение придворных, а вот на планете Темного круга поэтические занятия оборачиваются кошмарной явью.
Непонятное существо взмахнуло крыльями над головой Птаха. Он отшатнулся к стене, выставив вперед меч. Скорее всего, это была сова. Во всяком случае, потревоженная ею паутина еще долго отвратительными белесыми нитями сыпалась червонному кавалеру на плечи. И что за мрачные фантазии у Мессонского принца? Мог ведь создать что-нибудь веселенькое с песенками и плясками миловидных поселянок на лугу!
Взору Птаха открылся мрачный зал, почти пустой, если не считать длинного стола, заставленного серебряной и золотой посудой, меж которой резвились крысы. Их писк действовал принцу на нервы. Внезапно на каменные плиты рядом с Птахом упала тень, кажется человеческая. Звука шагов арлиндец не слышал, и это его настораживало.
– Эй, кто здесь? – спросил он громко.
Крысы с писком бросились врассыпную. Над головой замахали перепончатыми крыльями летучие мыши, а из угла выкатился маленький человечек, до смешного похожий на Пигала Сиринского. В сущности, это была карикатура на просвещеннейшего магистра. Ибо настоящий Пигал при небольшом росте обладал фигурой безупречных пропорций. А у этого карлика все было не по размеру – и руки, и ноги, и голова, и даже нос, торчащий острым клювом. Счастье Гига Мессонского, что просвещеннейший не видит этого существа, иначе он никогда бы не простил незадачливому поэту издевательства над своим благообразным обликом. Карлик смотрел на Птаха острыми глазками, и на лице его страх мешался с любопытством.
– Я несчастный принц Лафар, что, прельстившись слухами...– затянул он было Гигову, судя по всему, песню, но Птах его оборвал:
– Будет тебе чушь молоть. Покажи-ка лучше, где красавица томится.
Проводник был ненадежный, но другого все равно не найти. Карлик пошел вперед без споров, принц двинулся за ним следом, внимательно оглядываясь по сторонам. Проведя арлиндца через зал, мимо разоренного крысами стола, он стал спускаться по лестнице, точно такой же, какой принц воспользовался только что, поднимаясь наверх. Шел карлик молча, быстро семеня коротковатыми кривыми ножками по скользким ступенькам. И завел он Птаха в совершенно немыслимое подземелье, гадкое до отвращения и на палец заросшее плесенью. В довершение ко всему под сапогами принца захлюпала зловонная жидкость.
Жабовидных пщаков Птах не видел никогда, зато много о них слышал, не слишком, однако, веря в их существование. Но здесь, в подземелье, они были во плоти и крови и очень быстро доказали червонному кавалеру, что шутить с ними опасно. Во всяком случае, замешательство в начале схватки едва не стоило ему головы. Уклонившись от летящего навстречу меча, Птах успел смахнуть голову чужую, а затем, оттолкнувшись спиной от стены, насквозь пропорол грудь второго пщака. С третьим особых хлопот не было, он оказался самым неуклюжим из всех. Арлиндец не был знаком с анатомией пщаков, но кровь убитых им существ сходна была с человеческой.
Карлик вынырнул из темноты и сделал знак червонному кавалеру следовать за собой. Блуждание по закоулкам не доставляло принцу удовольствия. Его смущали груды человеческих костей и черепов, которые валялись повсюду. А несравненную, прилегшую отдохнуть буквально в воздухе, он увидел немного погодя и не слишком удивился этому зрелищу. Похоже, воображение Гига Мессонского сильно захромало под конец поэмы, коли он не смог выдумать ничего менее тривиального. Все слышанные Птахом от матери сказки заканчивались именно так. Гроб хрустальный разлетался на части, а влюбленные обретали свое счастье.
– Это классический игирийский четырехгранник,– проскрипел карлик,– но недаром же меня считают лучшим из магистров...
Птах Арлиндский уже склонился над несравненной, чтобы подхватить ее на лету, но, увы, поймал он только воздух. Все исчезло в одно мгновение – девушка, карлик и даже замок. А в двух шагах от Птаха сидел Феликс Садерлендский и ругался последними словами.
– Да что же это такое, ведь, можно сказать, в руках держал. Опять ибсянин мне свинью подложил.
– Ты карлика видел? – спросил Птах у барона.
– Я видел Летучего Зена, который вместе с подружкой устраивали мне встречу с несравненной.
– Она была в хрустальном гробу?
– Какой гроб! Она была обольстительно живая. Я уже ощущал ее дыхание на своих губах, и все исчезло.
Ибсянин объявился буквально через минуту, причем возник он буквально из ничего, а следом за ним вывалился Гиг Мессонский с печатью разочарования на лице. Феликсовы обвинения в колдовстве трефовый кавалер отверг с порога, заявив, что не имеет никакого отношения к исчезновению замка.
– У меня есть подозрение,– поделился с братьями Андрей,– что мы присутствовали при собственном зачатии, каждый, разумеется, при своем.
– С чего ты взял? – возразил Гиг.– Я пережил головокружительное приключение с переодеваниями.
– С переодеваниями?! – насторожился Птах.– Ты проник в спальню своей несравненной, переодевшись в женское платье, пока два чудака занимались магическими опытами?
– Допустим,– согласился Гиг.– А ты что, пережил нечто подобное?
– Нет,– покачал головой Птах.– Я просто слышал эту историю в Арлиндии. Ибо приключение, которое ты только что пережил, Гиг, стоило моей матери Елене мессонского трона.
– Но позволь,– возмутился Гиг.– Я видел несравненную, ту самую, что изображена на бубновой карте.
– Все мы видели своих несравненных,– подтвердил Птах.– Тем не менее прав Андрей. Замок был плодом твоей фантазии, принц Мессонский, но то, что с нами происходило, очень напоминает истинные происшествия, случившиеся с одним человеком. И этот человек – наш отец, князь Тимерийский.
– Меня интересует другое,– покачал головой Гиг,– зачем мы вообще гоняемся за несравненными, если их нет на свете?
– А разве погоня за химерами не святой долг всякого приличного поэта? – всплеснул руками Феликс.– Ты ме-ня разочаровал, дорогой братец.
– Я не поэт,– твердо сказал Птах.– За это время я бы отыскал целую дюжину несравненных в своей Арлиндии.
– Есть, видимо, смысл вернуться к Пигалу и Лулу,– предложил Гиг.– И взглянуть на карты – не произошли ли там какие-нибудь изменения?
С принцем Мессонским согласились все, уж больно бесперспективное это занятие – хватать руками пустоту. Благо до ворот станции гельфов было всего ничего.
– Я одного не могу понять,– сказал Феликс,– почему мы все время крутимся на небольших пятачках между входом и выходом? Ведь за пределами этого пятачка целая планета.
– Возможно, все дело в голубых замках,– задумчиво проговорил Андрей Ибсянин, но объяснить свою мысль не успел.
Ворота станции гельфов распахнулись, вобрав в себя незадачливых охотников за несравненными. В эту минуту необходимо было сосредоточиться на дороге, чтобы не оказаться в какой-нибудь невероятной дыре. Молодые люди на своем опыте убедились, что шутить с чудесным творением предков опасно.
Просвещеннейший Пигал колдовал над костром. Впрочем, колдовство было прикладного свойства, поскольку результатом магических пассов должна была явиться обыкновенная уха, запах которой путешественники уловили от самых ворот станции.
– А вы заметили, как скромно нас кормят на этой дороге? – спросил проголодавшийся Феликс.– Ни одного приличного трактира на обочине. Гельфы были уж очень непредусмотрительными людьми. Счастье еще, что с нами просвещеннейший из просвещенных, магистр из магистров, который не даст нам умереть с голоду.
– Магия здесь ни при чем,– сказал Пигал после приветствия, хмуро оглядывая вернувшихся ни с чем молодых людей.– В этом озере рыбы с избытком, бери хоть голыми руками.
Чуть в стороне от костра паслись кони, среди которых Феликс обнаружил своего гнедого.
– Переплыли стараниями ее высочества Лулу,– пояснил Пигал.
Феликс не стал расспрашивать, как ей удалось это сделать. В конце концов, ведьме ничего не стоит заставить бедную лошадку проделать водой вплавь далекий и трудный путь. Гоняет же принцесса единокровных братьев по дороге гельфов, словно гончих псов, правда, пока без толку. А что касается барона Садерлендского, то он вполне солидарен с просвещеннейшим Пигалом – пропади она пропадом, эта Черная плазма, со всеми населяющими ее Сагкхами.
Пигал и подошедшая Лулу внимательно выслушали рассказы молодых людей и пришли к выводу, что они попали в след князя Тимерийского. Только его память могла хранить подробности зачатий благородных отпрысков. Но его воспоминания были существенно подкорректированы, поскольку на месте Асольды, Елены, Лилии и Леды оказались несравненные.
– Ибсянин считает, что во всем виноваты голубые замки,– сказал Птах.– И я полагаю, что он прав.
– Почему? – Лулу перевела взгляд на Андрея.
– Видишь ли,– задумчиво проговорил тот,– гельфы готовились к затяжной войне с Черной плазмой. Отсюда голубые замки с якобы зародышами чудовищ. Но, как мы знаем, драконы оказались неэффективным средством борьбы против Сагкхов. То же самое происходило и с другими чудовищами, созданными человеческой мыслью. И тогда кто-то умный решил: а почему бы не использовать для этой цели фантазию самих Сагкхов? Сагкхи, появляясь на планетах гельфов, испускают волны, взрывая голубые замки-мины, и их фантазии, их страхи, их комплексы начинают приобретать материальную форму. По сути дела, Сагкхи начинают бороться сами с собой, как это происходило с нами.
– Но почему все это разрушилось в самый неподходящий момент? – возмутился Феликс.– Ведь если верить твоим рассуждениям, то все наши и не наши фантазии должны были обрести законченную форму?
– Да потому, что до нашего прихода на планете побывал человек, обезвредивший гельфийскую мину. И ее энергии хватило только на пшик, который мы с вами застали.
Просвещеннейший Пигал едва не подпрыгнул от осенившей его мысли. Конечно, ибсянин прав. Именно для этого вышел на дорогу гельфов проклятый князь. Сагкхи не могли пройти по этой дороге из-за мин-ловушек, их сгубили бы собственные материализовавшиеся фантазии, которые по сравнению с человеческими, надо полагать, просто чудовищны. Вот Сагкхи и пустили впереди князя Тимерийского. А дальше последует прорыв Черной плазмы к Светлому кругу и неизбежный закат человеческой цивилизации. И Пигал Сиринский причастен к реализации этого чудовищного плана! Более того, если уж говорить начистоту, то он один из самых рьяных пособников проклятого князя. Именно с помощью Сиринского магистра Чернопалый вышел на эту дорогу. А теперь Пигал ведет ему на подмогу сыновей, чтобы ускорить гибель Вселенной. Было от чего встать дыбом остаткам волос на голове несчастного сиринца.
– Допустим, князь взрывает мины,– согласился Феликс.– Но кто тогда посадил в голубых замках убитых нами монстров? А у этих монстров и химеры, надо полагать, соответствующие. Это вам не полузвери-полулюди, придуманные Гигом. И кто предупредил нас посредством карт о грозящей опасности? Черная плазма?
– Я еще понимаю, когда нас бросают против чудищ,– поддержал барона Птах,– но зачем нас дразнят несравненными, кто-нибудь может мне объяснить?
Может, кто-нибудь и мог бы, но Пигал Сиринский за это дело не взялся. Ему кружение за несравненными тоже действовало на нервы. Разумеется, он кое о чем догадывался, но эти догадки не приносили ему облегчения. После мучительных раздумий магистр пришел к выводу, что брать всю ответственность на себя он не вправе. Видимо, настал тот момент, когда следует обратиться за помощью к членам Высшего Совета, даже если ему придется поступиться ради этого своими принципами и поработать немного на черной волне.
Посвящать молодых людей в свои планы Пигал не стал, сказав лишь, что утро вечера мудренее. Обмануть Лулу было сложнее, чем ее простодушных братьев, кроме того, без ее помощи магистр вряд ли сумел бы связаться с нужными людьми, а потому он просто сказал ей, что разговор будет конфиденциальным. Лулу, как хорошо воспитанная девушка, не препятствовала магистру в его делах. И никакого подвоха с его стороны она, судя по всему, не ждала. Разумеется, Пигал испытывал чувство неловкости, используя чужую доверчивость в своих целях, но оправдывало его то, что действовал он не в своих корыстных интересах, а исключительно на благо человечества.
Магистр нашел понимание у членов Высшего Совета, правда, по части дельных предложений дело обстояло значительно хуже. Но общими усилиями план действий составить удалось. И с самого раннего утра Пигал приступил к его осуществлению, предварительно обговорив кое-какие детали с Лулу. Собственное коварство ужаснуло Пигала Сиринского, но тут уж ничего не поделаешь: назвался груздем – полезай в кузов. Увы, прав, наверное, просвещеннейший кентавр Семерлинг: чем больше у человека власти, тем больше возможностей совершать подлости. Во всяком случае, магистр стал за собой примечать, что врет он уже не краснея.
– Мы отправляемся на Весту,– сказал Пигал проснувшимся молодым людям.– Князь Тимерийский рано или поздно обязательно объявится на этой планете хотя бы потому, что знает о существовании на Весте четырех голубых замков. О Весте много пишут в вефалийских и игирийских хрониках, которые князь читал. К тому же это чуть ли не единственная планета Темного круга, местоположение которой мы знаем точно. Думаю, Лулу выведет нас к ней без проблем.
В общем, в данном случае просвещеннейший Пигал не солгал нисколечко. Он просто умолчал о том, что на Весте путешественников ожидают сюрпризы, которые должен для них приготовить кентавр Семерлинг. А перед решающим шагом магистр предложил молодым людям отдохнуть денька два-три. В конце концов, неизвестно, что их на Весте ждет, и непродолжительный отдых позволит кавалерам встретить испытания во всеоружии.
Никто с Пигалом спорить не стал. Ничего хорошего молодые люди от Весты не ждали, а потому и спешить туда не было причины. Развлекались в основном тем, что удили рыбу и купались. Ну а у Пигала Сиринского было и дополнительное развлечение – муки совести.
Может, он напрасно оговорил молодых людей перед членами Высшего Совета? И его наблюдения в голубом замке не более чем плод разгоряченного воображения? Но, с другой стороны, не мог же магистр умолчать о своих подозрениях, когда на карту поставлено существование Вселенной. В данном случае лучше перестраховаться, чем упустить из виду хоть одну важную деталь. Очень может быть, что именно она окажется решающей. При взгляде на барона Садерлендского на ум Пигалу пришел другой Феликс, убитый в Лорк-Нее сорок лет назад. Его смерть магистр до сих пор не мог простить кентавру Семерлингу. А ведь Семерлинг исходил из тех же соображений, что и Пигал Сиринский в данную минуту. И результатом этой перестраховки оказалась гибель десяти тысяч человек на Альдеборане.
На третий день, рано поутру, прекраснейшая Лулу, ведя в поводу коня, уверенно зашагала по дороге гельфов. Просвещеннейший Пигал, знавший принцессу с раннего детства, в последнее время стал сомневаться даже в ней. Смущало просвещеннейшего ее очевидное пристрастие к Черной магии. А если принять во внимание сомнительное родство, то подозрения магистра не были столь уж беспочвенными. Печать Черной плазмы лежала на всех спутниках магистра. Даже чуткая совесть Пигала Сиринского этот факт отрицать не могла.
– Сдается мне, магистр, что вы нам не доверяете.
Пигал даже вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос барона Садерлендского.
– С чего вы взяли, человек молодой?
– Будь я на вашем месте, никогда бы не поверил сыновьям человека, тесно связанного с Черной плазмой. Поговаривают, что наш батюшка был с Сагкхом в большой дружбе.
– От кого вы слышали эту чушь?
– От Летучего Зена, а он в свою очередь подслушал ваш с кентавром Семерлингом разговор. Конечно, верить Зену на слово я бы не стал, но, понаблюдав за вами, просвещеннейший, я пришел к выводу, что вас, мягко так скажем, мучают сомнения. И мне захотелось узнать, в чем вы подозреваете князя Тимерийского и какой подлости ожидаете от нас?
Просвещеннейший Пигал был слегка смущен напором человека молодого, но отмалчиваться в создавшейся ситуации было бы глупо.
– Я подозреваю, что ваш батюшка разрушает мины гельфов, чтобы облегчить Черной плазме прорыв в наши пределы. Возможно, он действует бессознательно, по заложенной Сагкхом программе.
– И вы не исключаете, что мы эту программу унаследовали?
– Согласитесь, человек молодой, что я просто обязан рассмотреть эту версию.
– Но я не чувствую влияния Черной плазмы,– возразил Феликс.
– Видите ли, барон, многие поступки мы совершаем бессознательно, не отдавая себе отчета в их последствиях. Иногда нам кажется, что мы совершаем благое дело, но на поверку оказывается, что это далеко не так. Очень может быть, что я ошибаюсь в своих сомнениях, но рассеять их может только время.
Выговорившись, Пигал почувствовал облегчение. Теперь никто уже не вправе упрекать его в коварстве. А если в молодых людях преобладают человеческие качества, то, надо полагать, они призадумаются.
Световой удар, ставший уже привычным, заставил магистра поспешно прикрыть глаза. Отрезок дороги гельфов закончился, и, обретя себя на чужой планете, Пигал неожиданно осознал, что окружен существами, от которых, откровенно говоря, предпочел бы держаться подальше. Будь просвещеннейший один, на этом, вероятно, и закончилось бы его путешествие по дороге гельфов. К счастью, его молодые спутники раскрыли глаза вовремя и дружно взялись за мечи. Нападающие очень напоминали людей – две ноги, две руки и одна голова. Бросалась, правда, в глаза поразительная свирепость рыл, а также рога на головах. Но, присмотревшись повнимательнее, магистр пришел к выводу, что рога эти искусственного происхождения. А что касается свирепости, то она отчасти объяснялась раскраской лиц. Если нападающие рассчитывали на легкую победу, то они явно просчитались. В мгновение ока расторопные Пигаловы спутники вышибли из седел своих наиболее рьяных противников, а остальных обратили в бегство.
– Браво, Лулу,– сказал Феликс,– ты бесценный проводник.
– Голубой замок,– указала Лулу на знакомое уже всем сооружение.– И, как видишь, он цел и невредим.
Между прочим, как раз к этому замку и отступали сейчас довольно поспешно рогатые всадники, в которых Пигал окончательно опознал людей.
– Именно с этой планеты гельфийский император Вэл Великий отправился в свой последний поход, закончившийся катастрофой.– Лулу вздохнула, видимо, по поводу утерянного могущества.
– В отличие от Вэла мы должны одержать победу,– сказал Феликс,– и прибрать к рукам голубой замок, чтобы в случае нужды было где отсидеться и перекусить.
Предложение пикового кавалера хоть и с большой натяжкой, но можно было счесть здравым. Однако просвещеннейший Пигал вспомнил свои переживания во время штурма такого же сооружения на Альбакерке и пал духом. Зато братья удалого барона приняли предложение с большим энтузиазмом.
– Будем жечь дыру.– Феликс уже поднял руку, но Лулу остановила его.
– Погоди, мне этот замок нужен целым.
– В таком случае объясни, как ты планируешь туда проникнуть! – воскликнул охваченный азартом принц Мессонский.
Штурм замков был любимейшим занятием его высочества. К сожалению, предаваться ему он мог только в своем воображении, поскольку среди мессонских баронов не находилось отчаянных, способных бросить вызов императрице Асольде. Но на Весте Гигу, кажется, неожиданно повезло.
– Я попробую открыть ворота с помощью этого ключа.– Лулу поднесла к губам маленькую штучку, очень напоминавшую детскую свистульку.
– А вы будьте готовы к тому, чтобы не дать противнику захлопнуть их перед вашим носом.
Просвещеннейший Пигал вздохнул и огляделся в поисках надежного убежища. Искомое он обнаружил в тридцати шагах от того места, где молодые безумцы готовили атаку на чужой замок, не озаботившись выяснением того, какие силы будут им противостоять. Поразительное легкомыслие.
– Поосторожнее со слезами Сагкха,– предостерег Пигал.– Иначе замок расползется под вашими ногами.
Камень, облюбованный магистром в качестве щита, выглядел солидно, но на всякий случай Пигал слегка искривил пространство, дабы избежать неприятных случайностей в виде стрелы или копья, брошенного сильной рукой.
Стена раздвинулась столь неожиданно, что Гиг запоздал с атакой. Его опередил расторопный барон Садерлендский, первым пославший своего коня в образовавшийся проем. Стремительный натиск застал защитников голубого замка врасплох, и двое рогатых стражей были зарублены лихим бароном раньше, чем успели подать сигнал тревоги. Впрочем, топот чужих коней не остался неуслышанным. Сверху полетели стрелы и копья, не причинившие, впрочем, вреда нападающим.
Гиг Мессонский первым спрыгнул с коня и взлетел по ступенькам на галерею, где столкнулся лицом к лицу с рогатым воином в серебристой одежде, которая выгодно отличала его от одетых в бурую шерсть соплеменников. Впрочем, серебристые одежды не спасли его от удара Гигова меча. Рогатая голова покатилась вниз по ступенькам, а принц Мессонский ринулся вперед прямо на выскочившую навстречу группу воинов. Справа ломил Птах Арлиндский, слева отмахивался Андрей Ибсянин, а голос Феликса Садерлендского звучал уже где-то наверху.
– Их только пятеро,– крикнули из бокового прохода.– Чего вы испугались, ублюдки?!
– Сдавайтесь,– услышал Гиг голос Лулу.– Я, гельфийская принцесса, гарантирую вам жизнь.
В ответ раздался дружный хохот, заглушаемый треском энергетических мечей. Рванувшегося на помощь сестре Гига едва не опалило языком пламени, опередившего Мессонского принца на несколько секунд. Послышались дикие вопли, запахло паленым.
– С ума сошел, Феликс,– возмутилась вынырнувшая невредимой из огня и дыма Лулу.– Ты погубишь замок.
Барон спрыгнул сверху, следом упало еще одно тело, но, кажется, уже безголовое. Птах с Андреем добивали за спиной Гига двух рогоносцев, которые, впрочем, умирать не захотели и бросили мечи на пол.
– Как зовут вашего командира? – спросил Гиг у одного из пленников.
– Капитан Бэг.
– Я принц Мессонский,– крикнул Гиг в скудно освещенный проем в дальнем углу зала.– Капитан Бэг, предлагаю вам сложить оружие.
– Ваши гарантии?
– Мы гарантируем вам жизнь и свободу, а замок остается в наших руках.
– Это разбой,– одетый в серебристые одежды человек выступил на средину зала.– Вы напали на императорских гвардейцев и нанесли ущерб голубому замку. Это святотатство. Вам, принц Мессонский, придется отвечать за бесчинства перед императором.
Претензии можно было бы счесть обоснованными, если бы не поведение гвардейцев, напавших на ни в чем не повинных путешественников. Об этом Гиг и сказал капитану Бэгу.
– Согласен, что с вами обошлись негостеприимно. Но ведь вид у вас подозрительный, и объявились вы на наших землях незваными.
– Брось трепаться,– оборвал Бэга Феликс Садерлендский.– Ничего подозрительного в нас нет. Люди как люди. А вот ты самый настоящий разбойник. Так что забирай своих уцелевших придурков и выметайся отсюда.
Капитан Бэг, мужчина приличного роста и представительной внешности, смотрел на пришельцев без большого дружелюбия. А если говорить откровенно, его просто трясло от ярости. Правда, к этой ярости примешивалась и изрядная доля страха. Видимо, страх и помешал ему проявить себя в полном блеске хотя бы в словесной баталии. Ничего, кроме неразборчивого бурчания, путешественники от него больше не услышали. Что же касается рогатых гвардейцев, то они проявили удивительную расторопность – не прошло и пяти минут, как замок очистился от посторонних. Посторонними гвардейцев назвал Птах Арлиндский, слегка погрешив против истины.
Просвещеннейший Пигал прибыл к самому финалу драмы, когда Гиг Мессонский и капитан Бэг спорили по поводу пленных, обнаруженных в подвалах замка. Капитан требовал, чтобы ему отдали пленных, если не всех, то хотя бы по выбору. Настойчивость Бэга возмутила принца Мессонского, и его «нет» прозвучало непреклонно.
– Здесь собраны враги императора,– надрывался капитан.– Эти люди достойны самой суровой кары.
– Разберемся,– сухо отозвался Гиг.– С нами член Высшего Совета Светлого круга, на которого императором Гельфийским возложены обязанности судьи на всех планетах, связанных дорогой.