Как просвещённый монарх Царевич допустил к столу своих сановников, лорда Базиля и боярина Михайлу, а также изъявившего готовность к сотрудничеству олигарха. Костенко-Киндеряй с дядей Селюниным были оставлены у стены, вдали от разносолов и паштетов, что было, возможно, невежливо, но, во всяком случае, справедливо. Уж злодействовать, так злодействовать. Его Бессмертие за столом вёл себя любезно, демонстрируя редкостные познания в различных способах казни. Господин Василевич выказывал к словам Кощея лестный интерес, однако аппетитом не отличался, и почему-то лицо имел весьма бледное. Что касается господ Костенко и Селюнина, то они и вовсе исходили потом, ибо Кощей рассуждал о казнях не отвлечённо, а применительно к вышеозначенным людям.
   – Вы по-прежнему собирайтесь хранить гордое молчание? – Но мы готовы хоть сейчас, Ваше Бессмертие…
   – Я не чувствую искренности в твоём голосе Киндеряй. Какие планы у Шараева-Магона?
   – Не знаю я ничего о его планах, – стоял на своём упорный мафиози. – Лорд Базиль, – коротко распорядился Царевич.
   Костенко в качестве статуи смотрелся столь отвратно, что окончательно испортил господину Василевичу аппетит. А у Селюнина и вовсе глаза закатились. – Ты хоть меня не огорчай, Малюта Селютинович, жаль будет потерять столь преданного сановника.
   – Так, Ваше Бессмертие, вождь вы наш просвещённый, я же с дорогой душой. Это всё Магон проклятущий, он втравил Леонида в паскудное дело. Миром, мол, будем править. Ты, это он Леониду говорил, придержи здесь Царевича, Вас то есть, а я с бабами разберусь. Вельзевул этот самый у него в дружбанах.
   В общем, так Царевич и предполагал, во всяком случае, имел к такому предположению кое-какие основания. Хитроумный Пётр Семёнович, очень удачно корчивший из себя Вельзевула, всего лишь притворился, по сговору с Шараевым, что подчиняется добытым Наташкой-Семирамидой заклятьям. Умён Сан Саныч, ничего не скажешь, истинный колдун Магон. Недаром же тогда ещё совсем молодой Царевич с ходу определил его по чародейской части, чем чрезвычайно развеселил начинающего издателя, сразу уловившего свое портретное сходство со сказочным негодяем. Проблема Шараева была в том, что колдун Магон не знал дороги к Золотому замку, а фея Моргана знала, а через неё узнала эту дорогу ведьма Вероника, грезившая о власти над миром. А Кощеев сад с молодильными яблоками был лишь отвлекающим маневром, ловушкой, куда по простоте угодил Ванька Царевич. И пока он здесь изображал сказочного отморозка, его дражайшая супруга штурмовала Золотой замок во главе Вельзевуловой рати, даже не подозревая, как опасно полагаться в своих расчётах на выкормышей ада, а уж тем более на чиновников областной администрации.
   – А что, собственно, такого ценного хранит в себе Золотой замок? – вслух произнёс призадумывавшийся Царевич и тут же спохватился. Однако никто, кажется, его промашки не заметил.
   – Шараев сказал, что там хранятся золотые сны человечества, – услужливо подсказал рассеянному Кощею Селюнин.
   Царевич ударил себя ладонью по лбу, мысленно, разумеется, дабы не терять царственного достоинства. Именно от Золотых Снов отказались фея Моргана и королевич Жан, дабы трудовыми свершениями преобразовывать реальность. Самое смешное, что финал Царевич переписал по совету Сан Саныча Шараева, который тогда ещё твёрдо стоял на позициях марксизма-ленинизма.
   – Лорд Базиль, готовь машины к походу, – распорядился Царевич. – Есть, – чётко, по-военному, отозвался Кляев, поднимаясь из-за стола. – Боярин Михайло, веди сюда Бердова.
   – В каком смысле «веди»? – не врубился олигарх Василевич. – Он же в некотором роде статуя.
   – У Кощея Бессмертного и статуи ходят, – надменно произнёс Царевич, оживляя Костенко к великой радости его дяди.
   – Последний шанс для исправления тебе даю, Киндеряй, – рыкнул на мафиози Царевич. – Первым пойдёшь в штыковую атаку и смоешь вину кровью.
   Костенко растерянно хлопал глазами, но в пререкания с находившимся на большом эмоциональном подъеме Кощёем вступить не рискнул.
   В милицейский Уазик сели сам Кощей, Мишка Самоедов, Василевич и Валерка Бердов, которого Иван не хотел выпускать из виду. В «Мерседес» посадили Костенко с Селюниным, а также лорда Базиля, с твёрдым наказом стрелять без предупреждения в случае малейших поползновений на предательство. – Будь спокоен, Твоё Бессмертие, – щёлкнул каблуками Васька. – В случае чего рука не дрогнет.
   Царевич врубил полный газ и первым вылетел из Кощеева Сада. «Мерседес» пылил следом. У Ивана были опасения по поводу Драконьего леса, но, к счастью, они не оправдались. Многоголовая гидра дремала, видимо, где-то в тенёчке, сморенная припекающим с раннего утра солнышком. Не сбавляя скорости, машины промчались мимо Киндеряева замка и вывернули на ухабистый путь, вверенный заботам лешего Тетери. Дисциплинированный Берендеевский гаишник был уже на посту и вытянулся во фрунт, встречая и провожая кортеж глазами.
   – Ты опоздал, Царевич, – зловеще захохотал Бердов. – Магон уже наверняка добрался до Золотого шлема.
   Царевич только зло выругался, сворачивая на полном ходу в полумрак лабиринта. По части поворотов Иван уже не ведал никаких сомнений и был твёрдо уверен, что кривая вывезет его куда надо. И словно бы в подтверждение правильности избранного пути послышался треск молчавшей доселе рации. Василевич, сидевший рядом с Царевичем, вздрогнул и отодвинулся к двери.
   – У вас опять метаморфоза, Ваше Бессмертие. – Да никакое он не Бессмертие, Василевич, – взвизгнул Бердов. – Хватайте его пистолет.
   Этим самым пистолетом, а точнее его рукоятью, Царевич и приветил расходившегося коллегу-писателя во избежание ещё больших осложнений. Не ожидавший подобной резкости от добрейшего Ваньки, Бердов огорчённо хрюкнул и клацнул зубами.
   – Будешь дёргаться – пасть порву, – пообещал Царевич коварному приятелю.
   Василевич сидел тихо, расправа с Валеркой произвела на него большое впечатление. Впечатлял, видимо, и камуфляж, в который превратилась слегка посеревшая, но ещё довольно светлая шкура на плечах Царевича.
   – Ретранслятор собран в Веркином офисе? – спросил Иван у олигарха. – Да, – с готовностью подтвердил тот.
   – Матёрый, – окликнул рацию Царевич. – Слушаю, – раздался в ответ спокойный голос. – Двухэтажное здание старинной постройки на улице Академической. В средствах не стесняйтесь, серебряных пуль не жалейте, его защищают черти, гоблины и липовые киллеры. Освободите к моему приезду проход к лабиринту, ведущему в Золотой замок. – Круто, – выдохнул молчавший всю дорогу Мишка Самоедов.
   Ошарашенный чужой расторопностью Василевич смущённо помалкивал, Валерка Бердов что-то обиженно бубнил себе под нос, раздражая находящегося на пике нервного напряжения Царевича. Шутка сказать, решалась судьба человеческой цивилизации.
   Уазик к большому облегчению Царевича выскочил из тоннеля на оживлённую в эту пору дня городскую магистраль. «Мерседес» увёренно висел у него на хвосте. Царевич нисколько не сомневался, что Кляев потачки мафиози не даст и в случае обострения ситуации поступит с ним, как с контрой. 3астрелить, конечно, не застрелит, но в ухо врежет.
   Дабы распугать шмыгающих по дороге забугорный и отечественных утиц, Царевич врубил сирену, и смелым соколом помчался прямо по разделительной полосе, сметая конкурентов на обочину.
   – Стреляют, – вскинулся вдруг Самоедов.
   Сквозь вой сирены действительно прорывался сухой треск, который с каждым оборотом колёс становился всё громче и громче. У Царевича уже не оставалось сомнений, что стрельба идёт именно на Академической улице, где был расположен Веркин офис. Судя по всему, там шёл нешуточный бой
   – Убьют ещё, чего доброго, – забеспокоился Самоедов. – У Вельзевула до десяти тысяч чертей, – подлил масла в огонь Бердов. – Хватит и на Золотой замок и на твоего Матёрого.
   Царевич не то, чтобы усомнился в успехе, но кошки у него на душе заскребли. Шутка сказать, такая орда нечисти. Воспоминания о несчастных Веркиных гоблинах, героически павших в Заколдованном замке, были ещё свежи в его памяти. – Врёт Валерка, – опроверг писателя художник. – Не знаю, как в реальности той, а в нашей их не может быть больше сотни, ибо именно столько я их для Шараева нарисовал.
   – Ренегат, – скривил губы в сторону Мишки Валерка. – От афериста слышу, – не остался в долгу Самоедов.
   Вообще-то Мишка, скорее всего, был прав, но это только если Магон или Верка не добрались до Золотого шлема в реальности той, а в нашей реальности не начал работать ретранслятор. В ином случае все границы уже стерты, и рать бесов, число которых пойдёт не на десятки тысяч, а на миллионы и более того, хлынет на наши улицы из всех щелей треснувшего Мироздания.
   Вокруг знакомого Царевичу офиса кружили два вертолёта, из которых по зданию вёлся интенсивный пулеметный огонь. Настолько интенсивный, что это позволило группе спецназовцев приблизиться к стоящему на краю улицы старинному двухэтажному особняку, перестроенному в соответствии с веяниями времени и украшенному гигантскими витражами. В данный момент изрядно подпорченными пулями.
   Уже знакомый Царевичу амбал-гаишник, стоящий в оцеплении, тормознул было Уазик у поворота, но, опознав сидящего за рулём майора ФСБ, всего лишь взял под козырек:
   – Кино снимают, товарищ майор. – А мы думали – террористы, – встрял в разговор Самоедов.
   Ответить гаишник не успел, поскольку тяжелый, кажется даже бронированный, Костенковский «Мерседес», распугав жидкое оцепление, рванулся мимо притормозившего Уазика к огрызающемуся огнём зданию. Царевич раскрыл рот, чтобы крикнуть Кляеву нечто предостерегающее, но опоздал. «Мерседес» на полном ходу взлетел по пологой лестнице к дверям здания и вынес их с треском и грохотом. Расторопные спецназовцы ринулись в образовавшийся проём прямо по крыше забугорного лимузина, застрявшего у входа. Из лимузина выскочил человек и, пригибаясь, побежал в тыл, прикрывая голову руками. В дезертире Царевич без труда опознал Селюнина и очень обеспокоился за лорда Базиля, который по вечной своей заполошности полез в воду, не измерив броду. – Блеск, – восхитился лихостью киношников амбал-гаишник. – Почище, чем в Голливуде.
   Царевич с ним согласился и, потея от напряжения, погнал Уазик к месту событий. – С ума сошёл, – крикнул Валерка Бердов.
   Иван не успел глазом моргнуть, как милицейский вездеход вынес его на крыльцо и затормозил у разбитого вдребезги «Мерседеса». – Вперёд, – скомандовал Царевич, выскакивая из машины и вытаскивая из кобуры пистолет.
   Команду, возможно, и не услышали бы, но тут по Уазику кто-то выпустил сверху очередь из автомата, понаделав чёртову уйму дырок. К счастью, никто из пассажиров, проявивших редкостную прыть, не пострадал. Во всяком случае, Царевич отчётливо слышал за спиной и повизгивания Мишки Самоедова, ругань Бердова, и тяжёлое дыхание олигарха Василевича.
   Первым, кого они обнаружили, проникнув в здание, был мафиози Костенко, с разбитым в кровь лицом, но, кажется, целый и почти невредимый, если не считать разодранного в клочья дорогого пальто. Мафиози-оборванец ругался последними словами и приседал, хотя никто вроде бы в него не стрелял. – Где лорд Базиль? – спросил у него Царевич.
   – Чтоб он сдох, твой пролетарий, – огрызнулся Леонид Петрович, очумевший от всего пережитого.
   Царевич собрался было попенять Киндеряю на непочтительность, но потом передумал. Не та сейчас была ситуация, чтобы считаться чинами и званиями. Голос Васьки донёсся откуда-то сбоку:
   – В подвале у них ретранслятор!
   После чего стрельба справа усилилась, и даже громыхнули два взрыва, наполнившие помещение дымом, штукатуркой и ещё чёрт знает чем, от чего у Царевича запершило в горле. На его чих с земли поднялся покойник и ошалело уставился на собравшихся в офисе интеллигентных людей.
   – Вы не подскажете, где я нахожусь, и что здесь, собственно говоря, происходит.
   Царевич, имевший опыт общения в с воскресшими из мёртвых, отнёсся к вопросу с пониманием, а вот олигарх с мафиози грохнулись в обморок, ибо не смогли безболезненно отнестись к ситуации, когда прошитый очередями и вроде бы надежно убитый киллер вновь приготовился жить. – Ничего страшного, – ласково отозвался Самоедов. – У нас здесь кино снимают, а вы в массовке. Вас случайно ударили по голове, это сейчас пройдёт.
   Бывший киллер поправил шляпу и побрёл к выходу, качая головой и недоумевая, зачем он, собственно, ввязался в абсолютно ему ненужный кинематографический процесс, и что скажет по этому поводу жена Зина, которая отправила его в булочную. Царевич гражданину посочувствовал, а Мишке пригрозил кулаком. – Зачем вы их оживляете?! – вскричал очнувшийся Василевич. – Это же безумие!
   Насчёт оживления олигарх был прав, кругом поднимались граждане, которые ещё минуту назад были надежно убитыми чертями, киллерами и гоблинами, а ныне, узнав, что они всего лишь массовка, обеспокоились гонорарами. Царевич, которого бывшие покойники приняли за режиссера и собрались было брать за грудки, переадресовал их к Мишке Самоедову. Мишка, не будь дурак, перевёл все стрелки на Костенко, обозвав того публично продюсером. Возмущённые граждане, число которых перевалило за пять десятков, окружили плотным кольцом растерявшегося мафиози и вполне резонно, на взгляд Царевича, стали обвинять того в том, что он обманом заставил далёких от искусства людей выполнять чёрную и опасную для здоровья работу.
   – Но объясните же мне, что происходит, – вскричал вконец потерявший себя среди обилия воскресших покойников олигарх Василевич.
   – Не волнуйтесь, – успокоил его Самоедов. – Это всего лишь издержки принудительной метаморфозы. Когда убивают фантомов, их реальная основа возвращается в нашу скорбную действительность. Процесс этот изучен досконально и ничем наблюдателям не грозит.
   – Но позвольте, – продолжал громко негодовать Василевич – Откуда они возвращаются?
   – Вероятно из-за кулис, – пожал плечами Самоедов. – Бред, – процедил сквозь зубы олигарх.
   – Можно и так назвать, – кивнул головой Царевич. – Можно назвать это и кошмарным сном. Если вас убивают во сне, господин Василевич, то вы ведь спокойно просыпаетесь по утру, и не слишком удивляетесь тому, что живы. Хотя ведь знаете, что во сне вас убили. Точно так же и для этих людей пребывание в образе киллеров, гоблинов и чертей было всего лишь сном.
   – Но ведь они же стреляли, они могли нас убить?
   – Стреляли не они, а их фантомы, – пояснил дубоватому олигарху Царевич. – Под воздействием живой воды происходит наложение друг на друга двух миров, реального и нереального. Понимаете?
   – Ничего я не понимаю, – возмутился Василевич. – А ретранслятор здесь при чём? – Ретранслятор уничтожит разницу между жизнью и сном, между реальностью и кошмаром, между действительностью и фантазией. А тот, кто владеет Золотым шлёмом, будет устанавливать законы Нового Мира.
   – Вот чёрт, – только и сказал ошалевший от объяснений олигарх.
   Чёрта, высочившего из-за поворота с автоматом наперевес, уложил Царевич выстрелом из пистолета Макарова, донельзя удивившись собственному профессионализму. Ещё секунда и группа мирно беседующих лиц была бы отправлена на тот свет выходцем из ада, а точнее совместным изобретением двух сукиных сынов Бердова и Самоедова.
   – Он же с рогами и хвостом, – вскрикнул, хватаясь за сердце, Василевич. – А где вы видели чертей бесхвостых и безрогих? – обиделся на критику дилетанта Самоедов.
   – Я их вообще прежде не видел. – Пить больше надо, – дал свою рекомендацию продвинутый художник.
   В подвале здания бой ещё продолжался, но не приходилось сомневаться, что Белые Волки Вадима Гораздовича Матёрого берут верх над чертями Петра Семеновича Вельзевула. Надо отдать должное посланцам ада, сражались они до последнего издыхания, но не хватало выучки и умения обращаться с огнестрельным оружием, тем более что против них дрались истинные профессионалы, защищённые к тому же непробиваемой пулями бронёй, которой, как отметил Царевич, не было вроде бы на вооружении наших российских спецназовцев. Бронежилеты и каски Матёрый, похоже, позаимствовал из будущего.
   – Ретранслятор не разбейте, – крикнул в пугающую пустоту Царевич. – Вещь дорогая, – поддержал его Василевич, которому стало жаль собственности.
   Стрельба ещё продолжалась, но Царевич всё-таки спустился вниз, рискуя нарваться на пулю. Подземные сооружения хитрого особнячка ничем не уступали наземным, а качеством отделки даже их превосходили. Олигарх Василевич, лучше всех ориентировавшийся в этой части дома, показывал дорогу, Царевич шёл за ним следом, толкая дулом в бок Валерку Бердова, вздумавшего скрыться под шумок. Самоедов остался наверху, наотрез отказавшись подставлять лоб под пули. Царевич принуждать художника не стал, поскольку никакой пользы от него в бою всё равно не было. Он и писателя бросил бы там же на лестнице, но опасался предательства с его стороны.
   Свернув за угол, Царевич столкнулся нос к носу с Матёрым, только что снявшим с головы свой необычного вида шлем с забралом. Тут же стоял и лорд Базиль, экипированный тоже по последнему слову бело-волчьей техники. В руках у Кляева был автомат Калашникова, ещё недавно, судя по всему, стрелявший по нечистой силе.
   – Ретранслятор в наших руках, – сказал Матёрый. – А без него Золотой шлем по сути безвреден для реального мира.
   – Ретранслятор Вероника и Магон могут соорудить и в другом месте, – возразил Царевич. – Насколько я могу судить, технически его сделать несложно, а богатых дядей, грезящих о мировом господстве сейчас хоть пруд пруди.
   Олигарх Василевич, стоявший чуть поодаль от писателя, смущённо кашлянул. В смущение мультимиллионера вогнали не только слова Царевича, но и не совсем привычное обличье вооруженных людей, заполнивших зал и целивших из автоматов в дверь, ведущую, судя по всему, в неведомые миры, таящие огромную опасность. – Я не могу штурмовать Золотой замок, – Матёрый окинул взглядом подчинённых, число которых не превышало двух десятков. – У Вельзевула под ружьем сотни тысяч чертей-фантомов. Единственное, что я могу, это удержать в своих руках здание, перекрыв выход из лабиринта.
   Царевич призадумался: Матёрый был прав, его дружина была слишком малочисленна, чтобы решить столь грандиозную задачу. А привлечь кого-то со стороны не представлялось возможным. Лабиринт не пропустит людей, не пробовавших молодильных яблок или живой воды.
   – Надо убить Вельзевула, – подсказал Кляев. – Тем более что он никакой не Вельзевул, а всего лишь фантом чиновника областной администрации Куропатина.
   – Но зачем же сразу убивать, – забеспокоился олигарх Василевич. – Я очень хорошо знаю Петра Семеновича Куропатина, очень милый и обаятельный человек.
   – Знаем мы этого обаятельного, – криво усмехнулся лорд Базиль. – Едва нас не сожрал на днях.
   Василевич покосился на Кляева, но вслух ничего не сказал: видимо решил, что сановник Его Бессмертия то ли шутит, то ли выражается фигурально.
   – Я попробую договориться с Шараевым и Веркой, – сказал Царевич. – Но мне нужен человек, способный договориться с Наташкой-Семирамидой. – Ратибор, – окликнул Матёрый уме знакомого Ивану добра молодца. – Обеспечить майору Царевичу прикрытие с этой стороны.
   В лабиринт полезли Кощей, которого, по распоряжению Матёрого, экипировали как крутого спецназовца, лорд Базиль и липовый аргонавт Язон. Сопровождать их вызвался Василевич, который ну никак не хотел верить, что его хороший знакомый Куропатин превратился в опасного сукина сына, претендующего на власть в преисподней. И у Царевича, и у Матёрого были серьёзные сомнения по поводу полезности олигарха в предстоящей трудной экспедиции, но с другой стороны, не исключено, что Василевичу удастся воздействовать в нужном направлении если не на самого Вельзевула, то на Наташку, Верку и Шараева. Наверняка они поверят его словам, что сопротивление бесполезно, а затеянная операция с ретранслятором с треском провалилась.
   Царевичу не совсем было, правда, понятно, зачем самому Василевичу так рисковать жизнью. Закрадывалось даже сомнение, а нет ли за этим глубоко упрятанного коварства, но, похоже, дело здесь было не в магии и чародействе, а в каких-то земных делах, связывающих столичную штучку с местным чиновником. – Вы сильно рискуете, господин Василевич, – честно предупредил Царевич настырного олигарха, углубляясь в хитросплетения лабиринта.
   – Но вы же сказали, что это сон, – напомнил Василевич. – Если убьют, то проснусь в своей постели.
   Лорд Базиль засмеялся, аргонавт Язон усмехнулся, а Царевич огорчённо покачал головой:
   – Боюсь, что вы плохо слушали мои объяснения, господин олигарх. Мы очень рискуем и рискуем всерьёз. И если мне Кощею Бессмертному никто не даёт гарантии, то вашей жизни цена в этом замке десять центов.
   Василевич не поверил. Он вообще был по наблюдениям Ивана крайне недоверчивым субъектом. К тому же олигарх, похоже, принял Матерого за генерала ФСБ, прибывшего в губернский город для расследования темных делишек областной администрации, в которых олигарх Василевич принимал самое активное участие. Отсюда, видимо, и шло горячее желание московского финансиста повидать областного чиновника до того, как с ним начнут работать специалисты из органов. – Не знаю, огорчу я вас или обрадую, господин Василевич, но Вадим Матёрый прислан к нам вовсе не президентом.
   – А кем? – Богом Перуном. – Шутить изволите, – обиделся олигарх, оглядывая мерцающие непонятным светом стены лабиринта.
   – Да уж какие тут шутки, – усмехнулся лорд Базиль и выпустил очередь из автомата по неясным силуэтам, засуетившимся впереди.
   Из полумрака ответили огнём и даже в самом, что ни есть, буквальном смысле, опалив при этом брови подрастерявшегося Василевича. После этого до олигарха, наконец, дошло, что прибыли они сюда не на прогулку, и сгореть синим пламенем можно, оказывается, не только наяву, но и во сне. Столичный финансист слабо охнул и отшатнулся к стене. Кляев с Царевичем, имевшие уже сомнительное удовольствие познакомиться с оружием посланцев ада, отнеслись к происшествию совершенно спокойно, а повидавший на своем веку много лиха Язон-Ратибор радостно присвистнул, словно встретил вдруг своих давних и хороших знакомых.
   – С такой машинкой сам чёрт не страшен, – похлопал он широкой ладонью по своему автомату. – А вот, помню, в одна тысяча пятьсот восемьдесят девятом году был прорывчик нечистой силы в Кремле, так там пришлось отстреливаться из пищалей.
   – В каком вы сказали году? – спросил Василевич, оглядывая чертей, живописно распластавшихся в самых разнообразных позах на плитах лабиринта. – Эти что, тоже оживут?
   – В одна тысяча пятьсот восемьдесят девятом, – повторил любезный аргонавт. – Эти не оживут, они просто растают в воздухе, поскольку у них нет в нашем мире реальных прототипов.
   – А у вас есть? – глянул ему прямо в глаза Васильевич. – Я сам себе прототип, – усмехнулся Язон-Ратибор. – И родился я в тысяча девятьсот семьдесят третьем году в этом самом городе.
   – А как оказались в шестнадцатом веке? – Труба позвала, – пожал плечами Ратибор. – И часто она вас зовёт? – полюбопытствовал заинтересованный Царевич, – Бывает. В последнее время колдуны и ведьмы зашевелились.
   – Я вас умоляю, – всплеснул руками Василевич. – Ну, какие в наше время могут быть ведьмы.
   – Сейчас увидишь какие, – усмехнулся Кляев. – Вон они, вакханки.
   Лорд Базиль оказался прав: семь вакханок из стриптиз-бара «Афродита» атаковали мирно беседующих на пороге Золотого замка людей. Во избежание крупных неприятностей Царевич поспешил обозначить свой статус, гарантирующий во всех цивилизованных странах неприкосновенность:
   – Мы парламентёры, девушки, так что убедительная просьба – без рук.
   Девушки просьбе Царевича вняли, тем более что их предводительница Елена с ходу опознала в нём королевича Жана, знаменитейшего игирийского мага, известного в самых отдалённых уголках вселенной, рыцаря Огненного плаща. После перечисления столь пышных титулов олигарх Василевич окончательно потерял душевное равновесие и чувство юмора.
   – Я полагал, что имею дело с сотрудником ФСБ. Этот генерал Матёрый назвал вас, если не ошибаюсь, майором.
   – Ну и правильно назвал, – ответил за Царевича Кляев. – Служба такая. Приходится менять личины. Вы фильм про Штирлица смотрели?.
   – Допустим. – А если допустим, то почему Исаеву можно быть штандартенфюрером СС, а Кляеву нельзя быть лордом Базилем? У Конторы есть интересы не только в разных странах, но и в разных мирах.
   – А Мюллер тоже из вашей Конторы? – Нет уж, – вступил в разговор Ратибор. – Мюллер – Волк Серый, колдун. Именно за такими злыми оборотнями мы и ведём охоту как в реальной жизни, так и в мире виртуальном.
   Понял ли что-нибудь из этих объяснений олигарх Василевич, сказать трудно, но Царевич, наконец, сообразил, почему серела его шкура во дворце Кощея Бессмертного. Способность к метаморфозам, это серьезное преимущество, и всегда есть соблазн использовать его в целях неблаговидных. И игра ума порой заводит нас в такие дебри зла, откуда нет выхода, и остаётся, то ли по воле рока, то ли по собственной глупости и подлости, довивать жизнь в серой шкуре колдуна приспешника сил Зла.