Силаев Александр
Так хохотал Шопенгауэр
Александр Силаев
ТАК ХОХОТАЛ ШОПЕНГАУЭР
Русская антинародная былина, она же книга для всех и ни для кого
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Артур Шопенгауэр - мессия, пророк, Спаситель и т.д.
Вторник, он же Ромуальд Адрианович Пуговкин, он же Александр Александрович Железов, он же Бомж и Ученик - депутат Государственной Думы, председатель РПНД, кандидат в президенты
Алеша Попович
Добрыня Никитич - крутые парни
Илья Муромец
Адик и Нап - очень крутые парни
Дюймовочка - симпатичная девушка без комплексов
Предиктор - усталый мужчина 50 лет, тайный лидер мирового масонства
Пахан - заурядный пахан
Щелкопер - заурядный щелкопер
Васюха - мужичок
Малый в Кепчонке - еще один мужичок
Супруга Малого - бабенка вышеназванного мужичка
Христос, Кант, Мамардашвили, Толстой, Набоков, Жириновский, Березовский, Гусинский, Цой, Гребенщиков, Гаусхофер, Юнг, Шредингер, Сталин и остальные - упоминаемые люди
Братва - китежские пацаны
Народ - это народ
Время действия и место: равнины Евразии, примерно 1991 - 1998 гг.
------------------------------------------------------
* Отдельные части этого текста созданы в состоянии транса и с максимальным эффектом могут быть прочитаны лишь в состоянии измененнного сознания.
ПРОЛОГ, В КОТОРОМ ЗАВЕДОМО НЕТ НИЧЕГО СЕРЬЕЗНОГО
Отольются кошке мышкины слезки!
Отольется мышкам мировая контрреволюция!
Отольется неграм мировое китайское владычество!
Отольются русскому народу его исконние душевные качества. Отольется козлу, что нелюдем на свет появился. Отольется козе, что замужем за козлом. Отольется и козлятам расовая неполноценность. Отольется Гегелю мировой прогресс, а Достоевскому лохматая философия. А уж о Толстом промолчу, чего к ночи мудрого поминать? Тому за все сполна отольется, а за вегетарианство - особенно. Оно ведь как по истине-то? Сегодня поросеночка пожалел, завтра сам захрюкал. Сегодня теленочка обласкал, а завтра пошел с ним травку щипать. Человек - это звучит гордо, сказал Васюха, доедая сапог. Хрустит Васюха и радуется, что сапог-то деликатесный, импортный, дезактивированный.
Отольется масонам застарелая возня с розенкрейцерами. Отольется арийцам их добродушие. Отольется пролетариям обгрызенный хвост. Отольются Христу погорелые дурачки-староверы. Отольется иезуитам Жаннушка д'Арк. Отольются большевичкам неповешенные буржуи. Отольются либералам красные партизаны. Отольется рейсфюреру СС освенцимская печурка. Отольются Ганди туземские чудеса.
Отольется мировой науке неопознанный лежащий объект. Отольется неопознанному обьекту его опознание. Отольются некросадисту отрезанные уши, вырванные сердца, выколотые глаза. Как же не отлиться-то?
И победит на всей Земле справедливость. Каждому Сеньке - по шапке. Каждой кухарке - по Британской Империи, чтоб поуправляла до счастливого визга. Каждому лоху - рай. Каждому крутому - триста миллионов лохов под начало. Каждому праведнику - твердость в вере. Каждому безбожнику разврат да вино. Каждому мужичку - избранницу. Каждой бабе - по зубам. Вру, конечно, каждой бабе - по заморскому принцу. Чтоб на черном <кадиллаке> и трахал до одури. И чтоб начитан был, и не абы как!
Каждому Энгельсу коммунизм. Каждому Христу воскресение. Каждому вору везение. Каждому оперу пять тысяч выловленных воров. Каждому мечтателю воплощение. Каждому алкашу почет и уважение, народная любовь и посмертная слава. Чтоб детей водили к памятнику и поучали, тыкая взрослым пальцем: смотрите, сопливые, захоронен здесь сам Ван Ваныч, богатырь-мужик: поллитру за раз выдувал и плакал: еще хочу: выдувал еще поллитру и на следующий день снова: и так протянул полвека: прославил страну и загнулся в неравной схватке с болезью храбрых. Вот вам, щенки, повесть о Настоящем-то Человеке.
Пусть у каждого шахтера заведется джип. Пусть каждая поселковая училка вырастит Ломоносова. Пусть каждый прыщавый повстречает в жизни Большую Любовь. Пусть каждый маньяк вволю нарасчленяет трупов. Пусть никто никого не обидит. Пусть всегда будет солнце, мама, я.
Всегда будет мир да весна, трава да птицы, водка да хлеб. Каждый встречный - брат, а если встречная - то сестра. Под каждым кустиком дом, а в Швейцарии недвижимость.
И каждая капля дождя таит в себе очищение, отмену грехов, приглашение к жизни и обновлению. И каждый человек - это свято, потому что в каждом частица Бога, а святость Бога не подлежит обсуждению. Напомним, каждый потенциально Бог. Надо только разбудить в себе тишину и вспомнить забытое. И вот тогда каторжники и лиходеи обращаются в двенадцать апостолов.
Что еще?
Большому кораблю - большое корыто.
Большой свинье - большую поляну.
Маленькому человечку - большое счастье, до хрена счастья, полные штаны счастья, счастья до тошноты. Чтоб он, бедняга, уже и несчастья возжелал, а ему, сиротливому, все равно - Счастье: на, бери, подавись.
Каждой басне хэппи-энд. Каждому веку счастливую концовку. Каждой судьбе заслуженную нирвану. Каждому ребенку стать взрослым. Дураку поумнеть. Слабаку посильнеть. Пожилой толстухе выиграть конкурс миссис Галактика. Ну и конечно, каждому познать внеземные цивилизации. Без этого никак, кранты без этого, это - как пить дать.
Ну и здоровьичка всем. Чтоб голова с перепою не тужила, чтоб сопли Волгою не текли, печенка не грустила и аппендикс на жизнь не жаловался. А деньги разделим по-честному: хорошим дадим по-хорошему, остальнм дадим чуток меньше, на закупку ГСМ хватит - и довольно с них. Дальше пусть сами разбираются.
Главное: всем сетрам по серьгам.
Всем - Знания.
Чтоб не таращился мужик на Логос как баран на новые ворота. Чтоб малолетки познали не только контрацептивы, но и абстрактные законы, по которым крутится мир. Чтоб поняли: нет в философии ничего абстрактого, все конкретно, а абстракция - та сетка, которую ты набрасываешь на жизнь, и жизнь ловится в нее, сучит лапками, машет хвостиком, но уйти не может, сетка берет ее целиком.
Главное, чтоб у всех проснулось желание. И не только нарушить пресловутые десять заповедей, но и чего посерьезнее: заняться, скажем, саморазвитием.
Будет вам тогда любовь да весна, ромашки и одуванчики, розы и незабудки, счастливые семьи и сытые глаза, у кухарок - по Британской Империи, у бомжат - шелестящие пачки денег, у всех - по достойной жизни и любимому человеку.
Только зачем вот?
Ерунда какая-то получается.
Империя одна. Денег мало. Не все умеют любить. А постоянная весна нонсенс. И не всем доставляют удовольствие одуванчики. И зачем это училке растить Ломоносова? Сам вырастет, чай, не дурак. И что значит: каждому прыщавому Большая Любовь? А убивать кто будет? А насиловать? А кто нам в терзаниях будет толкать науку?
Сохнет бедная наука-то, грызет сухарь.
А чем занимается счастливый в любви?
Любовью, конечно, если не чудильник, как А.А.Блок.
А наука тем временем - сохнет!
Человечеству просто дозарезу потребны несчастные в любви, а также нищие и неудовлетворенные, агрессивные и вонючие. С несчаст ными в любви разобрались...
А чего это нам нужны нищие?
А чтоб революции делать. Стоит у власти чудолох типа Николая Второго, а его хоп - к расстрелу со всей семейкой. А чтоб знал, мудила, как народцем заправлять правильно. С народцем как надо? А как Нап поступал. Стоял он у королевской резиденции, а там козлы-санкюлоты бунтовались, 1790 год на дворе. Орали чего-то санкюлотское, про свободу все поди, про равенство да про братство. Всякую хрень, короче, несли: они, мол, тоже люди, прав им, бедным, подавай. Во блин, подумал Нап, чего санкюлоты хотят-то. А не много ли пидарятам надобно? Сюда бы батарею, облизнулся артилерийский офицер Нап. Человек пятьсот разложить на кровавые кусочки, остальные наладятся. И возлюбят снова короля-батюшку. Но нет, убоялся монарх батарею выкатить. Размазня он, Людовик-то. Вот за невыкаченную пушку его и гильотинировали. Вместе с супругой, само собой. И подвальный расстрел смиренного Николая со всем пресвятым семейством - единственное, что марксисты сделали верно.
(На взгляд Бога марксисты ВСЕ делали правильно, вообще все, за что ни брались. Священников, например, убивали. И эсэсовцы все делали правильно. И гестаповцы. И штурмовики Рэма. И инквизиторы нормально с колдунами боролись, под самый корешок изводили всяких свободоборцев. Поясню: мы в некой плоскости, где человеческие оценки не работают, там их нет, не та плоскость. Просто все, что происходит, то происходит. Если Чикатило резал девочек и мальчиков, то все равно происходит то, что происходит. Чикатило - само собой, это нормально. Если скажите, что Чикатило - это ненормально, то это не значит, что прав кто-то из нас. Это значит, что вы в другой плоскости. Если сердитесь - ваши проблемы, как говорят циничные заокеанские англосаксы. Если сердитесь, что вам говорят банальности - прошу простить. Таких, как вы, не так много, и вы прекрасно об этом знаете. А Васюха, между прочим, все сапогом хрустит, лопает и слюнки пускает, вкусный он - простяцкий сапог.)
Еще о нищих? Нищий нужен, чтоб карась не дремал. Нищий нужен, чтоб свинья не телилась. Нищий нужен, чтоб летним утром заморить в лесу червячка. Нищий нужен, чтобы веточкой на песке выводить бессмертные строки. Нищий нужен, чтобы крутой мужик посмотрел на него и вдучиво произнес: во бля, какой я крутой! Он ведь, бедолага, и не расчухает, что крутой, не будь рядом нищего. А так смотрит на него крутой и радуется. И всем хорошо. Нищему тоже радостно: смотрит он на крутого и думает себе: а ведь трудом-то праведным не наживешь палат каменных: стало быть, на верном я пути, а вон тот крутой на неправедном.
И не вздумайте голь перекатную изводить! Без нее никак. Без нее и рыбку не вытащищь из пруда. Без нее и вода под лежачий камень не потечет. Без нее и работа в лес не убежит, одним словом - никуда без нее. А экономисты пугают, и министры пугают, и народные депутаты: изведем-таки голь перекатную, сделаем всех довольными и круглыми, сытыми и гуманными, богатыми и толерантными, догоним Арктику по уровню взрослой жизни и Зюганду по уровню детской смертности. Не думают, охальники, чего говорят. Зюганду они нам догонят...
А еще нищие могут баррикаду построить. Вот потехи-то!
А вот как быть с агрессивными и вонючими, они-то зачем нужны, какая жизни в них надобность, какой толк и польза практическая?
А большая.
Постучите - и откроется вам.
В жизни ведь все нужно, и такие, и сякие, и серо-бурые, и голубые, и красные, и бог весть какие. Тут доказывать не надо, самое главное, все без нас все доказано и за нас, и не за один миллиард лет до рождества Христова.
Разумеется, говорил Заратустра, а Лао-цзы с Буддой сидели рядком и подмигивали. Соглашались, наверное.
Только справедливости не надо и счастья.
А то с ними одна хреномуть.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ШОПЕНГАУЭР МАТЕРИТСЯ
А ну-ка посмотрим, кто на водочку силен, сказал Добрыня Никитич, спрыгивая с ретивой кобылки. А у меня муромский портвешок, горланил Илюха. А ну-ка посмотрим, кто в ответе, прищурился Лаврентий Палыч. Никак, татаромасоны? А ну-ка посмотрим, кто поумнее меня, захохотал Шопенгауэр, всаживая пулю в десятку.
И это было только начало...
Дюймовочка занималась с жабой лесбийской любовью. Это доказано Гаусхофером, Юнгом и Шредингером. Три разных метода, три жизни, три пути. Три стиля доказательства. Жаба геополитична, символизируя семитскую расу и ее проникновения в Шамбалу. Жаба - архетип. В то же время жаба подчиняется общим закономерностям, характерным для волновой функции. Жаба частица. И в то же время - волна. И в тоже время существо, которое хочет любви. Хотя бы от Дюймовочки, если нет под рукой или под ногой царевича-паренька. Так хочется любви, в конце-то концов. Дюймовка ведь современных взглядов. Так и ласкали они друг друга три дня и четыре ночи, в принципе - две гетеросексуалки.
Нап умел и любил разговаривать с большой массой людей. Риторический прием один, сказывается основная профессия: батарейка ставится напротив и начинается задушевное. Нап славился своей лаконичностью. Немногие решались беседовать с ним начистоту. Переспорить было невозможно. Только циклоп Кутузов убедил, что больше понимает в национальных особеностях родной географии. Бородино, кстати, выиграл Нап. И по жизни Нап выиграл. У того же Кутузова. Толстой этого не понял и не отразил. Или не захотел отразить. Он не раскрыл образ, а за это на выпускных сочинениях ставят два. Ладно, кто мудреца к ночи помянет - тому глаз вон...
Адик более внятный вегетарианец. Он не хотел второй мировой. Зубами грыз ковер, когда узнал, что Франция и Англия ее начали. Он не желал нормальным странам ничего ненормального. Своего хотел парень: Чехии, Польши, Австрии. Умные демократы его подставили. Пришлось драться и кого-то побеждать. Потом его взяли грубым числом: так в школьном саду пятеро верзил забивают смелого одиночку. Но правильная одноклассница выберет одиночку, а не тех, кто его побил... История тоже выбрала побежденного Адика. А с Россией просто. С Россией мы были правы, и он был прав. Мы были правы, когда хотели первыми - не наш смельчак-то был, ох, не наш. Он был прав, когда ударил первым. Пошел замес. Но войны-то все равно не хотел, мириться пробовал. Сталин посылал его на хер...
А я вот самогончика притырил, заорал с порога Алеша Попович. Че, мужики, бухаете без меня? Садись, садись, Леха, хлопнул Муромец по спине. Давай, налей родимой, по пятьдесят грамм, за Соловушку. Нескладно вышло-то, мужики. Ну да ладно, помянем. Вторую за Отчизну, ну а третью, братишки - за наше братство.
<Татаромасоны?> - оживился Иосиф Виссарионович. Да, да, они самые, подлецы. Сосо знал, чего творил - изводил народец под корешок. А народец визжал кайфоватым визгом. Народец балдел, когда ему надевали стальной ошейник и снимали со стены сыромятную плеть. Народец улетал душой в рай, когда стальные шарики вспарывали ему спину. Народец стонал, когда все тело пронзала родная боль. Народец чувствовал, когда сапог сдавливал ему горло, народец хрипел и извергал горячую сперму... Сосо умел доставлять людишкам удовлетворение.
Итак, татаромасоны. А скажи-ка, Лаврентий, кто из наших ближайших товарищей состоит в татаромасонской ложе? Ха-ха-ха, смеялся Лаврентий, ха-ха-ха, да все они там состоят с 1905 года. Все как один, сукины дети, даже Лазарь, даже маршал Советского Союза Жуков... А почему ты раньше молчал о татаромасонском сговоре? - по-отечески щурился друг детишек. Конспирировались, вздыхал Лаврентий Палыч.
Деяния татаромасон ужасны. Взять хотя бы татаромасонское иго, три столетия истощавшее Русь. А убийство Петра Третьего, возжелавшего покончить с татаромасонством? А кто сказал Дантесу, что Наташа шлюха и всем дает? А кто народного заступника и кумира Николая Чернышевского подвел под арест? Кто вывел в люди Гришку Распутина? Кто втянул нас в бестолковую и кровавую бойню четырнадцатого года? Кто подставил адмиралов в Цусимском бою? Кто, наконец, стравил белых с красными? Кто топил в пруду благородных дев, а затем кивал на комиссаров? Кто назюкал Фанни Каплан пульнуть в доброго царя?
Ответ прост, как и все ответы на земле.
Ну нет, рявкнул Артур Шопенгауэр, моментально передергивая затвор. Есть очень сложные вопросы и очень сложные ответы на них. Яйца курицу не учат, настаивал он, опустошая магазин <беретты>. Было заметно, как современное оружие прекрасно чувствует себя в руках давнего человека. Пистолет мурлакал и жмурился, а Шопенгауэр нежно чесал его за ухом. Они были одним целым - человек и его оружие. Пришлись впору и полюбили друг друга.
А уж как изощрялась в любви Дюймовочка! И так она подругу свою нежила, и этак, и такое ей шептала, что словами не описать и пером не высказать... И целовала ее, и баюкала, и колыбельные напевала, и в обнимку спала. Просыпались односекундно, чтоб скорее вернуться и подольше не отпускать.
А Васюха свой сапог дожевал. Причмокнул от удовольствия, и за вторым под лавку полез. Хотела жена вмешаться, отобрать такой вкуснятины да испробовать. Ан нет, Васюха сказал, идика-ка ты, милая, восвояси. Хрен тебе. Не бабье это дело, сапогом-то закусывать. На вот лучше, веревку погрызи, что ли...
А выпьем-ка, братаны, за князя. Делать нечего, опрокинули стопари за Красное Солнышко. А выпьем-ка за Чернигов. А за Господина Великий Новгород? А за баб? А Змеюшку помянуть? Уклюкались, короче, по-черному...
Нап разговорки разговаривать не любил. А особенно, если попусту. Женщины стояли в очередь, заходила одна... <Заходите, раздевайтесь, ложитесь>, - говорил Нап, не поднимаючи головы. Сидел за столом, писал, думал. Как же так, кричала красивая, я же великая актриса. Ну и что, мать твою? Не ценил Нап подобного выпендрежа.
Татаромасоны всюду. В троллейбусах, в парках, под заборами и в Кремле, на вечерних балах и военных сборах. Простые татары от них тоже страдают. Не меньше, поди, чем простые чукчи и австралопитеки. Главное здесь - не впасть в огульный национализм. Мы, патриоты, ничего не имеем супротив татар, они нам как соседи со времен мамаевских... Подлинный червь татаромасон! От незваного гостя и заурядного чингизида он отличается по ряду характерных примет.
Курица не баба, сапоги не сожрет.
<Ну какое же извращение, - думала Дюймовочка, - если это любовь?>
- Я долго пытался понять, - говорил заезжий мужик, - чего это мы так странно живем? Не совсем хорошо живем, хочу я сказать. Климат вроде ничего, земля обильна. Да порядка в ней нет! Пришлите хоть кого, что ли.
- Ладно, будет вам мандарин, - сказали китайцы.
- И муэдзин, - добавили арабы.
- Чтоб не перессорились, их разделит миротворческий корпус НАТО, подытожил госсекретарь.
- Ой, спасибушки! - завопил мужик
И пошла в земле русской житуха куда более странная...
- Лично я похмеляюсь пивком, - сказал Илюха, а Нестор вовремя подсуетился и записал этот примечательный факт.
Тяжела и неказиста жизнь простого летописца, да ведь? Всегда приходится считать, что какой-то парень важнее тебя. Его слова исторические, а твои - нет. Ты ведь так себе, пишущая машинка. Это чрезвычайно огорчало Нестора. Поэтому он так много фальсифицировал. Перевру, думаю, исторические слова, авось и мое в истории сохранится.
На самом деле, конечно, похмелялся Илюха водой колодезной...
А вот Добрыня и в самом деле пивком.
Только Алеша предпочитал похмеляться с утреца свеженькой басурманской кровью.
Выйдет в чисто поле, зарежет кого, и похмеляется. Тем и славен был в свое время, так и называли Алеху - герой, мол, своего времени.
Когда в древлянские земли вошел миротворческий корпус НАТО, все трое бросили родные дома и предпочли соленую партизанскую участь.
- Ты всегда будешь такой нежной? - пытливо спрашивала подруга Дюймовочку.
- Я тут подумал, - объявил Шопенгауэр, тренированно всаживая пули в мишень. - Не пора ли переосмыслить? Я пересмотрел, суки. Вчерашняя тоска, на х..., отменяется. Отныне, на х..., все по-другому. И жизнь хороша, и жить хорошо. Забил косячок и радуешься. Зашибил человечка и балдеешь. А уж работенку какую провернул - вообще кайф, до конца дней своих. Не убили - счастлив. Убили - х... с ней. Какой, бля, пессимизм к собачим херам? На свете столько всего несделанного, столько работы, столько дел - о...еть. Смотрю на все это дерьмо и радуюсь. Мне - поднимать страну из экономического провала. Мне - творить из ничего новую веру. Мне - призвать людей к новой жизни: к яркости и к цвету, к отвязке и к любви, к работе и к подвигу. Мне - создать религию завтрашнего века. Мне - думать об идеологии национальго возрождения. Мне, суки, Хартлэнд на ноги ставить, мне, слышите, ублюдки и долбоебы! Потому что никто, блядь, этого не сделает за меня, все лентяи сонные, или воры, или мудаки, или на содержании у спецслужб.
Невидимые зрители аплодировали. Грохнул выстрел. Ну конечно, кому-то не понравились столь бесстрашные речи, они всегда кому-то не нравятся, как правило, большинству. Еще выстрел, и Шопенгауэр упал, в падении грохотнул из <беретты>. Кто-то закричал. Не нравится, козлы? Так это я добрый. Завтра я вас распакую по концлагерям.
По нему стреляли минимум с двух позиций, причем слева била уже короткая очередь. Он огрызался одиночными, экономя запас.
- Подожди, щас мы их угондошим на хер! - заорали поблизости.
Из лесочка выкатил БТР. Пару раз дернулось огнем, и все стихло. Двое недругов полегли сразу, третий пытался было бежать, подраненый и обезумевший. Несчастного положили аккуратным выстрелом в голову. Перестал подранок дергаться, снесло подранку ровнехонько половину черепа. Щелк и разбили кость, выплеснулся мозг, отлетела душа, если, конечно, у разных сук бывает душа...
Из бэтээра выпрыгнул незабвенный Илюха.
- Поехали на базу, - обнял он старину Шопенгауэра. - Отбухаемся в дым, сегодня у нас - святое дело. Бухал хоть раз с нашими?
Артур глядел на славного мужика, на легенду, спасителя, гордость большой земли. Слез не сдерживал, даже не пытался.
- Ладно, ладно, - Илюха отечески трепал его по загривку.
- Поехали, - весело сказал Шопенгауэр.
- У нас и девки есть, - зевнул подоспевший Леха. - И водяра. И косячок. И тушенки со сгущенкой завалом. И антенна спутниковая. Такая уж она, лесная житуха.
- Я знаю, что вы пассионарные парни, - скромно сказал Шопенгаэур.
- Надеюсь, что это не оскорбление, - рассмеялся Илюха.
А Шопенгаэур просто расхохотался. Смешливый стал с некоторых времен. Пальчик такому покажи - обхохочется. Можно и не показать, все равно обхохочется. Нельзя ставить веселое настроение в зависимость от внешних факторов. Причина смеха - всегда в тебе. Человек ведь всегда смеется над одним и тем же, и не над чем другим, только не признается себе, всякий раз полагая, что смеется над новым. Ну да, конечно, ситуация другая, повод другой, а смеешься над тем же. Есть вот люди, которые никогда не смеются, ни в какой ситуации, а есть - которые смеются всегда, хоть убивай ты их. Шопенгауэр хотел походить на последних, здорово это - хохотать на собственных похоронах, красиво и по-мужски. Красиво и по-мужски никогда-никогда не быть серьезным, кроме самых, конечно, пиковых ситуаций, кроме прикосновения к самым важным штукам. Их не так много, важных-то штук: любовь, власть, бессмертие... Что еще? Красота, знание, мастерство. Наверное, деньги, но только чтоб не зарплата, а много. Наверное, секс, но только не абы с кем, а с любимым человеком. Наверное, дружба. Ах да, Шопенгауэр чуть не забыл - смерть и насилие.
Остальное - по большому счету херня, думал он, и по малому счету херня, и по среднему. Лечь бы на стол посреди этой херовушку и залиться отвязным хохотом над снующими мимо.
ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ СПОРЯТ С ИММАНУИЛОМ КАНТОМ
Всем заправляет главный Предиктор. Татаромасоны чтят своего вожака, отдают ему честь и много чего еще. Лицезреть Предиктора считается огромной удачей. А уж говорить с ним, или дотронуться до него, или поцеловать в щечку! Предиктор - большой человек, чего уж там...
А вы его видели? - спрашивал заинтригованный Шопенгауэр. Видеть суку не видели, но слышал с рождения, объяснял Добрыня, хлебая неиссякаемый муромский портвешок. Меня мамка этим козлом в детстве пугала. Вот и вырос ты запуганный как зверушка, печально разводил руками поповский сын. Но-но, зыркал старшой на Леху.
А что, не дает поганец спокою? - любопыствовал гость. А то, отвечали хором. Ночами посевы топчет, как свинья, сетовал сам Илюха. Народную стройку подорвал на соседнем хуторе, вспомнил Добрынюшка. Стекло, гад, сует в народное масло! - брызгал Леха слюной. А откуда известно, что это он? - не отставал настырный немчура.
Ясно дело, что не он, говорили наивному. Как сам не понимаешь? Шестерки его беспредельничают. Агентура вредоносит. Засланцы под каждым кустом. Предиктор - это сила, вздыхали мужественные.
Поотвинтим ему рога, твердо сказал Шопенгауэр. И не таким умникам откручивали. Узнать б только, где вражина гнездо свил. Да и нагрянуть всей братвой, положить охрану мордой в пол, а злодеюку вывести под белы рученьки. И предать под народный суд. А ежели упираться вражина станет, завалить его прямо там, козла, контрольным в черепушку.
- Вот это дело, - сказал Алеха. - Это я понимаю.
А сапог-то, чай, повкусней веревки?
Грызи, женушка, че дают!
- Ненавижу мерсы S-класса, - говаривал пацан в кургузом пиджачке. Чего в них хорошего-то, в мерсах? Дорогие, черти. <Линкольн> в два раза подешевле, а размером покруче будет. Ну их, шестисотые, выпендреж один. А я парень экономный, на старость коплю.
- Знаете, чего нужно делать с правительством? - предлагал оратор. Надо по справедливости. Закопать живьем в землю.
- Ха-ха-ха, гы-гы-гы.
Так хохотал на это Артур Шопенгауэр.
<Я забыл на секунду: чтобы здесь был свет, ток должен идти по нам>, поделился Гребенщиков.
Мераб Мамардашвили аплодировал и смеялся.
<А жизнь - только слово, есть лишь любовь и есть смерть>, - напомнил Цой.
Он уже умер.
<В каждой любви, кроме любви, есть еще много чего!> - вставил Григорян.
А покажите-ка нам лучше канатного плясуна! - бесновалась публика.
Делать нечего, вышел ей и плясун.
- Ну так вот, - скулил Васюха. - Я с ними договор подписал, понимаете, ДОГОВОР. С жуликами-то, с МММ проклятущей. Ну а они? Договор ведь подписан! Нельзя ведь обманывать! Почему государство не возмещает, почему не гарантирует, почему не за людей? Договор ведь подписан, а государство не возмещает.
Артур Шопенгауэр был внимателен и осторожен к жизни простых людей. Он ходил в толпу, говорил с лысыми стариками, пропускал вперед беременных женщин, подносил тяжелые сумки школьницам и пенсионеркам, задавал вопросы, отвечал на вопросы - делал вид, что познавал жизнь. Выслушал он Васюху, порыдал тот у него на плече, излил свою душу.
ТАК ХОХОТАЛ ШОПЕНГАУЭР
Русская антинародная былина, она же книга для всех и ни для кого
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Артур Шопенгауэр - мессия, пророк, Спаситель и т.д.
Вторник, он же Ромуальд Адрианович Пуговкин, он же Александр Александрович Железов, он же Бомж и Ученик - депутат Государственной Думы, председатель РПНД, кандидат в президенты
Алеша Попович
Добрыня Никитич - крутые парни
Илья Муромец
Адик и Нап - очень крутые парни
Дюймовочка - симпатичная девушка без комплексов
Предиктор - усталый мужчина 50 лет, тайный лидер мирового масонства
Пахан - заурядный пахан
Щелкопер - заурядный щелкопер
Васюха - мужичок
Малый в Кепчонке - еще один мужичок
Супруга Малого - бабенка вышеназванного мужичка
Христос, Кант, Мамардашвили, Толстой, Набоков, Жириновский, Березовский, Гусинский, Цой, Гребенщиков, Гаусхофер, Юнг, Шредингер, Сталин и остальные - упоминаемые люди
Братва - китежские пацаны
Народ - это народ
Время действия и место: равнины Евразии, примерно 1991 - 1998 гг.
------------------------------------------------------
* Отдельные части этого текста созданы в состоянии транса и с максимальным эффектом могут быть прочитаны лишь в состоянии измененнного сознания.
ПРОЛОГ, В КОТОРОМ ЗАВЕДОМО НЕТ НИЧЕГО СЕРЬЕЗНОГО
Отольются кошке мышкины слезки!
Отольется мышкам мировая контрреволюция!
Отольется неграм мировое китайское владычество!
Отольются русскому народу его исконние душевные качества. Отольется козлу, что нелюдем на свет появился. Отольется козе, что замужем за козлом. Отольется и козлятам расовая неполноценность. Отольется Гегелю мировой прогресс, а Достоевскому лохматая философия. А уж о Толстом промолчу, чего к ночи мудрого поминать? Тому за все сполна отольется, а за вегетарианство - особенно. Оно ведь как по истине-то? Сегодня поросеночка пожалел, завтра сам захрюкал. Сегодня теленочка обласкал, а завтра пошел с ним травку щипать. Человек - это звучит гордо, сказал Васюха, доедая сапог. Хрустит Васюха и радуется, что сапог-то деликатесный, импортный, дезактивированный.
Отольется масонам застарелая возня с розенкрейцерами. Отольется арийцам их добродушие. Отольется пролетариям обгрызенный хвост. Отольются Христу погорелые дурачки-староверы. Отольется иезуитам Жаннушка д'Арк. Отольются большевичкам неповешенные буржуи. Отольются либералам красные партизаны. Отольется рейсфюреру СС освенцимская печурка. Отольются Ганди туземские чудеса.
Отольется мировой науке неопознанный лежащий объект. Отольется неопознанному обьекту его опознание. Отольются некросадисту отрезанные уши, вырванные сердца, выколотые глаза. Как же не отлиться-то?
И победит на всей Земле справедливость. Каждому Сеньке - по шапке. Каждой кухарке - по Британской Империи, чтоб поуправляла до счастливого визга. Каждому лоху - рай. Каждому крутому - триста миллионов лохов под начало. Каждому праведнику - твердость в вере. Каждому безбожнику разврат да вино. Каждому мужичку - избранницу. Каждой бабе - по зубам. Вру, конечно, каждой бабе - по заморскому принцу. Чтоб на черном <кадиллаке> и трахал до одури. И чтоб начитан был, и не абы как!
Каждому Энгельсу коммунизм. Каждому Христу воскресение. Каждому вору везение. Каждому оперу пять тысяч выловленных воров. Каждому мечтателю воплощение. Каждому алкашу почет и уважение, народная любовь и посмертная слава. Чтоб детей водили к памятнику и поучали, тыкая взрослым пальцем: смотрите, сопливые, захоронен здесь сам Ван Ваныч, богатырь-мужик: поллитру за раз выдувал и плакал: еще хочу: выдувал еще поллитру и на следующий день снова: и так протянул полвека: прославил страну и загнулся в неравной схватке с болезью храбрых. Вот вам, щенки, повесть о Настоящем-то Человеке.
Пусть у каждого шахтера заведется джип. Пусть каждая поселковая училка вырастит Ломоносова. Пусть каждый прыщавый повстречает в жизни Большую Любовь. Пусть каждый маньяк вволю нарасчленяет трупов. Пусть никто никого не обидит. Пусть всегда будет солнце, мама, я.
Всегда будет мир да весна, трава да птицы, водка да хлеб. Каждый встречный - брат, а если встречная - то сестра. Под каждым кустиком дом, а в Швейцарии недвижимость.
И каждая капля дождя таит в себе очищение, отмену грехов, приглашение к жизни и обновлению. И каждый человек - это свято, потому что в каждом частица Бога, а святость Бога не подлежит обсуждению. Напомним, каждый потенциально Бог. Надо только разбудить в себе тишину и вспомнить забытое. И вот тогда каторжники и лиходеи обращаются в двенадцать апостолов.
Что еще?
Большому кораблю - большое корыто.
Большой свинье - большую поляну.
Маленькому человечку - большое счастье, до хрена счастья, полные штаны счастья, счастья до тошноты. Чтоб он, бедняга, уже и несчастья возжелал, а ему, сиротливому, все равно - Счастье: на, бери, подавись.
Каждой басне хэппи-энд. Каждому веку счастливую концовку. Каждой судьбе заслуженную нирвану. Каждому ребенку стать взрослым. Дураку поумнеть. Слабаку посильнеть. Пожилой толстухе выиграть конкурс миссис Галактика. Ну и конечно, каждому познать внеземные цивилизации. Без этого никак, кранты без этого, это - как пить дать.
Ну и здоровьичка всем. Чтоб голова с перепою не тужила, чтоб сопли Волгою не текли, печенка не грустила и аппендикс на жизнь не жаловался. А деньги разделим по-честному: хорошим дадим по-хорошему, остальнм дадим чуток меньше, на закупку ГСМ хватит - и довольно с них. Дальше пусть сами разбираются.
Главное: всем сетрам по серьгам.
Всем - Знания.
Чтоб не таращился мужик на Логос как баран на новые ворота. Чтоб малолетки познали не только контрацептивы, но и абстрактные законы, по которым крутится мир. Чтоб поняли: нет в философии ничего абстрактого, все конкретно, а абстракция - та сетка, которую ты набрасываешь на жизнь, и жизнь ловится в нее, сучит лапками, машет хвостиком, но уйти не может, сетка берет ее целиком.
Главное, чтоб у всех проснулось желание. И не только нарушить пресловутые десять заповедей, но и чего посерьезнее: заняться, скажем, саморазвитием.
Будет вам тогда любовь да весна, ромашки и одуванчики, розы и незабудки, счастливые семьи и сытые глаза, у кухарок - по Британской Империи, у бомжат - шелестящие пачки денег, у всех - по достойной жизни и любимому человеку.
Только зачем вот?
Ерунда какая-то получается.
Империя одна. Денег мало. Не все умеют любить. А постоянная весна нонсенс. И не всем доставляют удовольствие одуванчики. И зачем это училке растить Ломоносова? Сам вырастет, чай, не дурак. И что значит: каждому прыщавому Большая Любовь? А убивать кто будет? А насиловать? А кто нам в терзаниях будет толкать науку?
Сохнет бедная наука-то, грызет сухарь.
А чем занимается счастливый в любви?
Любовью, конечно, если не чудильник, как А.А.Блок.
А наука тем временем - сохнет!
Человечеству просто дозарезу потребны несчастные в любви, а также нищие и неудовлетворенные, агрессивные и вонючие. С несчаст ными в любви разобрались...
А чего это нам нужны нищие?
А чтоб революции делать. Стоит у власти чудолох типа Николая Второго, а его хоп - к расстрелу со всей семейкой. А чтоб знал, мудила, как народцем заправлять правильно. С народцем как надо? А как Нап поступал. Стоял он у королевской резиденции, а там козлы-санкюлоты бунтовались, 1790 год на дворе. Орали чего-то санкюлотское, про свободу все поди, про равенство да про братство. Всякую хрень, короче, несли: они, мол, тоже люди, прав им, бедным, подавай. Во блин, подумал Нап, чего санкюлоты хотят-то. А не много ли пидарятам надобно? Сюда бы батарею, облизнулся артилерийский офицер Нап. Человек пятьсот разложить на кровавые кусочки, остальные наладятся. И возлюбят снова короля-батюшку. Но нет, убоялся монарх батарею выкатить. Размазня он, Людовик-то. Вот за невыкаченную пушку его и гильотинировали. Вместе с супругой, само собой. И подвальный расстрел смиренного Николая со всем пресвятым семейством - единственное, что марксисты сделали верно.
(На взгляд Бога марксисты ВСЕ делали правильно, вообще все, за что ни брались. Священников, например, убивали. И эсэсовцы все делали правильно. И гестаповцы. И штурмовики Рэма. И инквизиторы нормально с колдунами боролись, под самый корешок изводили всяких свободоборцев. Поясню: мы в некой плоскости, где человеческие оценки не работают, там их нет, не та плоскость. Просто все, что происходит, то происходит. Если Чикатило резал девочек и мальчиков, то все равно происходит то, что происходит. Чикатило - само собой, это нормально. Если скажите, что Чикатило - это ненормально, то это не значит, что прав кто-то из нас. Это значит, что вы в другой плоскости. Если сердитесь - ваши проблемы, как говорят циничные заокеанские англосаксы. Если сердитесь, что вам говорят банальности - прошу простить. Таких, как вы, не так много, и вы прекрасно об этом знаете. А Васюха, между прочим, все сапогом хрустит, лопает и слюнки пускает, вкусный он - простяцкий сапог.)
Еще о нищих? Нищий нужен, чтоб карась не дремал. Нищий нужен, чтоб свинья не телилась. Нищий нужен, чтоб летним утром заморить в лесу червячка. Нищий нужен, чтобы веточкой на песке выводить бессмертные строки. Нищий нужен, чтобы крутой мужик посмотрел на него и вдучиво произнес: во бля, какой я крутой! Он ведь, бедолага, и не расчухает, что крутой, не будь рядом нищего. А так смотрит на него крутой и радуется. И всем хорошо. Нищему тоже радостно: смотрит он на крутого и думает себе: а ведь трудом-то праведным не наживешь палат каменных: стало быть, на верном я пути, а вон тот крутой на неправедном.
И не вздумайте голь перекатную изводить! Без нее никак. Без нее и рыбку не вытащищь из пруда. Без нее и вода под лежачий камень не потечет. Без нее и работа в лес не убежит, одним словом - никуда без нее. А экономисты пугают, и министры пугают, и народные депутаты: изведем-таки голь перекатную, сделаем всех довольными и круглыми, сытыми и гуманными, богатыми и толерантными, догоним Арктику по уровню взрослой жизни и Зюганду по уровню детской смертности. Не думают, охальники, чего говорят. Зюганду они нам догонят...
А еще нищие могут баррикаду построить. Вот потехи-то!
А вот как быть с агрессивными и вонючими, они-то зачем нужны, какая жизни в них надобность, какой толк и польза практическая?
А большая.
Постучите - и откроется вам.
В жизни ведь все нужно, и такие, и сякие, и серо-бурые, и голубые, и красные, и бог весть какие. Тут доказывать не надо, самое главное, все без нас все доказано и за нас, и не за один миллиард лет до рождества Христова.
Разумеется, говорил Заратустра, а Лао-цзы с Буддой сидели рядком и подмигивали. Соглашались, наверное.
Только справедливости не надо и счастья.
А то с ними одна хреномуть.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ШОПЕНГАУЭР МАТЕРИТСЯ
А ну-ка посмотрим, кто на водочку силен, сказал Добрыня Никитич, спрыгивая с ретивой кобылки. А у меня муромский портвешок, горланил Илюха. А ну-ка посмотрим, кто в ответе, прищурился Лаврентий Палыч. Никак, татаромасоны? А ну-ка посмотрим, кто поумнее меня, захохотал Шопенгауэр, всаживая пулю в десятку.
И это было только начало...
Дюймовочка занималась с жабой лесбийской любовью. Это доказано Гаусхофером, Юнгом и Шредингером. Три разных метода, три жизни, три пути. Три стиля доказательства. Жаба геополитична, символизируя семитскую расу и ее проникновения в Шамбалу. Жаба - архетип. В то же время жаба подчиняется общим закономерностям, характерным для волновой функции. Жаба частица. И в то же время - волна. И в тоже время существо, которое хочет любви. Хотя бы от Дюймовочки, если нет под рукой или под ногой царевича-паренька. Так хочется любви, в конце-то концов. Дюймовка ведь современных взглядов. Так и ласкали они друг друга три дня и четыре ночи, в принципе - две гетеросексуалки.
Нап умел и любил разговаривать с большой массой людей. Риторический прием один, сказывается основная профессия: батарейка ставится напротив и начинается задушевное. Нап славился своей лаконичностью. Немногие решались беседовать с ним начистоту. Переспорить было невозможно. Только циклоп Кутузов убедил, что больше понимает в национальных особеностях родной географии. Бородино, кстати, выиграл Нап. И по жизни Нап выиграл. У того же Кутузова. Толстой этого не понял и не отразил. Или не захотел отразить. Он не раскрыл образ, а за это на выпускных сочинениях ставят два. Ладно, кто мудреца к ночи помянет - тому глаз вон...
Адик более внятный вегетарианец. Он не хотел второй мировой. Зубами грыз ковер, когда узнал, что Франция и Англия ее начали. Он не желал нормальным странам ничего ненормального. Своего хотел парень: Чехии, Польши, Австрии. Умные демократы его подставили. Пришлось драться и кого-то побеждать. Потом его взяли грубым числом: так в школьном саду пятеро верзил забивают смелого одиночку. Но правильная одноклассница выберет одиночку, а не тех, кто его побил... История тоже выбрала побежденного Адика. А с Россией просто. С Россией мы были правы, и он был прав. Мы были правы, когда хотели первыми - не наш смельчак-то был, ох, не наш. Он был прав, когда ударил первым. Пошел замес. Но войны-то все равно не хотел, мириться пробовал. Сталин посылал его на хер...
А я вот самогончика притырил, заорал с порога Алеша Попович. Че, мужики, бухаете без меня? Садись, садись, Леха, хлопнул Муромец по спине. Давай, налей родимой, по пятьдесят грамм, за Соловушку. Нескладно вышло-то, мужики. Ну да ладно, помянем. Вторую за Отчизну, ну а третью, братишки - за наше братство.
<Татаромасоны?> - оживился Иосиф Виссарионович. Да, да, они самые, подлецы. Сосо знал, чего творил - изводил народец под корешок. А народец визжал кайфоватым визгом. Народец балдел, когда ему надевали стальной ошейник и снимали со стены сыромятную плеть. Народец улетал душой в рай, когда стальные шарики вспарывали ему спину. Народец стонал, когда все тело пронзала родная боль. Народец чувствовал, когда сапог сдавливал ему горло, народец хрипел и извергал горячую сперму... Сосо умел доставлять людишкам удовлетворение.
Итак, татаромасоны. А скажи-ка, Лаврентий, кто из наших ближайших товарищей состоит в татаромасонской ложе? Ха-ха-ха, смеялся Лаврентий, ха-ха-ха, да все они там состоят с 1905 года. Все как один, сукины дети, даже Лазарь, даже маршал Советского Союза Жуков... А почему ты раньше молчал о татаромасонском сговоре? - по-отечески щурился друг детишек. Конспирировались, вздыхал Лаврентий Палыч.
Деяния татаромасон ужасны. Взять хотя бы татаромасонское иго, три столетия истощавшее Русь. А убийство Петра Третьего, возжелавшего покончить с татаромасонством? А кто сказал Дантесу, что Наташа шлюха и всем дает? А кто народного заступника и кумира Николая Чернышевского подвел под арест? Кто вывел в люди Гришку Распутина? Кто втянул нас в бестолковую и кровавую бойню четырнадцатого года? Кто подставил адмиралов в Цусимском бою? Кто, наконец, стравил белых с красными? Кто топил в пруду благородных дев, а затем кивал на комиссаров? Кто назюкал Фанни Каплан пульнуть в доброго царя?
Ответ прост, как и все ответы на земле.
Ну нет, рявкнул Артур Шопенгауэр, моментально передергивая затвор. Есть очень сложные вопросы и очень сложные ответы на них. Яйца курицу не учат, настаивал он, опустошая магазин <беретты>. Было заметно, как современное оружие прекрасно чувствует себя в руках давнего человека. Пистолет мурлакал и жмурился, а Шопенгауэр нежно чесал его за ухом. Они были одним целым - человек и его оружие. Пришлись впору и полюбили друг друга.
А уж как изощрялась в любви Дюймовочка! И так она подругу свою нежила, и этак, и такое ей шептала, что словами не описать и пером не высказать... И целовала ее, и баюкала, и колыбельные напевала, и в обнимку спала. Просыпались односекундно, чтоб скорее вернуться и подольше не отпускать.
А Васюха свой сапог дожевал. Причмокнул от удовольствия, и за вторым под лавку полез. Хотела жена вмешаться, отобрать такой вкуснятины да испробовать. Ан нет, Васюха сказал, идика-ка ты, милая, восвояси. Хрен тебе. Не бабье это дело, сапогом-то закусывать. На вот лучше, веревку погрызи, что ли...
А выпьем-ка, братаны, за князя. Делать нечего, опрокинули стопари за Красное Солнышко. А выпьем-ка за Чернигов. А за Господина Великий Новгород? А за баб? А Змеюшку помянуть? Уклюкались, короче, по-черному...
Нап разговорки разговаривать не любил. А особенно, если попусту. Женщины стояли в очередь, заходила одна... <Заходите, раздевайтесь, ложитесь>, - говорил Нап, не поднимаючи головы. Сидел за столом, писал, думал. Как же так, кричала красивая, я же великая актриса. Ну и что, мать твою? Не ценил Нап подобного выпендрежа.
Татаромасоны всюду. В троллейбусах, в парках, под заборами и в Кремле, на вечерних балах и военных сборах. Простые татары от них тоже страдают. Не меньше, поди, чем простые чукчи и австралопитеки. Главное здесь - не впасть в огульный национализм. Мы, патриоты, ничего не имеем супротив татар, они нам как соседи со времен мамаевских... Подлинный червь татаромасон! От незваного гостя и заурядного чингизида он отличается по ряду характерных примет.
Курица не баба, сапоги не сожрет.
<Ну какое же извращение, - думала Дюймовочка, - если это любовь?>
- Я долго пытался понять, - говорил заезжий мужик, - чего это мы так странно живем? Не совсем хорошо живем, хочу я сказать. Климат вроде ничего, земля обильна. Да порядка в ней нет! Пришлите хоть кого, что ли.
- Ладно, будет вам мандарин, - сказали китайцы.
- И муэдзин, - добавили арабы.
- Чтоб не перессорились, их разделит миротворческий корпус НАТО, подытожил госсекретарь.
- Ой, спасибушки! - завопил мужик
И пошла в земле русской житуха куда более странная...
- Лично я похмеляюсь пивком, - сказал Илюха, а Нестор вовремя подсуетился и записал этот примечательный факт.
Тяжела и неказиста жизнь простого летописца, да ведь? Всегда приходится считать, что какой-то парень важнее тебя. Его слова исторические, а твои - нет. Ты ведь так себе, пишущая машинка. Это чрезвычайно огорчало Нестора. Поэтому он так много фальсифицировал. Перевру, думаю, исторические слова, авось и мое в истории сохранится.
На самом деле, конечно, похмелялся Илюха водой колодезной...
А вот Добрыня и в самом деле пивком.
Только Алеша предпочитал похмеляться с утреца свеженькой басурманской кровью.
Выйдет в чисто поле, зарежет кого, и похмеляется. Тем и славен был в свое время, так и называли Алеху - герой, мол, своего времени.
Когда в древлянские земли вошел миротворческий корпус НАТО, все трое бросили родные дома и предпочли соленую партизанскую участь.
- Ты всегда будешь такой нежной? - пытливо спрашивала подруга Дюймовочку.
- Я тут подумал, - объявил Шопенгауэр, тренированно всаживая пули в мишень. - Не пора ли переосмыслить? Я пересмотрел, суки. Вчерашняя тоска, на х..., отменяется. Отныне, на х..., все по-другому. И жизнь хороша, и жить хорошо. Забил косячок и радуешься. Зашибил человечка и балдеешь. А уж работенку какую провернул - вообще кайф, до конца дней своих. Не убили - счастлив. Убили - х... с ней. Какой, бля, пессимизм к собачим херам? На свете столько всего несделанного, столько работы, столько дел - о...еть. Смотрю на все это дерьмо и радуюсь. Мне - поднимать страну из экономического провала. Мне - творить из ничего новую веру. Мне - призвать людей к новой жизни: к яркости и к цвету, к отвязке и к любви, к работе и к подвигу. Мне - создать религию завтрашнего века. Мне - думать об идеологии национальго возрождения. Мне, суки, Хартлэнд на ноги ставить, мне, слышите, ублюдки и долбоебы! Потому что никто, блядь, этого не сделает за меня, все лентяи сонные, или воры, или мудаки, или на содержании у спецслужб.
Невидимые зрители аплодировали. Грохнул выстрел. Ну конечно, кому-то не понравились столь бесстрашные речи, они всегда кому-то не нравятся, как правило, большинству. Еще выстрел, и Шопенгауэр упал, в падении грохотнул из <беретты>. Кто-то закричал. Не нравится, козлы? Так это я добрый. Завтра я вас распакую по концлагерям.
По нему стреляли минимум с двух позиций, причем слева била уже короткая очередь. Он огрызался одиночными, экономя запас.
- Подожди, щас мы их угондошим на хер! - заорали поблизости.
Из лесочка выкатил БТР. Пару раз дернулось огнем, и все стихло. Двое недругов полегли сразу, третий пытался было бежать, подраненый и обезумевший. Несчастного положили аккуратным выстрелом в голову. Перестал подранок дергаться, снесло подранку ровнехонько половину черепа. Щелк и разбили кость, выплеснулся мозг, отлетела душа, если, конечно, у разных сук бывает душа...
Из бэтээра выпрыгнул незабвенный Илюха.
- Поехали на базу, - обнял он старину Шопенгауэра. - Отбухаемся в дым, сегодня у нас - святое дело. Бухал хоть раз с нашими?
Артур глядел на славного мужика, на легенду, спасителя, гордость большой земли. Слез не сдерживал, даже не пытался.
- Ладно, ладно, - Илюха отечески трепал его по загривку.
- Поехали, - весело сказал Шопенгауэр.
- У нас и девки есть, - зевнул подоспевший Леха. - И водяра. И косячок. И тушенки со сгущенкой завалом. И антенна спутниковая. Такая уж она, лесная житуха.
- Я знаю, что вы пассионарные парни, - скромно сказал Шопенгаэур.
- Надеюсь, что это не оскорбление, - рассмеялся Илюха.
А Шопенгаэур просто расхохотался. Смешливый стал с некоторых времен. Пальчик такому покажи - обхохочется. Можно и не показать, все равно обхохочется. Нельзя ставить веселое настроение в зависимость от внешних факторов. Причина смеха - всегда в тебе. Человек ведь всегда смеется над одним и тем же, и не над чем другим, только не признается себе, всякий раз полагая, что смеется над новым. Ну да, конечно, ситуация другая, повод другой, а смеешься над тем же. Есть вот люди, которые никогда не смеются, ни в какой ситуации, а есть - которые смеются всегда, хоть убивай ты их. Шопенгауэр хотел походить на последних, здорово это - хохотать на собственных похоронах, красиво и по-мужски. Красиво и по-мужски никогда-никогда не быть серьезным, кроме самых, конечно, пиковых ситуаций, кроме прикосновения к самым важным штукам. Их не так много, важных-то штук: любовь, власть, бессмертие... Что еще? Красота, знание, мастерство. Наверное, деньги, но только чтоб не зарплата, а много. Наверное, секс, но только не абы с кем, а с любимым человеком. Наверное, дружба. Ах да, Шопенгауэр чуть не забыл - смерть и насилие.
Остальное - по большому счету херня, думал он, и по малому счету херня, и по среднему. Лечь бы на стол посреди этой херовушку и залиться отвязным хохотом над снующими мимо.
ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ СПОРЯТ С ИММАНУИЛОМ КАНТОМ
Всем заправляет главный Предиктор. Татаромасоны чтят своего вожака, отдают ему честь и много чего еще. Лицезреть Предиктора считается огромной удачей. А уж говорить с ним, или дотронуться до него, или поцеловать в щечку! Предиктор - большой человек, чего уж там...
А вы его видели? - спрашивал заинтригованный Шопенгауэр. Видеть суку не видели, но слышал с рождения, объяснял Добрыня, хлебая неиссякаемый муромский портвешок. Меня мамка этим козлом в детстве пугала. Вот и вырос ты запуганный как зверушка, печально разводил руками поповский сын. Но-но, зыркал старшой на Леху.
А что, не дает поганец спокою? - любопыствовал гость. А то, отвечали хором. Ночами посевы топчет, как свинья, сетовал сам Илюха. Народную стройку подорвал на соседнем хуторе, вспомнил Добрынюшка. Стекло, гад, сует в народное масло! - брызгал Леха слюной. А откуда известно, что это он? - не отставал настырный немчура.
Ясно дело, что не он, говорили наивному. Как сам не понимаешь? Шестерки его беспредельничают. Агентура вредоносит. Засланцы под каждым кустом. Предиктор - это сила, вздыхали мужественные.
Поотвинтим ему рога, твердо сказал Шопенгауэр. И не таким умникам откручивали. Узнать б только, где вражина гнездо свил. Да и нагрянуть всей братвой, положить охрану мордой в пол, а злодеюку вывести под белы рученьки. И предать под народный суд. А ежели упираться вражина станет, завалить его прямо там, козла, контрольным в черепушку.
- Вот это дело, - сказал Алеха. - Это я понимаю.
А сапог-то, чай, повкусней веревки?
Грызи, женушка, че дают!
- Ненавижу мерсы S-класса, - говаривал пацан в кургузом пиджачке. Чего в них хорошего-то, в мерсах? Дорогие, черти. <Линкольн> в два раза подешевле, а размером покруче будет. Ну их, шестисотые, выпендреж один. А я парень экономный, на старость коплю.
- Знаете, чего нужно делать с правительством? - предлагал оратор. Надо по справедливости. Закопать живьем в землю.
- Ха-ха-ха, гы-гы-гы.
Так хохотал на это Артур Шопенгауэр.
<Я забыл на секунду: чтобы здесь был свет, ток должен идти по нам>, поделился Гребенщиков.
Мераб Мамардашвили аплодировал и смеялся.
<А жизнь - только слово, есть лишь любовь и есть смерть>, - напомнил Цой.
Он уже умер.
<В каждой любви, кроме любви, есть еще много чего!> - вставил Григорян.
А покажите-ка нам лучше канатного плясуна! - бесновалась публика.
Делать нечего, вышел ей и плясун.
- Ну так вот, - скулил Васюха. - Я с ними договор подписал, понимаете, ДОГОВОР. С жуликами-то, с МММ проклятущей. Ну а они? Договор ведь подписан! Нельзя ведь обманывать! Почему государство не возмещает, почему не гарантирует, почему не за людей? Договор ведь подписан, а государство не возмещает.
Артур Шопенгауэр был внимателен и осторожен к жизни простых людей. Он ходил в толпу, говорил с лысыми стариками, пропускал вперед беременных женщин, подносил тяжелые сумки школьницам и пенсионеркам, задавал вопросы, отвечал на вопросы - делал вид, что познавал жизнь. Выслушал он Васюху, порыдал тот у него на плече, излил свою душу.