* * *
Девушки-студентки, даже из самых скромных колледжей, не проявляли интереса к первокурсникам технологического. Периодически один из однокашников Сэнди ходил на свидание с девчонкой из своей старой школы. Но даже это случалось крайне редко. Поэтому, когда к нему в дверь как-то вечером постучал сосед по общежитию Барри Уинник, Сэнди решил, что произошло чудо.– Послушай, Рейвен, ты мне должен помочь, – попросил Барри.
– А в чем проблема? – устало откликнулся Сэнди.
– Я влип, – ответил приятель. – У меня свидание с одной старшеклассницей, а она нимфоманка.
– Нимфоманка?
– Да, – закивал Барри. – Вообще удержу не знает.
– Так в чем проблема? – не понял Сэнди, замечая в приятеле признаки нездорового возбуждения.
– Проблема в ее двоюродной сестре, черт.
– У нее еще и сестра есть? – оживился Сэнди.
– Да, приехала из Пенсильвании или еще откуда-то.
– И тоже нимфоманка?
– Откуда мне знать? Это же не наследственное. Или да?
– Таким вещам наука не учит, Уинник. И когда я должен идти на свидание с ее сестрой?
Барри обрадовался и удивился одновременно.
– То есть ты это сделаешь?
– Сделаю – что?
– Ну, избавишь меня от нее. Займешь ее чем-нибудь, на худой конец – потреплешься с ней здесь, в общаге, а я пока… хм… пообщаюсь с Рамоной. Так сделаешь? Будь другом, Рейвен!
– Не вопрос, – великодушно произнес Сэнди, а сам не мог поверить своему счастью.
– Конечно, гарантий никаких дать не могу, – предупредил Барри. – То есть… тот факт, что она с Рамоной в родстве, еще не означает, что она хорошенькая. Или что она тебе даст. Ни того ни другого не обещаю. Так что приготовься пострадать за правое дело.
– Какое еще правое дело?
– Чтобы я потрахался, дубина!
* * *
До следующих выходных было еще четыре дня. Или девяносто шесть часов. Сэнди не представлял себе, как их переживет. Всегда почти дословно записывавший лекции, теперь он никак не мог сосредоточиться. Если так и дальше пойдет, со списком лучших студентов можно будет распрощаться.В пятницу – накануне великого события – он разложил на кровати весь свой гардероб и обнаружил, что у него мало рубашек. Наутро он потратил десять баксов на розовый батник, который, по его расчетам, должен был сразить всех наповал. Остаток субботы Сэнди провел, наводя марафет, и к вечеру был полностью экипирован и готов к бою.
Охваченные возбуждением, двое первокурсников ждали девушек на станции метро «Сентрал-сквер».
Тут Барри заметил девчонок и шепнул приятелю:
– Рейвен, я их вижу. Будь спок. И побольше нахальства.
– С этим как раз проблемы, – признался Сэнди.
– Только не вздумай сейчас меня кинуть! – занервничал Барри. – Это мой главный шанс!
Изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, Сэнди все же не удержался и краем глаза глянул на ту, которая могла привнести некоторые чувственные удовольствия в его отшельническую жизнь.
Марджи была невысокая и худая, но в целом выглядела вполне сносно. Во всяком случае, с расстояния тридцати шагов.
По неведомой причине эта тощая Марджи не сводила с него глаз. Все время, пока сестра знакомила их друг с другом, она пристально изучала Сэнди.
Тот почувствовал себя польщенным и ощутил прилив уверенности в себе. Потом Марджи что-то шепнула сестре, та отозвала Барри в сторонку и перебросилась с ним парой слов. Барри прокашлялся.
– Послушай, Рейвен, надо поговорить, – прохрипел он. – Давай отойдем.
Молодые люди отвернулись, и Барри пробормотал:
– Сэнди, прямо не знаю, как тебе и сказать.
– Все в порядке, Уинник. Я вижу, она не красавица, но раз я обещал…
– Нет! – резко оборвал приятель. – Ты не понял.
– А что тогда?
– Она не хочет с тобой идти.
– Как это?
– Понимаешь, я ей наговорил, что ты дивный парень и все такое… Но Марджи отказывается. Она хочет, чтобы я вызвал дублирующий состав.
– Ты это о чем?
– Я подстраховался. Договорился на всякий случай с Роджером Ингерсолом. Он сидит на телефоне.
– Что? – не выдержал Сэнди. – Ингерсол?
Ему стало нестерпимо больно и обидно.
– Рейвен, ну пожалуйста, – взмолился Барри. – Я должен использовать этот шанс. Будь человеком, выйди из игры. Сходи в кино, что ли. Я тебе дам на билет.
Сэнди зло взглянул на Марджи и подумал: «Ах ты, дрянь! Бессердечная маленькая дрянь! Я что, такой противный? Выходит, что так».
– Хорошо, Уинник, – пробурчал он, чуть не плача. – Я ухожу.
Печально он побрел в ночь, оплакивая безвременную кончину внезапно обретенной уверенности в себе.
Ночью в его дверь постучали. Стучали громко и как-то судорожно. Сэнди открыл. Перед ним стоял Барри, похожий на бешеный огурец.
– Пришел сказать, что все в порядке, старик. Все прошло «на ура». Ингерсол приехал, Рамона дала. Роджер, конечно, хвалится, что дошел с Марджи аж до третьей стадии, но думаю, врет. Я просто хотел сказать тебе, чтоб не волновался.
– Хорошо, Барри. Спасибо, что сказал.
Сэнди закрыл дверь. Барри пробормотал:
– Да, Рейвен. Спасибо тебе, что понял.
«А вот это ты брось, Барри, – с горечью подумал Сэнди. – Ни черта я не понял».
14
Адам
За четыре года, прошедших с его назначения завлабом, Адам Куперсмит стал, фигурально выражаясь, отцом без малого двух сотен детей. Он лечил женщин с привычными выкидышами по своей методике, применяя большие дозы природного прогестерона, и ста семидесяти четырем таким больным удалось родить нормальных, выношенных детей.
Некоторые из счастливых пар даже начали приписывать Адаму чудодейственные способности. Многие женщины в него так уверовали, что и слышать не желали о том, чтобы в последующие беременности наблюдаться у другого доктора.
Коллеги регулярно направляли к Адаму своих «безнадежных» больных. В таких случаях он назначал серию лабораторных исследований, прежде всего собственного изобретения, чтобы установить, не вырабатываются ли в организме женщины эмбриотоксины.
Конечно, не ко всем женщинам можно было применить его гормонотерапию, но во многих случаях научная интуиция наводила его на малоизвестные нарушения, препятствовавшие вынашиванию беременности. Как бы то ни было, в результате бесплодные прежде женщины становились счастливыми мамашами.
И все же, как ни печально, оставались такие, которым родить долгожданного ребенка не помогали никакие усилия медицины. Такие неудачи Адам переживал как личную беду. И лица этих несчастных женщин преследовали его и днем и ночью.
Одной такой парой были профессор Дмитрий Авилов с женой, недавно переехавшие из Советского Союза.
Раньше Авилов работал в Академии наук СССР и достиг в своей области – это была генетика – таких успехов, что на протяжении нескольких лет его склоняли к эмиграции научные учреждения сразу нескольких стран Запада. Никакой политической подоплеки тут не было – речь шла лишь об условиях для научной работы, несравнимых с тем, что были в СССР, и заманчивых «капиталистических» заработках.
И вот наконец во время международного конгресса в Лондоне супружеская пара сбежала и попросила убежища на территории американского посольства.
К тому времени Авилов уже выбрал для себя Гарвард – не только из-за предложенных здесь особенно щедрых условий, включавших собственную лабораторию, но также благодаря репутации, какую медицинский факультет этого университета заработал в деле лечения бесплодия. Авилов с женой были вместе уже более пяти лет, но завести детей им пока так и не удалось.
И вот теперь перед Адамом сидел высокий, широкоплечий русский и его миниатюрная, пышногрудая жена.
Аня Авилова была красавицей – но не по стандартным меркам. У нее были большие, глубоко посаженные карие глаза и нежные, не слишком правильные черты лица. При этом было видно, что собственная внешность ее мало заботит. Коротко стриженные темные волосы небрежно падали на лоб, она то и дело отбрасывала их назад, так что в голову приходила мысль о нервном тике.
Обычно пациенты Адама не отличались оптимизмом. Как правило, все они имели за плечами безрадостный опыт консультаций с многочисленными специалистами и бессчетные разочарования. Группа Адама Куперсмита была их последней надеждой, за которой лежало безбрежное море отчаяния.
Но Аня была совсем другой. Внешне ее история походила на истории сотен таких же отчаявшихся женщин, с которыми Адам имел дело изо дня в день, но ничто в ее лице не указывало на пораженческие настроения. Ее несгибаемый, неистребимый оптимизм не мог никого оставить равнодушным.
Муж, наоборот, был мрачен и высокомерен, но Аня всячески старалась смягчить это впечатление, много шутила, и чаще всего – над собой.
Такая неуместная веселость заставила мужа нахмуриться.
– Что за ребячество! – громко прошипел он. – Это же всемирно известный ученый!
– Я, может, и известный ученый, – встрял Адам, – но на смех аллергии у меня нет.
Таким деликатным образом он хотел сказать Авилову, что не следует третировать жену.
– Доктор Куперсмит, у вас очаровательная дочь, – произнесла русская, глядя на фотографию в серебристой рамке.
Похвала прозвучала вполне искренне. Как и тоскливая нотка в голосе – Адам ее сразу распознал.
– Благодарю, – мягко ответил он.
Адам вечно сомневался, стоит ли держать фотографию в кабинете – не будет ли она дополнительным напоминанием его больным о том, чего они лишены в жизни.
– Посмотри! – обратилась Аня к мужу, показывая на снимок Тони и Хедер.
Авилов мельком бросил взгляд на фотографию и снова сердито повернулся к жене.
– По-моему, нам лучше вернуться к делу, – сурово произнес он и обратился к Адаму: – Так что, профессор, какие, по-вашему, у нас шансы?
Испытывая неловкость, Адам пролистал бумаги и осторожно начал:
– Миссис Авилова, из того, что вы мне принесли…
– Вообще-то, – педантично перебил муж, – моя жена тоже доктор. Доктор Авилова.
– Правда? А специализация?
Аня в некотором смущении ответила на ломаном английском:
– Ирония судьбы. В Союзе я училась на гинеколога.
– О! Вот не знал, что у меня есть такая очаровательная коллега. Вы и здесь практикуете?
Она помотала головой.
– Пока нет. Дмитрий больных не консультирует, поэтому ему не пришлось подтверждать свою квалификацию. А от меня потребуется сдать экзамены, предусмотренные для обладателей заграничных дипломов, а английский у меня пока не…
Она жестом закончила фразу.
– Не безупречен? – тактично помог Адам.
Она смущенно посмотрела на мужа и спросила по-русски:
– Что это значит?
Адам поспешил вернуть разговор в деловое русло.
– Доктор Авилова, когда у вас была последняя менструация?
– Как ни грустно, больше шести месяцев назад, – извиняющимся тоном произнесла молодая женщина. И улыбнулась. – Не нужно быть гинекологом, чтобы сказать, что это не очень хороший признак.
– Я бы так сказал: для женщины, желающей завести детей, это не очень хорошо. Но вы и без меня понимаете, что аменорею могут вызывать различные причины, и некоторые вполне поддаются устранению. Я предлагаю вам проконсультироваться с моим коллегой доктором Розенталем. Он проведет кое-какие обследования, которые помогут нам выявить причину дисфункции.
– Опять анализы? – с раздражением вскинулся Авилов. – Это невозможно. Мне кажется, во всем Советском Союзе не найти другой такой пары, у которой взяли бы столько проб на анализ, сколько у нас.
Теперь настал черед жены его пожурить.
– Митя, – мягко произнесла она, – ты же сам знаешь, что всякий врач доверяет только своей лаборатории. – Тут она привела неотразимый аргумент: – А кроме того, техническое оснащение здесь наверняка самое современное.
Авилов с театральным вздохом сдался.
– Хорошо, – изрек он, поднимаясь. – Меня убеждает ваша репутация, профессор Куперсмит.
Адам с уважением взглянул на Аню и ответил:
– Ваша жена – настоящий боец. Вы счастливый мужчина.
– Благодарю, – с улыбкой отозвалась Аня Авилова и повернулась к мужу: – Надеюсь, ты запомнишь, что сказал доктор, и станешь больше доверять моему мнению.
Было видно, что Авилову есть что возразить, но он решил приберечь свой выпад на потом, когда они останутся с женой одни.
– Я договорюсь, чтобы доктор Розенталь принял вас как можно скорее. И удачно вам сдать квалификационные экзамены, Аня!
– Всему свое время, – перебил Дмитрий, погрозив Адаму пальцем. – Врачебная практика подождет. Нужно сначала семьей заняться.
– Здравствуйте, Дмитрий, это Адам Куперсмит. Вы можете пригласить Аню к параллельному аппарату?
– В этом нет необходимости, профессор. А кроме того, – с неудовольствием прибавил он, – в отличие от нашей квартиры в Союзе здесь у нас только один телефон. Мне предложили королевскую зарплату, а поселили в какой-то пролетарской дыре. Я уже обращался по этому поводу… Ладно, неважно. Давайте лучше о ваших новостях.
– Завтра к вам в лабораторию зайдет доктор Розенталь. Но, зная, как вам не терпится решить свою проблему, я бы советовал начать курс антибиотиков прямо сейчас. Я заказал вам доксициклин в аптеке «Чарльз», они работают круглосуточно.
– Не понимаю, – ответил русский. – От какой инфекции вы собираетесь нас лечить? Обоих сразу.
– Мазок, взятый у Ани, дал положительный результат на микоплазму, – пояснил Адам. – Естественно, то же самое с вашей спермой.
– О-о. – По тону русского ученого было заметно его удивление, что он как-то причастен к хворям жены. – Иными словами, у нас обоих инфекция мочеполовых путей. И что, лечение даст нам зеленую улицу, если можно так выразиться?
– Пока об этом рано судить, – уклонился от прямого ответа Адам. – Не исключено, что вы оба давно носите в себе эту пакость.
– Мои познания в вашей области медицины наводят на неблагоприятный прогноз, – разочарованно произнес Дмитрий.
– Но у вас же дома свой специалист, – напомнил Адам. – Спросите у Ани, она вам расскажет, какие могут быть последствия.
До Адама донесся возбужденный женский голос. Аня говорила по-русски, но по тону было ясно, что она просит мужа пересказать ей все, что сообщил доктор.
Не будучи лингвистом, Адам понял, что ей ответил муж. Его ответ заключался в одном слове: «Ничего».
Ничего.
– Рад вам сообщить, что микоплазмоз уже в прошлом, – объявил Адам.
Аня с сомнением посмотрела на него, зато муж сиял.
– Чудесно, чудесно. То есть, выражаясь вашими словами, у нас теперь со здоровьем все в порядке?
Адам медленно продолжил:
– Рентгеноскопия показала, что трубы имеют нормальную проходимость, матка тоже в норме.
– Ну и… – перебил Авилов. – Как вы тогда объясните, что она не может забеременеть?
Он намекал, что Адам недостаточно прилагает усилий.
Понимая, что одним названием недуга сможет разбить женщине сердце, Адам как можно мягче произнес:
– Насколько нам известно, менструации у вас крайне нерегулярны. Проведенные анализы гормонального фона позволяют думать, что у вас не происходит овуляции. Боюсь, мы имеем дело с преждевременным угасанием функции яичников.
– Но она еще так молода! – возразил Авилов.
У Адама создалось отчетливое ощущение, что своими гневными интонациями муж хочет показать жене, что это она виновата. Он воспринимал ее болезнь как предательство.
Некоторые из счастливых пар даже начали приписывать Адаму чудодейственные способности. Многие женщины в него так уверовали, что и слышать не желали о том, чтобы в последующие беременности наблюдаться у другого доктора.
Коллеги регулярно направляли к Адаму своих «безнадежных» больных. В таких случаях он назначал серию лабораторных исследований, прежде всего собственного изобретения, чтобы установить, не вырабатываются ли в организме женщины эмбриотоксины.
Конечно, не ко всем женщинам можно было применить его гормонотерапию, но во многих случаях научная интуиция наводила его на малоизвестные нарушения, препятствовавшие вынашиванию беременности. Как бы то ни было, в результате бесплодные прежде женщины становились счастливыми мамашами.
И все же, как ни печально, оставались такие, которым родить долгожданного ребенка не помогали никакие усилия медицины. Такие неудачи Адам переживал как личную беду. И лица этих несчастных женщин преследовали его и днем и ночью.
Одной такой парой были профессор Дмитрий Авилов с женой, недавно переехавшие из Советского Союза.
Раньше Авилов работал в Академии наук СССР и достиг в своей области – это была генетика – таких успехов, что на протяжении нескольких лет его склоняли к эмиграции научные учреждения сразу нескольких стран Запада. Никакой политической подоплеки тут не было – речь шла лишь об условиях для научной работы, несравнимых с тем, что были в СССР, и заманчивых «капиталистических» заработках.
И вот наконец во время международного конгресса в Лондоне супружеская пара сбежала и попросила убежища на территории американского посольства.
К тому времени Авилов уже выбрал для себя Гарвард – не только из-за предложенных здесь особенно щедрых условий, включавших собственную лабораторию, но также благодаря репутации, какую медицинский факультет этого университета заработал в деле лечения бесплодия. Авилов с женой были вместе уже более пяти лет, но завести детей им пока так и не удалось.
И вот теперь перед Адамом сидел высокий, широкоплечий русский и его миниатюрная, пышногрудая жена.
Аня Авилова была красавицей – но не по стандартным меркам. У нее были большие, глубоко посаженные карие глаза и нежные, не слишком правильные черты лица. При этом было видно, что собственная внешность ее мало заботит. Коротко стриженные темные волосы небрежно падали на лоб, она то и дело отбрасывала их назад, так что в голову приходила мысль о нервном тике.
Обычно пациенты Адама не отличались оптимизмом. Как правило, все они имели за плечами безрадостный опыт консультаций с многочисленными специалистами и бессчетные разочарования. Группа Адама Куперсмита была их последней надеждой, за которой лежало безбрежное море отчаяния.
Но Аня была совсем другой. Внешне ее история походила на истории сотен таких же отчаявшихся женщин, с которыми Адам имел дело изо дня в день, но ничто в ее лице не указывало на пораженческие настроения. Ее несгибаемый, неистребимый оптимизм не мог никого оставить равнодушным.
Муж, наоборот, был мрачен и высокомерен, но Аня всячески старалась смягчить это впечатление, много шутила, и чаще всего – над собой.
Такая неуместная веселость заставила мужа нахмуриться.
– Что за ребячество! – громко прошипел он. – Это же всемирно известный ученый!
– Я, может, и известный ученый, – встрял Адам, – но на смех аллергии у меня нет.
Таким деликатным образом он хотел сказать Авилову, что не следует третировать жену.
– Доктор Куперсмит, у вас очаровательная дочь, – произнесла русская, глядя на фотографию в серебристой рамке.
Похвала прозвучала вполне искренне. Как и тоскливая нотка в голосе – Адам ее сразу распознал.
– Благодарю, – мягко ответил он.
Адам вечно сомневался, стоит ли держать фотографию в кабинете – не будет ли она дополнительным напоминанием его больным о том, чего они лишены в жизни.
– Посмотри! – обратилась Аня к мужу, показывая на снимок Тони и Хедер.
Авилов мельком бросил взгляд на фотографию и снова сердито повернулся к жене.
– По-моему, нам лучше вернуться к делу, – сурово произнес он и обратился к Адаму: – Так что, профессор, какие, по-вашему, у нас шансы?
Испытывая неловкость, Адам пролистал бумаги и осторожно начал:
– Миссис Авилова, из того, что вы мне принесли…
– Вообще-то, – педантично перебил муж, – моя жена тоже доктор. Доктор Авилова.
– Правда? А специализация?
Аня в некотором смущении ответила на ломаном английском:
– Ирония судьбы. В Союзе я училась на гинеколога.
– О! Вот не знал, что у меня есть такая очаровательная коллега. Вы и здесь практикуете?
Она помотала головой.
– Пока нет. Дмитрий больных не консультирует, поэтому ему не пришлось подтверждать свою квалификацию. А от меня потребуется сдать экзамены, предусмотренные для обладателей заграничных дипломов, а английский у меня пока не…
Она жестом закончила фразу.
– Не безупречен? – тактично помог Адам.
Она смущенно посмотрела на мужа и спросила по-русски:
– Что это значит?
Адам поспешил вернуть разговор в деловое русло.
– Доктор Авилова, когда у вас была последняя менструация?
– Как ни грустно, больше шести месяцев назад, – извиняющимся тоном произнесла молодая женщина. И улыбнулась. – Не нужно быть гинекологом, чтобы сказать, что это не очень хороший признак.
– Я бы так сказал: для женщины, желающей завести детей, это не очень хорошо. Но вы и без меня понимаете, что аменорею могут вызывать различные причины, и некоторые вполне поддаются устранению. Я предлагаю вам проконсультироваться с моим коллегой доктором Розенталем. Он проведет кое-какие обследования, которые помогут нам выявить причину дисфункции.
– Опять анализы? – с раздражением вскинулся Авилов. – Это невозможно. Мне кажется, во всем Советском Союзе не найти другой такой пары, у которой взяли бы столько проб на анализ, сколько у нас.
Теперь настал черед жены его пожурить.
– Митя, – мягко произнесла она, – ты же сам знаешь, что всякий врач доверяет только своей лаборатории. – Тут она привела неотразимый аргумент: – А кроме того, техническое оснащение здесь наверняка самое современное.
Авилов с театральным вздохом сдался.
– Хорошо, – изрек он, поднимаясь. – Меня убеждает ваша репутация, профессор Куперсмит.
Адам с уважением взглянул на Аню и ответил:
– Ваша жена – настоящий боец. Вы счастливый мужчина.
– Благодарю, – с улыбкой отозвалась Аня Авилова и повернулась к мужу: – Надеюсь, ты запомнишь, что сказал доктор, и станешь больше доверять моему мнению.
Было видно, что Авилову есть что возразить, но он решил приберечь свой выпад на потом, когда они останутся с женой одни.
– Я договорюсь, чтобы доктор Розенталь принял вас как можно скорее. И удачно вам сдать квалификационные экзамены, Аня!
– Всему свое время, – перебил Дмитрий, погрозив Адаму пальцем. – Врачебная практика подождет. Нужно сначала семьей заняться.
* * *
Когда Адам получил результаты анализов, он сразу позвонил Авиловым домой.– Здравствуйте, Дмитрий, это Адам Куперсмит. Вы можете пригласить Аню к параллельному аппарату?
– В этом нет необходимости, профессор. А кроме того, – с неудовольствием прибавил он, – в отличие от нашей квартиры в Союзе здесь у нас только один телефон. Мне предложили королевскую зарплату, а поселили в какой-то пролетарской дыре. Я уже обращался по этому поводу… Ладно, неважно. Давайте лучше о ваших новостях.
– Завтра к вам в лабораторию зайдет доктор Розенталь. Но, зная, как вам не терпится решить свою проблему, я бы советовал начать курс антибиотиков прямо сейчас. Я заказал вам доксициклин в аптеке «Чарльз», они работают круглосуточно.
– Не понимаю, – ответил русский. – От какой инфекции вы собираетесь нас лечить? Обоих сразу.
– Мазок, взятый у Ани, дал положительный результат на микоплазму, – пояснил Адам. – Естественно, то же самое с вашей спермой.
– О-о. – По тону русского ученого было заметно его удивление, что он как-то причастен к хворям жены. – Иными словами, у нас обоих инфекция мочеполовых путей. И что, лечение даст нам зеленую улицу, если можно так выразиться?
– Пока об этом рано судить, – уклонился от прямого ответа Адам. – Не исключено, что вы оба давно носите в себе эту пакость.
– Мои познания в вашей области медицины наводят на неблагоприятный прогноз, – разочарованно произнес Дмитрий.
– Но у вас же дома свой специалист, – напомнил Адам. – Спросите у Ани, она вам расскажет, какие могут быть последствия.
До Адама донесся возбужденный женский голос. Аня говорила по-русски, но по тону было ясно, что она просит мужа пересказать ей все, что сообщил доктор.
Не будучи лингвистом, Адам понял, что ей ответил муж. Его ответ заключался в одном слове: «Ничего».
Ничего.
* * *
Прошло две недели. Супруги Авиловы снова сидели у Адама в кабинете. Все это время они регулярно принимали антибиотики и проходили обследование в лаборатории доктора Розенталя.– Рад вам сообщить, что микоплазмоз уже в прошлом, – объявил Адам.
Аня с сомнением посмотрела на него, зато муж сиял.
– Чудесно, чудесно. То есть, выражаясь вашими словами, у нас теперь со здоровьем все в порядке?
Адам медленно продолжил:
– Рентгеноскопия показала, что трубы имеют нормальную проходимость, матка тоже в норме.
– Ну и… – перебил Авилов. – Как вы тогда объясните, что она не может забеременеть?
Он намекал, что Адам недостаточно прилагает усилий.
Понимая, что одним названием недуга сможет разбить женщине сердце, Адам как можно мягче произнес:
– Насколько нам известно, менструации у вас крайне нерегулярны. Проведенные анализы гормонального фона позволяют думать, что у вас не происходит овуляции. Боюсь, мы имеем дело с преждевременным угасанием функции яичников.
– Но она еще так молода! – возразил Авилов.
У Адама создалось отчетливое ощущение, что своими гневными интонациями муж хочет показать жене, что это она виновата. Он воспринимал ее болезнь как предательство.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента