Страница:
1 Зеньковский В.В. История философии. Л., 1991. Т. 1.4. 1. С. 16-17.
248
В начале века Н. Бердяев писал, что русская мысль более всего занята проблемами философии истории: на построениях философии истории формировалось национальное сознание русского человека, в центре духовных интересов были споры славянофилов и западников о России и Европе, Востоке и Западе. Построение религиозной философии истории есть, по мнению Бердяева, призвание русской философской мысли: "Самобытная русская мысль обращена к эсхатологической проблеме конца, она окрашена апокалиптически. В этом отличие ее от мысли Запада. Но это и придает ей прежде всего характер религиозной философии истории" [2].
2 Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 4.
Действительно, кризисное мироощущение, предчувствие конца эпохи пронизывают русскую культуру середины XIX - первой четверти XX в. К так называемой религиозно-эсхатологической проблематике обращались в своем творчестве Н. Федоров, Вл. Соловьев, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Франк, Г. Федотов, В. Розанов и др. Эта тема присутствует не только в философской, но и в художественной литературе, а также в других видах искусства.
В русской религиозной философии рубежа веков тема кризиса рассматривалась в широком диапазоне - от утопических теорий, достаточно оптимистических проектов будущего (например, у Н. Федорова и у его последователей-космистов, в "теократической утопии" Вл. Соловьева и т.д.) до явного катастрофизма (проблемы духовного вырождения, конца культуры и цивилизации, трагической судьбы России, смысла революции как исторической катастрофы и т.п.).
Корни эсхатологического восприятия истории уходят далеко в глубь веков. Человечество всегда проявляет интерес к апокалиптике, сталкиваясь со сложными социальными проблемами: катаклизмами, бунтами, государственными переворотами, войнами, эпидемиями - всем тем, что заставляет поднимать вопрос о смысле и конце истории. Разумеется, эсхатологическая проблематика претерпевает определенную трансформацию в
249
разные периоды человеческой истории. И тем не менее она с неизменной устойчивостью всплывает в самых разных ситуациях. В чем же нужно искать причины и специфику русской эсхатологической мысли?
С. Булгаков в работе "Апокалиптика и социализм" отмечает, что "особый интерес к апокалиптике проявляется в нашу эпоху, в сознании которой так неотступно встает проблема о смысле истории, цели ее и исходе, которая охвачена трепетным чувством какого-то стремительного, неудержимого, непроизвольного даже движения вперед, смутным ощущением исторического прорастания. Это разлито в нашей духовной атмосфере" [3].
3 Булгаков С.Н. Апокалиптика и социализм // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 377.
Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) - философ и богослов, экономист, публицист, общественный деятель. Особое направление в творчестве Булгакова составляет тема России, разрешаемая, вслед за Достоевским и Соловьевым, на путях христианской историософии. Мысль Булгакова тесно слита с судьбой страны, и вслед за трагическими перипетиями этой судьбы, его взгляды сильно меняются. Начало Первой мировой войны отмечено славянофильскими статьями, полными веры во всемирное призвание и великое будущее державы. Но уже вскоре, в диалогах "На пиру Богов" и других текстах революционного периода, судьба России рисуется в ключе апокалиптики и тревожной непредсказуемости, с отказом от всяких рецептов и прогнозов. Учение Булгакова прошло в своем развитии два этапа: философский (до изгнания с родины) и богословский, которые, разнясь по форме и отчасти по источникам, влияниям, вместе с тем прочно связаны единством тематики. На всем своем пути - это учение о Софии и Богочеловечестве, христианское учение о мире и его истории как воссоединении с Богом. Важнейший движущий мотив учения - оправдание мира, утверждение ценности и осмысленности его бытия. [См.: Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 74-78.]
Булгаков характеризует свою эпоху как "жгучую и тревожную современность". Чтобы разобраться в биении ее пульса, с его точки зрения, следует обратиться за помощью к религиозно-историческим интуициям, которые позволяют более чутко, чем позитивные исторические исследования, уловить смысл вре
250
мени. Прежде всего, речь идет об апокалиптике, которая может быть своего рода метафизическим зеркалом эпохи, средством духовного ориентирования в ней. В широком понимании апокалиптика - это лишь "откровения", касающиеся истории и последних судеб мира, эсхатологии.
Булгаков рассуждает о проблемах философии истории и теории социального прогресса, обращая внимание на возможность двоякой ориентации в истории. "В одном случае, - пишет мыслитель, - история рассматривается как процесс, ведущий к достижению некоторой предельной, однако истории еще имманентной и ее силами достигаемой цели, - условно назовем это рассмотрение хилиастическим (хилиазм - тысячелетнее царство с торжеством добра на земле и в истории)" [4].
Хилиастическому [5] пониманию истории Булгаков противопоставляет эсхатологическое мировосприятие. Эсхатология с ее проблемами, "проклятыми вопросами" неискоренима в человеческом сознании: "Дитя двух миров, человек может забыть о своем происхождении и утратить живое чувство связи с иным миром, лишиться переживания запредельного наряду с переживанием имманентного, но он не может не знать о предстоящем ему уходе из этого мира" [6]. Эсхатологические представления тесно связаны с общим метафизическим учением о Боге и мире. Эсхатология пронизывает большинство религиозных учений: "В
251
эсхатологии человечество усматривает над собою и за пределами этого мира с его историей сверхприродную цель. Мир созревает для своего преображения творческой силой Божества, и это сверхприродное, чудесное вмешательство deux ex machina в представлениях человечества, которое своими силами делает свою историю, чувствуя себя прочно устроившимся на этой земле, неизбежно получает характер мировой катастрофы" [7]. Эсхатология дает совершенно иную ориентировку в мире, нежели хилиазм. По мысли Булгакова, перед лицом вечности меняются и даже переоцениваются все исторические ценности.
4 Там же. С. 390.
5 Хилиазм - от греч. "тысяча", милленаризм - от лат. "тысяча" - вера в "тысячелетнее царство Бога и праведников на земле", т.е. в историческое воплощение мистически понятого идеала справедливости. Основывалась на пророчестве Апокалипсиса, в котором, как и во всем хилиазме, содержался мотив компенсации общественной неправды, характерное уже для ветхозаветных пророков умозаключение от невыносимости настоящего к возмещению крови и слез в будущем; притом эта компенсация должна произойти не вне человеческой истории (в "царствии небесном"), а но внутри ее, ибо иначе история потеряла бы для жаждущих возмездия приверженцев хилиазма свой смысл. Хилиазм был осужден христианской церковью (255). В Новое время хилиазм во многом замещается в своих функциях социальной утопией. [См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983 С. 755.]
6 Булгаков С.Н. Апокалиптика и социализм // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 390.
Другой русский религиозный мыслитель, последователь и ученик Вл. Соловьева, князь Е. Трубецкой обращается к закономерности эсхатологического мировосприятия, его укорененности в истории христианства. В работе "Смысл жизни" (1918) Трубецкой размышляет об эсхатологических параллелях Евангелия и современности. На пике социального и духовного напряжения, которые захватили русское общество в конце второго десятилетия XX в., мыслитель обнаруживает, что налицо все указанные Евангелием признаки близости конца вселенной. Однако философ не торопится с "последними" выводами, поскольку те явления, которые воспринимаются как "знаки", "символы" конца истории, "конца света", случаются и повторяются, по мысли Трубецкого, во все дни великих мировых потрясений и кризисов: "Не в первый раз мир обагряется кровью, и не в первый раз из войны рождается смута и голод; также и гонение против Церкви, начавшееся на наших глазах, - не только не первое, но и далеко не самое беспощадное" [8].
7 Булгаков С.Н. Указ. соч. С. 390-391.
8 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни // Трубецкой Е.Н. Избранное. М., 1995. С. 279.
Трубецкой вспоминает кризисные периоды христианской истории, ее катастрофические эпохи, которые сопровождались трагическими событиями, неизменно вызывавшими в христианском обществе эсхатологические предчувствия. Последние были сопоставимы с пророчествами Евангелия и пугали реальной близостью конца истории (крушение Римской империи;
252
войны эпохи средневековья; войны Реформации; наконец, обострение эсхатологических настроений в России, связанное с царствованием Петра I, многочисленные войны, гонения против раскольников; следующая волна ожидания конца - наполеоновские войны и т.д.).
Согласно Трубецкому, мировые катастрофы - явление повторяемое в истории. "При каждом повторении они становятся глубже и шире, распространяются на все большую и большую область земной поверхности. Мы не знаем и знать не можем, - пишет философ, - сколько раз суждено повторяться в мире катастрофическим явлениям войны, смуты, голода и гонения, как часты и как сильны будут в будущем землетрясения, которых также бывает много во все века. Но, как бы часто ни повторялись все эти ужасы, - безусловный смысл их всегда один и тот же. Они всегда означают не только близость конца, но и действительное его приближение. Ошибка начинается только с того момента, когда мы начинаем мерить эту близость нашим человеческим аршином, т.е. днями и годами в буквальном смысле и в особенности - определенными датами" [9].
9 Трубецкой Е.Н. Указ. Соч. С. 280.
В 1930-е гг., осознавая весь трагизм последствий Первой мировой войны, Октябрьской революции, политических и социальных процессов в России и в Европе, находившийся в эмиграции Д. Мережковский также обращается к теме эсхатологии истории и видит в тяготении к эхатологическому мировосприятию проявление именно русской ментальности и, как следствие, особенность русской литературы и философии. В своей эпохальной работе "Атлантида - Европа" Мережковский пишет: "Чтобы понять, что "конец света" есть видение русское, вспомним, что вся наша литература - от Чаадаева, который всю жизнь молился в смертном страхе за Россию и Европу вместе: "да приидет царствие Твое", и Гоголя, который сошел с ума и умер от этого страха, через Достоевского, "человека из Апокалипсиса", до Вл. Соловьева с повестью его о "кончине мира" и Розанова с его "Апокалипсисом наших дней" - вся русская литература,
253
душа России, есть эсхатология - религия Конца. Как будто прославленная сейчас в Европе, все еще остается она неизвестной в этом, главном. "Делают из этого забаву... Но когда сбудется - вот уже сбывается, тогда узнают, что среди них был пророк"" [10].
Мережковский определяет эсхатологию как метод религиозно-исторического познания, не менее точный, чем все научные методы: "Чтобы понять середину всемирную историю, надо видеть ее начало и конец; чтобы понять смысл пути, надо видеть, откуда и куда он ведет. Первое знание, данное человеку: "я", бытие внутреннего мира, личности - психология, в самом широком смысле; второе знание: "не я", бытие внешнего мира - космология; третье: конец "я" и "не я" - эсхатология. Все эти три знания одинаково точны, но не одинаково легки: самое легкое - первое, третье самое трудное. Вся культура, или, вернее, "цивилизация", движется в среднем - в космологии; вся религия - в крайнем - в эсхатологии" [11]. Далее Мережковский приводит такое сравнение:
"Если бы физическое тело двигалось от земли к луне, то достигло бы точки в пространстве, где кончается земное притяжение, начинается - лунное: так человечество, двигаясь от начала мира к его концу, достигает точки во времени, где кончается История, начинается Эсхатология" [12] (курсив мой. Т.С.).
Между тем утопическое мировосприятие, утопизм как выражение утопического сознания также характерны для русской философской традиции. И хотя мы не находим в ней таких образцов утопии, как "Республика" Платона или "Утопия" Т. Мора, утопические идеи и устремления встречаются у многих русских философов. Русская утопия редко представлена в отдельных произведениях, но ее идеи и мотивы можно встретить и в фантастических рассказах, и в социальных романах, и в публицистике, и, наконец, в собственно философских сочинениях.
254
При этом, согласно Е. Чертковой: "Утопизм русской философии значительно отличается от западноевропейского, под влиянием которого он начал формироваться. Так, например, для России нехарактерны специальные труды собственно утопической направленности. Утопическое сознание в России рассредоточено в произведениях самого разного жанра. В то же время можно отметить и черты, общие всякому утопическому сознанию, что роднит русский утопизм с западноевропейским: осмысление социального идеала, социальная критика, предвосхищение будущего общества, идея абсолютного преобразования действительности. Однако между западноевропейским и русским утопизмом есть и существенные различия, вытекающие из специфики русской философской мысли, которую А.Ф. Лосев определил как борьбу с между западноевропейским абстрактным "рацио" и восточно-христианским конкретным богочеловеческим "логосом". (Русская философия: Очерки истории. М., 1991. С. 73.) И если для западноевропейского утопизма преобладающей темой является поиск путей рационалистического переустройства общества в соответствии с принципами разума, то для русского утопизма - преображение общества в соответствии с законами социальной правды как единства истины и справедливости, в соответствии с духом Евангелия" [13].
Если западный утопизм развивался от религиозного миросозерцания через рационалистическую философию к утопии, апеллирующей к науке, то русский утопизм, также имея религиозный источник, проделал иной путь: от православия через заимствованные с Запада идеи рационализма и просвещения к религиозной философии, которая критикует утопии как неадекватные формы решения религиозных проблем. В отличие от западной философии с ее гносеологизмом и онтологизмом для русской философии характерны антропоцентризм и связанное с этим доминирование моральных, социальных и историософских проблем, обращение к вопросам о смысле истории, ее цели и т.п. [14]
10 Мережковкии Д.С. Атлантида-Европа: Тайна Запада. М., 1992. С. 22
11 Там же. С. 24.
12 Там же. С. 157.
13 Черткова Е. Утопизм // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 528.
14 Там же. С. 531.
255
Предваряя рассмотрение концепций и подходов к пониманию природы социокультурного кризиса в философии Русского религиозного ренессанса первой трети XX столетия, следует обратиться к наиболее значимым и определяющим теориям, представляющим как бы идейный фундамент для анализа грядущих кризисных ситуаций. К ним относятся утопические концепции Н. Федорова и Вл. Соловьева, которые в полной мере знаменуют расцвет и угасание утопического мировосприятия в русской философской мысли, а также культурфилософские и историософские работы Н. Данилевского и К. Леонтьева, во многом предвосхитившие грядущий подъем философии кризиса на Западе.
1.2. Владимир Соловьев: теократическая утопия
Историческая тема занимала важное место в творчестве выдающегося русского философа Вл. С. Соловьева. В ранних работах он представляет образ истории как результат действия "трех сил", взаимодействия "трех исторических миров", "трех культур" - "мусульманского Востока", "западной цивилизации и Славянского мира". Противостоящие друг другу западная цивилизация и мир ислама рассматриваются как уже проявившие свои возможности в истории, достигшие крайней точки развития и переживающие кризис. Будущий прогресс человечества, согласно раннему Соловьеву, зависит от того, смогут ли Россия и славянство стать "третьей силой", примирить эти противоположности и тем самым восстановить "положительное единство" исторического развития [15].
15 См.: Сербиненко В.В. Владимир Соловьев: Запад, Восток и Россия. М., 1994. С. 157-161.
Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900) - философ, поэт, публицист. Сын крупнейшего русского историка СМ. Соловьева. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. Защитил в 1874 г. магистерскую диссертацию, в 1880 г. - докторскую диссертацию. Академическая карьера Вл. Соловьева прервалась в 1881 г. после его публичного призыва к царю сохранить жизнь народовольцам, организаторам покушения на Алек
256
сандра II. В 1880-е гг. выступал за воссоединение церквей, мечтая о восстановлении христианского мира. В последние годы жизни философ развивает систему религиозной этики ("Оправдание добра", 1897), разрабатывает проблемы теории познания ("Теоретическая философия", 1899) и истории философии ("Жизненная драма Платона", 1898 и др.). Вл. Соловьев - основоположник российской метафизики всеединства, оказавший огромное влияние на всю последующую религиозно-философскую мысль России.
Находясь под влиянием славянофилов, Соловьев в своем выступлении в Обществе любителей российской словесности (1877) критически оценивает состояние современного западного общества: "Отдельный личный интерес, случайный факт, мелкая подробность - атомизм в жизни, атомизм в науке, атомизм в искусстве, - вот последнее слово западной цивилизации. Она выработала частные формы и внешний материал жизни, но внутреннего содержания самой жизни не дала человечеству, обособив отдельные элементы, она довела их до крайней степени развития... но без внутреннего органического единства, они лишены живого духа, и все это богатство является мертвым капиталом" [16]. Такая оценка характерна для раннего периода творчества Соловьева, позже он следует идее человечества как "единого организма". В этом контексте, когда в 1890-е гг. Соловьев пишет о "мнимом прогрессе", "получившем значение в Европе", то речь идет уже не столько о кризисе Запада, сколько о кризисной тенденции самой человеческой истории.
16 Соловьев ВС. Три силы // Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М. 1989. Т. 1. С. 28.
В 1880-е гг. Соловьев обращается к построению теократической утопии. "Свободная вселенская теократия" мыслилась Соловьевым как идеальная форма организации общественной и государственной жизни человечества и должна была представлять собой гармоническое единство власти церковной (первосвященник), основанной на "вере и благочестии", государственной (монарх), хранящей "закон и справедливость" и пророческой, гарантирующей неоскудение духовных сил общества, его верность началам "свободы илюбви". Общество "свободной тео
257
кратии" Соловьева - образ "христианского государства", "высшее благо и истинная цель которого заключается в совершенной взаимности богочеловеческого соединения - не в полноте власти, а в полноте любви" [17].
Согласно Соловьеву, исторический процесс есть продолжение процессов природных, человеческое царство - результат постепенной и длительной эволюции природного мира. Точно так же как развитие природы приводит к рождению "человека натурального", физического, исторический процесс подготавливает рождение "человека духовного". Поэтому история имеет определенную направленность, цель: история ведет к торжеству добра, т.е. к "воплощению Божественной идеи" в мире. Таким воплощением является объединение всего человечества в единый духовный союз - Вселенскую церковь. Вл. Соловьев считает, что в объединении человечества именно славянство и русский народ должны сыграть великую историческую роль. Россия, не являясь ни Востоком, ни Западом, но включая в себя и восточные и западные элементы, может стать той духовной силою, которая объединит человечество. Способствует этому и православие, которое еще Чаадаев характеризовал как "духовную" форму христианства (в отличие от "политического католичества"). Именно на почве православия христианские церкви объединятся в единую Вселенскую церковь. Церковь как таковая не будет вмешиваться в экономические, государственные дела, но она даст высшую цель их деятельности.
Такая всечеловеческая, целостная жизнь будет "свободна от всякой исключительности, всякой национальной однородности" [18]. Она не будет ничего исключать, но в своей целостности диалектически совместит высшую ступень единства с полнейшим развитием множественности. Эти идеи Вл. Соловьева, положенные в основание его "теократической утопии", говорят о глубокой и искренней вере философа в "спасение" человечества [19].
17 Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911. Т. 4. С. 633.
18 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 176.
19 См.: Волкогонова О.Д. Русская религиозно-идеалистическая философия XIX-нач. XX в. М., 1992. С. 64-67.
258
Развитие историософских взглядов Вл. Соловьева прошло несколько этапов. В последние годы жизни он отказывается от проекта теократического государства. Его взгляд на философию истории становится эсхатологическим. Устами одного из участников "Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории" Соловьев утверждает, что "прогресс... есть всегда симптом конца" [20], приближение развязки. Эта развязка связана с внешним торжеством сил зла, когда за всеми материальными, экономическими, социальными достижениями человечество перестает видеть и ощущать свою духовную сущность, роднящую его с Богом. Соловьев оптимист и пессимист одновременно: предрекая воцарение Антихриста в мире - он пессимист, считавший, что зло не может быть побеждено добром в этом мире. Зло так же необходимо в мироздании, как и светлые, добрые, софийные силы, исчезнуть оно не может. Но Соловьев и оптимист: он вдохновенно описывает крушение царства Антихриста и безоговорочно верит в это. Однако возможно это лишь при втором пришествии Христа, когда должен свершиться последний суд над всеми жившими на земле и сбыться библейское предсказание о конце исторической драмы человечества.
20 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 705.
Идея о неуничтожимости зла у Соловьева была тесно связана с мыслями о смерти как безусловном физическом зле, сводящем на нет все добрые помыслы и дела. В этом проявляется очевидное влияние утопического проекта "общего дела" Н. Федорова. Для Соловьева принципиальное значение имеет вера в воскресение Иисуса Христа, показывающая возможность преодоления смерти.
От идеала теократической вселенской монархии Соловьев переходит к ощущению и ожиданию всемирной катастрофы и конца истории, после которого только и наступит тысячелетнее Божье царство.
Предупредить мировую катастрофу, избежать ее, согласно мыслителю, возможно лишь "теснейшим сближением и мировым сотрудничеством всех христианских народов и госу
259
дарств" [21]. Несмотря на весь трагизм человеческой истории, Соловьев верит в подлинно светлое будущее. Человечество ждут "новая земля" и "новое небо" и прийти к ним необходимо, делая все для успеха общего дела "совершенствования целого человека - внутреннего и внешнего, лица и общества, народа и человечества..." [22].
21 Соловьев В. Указ. соч. С. 642.
22 Там же. С. 73.
1.3. Николай Федоров: критика цивилизации и культуры
Теория достижения братского состояния общества Н. Федорова [23] во многом пересекается с теократической утопией Вл. Соловьева.
23 В середине XIX столетия в России появляется уникальное направление философской мысли, впоследствии получившее название космического направления, или русского космизма. В широком смысле этого слова под космизмом вообще понимается целая область русской культуры, включающей не только философов и ученых, но и поэтов, музыкантов, художников. В этом смысле к космическому направлению в русской культуре можно отнести и Вяч. Иванова, и А. Скрябина, и Н. Рериха и т.д. В русской же философской мысли в середине XIX в. выделился крут мыслителей и деятелей науки, представлявших космическое направление русской философии. Среди них можно назвать Н.Ф. Федорова, А.В. Сухово-Кобылина, Н.А. Умова, К.Э. Циолковского, В.И. Вернадского, А.Л. Чижевского, В.Н. Муравьева, А К. Горского, Н.А. Сетницкого, Н.Г Холодного, В.Ф. Купревича, А.К. Машева и др.
Основоположник русского космизма Федоров в своем творчестве обращается к социальной оценке современной ему эпохи и общества.
Федоров Николай Федорович (1829- 1903) - мыслитель-утопист, выдвинувший проект "общего дела" человечества по воскрешению умерших, бессмертия живущих и преображения вселенной в рай, Царство Божие (во исполнение благой вести христианства). Главная тема и замысел Федорова - преодоление смерти. В ней заключено зло мира и самый факт ее бытийственности
260
свидетельство торжества слепой и враждебной силы над человечеством, неродственности и вражды между людьми. Поворот в судьбах человечества к выполнению долга по отношению к отцам-предкам, к "общему делу" воскрешения мертвых и регуляции природы обозначает собой и начало нового хода в космическом процессе, обретающим жизненосное, а не смертоносное направление, ведущее к восстановлению умершего, бывшего, а не рождению нового, чреватого смертью. [См.: Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 534-537.]
Федоров - решительный и последовательный критик цивилизации и культуры. В них он усматривает лишь способ забвения смерти, забвения тем более прочного, чем дальше по дороге цивилизации и культуры (этого прогрессирующего вырождения и падения) идет человечество [24]. Мыслитель критически оценивает цивилизационную стадию существования человечества: цивилизация держится не любовью и заботой о ближнем, а страхом и насилием. Современное состояние человечества мыслитель характеризует как небратское. Согласно Федорову, в обществе XIX в. наряду с разорением природы процветает и истребление людьми друг друга. "История как факт, - пишет Федоров, - есть взаимное истребление, истребление друг друга и самих себя, ограбление или расхищение через эксплуатацию и утилизацию всей внешней природы (т.е. земли)" [25].
248
В начале века Н. Бердяев писал, что русская мысль более всего занята проблемами философии истории: на построениях философии истории формировалось национальное сознание русского человека, в центре духовных интересов были споры славянофилов и западников о России и Европе, Востоке и Западе. Построение религиозной философии истории есть, по мнению Бердяева, призвание русской философской мысли: "Самобытная русская мысль обращена к эсхатологической проблеме конца, она окрашена апокалиптически. В этом отличие ее от мысли Запада. Но это и придает ей прежде всего характер религиозной философии истории" [2].
2 Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 4.
Действительно, кризисное мироощущение, предчувствие конца эпохи пронизывают русскую культуру середины XIX - первой четверти XX в. К так называемой религиозно-эсхатологической проблематике обращались в своем творчестве Н. Федоров, Вл. Соловьев, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Франк, Г. Федотов, В. Розанов и др. Эта тема присутствует не только в философской, но и в художественной литературе, а также в других видах искусства.
В русской религиозной философии рубежа веков тема кризиса рассматривалась в широком диапазоне - от утопических теорий, достаточно оптимистических проектов будущего (например, у Н. Федорова и у его последователей-космистов, в "теократической утопии" Вл. Соловьева и т.д.) до явного катастрофизма (проблемы духовного вырождения, конца культуры и цивилизации, трагической судьбы России, смысла революции как исторической катастрофы и т.п.).
Корни эсхатологического восприятия истории уходят далеко в глубь веков. Человечество всегда проявляет интерес к апокалиптике, сталкиваясь со сложными социальными проблемами: катаклизмами, бунтами, государственными переворотами, войнами, эпидемиями - всем тем, что заставляет поднимать вопрос о смысле и конце истории. Разумеется, эсхатологическая проблематика претерпевает определенную трансформацию в
249
разные периоды человеческой истории. И тем не менее она с неизменной устойчивостью всплывает в самых разных ситуациях. В чем же нужно искать причины и специфику русской эсхатологической мысли?
С. Булгаков в работе "Апокалиптика и социализм" отмечает, что "особый интерес к апокалиптике проявляется в нашу эпоху, в сознании которой так неотступно встает проблема о смысле истории, цели ее и исходе, которая охвачена трепетным чувством какого-то стремительного, неудержимого, непроизвольного даже движения вперед, смутным ощущением исторического прорастания. Это разлито в нашей духовной атмосфере" [3].
3 Булгаков С.Н. Апокалиптика и социализм // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 377.
Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) - философ и богослов, экономист, публицист, общественный деятель. Особое направление в творчестве Булгакова составляет тема России, разрешаемая, вслед за Достоевским и Соловьевым, на путях христианской историософии. Мысль Булгакова тесно слита с судьбой страны, и вслед за трагическими перипетиями этой судьбы, его взгляды сильно меняются. Начало Первой мировой войны отмечено славянофильскими статьями, полными веры во всемирное призвание и великое будущее державы. Но уже вскоре, в диалогах "На пиру Богов" и других текстах революционного периода, судьба России рисуется в ключе апокалиптики и тревожной непредсказуемости, с отказом от всяких рецептов и прогнозов. Учение Булгакова прошло в своем развитии два этапа: философский (до изгнания с родины) и богословский, которые, разнясь по форме и отчасти по источникам, влияниям, вместе с тем прочно связаны единством тематики. На всем своем пути - это учение о Софии и Богочеловечестве, христианское учение о мире и его истории как воссоединении с Богом. Важнейший движущий мотив учения - оправдание мира, утверждение ценности и осмысленности его бытия. [См.: Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 74-78.]
Булгаков характеризует свою эпоху как "жгучую и тревожную современность". Чтобы разобраться в биении ее пульса, с его точки зрения, следует обратиться за помощью к религиозно-историческим интуициям, которые позволяют более чутко, чем позитивные исторические исследования, уловить смысл вре
250
мени. Прежде всего, речь идет об апокалиптике, которая может быть своего рода метафизическим зеркалом эпохи, средством духовного ориентирования в ней. В широком понимании апокалиптика - это лишь "откровения", касающиеся истории и последних судеб мира, эсхатологии.
Булгаков рассуждает о проблемах философии истории и теории социального прогресса, обращая внимание на возможность двоякой ориентации в истории. "В одном случае, - пишет мыслитель, - история рассматривается как процесс, ведущий к достижению некоторой предельной, однако истории еще имманентной и ее силами достигаемой цели, - условно назовем это рассмотрение хилиастическим (хилиазм - тысячелетнее царство с торжеством добра на земле и в истории)" [4].
Хилиастическому [5] пониманию истории Булгаков противопоставляет эсхатологическое мировосприятие. Эсхатология с ее проблемами, "проклятыми вопросами" неискоренима в человеческом сознании: "Дитя двух миров, человек может забыть о своем происхождении и утратить живое чувство связи с иным миром, лишиться переживания запредельного наряду с переживанием имманентного, но он не может не знать о предстоящем ему уходе из этого мира" [6]. Эсхатологические представления тесно связаны с общим метафизическим учением о Боге и мире. Эсхатология пронизывает большинство религиозных учений: "В
251
эсхатологии человечество усматривает над собою и за пределами этого мира с его историей сверхприродную цель. Мир созревает для своего преображения творческой силой Божества, и это сверхприродное, чудесное вмешательство deux ex machina в представлениях человечества, которое своими силами делает свою историю, чувствуя себя прочно устроившимся на этой земле, неизбежно получает характер мировой катастрофы" [7]. Эсхатология дает совершенно иную ориентировку в мире, нежели хилиазм. По мысли Булгакова, перед лицом вечности меняются и даже переоцениваются все исторические ценности.
4 Там же. С. 390.
5 Хилиазм - от греч. "тысяча", милленаризм - от лат. "тысяча" - вера в "тысячелетнее царство Бога и праведников на земле", т.е. в историческое воплощение мистически понятого идеала справедливости. Основывалась на пророчестве Апокалипсиса, в котором, как и во всем хилиазме, содержался мотив компенсации общественной неправды, характерное уже для ветхозаветных пророков умозаключение от невыносимости настоящего к возмещению крови и слез в будущем; притом эта компенсация должна произойти не вне человеческой истории (в "царствии небесном"), а но внутри ее, ибо иначе история потеряла бы для жаждущих возмездия приверженцев хилиазма свой смысл. Хилиазм был осужден христианской церковью (255). В Новое время хилиазм во многом замещается в своих функциях социальной утопией. [См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983 С. 755.]
6 Булгаков С.Н. Апокалиптика и социализм // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 390.
Другой русский религиозный мыслитель, последователь и ученик Вл. Соловьева, князь Е. Трубецкой обращается к закономерности эсхатологического мировосприятия, его укорененности в истории христианства. В работе "Смысл жизни" (1918) Трубецкой размышляет об эсхатологических параллелях Евангелия и современности. На пике социального и духовного напряжения, которые захватили русское общество в конце второго десятилетия XX в., мыслитель обнаруживает, что налицо все указанные Евангелием признаки близости конца вселенной. Однако философ не торопится с "последними" выводами, поскольку те явления, которые воспринимаются как "знаки", "символы" конца истории, "конца света", случаются и повторяются, по мысли Трубецкого, во все дни великих мировых потрясений и кризисов: "Не в первый раз мир обагряется кровью, и не в первый раз из войны рождается смута и голод; также и гонение против Церкви, начавшееся на наших глазах, - не только не первое, но и далеко не самое беспощадное" [8].
7 Булгаков С.Н. Указ. соч. С. 390-391.
8 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни // Трубецкой Е.Н. Избранное. М., 1995. С. 279.
Трубецкой вспоминает кризисные периоды христианской истории, ее катастрофические эпохи, которые сопровождались трагическими событиями, неизменно вызывавшими в христианском обществе эсхатологические предчувствия. Последние были сопоставимы с пророчествами Евангелия и пугали реальной близостью конца истории (крушение Римской империи;
252
войны эпохи средневековья; войны Реформации; наконец, обострение эсхатологических настроений в России, связанное с царствованием Петра I, многочисленные войны, гонения против раскольников; следующая волна ожидания конца - наполеоновские войны и т.д.).
Согласно Трубецкому, мировые катастрофы - явление повторяемое в истории. "При каждом повторении они становятся глубже и шире, распространяются на все большую и большую область земной поверхности. Мы не знаем и знать не можем, - пишет философ, - сколько раз суждено повторяться в мире катастрофическим явлениям войны, смуты, голода и гонения, как часты и как сильны будут в будущем землетрясения, которых также бывает много во все века. Но, как бы часто ни повторялись все эти ужасы, - безусловный смысл их всегда один и тот же. Они всегда означают не только близость конца, но и действительное его приближение. Ошибка начинается только с того момента, когда мы начинаем мерить эту близость нашим человеческим аршином, т.е. днями и годами в буквальном смысле и в особенности - определенными датами" [9].
9 Трубецкой Е.Н. Указ. Соч. С. 280.
В 1930-е гг., осознавая весь трагизм последствий Первой мировой войны, Октябрьской революции, политических и социальных процессов в России и в Европе, находившийся в эмиграции Д. Мережковский также обращается к теме эсхатологии истории и видит в тяготении к эхатологическому мировосприятию проявление именно русской ментальности и, как следствие, особенность русской литературы и философии. В своей эпохальной работе "Атлантида - Европа" Мережковский пишет: "Чтобы понять, что "конец света" есть видение русское, вспомним, что вся наша литература - от Чаадаева, который всю жизнь молился в смертном страхе за Россию и Европу вместе: "да приидет царствие Твое", и Гоголя, который сошел с ума и умер от этого страха, через Достоевского, "человека из Апокалипсиса", до Вл. Соловьева с повестью его о "кончине мира" и Розанова с его "Апокалипсисом наших дней" - вся русская литература,
253
душа России, есть эсхатология - религия Конца. Как будто прославленная сейчас в Европе, все еще остается она неизвестной в этом, главном. "Делают из этого забаву... Но когда сбудется - вот уже сбывается, тогда узнают, что среди них был пророк"" [10].
Мережковский определяет эсхатологию как метод религиозно-исторического познания, не менее точный, чем все научные методы: "Чтобы понять середину всемирную историю, надо видеть ее начало и конец; чтобы понять смысл пути, надо видеть, откуда и куда он ведет. Первое знание, данное человеку: "я", бытие внутреннего мира, личности - психология, в самом широком смысле; второе знание: "не я", бытие внешнего мира - космология; третье: конец "я" и "не я" - эсхатология. Все эти три знания одинаково точны, но не одинаково легки: самое легкое - первое, третье самое трудное. Вся культура, или, вернее, "цивилизация", движется в среднем - в космологии; вся религия - в крайнем - в эсхатологии" [11]. Далее Мережковский приводит такое сравнение:
"Если бы физическое тело двигалось от земли к луне, то достигло бы точки в пространстве, где кончается земное притяжение, начинается - лунное: так человечество, двигаясь от начала мира к его концу, достигает точки во времени, где кончается История, начинается Эсхатология" [12] (курсив мой. Т.С.).
Между тем утопическое мировосприятие, утопизм как выражение утопического сознания также характерны для русской философской традиции. И хотя мы не находим в ней таких образцов утопии, как "Республика" Платона или "Утопия" Т. Мора, утопические идеи и устремления встречаются у многих русских философов. Русская утопия редко представлена в отдельных произведениях, но ее идеи и мотивы можно встретить и в фантастических рассказах, и в социальных романах, и в публицистике, и, наконец, в собственно философских сочинениях.
254
При этом, согласно Е. Чертковой: "Утопизм русской философии значительно отличается от западноевропейского, под влиянием которого он начал формироваться. Так, например, для России нехарактерны специальные труды собственно утопической направленности. Утопическое сознание в России рассредоточено в произведениях самого разного жанра. В то же время можно отметить и черты, общие всякому утопическому сознанию, что роднит русский утопизм с западноевропейским: осмысление социального идеала, социальная критика, предвосхищение будущего общества, идея абсолютного преобразования действительности. Однако между западноевропейским и русским утопизмом есть и существенные различия, вытекающие из специфики русской философской мысли, которую А.Ф. Лосев определил как борьбу с между западноевропейским абстрактным "рацио" и восточно-христианским конкретным богочеловеческим "логосом". (Русская философия: Очерки истории. М., 1991. С. 73.) И если для западноевропейского утопизма преобладающей темой является поиск путей рационалистического переустройства общества в соответствии с принципами разума, то для русского утопизма - преображение общества в соответствии с законами социальной правды как единства истины и справедливости, в соответствии с духом Евангелия" [13].
Если западный утопизм развивался от религиозного миросозерцания через рационалистическую философию к утопии, апеллирующей к науке, то русский утопизм, также имея религиозный источник, проделал иной путь: от православия через заимствованные с Запада идеи рационализма и просвещения к религиозной философии, которая критикует утопии как неадекватные формы решения религиозных проблем. В отличие от западной философии с ее гносеологизмом и онтологизмом для русской философии характерны антропоцентризм и связанное с этим доминирование моральных, социальных и историософских проблем, обращение к вопросам о смысле истории, ее цели и т.п. [14]
10 Мережковкии Д.С. Атлантида-Европа: Тайна Запада. М., 1992. С. 22
11 Там же. С. 24.
12 Там же. С. 157.
13 Черткова Е. Утопизм // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 528.
14 Там же. С. 531.
255
Предваряя рассмотрение концепций и подходов к пониманию природы социокультурного кризиса в философии Русского религиозного ренессанса первой трети XX столетия, следует обратиться к наиболее значимым и определяющим теориям, представляющим как бы идейный фундамент для анализа грядущих кризисных ситуаций. К ним относятся утопические концепции Н. Федорова и Вл. Соловьева, которые в полной мере знаменуют расцвет и угасание утопического мировосприятия в русской философской мысли, а также культурфилософские и историософские работы Н. Данилевского и К. Леонтьева, во многом предвосхитившие грядущий подъем философии кризиса на Западе.
1.2. Владимир Соловьев: теократическая утопия
Историческая тема занимала важное место в творчестве выдающегося русского философа Вл. С. Соловьева. В ранних работах он представляет образ истории как результат действия "трех сил", взаимодействия "трех исторических миров", "трех культур" - "мусульманского Востока", "западной цивилизации и Славянского мира". Противостоящие друг другу западная цивилизация и мир ислама рассматриваются как уже проявившие свои возможности в истории, достигшие крайней точки развития и переживающие кризис. Будущий прогресс человечества, согласно раннему Соловьеву, зависит от того, смогут ли Россия и славянство стать "третьей силой", примирить эти противоположности и тем самым восстановить "положительное единство" исторического развития [15].
15 См.: Сербиненко В.В. Владимир Соловьев: Запад, Восток и Россия. М., 1994. С. 157-161.
Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900) - философ, поэт, публицист. Сын крупнейшего русского историка СМ. Соловьева. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. Защитил в 1874 г. магистерскую диссертацию, в 1880 г. - докторскую диссертацию. Академическая карьера Вл. Соловьева прервалась в 1881 г. после его публичного призыва к царю сохранить жизнь народовольцам, организаторам покушения на Алек
256
сандра II. В 1880-е гг. выступал за воссоединение церквей, мечтая о восстановлении христианского мира. В последние годы жизни философ развивает систему религиозной этики ("Оправдание добра", 1897), разрабатывает проблемы теории познания ("Теоретическая философия", 1899) и истории философии ("Жизненная драма Платона", 1898 и др.). Вл. Соловьев - основоположник российской метафизики всеединства, оказавший огромное влияние на всю последующую религиозно-философскую мысль России.
Находясь под влиянием славянофилов, Соловьев в своем выступлении в Обществе любителей российской словесности (1877) критически оценивает состояние современного западного общества: "Отдельный личный интерес, случайный факт, мелкая подробность - атомизм в жизни, атомизм в науке, атомизм в искусстве, - вот последнее слово западной цивилизации. Она выработала частные формы и внешний материал жизни, но внутреннего содержания самой жизни не дала человечеству, обособив отдельные элементы, она довела их до крайней степени развития... но без внутреннего органического единства, они лишены живого духа, и все это богатство является мертвым капиталом" [16]. Такая оценка характерна для раннего периода творчества Соловьева, позже он следует идее человечества как "единого организма". В этом контексте, когда в 1890-е гг. Соловьев пишет о "мнимом прогрессе", "получившем значение в Европе", то речь идет уже не столько о кризисе Запада, сколько о кризисной тенденции самой человеческой истории.
16 Соловьев ВС. Три силы // Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М. 1989. Т. 1. С. 28.
В 1880-е гг. Соловьев обращается к построению теократической утопии. "Свободная вселенская теократия" мыслилась Соловьевым как идеальная форма организации общественной и государственной жизни человечества и должна была представлять собой гармоническое единство власти церковной (первосвященник), основанной на "вере и благочестии", государственной (монарх), хранящей "закон и справедливость" и пророческой, гарантирующей неоскудение духовных сил общества, его верность началам "свободы илюбви". Общество "свободной тео
257
кратии" Соловьева - образ "христианского государства", "высшее благо и истинная цель которого заключается в совершенной взаимности богочеловеческого соединения - не в полноте власти, а в полноте любви" [17].
Согласно Соловьеву, исторический процесс есть продолжение процессов природных, человеческое царство - результат постепенной и длительной эволюции природного мира. Точно так же как развитие природы приводит к рождению "человека натурального", физического, исторический процесс подготавливает рождение "человека духовного". Поэтому история имеет определенную направленность, цель: история ведет к торжеству добра, т.е. к "воплощению Божественной идеи" в мире. Таким воплощением является объединение всего человечества в единый духовный союз - Вселенскую церковь. Вл. Соловьев считает, что в объединении человечества именно славянство и русский народ должны сыграть великую историческую роль. Россия, не являясь ни Востоком, ни Западом, но включая в себя и восточные и западные элементы, может стать той духовной силою, которая объединит человечество. Способствует этому и православие, которое еще Чаадаев характеризовал как "духовную" форму христианства (в отличие от "политического католичества"). Именно на почве православия христианские церкви объединятся в единую Вселенскую церковь. Церковь как таковая не будет вмешиваться в экономические, государственные дела, но она даст высшую цель их деятельности.
Такая всечеловеческая, целостная жизнь будет "свободна от всякой исключительности, всякой национальной однородности" [18]. Она не будет ничего исключать, но в своей целостности диалектически совместит высшую ступень единства с полнейшим развитием множественности. Эти идеи Вл. Соловьева, положенные в основание его "теократической утопии", говорят о глубокой и искренней вере философа в "спасение" человечества [19].
17 Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911. Т. 4. С. 633.
18 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 176.
19 См.: Волкогонова О.Д. Русская религиозно-идеалистическая философия XIX-нач. XX в. М., 1992. С. 64-67.
258
Развитие историософских взглядов Вл. Соловьева прошло несколько этапов. В последние годы жизни он отказывается от проекта теократического государства. Его взгляд на философию истории становится эсхатологическим. Устами одного из участников "Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории" Соловьев утверждает, что "прогресс... есть всегда симптом конца" [20], приближение развязки. Эта развязка связана с внешним торжеством сил зла, когда за всеми материальными, экономическими, социальными достижениями человечество перестает видеть и ощущать свою духовную сущность, роднящую его с Богом. Соловьев оптимист и пессимист одновременно: предрекая воцарение Антихриста в мире - он пессимист, считавший, что зло не может быть побеждено добром в этом мире. Зло так же необходимо в мироздании, как и светлые, добрые, софийные силы, исчезнуть оно не может. Но Соловьев и оптимист: он вдохновенно описывает крушение царства Антихриста и безоговорочно верит в это. Однако возможно это лишь при втором пришествии Христа, когда должен свершиться последний суд над всеми жившими на земле и сбыться библейское предсказание о конце исторической драмы человечества.
20 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 705.
Идея о неуничтожимости зла у Соловьева была тесно связана с мыслями о смерти как безусловном физическом зле, сводящем на нет все добрые помыслы и дела. В этом проявляется очевидное влияние утопического проекта "общего дела" Н. Федорова. Для Соловьева принципиальное значение имеет вера в воскресение Иисуса Христа, показывающая возможность преодоления смерти.
От идеала теократической вселенской монархии Соловьев переходит к ощущению и ожиданию всемирной катастрофы и конца истории, после которого только и наступит тысячелетнее Божье царство.
Предупредить мировую катастрофу, избежать ее, согласно мыслителю, возможно лишь "теснейшим сближением и мировым сотрудничеством всех христианских народов и госу
259
дарств" [21]. Несмотря на весь трагизм человеческой истории, Соловьев верит в подлинно светлое будущее. Человечество ждут "новая земля" и "новое небо" и прийти к ним необходимо, делая все для успеха общего дела "совершенствования целого человека - внутреннего и внешнего, лица и общества, народа и человечества..." [22].
21 Соловьев В. Указ. соч. С. 642.
22 Там же. С. 73.
1.3. Николай Федоров: критика цивилизации и культуры
Теория достижения братского состояния общества Н. Федорова [23] во многом пересекается с теократической утопией Вл. Соловьева.
23 В середине XIX столетия в России появляется уникальное направление философской мысли, впоследствии получившее название космического направления, или русского космизма. В широком смысле этого слова под космизмом вообще понимается целая область русской культуры, включающей не только философов и ученых, но и поэтов, музыкантов, художников. В этом смысле к космическому направлению в русской культуре можно отнести и Вяч. Иванова, и А. Скрябина, и Н. Рериха и т.д. В русской же философской мысли в середине XIX в. выделился крут мыслителей и деятелей науки, представлявших космическое направление русской философии. Среди них можно назвать Н.Ф. Федорова, А.В. Сухово-Кобылина, Н.А. Умова, К.Э. Циолковского, В.И. Вернадского, А.Л. Чижевского, В.Н. Муравьева, А К. Горского, Н.А. Сетницкого, Н.Г Холодного, В.Ф. Купревича, А.К. Машева и др.
Основоположник русского космизма Федоров в своем творчестве обращается к социальной оценке современной ему эпохи и общества.
Федоров Николай Федорович (1829- 1903) - мыслитель-утопист, выдвинувший проект "общего дела" человечества по воскрешению умерших, бессмертия живущих и преображения вселенной в рай, Царство Божие (во исполнение благой вести христианства). Главная тема и замысел Федорова - преодоление смерти. В ней заключено зло мира и самый факт ее бытийственности
260
свидетельство торжества слепой и враждебной силы над человечеством, неродственности и вражды между людьми. Поворот в судьбах человечества к выполнению долга по отношению к отцам-предкам, к "общему делу" воскрешения мертвых и регуляции природы обозначает собой и начало нового хода в космическом процессе, обретающим жизненосное, а не смертоносное направление, ведущее к восстановлению умершего, бывшего, а не рождению нового, чреватого смертью. [См.: Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 534-537.]
Федоров - решительный и последовательный критик цивилизации и культуры. В них он усматривает лишь способ забвения смерти, забвения тем более прочного, чем дальше по дороге цивилизации и культуры (этого прогрессирующего вырождения и падения) идет человечество [24]. Мыслитель критически оценивает цивилизационную стадию существования человечества: цивилизация держится не любовью и заботой о ближнем, а страхом и насилием. Современное состояние человечества мыслитель характеризует как небратское. Согласно Федорову, в обществе XIX в. наряду с разорением природы процветает и истребление людьми друг друга. "История как факт, - пишет Федоров, - есть взаимное истребление, истребление друг друга и самих себя, ограбление или расхищение через эксплуатацию и утилизацию всей внешней природы (т.е. земли)" [25].