Свой первый решающий прорыв Рейвен совершил, когда выявил группу генов, вызывающих вырождение клеток кожи. Проведя серию экспериментов, он сумел обратить этот процесс вспять, по крайней мере на время. Но окончательно нашел себя, когда “обессмертил” некоторые генетические составляющие, связанные с омоложением кожи.
   Это открытие Фонтана молодости – журналистское клише, слыша которое ученый каждый раз морщится, – превратило Сэнди Рейвена в некоего фольклорного героя. Пресса разрекламировала его как человека, сделавшего реальностью голливудскую мечту о вечной молодости.
   О своем открытии Рейвен поведал миру в сугубо научной публикации в академическом журнале “Экспериментальная геронтология”, что не помешало журналистам сразу же “перевести” ее на обыденный язык, – и информационные агентства разнесли по миру весть об “эликсире молодости”.
   Резонанс получился неслыханный. Университетский коммутатор раскалился от звонков. Письма в лабораторию Рейвена стали приходить буквально мешками. Как ни странно, это испытание подкосило ученого.
   “Вместо того чтобы возгордиться, я почувствовал себя виноватым в том, что сделал еще так мало. Ведь это оказались не только женщины, мечтающие забыть о морщинах. Большинство писем приходило от людей, решивших, что я научился излечивать любую патологию тканей. Они умоляли спасти их близких, и в результате у меня возникло ужасное чувство досады и – не поверите – провала”.
   И все же, несмотря ни на что, Рейвен проложил дорогу к разработке генетического метода лечения многих смертельных заболеваний.
   Рейвен по-прежнему не воспринимает себя как героя, сохраняя донкихотскую решимость оставаться в тени. Со свойственной ему самоиронией он насмешливо отзывается о своем новом статусе знаменитости: “Давайте смотреть правде в глаза: у меня ровно столько же обаяния, сколько у непропеченного бублика. Если я достоин красоваться на обложке «Тайм», то надо признать, что миром начинают заправлять болваны”.
   Другие известные ученые, коллеги Рейвена по научным изысканиям, высказываются более уважительно.
   “Открытие Сэнди следует признать самым важным прорывом в науке последнего десятилетия в борьбе со злокачественными опухолями, – говорит его большой почитатель и бывший тесть, профессор Массачусетского технологического института Грегори Моргенштерн. – На фоне его работ меркнут все мои научные достижения. Он в полной мере заслуживает всех мыслимых почестей и славы – а также денег, которые, я уверен, он в конце концов получит”».
   – Господи, пап, ты видел конец этой статьи?! – бушевал Сэнди.
   – Видел, мой мальчик, – смущенно проворчал старик. – Но согласись, нет ничего удивительного в том, что они порылись в твоем прошлом и вытащили все, что могли, причем из всех, кто тебя когда-либо знал. В конце концов, Моргенштерн лауреат Нобелевской! Откуда им знать его подноготную? Вообще-то ты сам должен был им рассказать.
   – И что? Это помогло бы? А кроме того, мне иногда кажется, что было бы лучше, если бы они кое до чего докопались без посторонней помощи. Но, наверное, даже пресса не всесильна.
   – Послушай, все могло быть намного хуже.
   – Да? Это как же?
   – Взгляни на вещи с другой стороны, мой мальчик. Радуйся, что они не упомянули о Рошель.
   – Да уж, – согласился Сэнди. – За это действительно надо благодарить Господа.

4
Адам

   В начале третьей недели показатели крови во второй группе мышек, которых лечили по стэнфордской методике, внезапно резко улучшились.
   Макс с Адамом не спешили делиться этой новостью – положительный результат мог оказаться неустойчивым. Но по прошествии двух суток стало ясно: иммунная система животных справилась с недугом.
   Человеческая раковая опухоль оказалась побеждена в организме подопытных мышей, сыгравших роль суррогатных «пациентов».
   Теперь у них появилась твердая уверенность в эффективности средства и в отношении самого пациента. Конечно, какой-то элемент сомнения сохранялся, поскольку полного цикла клинических испытаний, предусмотренных процедурами ФДА, этот препарат не проходил.
   Зато у них имелось разрешение Белого дома.
   Со всем великодушием, какое он всегда проявлял в отношении Адама, Макс Рудольф предоставил ему почетное право лично привезти в Вашингтон полученную сыворотку. Конечно, в вопросах научного знания и опыта Макс был непревзойден, но он счел, что возложение курьерских обязанностей на его лучшего ученика может сыграть психотерапевтическую роль.
   От всех других учеников профессора Рудольфа Адама Куперсмита отличала необычайная сострадательность и почти истовое желание исцелять. Одной встречи с ним и сочувственного взгляда серо-зеленых глаз оказывалось достаточно, чтобы немедленно вселить в пациента надежду.
   – Но, Макс, – попытался отбиться Адам, – разве нельзя отослать ее с тем же курьером, который привез нам кровь?
   – Можно, – проворчал старик. – Только самая лучшая курьерская служба не в состоянии заметить в неиспытанном препарате признаков начинающейся токсической реакции.
   – Тогда почему ты не сделаешь это сам?
   – Я старый, измученный жизнью человек и не хочу оставлять Лиз одну, – ответил тот. – Скажи правду, ты боишься предстать пред очи власть имущих?
   – Если честно – да.
   – Ну так тем более ты должен поехать. Ты быстро убедишься, что они мало чем отличаются от обычных людей. – И с хитрой усмешкой добавил: – А некоторые им даже уступают.
* * *
   Шагнув навстречу Адаму, сошедшему с трапа самолета в Национальном аэропорту Вашингтона, адмирал не скрывал своего удивления.
   Долговязый гарвардский доктор нес в одной руке дорожную сумку, а в другой – нечто похожее на квадратный абажур с ручкой.
   – Что это у вас?
   – Сюрприз для больного, – застенчиво улыбнулся Адам. – Думаю, вы его тоже оцените.
   – Еще какой-нибудь багаж у вас есть?
   – Нет, я обычно путешествую налегке.
   Пенроуз нагнул голову и проводил коллегу из Бостона к лимузину, дожидающемуся их на летном поле.
   Ехали молча. Спустя несколько минут Адам бросил взгляд в окно и вдруг понял, что они находятся за городом: городские огни погасли.
   – Послушайте, – смущенно проговорил он, – что происходит? Мы что, едем в Кэмп-Дэвид?
   – Нет, – ответил адмирал, – больной находится в Виргинии. – И после паузы добавил: – И это не президент.
   – Что вы говорите? Кто же еще имеет такую власть, чтобы заполучить три еще не разрешенных к использованию препарата?
   – Когда я вам отвечу, доктор Куперсмит, вы поймете, что в нашей стране короля играет свита. И она обладает куда большим могуществом. Наш пациент – Томас Дили Хартнелл.
   Адам разинул рот.
   – Тот, кого называют Боссом? Бывший посол при дворе ее величества? Советник всех президентов, и правых, и левых?
   Пенроуз кивнул.
   – Человек, которому можно сказать «нет» только с большим риском для себя. Надеюсь, вы простите мне мои уловки, но мне почему-то казалось, что патриотизм доктора Рудольфа простирается не дальше Овального кабинета.
   «Как и мой», – с беспокойством подумал Адам. Новость его ошарашила, и по мере того, как лимузин все дальше ехал по узким и темным дорогам, на душе у него делалось все тревожнее. Что, если Пенроуз опять сказал неправду? Вдруг это вообще какой-нибудь «крестный отец»?
   Адмирал, по-видимому, прочел его мысли и снова заговорил.
   – Позвольте вас заверить, доктор Куперсмит, – серьезным тоном произнес он, – Томас Хартнелл – в высшей степени достойный человек. И немало послужил нашей стране. У вас не должно быть ни малейших угрызений совести.
   Через несколько минут они подъехали к внушительным воротам Клифтон-хауса, которые тут же распахнулись перед гостем, явившимся, чтобы спасти жизнь хозяину имения.
* * *
   Адам молча стоял в спальне и смотрел, как Пенроуз внутримышечно вводит Хартнеллу сыворотку. Затем они вдвоем повернули высокого сановника на спину, и Адам, дождавшись, когда старик устроится поудобнее, жестом иллюзиониста сорвал белый платок с предмета, который принес.
   – Вуаля, мистер Хартнелл, – объявил он. – Подарок от лаборатории иммунологии номер восемьсот восемь и в особенности от ее заведующего, Макса Рудольфа.
   – Мышь?
   – Да, но не совсем обычная – у нее такой же состав крови, как у вас, и мы подумали, если вы увидите, как шустро она скачет, то поймете, каким вы станете через пару недель.
   – Лучше скажите, – повелительно произнес Босс, – когда мне ждать улучшения?
   – На этот вопрос, сэр, я не могу вам ответить, – признался Адам. – Вы ведь не мышь.
   Дождавшись, когда пациент заснет, Пенроуз отвел гостя в роскошную гостиную. Здесь собрался небольшой кружок особо приближенных к больному лиц. Все с нетерпением ждали новостей. Адмирал не стал мешкать.
   – На данный момент мы можем сказать одно: он сейчас мирно спит, – объявил он вместо вступления. – А теперь мой ученый собрат поведает вам о сути той процедуры, которую мы провели.
   Он учтиво уступил место Адаму, тот огляделся по сторонам, оценивая состав аудитории, и начал:
   – Нет нужды говорить вам, что наши действия похожи на ходьбу по тонкому льду в кромешной тьме. Однако я охотно поделюсь с вами той скудной информацией, которой мы располагаем.
   Несмотря на поздний час, Адам испытывал странный прилив энергии. До сих пор он действовал под жутким давлением. Дело было не только в огромном риске с медицинской точки зрения, но и в необычности самих обстоятельств. Эти люди принадлежали к какому-то иному миру. И в их присутствии Адам испытывал робость.
   Но теперь сильные мира сего оказались на его территории и, превратившись в любопытных, взволнованных туристов, взирали на него с благоговением, ловя каждое произнесенное им слово. Всякий раз, как речь заходила о генной инженерии, Адама охватывал необычайный энтузиазм.
   Кроме того, он был прирожденный педагог, многих подкупала его манера держаться.
   Адам посвятил своих слушателей в суть ретровирусной терапии, когда так называемый ретровирус, полученный лабораторным путем, непосредственно доставляется в вышедшие из-под контроля раковые клетки. Его «маскировка» позволит вирусу проникнуть в ядро злокачественной клетки, где магическая сила ДНК превратит врага в друга. Адам сделал паузу и улыбнулся.
   – Иными словами, прислужники ада внезапно обратятся в хор мальчиков.
   Обводя взором своих высокопоставленных слушателей, Адам с изумлением увидел в их числе высокую красивую блондинку. Ему показалось, что очки в роговой оправе и строгий костюм она носит специально, чтобы ее ослепительная красота не сразу бросалась в глаза.
   Однако Антония Нильсон явно была слишком молода, чтобы занимать сколько-нибудь ответственный пост в правительстве. Как вскоре выяснилось, она только недавно закончила юридический факультет Джорджтаунского университета. Но и для жены шестидесятилетнего политика она тоже была молода.
   Зато она как нельзя лучше подходила на роль любовницы высокопоставленного чиновника.
   Оставался неясным один вопрос: кто этот чиновник?
   Во всяком случае, Антония явно была здесь своей и даже удостоилась небольшой конфиденциальной беседы с Пенроузом, который, закончив разговор, шутливо отдал ей честь.
   Пока Адам докладывал, она с улыбкой реагировала на его остроты, и ему стало казаться, что он видит ее не в первый раз.
   И тут его осенило. Когда он ставил на тумбочку больного клетку с мышкой, ему пришлось передвинуть фотографию в рамке из тисненой кожи – на ней был снят Хартнелл и очаровательная молодая женщина. Теперь Адам сообразил, что это была Антония, только без очков. Он получил ответ на свой вопрос.
   В любом другом случае Адам потребовал бы ее для себя в качестве награды. Но развлекаться с подругой Босса – дело куда как рискованное.
   Гости стали расходиться, и каждый на прощание целовал Антонию. Все это выглядело как вполне невинные дружеские поцелуи, если не считать объятий министра юстиции. Не будь она женщиной Босса, Адам бы заподозрил ее в связи с главным юристом страны.
   Неожиданно Антония взяла инициативу в свои руки.
   Они как раз вышли из дома, когда первые розовые лучи только-только начали расцвечивать синий небосвод.
   Адама терпеливо дожидался шофер. Казалось, он не спускал глаз с дверей дома – моментально выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Но сесть в машину Адам не успел: рядом с ним вдруг возникла Антония и негромким, доверительным тоном сказала:
   – Доктор, я знаю, что вы остановились в «Уотергейте». Не возражаете, если я вас подвезу?
   Адам улыбнулся. Такого подарка он не ожидал.
   – Только при одном условии: вы потом позавтракаете вместе со мной.
   – Отлично, – ответила девушка. – Сама и приготовлю. А взамен вы должны обещать мне выдержать допрос с пристрастием, пока мы едем.
   – С удовольствием, – ответил Адам. – Если позволите, я только заберу свои вещи и отпущу водителя.
   Очень скоро Адам понял, что Антония руководствовалась отнюдь не соображениями романтического порядка. Конечно, она жаждала с ним пообщаться, но не как с мужчиной, а как с медиком.
   – Мне никто ничего не говорит, – посетовала она. – Понимаете, даже Бойд до сих пор обращается со мной как с ребенком. Вы не могли бы объяснить мне поподробнее суть вашей методики?
   Адам понял, что она не пропустила ни слова из его «популярной лекции» и теперь принялась терзать его вопросами, стараясь как можно глубже вникнуть во все тонкости их методики. Когда Адам закончил свои объяснения, девушка убежденно сказала:
   – Понимаете, Адам, он должен жить, вы просто обязаны не дать ему уйти. Скажите честно: какие у него шансы, как вы думаете?
   У Адама возникло впечатление, что девушка втайне надеется, что у него есть еще какое-то секретное чудодейственное средство. И он решил повторить свой прогноз, очень уж ему захотелось поддержать ее в такую минуту.
   – Мисс Нильсон…
   – Пожалуйста, называйте меня Тони.
   – Хорошо, Тони. Могу лишь сказать: то, что сделал Макс Рудольф для мистера Хартнелла, дает ему больше шансов, чем при любом другом известном виде лечения.
   – Господи, как здорово! – воскликнула девушка. Они остановились на перекрестке, и она сжала Адаму руку. Этот безмолвный жест, однако, был лишен романтической окраски, а означал лишь сердечную благодарность. – Понимаете, он такой замечательный человек! Уж мне ли не знать. За его суровой внешностью скрывается нежное и любящее сердце.
   Уже через полчаса они были в ее небольшой, но изысканно обставленной квартирке. Заметную часть интерьера представляли полки с книгами, отражавшими разносторонние интересы хозяйки.
   Здесь были труды по истории, жизнеописания великих людей, беллетристика американских и латиноамериканских авторов. Были здесь и кое-какие любопытные издания из области литературной критики, например книга под названием «Дневник жизни общества» о творчестве Гарсиа Маркеса и «Аллегория политической карьеры Ричарда Никсона» – о романе «Моби Дик».
   Пока Антония замешивала тесто для блинчиков, Адам вышел, чтобы немного привести себя в порядок. Когда он вернулся, на тарелке уже дымились первые блинчики.
   – С маслом или сиропом? – спросила Антония.
   – Спасибо, я сам. Выглядит очень аппетитно. Жаль, что Макса с нами нет, это его любимая еда.
   – Вы звонили ему?
   – Да, перед нашим отъездом из Виргинии. А теперь, к сожалению, мне надо поскорее добраться до отеля. Всегда есть доля вероятности, что кому-то из наших пациентов стало хуже.
   – Странно. Я думала, что все врачи, уезжая куда-то, передают своих пациентов другим.
   – Только не настоящие врачи, – возразил Адам.
   – А может, вам лучше позвонить в отель и узнать, не было ли для вас сообщений? – предложила Антония, откровенно выдавая свое нежелание так скоро отпускать его.
   – Спасибо, Тони, но я что-то притомился и не прочь отдохнуть. Честно говоря, под пристальным взглядом мистера Хартнелла меня начинает пробирать дрожь.
   Он показал на фотографию на столике рядом с диваном. Точно такую же он видел в спальне их высокопоставленного пациента.
   – Зато ваш пациент все время на виду, – рассмеялась девушка. – Могу я хотя бы предложить вам чашку кофе?
   – С удовольствием.
   Она прошла на кухню, и тут зазвонил телефон.
   – Ого! – заметил Адам. – Рано же у вас день начинается.
   Антония улыбнулась.
   – Скорее, поздно заканчивается. Возьмите трубку, Адам, а то у меня руки заняты.
   Он снял трубку и, выслушав звонившего, спросил:
   – Вы уверены, что правильно звоните?
   – Кто там? – поинтересовалась девушка.
   Прикрыв трубку ладонью, Адам прошептал:
   – По-моему, не туда попали. Спрашивают какого-то шкипера.
   – А, – небрежно отозвалась девушка и взяла у него трубку. – Это я. Мое детское прозвище. Доброе утро, Сесили, – продолжала она уже в трубку. – Соединяй, пожалуйста. – После паузы она сказала: – Доброе утро, мой дорогой. Тебе уже лучше? Да, я дома, у меня доктор Куперсмит. Надо его беречь, не дай бог, попадет под машину или еще что случится. Сейчас он – наша самая большая драгоценность.
   Выслушав ответ, она произнесла:
   – Ну конечно, я заметила, что он очень симпатичный. Только тебя должно волновать вовсе не это. Он прекрасно знает свое дело. Я совершенно уверена, что этот препарат подействует.
   Внезапно ее тон стал более строгим.
   – Нет, это ты меня послушай. Никаких гостей у тебя сегодня не будет, и не мечтай! Как только я приеду, я немедленно конфискую у тебя бутылку. Раз ты намерен жить, я не собираюсь смотреть, как ты доводишь себя до цирроза печени.
   Они нежно попрощались, и Тони в веселом настроении положила трубку.
   – Думаю, вы догадались, с кем я говорила? – улыбнулась она.
   – Да, – ответил Адам, – с Боссом.
   – Это для других он Босс, а для меня – нет.
   Она вызывающе усмехнулась.
   – Чем же вы так от всех отличаетесь?
   В вопросе Адама явно прозвучала ревность.
   – Тем, что я его дочь, – пояснила Антония.
   Ах вот как. Стало быть, Хартнелл – ее отец. Это уже кое-что меняет. Впрочем, не следует лукавить с самим собой. Это меняет все.
   Только откуда у нее фамилия Нильсон? Но эта тайна легко развеялась по дороге в поместье, куда они возвращались вечером того же дня.
   – Мистер Джек Нильсон был моим юношеским увлечением, – объяснила девушка. – Мы вместе учились на юридическом, и, откровенно говоря, на него, по-моему, папино могущество производило куда большее впечатление, чем я. Это был единственный случай, когда мы с Боссом разошлись во мнениях.
   – Он что, не одобрял вашего брака?
   – Наоборот, он считал, что Джек замечательный, и фактически своими руками толкнул меня ему в объятия. Но – увы. Мой муж оказался таким мерзавцем, что загулял, не дождавшись конца медового месяца.
   – Сочувствую, – сказал Адам. – Но только он не просто мерзавец, а еще и дурак!
   – Зато, – весело объявила девушка, – мой брак можно считать полезным опытом. Теперь у меня есть иммунитет.
   – Против чего?
   Не отрывая глаз от дороги, она тихо сказала:
   – Против любви.
* * *
   Званый ужин в поместье в конечном итоге состоялся. Единственное, в чем Босс послушался врачей, – то, что сам он к столу не вышел.
   По всем меркам это был прием на высочайшем уровне – под стать самому дому: два сенатора, ведущий обозреватель «Нью-Йорк таймс», госсекретарь США. И министр юстиции. Все, кроме министра, пришли с женщинами. Разговор за столом велся оживленный, хотя, как показалось Адаму, несколько провинциальный. В основном муссировались сплетни о сильных мира сего.
   В конце вечера появился доктор Пенроуз. Вдвоем с Адамом они осмотрели пациента, после чего адмирал немедленно отбыл.
   Тони задержалась дольше других. Она отозвала Адама в сторонку и сунула ему в руку ключи.
   – Возьмите мою машину, – быстро проговорила она. – Потом оставите ее в гараже. У меня есть запасные ключи. Дорогу найдете?
   Тот кивнул, не в силах побороть обиду. Его явно отсылали.
   – Да, – пробурчал он. – Наверное. А как же вы… – Он осекся. – Впрочем, это не мое дело, да?
   – Пожалуй, – шепотом согласилась Антония.
   Ладно, утешал себя Адам, все, что было, – не более чем легкий флирт. Или просто игра его воображения. Короче, эта Тони – не для него. И она это откровенно продемонстрировала, удалившись под ручку с министром юстиции.
   Однако уже на другой день Тони весьма настойчиво пригласила его на ужин в «Ренессанс».
   Адама заинтриговал столь неожиданный интерес к его персоне, но, успев немного разобраться в ее образе жизни, к концу ужина он позволил себе пару циничных замечаний.
   – А отец не возражает, когда вы выходите в свет с женатым мужчиной?
   – У него нет права голоса, – небрежно отмахнулась она. – После моего разрыва с Джеком отец перестал контролировать мою личную жизнь. И вообще они с… моим приятелем учились вместе в университете. Так с чего бы ему возражать?
   При обсуждении такой щекотливой темы она нисколько не тушевалась, но и особенной радости не проявляла – скорее Тони воспринимала свой роман философски, поскольку он явно не имел перспектив в силу семейных обязательств ее кавалера. Вскоре и вовсе оказалось, что несколько свободных вечеров кряду для нее отнюдь не редкость, и в такие дни она охотно приглашала Адама с собой, если выходила куда-нибудь в свет. Несколько раз они ужинали вдвоем.
* * *
   В три часа ночи позвонил Бойд Пенроуз.
   Без всяких предисловий и извинений он доложил:
   – Куперсмит, я только что посмотрел анализы Босса. Сдается мне, самое страшное мы преодолели, приятель.
   Воодушевленный, Адам позвонил в Бостон и сообщил радостную весть Максу. Не успел он повесить трубку, как телефон снова зазвонил.
   – Привет. Бойд мне все рассказал, – взволнованно сказала Тони. – У тебя было занято. С Максом говорил?
   – Да, спешил передать ему хорошую новость.
   – Я так и поняла. Не хочешь доложить ее мне лично, а не по телефону? Давай устроим небольшой праздник.
   – С удовольствием, – согласился Адам.
   Тони была в радостном возбуждении. Она бросилась Адаму на шею и расплакалась.
   – Адам! Ты это сделал, ты спас моего отца!
   Внезапно она начала с жаром целовать его в губы.
   Все произошло так неожиданно… и так восхитительно! Адам давно об этом мечтал. Он был рад уже самому знакомству с этой необыкновенной девушкой, но с этого мгновения их отношения перешли совсем в иное измерение.
   И он был несказанно счастлив.
* * *
   На другое утро Тони, обняв его, спросила:
   – Ты как-то говорил, что занимался балетом. Довольно необычно для парня. Были какие-то причины?
   – Причин было две. Во-первых, у меня мама преподавала музыку в нашей школе, и я пошел танцевать, чтобы сделать ей приятное. Но главное – мне хотелось насолить отцу, который скверно обращался с ней. И я ему насолил: представь себе рабочего-металлурга в Индиане, который вынужден говорить дружкам, что его сынуля танцует в трико, как какой-нибудь гей.
   – Странно… У меня твоя мужественность сомнений не вызывает. – Тони улыбнулась. – Могу дать показания под присягой, даже письменные. А что случилось с твоей мамой?
   – Она умерла, когда мне было двенадцать лет. Он ее убил.
   – Как? Что ты такое говоришь?
   – Она пыталась родить второго ребенка и на поздних сроках беременности получила токсемию. – Было заметно, что Адам до сих пор переживает. – Понимаешь, он фактически убил ее. Ей становилось все хуже и хуже, а он не позволил врачу вызвать преждевременные роды, не хотел, видишь ли, чтобы ребенок погиб. В конечном итоге погибли оба.
   – Кто же тебя потом воспитывал?
   – Я сам.
   – Так не бывает.
   – Бывает. Уж я-то знаю. Звучит невероятно, но я начал заниматься спортом – прыжками в воду.
   – Ого! – восхищенно воскликнула Тони. – Кажется, понимаю: тебе хотелось острых ощущений?
   – В каком-то смысле. Хоть на пару секунд – мысленно – я оставался один во всем мире, к тому же на сто метров выше всех.
   – Недаром я сразу почувствовала в тебе родственную душу, – улыбнулась Тони. – Мы оба любим общество самих себя.
   За завтраком Тони продолжила допрос:
   – А отец знал, что ты занялся таким рискованным видом спорта?
   – Да, – сказал Адам и помрачнел. – Как-то он просматривал спортивную страницу в местной газете – единственную, которая его когда-либо интересовала, и вычитал мое имя в списке участников соревнований на первенство штата. Он явился в бассейн в компании двух своих собутыльников. Но они понятия не имели, что такое прыжки в воду, и «болели» совсем невпопад. Я так распсиховался, что нырнул, как кашалот. Сорвал выступление начисто.
   По тому, как он это сказал, было ясно, что Адама до сих пор мучает та его давняя неудача.
   – После этого моим самым большим желанием стало поскорее уехать из дома. Тогда единственным шансом для меня могла стать академическая стипендия. В школе баллы у меня были повыше, чем в спорте. Ты когда-нибудь слышала о колледже Шаймера?
   – Если честно, то нет.
   – Вот-вот. И никто не слышал. Тем не менее это небольшое, вполне передовое учебное заведение под эгидой Чикагского университета. Порядок там такой: сдаешь экзамен по их требованиям – значит, можешь учиться. Своего рода инкубатор для будущих студентов-медиков, которые хотят сэкономить несколько лет учебы. Мне так не терпелось стать врачом, что в летние каникулы я работал санитаром в клинике Майкла Риза. Что давало мне неплохой повод не ездить домой. Свою злость я направил на учебники и в результате каким-то чудом попал в Гарвард на медицинский.