Страница:
Губы девушки зашевелились. Я нагнулся к самому ее лицу, вслушиваясь.
– И повесить-то как следуют не умеют… – сипло прошелестела она. Голос звучал тихо-тихо, почти неслышно; часть слов я угадал по движениям губ. – Он там.
– Кто? Ленька?
Круглый подбородок отрицательно качнулся из стороны в сторону. Девушка сморщилась.
– А кто?
– Дэв. Каждый вечер… Ленчик все болтается… а я одна… с ним… одна…
Это заговор: я, Лиза и то, что прячется в костяном шаре… Мне нестерпимо жалко ее – маленькую, измученную, с нелепыми малиновыми лохмами. Если Сашка не врет, то Матрик был талантливее нас всех. Я видел его на одной из ранних фотографий: коренастый, лохматый, в промокшей насквозь черной футболке. На сцене он не играл – сражался, горел, кипел. Силы ого-го! Драйв даже сквозь фотку заводит!
Вот кого ты искала, глупая девчонка… А он тебя предал.
Осталась лишь грязная унылая квартира.
С дэвом в дальней комнате.
И гитарой.
Той самой.
Я отправился в спальню. На пожелтелой двери алела нарисованная фломастером руна. Кнопками прилеплена дешевая янтра из магазинчика «Путь к себе», на гвоздике брелок – оскаленная черепушка с желтоватыми трещинками на затылке. Я чуть не рассмеялся. Конечно. Как еще спасаться от демонов рок-гитаристу?
– Брелок кто заговаривал?
– Асмика. Она у этих занимается… у космопсихоэниаэнергетиков.
Бредовое название Матрик выговорил, не картавя и не запинаясь, – крепко, значит, в мозги въелось. К дзайану не могли пойти, придурки… Я осторожно потянул за ручку.
Темная щель выбросила облака пыли. Передо мной открылась запретная комната: царство пыльных полос, рвущихся сквозь жалюзи, плесневелых бород на стенах, затхлого воздуха.
Ноги по щиколотку утопали в плесени. Шорох и движение я не слышал – улавливал затылком. Вот что означает «волосы дыбом»… Крысы перекатывались теннисными шариками; их писк затихал по углам. Я остановился, пережидая. Сердце гулко бухало в груди, кончиках пальцев, коленях, пятках. Казалось, тело исчезло, оставив лишь удары.
Я нащупал в кармане костяную резьбу амулета. Огненный силуэт согрел тело; комната окрасилась в золотые и лимонные тона. На кровати сидела пухлая тварь в морщинистой слоновьей коже.
Интересно, кто за стенкой живет? Вроде бы какой-то учитель. Тварь явно ведь оттуда вылезла. Я сдернул с окна пыльную штору, впуская в комнату солнечный свет. Дэв закачался, словно пламя свечи.
А вот и гитара. Элегантные рога, словно драконьи клыки, ручки блестят. На боку цвета спелой сливы радужный блик. Дэв потянулся навстречу, защищая инструмент. Облезешь, тварь! Я пошел к гитаре прямо сквозь чудовище.
Огненный силуэт коснулся дэва, оставляя на заскорузлой шкуре угольные следы. Взвыв, чудовище нырнуло в стенку. Ну и скатертью дорожка!
Я уселся на кровать, чтобы рассмотреть гитару. Это действительно «Ibanez RG 570», не соврал Ленька. Сделан в Японии в 2001 году на фабрике Fujigen – так написано на голове грифа сзади, там, где серийный номер. Лады почти не стерты, металлические части блестят, как новенькие. Япошки на лаке экономят, но тут ни царапин, ни сколов краски. Гриф и флойд тоже вполне себе, никаких следов бесчеловечных экспериментов или чудовищных нагрузок.
Так что же, Матрик на ней совсем не играл?
– Слышь, Ленька? – позвал я. – Чехол где?
Матрику было не до меня. Лизу забирали в больницу, и он метался по квартире, разыскивая ее вещи. На полу валялись джинсы, свитера, женские рубашки, трусики. Сама девушка стояла, понурившись, возле дверей. Она уже успела умыться и переодеться в уродливое серое платье.
Я показал Лизе гитару. Взгляд девушки ожил; узнала, значит. Вот и хорошо. Спальня чистая, дэв туда не сунется. А гитару я заберу. Это по-честному. Такое сокровище Матрику оставлять нельзя!
И деньги отдам.
Я выгреб из кармана мятые десятки и, не пересчитывая, сунул Леньке. Тот сомнамбулически кивнул. Чехол от гитары лежал здесь же, на полу. Я уложил гитару, взял сумку и выскользнул из квартиры.
Больше всего на свете мне хотелось вымыться. Влезть под душ и отскрести себя по полной программе. «Ибанез» «ибанезом», это, конечно, мировое сокровище, но час в гостях у Леньки… бр-р-р!
По лестнице я взлетел вихрем. Ворвался в свою квартиру, на ходу скидывая кроссовки и носки. Холостяцкий беспорядок, еще вчера так меня возмущавший, показался мне милым и уютным.
Банки из-под пива у меня на полу не валяются. Да и презервативов на подоконнике не налипло. Вот это жаль, конечно… Я скомкал рубашку и джинсы, запихал в пластиковый бак, куда скидываю грязное белье, влез под душ. Гитара пусть пока полежит, потомится. Ею займусь позже, а пока…
Амулет!!!
Такого страха я давно не испытывал. Голышом, оставляя на исцарапанном паркете мокрые следы, я бросился к баку. Джинсы сморщились шляпкой гриба-дождевика; я не сразу нашел нужный карман. Шарик оказался на месте.
Я вытащил его и прижал к груди.
Все, господа аснатары… Не было побега, ошибочка вышла. Подозреваемый вновь под присмотром бдительного Вайю.
Домывшись, я взялся за сокровище. Раскрутить до винтика, осмотреть, ощупать – это мой бзик. Обожаю всякие надписи на гитарах, где нетвердой рукой мастера поставлен оттиск с датой и еще каким-нибудь номером доски. От надписи «Made in Japan» на звукоснимателе я просто млею. Музыканты меня поймут. На пятке грифа надпись «ARG570», на корпусе в месте крепления – «2001-11», строкой ниже «RG570-03». И чтобы докопаться до всего этого, надо гитару обязательно раскрутить и разложить на столе.
Скоро обнаружилось, что зверь мне достался раненый. От стальной втулки, в которую уходят болты, держащие флойд, змеилась трещина. С одной стороны она проникала вниз на глубину втулки, затем сворачивала параллельно пружинам. С другой – ныряла в гнездо хамбакера на полтора сантиметра вглубь.
Стукнули мое сокровище. Или же пробовали ставить струны немереной толщины? Наивные. Если стукнули, то непонятно, почему нет следа на флойде… Может, в тот момент она была в чехле?
В любом случае, так оставлять нельзя. Втулка держится неплотно, вылезает из гнезда. Сейчас мы ее эпоксидкой – чтобы на веки вечные. Гриф немного болтается – ну, так это из-за толстых отверстий под крепежку. Я нащепил своим «андужаром» спичек, вставил и завинтил болты.
Все.
Мертво.
Других повреждений нет. Осталось натянуть струны, настроить и можно играть. Только время, время… В заоконный мир спустилась тьма, тот сумеречный осенний вечер, когда неясно, продолжать ли дневные дела или готовиться к ночи, а я все вожусь с «ибанезом».
Мобильник на столе ожил. Я снял наушники и нажал кнопку вызова. В динамике зашуршал (как он мне надоел!) голос Матрика:
– Вексище, ты?! Ну, свушай, бвин. Пхуха! Пхуха немегяная!
– Чего тебе?
– Пгет мне конкгетно, не повегишь!
И Ленька вывалил на меня все свои радости. Ему действительно поперло: кредиторы его поразбежались, как-то вдруг внезапно стало хорошо с работой. Бедняга на меня чуть не молился – по его словам, это я пришел и принес ему три горы удачи!
Положив трубку, я достал шарик.
Как, оказывается, легко приносить людям счастье… Это ведь мой первый день испытания. Сегодня и завтра я творю добро, а потом…
Так что я сижу? Надо оторваться по полной!
Вставайте, граф, нас ждут великие дела!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– И повесить-то как следуют не умеют… – сипло прошелестела она. Голос звучал тихо-тихо, почти неслышно; часть слов я угадал по движениям губ. – Он там.
– Кто? Ленька?
Круглый подбородок отрицательно качнулся из стороны в сторону. Девушка сморщилась.
– А кто?
– Дэв. Каждый вечер… Ленчик все болтается… а я одна… с ним… одна…
Это заговор: я, Лиза и то, что прячется в костяном шаре… Мне нестерпимо жалко ее – маленькую, измученную, с нелепыми малиновыми лохмами. Если Сашка не врет, то Матрик был талантливее нас всех. Я видел его на одной из ранних фотографий: коренастый, лохматый, в промокшей насквозь черной футболке. На сцене он не играл – сражался, горел, кипел. Силы ого-го! Драйв даже сквозь фотку заводит!
Вот кого ты искала, глупая девчонка… А он тебя предал.
Осталась лишь грязная унылая квартира.
С дэвом в дальней комнате.
И гитарой.
Той самой.
Я отправился в спальню. На пожелтелой двери алела нарисованная фломастером руна. Кнопками прилеплена дешевая янтра из магазинчика «Путь к себе», на гвоздике брелок – оскаленная черепушка с желтоватыми трещинками на затылке. Я чуть не рассмеялся. Конечно. Как еще спасаться от демонов рок-гитаристу?
– Брелок кто заговаривал?
– Асмика. Она у этих занимается… у космопсихоэниаэнергетиков.
Бредовое название Матрик выговорил, не картавя и не запинаясь, – крепко, значит, в мозги въелось. К дзайану не могли пойти, придурки… Я осторожно потянул за ручку.
Темная щель выбросила облака пыли. Передо мной открылась запретная комната: царство пыльных полос, рвущихся сквозь жалюзи, плесневелых бород на стенах, затхлого воздуха.
Ноги по щиколотку утопали в плесени. Шорох и движение я не слышал – улавливал затылком. Вот что означает «волосы дыбом»… Крысы перекатывались теннисными шариками; их писк затихал по углам. Я остановился, пережидая. Сердце гулко бухало в груди, кончиках пальцев, коленях, пятках. Казалось, тело исчезло, оставив лишь удары.
Я нащупал в кармане костяную резьбу амулета. Огненный силуэт согрел тело; комната окрасилась в золотые и лимонные тона. На кровати сидела пухлая тварь в морщинистой слоновьей коже.
Интересно, кто за стенкой живет? Вроде бы какой-то учитель. Тварь явно ведь оттуда вылезла. Я сдернул с окна пыльную штору, впуская в комнату солнечный свет. Дэв закачался, словно пламя свечи.
А вот и гитара. Элегантные рога, словно драконьи клыки, ручки блестят. На боку цвета спелой сливы радужный блик. Дэв потянулся навстречу, защищая инструмент. Облезешь, тварь! Я пошел к гитаре прямо сквозь чудовище.
Огненный силуэт коснулся дэва, оставляя на заскорузлой шкуре угольные следы. Взвыв, чудовище нырнуло в стенку. Ну и скатертью дорожка!
Я уселся на кровать, чтобы рассмотреть гитару. Это действительно «Ibanez RG 570», не соврал Ленька. Сделан в Японии в 2001 году на фабрике Fujigen – так написано на голове грифа сзади, там, где серийный номер. Лады почти не стерты, металлические части блестят, как новенькие. Япошки на лаке экономят, но тут ни царапин, ни сколов краски. Гриф и флойд тоже вполне себе, никаких следов бесчеловечных экспериментов или чудовищных нагрузок.
Так что же, Матрик на ней совсем не играл?
– Слышь, Ленька? – позвал я. – Чехол где?
Матрику было не до меня. Лизу забирали в больницу, и он метался по квартире, разыскивая ее вещи. На полу валялись джинсы, свитера, женские рубашки, трусики. Сама девушка стояла, понурившись, возле дверей. Она уже успела умыться и переодеться в уродливое серое платье.
Я показал Лизе гитару. Взгляд девушки ожил; узнала, значит. Вот и хорошо. Спальня чистая, дэв туда не сунется. А гитару я заберу. Это по-честному. Такое сокровище Матрику оставлять нельзя!
И деньги отдам.
Я выгреб из кармана мятые десятки и, не пересчитывая, сунул Леньке. Тот сомнамбулически кивнул. Чехол от гитары лежал здесь же, на полу. Я уложил гитару, взял сумку и выскользнул из квартиры.
Больше всего на свете мне хотелось вымыться. Влезть под душ и отскрести себя по полной программе. «Ибанез» «ибанезом», это, конечно, мировое сокровище, но час в гостях у Леньки… бр-р-р!
По лестнице я взлетел вихрем. Ворвался в свою квартиру, на ходу скидывая кроссовки и носки. Холостяцкий беспорядок, еще вчера так меня возмущавший, показался мне милым и уютным.
Банки из-под пива у меня на полу не валяются. Да и презервативов на подоконнике не налипло. Вот это жаль, конечно… Я скомкал рубашку и джинсы, запихал в пластиковый бак, куда скидываю грязное белье, влез под душ. Гитара пусть пока полежит, потомится. Ею займусь позже, а пока…
Амулет!!!
Такого страха я давно не испытывал. Голышом, оставляя на исцарапанном паркете мокрые следы, я бросился к баку. Джинсы сморщились шляпкой гриба-дождевика; я не сразу нашел нужный карман. Шарик оказался на месте.
Я вытащил его и прижал к груди.
Все, господа аснатары… Не было побега, ошибочка вышла. Подозреваемый вновь под присмотром бдительного Вайю.
Домывшись, я взялся за сокровище. Раскрутить до винтика, осмотреть, ощупать – это мой бзик. Обожаю всякие надписи на гитарах, где нетвердой рукой мастера поставлен оттиск с датой и еще каким-нибудь номером доски. От надписи «Made in Japan» на звукоснимателе я просто млею. Музыканты меня поймут. На пятке грифа надпись «ARG570», на корпусе в месте крепления – «2001-11», строкой ниже «RG570-03». И чтобы докопаться до всего этого, надо гитару обязательно раскрутить и разложить на столе.
Скоро обнаружилось, что зверь мне достался раненый. От стальной втулки, в которую уходят болты, держащие флойд, змеилась трещина. С одной стороны она проникала вниз на глубину втулки, затем сворачивала параллельно пружинам. С другой – ныряла в гнездо хамбакера на полтора сантиметра вглубь.
Стукнули мое сокровище. Или же пробовали ставить струны немереной толщины? Наивные. Если стукнули, то непонятно, почему нет следа на флойде… Может, в тот момент она была в чехле?
В любом случае, так оставлять нельзя. Втулка держится неплотно, вылезает из гнезда. Сейчас мы ее эпоксидкой – чтобы на веки вечные. Гриф немного болтается – ну, так это из-за толстых отверстий под крепежку. Я нащепил своим «андужаром» спичек, вставил и завинтил болты.
Все.
Мертво.
Других повреждений нет. Осталось натянуть струны, настроить и можно играть. Только время, время… В заоконный мир спустилась тьма, тот сумеречный осенний вечер, когда неясно, продолжать ли дневные дела или готовиться к ночи, а я все вожусь с «ибанезом».
Мобильник на столе ожил. Я снял наушники и нажал кнопку вызова. В динамике зашуршал (как он мне надоел!) голос Матрика:
– Вексище, ты?! Ну, свушай, бвин. Пхуха! Пхуха немегяная!
– Чего тебе?
– Пгет мне конкгетно, не повегишь!
И Ленька вывалил на меня все свои радости. Ему действительно поперло: кредиторы его поразбежались, как-то вдруг внезапно стало хорошо с работой. Бедняга на меня чуть не молился – по его словам, это я пришел и принес ему три горы удачи!
Положив трубку, я достал шарик.
Как, оказывается, легко приносить людям счастье… Это ведь мой первый день испытания. Сегодня и завтра я творю добро, а потом…
Так что я сижу? Надо оторваться по полной!
Вставайте, граф, нас ждут великие дела!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
(Понедельник, 11.50,
рассказывает Игорь Колесничий)
До визита к неугомонному Винченцо оставалось минут десять. Я неспешно брел по Гертрудинской, держа в руке бутылку с минеральной водой. Желтые листья лезли под ноги с настырностью молодых такс, я же глазел на витрины дзайанских лавочек. Там чудеса, там леший, русалка… булькают магические кальяны, полуобнаженные кадаврини танцуют танец живота. Хорошо! Голова легкая, сил – впору идти горы сворачивать. У меня всегда так, когда удается со вкусом выспаться.
У лавки Еккоро, мастера материализации, шло соревнование. Девушка в китайском халатике – худенькая, быстроглазая, с восточными чертами лица – разбивала кирпичи. Мастерски разбивала: косичкой, локтем, ребром ладони. Штабель все не уменьшался: Еккоро материализовывал стройматериалы быстрее. Разноцветные обломки так и мелькали в воздухе.
Это первый этап. На втором Еккоро будет создавать големов, а на третьем – каменных химер. До четвертого – земляных элементалей – на моей памяти никто не доходил.
Возле Еккоро я ненадолго задержался, а зря. Из толпы зевак выбрался молодой священник в белой рясе.
Священник этот преследовал меня все утро. На вид ему лет восемнадцать. Лицо длинное, подбородок в прыщах – словно на терке натирали, глаза симпатичные, зеленые. И горбится ужасно. Интересно, зачем я ему?
Впрочем, это скоро выяснилось:
– Благого дня, сын мой! – обрадовался монах. – Хотите узнать побольше о господе нашем Ормазде?!
– Не хочу.
Трудно представить, но он обрадовался еще больше:
– Вот это правильно! Нельзя к вере арканом, никак нельзя. Я и братьям то же говорю.
– Так что ж вы за мной таскаетесь-то все утро?
Священник замялся.
– Вы ведь Игорь? Игорь Колесничий?
– Вас правильно информировали.
– Вот! Я сразу угадал. Мне так и подумалось, что это вы. Дело вот в чем. У меня брат в Аскаве…
Я положил ему руку на плечо:
– Святой отец, можно побыстрее? Я опаздываю.
– Так я и хочу побыстрее, – обиженно заморгал он. И зачастил: – У меня брат в Аскаве миссионерствует! Его бароны захватили, выкуп требуют, понимаете? А вы ведь знаете аскавских баронов! Чуть не так – сразу вином поят, женщин непотребных ведут. – Юноша залился краской. – Я за брата очень боюсь. Погубят его там, понимаете?
– Понимаю. И?..
– Мы… ну братья наши вчера выкуп собирали. Брат Иштван больше всех дал. Я спрашиваю: кого благодарить? Все говорят, бога, бога. А брат Иштван – бога и мирянина Игоря Колесничего. Я у хаванана соизволения, потом все дела побоку и ну вас искать. Спасибо вам за брата!
На душе потеплело. Инквизитор Иштван, оказывается, не такая сволочь, как я о нем думал! Люблю разочаровываться в людях.
– Не за что, – улыбнулся я. – Не знал я о вашем брате.
– Да это неважно, поверьте! Я вам подарок сделал. У вас теперь мизинец на правой руке божий: воду в вино превращает до конца дня.
Вот паршивец! Я его даже выматерить не успел. Священник исчез, растворившись в деловой суете города. Там, где мизинец касался пластика бутылки, в воде расплывались рубиновые завитки, таяли струйками дыма, превращая воду в бледно-вишневый компотик.
Я открутил пробку, принюхался. Страшно разило сивухой. Попробовал на вкус: газировка, минеральная соль, дешевое каберне. Ну подарочек! Да-а, божий человек, спасибо тебе преогромное.
Тут мой взгляд упал на часы. Смятение мое еще больше усилилось: двадцать минут первого! К счастью, до Булочной, семь, оказалось рукой подать, как раз добежать быстрым шагом.
Показав на проходной повестку, я взлетел по лестнице. У дверей маголовного отдела меня ожидал сюрприз. Дежурный никак не хотел меня впускать.
– Время просрочено, – лениво сообщил он. – Завтра приходите.
– Так завтра еще позже будет!
– Ничего не знаю. Товарищ капитан на выезде, будет не скоро. Так что не обессудьте.
Все это выходило нехорошо… То, что меня Семен повесткой вызвал, это ладно – мало ли кто на меня полюбоваться хочет? А вот то, что я у Марченко узнал, стоило обсудить с дзайанами.
– Кто еще из сопримата есть? – поинтересовался я. – Учтите, товарищ лейтенант, я так просто не уйду.
Видимо, его взяло за живое. Парень-то из молодых да ранний. Щечки круглые, волосы-щетинка, носик вздернутый – словно принюхивается: а куда у нас ветер дует?
– Нету никого, – с угрозой повторил он. – Вы, гражданин, если опоздали, так нечего права качать! Здесь маголовный розыск, а не шарашкина контора.
На столе дежурного зеркальным глянцем сиял термос. Чайком балуемся, значит… Я положил на стол руку с «волшебным» мизинцем и коснулся металла. Подожди, щенок. Я в маголовке работал, еще когда ты в школьном туалете о девчонках сплетничал.
– Может быть, полковник Фомченко есть? – продолжал я. – Поверьте, дело важное.
– Вас, может быть, вывести из помещения? – в тон отозвался тот. – Тоже важное дело будет. Человеческим языком говорю: ни-ко-го!
На лестнице загремели шаги. Все-таки временами мне до безобразия везет. Шел начальник отдела, полковник. Не маголовного, правда, отдела, но это все равно.
– Ладно, – сказал я примирительно. – Дэв попутал. Извините великодушно. Завтра приду.
– Ничего, – смягчился дежурный. – Бывает. Вчера вон один так с двенадцати и проторчал. Юрий Тепех, слышали? – Я помотал головой. – Вот… Знатный дзайан, не вам чета, а пару часиков подождать пришлось. Я сообщу товарищу капитану. А вы приходите завтра.
Распустилась гвардия маголовная за время моего отсутствия… Вот что значит – дел никаких. Полковник уже поднимался на лестничную площадку. Настал благоприятный момент для моего плана.
– Ладно, – протянул я дежурному ладонь, прощаясь. – Завтра так завтра… Что-то в горле пересохло. Чайком не угостите?
– Да, пожалуйста! – И он потянулся к термосу.
Лицо его надо было видеть. Чай играл в кружке темно-свекольными бликами, да еще и пенился. Воздух заполнили дразнящие сивушные ароматы.
Полковник замедлил шаг. Нос его беспокойно задвигался, выискивая источник знакомого запаха.
– Интересный чаек у вас, – сочувственно протянул я. – Просто замечательный.
Полковник уже сворачивал к нам. К чести дежурного, тот оказался смышленым парнем.
– Так вы, Игорь Анатольевич, к товарищу Винченцо? – совсем другим голосом осведомился он. – Подождите в кабинете, он скоро вернется. И вещдоки свои заберите.
Сивушное зловоние усилилось. На лице полковника танковыми дивизиями сражались разнообразные чувства: удивление, смущение, подозрительность, страсть к законности. Наконец победил здоровый рабочий пофигизм. В маголовке понятие вещдока трактуется вольно. Глаз мертвеца, в котором отразился облик убийцы; старые носки, хранящие эманации чужой ауры; смертельное проклятие, повисшее на открытке-валентинке. Нормальные люди с нашей заумью стараются не пересекаться, а полковник был человеком до завидного нормальным.
– Здравствуйте! – поздоровался он со мной. – Вы ведь Игорь Анатольевич? Бывший майор маголовного розыска?
Полковника я совершенно не помнил, и откуда он меня знал, оставалось загадкой.
– В отставке, – сообщил я.
– Знаю, знаю, – отмахнулся тот. – Наслышан о ваших подвигах. Фомченко который год ностальгирует. Игорек то, Игорек се… Теперь таких людей не делают. Заскучали, небось, на хлебах вольных? Обратно потянуло?!
– В некотором роде.
– Ну, желаю удачи!
Лейтенант смотрел на меня осоловелыми глазами. Еще бы! Человек – а воду в вино превращает одним движением руки. И весь департамент его знает, как родного.
Остановить он меня больше не пытался.
Дежурный не врал. Дзайаны из маголовки все поразбежались по делам. В криминалистическом музее на штыке двухголового голема-красноармейца белела записка: «Все ушли на совещание».
Да уж действительно, не вовремя я…
Пройдя мимо двуспальной кровати с дремлющими мумиями (пример зацикленной чары «Люби меня, как я тебя»), я вышел в зал с кадаврами. Собственно, здесь музей заканчивался и начиналась лаборатория.
Мне повезло: Люсенька, эксперт маголовки, трудилась не покладая рук, допрашивая чьего-то посмертного гомункулуса. Побулькивали колбы, выбрасывая струйки зеленого дыма; под перегонным кубом свивались жгуты рыжего пламени. Штабель окурков в пепельнице напоминал миниатюрную копию Пизанской башни.
По всему Люся истязала монстра уже давно.
– Назовите предметы на этой картинке, – устало приказала она.
– За кустом – лужа крови, – с готовностью отозвалась тварь. – Девушка в розовом – принцесса вампиров. Пес на поводке – оборотень. Все люди – сволочи и мерзавцы! Дзайаны мечтают о господстве над миром.
– Помедленнее, пожалуйста, я записываю… А теперь я стану называть слова, а вы говорите первую ассоциацию, что пришла на ум. Итак, сундук…
– Мертвеца.
– Рыба…
– Фугу. Ядовитая печень.
– Цветы…
– Бабе, дитям – мороженое. Хватит.
– Еще немного.
– А я стих придумал! Людмила – мечта дебила, гы-гы! Теперь все?
– Почти.
Люсенька педантично занесла последнюю фразу в журнал, потом оторвала паршивцу голову и бросила обмякшее тельце в колбу. Лишь после этого она позволила себе откинуться на спинку кресла, устало прикрыв глаза.
– Здравствуй, милая. – Я чмокнул ее в щеку и достал из сумки коробку конфет. – Давно не виделись. Вот «Иллюзия нуги», твои любимые.
– Игоре-ок! – Люся вскинула на меня восхищенный взгляд. – Как ты вовремя!
Я кивнул на колбу:
– Опять дзайан погиб?
– Да… – Она растерянно потерла виски. – Что-то часто в последнее время…
– Я смотрю, и гомункулус получился никудышный.
– Передержали. – Она с веселой безнадежностью махнула рукой. – Есть у нас девица, натуральный осьминог – руки из задницы растут. Маску сняла, когда уже аура оспинами пошла! – Люся засмеялась. – Ладно. Что я все о наших замороках? Ты-то какими судьбами?
– Семен повестку выписал. – Я присел на пуфик рядом с Люсей. – Но вообще-то я к тебе. Потому что ты очаровательная, загадочная и, самое главное, мудрая.
– А тебе, значит, мудрости недостает? – проницательно поинтересовалась она.
– Не поверишь как.
– Ну тогда подожди. Сейчас чайник поставлю.
Скоро мы беззаботно прихлебывали «Изумрудного дракона», с аппетитом заедая его «Иллюзией нуги». Я окончательно расслабился. Словно в былые времена, когда мы охотились на свору пропащих, на аскавского короля Венцеля… Людмила поглядывала на меня с любопытством, как на диковинного зверя. Ей не терпелось узнать, чем я занимаюсь, покинув маголовку.
С легким сожалением я отставил в сторону чашку.
– Меня интересует школа созидания, – сообщил я – Заклятие «Кадавр Севера» знаешь?
– Кто ж его не знает! Редкое заклятие, в Ведене с ним только двое и работают. Литницкий Серафим Вениаминович – абсолютный специалист. Ну и Людей немного толк понимает.
– Вот и расскажи. Каких тварей можно создавать этим заклятием?
– Вопросики у тебя… – протянула Люся и задумалась. – Ладно, слушай. Первый уровень: гремлины, болотные огоньки. Второй: проявления, эмпусы, низшие скорпионы…
Чем больше она называла, тем яснее становилось, что я на верном пути.
– Ты золотце, Люся! – сообщил я проникновенно. – А какой уровень нужен для создания чупакабры?
– Чупакабры? Ну, чупакабра вообще-то не кадавр. Это… – она вскинула глаза к потолку, – призванная тварь. Да, точно! Для нее нужна школа призыва. Держится от двух минут до получаса, а потом исчезает.
Мне вспомнился вчерашний день. Умирающий Вениамин, Света, вызвавшая «Скорую помощь»… Заклинанием, между прочим. Какой у нее уровень, она говорила?
– Люся, а если у дзайана девятый уровень – он может вызвать чупакабру?
– И не только. Девятый – это очень много, Игорек! Фактически это уровень повелителя дэвов. Он требует от мага грандиозных умений в разных школах. На десятом маг вообще может призывать титанов и фравашей.
Стоп! Все ясно. Осталось выяснить совершенные пустяки.
– А скажи, – продолжил я расспросы, – для этого заклинания требуется сила? Скажем, если у мага мало поводков – это повлияет на заклятие?
– Да. Твари проживут недолго. И вызывать их придется в непосредственной близости от жертвы. Но в целом магия призыва интуитивная. Случается, что человек ею владеет изначально, от бога, так сказать… А почему ты спрашиваешь?
– У меня на руках одно деликатное расследование, – поделился я. – Но сейчас появились кое-какие нити.
– Может, тебе помощь нужна? Чару сломать, заклинание бросить?
– Нет, Люсенька, спасибо. Чего-чего, чар в последние дни наломано штабелями… Расскажи лучше, что у вас происходит? Говоришь, много смертей?
– И смерти, и шантаж. Причем никаких следов! Такое ощущение, что преступники приходят из ниоткуда.
Это мне показалось смутно знакомым.
– Словно из другого мира, – подсказал я.
– Можно и так сказать. И знаешь, чего они хотят?! Ни за что не догадаешься! Они требуют, чтобы маг сбросил поводки. До единого! И жертву всякий раз выбирают из крупных. Из тех, у кого много манаров.
Интересно… Делая кого-либо манаром, маг получает силу. Но если накидывается поводок почти незаметно, то обратная процедура куда болезненней. И отходить от нее придется полгода. Все это время лишившийся поводка маг не сможет колдовать, – даже если остальные поводки останутся целы.
Благородные мстители, борцы за права манаров? Да еще и приходящие из другого мира? Отчего-то я не сомневался, что эти бравые Робин Гуды напрямую связаны с дрожащим от страха Марченко и затерроризированным стариком Литницким.
– Хорошо бы определить, кто может оказаться следующей жертвой…
Люся неопределенно пожала плечами:
– Сильных дзайанов в Ведене много. Вот, пожалуйста: Юрий Тепех, мастер некромантии, Алексей Марченко, знаток иллюзий, грандмастер Людей, возможно, сам капитан Винченцо… Список большой.
Подивившись, что Семен попал в списке тузов, я распрощался и вышел на улицу.
рассказывает Игорь Колесничий)
До визита к неугомонному Винченцо оставалось минут десять. Я неспешно брел по Гертрудинской, держа в руке бутылку с минеральной водой. Желтые листья лезли под ноги с настырностью молодых такс, я же глазел на витрины дзайанских лавочек. Там чудеса, там леший, русалка… булькают магические кальяны, полуобнаженные кадаврини танцуют танец живота. Хорошо! Голова легкая, сил – впору идти горы сворачивать. У меня всегда так, когда удается со вкусом выспаться.
У лавки Еккоро, мастера материализации, шло соревнование. Девушка в китайском халатике – худенькая, быстроглазая, с восточными чертами лица – разбивала кирпичи. Мастерски разбивала: косичкой, локтем, ребром ладони. Штабель все не уменьшался: Еккоро материализовывал стройматериалы быстрее. Разноцветные обломки так и мелькали в воздухе.
Это первый этап. На втором Еккоро будет создавать големов, а на третьем – каменных химер. До четвертого – земляных элементалей – на моей памяти никто не доходил.
Возле Еккоро я ненадолго задержался, а зря. Из толпы зевак выбрался молодой священник в белой рясе.
Священник этот преследовал меня все утро. На вид ему лет восемнадцать. Лицо длинное, подбородок в прыщах – словно на терке натирали, глаза симпатичные, зеленые. И горбится ужасно. Интересно, зачем я ему?
Впрочем, это скоро выяснилось:
– Благого дня, сын мой! – обрадовался монах. – Хотите узнать побольше о господе нашем Ормазде?!
– Не хочу.
Трудно представить, но он обрадовался еще больше:
– Вот это правильно! Нельзя к вере арканом, никак нельзя. Я и братьям то же говорю.
– Так что ж вы за мной таскаетесь-то все утро?
Священник замялся.
– Вы ведь Игорь? Игорь Колесничий?
– Вас правильно информировали.
– Вот! Я сразу угадал. Мне так и подумалось, что это вы. Дело вот в чем. У меня брат в Аскаве…
Я положил ему руку на плечо:
– Святой отец, можно побыстрее? Я опаздываю.
– Так я и хочу побыстрее, – обиженно заморгал он. И зачастил: – У меня брат в Аскаве миссионерствует! Его бароны захватили, выкуп требуют, понимаете? А вы ведь знаете аскавских баронов! Чуть не так – сразу вином поят, женщин непотребных ведут. – Юноша залился краской. – Я за брата очень боюсь. Погубят его там, понимаете?
– Понимаю. И?..
– Мы… ну братья наши вчера выкуп собирали. Брат Иштван больше всех дал. Я спрашиваю: кого благодарить? Все говорят, бога, бога. А брат Иштван – бога и мирянина Игоря Колесничего. Я у хаванана соизволения, потом все дела побоку и ну вас искать. Спасибо вам за брата!
На душе потеплело. Инквизитор Иштван, оказывается, не такая сволочь, как я о нем думал! Люблю разочаровываться в людях.
– Не за что, – улыбнулся я. – Не знал я о вашем брате.
– Да это неважно, поверьте! Я вам подарок сделал. У вас теперь мизинец на правой руке божий: воду в вино превращает до конца дня.
Вот паршивец! Я его даже выматерить не успел. Священник исчез, растворившись в деловой суете города. Там, где мизинец касался пластика бутылки, в воде расплывались рубиновые завитки, таяли струйками дыма, превращая воду в бледно-вишневый компотик.
Я открутил пробку, принюхался. Страшно разило сивухой. Попробовал на вкус: газировка, минеральная соль, дешевое каберне. Ну подарочек! Да-а, божий человек, спасибо тебе преогромное.
Тут мой взгляд упал на часы. Смятение мое еще больше усилилось: двадцать минут первого! К счастью, до Булочной, семь, оказалось рукой подать, как раз добежать быстрым шагом.
Показав на проходной повестку, я взлетел по лестнице. У дверей маголовного отдела меня ожидал сюрприз. Дежурный никак не хотел меня впускать.
– Время просрочено, – лениво сообщил он. – Завтра приходите.
– Так завтра еще позже будет!
– Ничего не знаю. Товарищ капитан на выезде, будет не скоро. Так что не обессудьте.
Все это выходило нехорошо… То, что меня Семен повесткой вызвал, это ладно – мало ли кто на меня полюбоваться хочет? А вот то, что я у Марченко узнал, стоило обсудить с дзайанами.
– Кто еще из сопримата есть? – поинтересовался я. – Учтите, товарищ лейтенант, я так просто не уйду.
Видимо, его взяло за живое. Парень-то из молодых да ранний. Щечки круглые, волосы-щетинка, носик вздернутый – словно принюхивается: а куда у нас ветер дует?
– Нету никого, – с угрозой повторил он. – Вы, гражданин, если опоздали, так нечего права качать! Здесь маголовный розыск, а не шарашкина контора.
На столе дежурного зеркальным глянцем сиял термос. Чайком балуемся, значит… Я положил на стол руку с «волшебным» мизинцем и коснулся металла. Подожди, щенок. Я в маголовке работал, еще когда ты в школьном туалете о девчонках сплетничал.
– Может быть, полковник Фомченко есть? – продолжал я. – Поверьте, дело важное.
– Вас, может быть, вывести из помещения? – в тон отозвался тот. – Тоже важное дело будет. Человеческим языком говорю: ни-ко-го!
На лестнице загремели шаги. Все-таки временами мне до безобразия везет. Шел начальник отдела, полковник. Не маголовного, правда, отдела, но это все равно.
– Ладно, – сказал я примирительно. – Дэв попутал. Извините великодушно. Завтра приду.
– Ничего, – смягчился дежурный. – Бывает. Вчера вон один так с двенадцати и проторчал. Юрий Тепех, слышали? – Я помотал головой. – Вот… Знатный дзайан, не вам чета, а пару часиков подождать пришлось. Я сообщу товарищу капитану. А вы приходите завтра.
Распустилась гвардия маголовная за время моего отсутствия… Вот что значит – дел никаких. Полковник уже поднимался на лестничную площадку. Настал благоприятный момент для моего плана.
– Ладно, – протянул я дежурному ладонь, прощаясь. – Завтра так завтра… Что-то в горле пересохло. Чайком не угостите?
– Да, пожалуйста! – И он потянулся к термосу.
Лицо его надо было видеть. Чай играл в кружке темно-свекольными бликами, да еще и пенился. Воздух заполнили дразнящие сивушные ароматы.
Полковник замедлил шаг. Нос его беспокойно задвигался, выискивая источник знакомого запаха.
– Интересный чаек у вас, – сочувственно протянул я. – Просто замечательный.
Полковник уже сворачивал к нам. К чести дежурного, тот оказался смышленым парнем.
– Так вы, Игорь Анатольевич, к товарищу Винченцо? – совсем другим голосом осведомился он. – Подождите в кабинете, он скоро вернется. И вещдоки свои заберите.
Сивушное зловоние усилилось. На лице полковника танковыми дивизиями сражались разнообразные чувства: удивление, смущение, подозрительность, страсть к законности. Наконец победил здоровый рабочий пофигизм. В маголовке понятие вещдока трактуется вольно. Глаз мертвеца, в котором отразился облик убийцы; старые носки, хранящие эманации чужой ауры; смертельное проклятие, повисшее на открытке-валентинке. Нормальные люди с нашей заумью стараются не пересекаться, а полковник был человеком до завидного нормальным.
– Здравствуйте! – поздоровался он со мной. – Вы ведь Игорь Анатольевич? Бывший майор маголовного розыска?
Полковника я совершенно не помнил, и откуда он меня знал, оставалось загадкой.
– В отставке, – сообщил я.
– Знаю, знаю, – отмахнулся тот. – Наслышан о ваших подвигах. Фомченко который год ностальгирует. Игорек то, Игорек се… Теперь таких людей не делают. Заскучали, небось, на хлебах вольных? Обратно потянуло?!
– В некотором роде.
– Ну, желаю удачи!
Лейтенант смотрел на меня осоловелыми глазами. Еще бы! Человек – а воду в вино превращает одним движением руки. И весь департамент его знает, как родного.
Остановить он меня больше не пытался.
Дежурный не врал. Дзайаны из маголовки все поразбежались по делам. В криминалистическом музее на штыке двухголового голема-красноармейца белела записка: «Все ушли на совещание».
Да уж действительно, не вовремя я…
Пройдя мимо двуспальной кровати с дремлющими мумиями (пример зацикленной чары «Люби меня, как я тебя»), я вышел в зал с кадаврами. Собственно, здесь музей заканчивался и начиналась лаборатория.
Мне повезло: Люсенька, эксперт маголовки, трудилась не покладая рук, допрашивая чьего-то посмертного гомункулуса. Побулькивали колбы, выбрасывая струйки зеленого дыма; под перегонным кубом свивались жгуты рыжего пламени. Штабель окурков в пепельнице напоминал миниатюрную копию Пизанской башни.
По всему Люся истязала монстра уже давно.
– Назовите предметы на этой картинке, – устало приказала она.
– За кустом – лужа крови, – с готовностью отозвалась тварь. – Девушка в розовом – принцесса вампиров. Пес на поводке – оборотень. Все люди – сволочи и мерзавцы! Дзайаны мечтают о господстве над миром.
– Помедленнее, пожалуйста, я записываю… А теперь я стану называть слова, а вы говорите первую ассоциацию, что пришла на ум. Итак, сундук…
– Мертвеца.
– Рыба…
– Фугу. Ядовитая печень.
– Цветы…
– Бабе, дитям – мороженое. Хватит.
– Еще немного.
– А я стих придумал! Людмила – мечта дебила, гы-гы! Теперь все?
– Почти.
Люсенька педантично занесла последнюю фразу в журнал, потом оторвала паршивцу голову и бросила обмякшее тельце в колбу. Лишь после этого она позволила себе откинуться на спинку кресла, устало прикрыв глаза.
– Здравствуй, милая. – Я чмокнул ее в щеку и достал из сумки коробку конфет. – Давно не виделись. Вот «Иллюзия нуги», твои любимые.
– Игоре-ок! – Люся вскинула на меня восхищенный взгляд. – Как ты вовремя!
Я кивнул на колбу:
– Опять дзайан погиб?
– Да… – Она растерянно потерла виски. – Что-то часто в последнее время…
– Я смотрю, и гомункулус получился никудышный.
– Передержали. – Она с веселой безнадежностью махнула рукой. – Есть у нас девица, натуральный осьминог – руки из задницы растут. Маску сняла, когда уже аура оспинами пошла! – Люся засмеялась. – Ладно. Что я все о наших замороках? Ты-то какими судьбами?
– Семен повестку выписал. – Я присел на пуфик рядом с Люсей. – Но вообще-то я к тебе. Потому что ты очаровательная, загадочная и, самое главное, мудрая.
– А тебе, значит, мудрости недостает? – проницательно поинтересовалась она.
– Не поверишь как.
– Ну тогда подожди. Сейчас чайник поставлю.
Скоро мы беззаботно прихлебывали «Изумрудного дракона», с аппетитом заедая его «Иллюзией нуги». Я окончательно расслабился. Словно в былые времена, когда мы охотились на свору пропащих, на аскавского короля Венцеля… Людмила поглядывала на меня с любопытством, как на диковинного зверя. Ей не терпелось узнать, чем я занимаюсь, покинув маголовку.
С легким сожалением я отставил в сторону чашку.
– Меня интересует школа созидания, – сообщил я – Заклятие «Кадавр Севера» знаешь?
– Кто ж его не знает! Редкое заклятие, в Ведене с ним только двое и работают. Литницкий Серафим Вениаминович – абсолютный специалист. Ну и Людей немного толк понимает.
– Вот и расскажи. Каких тварей можно создавать этим заклятием?
– Вопросики у тебя… – протянула Люся и задумалась. – Ладно, слушай. Первый уровень: гремлины, болотные огоньки. Второй: проявления, эмпусы, низшие скорпионы…
Чем больше она называла, тем яснее становилось, что я на верном пути.
– Ты золотце, Люся! – сообщил я проникновенно. – А какой уровень нужен для создания чупакабры?
– Чупакабры? Ну, чупакабра вообще-то не кадавр. Это… – она вскинула глаза к потолку, – призванная тварь. Да, точно! Для нее нужна школа призыва. Держится от двух минут до получаса, а потом исчезает.
Мне вспомнился вчерашний день. Умирающий Вениамин, Света, вызвавшая «Скорую помощь»… Заклинанием, между прочим. Какой у нее уровень, она говорила?
– Люся, а если у дзайана девятый уровень – он может вызвать чупакабру?
– И не только. Девятый – это очень много, Игорек! Фактически это уровень повелителя дэвов. Он требует от мага грандиозных умений в разных школах. На десятом маг вообще может призывать титанов и фравашей.
Стоп! Все ясно. Осталось выяснить совершенные пустяки.
– А скажи, – продолжил я расспросы, – для этого заклинания требуется сила? Скажем, если у мага мало поводков – это повлияет на заклятие?
– Да. Твари проживут недолго. И вызывать их придется в непосредственной близости от жертвы. Но в целом магия призыва интуитивная. Случается, что человек ею владеет изначально, от бога, так сказать… А почему ты спрашиваешь?
– У меня на руках одно деликатное расследование, – поделился я. – Но сейчас появились кое-какие нити.
– Может, тебе помощь нужна? Чару сломать, заклинание бросить?
– Нет, Люсенька, спасибо. Чего-чего, чар в последние дни наломано штабелями… Расскажи лучше, что у вас происходит? Говоришь, много смертей?
– И смерти, и шантаж. Причем никаких следов! Такое ощущение, что преступники приходят из ниоткуда.
Это мне показалось смутно знакомым.
– Словно из другого мира, – подсказал я.
– Можно и так сказать. И знаешь, чего они хотят?! Ни за что не догадаешься! Они требуют, чтобы маг сбросил поводки. До единого! И жертву всякий раз выбирают из крупных. Из тех, у кого много манаров.
Интересно… Делая кого-либо манаром, маг получает силу. Но если накидывается поводок почти незаметно, то обратная процедура куда болезненней. И отходить от нее придется полгода. Все это время лишившийся поводка маг не сможет колдовать, – даже если остальные поводки останутся целы.
Благородные мстители, борцы за права манаров? Да еще и приходящие из другого мира? Отчего-то я не сомневался, что эти бравые Робин Гуды напрямую связаны с дрожащим от страха Марченко и затерроризированным стариком Литницким.
– Хорошо бы определить, кто может оказаться следующей жертвой…
Люся неопределенно пожала плечами:
– Сильных дзайанов в Ведене много. Вот, пожалуйста: Юрий Тепех, мастер некромантии, Алексей Марченко, знаток иллюзий, грандмастер Людей, возможно, сам капитан Винченцо… Список большой.
Подивившись, что Семен попал в списке тузов, я распрощался и вышел на улицу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
(Понедельник, 14.30,
рассказывает Игорь Колесничий)
Мне предстояло не самое веселое дело. Как ни крути, а попрыгучая дзайана мне нравилась. За вчерашний день мы вполне успели подружиться. И вот теперь придется идти к ней и с невинным видом сообщать: сударыня, да вы, оказывается, преступница?! Какая жалость!
Вот бестолочь! Не могла обстряпать свои делишки понезаметней. Тем более и цель-то благородная… но так всегда бывает. Со вздохом сожаления я потянулся за мобильником.
Дозвониться до Светы не удалось. Я набрал номер, услышал в ответ «Абонемент временно недоступен» и зачем-то отправился в гастроном за апельсинами. Почему именно за ними, оставалось непонятным, но моя интуиция меня никогда не подводит. К апельсинам добавились плитка шоколада, коробочка салата и пачка сока.
Быть может, купить бутылку вина? Интуиция подумала и помотала головой. Нет. Там, куда я направляюсь, с вином не пустят. Еще и лекцию прочитают.
Тут судьба наконец сжалилась и не дала безвременно погибнуть от любопытства. Мобильник пикнул, сообщая, что пришла SMS-ка. Я пощелкал кнопками. «Приезжай в первую больницу, – высветилось на экранчике. – Срочно нужна помощь! Света».
Ну, Светка, ну, чудесница! Что же произошло, интересно? Неведомые разъяренные маги решили убрать опасную свидетельницу?
Впрочем, скоро я это узнаю.
Я расплатился и вышел из магазина. От первой городской меня отделяло минут двадцать ходьбы. Вот только из гипермаркета «Властелин колбас» языком мордорской лавы выплеснулась очередь. Начались рекламные «дни Шира»: все товары или бесплатно, или по бросовым ценам. Говорят, в прошлом веке революционеры, планируя захватить Веден, тщательно следили, чтобы не начать бунт в «дни Шира». Во-первых, не пробиться к почте и телеграфу. Во-вторых, какой смысл грабить город, если все бесплатно? Да и с насилием не очень-то разбежишься. Те, кто выжил во «властелинской» очереди, дадут сто очков любому изуверу и фанатику.
Изучение плана города к оптимизму не располагало. Очередь загибалась кольцом, опоясывая район; от больницы меня отделал тройной заслон старушек, домохозяек и гурманов с горящими от жадности глазами. Пробиться сквозь их толпу может разве что аснатар под божьим благословением и святым щитом плюс три.
Ну, что ж, пусть работают профессионалы. Я достал проездной и помахал им в воздухе. У обочины затормозил троллейбус под номером «восемнадцать».
– Тебе куда? – высунулся из кабины водитель.
– К первой городской больнице.
– Не по маршруту, парень… – с сожалением хмыкнул он. – Хотя… Проездной покажи.
– Тот самый, не сомневайся.
Водитель мужественно боролся с собой. Но обстоятельства оказались сильнее.
– Не могу, – вздохнул он. – Там, куда ты едешь, провода не натянуты… Ты б еще метро заказал.
– Ладно. Езжай, болезный.
– Но учти: я тебе еще пригожусь!
В небе расплывалась белая туманная полоса. Проездной у меня на все виды транспорта. Как он ко мне попал – это отдельная головокружительная история. В принципе им и самолет можно стопнуть – было бы место, куда сесть. А так – извините.
Я вновь затряс в воздухе проездным. Остановился еще один «восемнадцатый», затем доскрежетал «пятый», но уже трамвай. Ему пришлось хуже всего: без рельсов мчать на вызов Абсолютного Проездного – занятие безнадежное. Но упрямство преодолеет все!
Наконец остановилось такси.
– Первая городская больница, – сообщил я водителю.
– Садись, – ответил тот меланхолично.
– Она в кольце.
– Знаю. Садись давай. Счетчик-то тикает!
Дорогу я совершенно не запомнил: таксист вез по Узеньким переулочкам, где и машинам-то не место. Судя по всему, некоторые улочки располагались в Другом измерении. Приехав, я честно расплатился и отправился к больничным воротам.
рассказывает Игорь Колесничий)
Мне предстояло не самое веселое дело. Как ни крути, а попрыгучая дзайана мне нравилась. За вчерашний день мы вполне успели подружиться. И вот теперь придется идти к ней и с невинным видом сообщать: сударыня, да вы, оказывается, преступница?! Какая жалость!
Вот бестолочь! Не могла обстряпать свои делишки понезаметней. Тем более и цель-то благородная… но так всегда бывает. Со вздохом сожаления я потянулся за мобильником.
Дозвониться до Светы не удалось. Я набрал номер, услышал в ответ «Абонемент временно недоступен» и зачем-то отправился в гастроном за апельсинами. Почему именно за ними, оставалось непонятным, но моя интуиция меня никогда не подводит. К апельсинам добавились плитка шоколада, коробочка салата и пачка сока.
Быть может, купить бутылку вина? Интуиция подумала и помотала головой. Нет. Там, куда я направляюсь, с вином не пустят. Еще и лекцию прочитают.
Тут судьба наконец сжалилась и не дала безвременно погибнуть от любопытства. Мобильник пикнул, сообщая, что пришла SMS-ка. Я пощелкал кнопками. «Приезжай в первую больницу, – высветилось на экранчике. – Срочно нужна помощь! Света».
Ну, Светка, ну, чудесница! Что же произошло, интересно? Неведомые разъяренные маги решили убрать опасную свидетельницу?
Впрочем, скоро я это узнаю.
Я расплатился и вышел из магазина. От первой городской меня отделяло минут двадцать ходьбы. Вот только из гипермаркета «Властелин колбас» языком мордорской лавы выплеснулась очередь. Начались рекламные «дни Шира»: все товары или бесплатно, или по бросовым ценам. Говорят, в прошлом веке революционеры, планируя захватить Веден, тщательно следили, чтобы не начать бунт в «дни Шира». Во-первых, не пробиться к почте и телеграфу. Во-вторых, какой смысл грабить город, если все бесплатно? Да и с насилием не очень-то разбежишься. Те, кто выжил во «властелинской» очереди, дадут сто очков любому изуверу и фанатику.
Изучение плана города к оптимизму не располагало. Очередь загибалась кольцом, опоясывая район; от больницы меня отделал тройной заслон старушек, домохозяек и гурманов с горящими от жадности глазами. Пробиться сквозь их толпу может разве что аснатар под божьим благословением и святым щитом плюс три.
Ну, что ж, пусть работают профессионалы. Я достал проездной и помахал им в воздухе. У обочины затормозил троллейбус под номером «восемнадцать».
– Тебе куда? – высунулся из кабины водитель.
– К первой городской больнице.
– Не по маршруту, парень… – с сожалением хмыкнул он. – Хотя… Проездной покажи.
– Тот самый, не сомневайся.
Водитель мужественно боролся с собой. Но обстоятельства оказались сильнее.
– Не могу, – вздохнул он. – Там, куда ты едешь, провода не натянуты… Ты б еще метро заказал.
– Ладно. Езжай, болезный.
– Но учти: я тебе еще пригожусь!
В небе расплывалась белая туманная полоса. Проездной у меня на все виды транспорта. Как он ко мне попал – это отдельная головокружительная история. В принципе им и самолет можно стопнуть – было бы место, куда сесть. А так – извините.
Я вновь затряс в воздухе проездным. Остановился еще один «восемнадцатый», затем доскрежетал «пятый», но уже трамвай. Ему пришлось хуже всего: без рельсов мчать на вызов Абсолютного Проездного – занятие безнадежное. Но упрямство преодолеет все!
Наконец остановилось такси.
– Первая городская больница, – сообщил я водителю.
– Садись, – ответил тот меланхолично.
– Она в кольце.
– Знаю. Садись давай. Счетчик-то тикает!
Дорогу я совершенно не запомнил: таксист вез по Узеньким переулочкам, где и машинам-то не место. Судя по всему, некоторые улочки располагались в Другом измерении. Приехав, я честно расплатился и отправился к больничным воротам.