Страница:
...Вот такие речи загибал Шопенгауэр зверушкам лесным. А зверушки-то не промах, уши разинули и на ус мотали. А те, кто на ус не мотал ввиду отсутствия такового, писали вековечную мудрость на диктофон.
Вековечная мудрость, конечно, всегда банальна. С вековечной мудростью вообще загибон, почти напрочь исключающий смысл ее обсуждения. Там ведь как? Процентов пять всю онтологию секут с отрочества, если не с пеленок или вообще с момента зачатия. Такому, собственно, нечего говорить: послушает он, повздыхает сочувственно, пожелает тебе успеха в саморазвитии. Такому ни одна скрижаль не в диковинку: все он видел, слышал, читал, все двадцать лет назад в голове прокрутил и по ящичкам раскидал - слушает теперь да похмыкивает, банальщину, мол, несешь и сам себе радуешься. Какой, дескать, знающий, мир познал. Да я в третьем классе на природоведении твою онтологию проходил! Да мы с пацанами в семнадцать лет таким маялись! А когда отмаялись, пошли портвешок глушить. С ним действительно тяжело: нового не добавишь, а другое и неудобно - просто неуважение. А если такого не уважать, то самому грош цена.
Интереснее с другими, там еще население завалялось. Они, конечно, ничего не знают с отрочества, не говоря уже о пеленках и моменте зачатия. Они и до собственного зачатия ничего не знают. И в двадцать лет на правду таращатся, как козел на старые ворота. К тридцати годам они еще деградируют. К сорока забывают то, что знали в тридцать. К пятидесяти ухитряются похерить даже то, чем располагали в момент собственного зачатия. Для них, конечно, и голый палец в новинку, если они ничего не знают. Таким можно нараспев читать телефонный справочник, - нечего не поймут и примут за просветленного. Только сколько бисера не мечи, а Иван дурак все равно желудями питается. И вот это фундаментально. С желудей на правду ни один поросенок в истории не переходил. Просто у него такая физиология, что мозговые нейроны сразу загибаюся в хвостик. Вряд ли в этом виноваты среда и тяжелое пасмурное детство.
Таким образом, любая аудитория сразу делится на две категории, и с любой из них разговаривать бесполезно - по разным причинам, конечно, и Артур Шопенгауэр эти причины знал. Между тем он делал, что делал, и это обьясняется достаточно просто: если предположить, что он говорил не к аудитории, что смешно, а к Человеку, что еще смешнее, но все же оставляет надежду. Ну мало ли: стоишь себе, ведешь пассионарные речи, а из под коряги вылазит вдруг Человек. И говорит спасибо. Мол, жил я серым мышонком, а тебя послушал и ушел в нормальные мужики. Буду, говорит, фюрером всея Руси. И вот это, конечно, лучшая награда для ведущих пассионарные речи. Поэтому пассионарные речи надлежит вести везде и всегда, наплевав на их банальность и непостигаемость. Человек обязательно появится. Надо только встать у коряги и говорить достаточно долго.
Ну не водилось в лесу коряг! Между тем Шопенгауэр говорил достаточно продолжительно для того, чтобы вызвать искомое. И Человек появился. Он вылез из дупла. А как же иначе? Летопись умолчивает о том, что делал Человек в дупле. Наверное, спал. Или медитировал. Не исключено, что вычесывал блох. Для всемирной истории это не примечательно, тем не менее она фиксирует совершившееся - долгожданный Человек покинул дупло и спустился на землю.
Он выпрыгнул, приземлился на зеленую траву, принюхался к воздуху. Атмосфера пахла хорошо и подозрений не вызывала. Человек поправил шкуры, в которые был задернут, затянулся невесть откуда взявшейся папироской и выдохнул дым.
- Ну бля, ни х.. себе, - сказал Человек, пуская дым в ясное и чистое небо.
Шопенгауэр молчал, заинтересованно глядя на незнакомца. Тот дымил, глухо матюгался и приветливо смотрел на философа.
- Пойдешь ко мне министром идеологии? - наконец-то спросил свалившийся из дупла.
- А чем править будем? - вежливо поинтересовался Артур.
- В перспективе, конечно, планетой, - добродушно объяснил Человек. Ну а начнем с окрестных земель. Будем Хартлэнд собирать в единую силу. Под единое, стало быть, авторитарное управление.
- Правильно, - улыбнулся Шопенгауэр. - Давно пора. Осточертело видеть, как коммунисты с капиталистами херней маются.
- Мы поднимем страну, - удовлетворенно выдохнул Человек.
- Какую страну? Мы возродим империю.
- Какое возродим? Мы создадим то, чего и на свете не было.
- А звать-то как? - хохотнул Шопенгауэр.
- Да не помню, - честно признался он. - Родители как-то хреново назвали, даже вспоминать не хочется. Ромуальд, кажется, Пуговкин.
- Это не человеческое имя, - откровено сказал Шопенгауэр. - Не может быть президентом Хартлэнда человек с таким идиотским названием.
- А я понимаю, - ответил он. - Я даже сам себя так не зову. Я себя вообще никак не зову. Пока. Будет время, подберу достойные имя и фамилию. Нормальные для национального лидера, хочу я сказать.
- Ну а как ты именуешься теперь?
- Че такой настырный? - обиделся национальный лидер. - Я потом придумаю. А пока зови меня хоть Вторником. Сегодня как раз вторник на дворе.
- А есть ли у тебя, Вторник, программа действий? - выпытывал свое Шопенгауэр. - Без программы, брат, никуда. Она и людям нужна, и самим бы нехудо знать.
- А будет программа действий! Фигня это: программку накатать, постулаты вывести, тезисы обосновать. И лозунги сочинить фигня. Главное ведь желание, сам знаешь.
- Правильно говоришь, - дивился Шопенгауэр. - Неужели в дуплах все такие умные обитают?
- Ты чего? - рассмеялся Вторник. - В дуплах люди не живут. Я ведь один такой, как ты понимаешь. Знаешь, я долго гадал: а как выглядит правильный человек? Я ничего не понял, но вот одно усек - правильных людей не очень-то много. Если бы все были правильными, то и вопроса бы не стояло: правильный ты там, или неправильный, или еще какой, или вообще овечка затырканная. Значит, большинство людей неправильны. А нормальный - это такой как все. И отсюда я понял, что уж нормальным-то правильный человек не может быть точно. Он, конечно же, ненормален, поскольку отличается от среднестатистических особей. Это достаточно легко, и вот это я твердо усвоил. Ну а дальше немного задумался: в чем именно отличия правильных от нормальных? К однозначным выводам пока не пришел, поэтому решил испытать практически. Каждый день я делаю что-нибудь ненормальное. Допустим, не ем пищи. Или пью чрезмерное количество водки и потребляю немеренное количество наркоты. Или, например, соблюдаю аскезу и не сплю с женщинами. Месяц не сплю, год, два. Когда привыкаю, броскаю эту аскезу к черту. И сплю сразу с тремя за раз. Но это еще сравнительно нормально. А я ведь в поиске. Поэтому приходится насиловать девочек. Пробовал насиловать мальчиков - противно стало, никакого кайфа, одно мучение. Ну бросил, короче. А вот убивать не бросил и пока что не собираюсь. Я так убиваю, без разбору: мужчин, женщин, стариков, милиционеров. И крутых кончаю, и лохов валю, и совсем непонятно каких лишаю существования. Но не всегда так было! Я же в поиске, так что раньше добрым был. Все, как положено: имущество раздал беднякам, взял суму и пошел по свету добро творить. Пенсионерам сумки подносил, слепых на себе переносил через улицу, однажды утопающего вытащил на песок. Но это все так, по мелочи. С добром вообще закавыка: захочешь ты его творить - а нет рядом ничего подходящего! Ну некого спасать, мать их, а если и есть, так сами не хотят. Так и стоишь в бездействии. А со злом проще: захотел - и сразу дел понаделал. Ломать-то не строить.
Шопенгауэр с интересом слушал.
- А дупло при чем? - спросил он.
- Так надо во всем отличаться! - воскликнул Вторник. - Я с рождения жил в городской квартире. Был я тогда еще Ромуальдом Пуговкиным. Ну а потом где я только не жил: и в деревню уежал на коровье молоко, и в монастырь затворялся за просветлением, и в пещере жил, как положено. Но в пещере банально жить. Там все обитают, кому не лень: учителя, эзотерики, чудодеи. Есть места, где ни одной свободной пещеры. Такие вот места на земле, повышенной обычно святости. Ну а мне надо круче всех! Сначала я пробовал жить в огромном скворечнике. Но потом решил, что ночевать в дупле куда более забавно и оригинально. Можно, конечно, прямо на ветвях. Со временем дойду и до такой жизни.
- Я понимаю, что все это увлекательно, - усмешливо сказал Шопенгауэр. - Но я хочу заметить, что отклонения от нормы бывают двух видов: выше и ниже нормы. Что ты об этом думаешь?
- Само собой, - легко согласился Вторник. - Но это ведь неочевидно. Что лучше, а что хуже? По самым простым вопросам такие перпендикулярные ответы, что у меня болит голова.
- А ты выбирай то, чего умные говорят, - посоветовал Шопенгауэр. Умеешь их от дураков отличать?
- А умные по-разному говорят, - вздохнул Вторник.
- Например? - попросил Шопенгауэр.
- Ну вот, допустим, как чего с женщинами? То есть как круто, как правильно, как единственно верным образом? Ну вот одни умные говорят, что как можно больше.
- Чего больше? - не понял Шопенгауэр.
- Женщин больше, - пояснил Вторник. - Ну если трахнул мужик сотню женщин, то не зря на свет появился. А если тысячу, то достоин памятника. Очень умные люди так говорят.
- Не знаю, - зевнул Шопенгауэр. - Может быть, и достоин. А может, нет.
- А другие умные говорят, что высшей ценностью обладает вечная любовь, - не унимался Вторник. - То есть вечная верность своей избраннице. Чем больше партнерш, тем меньше вечного в истории с каждой. А ценность зависит от сходства отношений с этим затраханным идеалом вечной любви.
- Почему затраханным? - зевнул Шопенгауэр. - Замечательный идеал. Но не лучше других, конечно.
- А третьи умные люди говорят вообще невесть что: будто бы женщины отвлекают от действительно стоящего, и в идеале лучше вообще без них. Говорят о девственнике Парацельсе и прочей просветленной братии.
- Бывает, что отвлекают, - зевнул Шопенгауэр. - Но это редко.
- Так все же умные! - закричал Вторник. - То же самое в вопросе о деньгах. В вопросе о свободе. В вопросе о власти. В вопросе о культуре. В вопросе о простоте. Я уж не говорю о вопросах добра и зла, где каждый умный давно выстроил отдельную колокольню. Не верю я образованным! Они между собой не могут договориться, а мне им верить? Я и так все узнаю. Придется, конечно, и на ветвях пожить, и трупы порасчленять, и победствовать, и президентом побыть, и девочек понасиловать, и мальчиков поспасать. Придется. Такая уж судьба моя. Зато истина отыщется непосредственно, из опыта, с массой побочных радостных впечатлений.
- Видишь ли, - сказал Шопенгауэр, усаживая себя в позу лотоса. - На любой вопрос все-таки существует ответ. Истина, что ты не выдумывай, все равно одна. А все альтернативы к ней просто неистины. Ноуменальный мир не терпит никакой демократии, там все иерархично и жестко. Полная авторитарность и диктатура, свободы мнений, разумеется, нет, и в принципе наличествовать не может. Одно мнение всегда ближе к Абсолюту, оно и главенствует. Любую ситуацию можно оценить. Любую ситуацию можно оценить правильно, если правильно подумать. Вообще, есть два фундаментальных пути познания - или делать, или думать. Большинство людей не идет ни по-одному из этих путей. Не идет по-настоящему, хочу я сказать. В их жизни нет ни одной по правилам продуманной мысли, ни одного сильного действия, ни одного красиво и по тем же вечным правилам оформленного чувства. А главных тропинки две, и каждая в идеале должна бы привести к Абсолюту, но не идут, их мать, не идут. И нельзя сказать, что какая-то тропинка лучше. Обе превосходны в смысле познания, если любую встречную ситуацию или мысль отыгрывать по известным правилам. Я-то обычно думал, так проще и короче - для меня проще и короче, хочу сказать, а для тебя нет, ты неправ, конечно, но в то же время и прав, неправ в том, что мир нельзя познать, не вставая с кресла - потому что на самом деле можно, а прав в том, что это не твое, поскольку я вижу, что на своем пути ты неплохо себя чувствуешь, в ус не дуешь, хвост держишь трубой и считаешь себя родившемся не напрасно. Но ты учти, что все познается мыслью. Это кажется, что сложно. А человек может познать все, что может познать человек. Тавтология, зато верно.
- Да ладно тебе, - сказал Вторник, - развел тут.
- Кстати, как ты будешь оценивать, какая из твоих ненормальней ведет к правильному человеку? Они ведь полярны, да? То есть что-то просто дурь, а что-то путь? Как же дурь от пути отличается?
- А я чую, - охотно объяснил Вторник. - Знаешь, какое у меня чутье? Если мне хорошо, все правильно. Если хреново, значит, сошел с пути. И я никогда не ошибаюсь. Веришь?
- Конечно, так бывает, - подтвердил Шопенгауэр. - Ну и как? Понравилось, например, людей расчленять? А малолеток насильничать? В удовольствие, поди?
- Да нет, - грустно сказал Вторник. - Ничего мне толком не в кайф. И голым по улице ходить, и на помоечке обитать, и любовью заниматься на городских лужайких. Все не то, как я понимаю. И людей без толку мочить глупо. Вот если с толком, тогда другое дело. А без толку получается пустое маньячество. И в дупле я для понтов поселился. А идейное нищенство такая хрень, пусть им хипаны занимаются. Зато я обрел свободу и приблизился к конечному результату. Не так, что ли?
- Да нет, все так пока, - улыбнулся Шопенгауэр. - Дальше-то чего?
- Дальше - власть, деньги и слава, - без смущения сказал Вторник. - Я чувствую, что это мое. И все получится. У меня всегда получалось. Это мое, козлы! Я рожден для этого, суки! Деньги и власть, на х.. ! А все другое, блядь, от лукавого. Пойдешь ко мне министром идеологии? В кабинет великой реформы? В правительство объединенного Хартлэнда?
- Мы же договорились, - внятно и тихо сказал Артур Шопенгауэр.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, В КОТОРОЕ ВСУЕ ПОМИНАЕТСЯ ХРИСТИАНСТВО
А кому вечных ценностей за рубль десяток? Кому билет в коммунистический бардачок? Кому пять лет при дворе Людовика без права переписки с родными? Кому постель мадемуазель Лавальер? Кому место председателя совета директоров? Кому масло, куры и яйки? А бумаги туалетной? А косячок? А за жизнь? А о смысле жизни? А смерти? А на халяву? А сапогом закусить? Порохом занюхать? Неужели никто не хотел уничтожить весь мир, понимаете - весь мир целиком, вместе с собой, вместе с жизнью и человечеством, чтобы все кончилось одной точкой? Одной точкой, ясно?! Которую ты поставишь, ясно - именно ты! Да ты понимаешь, что выше этого ничего нельзя сделать? Что это предел? Разве что сотворить другую вселенную. Думаешь, нельзя? Можно, сука! Если захотеть, бля! Страшно, поди?
Так не хохотал даже Артур Шопенгауэр.
Он родился созидателем в глобальном смысле этого слова. Во вселенском. Он ведь говорил:
- Можно, например, убить человека - и в этом смысле быть разрушителем, разрушителем конкретного людского существования. Но это локальный смысл. В глобальном смысле ты не станешь разрушать мир. Наоборот, ты будешь делать этому миру добро, даже если попутно выпадет убивать. Но это так, межличностные разборки. Самовыражение в естественной и первородной агрессии либо реактивное избавление от каких-то комплексов. От пары трупов миру не загнется. И от пары тысяч. И даже два миллиона трупов мир переварит без особых хлопот. Наоборот, их смерть станет удобрением будущего, потому что локальная смерть - это всегда составляющая часть жизни. Чем больше опасности, сопряженной с возможной кровью, тем полнее и ярче Жизнь. Трудно представит жизнь без войн и революций, наемных убийц и сексуальных маньяков. Я уверен, что жизнь без наемных убийц и сексуальных маньяков не только невозможна, но ненужна, бесполезна и неполноценна в важнейших точках. Их не надо изводить под корень: имею ввиду киллеров и серийных убийц. Конечно, в каждом отдельном случае убийцу надлежит ловить, судить и по возможности приговаривать к расстрелу. Хотя таких лучше валить сразу при задержании, чтобы на суде козел не мог отвертеться.
Все это так, но вот моделировать какой-то мир без насилия просто глупо, это признак какой-то наивности, примитивности, философской ущербности, непонимания главных проявлений существовани. Банальщину несу? Не однажды это говорено? Знаете, я буду говорить до тех пор, пока толстовство не будут изучать под разделом извращений эпохи. Вот тогда я, Артур Шопенгауэр, замолчу, потому что станет противно изъясняться банальностями. Но пока девять десятых интеллигенции думают каким-то обратным и больным образом, а остальные воообще не думают - мне приходится повторять банальности. Для многих ведь это банальная ерунда и давно пройденный этап в понимании... Нельзя с войнами завязывать! И насильничков нельзя изводить! Как же без них-то? Как же без мафии и коррупции? С ними только бороться нужно - а побеждать нельзя, побеждать именно как явления.
Но я вообще-то о любви к миру заговорился. Странные вещи говорю, но на самом деле пошлые как раз в простоте и обыденности. Можно любить мир и жить ради мира, при этом повалив тьму народа и вообще нагрешив по сатанинской мерке. Можно, говорю, пустить пару миллионов в распыл, но при этом в глобальном смысле сохранив позитивное значение. Для мира позитивное. Для истории. Мир не поперхнется, если пятилетнему мальчику спилить голову электропилой. Мир не заметит. Родители заметят, а миру все равно, мир не предаст этому значения. Он будет крутиться дальше, люди будут радоваться, влюбляться, зарабатывать деньги и тратить их. Люди будут жить правильной либо неправильной жизнью, а головешка будет лежать в кустах и никому сильно не помешает. Не помешает она писать книги и творить музыку, любить ближних и крушить дальних, или наоборот.
Более того, мир настолько огромен, что и пара миллионов насильственно убиенных для него не сильно важнее раздавленного муравья. Именно огромность мира обнуляет значение всех этих деяний. Если бы в мире было только десять человек, то убийство девяти из них было бы деянием против жизни. Но в нашем мире убийство тех же девяти человек не относится к разряду важных для мира деяний, сильно ему вредящих или спасающих. Не те деяния. Они важны только для убийцы как его жизненный путь и для убитых как конец их жизненного пути. А у мира свои дела, для мира любой террор просто яркая страничка в истории, просто эпизод картины жизни, какой-то фрагмент, иллюстрирующий зло рядом с фрагментом, иллюстрирующим добро. И не более того. И нечего на Адольфа пенять, если сам мудак. И нечего мешать разные вещи, мешать такие принципиальнло разные вещи, как идеологию и мораль.
Например, такие утверждения: все фашисты - звери, либералы - иудушки, все коммунисты - слегка кровожадные и чуток недоумки... Такие высказывания только одно характеризуют, того, кто так изъясняется. Просто дурачку внушили, каждый день показывая зверя-фашиста, дуба-коммуниста и вора-демократа. На земле куча добрых, нежных и сентиментальных нацистов. Коммунизм не синоним умственной недоразвитости, как ошибочно считают многие наши интеллектуалы - да нет, даже марксистом может быть идеальная умница. Там просто инстинкт другой, а не разница в уровнях понимания. У нас почему-то убеждения вяжутся порочными нитями либо с моральными свойствами, либо с уровнем понимания, причем всегда, и всегда неосознанно. Допустим, не любит свою страну - наверное, козел. Хочет фонари украсить банкирами - ну, значит, дурачок. На самом деле не козел и не дурачок.
Есть три вещи в характеристики любой личности, совершенно различных я напомню, что они не связаны ничем. Я назову: уровень понимания, моральный императив, ну и третье, его сложнее назвать. Скажем примерно так - взгляд на предпочтительный путь развития своей страны в частности и человечества в целом, то, что есть собственно идеология. Вот три вещи, несомненно наличествующие в каждом и только в совокупности дающие целостность. Ну уровней понимания бессчестное множество, хотя можно провести линию, делящую на два. Одни в каком-то возрасте начинают думать и в результате к другому возрасту по законам мышления <додумывают> мир до конца. В совокупности они дают узкую элиту, назовем ее элитой онтологически проработанных индивидов. В ней, конечно, много подуровней, и кто-то наверняка передостиг других. В каких-то вопросах он понял больше, приблизился в понимании к Абсолюту, к некой точке всезнания, наверное, той, где Господь Бог пребывает. Ну а вторая часть просто вообще думать не начинала, то есть они думают, конечно, эти люди, нельзя сказать об отсутствии у них процесса мысли. Но думают как-то криво, косо, не по правилам того, как на земле полагается думать. И в результате у них все оценки кривые и косые. Например, если их не любят, они понимают это неправильно. И они патологически не разумеют свох правителей. И всегда какая-то сука им виновата. Ну ладно, Бог им судья. О моральном императиве я говорил; там никто не прав, даже сатанисты.
Нет у добра превосходства перед злом, и у зла превосходства нет. Все нужно, все полезно, и всего на земле примерно одинаковое количество, причем баланс регулируется по естественным природным законам.
Одни говорят, что двадцатый век по насилию переплюнул всю историю, другие говорят, мол, средневековье злое. Ну раз они так по-разному говорят, один вывод: уровень жестокости примерно равен на все времена. Есть какие-то прогибы и всплески, но в целом линия держится приемлимой середины, а наличие тенденции мы бы сразу заметили. Впрочем, наличие тенденции уже давно бы опрокинуло мир, он бы умер от переизбытка зла. Или от переизбытка добра, что нетрудно себе представить. Это произошло бы в том случае, если количество жестокости линейно зависит от времени, как многие всерьез полагают. Ну это неправильные эсхатологи полагают. Они у нас привычно ждут коммунизма через двадцать лет или Конца Света в следующую субботу, судьба их такая. А на самом деле баланс поддерживается, вопрос только, на каких энергетических состояниях: низких или высоких. Там отдельная тема возникает с этими состояниями, а пока сильно хочется заметить, что вовсе не религии или идеологии поддерживают баланс.
Вот когда христианство заплевали насмерть - один Ницше плюнул так, что подбил всех ангелов, причем навсегда - так вот, возникло интересное утилитарное оправдание. Наверное, последнее из рационально возможных. Никто не будет всерьез говорить, что христианство есть благодать, потому что благодать где-то есть, а где ей быть, как не на Голгофе - это все аргументация плохих умов, куда попадает и Толстой, и Соловьев, и еще немало ребят... Утилитарное оправдание в сути одно, там идет без мистики и старика Зосимы, без соплей, одним словом - все сводится только к поддержанию баланса, будто десять заповедей держат на себе мир. Не убий, не укради - а без этого мир развалится. Совершенно ведь правильно, что людишек надо держать, что животные инстинкты ведут к хаосу. А цивилизация очень тонкий и сложный механизм, весьма подверженный энтропии со стороны мало-мальски серьезного беспредела чувств.
Это правильно, но вопрос лишь в том, что именно выступает скрепляющей субстанцией. Действительно десять заповедей? И вот здесь сомнения больше, чем утверждения - во-первых, если жестко подумать, а во-вторых, если что-то промоделировать, представить себе воображаемые ситуации или просто посмотреть на историю. Куда ближе к истине такое тавтологичное определение: баланс держится на балансе. Без определяющего влияния моралина. Возьмем простейшие примеры сбалансированных состояний: политическую карту мира и высшее общество при дворе монарха. На протяжении истории характер межгосударственных отношений определялся чем угодно, но не религией, моралью и заповедями. Казалось бы, кристализованная воля к власти провоцирует на состояние перманентной войны. На самом деле перманентной крови в истории нет. Народы хотят мира и правильно делают, поскольку мир есть стратегически более выгодное позиция.
Если две страны воюют, очки всегда набирает третий. Как, например, Америка в мировые войны. Воевать обычно невыгодно как раз с точки зрения наращивания могущества. Всегда идет истощение ресурса. Пускай параллельно страдает противник. Но полная картина мира такова, что в ней не только ты и противник, которые взаимно убиваются - есть еще десятки народов, которые стоят в стороне и накапливают себя. Через долгое или короткое время все позиции достаются остающимся в стороне. Любой нормальный лидер осознает эту нехитрость. И войны обычно приключаются по легко распознаваемым причинам. Или от недомыслия ситуация вбивается в такой тупик, что из него можно выйти только насилием, или кто-то уверен в тотальном перевесе, в том, что взаимно равного убивания не получится он просто начнет и возьмет свое. И первое, и второе случается не столь часто, чтобы мир стал выжженой местностью. И первое, и второе случается равно настолько, чтобы развеять вселенский сон. И нормально, что случается. Видите: оптимальный баланс есть, он найден по независящим от нас механизмам, в данном случае - равновесие между войной и миром.
Аналог христианским заповедям в этой системе - так называемый интернационализм, в своей вредности давно переплюнувший для арийцев все виды шовинизма и ксенофобии. Практическая его польза равна нулю, поскольку мир держится на балансе сил и могуществ, а не по доброй воле. Интернационализм не держит мир на гране равновесия, как ему пытаются приписать. Его функция лежит в другой плоскости и несет чистое отрицание нормальных по сути вещей. И не только черносотенец так считает. Подобные вещи можно вывести философски, если, конечно, не накладывать на мысль кандалы либеральных парадигм...
Вековечная мудрость, конечно, всегда банальна. С вековечной мудростью вообще загибон, почти напрочь исключающий смысл ее обсуждения. Там ведь как? Процентов пять всю онтологию секут с отрочества, если не с пеленок или вообще с момента зачатия. Такому, собственно, нечего говорить: послушает он, повздыхает сочувственно, пожелает тебе успеха в саморазвитии. Такому ни одна скрижаль не в диковинку: все он видел, слышал, читал, все двадцать лет назад в голове прокрутил и по ящичкам раскидал - слушает теперь да похмыкивает, банальщину, мол, несешь и сам себе радуешься. Какой, дескать, знающий, мир познал. Да я в третьем классе на природоведении твою онтологию проходил! Да мы с пацанами в семнадцать лет таким маялись! А когда отмаялись, пошли портвешок глушить. С ним действительно тяжело: нового не добавишь, а другое и неудобно - просто неуважение. А если такого не уважать, то самому грош цена.
Интереснее с другими, там еще население завалялось. Они, конечно, ничего не знают с отрочества, не говоря уже о пеленках и моменте зачатия. Они и до собственного зачатия ничего не знают. И в двадцать лет на правду таращатся, как козел на старые ворота. К тридцати годам они еще деградируют. К сорока забывают то, что знали в тридцать. К пятидесяти ухитряются похерить даже то, чем располагали в момент собственного зачатия. Для них, конечно, и голый палец в новинку, если они ничего не знают. Таким можно нараспев читать телефонный справочник, - нечего не поймут и примут за просветленного. Только сколько бисера не мечи, а Иван дурак все равно желудями питается. И вот это фундаментально. С желудей на правду ни один поросенок в истории не переходил. Просто у него такая физиология, что мозговые нейроны сразу загибаюся в хвостик. Вряд ли в этом виноваты среда и тяжелое пасмурное детство.
Таким образом, любая аудитория сразу делится на две категории, и с любой из них разговаривать бесполезно - по разным причинам, конечно, и Артур Шопенгауэр эти причины знал. Между тем он делал, что делал, и это обьясняется достаточно просто: если предположить, что он говорил не к аудитории, что смешно, а к Человеку, что еще смешнее, но все же оставляет надежду. Ну мало ли: стоишь себе, ведешь пассионарные речи, а из под коряги вылазит вдруг Человек. И говорит спасибо. Мол, жил я серым мышонком, а тебя послушал и ушел в нормальные мужики. Буду, говорит, фюрером всея Руси. И вот это, конечно, лучшая награда для ведущих пассионарные речи. Поэтому пассионарные речи надлежит вести везде и всегда, наплевав на их банальность и непостигаемость. Человек обязательно появится. Надо только встать у коряги и говорить достаточно долго.
Ну не водилось в лесу коряг! Между тем Шопенгауэр говорил достаточно продолжительно для того, чтобы вызвать искомое. И Человек появился. Он вылез из дупла. А как же иначе? Летопись умолчивает о том, что делал Человек в дупле. Наверное, спал. Или медитировал. Не исключено, что вычесывал блох. Для всемирной истории это не примечательно, тем не менее она фиксирует совершившееся - долгожданный Человек покинул дупло и спустился на землю.
Он выпрыгнул, приземлился на зеленую траву, принюхался к воздуху. Атмосфера пахла хорошо и подозрений не вызывала. Человек поправил шкуры, в которые был задернут, затянулся невесть откуда взявшейся папироской и выдохнул дым.
- Ну бля, ни х.. себе, - сказал Человек, пуская дым в ясное и чистое небо.
Шопенгауэр молчал, заинтересованно глядя на незнакомца. Тот дымил, глухо матюгался и приветливо смотрел на философа.
- Пойдешь ко мне министром идеологии? - наконец-то спросил свалившийся из дупла.
- А чем править будем? - вежливо поинтересовался Артур.
- В перспективе, конечно, планетой, - добродушно объяснил Человек. Ну а начнем с окрестных земель. Будем Хартлэнд собирать в единую силу. Под единое, стало быть, авторитарное управление.
- Правильно, - улыбнулся Шопенгауэр. - Давно пора. Осточертело видеть, как коммунисты с капиталистами херней маются.
- Мы поднимем страну, - удовлетворенно выдохнул Человек.
- Какую страну? Мы возродим империю.
- Какое возродим? Мы создадим то, чего и на свете не было.
- А звать-то как? - хохотнул Шопенгауэр.
- Да не помню, - честно признался он. - Родители как-то хреново назвали, даже вспоминать не хочется. Ромуальд, кажется, Пуговкин.
- Это не человеческое имя, - откровено сказал Шопенгауэр. - Не может быть президентом Хартлэнда человек с таким идиотским названием.
- А я понимаю, - ответил он. - Я даже сам себя так не зову. Я себя вообще никак не зову. Пока. Будет время, подберу достойные имя и фамилию. Нормальные для национального лидера, хочу я сказать.
- Ну а как ты именуешься теперь?
- Че такой настырный? - обиделся национальный лидер. - Я потом придумаю. А пока зови меня хоть Вторником. Сегодня как раз вторник на дворе.
- А есть ли у тебя, Вторник, программа действий? - выпытывал свое Шопенгауэр. - Без программы, брат, никуда. Она и людям нужна, и самим бы нехудо знать.
- А будет программа действий! Фигня это: программку накатать, постулаты вывести, тезисы обосновать. И лозунги сочинить фигня. Главное ведь желание, сам знаешь.
- Правильно говоришь, - дивился Шопенгауэр. - Неужели в дуплах все такие умные обитают?
- Ты чего? - рассмеялся Вторник. - В дуплах люди не живут. Я ведь один такой, как ты понимаешь. Знаешь, я долго гадал: а как выглядит правильный человек? Я ничего не понял, но вот одно усек - правильных людей не очень-то много. Если бы все были правильными, то и вопроса бы не стояло: правильный ты там, или неправильный, или еще какой, или вообще овечка затырканная. Значит, большинство людей неправильны. А нормальный - это такой как все. И отсюда я понял, что уж нормальным-то правильный человек не может быть точно. Он, конечно же, ненормален, поскольку отличается от среднестатистических особей. Это достаточно легко, и вот это я твердо усвоил. Ну а дальше немного задумался: в чем именно отличия правильных от нормальных? К однозначным выводам пока не пришел, поэтому решил испытать практически. Каждый день я делаю что-нибудь ненормальное. Допустим, не ем пищи. Или пью чрезмерное количество водки и потребляю немеренное количество наркоты. Или, например, соблюдаю аскезу и не сплю с женщинами. Месяц не сплю, год, два. Когда привыкаю, броскаю эту аскезу к черту. И сплю сразу с тремя за раз. Но это еще сравнительно нормально. А я ведь в поиске. Поэтому приходится насиловать девочек. Пробовал насиловать мальчиков - противно стало, никакого кайфа, одно мучение. Ну бросил, короче. А вот убивать не бросил и пока что не собираюсь. Я так убиваю, без разбору: мужчин, женщин, стариков, милиционеров. И крутых кончаю, и лохов валю, и совсем непонятно каких лишаю существования. Но не всегда так было! Я же в поиске, так что раньше добрым был. Все, как положено: имущество раздал беднякам, взял суму и пошел по свету добро творить. Пенсионерам сумки подносил, слепых на себе переносил через улицу, однажды утопающего вытащил на песок. Но это все так, по мелочи. С добром вообще закавыка: захочешь ты его творить - а нет рядом ничего подходящего! Ну некого спасать, мать их, а если и есть, так сами не хотят. Так и стоишь в бездействии. А со злом проще: захотел - и сразу дел понаделал. Ломать-то не строить.
Шопенгауэр с интересом слушал.
- А дупло при чем? - спросил он.
- Так надо во всем отличаться! - воскликнул Вторник. - Я с рождения жил в городской квартире. Был я тогда еще Ромуальдом Пуговкиным. Ну а потом где я только не жил: и в деревню уежал на коровье молоко, и в монастырь затворялся за просветлением, и в пещере жил, как положено. Но в пещере банально жить. Там все обитают, кому не лень: учителя, эзотерики, чудодеи. Есть места, где ни одной свободной пещеры. Такие вот места на земле, повышенной обычно святости. Ну а мне надо круче всех! Сначала я пробовал жить в огромном скворечнике. Но потом решил, что ночевать в дупле куда более забавно и оригинально. Можно, конечно, прямо на ветвях. Со временем дойду и до такой жизни.
- Я понимаю, что все это увлекательно, - усмешливо сказал Шопенгауэр. - Но я хочу заметить, что отклонения от нормы бывают двух видов: выше и ниже нормы. Что ты об этом думаешь?
- Само собой, - легко согласился Вторник. - Но это ведь неочевидно. Что лучше, а что хуже? По самым простым вопросам такие перпендикулярные ответы, что у меня болит голова.
- А ты выбирай то, чего умные говорят, - посоветовал Шопенгауэр. Умеешь их от дураков отличать?
- А умные по-разному говорят, - вздохнул Вторник.
- Например? - попросил Шопенгауэр.
- Ну вот, допустим, как чего с женщинами? То есть как круто, как правильно, как единственно верным образом? Ну вот одни умные говорят, что как можно больше.
- Чего больше? - не понял Шопенгауэр.
- Женщин больше, - пояснил Вторник. - Ну если трахнул мужик сотню женщин, то не зря на свет появился. А если тысячу, то достоин памятника. Очень умные люди так говорят.
- Не знаю, - зевнул Шопенгауэр. - Может быть, и достоин. А может, нет.
- А другие умные говорят, что высшей ценностью обладает вечная любовь, - не унимался Вторник. - То есть вечная верность своей избраннице. Чем больше партнерш, тем меньше вечного в истории с каждой. А ценность зависит от сходства отношений с этим затраханным идеалом вечной любви.
- Почему затраханным? - зевнул Шопенгауэр. - Замечательный идеал. Но не лучше других, конечно.
- А третьи умные люди говорят вообще невесть что: будто бы женщины отвлекают от действительно стоящего, и в идеале лучше вообще без них. Говорят о девственнике Парацельсе и прочей просветленной братии.
- Бывает, что отвлекают, - зевнул Шопенгауэр. - Но это редко.
- Так все же умные! - закричал Вторник. - То же самое в вопросе о деньгах. В вопросе о свободе. В вопросе о власти. В вопросе о культуре. В вопросе о простоте. Я уж не говорю о вопросах добра и зла, где каждый умный давно выстроил отдельную колокольню. Не верю я образованным! Они между собой не могут договориться, а мне им верить? Я и так все узнаю. Придется, конечно, и на ветвях пожить, и трупы порасчленять, и победствовать, и президентом побыть, и девочек понасиловать, и мальчиков поспасать. Придется. Такая уж судьба моя. Зато истина отыщется непосредственно, из опыта, с массой побочных радостных впечатлений.
- Видишь ли, - сказал Шопенгауэр, усаживая себя в позу лотоса. - На любой вопрос все-таки существует ответ. Истина, что ты не выдумывай, все равно одна. А все альтернативы к ней просто неистины. Ноуменальный мир не терпит никакой демократии, там все иерархично и жестко. Полная авторитарность и диктатура, свободы мнений, разумеется, нет, и в принципе наличествовать не может. Одно мнение всегда ближе к Абсолюту, оно и главенствует. Любую ситуацию можно оценить. Любую ситуацию можно оценить правильно, если правильно подумать. Вообще, есть два фундаментальных пути познания - или делать, или думать. Большинство людей не идет ни по-одному из этих путей. Не идет по-настоящему, хочу я сказать. В их жизни нет ни одной по правилам продуманной мысли, ни одного сильного действия, ни одного красиво и по тем же вечным правилам оформленного чувства. А главных тропинки две, и каждая в идеале должна бы привести к Абсолюту, но не идут, их мать, не идут. И нельзя сказать, что какая-то тропинка лучше. Обе превосходны в смысле познания, если любую встречную ситуацию или мысль отыгрывать по известным правилам. Я-то обычно думал, так проще и короче - для меня проще и короче, хочу сказать, а для тебя нет, ты неправ, конечно, но в то же время и прав, неправ в том, что мир нельзя познать, не вставая с кресла - потому что на самом деле можно, а прав в том, что это не твое, поскольку я вижу, что на своем пути ты неплохо себя чувствуешь, в ус не дуешь, хвост держишь трубой и считаешь себя родившемся не напрасно. Но ты учти, что все познается мыслью. Это кажется, что сложно. А человек может познать все, что может познать человек. Тавтология, зато верно.
- Да ладно тебе, - сказал Вторник, - развел тут.
- Кстати, как ты будешь оценивать, какая из твоих ненормальней ведет к правильному человеку? Они ведь полярны, да? То есть что-то просто дурь, а что-то путь? Как же дурь от пути отличается?
- А я чую, - охотно объяснил Вторник. - Знаешь, какое у меня чутье? Если мне хорошо, все правильно. Если хреново, значит, сошел с пути. И я никогда не ошибаюсь. Веришь?
- Конечно, так бывает, - подтвердил Шопенгауэр. - Ну и как? Понравилось, например, людей расчленять? А малолеток насильничать? В удовольствие, поди?
- Да нет, - грустно сказал Вторник. - Ничего мне толком не в кайф. И голым по улице ходить, и на помоечке обитать, и любовью заниматься на городских лужайких. Все не то, как я понимаю. И людей без толку мочить глупо. Вот если с толком, тогда другое дело. А без толку получается пустое маньячество. И в дупле я для понтов поселился. А идейное нищенство такая хрень, пусть им хипаны занимаются. Зато я обрел свободу и приблизился к конечному результату. Не так, что ли?
- Да нет, все так пока, - улыбнулся Шопенгауэр. - Дальше-то чего?
- Дальше - власть, деньги и слава, - без смущения сказал Вторник. - Я чувствую, что это мое. И все получится. У меня всегда получалось. Это мое, козлы! Я рожден для этого, суки! Деньги и власть, на х.. ! А все другое, блядь, от лукавого. Пойдешь ко мне министром идеологии? В кабинет великой реформы? В правительство объединенного Хартлэнда?
- Мы же договорились, - внятно и тихо сказал Артур Шопенгауэр.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, В КОТОРОЕ ВСУЕ ПОМИНАЕТСЯ ХРИСТИАНСТВО
А кому вечных ценностей за рубль десяток? Кому билет в коммунистический бардачок? Кому пять лет при дворе Людовика без права переписки с родными? Кому постель мадемуазель Лавальер? Кому место председателя совета директоров? Кому масло, куры и яйки? А бумаги туалетной? А косячок? А за жизнь? А о смысле жизни? А смерти? А на халяву? А сапогом закусить? Порохом занюхать? Неужели никто не хотел уничтожить весь мир, понимаете - весь мир целиком, вместе с собой, вместе с жизнью и человечеством, чтобы все кончилось одной точкой? Одной точкой, ясно?! Которую ты поставишь, ясно - именно ты! Да ты понимаешь, что выше этого ничего нельзя сделать? Что это предел? Разве что сотворить другую вселенную. Думаешь, нельзя? Можно, сука! Если захотеть, бля! Страшно, поди?
Так не хохотал даже Артур Шопенгауэр.
Он родился созидателем в глобальном смысле этого слова. Во вселенском. Он ведь говорил:
- Можно, например, убить человека - и в этом смысле быть разрушителем, разрушителем конкретного людского существования. Но это локальный смысл. В глобальном смысле ты не станешь разрушать мир. Наоборот, ты будешь делать этому миру добро, даже если попутно выпадет убивать. Но это так, межличностные разборки. Самовыражение в естественной и первородной агрессии либо реактивное избавление от каких-то комплексов. От пары трупов миру не загнется. И от пары тысяч. И даже два миллиона трупов мир переварит без особых хлопот. Наоборот, их смерть станет удобрением будущего, потому что локальная смерть - это всегда составляющая часть жизни. Чем больше опасности, сопряженной с возможной кровью, тем полнее и ярче Жизнь. Трудно представит жизнь без войн и революций, наемных убийц и сексуальных маньяков. Я уверен, что жизнь без наемных убийц и сексуальных маньяков не только невозможна, но ненужна, бесполезна и неполноценна в важнейших точках. Их не надо изводить под корень: имею ввиду киллеров и серийных убийц. Конечно, в каждом отдельном случае убийцу надлежит ловить, судить и по возможности приговаривать к расстрелу. Хотя таких лучше валить сразу при задержании, чтобы на суде козел не мог отвертеться.
Все это так, но вот моделировать какой-то мир без насилия просто глупо, это признак какой-то наивности, примитивности, философской ущербности, непонимания главных проявлений существовани. Банальщину несу? Не однажды это говорено? Знаете, я буду говорить до тех пор, пока толстовство не будут изучать под разделом извращений эпохи. Вот тогда я, Артур Шопенгауэр, замолчу, потому что станет противно изъясняться банальностями. Но пока девять десятых интеллигенции думают каким-то обратным и больным образом, а остальные воообще не думают - мне приходится повторять банальности. Для многих ведь это банальная ерунда и давно пройденный этап в понимании... Нельзя с войнами завязывать! И насильничков нельзя изводить! Как же без них-то? Как же без мафии и коррупции? С ними только бороться нужно - а побеждать нельзя, побеждать именно как явления.
Но я вообще-то о любви к миру заговорился. Странные вещи говорю, но на самом деле пошлые как раз в простоте и обыденности. Можно любить мир и жить ради мира, при этом повалив тьму народа и вообще нагрешив по сатанинской мерке. Можно, говорю, пустить пару миллионов в распыл, но при этом в глобальном смысле сохранив позитивное значение. Для мира позитивное. Для истории. Мир не поперхнется, если пятилетнему мальчику спилить голову электропилой. Мир не заметит. Родители заметят, а миру все равно, мир не предаст этому значения. Он будет крутиться дальше, люди будут радоваться, влюбляться, зарабатывать деньги и тратить их. Люди будут жить правильной либо неправильной жизнью, а головешка будет лежать в кустах и никому сильно не помешает. Не помешает она писать книги и творить музыку, любить ближних и крушить дальних, или наоборот.
Более того, мир настолько огромен, что и пара миллионов насильственно убиенных для него не сильно важнее раздавленного муравья. Именно огромность мира обнуляет значение всех этих деяний. Если бы в мире было только десять человек, то убийство девяти из них было бы деянием против жизни. Но в нашем мире убийство тех же девяти человек не относится к разряду важных для мира деяний, сильно ему вредящих или спасающих. Не те деяния. Они важны только для убийцы как его жизненный путь и для убитых как конец их жизненного пути. А у мира свои дела, для мира любой террор просто яркая страничка в истории, просто эпизод картины жизни, какой-то фрагмент, иллюстрирующий зло рядом с фрагментом, иллюстрирующим добро. И не более того. И нечего на Адольфа пенять, если сам мудак. И нечего мешать разные вещи, мешать такие принципиальнло разные вещи, как идеологию и мораль.
Например, такие утверждения: все фашисты - звери, либералы - иудушки, все коммунисты - слегка кровожадные и чуток недоумки... Такие высказывания только одно характеризуют, того, кто так изъясняется. Просто дурачку внушили, каждый день показывая зверя-фашиста, дуба-коммуниста и вора-демократа. На земле куча добрых, нежных и сентиментальных нацистов. Коммунизм не синоним умственной недоразвитости, как ошибочно считают многие наши интеллектуалы - да нет, даже марксистом может быть идеальная умница. Там просто инстинкт другой, а не разница в уровнях понимания. У нас почему-то убеждения вяжутся порочными нитями либо с моральными свойствами, либо с уровнем понимания, причем всегда, и всегда неосознанно. Допустим, не любит свою страну - наверное, козел. Хочет фонари украсить банкирами - ну, значит, дурачок. На самом деле не козел и не дурачок.
Есть три вещи в характеристики любой личности, совершенно различных я напомню, что они не связаны ничем. Я назову: уровень понимания, моральный императив, ну и третье, его сложнее назвать. Скажем примерно так - взгляд на предпочтительный путь развития своей страны в частности и человечества в целом, то, что есть собственно идеология. Вот три вещи, несомненно наличествующие в каждом и только в совокупности дающие целостность. Ну уровней понимания бессчестное множество, хотя можно провести линию, делящую на два. Одни в каком-то возрасте начинают думать и в результате к другому возрасту по законам мышления <додумывают> мир до конца. В совокупности они дают узкую элиту, назовем ее элитой онтологически проработанных индивидов. В ней, конечно, много подуровней, и кто-то наверняка передостиг других. В каких-то вопросах он понял больше, приблизился в понимании к Абсолюту, к некой точке всезнания, наверное, той, где Господь Бог пребывает. Ну а вторая часть просто вообще думать не начинала, то есть они думают, конечно, эти люди, нельзя сказать об отсутствии у них процесса мысли. Но думают как-то криво, косо, не по правилам того, как на земле полагается думать. И в результате у них все оценки кривые и косые. Например, если их не любят, они понимают это неправильно. И они патологически не разумеют свох правителей. И всегда какая-то сука им виновата. Ну ладно, Бог им судья. О моральном императиве я говорил; там никто не прав, даже сатанисты.
Нет у добра превосходства перед злом, и у зла превосходства нет. Все нужно, все полезно, и всего на земле примерно одинаковое количество, причем баланс регулируется по естественным природным законам.
Одни говорят, что двадцатый век по насилию переплюнул всю историю, другие говорят, мол, средневековье злое. Ну раз они так по-разному говорят, один вывод: уровень жестокости примерно равен на все времена. Есть какие-то прогибы и всплески, но в целом линия держится приемлимой середины, а наличие тенденции мы бы сразу заметили. Впрочем, наличие тенденции уже давно бы опрокинуло мир, он бы умер от переизбытка зла. Или от переизбытка добра, что нетрудно себе представить. Это произошло бы в том случае, если количество жестокости линейно зависит от времени, как многие всерьез полагают. Ну это неправильные эсхатологи полагают. Они у нас привычно ждут коммунизма через двадцать лет или Конца Света в следующую субботу, судьба их такая. А на самом деле баланс поддерживается, вопрос только, на каких энергетических состояниях: низких или высоких. Там отдельная тема возникает с этими состояниями, а пока сильно хочется заметить, что вовсе не религии или идеологии поддерживают баланс.
Вот когда христианство заплевали насмерть - один Ницше плюнул так, что подбил всех ангелов, причем навсегда - так вот, возникло интересное утилитарное оправдание. Наверное, последнее из рационально возможных. Никто не будет всерьез говорить, что христианство есть благодать, потому что благодать где-то есть, а где ей быть, как не на Голгофе - это все аргументация плохих умов, куда попадает и Толстой, и Соловьев, и еще немало ребят... Утилитарное оправдание в сути одно, там идет без мистики и старика Зосимы, без соплей, одним словом - все сводится только к поддержанию баланса, будто десять заповедей держат на себе мир. Не убий, не укради - а без этого мир развалится. Совершенно ведь правильно, что людишек надо держать, что животные инстинкты ведут к хаосу. А цивилизация очень тонкий и сложный механизм, весьма подверженный энтропии со стороны мало-мальски серьезного беспредела чувств.
Это правильно, но вопрос лишь в том, что именно выступает скрепляющей субстанцией. Действительно десять заповедей? И вот здесь сомнения больше, чем утверждения - во-первых, если жестко подумать, а во-вторых, если что-то промоделировать, представить себе воображаемые ситуации или просто посмотреть на историю. Куда ближе к истине такое тавтологичное определение: баланс держится на балансе. Без определяющего влияния моралина. Возьмем простейшие примеры сбалансированных состояний: политическую карту мира и высшее общество при дворе монарха. На протяжении истории характер межгосударственных отношений определялся чем угодно, но не религией, моралью и заповедями. Казалось бы, кристализованная воля к власти провоцирует на состояние перманентной войны. На самом деле перманентной крови в истории нет. Народы хотят мира и правильно делают, поскольку мир есть стратегически более выгодное позиция.
Если две страны воюют, очки всегда набирает третий. Как, например, Америка в мировые войны. Воевать обычно невыгодно как раз с точки зрения наращивания могущества. Всегда идет истощение ресурса. Пускай параллельно страдает противник. Но полная картина мира такова, что в ней не только ты и противник, которые взаимно убиваются - есть еще десятки народов, которые стоят в стороне и накапливают себя. Через долгое или короткое время все позиции достаются остающимся в стороне. Любой нормальный лидер осознает эту нехитрость. И войны обычно приключаются по легко распознаваемым причинам. Или от недомыслия ситуация вбивается в такой тупик, что из него можно выйти только насилием, или кто-то уверен в тотальном перевесе, в том, что взаимно равного убивания не получится он просто начнет и возьмет свое. И первое, и второе случается не столь часто, чтобы мир стал выжженой местностью. И первое, и второе случается равно настолько, чтобы развеять вселенский сон. И нормально, что случается. Видите: оптимальный баланс есть, он найден по независящим от нас механизмам, в данном случае - равновесие между войной и миром.
Аналог христианским заповедям в этой системе - так называемый интернационализм, в своей вредности давно переплюнувший для арийцев все виды шовинизма и ксенофобии. Практическая его польза равна нулю, поскольку мир держится на балансе сил и могуществ, а не по доброй воле. Интернационализм не держит мир на гране равновесия, как ему пытаются приписать. Его функция лежит в другой плоскости и несет чистое отрицание нормальных по сути вещей. И не только черносотенец так считает. Подобные вещи можно вывести философски, если, конечно, не накладывать на мысль кандалы либеральных парадигм...